Димитрий св., митрополит Ростовский

Димитрий св., митрополит Ростов­ский; родился в 1651 г. в Малороссии, в гор. Макарове. Отец его, Савва Туптало, был полковым сотником, приняв­шим подданство московского царя. Перво­начально св. Д., носивший в миру имя Даниила, обучался дома, а затем поступил в киевскую братскую школу, когда ректо­ром там был знаменитый Иоанникий Голятовский. Слабый здоровьем, с наклонностью к тихой созерцательной жизни, св. Д. еще юношей в июне 1668 г. принял монашество в Кирилловом мон. Дарования юноши скоро обратили на себя внимание. В марте 1669 г. его посвятили (митр. Иосиф Тукальский) в иеродиакона, а в 1675 г. его вызвал в Чернигов еп. Лазарь Баранович, посвятил его в мае в иеромонаха и назначил проповедником при кафедральном Усп. соборе. Отсюда он ездил в Литву (в 1677 г.), где сдружился с еп. белорусским Васильеви­чем, ревнителем православия; ездил в Вильно, был в Слуцке, в Братском монастыре, трудился там в проповедании слова Божия, и успел приобрести себе славу проповедническими дарованиями, так что его стали приглашать многие мирские и духовные власти к себе. В Малороссию вернулся уже по смерти создателя Слуцк. мон. Скачкевича и поселился в мон. в Ба­турине. За поездку в Литву он имел возможность познакомиться с польской жизнью, языком, с р.-католичеством, а в Батурине открылась возможность ближе узнать нравы великорусские, представителей московского правительства. Это обстоятель­ство заслуживает внимания, потому что св. Д. воспитывался в ту эпоху, когда между Москвою и Малороссией были самые невыясненные отношения. В церковном отношении Москва тянула к себе, а Малор. стремилась отстоять свою независимость, сознавая за собою достоинство выдержав­шей вековую борьбу за веру и достигшей значительной степени просвещения. Общие малороссам взгляды в этом отношении должны были привиться и у св. Д., поездка же в Литву могла вызвать в нем сочувствие к Москве, далеко опередившей своего соседа в отношении веротерпимости. В Батурине на даровитого проповедника обратили внимание, помимо народа, и представи­тели власти, как светской, так и духовной. В 1681 г. епископом Черниг. возведен в игумена Максановского мон., а затем, в 1682 г., переведен в игумена в Батур. мон. Но в 1683 г. он сам оставил игуменство и переселился в Киево-Печерскую лавру; здесь была богатая библиотека, архим. Варлаам Ясинский, человек ученый, любивший научные занятия, – все здесь способствовало уче­ной работе. С 1684 г. св. Д. и при­нялся здесь за свой многолетний труд – составление Четьих-Миней. Отдавшись этому труду, он хотел совсем удалиться от всяких сложных обязанностей, которые бы могли отвлекать его, но Батуринское духовенство вместе с гетманом убедили его вторично приинять на себя настоя­тельство в Батур. мон. Однако, в 1692 г. ему удалось «для спокойнейшего писания житий святых» покинуть игуменство и переселиться в Киев. Затем он был последовательно игуменом в Глуховском мон., Кирилловском, а отсюда переведен архимандритом в Елецкий мон. в Черни­гове. В 1700 г. освободилась кафедра митрополита Сибирского (Тобольского) и Д. был вызван в Москву. Здесь он приветствовал Петра I речью, по воз­вращении его из Троицкого мон., и был назначен на освободившуюся кафедру. Однако туда он не поехал сначала по разным обстоятельствам, а затем Петр I, во внимание к жалобам его на слабое здоровье, для которого сибирский климат был суров, а также ввиду неоконченного еще труда (об этом Д. говорил царю в его посещение), назначил его митрополи­том в Ростов. Посвящение в митрополита совершено было в Москве 23 марта 1701 г. На место нового служения при­был в 1703 г.; здесь ожидала его со­всем иная, новая деятельность; пришлось считаться с заботами административными. Еще несколько ранее был восстановлен монастырский приказ, в ведение коего пере­давалось управление церковным и мона­стырским имуществами, надзор за мона­хами, приходами, богадельнями, школами и пр. Такое вмешательство светской власти в быт духовенства, само собою понятно, было стеснительно для духовной власти и, вслед­ствие злоупотреблений и грубости нравов, создавало массу затруднений. Сам св. Д. жаловался на трудное положение, даже говорил об умалении церкви «от внешних гонителей». Помимо того, впервые очутившись в непосредственной бли­зости с народным бытом московской Руси, он должен был поражаться гру­бостью нравов как народной массы, так и пастырей ее. Последние поражали своим невежеством; священники оказывали не­почтение святым, злоупотребляли тайною исповеди, внимательные к богатым, со­вершенно не радели, и даже презирали бед­ных, и т. п. Св. Д. ревностно принялся за исправление их: рассылал окружные по­слания, давал наставления, разъяснял тре­бования долга, а для народа говорил по­учения на каждой службе. Но главною его заботою была школа. Он требовал, чтобы священники посылали своих детей учиться; учение было бесплатное, а беднякам да­вали даже на хлеб. Число учеников при нем достигло до 200. Д. сам вникал в жизнь своего детища, часто посещал его, в случае отсутствия преподавателя, преподавал, выслушивал ответы учени­ков и объяснял им Свящ. Писание; сам исповедовал и сам причащал. Порядки в школе вообще были киевские. Препода­вались языки греческий и латинский; пре­подаватели были малороссы; по праздни­кам ученики произносили речи, разыгры­вали театральные пьесы и диалоги. Но, взяв формы схоластической школы, св. Д. не ввел у себя духа схоласт. Напротив, его школа носила характер семейной про­стоты, заботливости и благодушия. Обра­щение с учениками было, в общем, мяг­кое. Несомненно, такие введения, как театральное искусство, было новшеством для Москвы. На этой почве даже созрело обвинение святителя, когда он употребил для костюмов старые архиерейские облаче­ния. Правда, обвинял его недруг Воей­ков и вину указывал в том, что ризы эти составляли казенное имущество. Ро­стовскою паствой управлял святитель в течение 7 лет, за все время оправдывая свои слова, которыми он приветствовал паству при вступлении в Ростов: «я пришел не себе угождати, но вразумити бесчинная, утешати малодушныя, заступати немощныя..., добрыя любити, злыя с милованием наказывати, о всех пользе печися, всем спасения тщательно искати, о всех молитися». Скончался 28 окт. 1709 г. Вечером, отпустив служителей, отправился в особую келью для молитвы, и так, в молитвенном положении, на коленях, нашли его на утро уже мертвым. Погребение совершил друг его, Стефан Яворский, почтивший память усопшего надгробным словом и сочинивший надгробную надпись. Имущества после него никакого не осталось, так как остатки от своих скудных средств он употреблял на дела благотворительности; в завещании он просил похоронить его без всяких затрат. Обширная библиотека его, состоявшая из греческих, латинских, польских и славянских книг, рукописных и печатных, Стефаном Яворским была отправлена в Москву, в Патриаршую Библиотеку. В 1752 г. были обретены нетленные мощи его и русская церковь сопричислила его к лику святых угодников Божиих. Память его чтится 21 сент. На серебряной раке, где положены св. мощи, вырезана надпись сочинения Ломоносова.

Самый капитальный литературный труд святителя, составивший главную славу его, представляют Четьи-Минеи. Над ними он трудился много лет, – не оставляя своего дела ни при каких переменах в своей личной судьбе. Не раз даже он отказывался принять на себя ту или другую предлагаемую должность, исключительно с целью посвятить себя своему делу, хотя достигнуть полного уединения ему ни разу не удалось. Четьи-Минеи не представляют собою ученой работы в строгом смысле; это собрание сказаний о жизни и подвигах святых людей в назидание верующих, расположенное в хронологическом порядке по числам и месяцам года. В изложении нашли себе место и объяснения разных предметов веры и церковной истории. При составлении Ч.-Миней св. Д. имел под руками московские Минеи митр. Макария и разные греческие и латинские источники, а также русские сказания; были у него под руками «Acta Sanctorum» Болландистов и др. (указ. источн. см. «Св. Дим. Р-ий», Μ. 1849 г.). Мысль о составлении подробных и обстоятельных «житий св.» в южно-русской церкви была уже давно и за осуществление ее принимались не раз до св. Д. Но при св. Д. окончательно в Киево-Печ. л. выработан был план и собором старцев под главенством Варлаама Ясинского осуществление его было поручено св. Д. (в 1684 г.) Работой этой вскоре были заинтересованы митр. Гедеон и гетм. Самойлович, благодаря содействию которых в Киев были доставлены моск. Четьи-Минеи. Но отношение Москвы к Малороссии в это время было далеко не из искренних. В Москве был спор о пресуществлении и малорусское духовенство подозревалось в расположении к «латинской части». Патр. Иоаким требовал признания московского православия, посылал, поэтому, ультиматум еп. Лаз. Барановичу, не давал лавре привилегии на типографию и пр. под. В связи с этой недоверчивостью стоит и то, что в 1688 г. моск. Четьи-Минеи были затребованы обратно. Но к этому времени – в 1689 г. – была уже закончена первая ч. «Житий» (сент., окт., ноябрь). В это же время св. Д. получил возможность быть в Москве (в свите Мазепы), где представлялся государям и патриарху. У последнего киевляне были очень часто за время пребывания в Москве, беседовали с ним, и, уезжая, св. Д. получил от него благословение на продолжение начатого труда. А новый патр. Адриан даже всячески старался поощрить его трудиться на «всецелый год»; два раза посылал ему благословение и грамоту, в коей похвалил его богоугодный труд (1690 г.). К 1695 г. была окончена вторая часть (дек., янв., февр.), а в 1700 г. – третья (март, апр., май). Последнюю же, 4-ю (июнь, июль, авг.), св. Д. пришлось заканчивать уже в Ростове; печатание ее началось в 1705 г., т. е. три года спустя после вступления его в архипастырские обязанности. Таким образом, на выполнение своего труда, остающегося и доныне одним из лучших чтений для благочестивых читателей, св. Д. употребил более 20 лет. Но этот многолетний труд не является единственным. Кроме него, св. Д. принадлежат и многие другие. Таковы: «Летопись келейная»; не окончена; составлена на основании обширного изучения Библии, отцов и учителей церкви, византийских хронистов и новейших церк. писателей. Главная цель была дать связное изложение событий библейской истории, – такое, чтобы оно могло служить нравственно-поучительным целям. Книж­ные люди, скромно объясняет автор при­чину, побудившую его на этот труд, знают все это, сочинений этого рода до­вольно на иностранных языках, да и на нашем славянском есть рукописные хронографы; в наполненные житницы нечего прибавлять несколько зерен, все равно как вливать несколько капель воды в большие реки. И он, св. Д., пишет эту летопись не для научения других, а только для своего келейного чтения, «аще же та и в иных руки книгочитателей внидет, и аще кому будет угодна, о том да про­славится имя Господне». Однако было здесь и другое побуждение, о котором автор говорит в письме к Ст. Яворскому: «помню, что в нашей малорусской стороне трудно сыскать библию слав., весьма мало где оныя обретаются и купити едва достанет кто, и редко кто из духовного чина ведает порядок историй библейных, что когда происходило. И для того хотел было... вкратце библ. историю преподать таковым для ведения книжицею не зело великою и умеренною, чтобы мог всякий недорого купити, и удобно о всех, яже в библиях, уведати историях, каковым идут порядком». Была здесь и несколько иная цель, о которой он писал тому же другу. Работа эта, писал он, пожалуй, мало кому понравится; в ней перемешаны: и история, «и будто толкованийце некое из Корнелия и из других книг», «инде нравоученийце, особливо в первой и во второй тысяче лет, где мало находится историй». Так поступил он в наме­рении дать книжку с отрывками и замет­ками, чтобы она могла пригодиться иногда и для проповеди.

Объезжая, по обязан­ности архипастыря, епархию, св. Д. не мог не остановиться вниманием на раскольни­ках, которых много было в Ярославле; там он задерживался всегда на значи­тельный срок и «учил помощию Божиею... Но понеже словеса из уст более идут на ветер, нежели в сердце, того ради все прилежащее летописаниям дело оставив, яхся писати особую книжицу противраскольнических учителей. Бог о летописании не истяжет а о сем аще молчать истяжет». Плодом его трудов, был и «Розыск (рассмотрение) о раскольниче­ской брынской вере», который был разо­слан по епархии при окружном послании. Приступая к этому труду, он оговари­вается, что при существовании таких книг, как «Жезл правления» и «Увет духов­ный», в других нет надобности, но он не знает, есть ли названные сочинения в его епархии, потому что «ненавистная рука раскольническая истребляет их»; а между тем, когда волк нападает на стадо, па­стырю нельзя быть одержиму сном. Св. Д. сильно возмущается, что такие невежествен­ные люди выступают в качестве пропо­ведников; они не потрудились ничему по­учиться. Тон «Розыска» довольно резкий, хотя эта резкость далеко не походит на ту почти враждебность, с какою писались тогда вообще обличения раскольников: у св. Д. слышится негодование благочестивого человека на те безумства, которые совер­шаются в невежественной среде раскола. Труд этот был окончен в марте 1709 г., но издан уже после смерти автора, в 1745 г.

Кроме того, св. Д. старался собирать исторические сведения о своей епархии; трудился над составлением летописи, или хронографа, о начале славянского народа (неизд. подл. в библ. харьковск. дух. семин., списки в петерб. акад.). Его же: «Руно орошенное», или сказание о чудесах Черниговской Ильинской иконы Богоматери; «Рассуждение об образе Божии и подобии в человеце»; «Диарии», т. е. дневные за­писки (пис. на белорусск. яз., перевед. на русск.); «Каталог росс. митрополитов»; «Краткий мартиролог, остановленный на одном м. сентябре»; затем – различные краткие наставления и молитвы, послания пастырские, духовные песнопения; размыш­ления о страданиях Христовых, о прича­щении, о пресуществлении и мн. др.

Наконец, св. Д. был ревностный пропо­ведник слова Божия. Проповедовать на­чал он очень рано и тогда уже привле­кал множество слушателей. Не оставлял он проповедничества и в последующие годы, а в годы своего пастырства он без поучения не совершал почти и службы.

В первых проповедях видно еще влияние схоластической школы, но с течением времени искусственность мало-помалу отпадает, хотя нельзя сказать, чтобы он совершенно освободился от крепко усвоенных в школьные годы приемов. Но всюду проглядывает одно желание сделать людей лучше, добрее. Любимая тема проповедника – «любовь выше всего». Как проповедник, св. Д. явился верным преемником древних пастырей русской церкви. Политических тем, которых в его время было так много, он почти не касался, хотя при случае и высказывал свои взгляды на то или другое событие. При этом он не стеснялся в своих обличениях. Так, он обличал «гневную ярость», пьянство, неуважение к святым, и др. пороки, очевидно имея в виду Петра I и вводимые им обычаи. В одной проповеди 1708 г. он говорил: Бахус «не токмо эллинам, но, якоже вижду, и нашим глаголющимся быти православным Христианом, той божишко не нелюбим... Не соблюдать постов – то не грех; день и ночь пьянствовати – то людскость: пребывать в гуляньи – то дружба, а что по смерти о душе сказуют, куда ей идти – баснь то». «Речет Бахус, чревоугодный бог со учеником своим Март. Лютером: надобно в полках не смотрети поста, и в пост ясти мясо, чтобы полковые люди в воинстве были сильны, в бою крепки, не ослабели бы в брани, от поста и воздержания»... В другом случае он говорил, что в наше время «нет Константинов, нет Владимиров, которые любили благолепие дома Господня, а мы о храмех его попечения не единого прилагаем». Но он далек был от того, чтобы быть противником новых реформ. Им, как доброму на благо отечества начинанию, он сочувствовал вполне. «Хвалю, говорит он, добрый той нынешних времен обычай» отправлять молодых людей для науки за границу, «из-за морей бо умудренные возвращаются.., убо тоя мудрости учитися не довлеет сидя в дому, но и в чужих странах побывати требе».

Горский, «Св. Дим. Рост.» Μ. 1849. Шляпкин, «Св. Дим. Р. и его время», Спб. 1891 г. Пыпин, «Ист. р. лит.» изд. 1902 г., т. II. Д.

Св. Димитрий Ростовский как борец против раскола.

Главным памятником деятельности св. Д. против раскола является известный его полемический труд: «Розыск о раскольнической брынской вере». Книга эта издана была в первый раз в 1745 г., по предварительном рассмотрении ее архиепископом Крутицким Платоном, тогда синодальным членом; но в списках была разослана по епархии Ростовской еще при жизни автора. По содержанию «Розыск» состоит из трех частей: в первой доказывается, что «вера раскольников не права», во второй – что «учение их душевредно», в третьей – что «дела их не богоугодны». Таким образом, здесь указаны: причины появления раскола, различные его разветвления, главные пункты учения, с разбором оснований последнего, а также изображена нравственная и бытовая жизнь раскольников. Вообще «Розыск» – лучшее полемическое произведение своего времени, неоднократно издававшееся и в XIX столетии. В «Каталоге» раскольнического библиографа Павла Любопытного значится сочинение некоего Григория Яковлева, наставника Федосеевской общины в Астрахани, умершего в 1757 г., – «ясное и разительное, духом благочестия и убеждения пылающее обличение против книги «Розыска». Среди рукописей Румянцевского музея также есть раскольническое обличение на «Розыск» того же 18 века, составленное в Сибири; памятник примечателен тем, что писан на бересте. Как видно из «Поморских ответов» и из «Вопросов Никодима», более всего раскольники возражают против глав «Розыска» о четвероконечном кресте и об имени Иисус. Кроме того, нельзя не отметить, что некоторые главы этой книги могли бы быть направлены, собственно, против сектантов мистического и рационалистического характера – хлыстов и позднейших молокан, но никак не против раскольников-старообрядцев.

То обстоятельство, что св. Д. написал столь обширное специальное сочинение против раскола, объясняется насущными потребностями и неотложными нуждами тогдашнего ростовского края. Семя раскола здесь брошено было давно и к началу 18 века вкоренилось уже очень сильно. Еще в 1657 г., при Ростовском митрополите Ионе посадские люди из Ростова Сила Богданов и его ученики Феодор Галицын и Алексей Шалдов были сосланы «за развратие церковного устава» в Кандалакшский монастырь, те самые Сила, Феодор и Алексей, которых не преминул восхвалить «Виноград Российский»⁴⁹.

В последней четверти XVII века приют расколу дало знаменитое Пошехонье, тогда обширная лесистая волость в Романовском уезде, и сам Романов. Достаточно назвать таких деятелей самоистребления, как Поликарп Петров, родом из Романова, человек, состарившийся в служении расколу, и ради его «вся красная презре и бездомен бысть», – затем пошехонский поп Семен, отчаянный расколоучитель, наконец – подьячий из Романова Иван Григорьев, возвышавшийся над толпою своим подьяческим пером. Особенное усиление раскола в Ростовском крае объясняется его соседством с знаменитым Керженцем, в конце ХVII века и начале XVIII являвшимся главным центром раскола. Из «Сказания» иеросхимонаха Иоанна, основателя Саровской пустыни, и из «Обличения на раскольников» Василия Флорова видно, что названные две местности находились в самом живом общении между собою. Ростовцы, являясь на Керженец, организовали здесь особые толки, как, например, сделал это Феодор Ростовец. В свою очередь, керженские скитники часто ездили и в Ростов, и в Ярославль, и находили там «всякий покой», как, например, у Феодора Петрова, наставника беспоповцев в Ярославле⁵⁰. Керженец разумеется и под именем тех «Брынских лесов», о которых в «Розыске» говорится вообще, как о главном месте пребывания раскольников и главном рассаднике раскола. По изложенным причинам, к тому времени, когда прибыл в Ростов святитель Д., раскол в Ростовском крае достиг такой силы и распространенности, что грозил серьезною опасностью православию. Об этом находим многократные свидетельства и в сочинениях самого св. Д. «Дышет Брынская пустыня на церковь Божию своею злобою, аки огнем, – читаем, например, в «Розыске», – рыкает хулами, аки лев, пасется самопостушно, безпастырно, беззаконно, аки коза; и якоже змий, в Апокалипсии виденный, хоботом своим отторже третию часть звезд небесных и поверже я на землю: сице Брынская пустыня хвосты своя змиоподобныя, учители, глаголю, змионравныя, посылая во грады и веси, отторгает от церковного неба, яко звезды, души людей православных, и повергает я во свою пропасть».

Ввиду такой опасности от раскола святитель Д. не ограничил свой пастырский подвиг одною письменною полемикою. По мысли автора, выраженной в предисловии к «Розыску», последний был написан с тою целью, чтобы, сколько возможно вразумить самих раскольников, а главное, чтобы дать Ростовскому духовенству надлежащее понятие о расколе и снабдить его надежным орудием против этого противника. С другой стороны, святитель желал заменить книгою устную проповедь о расколе и восполнить таким образом то, чего она не могла сделать: «устная беседа, – по его выражению, – близ токмо слышится, а яже писанию предаются, та и в концы вселенныя происходят». Но вел святитель Д. и устную проповедь против раскола, то с церковной кафедры, то частно в домашних беседах с раскольниками, когда имел к тому случай. Образцами его церковных поучений могут служить: «Слово о вере и о четвероконечном кресте», «Слово на воздвижение честного и животворящего креста», «Слово к препростому народу». В своих проповедях против раскола св. Д. является таким же замечательным проповедником, каким был он вообще, как по содержанию их, так еще более по положению, простому и удобопонятному для народа. Со стороны своего тона противораскольнические сочинения св. Д., хотя и отдают дань своему времени, но негодование святителя направляется, собственно, на расколоучителей, с одной стороны, по поводу совращения ими простодушного и доверчивого народа, с другой – по поводу их нестерпимой хулы на церковь и ее таинства и обряды. При устных собеседованиях с раскольниками кроткий характер и любвеобильное сердце святителя, бесспорно, проявлялось еще в большей степени и это имело, конечно, свои благие последствия. Сам св. Д. не раз замечает в своих сочинениях о тех увещаниях, которые ему приходилось делать уличенным в отступлении от церкви. «На тая его раскольническая словеса мы, смирении, довольно ответствовавше, увещевахом его повинутися святей церкви и присоединится оной исповеданию». Но эта любовь и кротость в отношениях к заблуждающимся не ослабляли защиты интересов церкви. Раз, сама царица Прасковья Феодоровна просила ростовского святителя возвратить прежнее место священнику села Курб, лишенному такового за преданность расколу, но и ее просьба не имела успеха. «Много мне было от него досады, – отвечал Д. царице о названном священнике, – обаче все то ему прощаю Христа ради моего... Но гнева Божия на себе боюся, аще волка, во одежде овчей суща, пущу в стадо Христово погубляти души людския раскольническими ученьми».

Но, воздействуя на самый раскол и ознакомляя духовенство с учением раскола путем книжным, св. Д., в то же время, заботился об устранении самих причин успеха раскольнической пропаганды среди православной паствы. Главную из этих причин составляло печальное в умственном и нравственном отношении состояние ростовского духовенства, которое не соответствовало своему призванию, было невежественно, не знало, по выражению самого святителя, «что есть сан священства, в чем состоит должность священническая и духовническая, и како оную проходити надлежит». В заботах об устранении этого св. Д. обращался к иереям с архипастырскими посланиями и делал те или другие административные распоряжения. В своих посланиях святитель старался действовать не только на ум, но и на сердце тех, кому писал; он увещевал и молил, обличал и угрожал; за послушание призывал благословение Божие, за непокорность возвещал суд Божий и свой архипастырский. Но так как худшая часть духовенства оставалась глухою к увещаниям, то по отношению к таким св. Д. прибегал к административным мерам исправления. Цель их была двойная: устранение соблазнов, происходивших от церковного неблагоустройства и зазорной жизни духовенства с одной стороны, и ограждение православия от увлечения расколом – с другой. Таким образом, административные распоряжения были прямым восполнением пастырских посланий.

Время пастырской деятельности св. Д. совпало с началом петровских реформ. Известно, сколь много осложнилось последними дело борьбы с расколом и как после того успешно стал распространяться раскол даже среди тех, кто на церковной почве дотоле оставался в союзе с православием. Ростовскому святителю представлялся случай сделать разъяснение и по вопросам этого рода. Так, в 1705 г., летом, в один воскресный день, когда Д. шел от литургии, два некие ярославца, – дело было в Ярославле, – подошли к владыке с таким вопросом: «Владыко святый, как ты велишь: велят нам, по указу государеву, брады брить, а мы готовы головы наши за брады наши положить». В тот же день в келлии святителя собралось «много граждан» и было «разглагольствие о брадобритии», а затем св. Д. написал особый трактата под заглавием «Рассуждение о образе Божии и подобии в человеце», которое, по повелению Петра I, было напечатано в 1707 году. В 1714 и 1717 г. издание было повторено, но еще сам автор внес этот трактат в свой «Розыск» в виде двух глав, присоединив здесь к нему еще главу «Об усах». Религиозный взгляд на бороду был свойствен всем вообще русским людям того времени, почему и протест против этой реформы Петра I был всеобщим. Бороду считали, с одной стороны, образом Божиим в человеке, с другой – признаком православия, а потому – русской национальности. Впоследствии взгляд на брадобритие, как на ересь, сделался достоянием последователей старообрядческого раскола. Отсюда вопрос о брадобритии стал полемическим вопросом и названный литературный труд св. Д. занял в полемич. литературе первое место, как первый опыт этого рода и основательный.

В. Нечаев, «Св. Димитрий Ростовский». Μ. 1849 г., стр. 68–77, 87–95. П. Шляпкин, «Св. Димитрий Ростовский и его время». Спб. 1891 г., стр. 412 – 418, 441 – 451. Приб. к Яросл. Епарх. Вед.» за 1865 г., №№ 10 – 26. «Братское Слово» 1895 г., II, 495–580, 724.

П. Смирнов