Деллингер
Деллингер Игнатий – знаменитый нем. церковный историк, родоначальник и вождь старокатолицизма. Сын известного в свое время профессора медицины при Вюрцбургском университете (род. 22–16 февраля 1799 года), Д. унаследовал от своего вообще даровитого рода весьма высокие дарования. Уже рано отец научил его французскому языку, так что, будучи 10-летним мальчиком, он уже прочитал сочинения Корнеля и Мольера, и вообще, жадно поглощал все, попадавшееся ему под руками на французском языке. До 16-ти лет он вообще больше читал французских, чем немецких книг, что впоследствии отразилось на его слоге, – весьма легком и изящном, чуждом обычной немецкой тяжеловесности. В гимназии он основательно изучил, не без помощи своего отца, учившегося в Павии, итальянский язык, а от одного шотландского монаха научился по-английски. В университете он дополнил это свое обширное языковедение изучением еще испанского языка, и, таким образом, пред ним открылась литература всех культурных народов запада. С поступлением в свой родной Вюрцбургский университет (в 1816 году) Д. посвятил себя преимущественно истории, наряду с которой, однако, с одинаковым усердием занимался филологией и естествознанием, особенно ботаникой, минералогией и энтомологией, причем последняя оставалась его любимой наукой до 30-х годов его жизни. На второй год университетской жизни (1817 г.) должен был состояться выбор образа жизни и деятельности, и этот выбор пал на духовное звание. Причиной такого, по-видимому, неожиданного и недостаточно мотивированного выбора было, по его собственному заявлению, то, что ни один из светских профессоров не оказал на него никакого более или менее глубокого влияния и не «приманил» к своей специальности или своему занятию, а между тем, сильные церковно-религиозные движения того времени, когда под влиянием романтизма массы видных протестантских умов, как Эккгарт, Вернер, Шлегель, Штольберг, Винкельман и другие, искали себе успокоения в лоне римско-католической церкви, воодушевили молодого студента идеей служения этой именно церкви, способной так увлекать даже столь сильные умы. При этом он руководился еще и другим побуждением, которое он сам определил так: «Почти для всех других богословие было только средством для цели; для меня, напротив, богословие (или основанная на богословии наука вообще) самою целью, и выбор состояния только средством», – взгляд, которому он остался верен и позже, так что все попытки возвести его на архиепископский престол он, обыкновенно, отклонял замечанием, что «pompam facere не его дело». В зимний сезон 1817–18 года он продолжал свои занятия филологией, хотя слушал только библейскую филологию, а в летний сезон 1818 г. – «экзегезис Библии» и «библейскую филологию». В это время у него явилось желание принять духовный сан и он ревностнее начал посещать богословские лекции в Вюрцбурге. В 1819 году отец, недовольный его желанием поступить в духовное звание и, как медик, отрицавший священнический целибат даже по физиологическим основаниям, заставил его посещать лекции по юриспруденции. Профессора, однако, так мало смогли заинтересовать его этой наукой, что он вскоре бросил ее, и был рад, когда осенью 1820 года был принят в духовную семинарию в Бамберге. Однако и здесь он не нашел того, чего, собственно, искал, – именно введения к церковно-историческим изысканиям, и впоследствии называл себя «самоучкой», который десять лет в своей жизни не знал, куда бы, собственно, пристроиться ему. Все-таки в семинарии он получил тот догматический отпечаток во взгляде на вопросы, которые особенно волновали его в течение последних десяти лет его жизни. Пребывание его в Бамбергской семинарии было интересно для него еще и в том отношении, что в это, именно, время там известный князь Александр Гогенлоэ выступал со своими «чудесными исцелениями», давая ему возможность наглядно познакомиться с некоторыми интимными и, так сказать, закулисными сторонами римско-католической религиозности.
Наконец, совершился и решительный шаг на жизненном пути. 22 марта 1822 г. Д. был посвящен в Вюрцбурге в сан священника, назначен был профессором церковной истории и церковного права в лицей в Ашаффенбурге. Тут явилось и первое его сочинение: «Евхаристия в первые три века» (1826 г.), за которое он возведен был богословским факультетом в Ландсгуте в степень доктора богословия (1826 г.). Осенью того же года Д. был приглашен на кафедру церковной истории и церковного права в Мюнхенский университет и уже в 1827 году возведен был в звание ординарного профессора. Тут он особенно примкнул к известному философствующему богослову Францу Баадеру, который оказывал на него значительное влияние и впоследствии, а также и к выдающемуся, весьма популярному церковному историку Герресу. Дарования Д. здесь развернулись и он, по-видимому, вполне вошел во вкус научных изысканий и лекций (причем, он читал по догматике и новозаветной экзегетике). Но вскоре его душевный мир был нарушен. Предпринятое им составление заключительного тома «Истории церкви» Гортига (от реформации до секуляризации), вследствие своеобразного взгляда на начало реформации, индульгенции и папу Льва X, подверглось сильному нападению со стороны ярой папист. критики; но это нисколько не подорвало в нем охоты к дальнейшим ученым трудам в области церковной истории, и он опять ревностно отдался церковно-истор. работам, плодом которых были его сочинения: в 1833 году вышел в свет I-й, а в 1835 II-й том его «Руководства к церковной истории»; в 1836 г. I-й, а в 1838 г. II-й том его «Учебника церковной истории», – превосходные труды, которые, к сожалению, оба остались незаконченными. От окончания их его отвлекли другие работы. Но все-таки в это время слава его как церковного историка успела распространиться весьма широко, и особенно заинтересовала известного англ. писателя богослова Вайземана, тогда еще состоявшего профессором и ректором в Риме. Он носился с мыслью завязать более тесные связи между английским и немецким духовенством, именно, с целью духовного укрепления первого, и с этою целью нарочито приезжал (в 1835 г.) в Мюнхен, чтобы лично познакомиться и переговорить по этому поводу с Д., в котором видел наиболее подходящего посредника в этом деле. Осенью 1836 г. Д. сам ездил в Англию, завязал там, не без участия, именно, Вайземана, тесные связи со многими выдающимися учеными-богословами и церковными деятелями, и эти связи уже никогда не порывались у него с Англией, к которой он всегда питал самые глубокие симпатии. С целью осуществления мысли Вайземана он пригласил к себе в Мюнхен целую партию молодых англичан, которые жили в его доме, изучали богословие под его непосредственным наблюдением и руководством. В самой Англии слава его была так велика, что в 1839 году он получил формальное приглашение в одну из английских коллегий, каковое приглашение, однако, он с признательностью отклонил, так как хотел поработать побольше для немецко-богословской науки. Среди его учеников в это время особенно выдавался прославившийся впоследствии своими замечательными богословскими сочинениями Мёлер (автор знаменитой «Символики», Патрологии, Церковной истории и др.), и Д., с целью удержать его в университете, уступил ему чтение лекций по церковной истории, а сам читал (в 1835–1839 гг.) «Историческую догматику», в 1837 г. сделался главным библиотекарем, университета и в 1838 г. избран был экстраординарным членом академии наук, в качестве какового прочел торжественную речь на тему: «Религия Магомета, – историческое рассуждение». С этого времени он также заинтересовался историей средневековых ересей и с целью собирания материалов – предпринимал путешествия в Голландию, Бельгию и Францию (1839 г.). В то же время Д. принимал деятельное участие и в решении разных церковно-практических вопросов, как, напр., в вопросе о смешанных браках. Этому больному вопросу, служившему постоянным источником раздражения и вражды между р.-католиками и протестантами, он посвятил даже небольшое сочиненьице под заглавием: «О смешанных браках» и обнаружил такое большое знакомство с этим вопросом, что официально был приглашаем в суд в качестве эксперта по брачным вопросам, хотя, с другой стороны, это вовлекло его в продолжительную полемику с филологом Тиршем. Участие в этого рода церковно-практических вопросах не мешало ему продолжать свои научно-литературные труды, и в это время явилось его большое сочинение под заглавием: «Реформация, ее внутреннее развитие и ее значение в области лютеранского исповедания» в трех томах 1846–8 гг. Изучая историю реформации, он невольно приходил к убеждению, что она имела свои основания в нестроениях церкви, а эти нестроения истекали из такого исторически незаконного явления, как папство. Поэтому он в частных лекциях стал все чаще высказываться против папства и стал пропагандировать идею национальной церкви. Эта идея о национальной церкви и о не необходимости главенства папы над светскою властью народов с этого времени сделалась предметом задушевного идеала Д., и он пропагандировал ее и в заседаниях франкфуртского парламента, и в отдельных брошюрах, – причем, по естественной логике необходимо должен был вступить в борьбу с главными поборниками папской системы – иезуитами. На первом генеральном собрании в Майнце (в октябре 1848 г.) он, по настоянию прибывших на собрание в качестве гостей некоторых членов по парламенту, прочел обстоятельный реферат о деятельности иезуитов в церкви и школе, причем яркими красками нарисовал картину пагубных и растлевающих церковно-религиозную жизнь народа махинаций сынов Лойолы. В октябре и начале ноября того же года, приглашенный в качестве богослова на съезд епископов в Вюрцбурге, он выступил с рефератом, в котором опять развивал излюбленную им идею национальной церкви и национального синода. Ту же идею он развивал, и на генеральных собраниях в Регенсбурге (1849 г.) и Линце (1850 г.). Понятно, что все эти рефераты с настойчиво проводимой идеей национальности и самостоятельности церкви были крайне неприятны сторонникам папской системы: на смелого новатора полетели доносы в Рим и в Ватикане стали с этого времени относиться к знаменитому ученому богослову с большим недоверием и подозрительностью. Все это немало огорчало его, и он порешил на время устраниться от практической деятельности, и вновь посвятил себя кабинетным ученым занятиям. Особенно он заинтересовался изданными в 1851 году «Философуменами» и результатом его ученых изысканий в этой области явилось его сочинение «Ипполит и Каллист», которое в данном вопросе получило классический характер. Не столь легкой оказалась борьба по вопросу о непорочном зачатии Богоматери. Против этого учения Д. высказывался уже и раньше, но иезуитская партия неустанно пропагандировала эту идею и добилась того, что недалеко было уже и формальное провозглашение этого мнения в качестве догмата римской церкви. Когда епископы затребовали от богословских факультетов Мюнхенского и Тюбингенского университетов мнения по этому вопросу, то они имели достаточно мужества, чтобы подать голоса против него, а Д. в своей статье «Дунс Скотт», написанной для большой римско-католической энциклопедии Ветцера и Вельте, изложил историю первоначального спора по этому предмету, привел, между прочим, отзыв Иоанна Бэкона, сказавшего, что такое учение есть haercsis adulatoria et minis devota («соблазнительная и отнюдь не благочестивая ересь»). Это, однако, нисколько не смутило иезуитов, во главе которых в то время стоял препрославленный ими догматист патер Перроне: они донесли Пию IX, что Д. совсем ненадежный богослов, в своей аргументации не пользуется ни Библией, ни непрерывным преданием, и, конечно, их мнение восторжествовало: 8 декабря 1854 г. новый догмат был объявлен urbi et оrbi – к поучению и послушанию римско-католических народов всего земного шара! Тогда Д. убедился, что сила иезуитизма и проповедуемой им новосхоластической системы в богословии сделалась фактически непреодолимой и, логически развиваясь, она неминуемо должна рано или поздно, привести к провозглашению догмата папской непогрешимости. Очевидно принцип, что нужно веровать лишь в то, во что веровали всегда, все и повсюду, был оставлен. С таким ложным направлением, противным всей вековой истории истинно-вселенской церкви, именно державшейся заброшенного теперь принципа (quod semper и пр.), можно было бороться только распространением более верных церковно-исторических познаний, и поэтому Д. задумал план обширной «Истории христианской церкви», в которой особенно широко предполагалось изложить историю, собственно, папства, для чего собрал обширный материал. Но, к сожалению, этому плану не суждено было осуществиться и от него мы имеем лишь два начальных отдела, вышедших в виде отдельных сочинений, из коих первое явилось в 1857 году под заглавием: «Язычество и иудейство», а второе в 1860 г. под заглавием: «Христианство и церковь во время их основания». От исполнения этого грандиозного плана его отвлекли другие занятия, а главным образом, давно желанная им поездка в Рим. Там именно он хотел найти себе вдохновение для огромного церковно-исторического труда. И действительно, он нашел там массу мертвого ученого материала, но не нашел главного, именно живой, истинной церкви, и возвратился с тяжелым чувством в душе, что церковное государство, долженствующее по идее осуществлять идею царства Божия на земле, есть в действительности мерзость запустения на месте святе и игрушка политических страстей.
Положение папского государства давно уже представляло собою предмет всеобщего соблазна, и стремление итальянцев к объединению Италии явно угрожало поглотить его. Но без папского государства управление римско-католическою церковью многие тогда считали невозможным, а иезуиты прямо утверждали, что необходимость папского государства для церкви принадлежит к числу членов символа католической веры. Д. давно со вниманием следил за этим движением, и, когда в 1861 г. на праздник Пасхи, некоторые высокопоставленные дамы в Мюнхене просили его высказаться по этому предмету, он произнес свои знаменитые Одеонские лекции, причем прямо указал на возможность, даже вероятность, уничтожения церковного государства, а следовательно, светской власти папства. Этого никак не могли стерпеть строгие ультрамонтаны-паписты. Присутствовавший на лекции папский нунций демонстративно оставил залу собрания: все ультрамонтаны были вне себя от изумления, ужаса и гнева. Д. на осеннем собрании католических союзов в Мюнхене (1861 г.) сделал успокоительное объяснение по поводу своей лекции, и вскоре затем явилась его книга под заглавием: «Церковь и церкви, папство и церковное государство», в которой возбудившая ужас и недоумение лекция излагалась в несколько ослабленной форме. Но дальнейшие его сочинения, как «Этюды по политической, церковной и культурной истории последних веков» (1863 г.), а также «Папские басни средневековья» (1865 года; 2-е издание сделано проф. Фридрихом, в Штутгарте 1890 г.), отнюдь не были по вкусу ультрамонтанам. Правда, и в этих сочинениях, особенно в первом, еще довольно явственно выступает полемика против протестантизма в ее обычной резкости, но все-таки в них уже оказывается больше справедливости немецкому реформатору, чем это обычно в римско-католических курсах церковной истории, и Д. характеризовал Лютера как «бурного народного человека, популярнейшую личность, какая только появлялась в Германии». Совершенно в духе Мёлера и других выдающихся римско-католических богословов, принужденных примирять непримиримое, он в одушевленной похвальной речи, восхваляя личность папы, в то же время, свободно бичевал все злоупотребления в церковном государстве. На конгрессе ученых, в Мюнхене он боролся за свободу науки. Папу он старался успокоить телеграммой, которую отправил в качестве председателя конгресса. Но иезуиты обнаружили замечательную прозорливость и, предвидя опасность со стороны Д., уже в то время начали ядовито издеваться над знаменитым ученым на страницах своего лейб-органа Civilta Cattolica. И опасения их оправдались. Когда возник вопрос о Ватиканском соборе, имевшем своею целью установление догмата папской непогрешимости, то Д., стоя на вершине своей ученой славы в качестве церковного историка, уже открыто выступил против этой затеи и, как известно, открыто перед всем миром заявил, что и как ученый, и как христианин, и как патриот, он не может признать этого самоизмышленного догмата. Вследствие этого, он сделался основателем и родоначальником старокатолического движения, которое именно имело своею целью устранить все позднейшие наслоения в римском католицизме и возвратить церковь к ее первоначальным основам, выработавшимся во время первого тысячелетия. За это он подвергся большому отлучению; зато его мужество в борьбе за истину повсюду возбудило восторг к его личности: в Вене ему дали почетную степень доктора философии, в Марбурге, Оксфорде и Эдинбурге – почетную степень доктора прав, а сенат Мюнхенского университета единогласно избрал его своим ректором (1871 г.). Тем не менее, по козням ультрамонтанской партии иезуитов, с этого времени аудитория его начала заметно пустеть. Хотя, по преклонности лет, Д. впоследствии принимал мало участия в делах старокатолицизма, зато тем ревностнее он принимал участие в рассуждениях о соединении церквей, и уже в преклонных летах, вместе с другим старокатолическим ученым Рейшем, он издал замечательную своею ученостью историю католических нравственных споров (в 2 томах), и затем, единолично еще издал, также в 2-х томах, важные этюды по истории сектантства в средние века. Вскоре затем он умер, имея девяносто один год от роду (10 янв. 1890 г.), оставив по себе славное в истории имя, как одного из величайших в XIX в. борцов за церковную правду.
Д. нашел себе превосходного биографа в лице своего друга и сподвижника проф. Фридриха, посвятившего ему великолепный труд под заглавием: «Ignaz von Döllinger. Sein Leben auf Grund seines schriftlichen Nachlasses dargestellt» von J. Friedrich. I–III Bände. München. 1899–1901. Эта биография в сущности есть история немецкого римско-католического богословия в его борьбе с иезуитской новосхоластикой и, как таковая, не лишена глубокого интереса для истории богословской науки вообще, и нашей, русской, в частности.
А. Лопухин.