Поучение воспитанникам владимирской гимназии. (23 ноября 1877 г.)

Суть ли ти чада, накажи я и преклони от юности выю их. (Сир. 7:25)

Эго нам воспитателям, наставникам и родителям вашим делает наставление священный мудрец. Он велит учить вас и склонять выю вашу с юных дней ваших. Учить, – это так, это конечно понятно вам; но склонять выю, – что это значит, почему это нужно делать с вами? Склонять выю, – это, значит научить покорности, умению подчиняться требованиям долга, выработать способность стеснять свою лень и саможаление, и вообще низшие инстинкты, дабы дать как можно более простора для деятельности сил духовных. Не нравится обыкновенно молодости такое склонение выи. Простора, беспрепятственности и свободы во всех отношениях, – вот чего бы ей хотелось. Увлекаемые живостью своей натуры, подвижностью членов и неустойчивостью воли, молодые люди склонны видеть придирчивость, строгость и насилие там, где самое простое и обыкновенное требование только того, что должно. Но вот видите, мы не сами выдумали правило о склонении вашей выи. Тоже самое велит делать и священный мудрец, и даже вменяет это в обязанность воспитателям и отцам. Суть ли ти чада, говорит он, – накажи, т. е. научи их, и преклони выю их. И замечательно, что это преклонение выи он велит начинать именно от юности воспитанников. Приглашаю вдуматься несколько в изречение библейского мудреца.

Надо вам заметить, что жизнь человеческая, в какой бы сфере она ни протекала, вся переплетена из разнообразных обязанностей. Чтобы такое ни был человек в обществе, – а ему на каждом шагу приходится сталкиваться с долгом, с разными требованиями правилами и предписаниями. Правила эти бывают то проще, то сложнее, то легче, то труднее, – смотри по положению человека в обществе; но непременно каждое из этих подчинений требует усилия воли, и значит своего рода подвига. Такая неизбежность подчиненности и долга вытекает из самой природы человека, созданного существом свободным, ибо свобода в том и состоит, чтобы разумно и сознательно избирать нечто одно и определенное, – предполагается лучшее, при всей возможности поступать по-всячески, т. е. избирать пожалуй и худшее, и не согласное с требованиями рассудка и совести. Значит, если человеку постоянно и с разных сторон твердят: «ты это должен, ты к этому обязан, это от тебя требуется»..., – то все эти возгласы и приглашения делают ему одну только честь. Ибо одни только животные находятся вне всякого долга и обязанностей, и жизнь их роковым и неизбежным образом подчинена инстинктам, влекущим их по одной определенной дороге, с которой они уклониться не могут, были некогда и мы, друзья, в вашем положении, и все сидели на тех же школьных скамейках, как и вы, – и потому очень хорошо знаем по опыту, какими счастливцами школьнику представляются люди, не обязанные подчиняться разным звонкам, задаваемым урокам, назначенным учебникам, и прочим школьным законам и формальностям. Но за то вы не были еще в нашем положении, и потому просим поверить нам, что есть и в тысячу раз серьезнее, сложнее и потому труднее обязанности у людей, вышедших из школы, и только под условием точного и неуклонного исполнения этих обязанностей человеку достается что-нибудь хорошее и прочное в жизни. И потому часто, часто служащие люди с удовольствием возвращаются своими воспоминаниями ко временам своей юности, когда все было готово, улажено и указано в поведении и в трудах, и когда так легко было сравнительно быть исправным и соблюсти спокойствие духа!

Но, кроме этого, вот еще какое важное обстоятельство есть в жизни, в трудах и обязанностях людей, которые пользуются столь завидною для вас свободою в распоряжении своим временем и простором во всей внешней обстановке житейской. Чем больше этой свободы и этого простора, чем больше человеку приходится делать свободных усилий воли, и тем строже быть к себе, чтобы во всякий раз чувствовать себя верным долгу и совести. А между тем известно, что природа человеческая слаба и самолюбива, наклонна к покою и саможалению; и потому если бы нам приходилось на всякое требование долга отвечать сознательным и свободным усилием воли, то мне кажется, что для такого непрерывного подвижничества не стало бы ни одного из нас. Отсюда открывается необыкновенная важность привычки и приобретенных добрых наклонностей. Человек, идущий в гору, потому скоро устает, что на каждом шагу ему приходится приподымать свое тело; между тем при движении вниз его собственная тяжесть облегчает ему движение. В нравственной деятельности человеческой этот физический закон повторяется. И понятным делается мудрое изречение библейского мудреца, что надо заранее учиться склонять свою выю, и что юность самое драгоценное время для приобретения добрых привычек и разумных наклонностей. О распущенном и небрежном юноше почти наверное можно сказать, что из него должен выдти ненадежный и мало полезный член общества; ибо если привычка есть сильный двигатель в нашей деятельности, то дурные привычки и наклонности еще более того; по той грустной и однако же несомненной причине, что тянет нас почему-то всегда больше ко злу, чем к добру. Хоть я и говорю почему-то, но надеюсь, что вы знаете почему; ибо каждому начинающему учиться мальчику известна печальная история нашего падения, история порчи и растления природы человеческой, почти в след за ее созданием. И потому я советовал бы вам не сетовать и не раздражаться, если иной раз приходится вам чувствовать на себе некоторую строгость школьной дисциплины. Я вам указал уже отдаленную и высокую цель ее – со слов священного мудреца, – это драгоценная для вас практика для создания в себе сильного и крепкого характера, для уменья и драгоценной привычки подчиняться тому, что велят и что должно, а не тому, что мне хочется и что мне приятно. Попробуйте свободно и искренно подчиниться всем нашим требованиям, и вы увидите, как начнет постепенно исчезать их строгость и тяжесть. Раззудите, чего мы хотим от вас? Мы хотим, чтобы вы были трудолюбивы, образованны и благонравны. Несомненно, что и вам хотелось бы обладать этими прекрасными качествами. Но поймите же, что чем прекраснее и дороже вещь, тем с большим усилием и трудами она достается, и, следовательно, не мы ее нарочно обставляем для вас всяческими трудностями, а такова она сама по себе. Вот послушайте, что еще говорит священный мудрец о добродетели и мудрости: она стропотно, – т. е. сурово обращается сначала с человеком, восхотевшим приобрести ее, – боязнь же и страх наведет нань, И помучит его в наказании своем, дóндеже веру имет души его, т. е. пока не уверится в искренности его стремлений, – и искусит его в оправданиих своих, т. е. пока не научит его подчиняться своим требованиям. И тогда только возвратится прямо к нему, и возвеселит его, и открыет ему тайны своя (Сир. 4:18, 19, 20). Я знаю, что многие из наших требований, напр. относительно вашей одежды, вашей внешности, вашего держанья себя в классе и т. п., кажутся вам слишком мелкими и формальными но в этом-то кажется и есть для вас особенное побуждение избегать упрямства, ибо сами же вы говорите, что все это не есть что-нибудь многосложное, и трудное. Вы желаете, чтобы к вам относились как можно серьезнее; но погодите и не спешите к серьезным обязанностям, – настанет пора и для них; а теперь не пренебрегайте и мелочами и практикуйтесь на них. Из этих так называемых мелочей могут вырасти для вас самые серьезные и благодатные результаты, и пышным и роскошным цветом разовьется впоследствии ваша добродетель и ваш нравственный характер.

Впрочем, я должен здесь несколько оговориться, чтобы не оставить вас в заблуждении насчет истинного значения школьной дисциплины. Говоря до сих пор о важности ее и благих нравственных результатах, какие она может принести вам, я, однако же не считаю ее прямым и несомненным путем к вашей добродетели. Т. е. если бы кто из вас решился неуклонно исполнять все школьные наши предписания и правила, и исполнял бы их на самом деле; то все же еще можно било бы поставить вопрос, действительно ли так хорош и добродетелен этот юноша, каким он кажется? В писании говорится, что есть люди имущие только вид благочестия, силы же его отвергшиеся. Это может случиться и с вами, – но это будет фарисейство, это будет грешное и дурное дело. И признаемся, некоторые проскальзывающие иной раз признаки фарисейства и неискренности в вашей среде и заставляют нас быть несколько мнительными, а иногда даже и строгими к вашим проступкам, – что, как известно, так не нравится вам. Но поймите же, что не этой формальной и внешней, не этой напускной добродетели мы ждем и добиваемся от вас. Дисциплиной мы хотим только поставить вас на путь добродетели, заставить же вас идти по нему мы, конечно, не в силах. Вот здесь-то и настает ваш собственный, ваш свободный и прекрасный подвиг. Подумайте же, что кроме нас приставников и хранителей вашей добродетели, которых всегда можно разумеется обмануть, есть у вас другие, более строгие и неусыпные приставники и судьи, – есть совесть, есть Бог, который до мельчайших подробностей видит все, что творится в душе вашей. Подумайте, что самое высшее благо ваше, долженствующее быть основною целью не только школьной, но и всей последующей жизни вашей, – это есть нравственное преуспеяние ваше, чистота сердца и христианское направление воли. Пред этим лучшим и совершеннейшим благом, или точнее говоря, – без этого блага ничтожно все остальное: наука, образование, доброе мнение начальства, житейское счастье и т. д. Наше благоприятное о вас мнение конечно имеет силу только до выхода вашего из школы; а затем, по выходе из школы и по прекращении с нами прежних отношений, еще Бог знает, что будут говорить про вас люди. Наука и образование, если б оно и досталось вам за ваши учебные труды в школе, тоже не принесет вам внутреннего покоя, не поведет вас к счастию, а скорее может сбить с толку даже сгубить вас, если вы не вынесете из школы того внутреннего и сердечного светоча, который мы называем религией, и того христианского закала, об который должны сокрушаться все зловредные приражения современной нравственной тли и современного лжезнания. А без этих условий на что будут годиться и житейские выгоды, если б оне и выпали на вашу долю в большом изобилии? Не на них зиждется истинное человеческое достоинство; а где нет его, там нет конечно и истинного счастия. Сколько молодых и сильных умов сокрушилось и бесплодно разбило и свою жизнь от того, что не имели они под собою твердой и нравственной почвы! А тысячи посредственностей, хвастливо щеголяющих в одежде образованности и не имеющих никакой определенной нравственной физиономии, кому оне нужны и на что пригодны? Оне лишь праздно толкут я в обществе, и – как флюгера – вертятся в разные стороны, смотря потому, откуда ветер подует. И право же не стоит так долго сидеть за книгой в школе, чтобы со временем попасть в подобную жалкую роль! Воодушевитесь же идеей истинного человеческого достоинства, и всем сердцем возлюбите добродетель, которая есть основание и вместе венец человеческого достоинства. А для сего от юности вашей, т. е. вот теперь в школе, привыкайте склонять выю свою под иго закона Христова, но склонять свободно, непринужденно, и не под нашим только надзором и стараниями, а главным образом пред своею совестию и пред очами всевидящего Бога. В этом лишь случае возрастете вы, как говорится в вашей молитве, которую вы ежедневно читаете, – Создателю своему во славу, родителям на утешение, церкви и отечеству на пользу. Аминь.

***