О том, что не следует безусловно доверять суду общественного мнения

(Мф. 27:22–25)

Иннокентий, митр. Московский. Из Слова в Великий Пяток

Глагола Пилат Иудеом: что сотворю Иисусу глаголемому Христу? Глаголаша ему еси: да распят будет. Игемон же рече: кое убо зло сотвори? Они же излиха вопияху, глаголюще: да пропят будет. Видев же Пилат, яко ничтоже успевает, но паче молва бывает, прием воду, умы руце пред народом, глаголя: неповинен есмь от крове Праведного Сего: вы узрите. И отвещавше еси людие, реша: кровь Его на нас и на чадех наших (Мф. 27:22–25). Так завершался суд над Святейшим святых – суд гласный, всенародный. Голос народа, требовавший позорной смертной казни Господа, превозмог над голосом судии, вполне сознавшего невинность Подсудимого и употребившего несколько мерк Его оправданию. И устаяху, замечают святые евангелисты, гласи неистовой толпы, и посуди́ Пилат быти прошению их и предаде Его им, да распнется, и поемше Иисуса, ведоша (Лк. 23:23–24; Ин. 19:16) и, истощивши над Ним все виды злобных насмешек и ругательств, распяша Господа славы.

За что? Никто не ведал и ведать не хотел. Вопияли, правда, во время суда некоторые: Мы закон имамы, и по закону нашему должен есть умрети (Ин. 19:7); но, по слову Самого Господа, они не ведали, что творили, – не разумели, конечно, что и говорили. Последним ответом на вопрос судии: Кое убо зло сотвори, – в чем виноват Он? – в устах всех было усиленное восклицание: мы все хотим этого, – они же излиха вопияху, глаголюще: да пропят будет, – все на себя берем ответственность в этом деле, в чем бы ни состояла она: кровь Его на нас и на чадех наших. И слабодушный судия, желая сделать угодное народу, предаде Иисуса, да пропнут Его.

Не то было за три дня пред этим. Приближашеся праздник опреснок, глаголемый Пасха (Лк. 22:1). По закону Моисееву, к этому празднику должны были собираться в Иерусалим иудеи, не только жившие в Палестине, но и рассеянные по всем странам мира. И действительно, многие, в особенности жившие в отдаленных странах, еще задолго до праздника взыдоша во Иерусалим да очистятся (Ин. 11:55). Слава об учении и чудесах, совершаемых Иисусом Христом, пронеслась по всей Палестине и далеко за пределами ее. Многие были очевидцами Его чудотворений, другие были лично знакомы с Ним, иные только слышали о Нем как о великом чудотворце. Естественно, что при таком положении пророк Галилейский, как большинство называло Господа, быть предметом общего внимания и разговоров. Пришедшие издалека на праздник еще задолго до праздника искали Его и допытывались друг у друга: как вы думаете, не придет ли Он на праздник? (Ин. 11:56). Незадолго пред тем совершенное Им в особенности поразительное чудо – воскрешение четверодневного Лазаря – еще более возбудило общее внимание. Наконец, за шесть дней до Пасхи приходит Иисус в Вифанию, идеже бе Лазарь умерый, егоже воскреси от мертвых: признательные сестры воскресшего устрояют для Него там вечерю. Слух о сем тотчас же достигает Иерусалима, и вот народ мног от Иудей, сошедшихся к празднику, разумев, яко ту есть, приидоша не Иисуса ради токмо, но да и Лазаря видят (Ин. 12:9). Наутро Господь торжественно входит в Иерусалим. Народному восторгу нет предела: Его встречают с ваиями и ветвями, Ему постилают одежды свои по пути; предшествующие и сопровождающее Его восклицают: Осанна Сыну Давидову: благословен грядый Царь во имя Господне: мир на небеси и слава в вышних! (Мф. 21:9; Лк 19:38). К восклицаниям взрослых присоединяются и голоса детей, зовущих и глаголющих: Осанна Сыну Давидову! (Мф. 21:15). Когда Господь вошел в Иерусалим, потрясеся весь град, глаголя: кто есть сей (Мф. 21:10) Самые закоренелые враги Господа должны были затаить в себе свою злобу и зависть к Нему, и только между собою говорили: Видите, яко никаяже польза есть: се мир по Нем идет (Ин. 12:19). Народный восторг не прекращался и в следующее дни. Наутро, вшедши снова в Иерусалим, Он изгоняет продающих и купующих в церкви, ниспровергает столы торгующих и седалища продающих голуби – и все беспрекословно повинуются распоряжениям Его. В толпе народа, как обыкновенно бывает, не все могли видеть Господа, и вот, улучивши благоприятную минуту, некоторые из пришедших на праздник эллинов обращаются не к Нему Самому, а к одному из учеников Его, и моляху Его глаголюще: господи, хощем Иисуса видети (Ин. 12:21), – обстоятельство, показывающее, что восторг народный дошел до степени благоговейного почитания к Иисусу Христу. Торжественный глас с небеси от Бога Отца пред лицом всего народа: и прославих и паки прославлю (ст. 28), еще более усиливает внимание и благоговение к Нему. Сами враги Спасителя, давно уже положившие в душе умертвить Его, в торжественном своем совещании находят это время неблагоприятным для своих замыслов и определяют действовать со скрытною осторожностью: совещаша, да Иисуса лестию имут и убиют, – и то не теперь, не во время праздника, чтобы не сделалось возмущение в народе (Мф. 26:5). Но едва прошло два дня после сего, как картина совершенно изменяется. Те, которые не находили слов выразить свой восторг и благоговение к великому Пророку, единодушно, целым народом, требуют Его смерти. Мало сего, не разбирают никаких средств, чтобы достигнуть своей цели. Нужно врагам Его прикрыть благовидным предлогом свою ненависть к Нему – выискиваются свидетели, готовые взвести на Него все что угодно. Что нужды, что в их свидетельствах явные противоречия? Они принимаются всеми как несомненно истинные. Нужно взвести клевету на Обвиняемого? Нет остановки и за этим: Аще не бы был сей злодей, не быхом предали Его тебе (Ин. 18:30), и затем градом сыплются обвинения одно за другим. Когда и это не помогло, производят общее волнение целым народом, чтобы силою вынудить желаемый приговор. Приговор, наконец, произнесен, цель достигнута: Варавва, страх и ужас народа, – освобожден, а невинный Благодетель народа осужден на позорную и ужасную казнь – висит пригвожденный ко кресту, между двумя злодеями. Казалось бы, время уже возбудиться в сердцах всех естественной жалости даже и действительному преступнику; но невинно Осужденный общественным судом не возбуждает к Себе и этого невольного участия. Над Ним издеваются, Его поносят и во время крестной казни. И пусть бы это делали враги Его: они имели свои причины ненавидеть Его, нет: и вси мимоходящии хуляху Его, покивающе главами своими и глаголюще: уа, Разоряяй церковь и треми денми Созидаяй: спасися Сам, и сниди со креста (Мк. 15:29–30).

Ревнитель и поборник мнения общественного, думающий видеть в нем всегда непогрешимый голос Самого Бога! Не будь невнимателен к этому поразительному и ужасному случаю. Что совершилось однажды, то может повторяться, и, может быть, нередко, хотя и не в столь поразительных чертах. Посмотри внимательнее вокруг себя: не бывает ли и теперь подобного? Увы, как часто общественный приговор венчает и развенчивает общественных деятелей, и нередко в самое непродолжительное время! Сегодня возносят до небес, а назавтра низвергают до бездны! И нужно ли удивляться сему, когда и теперь, как прежде, большинство слепо следует за своими немногими предводителями? Присмотритесь, как обыкновенно слагается так называемое общественное мнение, или, правильнее, мнение большинства. Сколько ни превозносятся в наш век независимостью или самостоятельностью убеждений, на деле, в жизни действительной, едва ли не большая часть подобных независимых судей смотрят на все чужими глазами, повторяют приговор лицам с чужих слов. И чем жестче подобный приговор, чем резче и решительнее высказывается он, тем с большею уверенностью принимается другими, тем скорее усвояется большинством, тем, следовательно, удобнее переходит в общественное мнение. Трудно сказать, что руководит в подобных случаях большинством: просто ли легкомыслие, считающее за ничто омрачить в глазах всех добрую славу ближнего, или желание идти в уровень в своих взглядах с людьми передовыми, чтобы не показаться отсталыми, или, может быть, не вполне сознаваемое желание успокоить свою совесть, мятущуюся при представлении своих собственных недостатков, сравнением себя с другими, из которого выходило бы, что вот-де я вовсе не таков, как другие, или, может быть, все эти побуждения соединяются вместе – только, как свидетельствует опыт жизни, едва ли не большая часть общественных приговоре» слагается подобным образом. Вот человек, казалось бы, с истинным, не притворным жаром вопиет против злоупотреблений того или другого; попробуйте спросить у него: в чем дело? Он, пожалуй, не затруднится засыпать вас обвинениями, конечно, общими и голословными; но полюбопытствуйте дойти до источника этих обвинений – и окажется, что дело окончательно сведется к тому, что все так говорят, тогда как из этих всех он сам, может быть, первый разносит подобную молву. Второй, подобный, после него передает то же самое третьему, и так далее, нередко прибавив к слышанному и от себя нечто, – передает уже без зазрения совести, потому что он, по собственному его суду, действует бескорыстно и беспристрастно, как действительно слышавший, что передает, и нередко не состоящий нив каких сношениях с лицом, о котором передает.

Если так изменчиво и неосновательно бывает общественное мнение в своих приговорах о лицах, то тем менее можно безусловно полагаться на него в суждениях о предметах. Опыты всех веков свидетельствуют, что людей истинно здравомыслящих всегда сравнительно меньше, чем увлекающихся; что ложь, представленная в благовидном образе, больше увлекает за собою, чем истина. Первая нравится многим своею новизною, игривостью, применительностью к современным вкусам и потребностям; последняя отталкивает многих своею простотою, строгостью и трезвенностью. Удивительно ли после сего, что на стороне истины большею частию бывает меньшинство, а большинство на стороне лжи? Удивительно ли, что ложь торжествует, а истина преследуется? По временам это проявляется в особенно поразительном виде, так что почти все становятся под знамена лжи, чтобы ратовать против истины. Ной, по повелению Божию, сто двадцать лет проповедует современникам своим о покаянии; а они по-прежнему ядят, пьют, женятся и посягают, и только глумятся над его проповедию, пока все не погибают в водах потопных. Лот убеждает жителей Содома не делать зла вошедшим под кров его странникам; а они все, от юноши даже до старца, весь народ вкупе, отвечают ему: вот, пришел пожить, и хочет судить! Что было бы, если бы он последовал образу мыслей и жизни всех? Без сомнения, ион погиб бы в том жупеле и огне, который одождил Господь с небес. Нужно ли напоминать о том, как ложь, поддерживаемая большинством, целых три века по явлении христианства гнала и преследовала истину, содержимую меньшинством, – насмешками и укоризнами, клевета-ми и злоречием, огнем и мечем? Но еже было, тожде есть, то же и будет…