Иоанникий и Софроний Лихуды

Иоанникий и Софроний Лихуды – родные братья, родились на острове Кефалонии, – Иоанникий (в мире Иоанн) в 1633 г., а Софроний (в мире Спиридон) в 1652 г. Род свой они производили от древней княжеской фамилии Лихудов, представители которого в XI в. и позднее занимали в Византии видное государственное положение. Поэтому русским правительством было признано за детьми одного из братьев – Иоанникия (другой из них детей не имел) – княжеское звание. Образование свое Иоанникий и Софроний получили в Падуааском университете, где получили докторские дипломы. Старший из братьев был женат и некоторое время состоял белым священником на родном Кефалонийском острове. Овдовев, он с именем Иоанникия постригся в монашество. Младший же его брат, Спиридон, еще раньше его принял пострижение с именем Софрония. Оба они вступили в число братства монастыря «Панапия Иерия», близ Венеции. На родине и в других городах востока они занимались учительством и проповедничеством. Наконец, в марте месяце 1683 г. оба брата отбыли в Константинополь и остановились здесь на иерусалимском подворье у патр. Досифея. Случилось, что в то самое время, когда Лихуды были в Константинополе, патр. Досифей получил письмо из Москвы от патр. Иоакима, в котором тот просил Досифея приискать для московской школы надежного учителя из греков. Принимавший близко к сердцу успехи греческого учения на Руси Досифей и предложил Лихудам отправиться в Москву; но наперед, – чтобы испытать их православие, – потребовал от них исповедавшие веры. Удостоверившись же в вероисповедной благонадежности Лихудов, Досифей снабдил их рекомендательными грамотами и на дорогу деньгами. Прочие патриархи, со своей стороны, выдали Лихудам грамоту, в которой рекомендовали их, как людей ученых и вполне православных. 3-го июля 1683 г. Лихуды оставили Константинополь. Но в Россию они прибыли почти через два года. Сначала задержала их в пути война австрийцев с турками, а затем, главным образом, происки иезуитов в Польше. Известно, что около этого времени иезуиты всеми силами старались распространить и укрепить свое влияние в московской Руси: старались устроить в Москве свой храм, завести школы и т.п. Поэтому, узнав о цели, с которою вызывались Лихуды в московскую Русь, т.е. о желании русского правительства создать при помощи их академию, они употребили все возможные средства, чтобы как можно далее задержать Лихудов в Польше. Видя, что ни король, ни иезуиты никогда не отпустят их в Москву, в январе 1685 г. Лихуды тайно ушли из пределов Польши и 6 марта 1685 г. прибыли в Москву.

На третий день по приезде (9 марта) Лихуды представлялись государям, поднесли им «два креста разных кипарисовых и говорили орации, один на латинском, другой на греческом языке». Лихуды остановились в греческом Николаевском монастыре, но помещение здесь оказалось неудобным. Поэтому они вскоре были переведены в Чудов монастырь, а отсюда в Богоявленский, что за Ветошным рядом.

Несмотря на рекомендательные грамоты восточных патриархов, русское правительство на первых порах отнеслось к Лихудам довольно подозрительно и не прежде допустило их до учительства, как после предварительного испытания их учености и вероисповедной благонадежности. С этою целью на девятый день по приезде Лихудов в Москву (15 марта 1685 г.) устроен был торжественный диспут между ними и Яном Белободским – одним из претендентов на академическую кафедру. Кроме того, от Лихудов потребовали, чтобы они представили в Посольский Приказ «свои поучения». Только доказав свою благонадежность, ученые греки могли открыть уроки в московской школе. На первых порах эта школа была очень невелика. В нее поступило сначала только шесть человек из старших учеников типографского училища. Такая малочисленная по составу школа не требовала отдельного здания и удобно могла поместиться в кельях самих Лихудов. Но скоро была начата в Богоявленском монастыре постройка отдельного помещения. В декабре 1685 г. Богоявленская школа была уже готова и с этого времени Лихуды начали в ней свои уроки.

Преподавательская же деятельность Лихудов – собственно в академии – началась лишь через два года после этого (осенью 1687 г.), с устройством особого каменного трехэтажного академического корпуса в Заиконоспасском монастыре, – стоимостью до 45 т. рублей (на наши деньги). К Рождеству 1687 г. в академии числилось 76 человек учащихся. На Пасхе 1688 г. вся Законоспасская академия, во главе с Софронием, по обычаю, приходила приветствовать патриарха. В ней тогда числилось учеников всего 64 человека. Социальное положение учащихся в академии было разнообразно до противоположности. В числе их были лица самых высших аристократических фамилий: князья Одоевские, сын князя Бориса Голицына, дети Тимофея Савелова – близкие родственники патриарха и т.п. Но вместе с аристократами мы встречаем в школе Лихудов и лиц из низшего класса общества – челядинцев и сына конюха. Академия разделялась на три класса или «школы»: верхнюю (suprema), среднюю (medіиa) и нижнюю (infіma). В качестве подготовительного класса, при академии существовала «русская школа» или – иначе – «школа словенского книжного писания», которою заведовали старосты из старших учеников академии. Преподавание в академии шло по учебникам, составленным или переделанным самими Лихудами⁶⁹. Из обозрения этих учебников видно, что как образование самих учителей, так и метод преподавания в их школе носили схоластический характер. Содержание академии производилось на счет сумм Патриаршего Казенного Приказа. Ученики академии получали денежное жалованье по 4 деньги в день; «старостам» выдавалось вдвое более. Ученики русской школы получали содержание натурой: им выдавалось с патриаршего двора по 4 хлеба в день. Содержание академического здания производилось на счет сумм того же Приказа. На средства этого Приказа нанималась школьная прислуга: повар и два или три сторожа. Что касается самих Лихудов, то они получали жалованье из Приказа Большой Казны. Сначала оно выдавалось им в количестве двух гривен на день; но, с переходом в Чудов монастырь, оно было увеличено: велено было давать им обоим из монастырских доходов пищу и питье против 4-х братов в день, а жалованья по 15 алтын на день. На наши деньги они получали около 230-ти рублей в месяц. Кроме того в Рождество и Пасху, при посещениях патриарха, они обыкновенно получали от него «славленное». Количество его почти во всех случаях было одно и то же – пять рублей. Наконец, им производились иногда временные дачи – за те или другие послуги. При таких условиях Лихуды могли существовать вполне безбедно. Не даром же их литературные противники, с плохо скрываемою завистью, упрекали, их: «И они то иноземцы в забвение положили, что... здесь в царствующем граде Москве от великих государей взысканы и обогащены». Имущественному положению Лихудов соответствовало и общественное очень видное и влиятельное положение их в Москве. Оно обусловливалось уже самою их должностью в качестве учителей академии, которая в глазах весьма значительной части московского общества делала их авторитетом в вопросах богословской мысли и церковной жизни. Усердная деятельность Лихудов, их трудолюбие и ученость и, в особенности, возникшие в Москве споры о пресуществлении, поставившие ученых греков во главе целой партии и выдвинувшие их в роли защитников веры и церкви, естественно должны были еще более упрочить их высокое значение в среде тогдашнего московского духовенства и общества. Благодаря всему этому, они заняли в тогдашних церковных сферах положение руководителей и советников, которых, по словам Медведева, «духовнии в сладость, со всяким усердием, слушают, и им во всем, еже они глаголют, веруют».

Занявши видное положение в церковном мире, Лихуды сумели достигнуть значения и в гражданских сферах, приобрели себе многих сильных покровителей и защитников и имели доступ даже ко двору государей. В ряду светских покровителей Лихудов первое место по своему значению, без сомнения, занимал князь Василий Васильевич Голицын. Сохранилось немало писем и челобитных Лихудов к князю В.В. Голицыну и ответов его на эти письма и челобитные, и из них видно, как часто приходилось Лихудам обращаться к покровительству этого «благодетеля (как называют его Лихуды) и управителя во всех их нуждах». Между прочим, благодаря покровительству Голицына, Иоанникий Лихуд, которому разрешено было по семейным делам отправиться за границу, выхлопотал себе звание русского посланника при венецианском правительстве. Иоанникию поставлялось в обязанность привлечь Венецию к союзу с Москвою в борьбе против турок. Заручившись полномочиями, Иоанникий 22 апр. 1689 г. приехал в Венецию. Венецианское правительство, на основании выданных Иоанникию полномочий, соглашалось принять его только за гонца, но не хотело признать его посланником. В таких критических обстоятельствах, Иоанникий обратился к государям с прошением (от 25-го мая 1685 г.), умоляя их выслать «верющия грамоты», чтобы засвидетельствовать его полномочия. Желая вместе с тем показать политическую важность своей миссии, Иоанникий в этой же бумаге сообщал государям о своих переговорах с правительством цезаря и о настроении народов, подчиненных Турции, которые все жаждут освобождения от турецкого ига и с нетерпением ждут, когда, наконец, Константинополь будет в руках русских самодержцев и все они получат свободу. Но при неудачах крымского похода предложение о завоевании Константинополя было явно несбыточно, и русское правительство решило отозвать Иоанникия обратно в Россию. 31-го июля 1689 г. Иоанникию Лихуду была отправлена грамота для представления ее венецианскому дожу; в ней государи, извещая венецианский сенат об успехах войны с крымцами, просили «посланному своему немедленного отпуска».

Но, пользуясь покровительством влиятельных лиц церковного и светского мира, Лихуды имели в Москве также и многих врагов, которые с завистью и недоброжелательством следили за их успехами и деятельно стремились подорвать их значение, причем у многих вражда основывалась не только на личных отношениях и счетах, но и на радикальной разности образовательных начал, разделявших Лихудов и их противников. Враги старались унизить ученое достоинство Лихудов, распространяя молву о мнимой неуспешности их учеников, и старались поселить недоверие к ним, как водителям новых обычаев и волкам в овчих одеждах, расхищающим православное стадо. Не ограничиваясь обвинениями, касающимися учебной деятельности Лихудов, – в чувстве бессилия повредить их влиятельному положению, – враги всею силой своего ожесточения обрушились на нравственный, действительно далеко небезукоризненный, характер Лихудов. Они обвиняли их в гордости и фарисейском превозношении, в недостать благодарности к русскому народу, в стране которого «они взыскавы милостями великих государей и обогащены», а в особенности – в корыстолюбии. Последнее было самым главным обвинением, которое постоянно повторяли недоброжелатели Лихудов. К числу недоброжелателей Лихудов присоединился и бывший их покровитель – патр. иерусалимский Досифей; оскорбленный недостатком благодарности к себе со стороны Лихудов, он выступил с целым рядом обвинений против Лихудов и начал настойчиво хлопотать об удалении их от школы, но Лихуды были нужны в Москве и ими не считали возможным пожертвовать патриарху, – пока не случилось происшествия, уронившего репутацию Лихудов в глазах русского правительства. То была соблазнительная история сына Иоанникия Лихуда – Николая – с дочерью задворного конюха – Мариею Селифонтовой. В этой истории, соединенной с нарушением общественного спокойствия, оказались замешанными оба брата Иоанникий и Софроний. Опасаясь строгого взыскания, 5-го августа 1694 г. последние бежали из Москвы, а с ними вместе бежали и дети Иоанникия Николай и Анастас, но их скоро арестовали по дороге к Смоленску. По причине такого происшествия, в августе 1694 г. Лихуды должны были оставить академию и были выселены в типографию. Положение их здесь на первых порах было очень незавидно. Но их знания и недостаток в людях способных служить запросам времени, «когда, – по выражению С. М. Соловьева, – реформа уже сильно стучалась в двери», заставили правительство изменить свое отношение к ученым братьям. Лихудам предоставлено было право жить на свободе и они не замедлили воспользоваться этою свободой на благо русского просвещения. Они начали учить желающих итальянскому языку, сначала частным образом, а в 1697 г. (15 мая) состоялся именной высочайший указ, чтобы бояре и других чинов люди отдавали детей своих учиться итальянскому языку у греков Иоанникия и Софрония Лихудиевых. Это – первое распоряжение правительства о распространении в России знания европейских языков. По указу императора, учеников к Лихудам назначено было 55 человек. Но из сведений, доставленных самими Лихудами, видно, что у них брали уроки только 10 человек, именно – два князя Прозоровские и восемь человек детей дьяков и купцов. Царь Петр велел выдавать Лихудам за уроки итальянская языка казенное жалованье, с помощью которого они могли существовать в Москве без особенной нужды. Время от времени Лихуды получали жалованье и из казны патриарха. Видимо, они продолжали быть полезными не только для государства, но и для церкви. Нет сомнения, что одним из главных средств к упрочению пошатнувшегося значения послужила для Лихудов церковная проповедь. Еще в звании учителей академии они заявили себя проповедническою деятельностью. Увольнение от должности наставников академии послужило для них новым толчком к упражнению в составлении слов – по преимуществу в похвальном и панегирическом роде. Некоторые из этих слов, – в том числе похвальное слово Петру по взятии Азова, – сохранились в собственных бумагах императора. Очевидно, проповедники, или сами лично или чрез посредство своих благожелателей, подносили свои похвальные речи на благосклонное воззрение государя. Льстивыми и напыщенными панегириками они и в самом падении сумели сохранить те связи со двором, которые они завязали в период своей академической деятельности. Рассматриваемые в гомилетическом отношении, т.е. со стороны содержания и формы, проповеди Лихудов отличаются полною отрешенностью от жизни и крайним схоластицизмом построения. Свою теорию проповедничества Софроний Лихуд развил в риторике. С особенною подробностью, согласно духу времени, он останавливается здесь на словах похвальных. Дробность рубрик, делений и подразделений здесь изумительная. Софроний отдельно трактует о словах на день рождения младенцев, на день очищения, на бракосочетание, на победу над врагами, на прибытие послов, в похвалу тех или других добродетелей, свойств, поступков и т.п. Для каждого из этих видов похвального слова указываются особые специальные правила, которым должен следовать оратор.

В начале 1698 г. над Лихудами неожиданно разразилась новая гроза, когда обнаружились компрометирующие Лихудов подробности в деле совратившего в латинство ученика их – дьякона Петра Артемьева. Петр Артемьев, в 1688–1691 гг., вместе с Иоанникием ездил в Венецию, слушал уроки в тамошних школах и, увлекшись идеею соединения; церквей, принял унию. Возвратившись в Москву, он выступил горячим, до фанатизма, проповедником своих заблуждений. В мае 1698 г., по доносу своего приходского священника, Петр Артемьев был позван на суд к патриарху и отдан на исправление и покаяние в Новоспасский монастырь. Уже само по себе совращение в латинство одного из учеников должно было повредить Лихудам в глазах высшей церковной власти. Отзывы Артемьева о своих учителях и те подробности, какие сообщил он в своих тетрадях, писанных в Новоспасском монастыре, о жизни Иоанникия за границей, еще более скомпрометировали их в глазах патриарха. Под влиянием этих обвинений, патриарх Адриан в июне 1698 г. удалил Лихудов в Новоспасский монастырь.

Здесь Лихуды пробыли до января 1704 г. За это время они составили два полемические сочинения против протестантства. Первое из них известно под заглавием «Лютерские ереси». По содержанию своему «Лютерские ереси» представляют краткий перечень особенностей, которыми протестантство отличается от православия как в догматическом, так и в обрядовом и в бытовом отношениях. Всех особенностей протестантства сравнительно с православием Лихуды указывают здесь 17. В позднейшей редакции «Лютерских ересей» число их доведено до 19-ти. Другое сочинение Лихудов против протестантов, записанное Лихудами в 1701 г., известно под именем «Слова о предопределении» и разрешает вопрос о предопределении и об условиях оправдания человека. Кроме богословских трудов, проживая в Новоспасском монастыре, Лихуды заявили себя и другими работами. Так они принимали участие в капитальном по тому времени издании, каков «Лексикон треязычный, сиречь речений славенских, еллиногреческих и латинских сокровище», составленный учеником их Федором Поликарповым. Лихуды вместе с Стефаном Яворским и Рафаилом Краснопольским, учителем славяно-латинской академии, рассмотрели этот лексикон и дополнили его, и уже в этом исправленном виде лексикон вышел в свет 1 декабря 1704 г. Следует упомянуть еще об одной богословско-филологической работе Лихудов, хотя она была выполнена ими несколькими годами ранее предыдущей. Именно ими был проверен и исправлен греческий текст «Православного Исповедания» в первоначальном издании Панагиота. Этот проверенный Лихудами греческий текст «Православного Исповедания» был издан Лаврентием Норманном, упсальским профессором (впоследствии готенбургским епископом), в Лейпциге в 1695 г. Поправки, внесенный Лихудами, он поместил на стороне, в виде вариантов или разночтений. Издание Норманна было повторено Гофманом в Бреславле в 1751 г. По исправленному Лихудами тексту «Прав. исповедания» был сделан и русский его перевод, изданный в 1695 г.

В январе 1704 г. последовал на Лихудов новый донос со стороны известного в свое время иллирийского шляхтича – Саввы Рагузинского. Это был выходец из Турции, где он состоял тайным агентом русского правительства. Донос Рагузинского был политического, а не религиозного характера. Рагузинский, должно быть, подтвердил обвинение, предъявленное против «самобратий» Лихудиевых еще в Константинополе Досиоеем и состоящее в том, что они пишут в Константинополь о современном положении дел московского государства. Обвинение возымело свое действие. Правительство нашло опасным оставлять Лихудов в Москве, куда в то время ожидали прибытия турецкого посла Мустафы-аги. И вот 27 января 1704 г. состоялся указ: «сослать их с Москвы в дальний монастырь до его великого государя указу, покамест турецкий посол на Москве побудет, и держать их в присмотрении и кормить их монастырскою пищею». 4 февраля состоялся новый указ: Лихудов предписывалось отправить на жительство «в Ипацкий монастырь, что в Костроме». В Ипатиевском монастыре Лихуды прожили до января 1706 г. Это было самое тяжелое время их жизни. Но и теперь они пользовались некоторою свободой; но крайней мере, их ссылка не была тем страшным заключением, когда преступник, закупоренный в четырех стенах, осуждался на полное отречение от всего, что было и есть за стенами его «узилища». Лихудам позволено было заниматься учеными работами и вести переписку со своими знакомыми и друзьями. Известна пространная греческая грамматика, оконченная ими в 1705 г., т.е. именно в Ипатиевском монастыре. Кроме того, они занимались в это время обширным полемическим сочинением против лютеран и кальвинистов. Оно было написано ими в опровержение трех лютеро-кальвинских сочинений: «Катехизиса» Иоакима Камерия, «Напоминаний» Киаспара Пейкера и «Метафизики» Иоанна Макковея. Лихуды назвали свой труд: «Обличением и показанием ересей Лютера и Кальвина». Написанное при тяжелых внешних условиях, без достаточных пособий и руководств, это обширное сочинение (состоящее из 486 листов) не представляет собою тех достоинств, которыми отличаются прочие богословско-литературные труды Лихудов. Это просто сборник разных трактаций, излагающих самые общие христианские истины. Лихуды в первой части своего сочинения раскрывают учение о Пресвятой Троице, о приснодевстве и святости Богоматери и догмат об иконопочитании. Во второй части своего сочинения, желая выяснить священное значение и важность православных храмов и их превосходство над протестантскими кирками, Лихуды подробно излагают учение «о храмах и о знаменовании находящихся в них вещей». Тон сочинения суровый, резкий и желчный, иногда даже бранчивый.

З1-го января 1706 г. состоялся указ, которым предписывалось «из Ипатского монастыря перевести Лихудов в новгородские монастыри, что в епархии новгородская и великолуцкого Иова митрополита..., а к Москве их, без его великого государя указу, отпускать не велеть». Лихуды вызывались в Новгород их давнишним благожелателем – митрополитом новгородским Иовом, в качестве учителей проектированного к открытию в Новгороде училища. Вместе с ними приехали для помощи им и некоторые «старые их ученики». Школа была помещена в обширном двухэтажном здании, нарочно для того построенном на счет софийской казны. Ученики брались для нее «из разных чинов и всякого возраста». В августе 1714 г., как видно из собственноручного письма митр. Иова к императору Петру І, в Новгородской школе числилось до 100 человек учащихся, а всего за время учительства Лихудов в Новгородской школе обучалось 153 человека. В училище с самого начала открылись два класса или школы: «одна на еллинском диалекте, другая точию на славенском общем диалекте». В славенской школе обучал переводчик Федор Герасимов, в греческой сами Лихуды.

Кроме преподавательской деятельности, Лихуды, проживая в Новгороде, занялись учеными богословско-литературными трудами, главным образом, переводами. Усердием ученых греков воспользовался вскоре и сам государь. В 1707 г. им посланы были для перевода две книги на латинском языке: Афанасия Бирхнера, иезуита, книга Сфинкс (Sphynx mystagoga, sive dіatriva hіeroglіphіca) и «Риза римских добродетелей Энея, иже в Виргиле, и того дел храбро сделанных». Перевод первой из указанных книг Лихуды снабдили кратким толкованием, что «суть сфинкс и мумия». Кроме указанных, Лихуды переводили, по поручению государя, и другие книги. В кабинетных бумагах императора хранится перевод «Сигизмунда Альберта об алтиллерии и о способах победить турок», исполненный Лихудами с итальянская языка на славянский. Около того же времени Лихуды исправили службу св. Софии, Премудрости Божией, и вновь написали пролог, стихиры и канон в ее честь. Митр. Иов отправил эту работу справщику московской типографии Федору Поликарпову «посмотреть и исправить». Между тем новая служба не всем понравилась, и Иоанникий Лихуд написал ответ «О порицании новосочиненныя службы Софии, Премудрости Божией». Около того же времени Софроний Лихуд перевел с итальянская языка на греческий «Изъяснение арменския литургии» с венецианского издания 1690 г., а Ф. Поликарпов переложил этот перевод на русский язык. Можно думать, что перевод этот был сделан Софронием также по желанно императора. Дело в том, что в1701 г. армяне, чрез посредство некоторого Израэля Ория, обратились к императору с просьбой об освобождении их от мусульманского ига. Император весьма сочувственно отнесся к этой просьбе. «Они (армяне) нас по единоверию просили взять под свое покровительство, – писал он, – и нам, ради христианства, армянам отказать в том нельзя». Северная война, поглотившая все внимание императора, помешала осуществлению этой мысли; тем не менее император не оставил ее окончательно и деятельно собирал об армянах сведения, пополнял их, поддерживал сношения с армянами и, как только заключен был ништадский мир (30 августа 1721 г.), немедленно предпринял поход в Персию. В переписке митр. Иова встречаем указания еще на два перевода, сделанные Иоанникием за время жизни в Новгороде, именно книги «О православии и «Толкования молитвы Господней, еже есть Отче ваш»; перевод последней книги в сентябре 1713 г. митр. Иов послал в дар царевичу Алексею Петровичу. Тогда же Иоанникий исправил житие преподобного Варлаама хутынского и написал ему похвальное слово. Кроме того, в сентябре 1708 г. Иоанникий составил «Слово торжественное о Софии, Премудрости Божией». Оно представляет собою отчасти историко-археологический, отчасти догматический трактат и состоит из двух частей: в первой, на основании древних летописцев, Иоанникий передает историю устроения и украшения храма; во второй – он переходит к решению вопроса об иконе Премудрости Бога-Слова и, объясняя ее своеобразный тип, излагает догматическое учение о воплощении Сына Божия, о взаимном отношении лиц божества и кратко передает учение о семи таинствах Церкви.

Софроний учительствовал в Новгороде менее двух лет. В конце 1707 г. он был отправлен митр. Иовом в Москву, чтобы принять там принадлежности так называемой верхней типографии, и уже более не возвратился в Новгород. В ближней государевой канцелярии в январе 1708 г. было решено взять в Москву также и Иоанникия. Но митр. Иов начал усиленно хлопотать пред государем и сильными мира, чтобы не брали из Новгорода Иоанникия и, если можно, возвратили к нему Софрония. Хлопоты митр. Иова повели к тому, что Иоанникий был оставлен при новгородской архиерейской школе, Софроний же возвращен не был. Иоанникий оставался учителем в Новгороде до 1716 г., до самой смерти своего покровителя – митр. Иова. В этом году, нуждаясь в помощи брата, он выхлопотал себе разрешение вернуться в Москву. Возвратившись в Москву, Иоанникий поселился на казанском подворье вместе с братом своим Софронием и разделил его труд по исправлению славянского перевода Библии. Вместе с братом он участвовал также в протесте московских богословов против Феофана Прокоповича, который в 1716 г. был вызван в Петербург для возведения в сан епископа. Смелый протест московских богословов не имел успеха. Митр. Стефан должен был сознаться, что он не читал сочинений Феофана. Феофилакт и Гедеон вынуждены были письменно извиниться в несправедливости возведенного на него обвинения. Лихудов на этот раз оставили в покое. Участие в протесте против Феофана был последним, известным нам, шагом общественной деятельности Иоанникия. 7 августа 1717 г. он скончался на 84 году жизни. Тело его было погребено при академии в нижней трапезной церкви Заиконоспассвого монастыря. Что касается младшего из братьев – Софрония, то, прибыв в Москву в конце 1707 г., он был назначен митр. Стефаном Яворским учителем школы «еллинского языка», необходимость в которой для русской церкви хорошо сознавал местоблюститель патр. престола. Эта школа помещалась на казанском подворье, в Ветошном ряду, и представляла как бы отделение академии. В 1722 г. она была переведена в здание синодской типографии. Одновременно с учительством в греческой школе, Софроний принимал деятельное участие в комиссии по пересмотру и исправлению славянского перевода Библии. Из сочинений, написанных Софронием за этот период его жизни, известен «Коллурий о лютой страсти очеболения Капитонского». Поводом для него послужило событие, имевшее место в Новгороде, где в то время содержался в архиерейском разряде под заключением известный расколоучитель Семен Денисов Вторушин. Митр. Иов неоднократно призывал его к себе и увещевал возвратиться к церкви и оставить раскол, но безуспешно. Не довольствуясь устною защитой своих мнений, Семен Денисов представил митр. Иову ряд писем или посланий. В одном из них он изложил «вины, объявляющие наше (т. е. раскольническое) разлучение от... церкви, каковыми доводами подтверждающеся, таковая творим». Митр. Иов поручил перевести послание Денисово на греческий язык, а Иоанникию Лпхуду написать его разбор и опровержение. Иоанникий, по старости и слабости сил, не успел или не сумел исполнить поручение митрополита, а вскоре затем переехал в Москву и поселился здесь вместе с братом своим Софронием. Более молодей и энергичный, Софроний, принял на себя труд, порученный Иоанникию, но, как иностранец, мало знакомый с русскою археологией и историей и самым мировоззрением русских старообрядцев, он и в способах суждения и в способах изложения оказался неспособным примениться к понятиям русских читателей. Вот почему его «Коллурий» (имеется в числе рукописей Румянцев«кого музея: см. по описанию Беляева) оказался непригодным для своей цели и не получил распространения ни среди православных, ни – тем более – среди раскольников; последним, вероятно, он остался даже совсем неизвестным.

Софроний учительствовал в греческой школе до начала 1722 г. В октябре 1721 г. лишен был кафедры и удален на покой в Нилову пустынь иркутский преосвященный Игнатий Смола. В числе прочих пяти кандидатов на иркутскую кафедру был представлен и Софроний Лихуд, но назначение его в Иркутск не состоялось. Вероятно, этому помешали его старость и болезненность, которые не обещали в нем деятельного и энергичного администратора.

17 февраля 1722 г. указом Синода «он был назначен архимандритом Солотчина монастыря, рязанской епархии. Солотчинские монахи, видимо, были недовольны назначением к ним архимандрита Софрония и встретили его с затаенною враждой и нерасположением. Вскоре эти вражда и нерасположение сказались уже открыто. На имя рязанская епископа Гавриила (Бужинского) поступил от монастырской братии целый ряд доношений и челобитных с обвинениями на архимандрита Софрония. Преосв. Гавриил, получив эти обвинения, переслал их в Синод. Со своей стороны он высказал мнение, что лучше всего определить Софрония к какому-либо другому месту, потому что он, действительно, «за своею древностию и скорбию, церковная служения отправлять и монастырских и вотчинных дел не токмо править, но и говорить не точию по-русски, но и по-гречески не может». Св. Синод отнесся к архимандриту Софронию внимательнее и милостивее. 12 июня 1727 г. он приказал: «оному архимандриту Софронию Лихудиеву быть в том монастыре настоятелем неотменно, и определенное ему жалование выдавать и пищею и прочим довольствовать неотложно для того, что он и во время определения в оный монастырь архимандритом уже был древен; токмо то определение учинено ему за многие его в школьном учении труды, ради утешения старости его, а не для управления монастырских и вотчинных дел, которые и в других многих местах отправляют наместники и келари и казначей с братиею». Но и после этого распри и раздоры в Солотчинском монастыре не прекращались. Дошло, наконец, до того, что в конце февраля или в начале марта 1729 г. Софроний решился покинуть свой монастырь и бежал в Москву. После такого происшествия Св. Синод, указом от 6 мая 1729 г., предписал: «Рязанской епархии Солотчинского монастыря Софрония Лихудьева, за всесовершенною старостию и изнеможением, по случаю параличныя болезни, от той архимандрии отрешить и определить, для успокоения старости его, в Новоспасский монастырь, что при Москве, в особую келью».

Вскоре после отставки от должности архимандрита, Софроний скончался в июне 1730 г. 78 лет от рождения.

Определяя значение Лихудов в истории русского духовного просвещения, нельзя не признать, что их влияние в этой области было довольно широко и благотворно. Достаточно указать, что за время своего учительства в Москве и в Новгороде они подготовили немало вполне образованных воспитанников, каковы: Федор Поликарпов, Николай Семенов, Алексей Барсов, монахи – Косьма, Феолог, Иов, Палладий Рогов, доктор Постников, а из позднейших Федор Максимов. Все эти лица заявили себя плодотворною деятельностью на разных поприщах науки и жизни, и их имена служат лучшим доказательством благотворного влияния Лихудов на русскую церковную и общественную жизнь. Признавая это влияние, Св. Синод, в указе от 17 февраля 1723 г., назвал труды ученых братьев по обучению российского юношества «достохвальными, достополезными и всем известными».

Что касается в частности научно-литературной деятельности Лихудов, то, по обстоятельствам времени, она получила по преимуществу полемико-апологетический характер и направлялась то против латинян, то против лютеран и кальвинистов. Особенное значение и известность получила их полемика против латинян по вопросу о времени пресуществления святых даров. Значение Лихудов в истории споров о времени пресуществления настолько значительно, что некоторые исследователи считают возможным их именно признать виновниками этих споров. Но почему же Лихуды избрали для спора именно этот вопрос? Да потому, что он уже назрел, и был поставлен самою жизнью. Один из участников спора о времени пресуществлении, преосв. Афанасий холмогорский, ясно и отчетливо выразил истинную его причину, именно, что спор этот возник из-за книжных исправлений па печатном дворе («Чт. в Общ. Ист. и Древ. Росс.» 1903 г. кн. IV, стр. XXXVII). Действительно, в учительных и богослужебных книжках того времени были даны неодинаковые решения вопроса о времени пресуществования, что на практике, – при склонности русских людей того времени рассматривать всякий вопрос не столько с теоретической, сколько именно с практической, стороны, – вызывало ссоры о том, когда именно следует совершать «боголепное поклонение» телу и крови Христовой: во время ли великого выхода, во время ли произнесения слов Христовых «приимите, ядите» и «пийте» или позднее при произнесении молитвы «сотвори убо хлеб сей» и д. В решении этого вопроса в богослужебных и учительных книгах того времени преобладает латинское мнение, но высказано и иное воззрение (раскольническое), а в «Скрижали» ясно выражен православный взгляд. Церковная практика по спорному вопросу также не представляет должного единообразия. Уже одно то, что с церковной кафедры самим патриархом произносится слово «О благоговейном в храме стоянии», в котором осуждается обычай совершать земной поклон во время великого выхода и предлагается покланяться при произнесены возгласов:«приимите, ядите» и «пийте»,что рассылаются особые послания «О согласии божественный литургии по указанному пункту с соборным Чиновником, иже учинен в 183 (1675) году», как делает это рязанский митрополит Павел, – все это ясно показывает, что вопрос о совершительном моменте таинства евхаристии уже до приезда Лихудов успел обратить на себя внимание московских книжных людей и сделался предметом обсуждения. С другой стороны, есть основания думать, что и сами Лихуды еще до приезда в Россию, на западе (благодаря спорам янсенистов с кальвинистами) имели случай основательно познакомиться с вопросом о пресуществлении, так что предмет московских недоумений был для них достаточно известен. Вот почему, вскоре по приезде в Москву, к ним обратились за разъяснениями и поддержкой и не только сторонники православия, но, – можно думать, – и их противники. Лихуды решили избрать этот вопрос темою для публичного диспута с Белободским и высказали полную готовность участвовать в разработке этого вопроса, устной и литературной. Политические страсти и личные счеты, наконец, искусная деятельность иезуитов – все это придало спору о времени пресуществления страстный и бурный характер, какого, быть может, он не получил бы при более спокойном настроении спорящих сторон. Но эта продолжительность и страстность спора не говорит ли вместе с тем и о том, что вопрос о времени пресуществления имел живое общественное значение и что правильное решение его было в высшей степени необходимо? Лихуды твердо стали на защиту православного понимания этого вопроса и оказали сильное влияние на решение его в должном направлении. В этом их заслуга пред русскою церковью. Литературными памятником участия Лихудов в споре о времени пресуществления служит обширное сочинение под заглавием: «Акос, или врачевание, противополагаемое ядовитым угрызением змиевым». Лихуды начали писать «Акос», по всей вероятности, вскоре по приезде в Москву и окончили его осенью 1687 г. 13-го декабря этого года, как обозначено в некоторых списках «Акоса», он был уже переведен на славянский язык». «Акос» изложен в форме вопросов ученика и ответов учителя. Всех вопросов и ответов двадцать один. Вторым крупным (более ценным, чем «Акос») трудом Лихудов в опровержении латинства были «Диалоги, сиречь разлогольства грека учителя к некоему иисуиту» или, – иначе, – «Мечец духовный». Сочинение это принадлежит Софронию. Это весьма удачный по времени, хотя и не совсем полный опыт обличительного богословия, написанный в форме разговора между иезуитом и греком. Всех «разглагольствий» или «диалогов» в «Мечце» двадцать один. – В 1692 г. Иоанникий Лихуд пересмотрел и исправил древнеславянский болгарский перевод литургии Иакова, сделанный Евфимием, патриархом Тырновским. – Есть основание думать, что Лихуды принимали также значительное участие в составлены двух обширных сборников того времени, направленных против латинства, – «Остна» и «Щита веры».

Но если можно скептически относиться к тому значению, какое имели Лихуды в истории вопроса о времени пресуществления, зато бесспорно высокое значение для русской церкви другого труда Лихудов (преимущественно Софрония): труда по исправлению и пересмотру славянского текста Библии Ветхого Завета. С замечательно верным пониманием потребностей русской церкви, Лихуды вскоре же по приезде в Новгород предлагают митрополиту Новгородсколу Иову вместе со своими «старыми учениками» заняться пересмотром и исправлением славянского текста книг Ветхого Завета. Но только через 6 лет после того 14 ноября 1712 г. именным высочайшим указом образована была комиссия, которой и поручалось «прочесть словенскую Библию и согласить во всем со греческою 70 преводников Библиею». Достойно замечания, что в состав этой комиссии, – кроме Софрония, который в списке исправителей занимает первое место, – вошли Федор Поликарпов, Николай Семенов, Алексей Барсов и монах Феолог – все ученики Лихудов. Некоторое, – незначительное, впрочем, – участие в трудах комиссии принимал и Иоанникий Лихуд. В течение 7 лет комиссия трудилась «со всяким усердно-тщательным радением» и к июлю 1720 г. окончила свой сложный и кропотливый труд, а к 1723 г. успела вторично пересмотреть и проверить исправления Пятокнижия Моисеева и книги Иова. Но труду Петровских справщиков не суждено была выйти в свет. Какие-то тайные причины остановили это святое дело, и только в 1735 г. вновь был поднят вопрос о напечатании новоисправленной Библии. Организуется ряд комиссий, которым поручается «освидетельствовать» работу Петровских правщиков, «исправно ли во всем учинено». Пятнадцать лет продолжается это свидетельствование и в конце концов исправители Елизаветинского времени приняли почти все исправления, внесенный комиссиею Петровских правщиков. С тех пор славянский текст Ветхого Завета, за ничтожными исключениями, остается без всяких изменений; таким образом, вот уже более 150 лет, как русская церковь имеет во всеобщем употреблении библейский ветхозаветный текст, правленый Петровскою комиссией, в которой Лихудам и непосредственно и посредственно (в лице учеников) принадлежит такое видное и почетное место.

Mиx. Сменцовский