День в Библии

День в Библии. Прямой смысл биб­лейского термина йом заключает в себе понятие обыкновенного, естественного дня, или, говоря точнее, астрономических су­ток. В таком, напр., смысле употреблено это слово на первой же странице Библии, в истории творения мира, где указаны и естественные границы дня, в виде «ве­чера» и «утра» (Быт.1:5, 8, 13 и т. д.). Исходя, вероятно, из данного указания Моисеевой космогонии, евреи воли счет своих суток не с утра, как это обще­принято, а с вечера (Дан.8:14), откуда обычно начинался у них и круг суточного богослужения (Исх.12:6, 18; Лев.23:32). Достойно внимания, что такая ветхозаветная практика перешла и в новозаветный период, (νυχθήμερον – 2Кор.11:25), доселе удержавшись в нашем церковном обиходе, где счет дней точно также ведется с кануна навечерия. Кроме предельных своих границ, – «вечера» и «утра», библейские сутки имели и еще несколько более частных делений, – таковы: «заря» (Иов.3:9) – прохладная пора, предшествующая утреннему рассвету; затем «дневной зной» (1Цар.11:9; 2Цар.4:5), т. е. самое жаркое время дня, падающее на Востоке на девятый час утра; далее, «полдень» (Быт.18:1; 43:16; Втор.28:29) и «прохлада дня» (Быт.3:8), т. е. время пред закатом солнца, соответствующее утренней «заре». Наконец, и последний предел дня – «вечер» имел, в свою очередь, двойное разделение: от трех пополудни до пяти продолжался первый вечер, а с пяти наступал уже второй. Отсюда, между прочим, объясняется и двойственное число слова еrеѵ, при определении времени заклания пасхального агнца (Лев.23:5). Впоследствии, перед временем пришествия в мир Спасителя и в течение всей новозаветной истории, мы встречаем у иудеев уже другое, более дробное и точное деление суток на стражи и часы, очевидно, перенятое ими у римлян.

Буквальный смысл, термина йом, как основной единицы времени, весьма рано получил у евреев и другое, более широкое значение, в смысле указания на время вообще. Иногда это время указывалось более точно, теми определяющими предикатами, которые присоединялись к слову «день», напр., «день Иеговы» (Ис.2:12), т. е. время божественного воздаяния, «день чего-либо», т. е. время его рождения или смерти, «день воззвания» (Пс.56:9), т. е. время обращения к Богу, «дни того или иного царя», т. е. время его правления и т. п. Но гораздо чаще, в особенности в форме мн. числа йямим – «дни». Этим указывалась неопределенная продолжительность времени, соответствующая нашим неопредел. наречиям времени: «однажды», «некогда», и в особенности близкая не только по духу, но и по самой букве хорошо известной стереотипной славянской фразе: «во дни оны» или «во время оно».

Дни творения. Среди всех вышеуказанных значений термина йом довольно исключительное положение в библейской экзегетике занимают, так называемые, «дни творения», т. е. шесть первых дней мира, которые образуют библейский гекзамерон, или творческую неделю (Быт. 1 гл.).

Толкование этих творческих дней составляет одну из труднейших экзегетических проблем. Весь вопрос здесь в том, как понимать эти дни творения: в смысле ли обычных, астрономических суток, или в смысле более или менее продолжительных периодов мирообразования? За первое решение этой дилеммы стоит прямой, буквальный смысл библейского текста, древнехристианская традиция и ортодоксальный экзегесис вообще. За второе не менее решительно высказывается положительная наука, устанавливающая, на основании данных геологии, астрономии и палеонтологии, факт существования, так называемых, «геологических эпох», т. е. более или менее значительных периодов постепенного мирообразования.

Для устранения такого очевидного противоречия, экзегетами и апологетами Библии, еще со времени глубокой древности был предпринят целый ряд конкордативных попыток, которые можно объединить в несколько следующих, главных групп: а) теории идеалистические, дающие аллегорическое истолкование библейских дней творения (Филон, Ориген и вообще, представители Александрийской школы), б) теории реститутивные, относящие происхождение геологических пластов или к периоду хаотического состояния мира, или ко времени потопа (Розенмюллер, Букклаид, Куртц, Божио и др.), в) теории периодистические, трактующие библейские творческие дни в смысле геологических эпох (Кювье, Эбрард, Меньян, Бластов, Сергиевский и др.) и, наконец, г) поэтические теории, усматривающие в библейской космогонии не действительную историю миротворения, а ее поэтическую идеализацию, своего рода, религиозно-символическую поэму (Ленорман, Павлюс и др.).

Не входя в подробное изложение и критику каждой из этих, теорий, отметим здесь их общий главный недостаток, то, что все они, одни более (идеалист., периодистич., поэтич.), другие менее решительно (реститутивные), но, в общем, совершенно очевидно отвергают подлинный смысл библейского текста и навязывают ему свое, произвольное объяснение. А между тем, прямой, буквальный смысл библейских дней творения стоит, по нашему мнению, вне всяких сомнений. Там, где отдельно перечисляются дни творения, где так решительно выставляется на вид их определенное количество и строгая последовательность, там всякое иное понимание «дней», кроме буквального, будет уже явным насилием текста. Если же прибавить еще и то, что библейские творческие дни подразделяются на «вечер» и «утро» – эти очевидные показатели естественных астрономических суток, то иное понимание их становится и прямо невозможным.

Однако, защищая столь решительно буквальный смысл библейского текста, мы отнюдь не закрываем своих взоров перед ясным светом науки и охотно принимаем те ее положения, которые считаются теперь прочными выводами геологии, т. е., что земная кора сложилась не вдруг, а постепенно, и что вся органическая жизнь возникла и развилась на ней в течение нескольких продолжительных периодов, известных под именем «геологической эпохи».

Но не обостряем ли мы этим самым еще сильнее конфликт Библии и науки, и не делаем ли данную проблему окончательно неразрешимой, как то думает один из наших апологетов (проф. Светлов)? Ответим, что нисколько, так как мы хотим указать новый выход из вышеуказанного затруднения, состоящий в более внимательном и глубоком экзегезисе библейского повествования, в раскрытии внутреннего характера Моисеевой космогонии.

В самом деле, что такое предста­вляет собой библейская космогония, каков внутренний ее характер и самая история ее происхождения?

Для верующего сознания единственно правильным ответом на этот вопрос будет тот, что библейская космогония есть открытая Богом первому человеку и, быть может, снова повторенная Моисею история мироздания, сообщенная притом не в отвлеченной форме слова, а в нагляд­ной картине видения (visio) как более доступной наивному мышлению первых лю­дей. Св. Писание дает нам несколько при­меров различного рода видений: одни из них с буквальной точностью открывают будущее событие, каково, напр., видение Иудой первосвященника Онии и пр. Иеремии, молящихся за народ иудейский (2Макк.15:12–16). Другие лишь символически пре­дуказывают грядущее, как, напр., видение пр. Иеремией жезла и поджигаемого котла, предсказывавшее имевшие обрушиться на Иудею бедствия (Иер.1:11–16), и виде­ние ап. Петром символического знамения об обращении язычников в лоно Хри­стовой церкви (Деян.10:10–16). Нако­нец, третьи дают лишь схематический очерк главнейших моментов историче­ского будущего; таковы, напр., видения пр. Даниила, касающиеся судьбы различ­ных языческих государств (видение че­тырех зверей – 7 гл.) и истории мессиан­ского царства (седьмины Даниила – 9 гл.). К последнему типу должно быть отнесено и Моисеево видение космогонии, причем в нем, в зависимости от трудности самого предмета, умственной неразвитости первого человека и особой цели космогонии, все отличительные особенности этого типа (наличность только главнейших моментов и опущение всех деталей) должны были выразиться особенно резко.

Типичной чертой всех, подобного рода, видений служит их почти полная отрешенность от пространственно-временных гра­ниц, благодаря чему события, в действительности сильно удаленные друг от друга, в видении оказываются одновременными или быстро сменяющимися. Наглядный при­мер этого мы и имеем в космогони­ческом видении. История постепенного мирообразования, развивавшаяся в силу данных ей Богом законов, быть может, в течение многих веков и тысячелетий прошла здесь пред духовным взором, созерцавшего ее в видении человека, ве­роятно, в очень краткий срок времени и представилась ему в виде целой серии картин творения, из которых каждая со­ставляла определенную, законченную группу явлений. Эти группы характеризуются в Библии весьма обще и кратко, по их глав­ным предметам, без указания на подроб­ности их происхождения и на время, по­требное для их образования; но самый порядок следования библейских картин в общем совпадает с естественно-на­учной классификацией, чем и доказывается его несомненная историческая правда. При­нимая во внимание, с одной стороны, наивность детского мышления первых лю­дей, с другой стороны, имея в виду религиозно-нравственные, а не естественно-­научные задачи космогонии, мы и не в праве ожидать от нее чего-либо большого: она должна была сообщить людям, в меру их развития и понимания, только самое существенное и необходимое, предоставив разработку дальнейших деталей прогрессивно развивающейся испытующей мысли самого человека.

Для полноты решения данной проблемы, нам остается выяснить еще два пункта: почему различные моменты космогонического видения названы в Библии именно днями, а не как-либо еще, ближе к действи­тельности, напр., периодами или эпохами? И во-вторых, чем обусловлено известное, строго определенное в Библии количество таких дней («шестоднев»)?

Лучшим ответом на первый из по­ставленных вопросов служит, по нашему мнению, то естественное предположение, что «день» был самой простой, самой понятной и непосредственно доступной хроно­логической меркой. Вполне понятно, что первобытный человек не мог еще вме­стить и усвоить таких отвлеченных по­нятий, как «творческий период» или «геологическая эпоха», так что форма понятного ему «дня» была единственным путем сообщения ему идеи последователь­ности и постепенности творения.

Что же касается до второго из вышеуказанных вопросов – о числе «дней», то ответ на него, разумеется, должно искать в фактической истории самого тво­рения, т. е. в действительном количестве мирообразовательных периодов; и уже только впоследствии, и на основании этого факта, творческий гекзамерон мог сделаться прототипом человеческой недели, а не наоборот, как, по-видимому, склонны думать некоторые богословы.

Представленная нами теория («визионерная») «дней творения» дает, смеем думать, наилучшее разрешение этой запутанной проблемы, и прекрасно устраняет конфликт Библии с наукой по данному вопросу: согласно с требованиями Библии она сохраняет за библейскими «днями» их прямой, фактической смысл; но, уважая выводы точной науки, она относит эти дни не к самой истории творения, а к тому космогоническому видению, в котором Бог благоволил впоследствии открыть человеку эту прошедшую историю. Разграничив, таким образом, сферу Библии (космогоническое видение) от области науки (фактической процесс), наша теория со ipso раз навсегда устраняет всякую возможность каких-либо конфликтов между ними по данному вопросу. Да эта теория и не составляет чего-либо безусловно нового: почти все отдельные ее пункты были высказаны гораздо раньше, а некоторые, наиболее существенные из них, отстаивались еще оо. и учителями церкви, во главе с И. Златоустым, бл. Феодоритом и Гр. Нисским.

Литература. Hummelauer «Commentarius in Genesim. Parisiis, 1895. Thomas Les temps primitifs et les origins religicuses» I. Paris, 1889. K. Eriszl Das biblische Sechstagewerk. Regensburg, 1894. А. Покровский. Библейское учение о первобытной религии», Троице-Сергиева Лавра. 1901.

А. Покровский.