Слово 24. На сказанное евангелистами о Спасителе по-человечески, на «плакася»⁹⁶², на «нынѣ душа Моя возмутися»⁹⁶³, на «аще возможно есть, да мимоидетъ отъ Мене чаша сія»⁹⁶⁴ и «прискорбна есть душа Моя»⁹⁶⁵, и подобные этим речения. От божественного Писания примеры убедительные и опровергающие зломыслие христоборцев

Если мы полагаем, что эти слова изречены кем-то из обычных людей или просто <75.392> человеком, то пусть он плачет как человек, боится и страшится смерти, печалится и смущается, и все, что обычно терпеть человеческой природе, терпит. Если же Он был Богом во плоти, – а Он был Им, и не иначе, – то чего боится Бог? Если Он был правдив, говоря: «Азъ есмь животъ»⁹⁶⁶, то каким образом Жизнь боится смерти? Если иных Он спасал от смерти, то как Сам боялся смерти Тот, Кто увещал учеников мыслить дерзновенно и говорил: «Не убойтеся отъ убивающихъ тѣло, души же не могущихъ убити»⁹⁶⁷? Как Сам Он боялся претерпеть это, если Он Авраама ободряет, говоря: «Не бойся, яко съ тобою есмь»⁹⁶⁸? Если Он Моисея сделал грозным для Фараона, и Иисусу Навину говорит: «Крѣпися и мужайся»⁹⁶⁹, то как Сам будет подвержен страху? Или как убоялся людей Тот, Кто иным советует не бояться и, убеждая их, вопиет: «Господь мнѣ помощникъ, и не убоюся: что сотворитъ мнѣ человѣкъ?»⁹⁷⁰ Как для того пришедший, чтобы умертвить смерть, Сам убоялся того, против чего Он пришел [сразиться]? И как не за пределами всякого злочестия будет называть убоявшимся ада Того, Кого его вратницы, едва лишь видевше, убояшася⁹⁷¹ и, распахнув врата, через которые никто не мог убежать (τὰς ἀφύκτους πύλας), отпустили заключенных [во аде] духов (τὰ ἐναποκλεισθέντα πνεύματα)⁹⁷², так что многие святые восстали и вошли во град⁹⁷³, как написано, и были видимы некоторыми? Как испугался смерти Тот, Кто пришедшим искать Его сказал: «Азъ есмь»⁹⁷⁴? Как испугался смерти сказавший: «Область имамъ положити душу Мою, и область имамъ паки пріяти ю»⁹⁷⁵ и также: «Никтоже возметъ ю отъ Мене, но Азъ полагаю ю о Себе»⁹⁷⁶? Стало быть, это не Само по Себе Слово было убоявшимся смерти, но было в нем человеческое [естество], которому всегда свойственно испытывать это [чувство].

ИНОЕ, в повествовательной форме. Желающим правильно понимать сказанное в божественных Писаниях о Спасителе нашем Христе всячески необходимо исследовать время и момент, в который либо Сам Он является говорящим нечто о Себе, либо божественные Писания [говорят] о Нем. Итак, если прежде, нежели стало плотью Божие Слово, Оно когда-либо видится плакавшим или испугавшимся смерти, или иное какое из человеческих [страданий] претерпевшим, то надлежит и теперь усвоять Ему все перечисленное. А если, когда Он стал человеком, тогда и изрекли о Нем таковые слова божественные Писания, то почему бы нам лучше не говорить, что это изречено по-человечески, дабы избежать зла, проистекающего от богохульства?

ИНОЕ. Как бы из возражения христоборцев. Плакавший, говорят они, испугавшийся и сделавшийся печальным как будет по природе Богом? Ибо таковые вещи свойственны людям.

<75.393> Опровержение на это. Воздвигнувший от мертвых Лазаря и претворивший воду в вино, и даровавший зрение слепому от рождения, сказавший? «Азъ и Отецъ едино есма»⁹⁷⁷, – как не будет Богом по природе? Ибо совершенное видится делами Божиими. А если вы соблазняетесь сказанным и сделанным по-человечески, то почему вам не принесло пользы то, что Он сделал и сказал богоприлично? И снова: если благодаря тем [высказываниям] вы опускаетесь до того, чтобы помышлять что-то уничижительное о Сыне Божием, то почему посредством этих не восходите к тому, чтобы помышлять великое и возвышенное? Ибо смиренно сказавший и претерпевший то, и это возвышенно, как Бог, сказал и сотворил. Стало быть, вочеловечение и домостроительство [Его] во плоти пришествия было необходимой причиной для того, чтобы [с Ним] происходило и нечто человеческое.

ИНОЕ. Да будет исследовано домостроительство [Христова] во плоти пришествия и образ (ὁ τρόπος) Его вочеловечения, и да будут далеки от всякого соблазна некоторые из слышащих то, что божественные Писания очень по-человечески говорят о Спасителе. Итак, цель воплотившегося Слова заключалась в гом, чтобы ясно показать, что Он воистину облекся в плоть и стал человеком, не перестав быть Богом (ибо невозможно было иначе спасти человеческий род); но, чтобы никто из слышащих, что Он плоть бысть, не подумал бы, будто непреложное Слово Божие претворилось (μεταπεποιῆσθαι) и стало чем-то другим по сравнению с тем, чем Оно было от начала, Он по необходимости то произносит приличествующие человеку слова, то показывает дела, которыми мы можем быть обязаны одному лишь Божеству (πράγματα θεότητι μόνῃ χρεωστούμενα), дабы то и другое рассматривалось совокупно. Итак, когда Ему нужно было ясно показать, что Он – воистину человек, а не призрак, Он спешит показать это с помощью первых. Ибо греха Он, как безгрешный и не могущий согрешить, отвергается справедливо, но позволяет телу и человечеству претерпевать свойственное ему по природе в доказательство того, что Он реально и поистине облекся в плоть и стал человеком, по Писаніемъ⁹⁷⁸. Поскольку же, как мы уже говорили выше, подобало Ему и ставшему во плоти являть Себя Богом, Он по временам совершает приличествующие Богу дела и говорит видящим Его: «Аще Мнѣ не вѣруете, – поскольку, значит, видите Меня человеком, – дѣломъ Моимъ вѣруйте: да разумѣете и вѣруете, яко Азъ во Отцѣ, и Отецъ во Мнѣ»⁹⁷⁹. Итак, боголепно сказанное и сотворенное показывает Спасителя Богом. И наоборот, по-человечески сказанное и сделанное показывает Его поистине человеком. Ибо в этом заключается смысл таинства.

ИНОЕ. Христоборцы отовсюду показываются бесстыдными и имеющими целью попусту ругаться на Сына Божия. Ибо, слыша Его, говорящего: «Азъ и Отецъ едино есма»⁹⁸⁰, они безрассудно [Ему] не <75.396> верят и пытаются перетолковать сказанное в другом смысле, не позволяя Сыну быть одним с Отцом, но стараясь исказить хорошо и верно сказанное. А с другой стороны, находя в Евангелиях то, что Он претерпел или сказал как человек, – как, например, то, что Он плакал, печалился и тому подобное, – не относят это к человечеству, но, прилагая это напрямую к Слову, приводят в доказательство того, что претерпевающий это не есть Бог, так что причисляют к твари и Его, являющегося ее Творцом. Итак, либо позволь Сыну быть одним с Отцом, и тогда ты не найдешь Слово, пребывающее в тождестве с Отцом, Само по Себе, – поскольку Оно есть Слово, – плачущим или печалящимся, или поддавшимся страху; либо – если ты не веришь Ему, сказавшему, что Он есть одно со Своим Отцом, – не верь и когда Он говорит, что опечалился. И тогда ты будешь с неверующими иудеями, не приемля вовсе ничего из сказанного Спасителем.

ИНОЕ. Говорит негде Павел о Сыне Божием: «Иже во образѣ Божіи сый, не восхищеніемъ непщева быти равенъ Богу, но Себе умалилъ зракъ раба пріимъ и образомъ обрѣтеся якоже человѣкъ»⁹⁸¹. Итак, стало человеком Божие Слово; не в человека пришло, как [это было] в пророках, но поистине стало тем же, что и мы, кроме одного лишь греха. Следовательно, с одной стороны, Он есть Бог, так как Он есть Слово Отца и Свойство Его природы, а с другой стороны – Он человек, поскольку плоть быть, как написано, и в нашу облекся плоть. Итак, поскольку таков орос веры относительно Спасителя нашего Христа, то следует различать сказанные о Нем речения соответственно приличествующему [им] смыслу. И когда ты услышишь: «Азъ и Отецъ едино есма», созерцай [мысленно] единое Божество Отца и Сына и помышляй Сына Богом, сущим из сущности Отца. А когда, с другой стороны, услышишь о Нем, что Он заплакал, опечалился или устрашился, или начатъ тужити⁹⁸², помышляй – вслед за тем, что Он есть Бог – о том, что Он является человеком, и к человечеству прилагай то, что к нему относится. Ведь поскольку Он получил смертное и тленное тело, подверженное таковым страстям, Он по необходимости вместе с плотью усвояет Себе и ее страсти, и когда она претерпевает их, Сам называется претерпевающим. Так, мы говорим, что Он и распялся, и умер, хотя это произошло с плотью, а не с Самим по Себе Словом, ибо Оно есть бесстрастное и бессмертное. Следовательно, будем православно понимать сказанное, к Божеству относя богоприличное, а к плоти – то, что ради нее или как бы от ее имени сказано по причине сущих в нас природных движений, коих неявный и безгласный шепот ум, обладающий чувством, посредством языка извлекает из глубины наружу.

ИНОЕ, в повествовательной форме. Стало человеком Божие Слово не по какой иной причине, но дабы все Свое с нашими немощами неким образом смешав и сорастворив, придать природе человека силу и претворить ее соответственно Своей крепости. Итак, когда Он показывается боящимся смерти и говорящим: «Аще возможно есть, да мимоидетъ отъ Мене чаша сія»⁹⁸³, ты также помышляй, что боящаяся смерти плоть, будучи носима Словом, научилась более не испытывать сего [страха]. Ведь Он же сказал Отцу: «Не якоже Азъ хощу, но якоже Ты»⁹⁸⁴. Ибо Он не Сам, поскольку Он есть Слово и Бог, боялся смерти, но стремился довести домостроительство до конца. Ибо в этом была воля Отца. Обладает же Он и нежеланием умирать, так как плоть естественно противится смерти. Итак, уча человечество уже не мыслить присущее ему, но искать волю Божию, Он, как человек, говорит: «Не якоже Азъ хощу, но якоже Ты». Поэтому-то и прибавляет: «Духъ убо бодръ, плоть же немощна»⁹⁸⁵.

ИНОЕ. Если святых мы находим настолько презирающими смерть, что скорее кажется, будто они переходят в жизнь, когда некие обстоятельства зовут их к страданию, и они воистину мужественны, потому что имеют в себе Христа, обитающего, как написано, во внутреннем человеке⁹⁸⁶, то как [Сам] боится смерти учащий иных презирать смерть? Разве это не абсурдно – дивиться мужеству имеющих в себе Слово, а о Самом Слове думать, будто Оно настолько немощно и не мужественно, что и страхом одолевается, и недугом трусости?

ИНОЕ. Собственной смертью Спаситель упразднил смерть. И как смерть бы не упразднилась, если бы Он не умер, так [обстоит дело] и в отношении каждой из страстей плоти. Ибо если бы Он не убоялся, то [наша] природа не стала бы свободной от боязливости; если бы не опечалился – она бы никогда не избавилась от печали; если бы не смутился – никогда не стала бы вне этого. И, применяя эту логику по отношению к каждому случаю, когда Христос вел Себя по-человечески, ты найдешь, что плотские страсти в Нем приходили в движение не чтобы одерживать верх, как и в нас, но чтобы, придя в движение, упраздниться силою обитающего во плоти Слова, тогда как природа претворяется в лучшее.

ИНОЕ, на [слова]: «Боже Мой, Боже Мой»⁹⁸⁷. Мы хвалимся крестом Спасителя нашего Христа и веруем, что спасены благодаря тому, что Божие Слово стало ради нас человеком и распялось за нас, дабы упразднить сущую в нас смерть, и снова нас восставить вместе с Собою, преложив от истления в нетление. Итак, подобало Ему и в сам час страданий показать, что Он истинно стал человеком, а не в воображении только представляется как человек. И по этой причине Он произнес приличествующие человеку слова: «Боже Мой, Боже Мой, векую Мя еси оставилъ?»⁹⁸⁸; и «Да мимоидетъ отъ <75.400> Мене чаша»⁹⁸⁹. Делами же [Своими] распявшийся за нас и такое претерпевший на кресте ради спасения всех нас показал, что Он есть Бог. Ибо Он сокрыл солнечные лучи и облек небо во тьму, разодрал камни и землю, и завесу храма, и иные помимо этого совершил великие [знамения], дабы явить Себя вочеловечившимся Богом. И вот, распявшие Его и прежде смеявшиеся над Ним, увидев совершенное по-божески, говорят: «Воистину Божій Сынъ бѣ Сей»⁹⁹⁰.

ИНОЕ. Божие Слово сделалось человеком не для того, чтобы снова все делать и говорить как Бог прежде вочеловечения, но чтобы зачастую и ради пользы [совершаемого] с плотью домостроительства говорить нечто и как человек. И коль скоро таков смысл таинства [воплощения], то не абсурдно ли соблазняться, слыша Его иногда говорящим по-человечески? Ибо Он говорит как человек, но говорит также и как Бог, имея власть делать и то, и другое. Итак, по-человечески Он говорит: «Нынѣ душа Моя возмутися»⁹⁹¹; и, с другой стороны, по-божески: «Область имамъ положити ю, и область имамъ паки пріяти ю»⁹⁹². Смущаться – это собственная страсть плоти, а иметь область положити и область паки пріяти – есть дело силы Слова. Так что, когда Он говорит нечто по-божески, хотя и видится человеком, мы не соблазняемся, понимая, что ради нас Он сделался человеком и говорит приличествующее человеку.

ИНОЕ. По причине великого и безмерного человеколюбия Божие Слово смешало Себя с нами: не для того, чтобы Самому претвориться в наше [состояние], ибо Он непреложен и не знает изменения, но чтобы нас, примешав к Себе, преложить в Свое. Ибо как мы, приняв Его по причине Его обитания в плоти, имеем отныне всё Его, – ведь мы и сынами названы, и богами, хотя и не по природе, подобно Ему, но по благодати, – так и Он, когда примешался к нам, став человеком, понес немощи наши⁹⁹³, и как Сам пострадавший считается усвоившим Себе вместе с воспринятым храмом [тела] и то, что в нем, дабы плотские страсти были умерщвлены и в нас, стремящихся к подобию Христу, наше ради нас воспринявшему в Себя.

ИНОЕ. Говорит негде Бог через св. пророков, пеняя на некие согрешения сущих из числа [сынов] Израиля, что они «чада своя проведоша сквозѣ огнь, егоже не повелѣхъ им, ниже помыслихъ в сердцы Моемъ»⁹⁹⁴. И еще, как бы [обращаясь] к Иерусалиму: «И опечалила Мя во всѣхъ сихъ»⁹⁹⁵. И еще, касательно других пороков: «Еда <75.401> отъ сихъ не разгнѣваюся ли, – рече Господь, – или людемъ таковымъ не отмститъ душа моя?»⁹⁹⁶ Итак, что будут делать христоборцы, когда для всех является очевидным, что это [Само] Слово Божие было глаголющим таковые вещи во пророках? Припишут ли они Ему душу и сердце, скажут ли, будто Он одержим страстью печали и гнева, дабы не показалось имеющим какое-либо преимущество перед человеком Божие Слово, сущее превыше всякой сотворенной природы и столь же великое, как и Отец? Но, возможно, они от этого все же уклонятся, а скажут, что это изречено Словом фигурально (τροπικώς) и по снисхождению [к уровню восприятия слышащих]. Итак, если в том случае, когда Сын Божий прежде Своего пришествия говорит такие вещи, мы сохраняем за Ним подобающее Ему достоинство, утверждая, что Он пребывает превыше и печали, и гнева, и вообще всякой страсти, хотя бы ради пользы [людей] и принимал вид претерпевающего таковое, то разве не абсурдно, когда Он стал человеком и сошел [на землю] в претерпевающей эти страсти плоти, отказывать Ему в том, что, говоря таковое, Он остается бесстрастным, тогда как плоть, которую Он ради нас воспринял вместе со всем присущим ей от природы, от природы наделена этим? Человечеству же свойственно плакать, смущаться, расстраиваться, отвращаться смерти и тому подобные переживания.