Григорий Неокесарийский

Григорий Неокесарийский, называемый Фавматургом, т. е. чудотворцем, родился в Неокесарии, в Понте, теперь Никсаре, на реке Лике, около 221 года. Его настоящее имя было Феодор, то есть, «богодарованный»; родители его, однако же, не были христианами, а ревностными язычниками, занимавшими почетное положение и находившимися в хороших материальных обстоятельствах. Хотя в Понте и были христиане уже во времена ап. Петра, однако, Неокесария настолько была еще по преимуществу языческою, что, когда Г. сделался в ней епископом, в ней оказалось всего только 17 христиан.

Главными источниками для его жизнеописания служат его собственные творения, речь Г. Нисского и несколько намеков на него у Иеронима, Василия Великого и у церковных историков. Вот, что говорит о нем бл. Иероним в жизнеописаниях своего творения «De Viris illustribus»: «Феодор, который впоследствии назывался Г., епископ Неокесарии в Понте, в крайне раннем возрасте, по причине своих знаний в греческой и латинской литературе, пошел из Каппадокии в Берит и оттуда в Палестинскую Кесарию, сопровождаемый своим братом Афинодором. Когда Ориген заметил их выдающиеся способности, он поощрял их изучать философию, в которой, постепенно вводя их в веру Христову, он сделал их своими собственными последователями. Проучившись у него в течение пяти лет, они отправлены были назад к их матери. Перед тем как отправиться в путь, Феодор написал благодарственный панегирик Оригену и, созвав большое собрание, прочитал его в присутствии самого Оригена, и произведение это еще существует. Он написал также парафраз книги Екклесиаст, правда, краткий, но чрезвычайно полезный. В обращении находятся также и различные его послания, и он особенно славился знамениями и чудесами, которые совершал во время своего епископствования к великой славе церквей». В своем «Панегирике» Г. также дает несколько автобиографических подробностей. До четырнадцатилетнего возраста он был, подобно своим родителям, язычником, но в это время отец его умер. Это обстоятельство оказалось поворотным пунктом в его жизни. Мать его желала, чтобы он воспитан был для общественной жизни в качестве оратора, и вследствие этого ему посоветовала поступить в общественную школу юриспруденции в Берите, предпочитая эту школу даже отправлению в Рим. Около этого времени его зятю было предложено занять важный пост при римском правителе в Кесарии, и когда он получил возможность вызвать к себе свою жену, она была сопровождаема, по его просьбе, ее двумя молодыми братьями, Григорием и Афинодором, которые таким образом и получили возможность воспользоваться общественными колесницами и паспортами (σὑμβολα), которые присланы были из Кесарии с одним римским воином. Во время путешествия они проходили через многие города и, наконец, прибыли в Берит, откуда, как бы по особому указанию свыше, они отправились в Кесарию и поступили под попечение и обучение Оригена. Раз поддавшись могучему обаянию его гения, они напрасно старались уже освободиться от него. Их наклонность к философии была еще более усилена благословенным и любвеобильным наставлением Оригена. День за днем они ходили к нему, и с самого начала «души их были пронжены его разумом, как стрелою; ибо он обладал редким сочетанием сладостной убедительности со странною силою принудительности». Там они научились смотреть на философию, как на основу всякого истинного благочестия, и отказались от всех других целей. Ориген, по-видимому, посвятил себя сердцем и душой их воспитанию. Начав с логики, он провел их в должной последовательности через физику, геометрию и астрономию; но главнее всего он вливал в их души принципы нравственности и подтверждал свое учение постоянством и простотою своей личной жизни. Справедливость, благоразумие, умеренность, твердость, самопознание, – все это, по-видимому, ослепляло их в учении Оригена и истекало из того благочестия, которое он излагал пред ними, как мать всех добродетелей. Но, в то же время, он незаметно склонял их к признанно еще более глубоких и вечных истин, к убеждению их в которых он напрягал все свои чудесные дары убедительности. Он вел их к метафизике и богословию, как к венцу всего, что только он преподавал. Тем не менее, его наставление отнюдь не было узким. Он читал с ними лучшую литературу языческой Греции и не запрещал изучения никаких книг, за исключением совершенно атеистических. Верх его силы обнаруживался в толковании св. Писания, и задолго еще, чем он достиг этого пункта, юноши уже перестали быть язычниками, потому что «подобно некой молниеносной искре, павшей на наши души, в нас возгорелась и перешла в пламя любовь, именно, любовь к святому Логосу, святейшему из всех предмету, который привлекает все к себе своею неизреченною красотою». Прошло пять лет с того времени, как юноши стали учиться у Оригена в Кесарии. К этому времени, вероятно, относится случай ложного обвинения Г. в безнравственности. По рассказу Григория Нисского, одна женщина возбудила обвинение против Г. и требовала некоторой суммы денег. Сумму эту он с презрением заплатил, но немедленно после принятия ее женщина сделалась бесноватой, и демон из нее был изгнан Г. Но вот, настало время для Г. оставить своего возлюбленного учителя. Он рад бы остаться с ним до конца своей жизни, как ученик и слушатель, и он сравнивает свое отшествие с оставлением Адамом рая, или с удалением блудного сына из дома своего отца, или с отведением иудеев в вавилонский плен. Единственным его утешением было то, что Спаситель его останется с ним и будет хранить его. «Но, о, дорогая душа», говорит он, обращаясь к Оригену, «восстань и вознеси молитву, и теперь отпусти нас; и как с твоим святым обучением ты был нашим спасителем, когда мы наслаждались твоим обучением, так спасай нас твоими молитвами и в нашем разлучении... Молись, чтобы Господь послал нам какого-либо доброго путеводителя, какого-либо ангела в сотоварищи нам на пути. И умоли его также повернуть наш путь и привести нас обратно к тебе: потому что это более всего могло бы утешить нас». Счастлив учитель, заслуживающей такой любви! Счастливы ученики, благодарность которых вдохновила такой панегирик! Недолго спустя после того, как Г. возвратился в свой родной город, он получил от Оригена письмо, адресованное к нему, как «моему превосходнейшему господину и достопочтенному сыну». Письмо это еще существует и теперь, так как сохранено было Григорием Назианзином и Василием Великим в «Филокалии». Ориген, поговорив о способностях и знаниях Г. в римском законе и греческой философии, убеждает его посвятить свои таланты споспешествованию христианства и направить свои различные ученые занятия к расширению божественного знания; воспользовавшись всем, что есть лучшего в языческой литературе, он, подобно израильтянам, мог взять добычу от египтян. Главнее всего он убеждает его изучать св. Писание, в котором он найдет полноту обетования: стучите, и откроется вам. «Моя отеческая любовь к тебе», говорит он в заключение, «сделала меня столь смелым; но хороша ли эта моя смелость, это знает Бог, Его Христос и все участники Духа Христова. Да будешь участником также и ты». Затем известно, что Г., будучи еще молодым человеком, был избран на епископскую кафедру Неокесарии. Услышав о том, что это избрание имелось в виду, Г. скрылся, но Федим, епископ Амасейский, победил его нежелание необычайной мерой, по которой он сначала избрал и рукоположил его заочно, и затем уже склонил его подчиниться обычному обряду. Его епархия, правда, была необширною, если верно то, что в городе было всего только 17 христиан. Но мы имеем свидетельство, что все население уже упрашивало его остаться среди них и, подобно другому Моисею, быть их правителем и законодателем. Его убедили склониться на эту просьбу, что было не только следствием его собственного размышления, но, по свидетельству Г. Нисского, результатом особого видения, в котором Пресв. Дева Мария поручала ап. Иоанну наставить его в истинной вере. Еще и теперь существует символ веры, носящий его имя, и Г. Нисский говорит, что в Неокесарии он видел подлинный автограф этого символа. Символ этот сделался образцом веры для церкви Понта, и Василий Великий говорит, что он и его брат научились этому символу от своей бабки Макрины. Василий Великий приписывает православие церкви понтийской именно влиянию Г. Епископ Нисский подробно передает об этом в своей «Жизни Григория Чудотворца», хотя подлинность этого жизнеописания не безусловно достоверна. Вероятно, около 240 года Г. был рукоположен в сан епископа, и свое время, главным образом, проводил в миссионерских трудах. Он был столь успешен в этом отношении, что когда умер, то все граждане Кесарии сделались христианами, за исключением 17 человек. В 250 году начало свирепствовать гонение Деция, и Г., который по этому предмету держался здравых воззрений Афанасия, Дионисия Александрийского и Киприана, удалился и советовал всем, кто был в опасности, спасать свою жизнь бегством или сокрытием. Он был, правда, преследуем до самого места своего укрывательства, но, согласно с одним сказанием, посланные арестовать его и его диакона видели пред собою только два дерева. В 257 году он в состоянии был возвратиться в Неокесарию. В 258 году он учредил ежегодные праздники в память мучеников, надеясь, что они посодействуют в деле привлечения к христианству языческого населения, привычного к таким праздникам. В 266 году его церковь пострадала от нашествия готов и борадов, которые увели с собою многих пленников, и она еще более удручена была низким и алчным поведением многих мнимых христиан, которые воспользовались этим обстоятельством ради своих собственных мирских интересов. Эти факты мы узнаем из канонического письма и Г., в котором такой образ действия подвергается строгому обличению. В 264 году Г. присутствовал на соборе Антиохийском, созванном для осуждения Павла Самосатского, и опять, в 269 году, если только Феодор, подписавшей акты этого собора, есть именно Г. Он умер, вероятно, около 270 года, сожалея со своим последним вздохом, что в Неокесарии осталось хотя бы даже только 17 язычников, и делая распоряжение, чтобы для его могилы не покупалось никакой земли. Он был погребен в великолепной церкви, построенной им самим. О нем рассказывается много чудес: например, как он, поставив свой жезл в ложе реки Лика, обратно повернул ее течение, и как его посох превратился в дерево; как он совершенно высушил одно озеро, около которого спорили два молодых брата, так что даже в ложбинах не осталось никакой влаги; как он провел однажды ночь в языческом храме, изгоняя обаянием своего присутствия оракуловых демонов и давая им позволение возвратиться написанием на пергаменте: «Григорий сатане – войди»; как он одним словом мог двигать самые тяжелые камни; как большая часть его дел исцеления повела к построению христианской церкви, которая стояла во времена Григория Нисского; как он убил одного иудея, притворившегося мертвым, набросив на него свою мантию; как на одном большом собрании язычников в театре чернь выкрикивала: «Зевс, дай нам мест»! и Г. послал им сказать: «Вам будет дано больше мест, чем вы просите или даже воображаете себе», после чего последовала ужасная и опустошительная язва, которая прекратилась только по молитвам Г. Как из этого, так и из многих других обстоятельств, мы можем ясно видеть, что Г. был одним из тех людей, которые одарены были необычайными дарованиями ума и сердца, и своим достоинством и благочестием производили необычайное впечатление на души и даже тела других. Весьма интересна картина, представляемая его панегиристом касательно его миссионерских трудов. Из этой картины видно, что рано утром около его дверей собирались толпы всякого возраста и пола с больными и огорченными, и что, согласно с их различными нуждами, Г. «проповедовал, спрашивал, увещевал, наставлял и исцелял. Таким путем и знаками божественной силы, проявлявшейся в нем, он привлекал толпы к проповеди Евангелия. Печальный был утешаем, юноша был научаем трезвенности, старцу преподавался надлежащий совет. Рабы были увещаемы к должному исполнению обязанностей по отношению к своим господам; люди властные – быть добрыми к своим подчиненными. Бедные были научаемы, что добродетель есть единственное богатство, и богатые, что они только управители богатства, а не его собственники».

Главные источники для жизнеописания св. Григория Чудотворца следующие: его «Панегирик на Оригена»; Григорий Нисский Orat; Basil, De Spir. Sanct. XXIX, 73; pp. 28, 204, 210 «Jer., De Vir. ill. 65; In Eccles, 4, Ep. 70. Rufinus, H. E. VII, 15, Sozomen, VII, 27. Socrates, IV, 27, Evagrius, III, 31: Suidas, Lexicon. См. у Фаррара в соч. «Жизнь и труды свв. отцев и учителей церкви» 2-е издание 1902 г. т. 1, стр. 586 и сл.