Слово в день рождения Благочестивейшего Государя Императора Александра Николаевича (17 апреля 1869 г.)

Христос воскресе!

После этого радостного приветствия христианского мы должны на сей раз просить у вас, благочестивые слушатели, благодушного терпения и снисхождения к нам; ибо, несмотря на светлость настоящих дней, мы имеем в виду повести с вами не совсем, радостную и светлую беседу об одном прискорбном предмете. Таков бывает наш пастырский долг! И конечно, таковые именно случаи св. ап. Павел имел в виду, заповедуя св. ученику своему епископу Тимофею, а в лице его и всем будущим пастырям церкви, проповедовать с настойчивостию слово Божие не только во время, но и не во время (2Тим. 4:2). Если, т. е. настоит нужда говорить прискорбные запрещения и обличения даже и в радостные дни; то, по апостолу, следует тогда же и говорит их, не дожидаясь более благоприятных случаев. Когда в Христовом стаде духовный пастырь усматривает появление недугов каких-нибудь и болезней, то не следует ли ему тотчас же приложить об них и попечение? Обратим же внимание на то, что ближе всего может нас касаться именно в переживаемые пасхальные дни.

В эти светлые дни истинный христианин, участвуя в умилительных службах церковных, внимая сладким звукам неподражаемых песней церковных, – какими разнообразными и святыми чувствами исполняется то он порывается духом к Спасителю, в лучезарном свете возблиставшему из гроба; то устремляется мыслию к торжествующим женам мироносицам и вместе с ними хочет обнять ноги победителя ада и смерти; то ликует вместе с учениками Христовыми, снова увидевшими своего божественного учителя. А в нашем сердце происходит ли что-нибудь подобное? Не так ли мы напротив себя чувствуем, что как будто все это мало до нас касается? Не чувствуем ли мы, что в нас притуплен вкус к церковным и религиозным наслаждениям, что мы многого не понимаем из того, что совершается пред нашими глазами, и только кое-что припоминаем из детских уроков о Христе Спасителе, и может быть даже вовсе не пришли бы в св. храм, если бы не обязывала к тому честь и долг гражданский? Не бывает ли вообще так, что имя Господа Иисуса Христа слышится нами как чужое, не случается ли так, что когда шумят около нас крики неверия, смеющегося над христианством, мы сами бываем не прочь записаться в ряды этих остроумных мудрецов, которые, кроме выдуманной ими бессердечной и узкой религии разума, никакой другой не желают и знать? Не бывает ли так, что достаточно какой-нибудь книге носить одно заманчивое и отрицательно-неверующее заглавие, – и мы радуемся ей как находке, удивляемся ее мудрости, и с торжеством приглашаем всякого черпать из этого источника мудрости? Если все это хотя в некоторой степени так, то вот мы и открыли тот современный недуг наш, о котором настоит нам надобность говорить пред вами вовремя и не вовремя, по выражению писания. На сей раз мы имеем намерение коснуться несколько духа и характера нашего воспитания, как общественного, так и домашнего; ибо это именно и есть та самая почва, па которой вырастают плевелы современных болезней общественных. Уразумевши сущность современного воспитания и обозревши ход его, мы увидим, каким образом зреет тайна современного равнодушия к религии и вере Христовой.

Итак, начнем с тех детских нежных лет, о которых всякий из нас сберегает до глубокой старости самые сладкие воспоминания. Вот является на свет в христианском семействе дитя, новый член великой человеческой семьи, новая зеленеющая ветка на богонасажденном древе церкви Христовой. Восприявши новорожденное дитя, возродивши его в купели крещения для новой благодатной жизни во Христе Иисусе, святая церковь сдает сей драгоценный залог свой на руки родителей и воспитателей. Период бессознательной жизни дитяти скоро проходит. Дитя едва становится на ноги, как уже силится привести в некоторый порядок те разнообразные впечатления, которые чрез внешние чувства касаются его нежной и восприимчивой души; оно хочет по возможности найти смысл во всем, что его окружает, и делает первоначальные опыты своих понятий о предметах. И вот современная наука воспитания спешит на помощь развивающемуся детскому уму с самыми разумными приемами, с самыми испытанными воспитательными методами. Она владеет тайной незаметно развить в ребенке наблюдательность, изощрить его внешние чувства, пробудить жажду знания, приучить за внешней и кажущейся стороной явлений отыскивать причину их, – и все эти свои уроки она умеет облечь в самую простую и доступную форму наглядности, и, отбросив старинные книжные приемы, делает свое дело посредством живой и разговорной речи. И все это конечно прекрасно. Но в толку этих доступных и подстрекающих детскую любознательность предметов, которыми современная педагогика с таким тактом умеет окружить дитя, озабочивается ли она вводить такие предметы, которые наводили бы детскую мысль на Бога, на св. церковь, на Господа Иисуса Христа, на ангела хранителя, вообще на небо? Часто ли глаз ребенка сталкивается с горящей лампадой пред украшенной иконой, видит земные поклоны, молитвенные взоры и проч…? Обоняет ли он дым кадильный, слышит ли церковное пение, наблюдает ли службы церковные с их святыми и так много говорящими сердцу обрядами? Вот на этом то пункте и начинает обыкновенно хромать современная педагогика; ее как бы оставляет здесь столь свойственный ей такт и понимание детской природы. Развитие религиозного сознания она любит отлагать на после, – до известной степени усовершенствования и укрепления умственных сил дитяти, совершенно забывая, или даже вовсе не желая знать, и может быть считая суеверием ту святую богослужебную наглядность, которую предлагает расцветающей детской мысли религиозной св. церковь, – наша самая первая и общая воспитательница, и которой так превосходно умеют пользоваться иные разумные воспитатели в христианских семействах. А между тем этой-то первоначальной ошибкой воспитательной, этой односторонностию воспитательных приемов, которая берет на свою долю только научные правила и теории воспитания, предоставляя всякие другие, напр. церковные начала только известным низшим классам общества, – этим-то, говорим, и кладется первоначальное основание отпадения от веры и религии Христовой, от Бога и от церкви Его. Нельзя ожидать, чтобы в ребенке взошло впоследствии то, что в нем не посеяно.

Но вот незаметно проходит и этот период, когда действуют в человеке преимущественно низшие силы познающего духа, в пределах одного только ближайшего опыта и посредством внешних чувств. Вдруг, как молния, загораются в ребенке высшие, чисто духовные идеи. Он начинает искать красоты и хочет наслаждаться ею; он жаждет истины и образования, он накушается выработать и установить для себя какие-либо прочные начала для своей деятельности и строит идеалы, – одним словом он незаметно делается юношею. Что же делает и как обыкновенно поступает в этот прекрасный период человеческой жизни современная педагогия? О, труда и хлопот ей здесь больше всего! Для развития и облагорожения сердечной стороны в молодом человеке она вводит его в область искусства, знакомит с изящными произведениями литературы, доставляет ему наслаждения музыкой, поэзией, живописью, сценическим искусством и т. под., делает все, чтобы с одной стороны изощрить в юноше чувство прекрасного, а с другой – доставить ему надлежащее удовлетворение. Для развития в воспитаннике чувства истины и для удовлетворения прирожденной человеку жажды знания, его вводят в область науки, выясняют ему тайны бытия, знакомят с силами и законами природы, изучают с ним прошедшую историю человечества, историю его постепенного развития по всем сторонам его духовной жизни, обозревают с ним весь шар земной с его разнообразными произведениями и обитателями, – одним словом, делают все, чтобы как можно более расширить умственный кругозор юноши и сообщить наибыстрейший полет его мысли. Наконец, чтобы возвысить в юноше его человеческое достоинство и дать доброе направление его воле, стараются развить в нем как можно больше чувство долга и чести, приучить к труду и к уважению чужих правь и чужих личностей. На этом обыкновенно и кончаются все заботы современной педагогии о воспитании человека. Мы берем здесь самое лучшее направление современной педагогии. Сделавши все, о чем мы сказали, она полагает, что ей уже не остается ничего больше делать.

Но, Боже мой, зачем же забывать ту самую важную и глубочайшую сторону духа человеческого, которой он устремляется непосредственно к самому Богу, ищет живых с ним связей и деятельного общения, а не отвлеченных только умствований о нем, – зачем забывают религию? Когда же наконец заговорят воспитаннику языком сердца и души о Господе Иисусе Христе, о том, что в нем наша жизнь, наше спасение, наше все? О том, что, не прививаясь посредством спасительных таинств к воплотившемуся Богочеловеку, не участвуя в его страданиях, не питаясь его плотию и кровию, не принадлежа к его церкви, – человечество со всею ученостию, со всем своим развитием, – и бедно, и нище, и слепо и убого, и вся нравственность его – призрак и дым? Когда же наконец воспитанник услышит и поймет всем существом своим, что высший идеал человеческого совершенства олицетворился для нас в лице Спасителя нашего, – что он есть первообраз и первоисточник всякой истины, добра и красоты, – что все, что не согласуется с началами евангельской нравственности, то бесконечно ниже ее? Увы! все это опускается из виду, или ограничивается для приличия одними условными уроками по закону Божию; а подчас и эти уроки, и эти слабые искры религии рассчитано или ненамеренно тушатся и подавляются господством современной мудрости.

Что же после этого будет удивительного, если какая-нибудь современная ученая знаменитость скажет, что по обозрении всей вселенной он нигде не видел Бога? Если современное молодое поколение философствует о жизни несколько в духе древнего епикурейства с некоторым современным оттенком более и дурного свойства, – это тоже в порядке вещей. Если современные образованные люди, заходя иногда в храмы Божии, не находят здесь ничего родственного себе, ничего назидательного и говорящего душе, и ведут себя здесь только с холодным приличием и простою наблюдательностию, – то как же может быть иначе?... Если в жизни их замечается эгоизм и всякого рода распущенность, если в голове у них многоученая пустота и неверие, а в сердце мертвенная сушь и постыдные страсти, на языке красивые, но бессодержательные фразы о человеческом достоинстве, а во всем существе их удивительное бесплодие и пустота, – то и это не должно удивлять нас. Где им взять силы и огня, вдохновляющего человека на жертвы для добра, где взять чистоты и непорочности сердца, глубины мысли и трезвенности во всей жизни, если они не привиты к единой животворной маслине – Господу Иисусу Христу? Верны и непоколебимы слова его: «якоже розга не может плода сотворити о себе, аще не, будет на лозе: тако и вы, аще во мне не пребудете». И еще: «без мене не можете творити ничесоже» (Ин. 15:5, 4).

Этим мы кончаем свое слово, благочестивые слушатели. И если нам удалось указать хотя некоторые черты современного воспитания, недостаточность которого так сильно отдается, как и в частной и семейной, так и общественной жизни нашего отечества, то остается пожелать, чтобы слово наше хотя несколько было принято к сердцу, и дало-бы хотя некоторый толчок к нашему обновлению по новым христианским началам жизни и деятельности. Святая решимость построить на этих началах как свою жизнь, так и жизнь детей наших, всего уместнее была бы в настоящий день, в который мы празднуем иного жития вечного начало, когда все мы собрались молиться о здравии и благоденствии благочестивейшего государя нашего, верховного покровителя и ревнителя святой веры Христовой, всеми государственными мерами старающегося внедрить ее во все области жизни нашего отечества. Любя называть себя его верноподданными, мы тогда только будем ими, когда станем сочувствовать его желаниям касательно нас, и когда решимся осуществить в своей жизни его надежды и предположения. Аминь.

***