Отдел первый. Воплощение Бога Слова. Рождество, младенчество и отрочество Иисуса Христа

Вся история человеческого рода вращается около двух величайших событий – грехопадения и искупления. Первое из этих событий, когда именно человек, нарушив заповедь Божию, отравил себя и всю свою природу плодами греха и смерти, наложило неизгладимую печать греховности на всю историческую жизнь ветхозаветного человечества, и последнее, потеряв в себе источник истинной духовной жизни, жило только надеждой на будущее искупление, обещанное человеку вслед за самим грехопадением. Это искупление, как оно постепенно выяснилось в целом ряде обетований и пророчеств, должно было ниспровергнуть водворившееся на земле царство греха и смерти и вновь водворить царство благодати как источника истинной духовной жизни. Но восстановление потерянного источника истинной жизни, водворение жизни на место смерти равносильно созданию новой жизни на земле, и искупление вследствие этого могло совершиться только опять чрез то Божественное Слово, чрез которое совершилось в начале и самое сотворение мира. Поэтому то как бытописатель Ветхого Завета, св. пророк Моисей, начал свое повествование о сотворении мира знаменательным словом «в начале» (Быт. 1:1), так и бытописатель Нового Завета, св. евангелист Иоанн, начал свое повествование об искуплении тем же самым словом «в начале» (Ин. 1:1), чтобы заявить, что то Божественное Слово, которое имело воссоздать падший род человеческий, есть Слово изначальное, то Самое, которое в довременном бытии было у Бога и которое Само было Бог. «Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть» (Ин. 1:2–3). Но Оно не только причина создания всего бытия, но есть вместе с тем источник истинной жизни. «В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков» (Ин. 1:4). Падшее человечество, потерявшее чрез свое грехопадение источник истинной жизни, могло найти его опять только в этом Божественном Слове, и эта истинная жизнь только и могла стать тем светом, который должен был осветить человеку путь от погибели ко спасению. Чтобы дать греховному человечеству возможность приобщиться к этому источнику жизни и света, «Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу, как единородного от Отца» (Ин. 1:14). Как в начале всех вещей совершилась непостижимая для разума тайна сотворения, так по исполнении времен совершилась столь же непостижимая тайна воплощения Бога Слова. «И беспрекословно, говорит апостол, великая благочестия тайна: Бог явился во плоти, оправдал Себя в Духе, показал Себя Ангелам, проповедан в народах, принят верою в мире, вознесся во славе» (1Тим. 3:16). Эта то великая тайна благочестия и составляет предмет библейской истории Нового Завета.

Воплощение Бога Слова совершилось «по исполнении времен» и сопровождалось событиями, о которых предсказано было пророками, как о признаках, по которым можно было познавать время пришествия Мессии. Одним из главных признаков, как предсказывал пророк Малахия, должно было служить явление предвестника или ангела, который должен был приготовить путь Избавителю мира. Этот предвестник был св. Иоанн Предтеча, и возвещением о рождении его и начинается новозаветная история.

В царствование Ирода великого в Иудее, в одном из находившихся неподалеку от Иерусалима священнических городов (Юте), жила благочестивая чета – священник Захария с своей женой Елизаветой. Оба они были истые израильтяне, вели свою родословную от Аарона и по своей жизни вполне отвечали высшему требованию своей веры и своего закона, так как «оба они были праведны пред Богом, поступая по всем заповедям и уставам Господним беспорочно» (Лк. 1:6). Но и эта праведность пред Богом, водворявшая мир в их душе, не могла подавить в их сердце тайной скорби, удручавшей их обоих. Их славный род, дававший служителей Богу в течение более полутора тысячи лет, грозил совершенно прекратиться, так как оба они были уже в преклонных летах и доселе не имели детей. Известно, каким бедствием и позором было неплодие для библейской женщины. Для устранения его многие женщины проливали потоки слез и с пламеннослезной молитвой обращались к Богу – снять с них это поношение (Быт. 31:3; 1Цар. 1:11). Рождение ребенка считалось особенным благословением Божиим, служившим обеспечением того, что имя отца его «не изгладится в Израиле» и «не исчезнет между братьями его» (Втор. 25:6; Руф. 4:10). У древних народов и вообще было сильно желание потомства, но у избранного народа вместе с тем соединялось и высшее желание хоть чрез потомство приобщиться к ожидаемому Мессии. В виду всего этого можно понять, как велика была скорбь благочестивых Захарии и Елизаветы. Годы шли за годами, а пламеннослезные молитвы о даровании детей оставались как бы неуслышанными. Но когда преклонные лета уже заставляли праведную чету оставить всякую надежду на исполнение пламенного желания их сердца, оно совершилось во исполнение предначертанного плана Божия и при необычайных обстоятельствах.

При храме иерусалимском, по его возобновлении, служение совершалось правильными чредами священников, как это установлено было еще Давидом; и вот когда настала чреда Авиина, к которой принадлежал Захария, то он для священнослужения на время отправился в Иерусалим. Как священнослужитель, он имел помещение в тех боковых пристройках, которые имелись при храме. Обязанности священнослужения были весьма сложны и исполнением их занято было все время. Обязанности эти состояли в принесении жертв и каждении с вознесением молитв за стоявший в притворе и на дворах народ и за всего Израиля. С особенным благоговением совершалось каждение, как символ восходящей к Богу молитвы, и оно могло быть совершаемо священниками только по одному разу. И вот, когда очередь для возношения курения дошла до Захарии, он в белом священническом облачении, при звуке серебряной трубы, возвещавшей, что настало время принесения утренней или вечерней жертвы, вошел в святилище храма, чтобы вознести курение. Находясь в столь священном месте, отделяемый только завесою от Святаго Святых как места соприсутствия Самого Бога, праведный Захария невольно должен был переполняться чувствами особенного благоговения. Сопровождавшие его другие священники и левиты должны были удалиться, и Захария остался один в таинственном соприсутствии Божества. Он бросает ладан на горящие угли и столб дыма окутывает его и святилище, знаменуя молитву за молящийся народ и за всего Израиля. Молитва при этом обыкновенно возносилась о прощении грехов народа, самого священнослужителя и его семейства, о том, чтобы Бог принял приносившегося в жертву ягненка во искупление молящихся грешников. Но как человек праведный и несомненно, подобно многим другим истинным израильтянам, «чаявший утешения Израилева» и «ожидавший избавления» (Лк. 2:25,38), Захария мог присовокупить к этому и молитву о том, чтобы скорее исполнилась давно ожидаемая надежда Израилева и пришел предвозвещенный пророками Мессия. И когда он возносил эту молитву, к которой не могло не примешиваться и тайное желание его сердца о даровании потомства, вдруг явился ему Ангел Господень. «Захария, увидев его, смутился, и страх напал на него» (Лк. 1:12). Но это был добрый вестник, Архангел Гавриил, имевший возвестить праведному Захарии весть, которая должна была послужить залогом радости и для него, и для праведной Елизаветы, и для всего Израиля, и для всего человечества. Настало время исполнения пламенных молитв Захарии и всех единомысленных с ним. Скоро должен прийти Мессия, и праведный священник удостоится великой чести быть родственным с Ним даже по плоти; у него родится сын, который именно и приготовит путь Спасителю мира. «Он будет Назорей, не будет пить вина и сикера, и Духа Святого исполнится еще от чрева матери своей, и многих из сынов Израилевых обратит к Господу Богу их» (Лк. 1:15–16). Весть эта была слишком неожиданна и радостна, чтобы трепещущее сердце Захарии было в состоянии сразу воспринять ее. Благовестие о пришествии Мессии быть может и верно, подумалось ему; но что касается рождения сына от Елизаветы, уже удрученной летами, то возможно ли это? За это сомнение он должен был понести временную немоту, которая и должна была послужить к укреплению его веры и знаком исполнения благовестия.

Явление ангела задержало Захарию в святилище более обыкновенного, и стоявший в притворе народ, долго ожидая, когда он выйдет из святилища, чтобы благословить и отпустить молящихся, не мало дивился такому замедлению. Но когда он вышел, то необычайный вид его лица и более всего немота сразу дали знать, что с ним произошло нечто таинственное, что он и объяснил кое-как знаками. По окончании чередной недели он возвратился из Иерусалима в свой родной город и принес немую, но радостную весть своей возлюбленной Елизавете. Действительно она зачала вскоре, но в течение пяти месяцев тайно лелеяла в своем сердце эту великую для нее радость и восторженно повторяла: «Так сотворил мне Господь во дни сии, в которые призрел на меня, чтобы снять с меня поношение между людьми» (Лк. 1:25). Великая тайна таким образом близилась к осуществлению.

Когда праведные Захария и Елизавета, живя в своем мирном домике, радостно считали дни и недели, приближавшие их к исполнению данного им обетования, на севере, верстах в полутораста от них, в небольшом городке Назарете, совершилось другое, еще более великое, еще более радостное и вместе страшное таинство. В этом городке жила родственница Елизаветы, юная дева Мария, которая как святой плод многослезных молитв Иоакима и Анны, такой же праведной четы, как и Захария и Елизавета, была посвящена Богу и как девственница по обету была лишь обручена для охранения этой девственности праведному и уже престарелому мужу Иосифу, плотнику по ремеслу. С детства воспитанная при храме и под благотворным влиянием его постоянных прообразовательных священнодействий, от рождения уготованная послужить чистейшим сосудом великой тайны, юная дева, бывшая в это время уже круглою сиротою, всецело была предана исполнению своего обета и проводила время в неусыпных молитвах. Подобно всем благочестивым людям в избранном народе, она при всяком наступлении утреннего жертвоприношения, часа полуденной молитвы и времени вечернего жертвоприношения удалялась в свое особое, назначенное ей помещение, и тайно предавалась молитве. В один из таких моментов и совершилось великое событие.

В шестой месяц после таинственного откровения Захарии в храме, когда пресв. Дева уединенно предавалась молитве, в Ее комнате явился тот же Архангел Гавриил и сказал Ей: «радуйся, Благодатная! Господь с Тобою; благословенна Ты между женами!» (Лк. 1:28). Появление таинственного для Нее незнакомца в Ее уединенной девической комнате и притом в самый час молитвы естественно должно было смутить Ее, и Она стала размышлять в Себе, что бы это было за приветствие. «И сказал Ей Ангел: не бойся, Мария, ибо Ты обрела благодать у Бога. И вот, зачнешь во чреве, и родишь Сына, и наречешь Ему имя: Иисус. Он будет велик, и наречется Сыном Всевышнего, и даст Ему Господь Бог престол Давида, отца Его; и будет царствовать над домом Иакова во веки и Царству Его не будет конца» (Лк. 1:30–33). Славные, великие, радостные, но вместе и непостижимые слова! Ведь Она девственница по обету, и слова вестника оказываются противными природе и не постижимыми для человеческого разума. «Как будет это, сказала Мария Ангелу, когда Я мужа не знаю?» (Лк. 1:34) Это не было сомнение, к которому неспособно было искренно верующее сердце Марии, а лишь недоумение Ее простого, человеческого разума. Тогда Ангел отвечал Ей: «Дух Святой найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя; посему и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим» (Лк. 1:35). Над Нею совершится тоже самое творческое дело Божие, которое совершилось «в начале» (Быт. 1:1) над только что сотворенным бесформенным веществом, когда над ним носился Дух Божий, оплодотворяя мертвое вещество. У Бога нет ничего невозможного, и в доказательство этого Ангел указал на то, что и Елизавета, родственница Ее, уже у всех прослывшая под именем неплодной, зачала сына в старости своей, и ей уже был шестой месяц. Этого было довольно для Марии, и вся сила Ее веры и упования на Бога выразилась в Ее ответе Ангелу: «се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему» (Лк. 1:38). И отошел от Нее Ангел.

Получив столь великое и таинственное благовестие, пресв. Дева почувствовала непреодолимую потребность поделиться этою радостью с кем-либо из наиболее дорогих Ее сердцу. И с кем же было лучше всего поделиться Ей, как не с Своей престарелой родственницей Елизаветой, которая и сама получила подобную же радость и которая была для Нее второю матерью во время Ее воспитания при храме. И вот Она тотчас же отправилась в путь. Путь был не близкий и трудный; но окрыляемая неведомою силою радости, Она пешком прошла все отделявшее ее полутораставерстное расстояние и, войдя в знакомый Ей родственный дом, восторженно приветствовала и целовала Елизавету. Это неожиданное появление Марии и Ее исполненное необычайного восторга приветствие сильно поразило Елизавету, и тотчас же «взыграл младенец во чреве ее, и Елизавета исполнилась Святого Духа, и воскликнула громким голосом, и сказала: благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего! И откуда это мне, что пришла Матерь Господа моего? Ибо когда голос приветствия Твоего дошел до слуха моего, взыграл младенец радостно в чреве моем. И блаженна Уверовавшая, потому что совершится сказанное Ей от Господа» (Лк. 1:41–45). Еще более обрадованная таким приветствием, Мария выразила восторг Своего святого и чистого сердца в величественной песни, которая, составляя как бы ткань из благодатнейших изречений ветхого завета, показывает, как глубоко Она знала и понимала Св. Писание. «И сказала Мария: величит душа Моя Господа и возрадовался дух Мой о Боге, Спасителе Моем, что призрел Он на смирение Рабы Своей, ибо отныне будут ублажать Меня все роды»...(Лк. 1:46–48)

Родственно радушный кров Захарии и Елизаветы удержал Пресв. Деву в продолжение трех месяцев, по истечении которых Она и возвратилась в Назарет. И вскоре по Ее отшествии исполнилось обетование Захарии. Елизавета родила сына, и рождение его обрадовало не только самих праведных родителей, но и всех соседей и родственников, которые искренно сорадовались с ними. В восьмой день по закону совершалось обрезание и вместе давалось имя новорожденному. Мать, знавшая тайну своего мужа, хотела дать своему сыну имя Иоанн, но родственники воспротивились этому, потому что такого имени совершенно не было в родстве их, и настаивали на том, чтобы дать младенцу имя в честь отца. Тогда пришлось обратиться за разрешением спора к самому Захарии, и когда знаками спросили у него, как бы он хотел назвать своего сына, Захария потребовал дощечку и написал на ней: «Иоанн имя ему» (Лк. 1:63). Все удивились такому совпадению его желания с желанием Елизаветы, но удивление это перешло почти в страх, когда вдруг после этого Захария опять заговорил и объяснил собравшимся о всем бывшем ему видении и обетовании в храме, где Ангел Господень, возвещая ему о рождении сына, вместе с тем и преднарек его Иоанном, т. е. сыном благодати Божией.

Рассказ этот глубоко запал в сердце всем слышавшим его и они невольно размышляли о будущей судьбе младенца, а «Захария исполнился Св. Духа и пророчествовал, говоря: Благословен Господь Бог Израилев, что посетил народ свой, и сотворил избавление ему... И ты, младенец, наречешься пророком Всевышнего, ибо предыдешь пред лицем Господа приготовить пути Ему, дать уразуметь народу Его спасение в прощении грехов их, по благоутробному милосердию Бога нашего, которым посетил нас Восток свыше, просветить сидящих во тьме и тени смертной, направить ноги наши на путь мира. Младенец же возрастал и укреплялся духом» (Лк. 1:67,68,76–80).

По возвращении своем в Назарет Пресв. Дева Мария должна была окончательно перейти на жительство к Своему обручнику Иосифу; но когда наитие Св. Духа сказалось в Ней явными признаками беременности, то это послужило для Ее даже источником не малых огорчений. Среди соседей пронеслась подозрительная молва о нарушении Ею своего обета девственности, и когда эта молва дошла до Иосифа, то и он не мало смутился этим и, считая теперь свое положение в качестве хранителя девства излишним, хотел было совершенно оставить Ее. Как человеку праведному, ему тяжело было сделать это, и он размышлял, как поступить ему в этом затруднительном случае. Но скоро затруднение его было разрешено ему Ангелом Господним, который, явившись ему во сне, сказал ему: «Иосиф, сын Давидов! не бойся принять Марию, жену твою, ибо родившееся в Ней есть от Духа Святого. Родит же Сына, и наречешь Ему имя Иисус; ибо Он спасет людей Своих от грехов их. А все сие произошло, да сбудется реченное Господом чрез пророка, который говорит: се, Дева во чреве приимет, и родит Сына, и нарекут имя Ему Еммануил, что значит: с нами Бог» (Мф. 1:20–23). Это откровение, столь много говорившее для такого праведника, который несомненно вместе со многими другими подобными же праведниками давно и пламенно ожидал спасения Израилева, вполне успокоило Иосифа, и он, чтобы освободить Марию от всякой тени укора со стороны окружающих, взял Ее в дом свой, где Пресв. Дева и ожидала исполнения великого обетования. Но обстоятельства сложились так, что рождение должно было совершиться не в Назарете, а в другом, отдаленном от него городе, о котором предсказано было пророками.

Иудейский народ в это время находился в соподчинении властелину мира – Риму и со времени Помпея платил ему дань. На римском престоле теперь восседал император Август, который все силы своего правительственного гения употреблял на водворение порядка в обширной империи, только что пережившей ужасы гражданских потрясений и междоусобиц. Более всего нуждались в упорядочении финансовые дела, пришедшие в полное расстройство во время пережитых гражданских смятений, и с этой целью император приказал произвести перепись населения по всем провинциям громадной империи. Император был до такой степени заинтересован этим важным государственным делом, что собственной рукой сделал сводку статистических данных всей империи, с обозначением граждан и союзников, количества податей и налогов. Таких переписей при нем произведено было три, именно в начале его царствования – в 726 г. от основания Рима, в средине царствования – в 746 году и в конце его царствования – в 767 году от основания Рима. Теперь происходила вторая из этих переписей и, постепенно подвигаясь из провинции в провинцию, она наконец дошла и до Иудеи, которая также должна была исполнить указ верховного повелителя. Собственно, иудейским царем в это время был Ирод великий, но как римский ставленник он всецело зависел от римлян; с раболепною готовностью исполняя все желания кесаря, он дал по всей стране приказ немедленно всем подвергнуться требующейся переписи. Чтобы не вызывать в подчиненных народах ненужных и бесполезных волнений и недовольства, римское правительство обыкновенно предоставляло каждой провинции исполнять свои повеления так, как это было наиболее сообразно с народным характером и его обычаями. Поэтому и в Иудее перепись производилась не по римскому способу, а по древнему иудейскому, по которому каждый должен был записаться не на месте жительства, а в том городе, из которого происходил род того или другого лица. Так как Иосиф вел свою родословную от Давида царя, то для записи своего имени он должен был отправиться в Вифлеем, как родину своего великого царственного предка. Это по-видимому было в конце 749 г., следовательно, зимою. Но так как зима в Палестине не всегда бывает суровою и после ноябрьских дождей иногда даже появляются цветочки на полях, на которые и выгоняются стада, то не смотря на дальность пути Иосиф решил взять с собой и Марию, Которая также происходила из рода Давидова и не могла не чувствовать желания побывать на родине Своего царственного предка, особенно теперь, когда приближалось время рождения обетованного Ей Сына Давидова.

Путешествие по обыкновению совершалось медленно и то и дело перемежалось стоянками в многочисленных селениях и городах, которые в то время почти сплошь покрывали всю эту теперь малонаселенную и пустынную страну. Но вот наконец они миновали Иерусалим и верстах в десяти от него к югу, на одном из известковых хребтов высился родной для них Вифлеем. Чтобы проникнуть в город, нужно было совершить довольно трудный подъем в гору, и этот подъем был особенно труден в это зимнее сырое время, когда от дождей разрыхлялись и делались скользкими все ведшие к нему дороги; еще более труден он был для Пресв. Марии в Ее обремененном состоянии. Но тем с большею радостью назаретские путники достигли одного из пригородных постоялых домов или гостиниц, где и думали переночевать. Когда однако же они прибыли в гостиницу, то оказалось, что она уже вся переполнена пришлым народом и им не было места. Чтобы найти себе хоть какой-нибудь кров от наступающей ночи, они в крайности порешили расположиться на ночлег хоть в прилегавшей к гостинице пещере, которая вместе служила и стойлом для домашних животных. И там то, в этой убогой обстановке, родился Царь мира –Христос!

В мире совершилось величайшее событие, долженствовавшее совершенно переродить его, –но он ничего не знал о случившемся и, истомленный заботами о нескончаемой злобе дня, погружен был в глубокий сон. Не спали только несколько бедных и простодушных пастухов соседней деревни, которые поочередно сторожили порученное им стадо от волков и разбойников. Хотя это были совершенно простые люди, но как жители деревни, находившейся почти под стенами славной родины великого царя Давида и вместе неподалеку от Иерусалима с его храмом и искупительными жертвоприношениями, для которых между прочим главным образом и предназначались их стада, они несомненно проникнуты были общим ожиданием Мессии, и досуги скучных холодных ночей не раз коротали простодушными рассуждениями о Его скором явлении в мир – хоть-бы для того, чтобы низвергнуть иго язычников, подвергавших теперь народ Божий позорному исчислению для обременения новыми налогами и без того бедного народа. Кругом их царила мертвая тишина, нарушаемая лишь слабым блеянием овец; над головами расстилалось безоблачное небо, испещренное узором яркосверкающих звезд, безмолвно смотревших, как и тысячи лет тому назад, на те самые поляны, на которых некогда пас свое стадо царственный Давид. И вдруг среди этого ночного безмолвия «предстал им Ангел Господень и слава Господня осияла их» (Лк. 2:9). Это явление поразило их необычайным ужасом, но Ангел тотчас же успокоил их, говоря: «не бойтесь; я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям: ибо ныне родился вам в городе Давидовом Спаситель, Который есть Христос Господь. И вот вам знак: вы найдете Младенца в пеленах, лежащего в яслях» (Лк. 2:10–12). Лишь только выслушали они эту необычайную весть и не успели еще хоть сколько-нибудь обсудить ее своим простым разумом, как увидели новое знамение, подтверждавшее только что сказанное им Ангелом. Ночное небо с бесчисленными звездами вдруг озарилось необычайным сиянием, в котором явилось многочисленное воинство небесное, и над погруженной в сон землею раздалась торжественная ангельская песнь: «Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение» (Лк. 2:14). Когда смолк ангельский хор и пораженные всем виденным и слышанным пастухи пришли опять в себя, то они тотчас же порешили отправиться в Вифлеем, чтобы посмотреть, что именно случилось там и о чем возвестил им Господь. По пути они зашли в пригородную гостиницу и там именно «нашли Марию, и Иосифа, и Младенца, лежащего в яслях» (Лк. 2:16), все именно так, как возвещено было им, и первые поклонились новорожденному Христу. Они же первыми из людей сделались и благовестниками Его пришествия, так как тотчас после этого начали рассказывать всем о том, «что было возвещено им о Младенце Сем. И все слышавшие дивились тому, что рассказывали им пастухи. А Мария (которой более всех известны были страшные обстоятельства совершившегося таинства рождения) сохраняла все слова сии, слагая в сердце Своем. И возвратились пастухи, славя и хваля Бога за все то, что слышали и видели, как им сказано было» (Лк. 2:17–20).

Сострадание окружающих к юной Матери с Ее чудесным Младенцем по-видимому имело своим следствием немедленное переселение св. семейства в более удобное помещение в гостинице, или в одном из частных домов Вифлеема. Там в восьмой день совершено было над св. Младенцем обрезание, как печать приобщения Его к избранному народу, и при этом дано Ему имя Иисус, что значит Спаситель. Имя это, особенно в его упрощенной форме Ошеа или Осия, было весьма распространенным среди иудеев того времени. Оно дорого было им как имя их славного вождя, победоносно введшего их во владение землей обетованной, и имя первосвященника, который предводительствовал пленниками, возвращавшимися из Вавилона; но отселе не для иудеев только, но и для всего человечества оно должно было получить бесконечно более священное значение, как имя Сына Божия в Его жизни на земле. Еврейское имя «Мессия» и греческое «Христос» обозначали Его служение в качестве помазанного Пророка, Первосвященника и Царя; но «Иисус» было личным именем, которое Он носил как истинный Человек среди других людей.

В сороковой день после родов, Пресв. Дева Мария, Которая по закону до этого времени не могла выходить из дома, принесла Младенца в храм иерусалимский, чтобы очиститься и принести Его Господу. В подобных случаях по закону следовало приносить годовалого ягненка в жертву всесожжения и молодого голубя или горлицу в жертву за грех (Лк. 2:22; Лев. 12:1–8; Чис. 18:16); но по обычной снисходительности, отличающей Моисеево законодательство, лицам, которые по своей бедности не могли сделать такого ценного жертвоприношения, позволялось приносить вместо этого двух горлиц или двух птенцов голубиных (Лев. 12:6–8). С такою то именно скромною жертвою Мария и явилась в храм к священнику. В тоже самое время Иисус, как Первородный Сын, был принесен Господу и согласно закону был выкуплен от необходимости служения при храме обычною уплатою пяти сиклей священных (Чис. 18:15–16). Об очищении и принесении в храм в Евангельском повествовании не сообщается более никаких подробностей, но это посещение храма ознаменовалось тем, что во время его в Младенце признан был Спаситель мира прав. Симеоном и Анной.

В Иерусалиме в это время, как и в других местах страны, было не мало таких особенно благочестивых и верующих людей, которые наиболее чувствовали тяжесть переживаемого времени и особенно жаждали увидеть наконец спасение Израилево. К числу их принадлежал некий Симеон, «муж праведный и благочестивый, чающий утешения Израилева» (Лк. 2:25). Это был уже глубокий старец, видевший на своем веку не мало великих переворотов и переживший не мало тяжелых душевных тревог. Бывали у него моменты тяжелого сомнения, которые тем труднее было переносить для такой верующей и праведной души, и один такой момент послужил даже орудием его высшего испытания и вместе высшей для него радости. По преданию, читая знаменитое пророчество Исаии о рождении Мессии от Девы, он усомнился в возможности этого и за это сомнение «ему было предсказано Духом Святым, что он не увидит смерти, доколе не увидит Христа Господня» (Лк. 2:26). Обетование было необыкновенно радостное для него, но годы шли за годами, все более налагая на него бремя старческой немощи, а Мессия все не приходил. В последние годы своей жизни он сделался почти постоянным обитателем храма и его притворов, где он непрестанно возносил молитвы о скорейшем исполнении данного ему обетования. И вот во храме явилась Пресв. Дева с своим божественным Младенцем. При виде этого Св. Младенца возликовала богопросвещенная душа праведного старца. Своим пророческим духом он понял, что это и есть утешение Израилево, это и есть Мессия, Спаситель мира. По совершении над Младенцем законного обряда, Симеон взял его на свои старческие немощные руки, возблагодарил Бога и произнес ту величественную речь, которая сделалась любимою песнью христианского мира: «Ныне, сказал он, отпущаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром; ибо видели очи мои спасение Твое, которое Ты уготовал пред лицем всех народов, – свет к просвещению язычников и славу народа Твоего Израиля» (Лк. 2:29–32). Иосиф и Мария дивились всему слышанному, а он, обращаясь к ним, благословил их, прибавив самой Пресв. Деве многознаменательные слова, всю силу которых Она могла понять лишь впоследствии. «Се, сказал Симеон, указывая на Младенца, лежит Сей на падение и на восстание многих в Израиле и в предмет пререканий, и Тебе Самой оружие пройдет душу, да откроются помышления сердец» (Лк. 2:34–35).

Когда Симеон закончил свое благословение родителям младенца, к ним приблизилась глубокая старица Анна, известная посетителям храма под именем пророчицы. Это была такая же праведница, как и Симеон; она происходила из колена Асирова, следовательно, из Галилеи. Ей уже было 84 года и на ее памяти совершилось не только покорение и взятие Иерусалима Помпеем-римлянином, но и велась ожесточенная борьба между асмонейскими братьями Аристовулом и Гирканом, подорвавшая нравственные силы народа и содействовавшая захвату престола Давидова хитрым идумеянином Иродом. Все царствование Ирода с его ужасами и кровопролитиями происходило на ее глазах и возбуждало в ней тем более сильное желание увидеть спасение Израилево. От природы благочестивая, она, прожив с своим мужем лишь семь лет, по смерти его всецело посвятила себя на дело «служения Богу день и ночь» (Лк. 2:37). И за это самоотвержение она также удостоилась узреть Спасителя мира. Увидев Его, «она славила Господа и говорила о Нем всем, ожидавшим избавления в Иерусалиме» (Лк. 2:38).

В лице прав. Симеона и Анны Спаситель мира явился Израилю как избранному народу, но Он не замедлил явиться и язычникам, которые также должны были получить участие в спасении, и это Богоявление язычникам совершилось при необычайных обстоятельствах.

Когда св. семейство находилось в Вифлееме и спокойно жило там под покровом бедности и безвестности, сама природа уже возвестила о явлении Мессии до отдаленных пределов земли. С отдаленного востока в Иерусалим прибыли знатные путешественники, так называемые волхвы, которые к изумлению жителей иудейской столицы спрашивали, где родился Христос. Это были халдейские мудрецы, которые, занимаясь учеными наблюдениями над небесными светилами, славились своими предсказаниями о совершающихся в мире событиях и переворотах, как находившихся, по общераспространенному в древности мнению, в связи с переменами в небесных явлениях. Во время их ученых наблюдений над хорошо известным им небом, внимание их поразила необычайная звезда, дотоле никогда не виданная ими. Всякое появление новой звезды, по их учению, свидетельствовало о появлении на земле какого-либо великого человека, имевшего произвести великое влияние на судьбу мира; но эта новая звезда была так необычайна, что она возбудила у волхвов особенный интерес. Что бы она могла предзнаменовать собою? – Им известно было знаменитое предсказание Валаама об имеющей взойти звезде от Иакова; затем вследствие рассеяния иудеев и перевода Ветхого Завета на общераспространенный греческий язык язычники хорошо знакомы были с ожиданиями иудеев касательно пришествия Мессии, так что об этом говорят даже такие известные римские историки, как Тацит и Светоний, передающие ходячее мнение, что в Иудее скоро восстанет Царь, который покорит себе весь мир; наконец с этой надеждой Израиля халдейские мудрецы могли быть особенно хорошо знакомы благодаря принадлежавшему к их классу пророку Даниилу, который с особенною выразительностью предсказывал о пришествии Мессии и даже точными числами (седьминами) определял время Его пришествия. Все это было достаточным основанием для волхвов объяснить появление новой необычайной звезды именно в смысле рождения Мессии, и если они получили при этом особое откровение, то и отправили из среды себя трех членов действительно удостовериться в совершении великого события и принести дары и поклонение новорожденному великому Царю. Когда однако же они прибыли в Иерусалим, то там кроме нескольких избранников еще никто не знал о явлении этого необычайного Царя; но появление мудрецов невольно обратило на себя общее внимание и о цели их прибытия немедленно было доложено Ироду. Весть эта как громом поразила подозрительного царя, который в это время, удрученный летами и болезнью и чувствуя уже нестерпимое угрызение совести за все грехи и кровавые преступления своей порочной жизни, находился в состоянии почти безумного исступления. Пролив уже целые потоки крови, чтобы истребить всех, кто только имел хоть малейшее право на похищенный им престол, он положительно испугался вести, что теперь-то именно и родился Мессия, истинный Сын Давидов, которому и принадлежишь по праву незаконно занимаемый им престол. Вместе с ним встревожился и весь Иерусалим. Чтобы расследовать столь важное дело, Ирод немедленно «собрав всех первосвященников и книжников народных», и потребовал от них, чтобы они ответили ему на вопрос: «где должно родиться Христу?» (Мф. 2:4). Иудейским ученым богословам не трудно было ответить на этот вопрос, так как пророк Михей ясно предсказал, что Христу должно родиться в Вифлееме (Мих. 5:2). Тогда Ирод, тайно призвав волхвов и выведав от них время появления звезды, чтобы точнее определить время рождения Мессии, отправил их в Вифлеем, дав им коварное поручение: «пойдите, тщательно разведайте о Младенце, и, когда найдете, известите меня, чтобы и мне пойти поклониться Ему» (Мф. 2:8). Ничего не зная о кровожадном намерении царя, волхвы отправились в путь и с великою радостью увидели, что виденная ими звезда на востоке вновь явилась перед ними и привела их как раз к тому месту, где был новорожденный Мессия. «И войдя в дом, увидели Младенца с Мариею, Матерью Его, и падши поклонились Ему; и открыв сокровища свои, принесли Ему дары: золото, ладан и смирну» (Мф. 2:11), оказав таким образом Младенцу в Его убогой колыбели почести, каких они не оказали и самому Ироду в его роскошных палатах.

Принеся свои дары и поклонившись чудесному Младенцу, волхвы конечно возвратились бы в Иерусалим, чтобы поделиться своею радостью с Иродом и дать ему случай также поклониться Мессии; но бывшее им во сне откровение раскрыло пред ними кровожадный замысел Ирода, и они «иным путем отошли в страну свою» (Мф. 2:12). В то же время и Иосиф получил высшее предостережете о грозящей Младенцу опасности, и по указанию Ангела поспешно переселился с своим семейством в Египет, издавна бывший естественным местом убежища для всех гонимых в Палестине, и там оставался до смерти Ирода.

Между тем царь, увидев себя обманутым со стороны волхвов и подозревая их в соучастии с царственным Младенцем, пришел еще в большую ярость, принявшую совершенно зловещий характер. У него не было средств узнать царственного Младенца от семени Давидова, и менее всего конечно он стал бы искать Его в скотном стойле при гостинице. Но он знал, что Младенец, на которого он вследствие посещения волхвов стал смотреть как на будущего себе или своему дому соперника, был еще грудным ребенком, и так как на востоке матери обыкновенно кормят грудью своих детей в течение двух лет, то он не остановился пред ужаснейшим злодейством и издал кровожадное повеление – избить всех младенцев муж. пола в Вифлееме и его окрестностях «от двух лет и ниже» (Мф. 2:16). О способе, каким приводилось в исполнение это повеление, ничего неизвестно. Детей могли убивать тайно, постепенно и различными способами, или же, по общепринятому предположению, избиение могло быть произведено в один какой-нибудь определенный час. Повеления таких тиранов как Ирод обыкновенно бывают покрыты непроницаемым мраком; они приводят всех в ужас и оцепенение, при котором небезопасно говорить даже шепотом. Но нельзя было только заставить смолкнуть отчаянного вопля матерей, у которых с такою жестокостью отнимали грудных детей, и слышавшим этот вопль невольно представлялось, что это как-бы опять плакала великая праматерь их Рахиль, гробница которой стоить при дороге верстах в двух от Вифлеема, и присоединила свой голос к рыданию и воплю несчастных матерей, безутешно плакавших о своих избиваемых малютках.

Но это было последнее преступление Ирода, и скоро он умер, скончавшись в отчаянии и в страшных муках от омерзительной болезни. Получив сообщение о смерти Ирода, Иосиф возвратился из Египта и хотел поселиться в Вифлееме, но узнав, что в Иудее престол перешел к кровожадному сыну Ирода Архелаю, направился, по указанию Ангела, опять в Галилею, находившуюся под управлением второго сына Иродова Антипы, и опять поселился в своем прежнем городе Назарете.

Спаситель мира, родившись в скотной пещере и возлежав в яслях, благоволил провести и все годы Своего возрастания в городе, который отнюдь не соответствовал человеческому понятию о величии и славе. Назарет был одним из незначительных городков Галилеи, которая как занятая смешанным населением из иудеев и язычников не пользовалась у истых иудеев доброю славою. Испорченный грекоиудейский язык и сомнительный характер религии ставили эту область столь не высоко в мнении иудейских книжников, что у них даже сложилось убеждение, что «из Галилеи не приходит пророк» (Ин. 7:52). Но эта худая слава, разделяемая всей Галилеей, с особенною силою падала именно на Назарет, к которому с презрением относились даже сами галилеяне (Ин. 1:46). Причина этого неизвестна, но она могла заключаться или в близких сношениях его с язычниками, неблаготворно влиявшими на его религиозную и нравственную жизнь, или в самом характере жителей, отличавшихся крайним неверием и жестоким буйством, как это впоследствии пришлось испытать самому Христу (Мф. 13:54–58; Лк. 4:16–29). Наконец и вообще это был такой ничтожный город, что с ним не связывалось никаких исторических воспоминаний из жизни избранного народа и даже самого имени его ни разу не встречается в Ветхом Завете. Но не смотря на все это, Назарет, расположенный в одной из прекраснейших котловин Галилеи и окруженный со всех сторон живописными холмами, представлял собою удобное место, где св. семейство могло в тиши и безвестности воспитывать вверенный его попечению божественный залог, пока не настало время для выступления Мессии на дело спасения мира. И там-то божественный Младенец возрастал под убогим кровом своего нареченного отца – Иосифа, плотника назаретского. По выразительному свидетельству ев. Луки, Он «возрастал и укреплялся духом, исполняясь премудрости; и благодать Божия была на Нем» (Лк. 2:40). Как истинный Человек, Младенец Христос испытал и немощи человеческого детства, так что телесное и духовное совершеннолетие было достигнуто Им с тою же постепенностью, как оно достигается обыкновенными людьми. Вместе с тем это раннее детство было уже сознательным приготовлением Его к великому общественному служению: Он измлада изучал св. Писание, чтобы и Своим человеческим разумом постигнуть заключавшуюся в нем волю пославшего Его Отца Небесного, и глубину этого изучения и понимания Он скоро доказал самым поразительным образом.

Со времени плена вавилонского иудеи с особенною ревностью исполняли закон, предписывавший всем взрослым мужчинам собираться в Иерусалим к трем великим годовым праздникам. На величайший праздник, именно Пасху, в Иерусалим обыкновенно отправлялись и женщины, беря с собою и своих более или менее взрослых детей, именно когда они достигали двенадцати лет. Сборы на эти праздники составляли в высшей степени важное событие для населения, которое в лучших своих представителях посылало свои лучшие достатки для принесения их в дар народному святилищу. Иосиф как истинный израильтянин неопустительно исполнял это предписание закона, и когда отрок Иисус достиг двенадцатилетнего возраста, налагавшего и на Него обязанность исполнения закона, то св. семейство отправилось в Иерусалим, чтобы под сенью храма провести великий праздник в этот знаменательный год жизни их Сына. Назарет находился верстах в полутораста от Иерусалима, и так как путь поклонников шел по густонаселенной местности, то партия поклонников, постепенно увеличиваясь новыми партиями из промежуточных городов и селений, к самому Иерусалиму возрастала в огромный караван, который и двигался в св. город с священными песнопениями и в восторженном духовном настроении.

К празднику Пасхи в Иерусалим стекались десятки, а иногда и сотни тысяч народа не только со всей Палестины, но и со всего востока и даже всего мира, где только жили иудеи. Вследствие этого город не мог вместить в себе всего пришлого люда, и поклонники обыкновенно располагались за городом – в наскоро построенных шалашах из свежераспустившихся ивовых ветвей, переплетенных между собою с достаточною для крова плотностью. Праздник продолжался неделю и проходил кроме обычного вкушения пасхального агнца в непрерывных жертвоприношениях, совершавшихся с особенною торжественностью священниками, которых во всем облачении божественный Отрок впервые мог видеть именно здесь. К этим религиозным установлениям присоединялось и множество чисто мирских развлечений, так как многочисленный наплыв народа стягивал в Иерусалим всевозможных промышленников и торговцев, и святой город гремел от праздничного оживления, а иногда и народного разгула, сдерживавшегося лишь усиленным гарнизоном римского войска, зорко следившего за всем происходившим в городе с высоты занятой им укрепленной башни Антония. По окончании праздника караваны поклонников тем же путем возвращались обратно. Под влиянием праздничного настроения дорога оживлялась весельем и музыкой. По местам путники останавливались, чтобы освежиться холодной родниковой водой или подкрепиться финиками или огурцами. Преклонные старцы и женщины обыкновенно ехали на мулах, которых вели под уздцы взрослые мужчины, а дети играли около своих родителей или родственников. При таком движении многочисленного каравана весьма легко было на время не заметить отсутствия своего ребенка даже чадолюбивым родителям, которые могли предполагать, что он идет где-нибудь с другими детьми иди родственниками. Но каким ужасом были поражены Иосиф и Мария, когда во время большого привала они не могли найти своего Иисуса во всем караване и когда даже никто не мог сказать им, где именно Он! Когда все поиски оказались напрасными, родителям оставалось одно – воротиться в Иерусалим, чтобы посмотреть, не остался ли Он там, и они действительно на следующий же день оставили караван и поспешно двинулись в обратный путь. Этот одинокий путь для них был даже небезопасен так как страна в это время находилась в смятенном состоянии и повсюду рыскали шайки повстанцев, которые под предводительством Иуды Гамалы и фарисея Садока с оружием в руках восстали против римского проконсула Копония, обложившего народ налогами по новой римской системе, выработанной на основании произведенной переписи. Такое беспокойное состояние страны не только затрудняло им путь, но и усиливало их опасения, как бы при ожесточенности враждующих сторон под стенами Иерусалима Сын их не подвергся какой-либо опасности. По истине в тот день скорби и страха оружие прошло душу Пресв. Девы Матери!

По прибытии в Иерусалим, Иосиф и Мария начали самые тщательные поиски; но ни в этот день, ни в течение наступившей ночи, ни даже утром третьего дня они нигде не могли найти Иисуса, пока наконец не отыскали Его в храме, где Он «сидел посреди учителей, слушал их и спрашивал их», проявляя такую необычайную любознательность и такую духовную мудрость, что «все, слушавшие Его, дивились разуму и ответам Его» (Лк. 2:46–47). Это собрание очевидно происходило в одной из тех храмовых пристроек, которые именно предназначались для народного учительства со стороны книжников. Подобные собрания назывались школами, в которые свободен был доступ для всякого. Учитель или раввин занимал место на особом возвышении, а около него внизу полукругом располагались ученики или слушатели. По случаю праздничного времени и стечения народа в школе, где оказался Иисус, было несколько учителей и видимо знаменитейших для своего времени, и все они, как представители отживающего закона, изумлялись духовной силе Этого неизвестного им представителя Нового Завета. Найдя Его здесь, в этом школьном собрании, бедные и простодушные галилейские родители Его были поражены страхом при виде того, как их юный Сын смело беседовал с великими священниками и учителями народа, к которым они сами привыкли относиться с трепетным благоговением. Пораженная всем этим и волнуемая смешанным чувством радости по случаю счастливого отыскания Сына и укора Ему за причиненную Им родителям тревогу, Пресв. Дева Мария прервала Его дивную беседу матерински укорительным вопросом: «Чадо, что Ты сделал с нами? Вот, отец Твой и Я с великою скорбью искали Тебя» (Лк. 2:48). И на этот вопрос прозвучал божественный ответ: «Зачем было вам искать Меня? Или вы не знали, что Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему?» (Лк. 2:49) Здесь в первый раз из уст Иисуса раздалось свидетельство, что Отец Его – Бог, и вместе с тем проявлено было Им ясное сознание своего божественного посланничества, чтобы Своим собственным примером излагать людям долг пребывания в том, «что принадлежит Отцу Небесному». Своим земным родителям Он дает знать, что Он прежде всего Сын Бога, и только уже во второстепенном смысле их Сын; поэтому и прежде всего Он должен идти путями Божиими, и затем человеческими; а если так, то где же им и искать было Его, как не на этом именно пути Божием? Нигде иначе они и не должны были искать Его, как именно в том, что «принадлежит Отцу Его». Прежде всего конечно Он разумел под этим храм, как Дом соприсутствия Божия. Но изречение это имеет и более глубокий смысл. В нем заключалось указание на то, что естественные отношения сыновства для юного Иисуса должны были уступить место тому высшему призванию, в котором вся цель Его жизни сосредоточивалась в исполнении воли Божией, и пред этим высшим призванием должны были отступить на задний план все простые требования обыденной жизни.

Ответ этот был слишком высок для Его простых родителей, и «они не поняли сказанных Им слов» (Лк. 2:50), по крайней мере в их глубочайшем значении. И это было поистине грустное предзнаменование того непонимания, с которым Спасителю мира постоянно приходилось встречаться при исполнении Своего возвышенного учения, как и свидетельствует евангелист: «в мире был, и мир чрез Него начал быть, и мир Его не познал. Пришел к своим и свои Его не приняли» (Ин. 1:10–11). Но хотя в душе юного Иисуса с такою чудесною силою проблеснуло сознание Его божественного происхождения, Он со всею простотою долга послушания родителям «пошел с ними, и пришел в Назарет, и был в повиновении у них» (Лк. 2:51). А Пресв. Матерь Его, для Которой все эти необычайный действия и слова Ее Сына были лишь новыми подтверждениями известной Ей страшной тайны Его зачатия, «сохраняла все слова сии в сердце Своем» (Лк. 2:51).

По возвращении в Назарет для Иисуса наступила безмолвная история, в течение которой на протяжении восемнадцати лет евангелисты не сообщают ни одного события из Его жизни. Это было время безмолвного возрастания и созревания отрока Иисуса в мужа совершенного, Которым Он уже и появляется в истории, по истечении восемнадцати лет после знаменательного посещения храма и самооткровения в Нем Божества. Как Богочеловек, Он, наделенный всеми совершенствами телесной и духовной природы, «преуспевал в премудрости и возрасте, и в любви у Бога и человеков» (Лк. 2:52). По своей человеческой природе, подверженный всем ее потребностям и немощам, Он должен был трудиться и помогать своему престарелому отцу в его плотническом ремесле (Мк. 6:3), преподавая нам этим спасительный урок, что никакая высота предназначения человека не освобождает его от обязанности трудолюбия. В своей обыденной жизни Он находился в постоянных и близких отношениях с родственным семейством своей тетки Марии, бывшей замужем за Алфеем или Клеопой и имевшей нескольких сыновей и дочерей. Семейство это, по смерти своего отца, по всей вероятности принято было Иосифом на свое попечение, и по смерти его также – две вдовы продолжали жить вместе, так что оба эти семейства слились в одно и в представлении соседей дети их сделались как бы родными братьями и сестрами, как об этом не раз говорится в Евангельском повествовании¹. Среди этих-то родных сверстников и возрастал Христос. Вместе с телесным развитием шло Его и духовное развитие, и образование. Подобно всем иудейским детям того времени, Он несомненно получил некоторое образование или в местной назаретской школе, или от самого Иосифа, который как человек «праведный» был конечно не мало начитан в законе и вообще письменности иудейской и мог преподать своему бож. Сыну уроки чтения и письма. Что Иисус умел писать, показывают неоднократные Его намеки на начертания еврейских букв, а также и сообщение о том, что Он наклонившись писал пальцем на земле. Но главным предметом изучения было именно св. Писание, и эти познания Его были глубоки и обширны, даже по-видимому Он знал его все наизусть, как это ясно не только из Его прямых ссылок, но также и из многочисленных указаний, которые Он делал на Пятикнижие и другие св. книги, на пророков – Исаию, Иеремию, Даниила, Иоиля, Осию, Михея, Захарию, Малахию и особенно на Псалтирь. С вероятностью также можно полагать, хотя и нельзя сказать утвердительно, что Он знаком был и с неканоническими книгами Иудеев. Это глубокое и основательное знание св. Писания придавало особенную остроту и силу полунегодующему вопросу, с которым Он так часто обращался к своим велеученым совопросникам: «разве вы не читали?» Язык на котором обыкновенно говорил Спаситель, был арамейский, т. е. смесь еврейского с халдейским. Чистый еврейский язык в то время был уже совершенно мертвым языком, и его знали только более образованные люди, приобретавшие знание его в школе. Но Иисус очевидно был знаком с ним, потому что некоторые Его цитаты из св. Писания прямо указывают на еврейский подлинник (Мк. 12:29–30; Лк. 22:37; Мф. 27:46). Наверно Он знал также и греческий язык, потому что это был ходячий язык в таких близких к Его родине городах, как Сепфорис, Кесария и Тивериада. Со времени Александра Великого, и особенно вследствие близких отношений иудеев с Птоломеями и Селевкидами, греческое влияние было сильно в Палестине. В Финикии и Сирии произведения греческих поэтов образованными классами читались в подлиннике, а в некоторых городах, как Гадаре, были высшие эллинские школы. Греческий язык в действительности был обычным средством взаимных сношений, и без него Иисус не мог бы разговаривать с чужеземцами – с сотником, например, слугу которого Он исцелил; с Пилатом, который конечно не знал туземного языка, но как образованный человек и правитель обязан был знать греческий язык; равно и с греками, которые желали побеседовать с Ним в последнюю неделю Его жизни. Некоторые из приводимых Христом текстов св. Писания взяты прямо из греческого перевода семидесяти толковников, даже и в тех местах, где Он отступает от еврейского подлинника (Мф. 4:7; 13:14, 25). Знаком ли Он был с латинским языком – это гораздо труднее решить, хотя и не невозможно, так как римлян в это время было много в Иудее, латинские надписи значились на ходячих монетах, и в общежитии употреблялось не мало латинских слов, в роде легион, кодрант и других, употреблявшихся впоследствии и самим Христом.

Но все это внешнее образование было для Него второстепенным делом. Главным Его образованием было проникновение в волю пославшего Его Отца, и в эти именно безвестные годы обыденной жизни в Нем созревал тот дух самопожертвования, который и проявился в истории последующего Его служения на спасение рода человеческого.