Григорий Великий или Двоеслов
Григорий Великий или Двоеслов, папа римский (3 сент. 590 – 12 марта 604) происходил из знаменитой сенаторской фамилии, вероятно, Анициан, и род. в Риме, между 540 и 550 гг. Воспитанный сообразно со своим общественным положением, он посвящен был в диалектику и риторику, изучал законоведение, вступил на гражданскую службу, приобрел доверие императора Юстина, и получил (ок. 574) достоинство praetor urbis. Но он изучал также отцов западной церкви, – блл. Августина, Иеронима и св. Амвросия. Его род отличался большою религиозностью: его мать Сильвия и две его тетки со стороны отца были канонизированы. Его глубоко религиозная натура возмущалась роскошью и честолюбием, связанными с его должностью: он порешил удалиться от мира и принять иноческий сан. Все свое огромное богатство, оставшееся ему после отца, он употребил на построение шести бенедиктинских монастырей в Сицилии, и седьмой основал в своем собственном доме в Риме. Впоследствии он и сам сделался монахом, и предавался столь суровому аскетическому подвижничеству, что здоровье его значительно пошатнулось, и даже жизнь его находилась в опасности. В этот момент на него обратил внимание папа Пелагий II, взяв его из монастыря, рукоположил его в сан диакона (579) и отправил в Константинополь в качестве апокрисиария. – Возложенное на него поручение он исполнил с большим успехом, и, находясь в Константинополе, он начал свой знаменитый труд: «Толкование на Иова или XXXV книг о нравственности». После своего возвращения в Рим (585), он продолжал принимать деятельное участие во всех делах курии; и, после смерти Пелагия II, единогласно избранный духовенством, сенатом и народом на папский престол, принужден был принять эту должность.
Положение римского епископа в то время было отнюдь не легкое. Теснимый, с одной стороны, арианскими полуварварскими ломбардами, он был не свободен и с другой, так как должен был во многих отношениях подчиняться власти Византийского императора и его представителя в Италии, экзарха Равеннского. Тем не менее, положение не лишено было своих преимуществ и Г. сумел воспользоваться ими. Папа был самым крупным поземельным собственником в Италии. Из его многочисленных владений, не только в Кампаньи, Апулии, Калабрии, Сицилии и Сардинии, но также в Галлии, Далмации и Северной Африке, в его казну стекались огромные суммы, и Г. оказался великолепным администратором, строгим и не упускавшим из вида даже самых ничтожных мелочей. С этим богатством соединялся известный престиж и в светских делах. Вследствие слабости и малоспособности экзархов, папа сделался действительным правителем Рима, и эта роль особенно подходила Г., который прежде, чем сделаться папой, был praetor urbis. Таким образом, он занимал почти совершенно независимое положение, служа посредником между ломбардами и Византией. Через посредство Теодолинды, баварской принцессы, принадлежавшей к православной церкви, и жены короля Агилулфа, он оказывал некоторое влияние на ломбардов; хотя однажды (593), как раз в то время, когда произносил беседу на пророка Иезекииля, должен был откупиться большой суммой золота и серебра от Агилулфа, подступившего к воротам Рима. Его голос имел значение и в Константинополе, хотя его отношения с импер. Мавритием, особенно после спора с Иоанном Постником, более и более омрачались. – Иоанн IV, патриарх Константинопольский, любил называть себя «вселенским патриархом». Но он не первый принял этот титул, да и не к нему одному он прилагался: его предшественник Мина принял его в 536, и он предоставлен был также папе Льву I собором Халкидонским в 451, Ормизде – сирийскими монахами в 517, и Бонифацию II – митрополитом Ларисским в 531. Г., однако, предпочитавший называть себя servus servorum Dei (не в укор Константинопольскому патриарху, а просто в подражание бл. Августину), неодобрительно отнесся к этому титулу, жаловался по этому поводу Мавритию (595), и с необычайною резкостью нападал на самого Иоанна IV. Иоанн умер в том же году. Но его преемник, Кириак, продолжал носить этот титул, и Г. более и более раздражался, особенно когда Мавритий уклонился от вмешательства в это дело. В ноябре 602 Мавритий был низвергнут с престола Фокой, и не только сам был обезглавлен, но и его жена, пятеро сыновей и три дочери. Новый император, узурпатор и убийца, однако, был приветствуем папой в поздравительных письмах, раболепство и ласкательство которых можно объяснить только предположением, что Г., когда писал эти письма, не знал о той вопиющей жестокости, которою сопровождалась узурпация (что ввиду смутности тех времен, отнюдь не невероятно). Так же можно объяснять и его отношения к Брунегильде. Брунегильда была просто чудовищем. Преступления, которые она совершала в течение царствования ее сына, Хильдеберта II (575–596) и ее двух внуков Теудеберта II и Теудеберика II, приобрели ей прозвище «франкской фурии», «новой Иезавели». А между тем, к этой женщине Г. писал письма, исполненные похвалы и лести. Но он, очевидно, судил о ней просто по ее собственным письмам. А в этих последних она с притворною набожностью обращалась к нему то за какими-нибудь мощами для церкви, то за паллиумом для св. Сиагрия Аутунского, то за какой-либо привилегией для какого-нибудь монастыря, то с просьбой о присылке папского легата на Франкский собор; причем обещала поддерживать английскую миссию, строить церкви и монастыри, отменять симонию, вводить целибат, воздерживаться от раздачи церковных должностей и бенефиций мирянам, и т. п. Ввиду всего этого Брунегильда могла казаться ему такою, как он и описывал ее, женщиной весьма благочестивой.
Г. много потрудился для христианского просвещения чужеземных стран, особенно Испании и Англии. Благодаря влиянию епископа Леандера Севильского, близкого друга Г., который познакомился с ним в Константинополе, Реккаред, король вестготов, согласился оставить арианство и присоединиться к православной церкви. В письме от 599 г. король сообщил о своем обращении папе, и, в то же время, послал золотую чашу в качестве своего подарка св. Петру. Г. отвечал ему чрезвычайно любезно, и отправил аббата Кириака в Испанию с паллиумом для Леандера. Собор Барцелонский, состоявшийся в том же году под председательством митрополита Азиатика Таррогонского и обсуждавший вопросы о симонии и инвеституре мирян церковными бенефициями, вероятно, находился в связи с посольством Кириака. – Что касается Англии, то она обратила на себя внимание Г., когда он был еще монахом. Увидев англосаксонских мальчиков выставленных на продажу в качестве рабов в Риме, он почувствовал к ним глубокое сожаление, и порешил отправиться в Англию в качестве миссионера. Он и действительно уже двинулся в путь, но был возвращен папой. Сделавшись сам папой, он отправил (596) Августина и сорок других монахов к королю Этельберту Кентскому, и дело пошло так успешно, что уже в следующем году Августин сообщил ему о крещении короля и 10.000 его подданных. С каким великим интересом Г. относился к английской миссии, это можно видеть из его писем к Августину, в которых давались ему самые подробные инструкции.
Как ни велики были успехи Г. Великого в распространении влияния и власти римской кафедры в западных странах, но еще больше он сделал для внутренней организации и укрепления церкви. Деликатный вопрос о зависимости западных митрополичьих кафедр от кафедры римской он решил с большой прямотою. В северной Африке, где духовенство особенно ревниво отстаивало свою независимость, он действовал с большою осторожностью и в строгом согласии с канонами Сардикийского собора (347). Геннадий экзарх и два наиболее выдающихся епископа провинции, Доминик Карфагенский и Колумб Нумидийский, были близкими его друзьями, и к римской кафедре многие обращались с апелляциями. Но спорящие стороны никогда не вызывались в Рим: дело решалось на месте, папскими легатами. Иначе поступил он с диоцезом Равеннским: он запретил архиепископу Иоанну, и довольно резко, носить паллиум иначе, как при совершении литургии, и когда возник спор между преемником Иоанна, Маринианом, и известным аббатом Клавдием, он потребовал их обоих в Рим для выслушания их дела лично. То же самое он хотел сделать в Иллирии по поводу спорного епископского избрания в Салоне (593); но в этом случае в дело вмешался император Мавритий, и, к своему великому огорчению и унижению, Г. принужден был вступить в компромисс.
Идеи Г. Великого о папской власти были довольно неопределенны; но вообще он был строг и явно стремился к верховенству. Весьма характеристичны в этом отношении были его старания отделить монахов от мирского духовенства. Он сам был монахом и знал, каким искушениям и иллюзиям человеческая природа подвергается вследствие монашеской жизни: поэтому он установил срок новициатства в два года, а для воинов – в три года. Юношам менее восемнадцати лет он запрещал вступать в монастырь, а женатых людей допускал лишь с согласия их жен. Церковным властям он повелевал арестовывать тех монахов, которые часто большими толпами бродили по стране и в действительности представляли собою не более как бродяг самого назойливого и дерзкого свойства, и отдавать их в ближайшие монастыри для наказания. Этим он много сделал для преобразования монастырей, но еще более для упрочения их независимости. Один монастырь за другим он освобождал от епископской власти, и на одном Римском соборе (601) власть епископа над аббатствами вообще была ограничена лишь правом поставления аббатов. Очевидно, у него была мысль сделать из монахов могучее орудие, которым папа мог бы располагать независимо от духовенства. С другой стороны, некоторые из особенностей монашеской жизни он перенес на духовенство, как, напр., целибат, о введении которого он особенно ревностно заботился. Для духовенства он написал, вскоре после своего восшествия на папский престол, свою знаменитую книгу: «Пастырское правило» (Regula Pastoralis), которая в течение столетий считалась нравоучительным кодексом духовенства. Император Мавритий приказал перевести ее на греческий язык, а на английский язык ее перевел сам Альфред Великий. По сообщению Гинкмара Реймского от 870 г., все франкские епископы отселе принимали на ней присягу при своем рукоположении. Проповедь он считал главною обязанностью священников, и сам в этом отношении подавал блестящий пример. Кроме вышеупомянутых Бесед на пророка Иезекииля, до нас дошли от него сорок Бесед на Евангелия. Как богослов, Г. не отличался самобытностью; тем не менее, и в этом отношении он оказал благотворное влияние, возбуждая интерес к творениям бл. Августина. Его иногда называют «изобретателем чистилища»; но, хотя его учение о промежуточном состоянии между смертью и осуждением и довольно неопределенно, но вообще, оно не идет дальше учения бл. Августина. Свои догматические воззрения он изложил в своих «Диалогах о жизни и чудесах италийских отцов и о вечности душ». С другой стороны, своим влиянием на обрядовую сторону христианства, в некоторых отношениях, он произвел почти полный переворот. Ему приписывается составление Литургии «Преждеосвященных даров», о чем см. под сл. «Литургии», и им же произведен полный переворот в церковном пении, когда он вм. Амвросианского пения (cantus figuratus) ввел свое знаменитое Cantus planus или, так называемое, «Григорианское пение». К четырем гласам главным Амвросия св. Г. прибавил еще четыре гласа, усвоив им значение побочных, именно от ля, от си, от до и от ре – и таким образом составил целую церковно-музыкальную систему, состоящую из восьми диатонических звукорядов. В целом своем виде музыкальная система св. Г. имеет близкое отношение к восточной системе осмогласия, обоснованного, в свою очередь, на Греческой музыкальной системе, построенной на тетрахордах или четырезвучиях. Каждый тетрахорд представлял собою систему четырех звуков, сумма коих равнялась 2 1/2 интервалам. По характеру своему тетрахорды были трех родов: диатонические, с характерным интервалом в 1/2 тона, хроматические с отличительным интервалом в 1/2 тона и энгармонические – с интервалом в 1/4 тона. Диатонические тетрахорды, в свою очередь, смотря по местоположению своего отличительного интервала, были трех родов: дорийские (с полутоном в середине), фригийские (с полутоном внизу) и лидийские (с полутоном вверху). С течением времени к тетрахорду прибавлен был пятый звук и получилась система пентахорда. Наконец, тетрахорды начали соединять между собою и с системою пентахорда в одну систему октохорда. В этой, последней, системе октохорда из восьми звуков написаны были все Греческие лады, из коих каждый был не иное что, как музыкальная лествица о восьми ступенях. На этих-то ладах и построены были церковные гласы, которых по тогдашней системе можно было построить только восемь. Свв. Амвросий и Г. в своих музыкальных трудах воспользовались теми гласовыми звукорядами, которые уже были в употреблении в Христианской церкви, и возвели их в церковно-музыкальную систему. Св. Г. составил музыкальную книгу «антифонарий», называемую иначе «сентоном», т. е. сборником. Содержащееся в нем пение имело своим основанием греческие музыкальные лады: фригийский, дорийский, лидийский и др. Так, первый Григорианский глас – лад дорийский простирался, как в греческом пенни, от ре до ре, представляя собою два дорийских тетрахорда; второй глас – лад фригиииский, от ми – до ми – два тетрахорда фригийских и т. д., с точностью повторяя греческие лады. Все отличие Григорианского пения от прежнего состояло в том, что оно утратило прежний речитативный характер амвросианского пения и не было уже в такой степени ритмическим, как пение амвросианское, – оно превратилось в одну сплошную мелодию, в коей музыка выдвигается над текстом и господствует над ним. Григорианское пение, в отличие от амвросианского, не зависело от долготы и краткости слогов текста и состояло преимущественно из тонов одинаковой ритмической продолжительности, отчего и получило название равного (cantus planus). Система Григорианского пения доселе служит основанием для Богослужебного пения Римско-Католической церкви.
Главным источником жизни и учения св. Григория служат, конечно, его собственные творения, особенно в его письмах, доходящих до 850. Лучшие издания сделаны Дионисием Саммартаном (Париж, 1705, в 4 том.) и Галлициоли (Венеция, 1768–1776, в 17 том.). Вслед за тем, по важности, идут древние жизнеописания: 1) в liber Pontificalis у Муратори: Scrip. Rer. Jtal. III; 2) у Каннизия: Thes., Antwerp., 1725, II; 3) у Павла Диакона (VIII века); и 4) у Иоанна Диакона (IX в.), оба in Орр. Greg. Некоторые замечания можно также находить у Павла Диакона: De gestis Longobardorum. III, 24–25, IV и V; у Григория Турского: Annales Francorum. X. 1–2; Беды: Hist. Еccl. Angl., I, 23–27, 33. II, 1–3. Среди новейших исследований этого предмета можно упомянуть сочинения Бианки – Джиовини. Милан, 1844. Лау. Лейпциг, 1845, Пфалера, Франкфурт, 1852; Барнаби, Лондон. 1879. По частным предметам можно указать: Герберт, De canta et musica sacra, Бамберг, 1744; Guettee: La papaute moderne Greg, le grand, Paris, 1861. Из его творений на русском языке имеются: «Беседы на прор. Иезекииля» в двух книгах, перев. с лат. архим. Климента (Казань, 1863 г.). Из исследований о нем см. нач. диссертации проф. А. Пономарева, «Собеседования св. Г. Великого о загробной жизни в их церковном и историко-литературном значении». СПБ. 1896 г. Там же указана и вся относящаяся сюда литература. Пр. Д. Разумовский, Церковное пение в России. Вып. I. стр. 17–19. Свящ. В. Металлов, Очерк истории православного церковн. пения в России, сер. 17–19. Ст. А. С-ва, «Богослужебная музыка Западной церкви» в Чтен. в Общ. Любит. дух. просвещения. 1 кн. 1889 г.
Свящ. А. Митропольского.