Учено-литературные труды архим. Андроника Димитракопула

В прошедшем году скончался один из почтеннейших тружеников по Истории православной восточной церкви, о. архимандрит Андроник Димитраконул. Имя о. Димитракопула, давно уже пользующееся вполне заслуженной известностью за границей, почти совершенно неизвестно у нас. Сколько мы помним, из всех наших духовных журналов только «Христианское Чтение» и «Православное Обозрение» упоминали об нем несколько раз. К удивлению, оно мало известно даже в небольшом кружке наших ученых богословов-специалистов. Так, по крайней мере, можно думать, судя по тому обстоятельству, что оно не встречается на страницах даже таких ученых трудов последнего времени, которые посвящены той же специальности, для второй с такою честно работал почтенный о. архимандрит, и где его имя естественнее всего было бы встретить. От чего это произошло, мы не знаем, но думаем, что не от того, чтобы трудно было доставать издания о. Андроника, так как они выходила в свет в центре всемирной книжной торговли – в Лейпциге, где покойный состоял настоятелем тамошней православной греческой общины, и притом сряду же по выходе в свет публиковались во всех главнейших книжных бюллетенях. Между тем имя и труды почтенного о. Андроника заслуживали бы у нас самой широкой известности уже по тому одному, что лучшая часть этих трудов была посвящена делу, которое давным-давно должны бы были делать мы сами, – именно изданию рукописных сокровищ нашей Синодальной, бывшей патриаршей, библиотеке. Знакомя чрез свои издания с этими сокровищами ученый европейский мир, о. Андроник знакомил с ними и нас самих... Желая с своей стороны содействовать известности ученых трудов почтенного о. архимандрита в кругу наших богословов и тем выразить хотя, к сожалею, и запоздалую признательность достойному труженику, мы решаемся представить на страницах «Христианского Чтения» обзор учено-литературной деятельности о. Андроника.

Учено-литературная деятельность о. Андроника началась в 1865 г. По крайней мере, в этом году появилось первое известное нам ученое издание, им сделанное. Это было издание двух неизданных дотоле слов Николая, епископа Мефонского, под, заглавием: Nicolai Methonae episcopi orationes duae contra haeresim dicentium sacrificium pro nobis salntare non trisypostatae divinati, sed Patri solo allatnm esse etc. Nune primum editae graece e cod. Moscov. ab A. A. Demetracopulo. Lipsiae. MDCCCLXV. (Николая епископа Мефонского два слова против ереси, говорящих, что спасительная за нас жертва принесена не Триипостасному Божеству, а одному Отцу и проч..Ныне в первый раз изданные на греческом языке по Московскому кодексу архимандритом А. А. Димитракопулом. Лейпциг – 1805 г.).

Из предисловия (Πρόλογος σελ. α–ιδ), предпосланного ученым издателем тексту изданных им памятников, мы узнаем, что они извлечены им весною 1853 г., в бытность его в Москве, из рукописного греческого кодекса, значащагося по каталогу профессора Маттэи (Accurata cod. graecorum MSS. biblioth. Mosquens. S. Synodi notitia et recensio. Lipsiae. 1805) под № 353 и относимая ученым каталогистом к XIV-му веку. Рукописный текст обоих памятников, по словам издателя, оказался крайне неисправным со стороны правописания и особенно расстановки знаков препинания. Потребовались такие значительные исправления, что ученый издатель не нашел возможным отмечать все встречающиеся в ней чуть не на каждой строчке ошибки и погрешности, чтобы не отвлекать постоянно внимания читателя от текста под строку и не увеличивать бесплодно типографских расходов, и решился оговаривать под строкой только более важные погрешности, с указанием способа исправления их, а менее важные исправлять без оговорок δελ. ιδ).

Кроме указанных исправлений текста, ученый издатель подыскал и отметил под чертой места св. писания, приводимый автором и большею частью не цитуемые в старых рукописях.

В предисловии же сообщаются читателями краткие сведения об авторе (заимствованные главным образом из книги Алляция – De Ecclesiae Occid. et Orient, perpetua consensione. Colon. Agrippinae. 1646, col. 682–690), равно как и об истории богословского спора, который подал повод к написанию им этих слов (сведения эти извлечены из записей современных автору и спору византийских историков – Иоанна Киннама и Никиты Хониата), и перечисляются как изданные, так неизданные еще произведения Николая, – первые с указанием времени и места издания, последние – библиотек, в которых они хранятся. Перечень этот составлен по указаниям Каве (Scriptor. ecclesiast. histor. literaria. Londini. 1688), Удина (Comment. de scriptor. ecclesiastic.. t. II Lipsiae, 1722), Фабриция (Biblioth. Graeca t. XI, ed. Harles. Hamburgi. 1808), Ник. Комнина Пападопула (Praenot. Mystagogicae Patavii, 1696 in 4°), Симонида (который в предисловии к изданному им в Лондоне слову Николая Мефонского Περί ὲκπορεύσεως τοῦ Ἀγιου Πιεύματος – перечисляет не мало произведений Николая, до той поры бывших неизвестными ученым и хранившихся, по его словам, в архивах и библиотеках разных афонских монастырей, хотя, к сожалению, не говорит, сам ли он их видел, или заимствовал сведения об них у известного иеромонаха Стефана Афинского) и отчасти Аретина (Beiträge zur Geschichte und Literatur, 1804).

Изданием этих слов почтенный о. архимандрит значительно прояснил для нас внутреннюю историю сколько интересного и важного, столько же и темного и запутанного богословского спора о смысле слов одной из молитв¹ в литургиях Василия Великого и Иоанна Златоуста: «Ты еси приносяй и приносимый....», – спора, не мало волновавшего константинопольскую церковь в пятидесятых годах ХII-го века. Доселе мы знали об этом споре по рассказам современных ему византийских историков: Никиты Хониата (по Боннскому изд. р. 275 t. I, по русскому перев., изданному при С.-Петербургской Д. Академии в 1860 г. т. I, стр. 272–274. Сн. также Tafel – Annae Commenae supplem. hist. eccles. graecorurn sec. XI. XII. Tubingae. 1832), и Иоанна Киннама (по Боннскому изд. p. 176, по русск. перев., изданному при С.-Петербургской Духовной Академи в 1859 г., стр. 193–195), по актам константинопольского собора 1156 г., на котором был решен этот спор (изд. Маи в X т. Spicilegium Romanum, р. 16–93. Romae. 1844), по трем коротеньким определениям, состоявшимся на этом соборе и помещаемым обыкновенно в Синодик первой недели великого поста, также в триоди в неделю православия (когда эти определения должны были, по воле собора, быть возглашаемы в слух всей церкви вместе с другими подобными же определениями, составленными на разных соборах прежнего времени и направленными против разных заблуждений, ересей и расколов, которым положено возглашать анафему в этот день), и наконец из диалога, составленного одним из главных участников этого спора Сотирихом Пантевгеном, нареченным патриархом антиохийским (диалог этот первоначально напечатан был Тафелем в цитованном выше Supplem. hist. eccles. graecor. Tubingae. 1832 p. 9–17 и потом А. Маи в виде интродукции к изданным им в X т. Spicil. Rom. актам константинопольского собора 1156 р. 1–15); но сведения, сообщаемые поименованными источниками слишком кратки и притом касаются почти исключительно одной внешней истории спора: диалог Сотириха передает взгляд на сущность спора только одной из споривших сторон, – именно осужденной собором 1156 г.; акты этого собора, равно как и его определения вместе с внешней историей спора, затрагивают и внутренюю, но ограничиваются только приведением мест из творений отцов церкви и богословов прежнего времени, положенных им в основание своих определений по предмету спора и почти не касаются его диалектической стороны. Иначе, впрочем, и быть не могло: собор не мог в своих актах и определениях вступать в диалектическое препирательство с представителями осуждаемого им мнения, не выходя из своей роли представителя высшего церковного авторитета. Этот чувствовавшийся доселе пробел во внутренней истории спора восполняется изданными о. Димитракопулом словами Николая Мефонского, и за это нельзя не быть благодарным почтенному издателю. Диалектическая сторона спора в этих словах развита с искусством, которым справедливо славился между своими современниками этот тонкий диалектик, достойный быть поставленным на ряду со знаменитым патриархом Фотием, диалектические доводы которого в подкрепление православного учения об исхождении Св. Духа он так хорошо развил и дополнил в своих лолемических произведениях, посвященных этому вопросу.

Издание вышепоименованных слов Николая Meфонского было как бы первым пробным опытом осуществления предприятия, задуманного о. Андроником в весьма широких размерах. Именно, он задумал издавать под общим именем «Церковной Библиотеки» богословский сборник, в который должны были войти все важнейшие неизданные доселе произведения лучших греческих богословов прежнего времени, и в следующем же 1866 г. издал первый том этого сборника под заглавием: Bibliotheca ecclesiastica, coutinens graecorum theologorum opera. Ex codicibus manuscriptis Mosquensibus nune primum graece edidit Archiinandrita Andronicus Demetracopulus. Tomus I. Lipsiae. MDCCCLYI. (Церковная библиотека, содержащая труды греческих богословов. По рукописным Московским кодексам ныне впервые издал на греческом языке архим. Андроник Димитракопул. Томе I. Лейпциг. 1866 г.).

О важности задуманного о. Андроником ученого предприятия было бы излишне распространяться. О значении же для истории православной восточной церкви вообще и истории православной догматики в особенности изданного им 1-го тома своего сборника можно составить себе понятие уже по именам босословов, труды которых вошли в состав этого тома и по перечню этих трудов. Здесь мы встречаемся с именами Захарии, епископа Митиленского (VI в.), Никиты Стифата (XI в.), Иоанна Фурна (XII в.), Евстратия Никейского (XI-XII в.), снова Николая Мефонского (XII в.), Никифора Влеммида и Георгия Акрополита (оба XIII в.).

Из не изданных доселе произведений Захарии Митиленскаго в состав этого тома вошло «Слово против Манихеев» (σελ. 1–18); из сочинений Никиты Стифата трактат «Об опресноках, посте в субботу и браках священников (σελ. 18–36); из сочинений Иоанна Фурна «Возражение на речь архиепископа медиоланского об исхождении Св. Духа (σελ. 36–47); из сочинений Евстратия Никейского: 1) «Слово к говорящим, что Дух Святый исходит от Отца и от Сына» (σελ. 47–71); 2) «Второе слово о Св. Духе» (σελ. 71–84); 3) «Изложение диспута, бывшего между ним (автором) и архиепископом медиоланским, об исхождении Всесвятого Духа» (σελ. 84–99); 4) «Слово к латинянам об опресноках» (100–127); 5) «Диалог о св. иконах, – как нужно им поклоняться и почитать их, σχετικώς, или λατρευτικώς» ² (127–151); 6) «Силлогистическое доказательство относительно способа почитания и поклонения св. иконам» (151–160); 7) «Обличение и опровержение говорящих, что едино естество во Христе, истинном Боге нашем» (160–191); из сочинений Николая Мефонского: 1) «Ответ великому доместику на вопрос его о св. Духе, – именно о том, в каком смысле говорится, что Дух Св. ούσιωδώς (существенно) вселился и обитал в апостолах, и если Он таким же точно образом обитал и во Христе, то почему и они (апостолы) не называются Христами? А если не так (т. е. обитал в апостолах как во Христе), то в чем различие?» (199–218) 2) «Ответ вопросившему: есть ли предел жизни и смерти, и если есть, то как же Бог не будет виновником зла?» (219–235) 3) «Слово второе, доказывающее туже мысль свидетельствами писания и обличающее сторонника безпредельности (αοριστιας)³ в том, что он не хорошо пользуется некоторыми из них⁴, и разрешающее извлекаемые оттуда возражения» (235–258); 4) «Слово третье, обличающее нелепость гипотезы относительно беспредельности чрез сведениe ея к невозможности» (258–265); 5) Слово «о пререканиях, вызванных постановлением патриарха, и об иерархии», (266–292); 6) Слово «к соблазнявшимся апостольским изречением: егда же покорить Ему всяческая, тогда и сам Сын покорится покорившему Ему всяческая, да будет Бог всяческая во всех⁵ (293–320); 7) «Возражение на сочинение Сотириха, избранного в Антиохийские патриархи, о (смысле слов): Ты еси приносяй и приносимый и приемлемый» (321–380); 8) «Краткое обличение новоявленного у латинян догмата о том, что Дух Св. исходит от Отца и оть Сына» (380–395); из сочинений Никифора Влеммида – коротенький рассказ о двух диспутах с легатами папы Иннокентия IV (1243–1254) в Никее, под заглавием: «Из рассказов о своих делах» (380–395); из сочинений Георгия Акрополита «Трактат – об исхождении Св. Духа к латинянам» (395–410).

Изданием трактата Захирии Митиленского о. Андроник восполнил пробел, давно чувствуемый в литературе богословской полемики VI в. с манихеями, и расширил наши сведения об основаниях, на которых вели эту полемику лучшие богословы того времени.⁶

Издание полемического сочинения Никиты Стифата хотя и ничего не прибавляет к нашим сведееиям о православной полемике с латинянами в XI в. по вопросу об опресноках и пр., так как с содержанием этого сочинения ученый мир был знаком уже по латинскому переводу его, помещенному кардиналом Баронием в его Анналах (t. XI, р. 789–796) и Канизием в Lecliones antiquae (Ingolstadii. 1601, t. III, P. 1; p. 308–314)⁷; тем не менее нельзя не благодарить ученого издателя за то, что он первый познакомил нас с оригинальным текстом этого сочинения.

Изданные о. Андроником полемические произведения Иоанна Фурна и Евстратия Никейского по вопросу об исхождении Св. Духа проливают яркий свет на внутреннюю сторону одного из самых инетересных богословских диспутов между восточными и западными богословами XII в., именно диспута восточных богословов с архиепископом медиоланским Петром Гроссоланом, имевшего место в Константинополе в 1112 или 1113 г. Доселе ученый мир знал об этом диспуте лишь по речи Гроссолана, напечатанной в 1 т. Graeciae Orthodoхае Romae. (1652 р. 379– 380), и по одностороннему изложению его у Барония (ап. 1112) и Алляция (lib. cit. II. с. X. col. 626–629). Изданный теперь ответный речи православных богословов дают возможность лучше понять и оценить достоинства доводов той и другой стороны.

Сочинение Евстратия Никейского об опреноках пополняет коллекцию православных полемических трактатов по этому вопросу одним из самых серьезных.

Догматико-полемические сочинения Евстратия по вопросу об иконопочитании проясняют нам один из темных эпизодов в истории восточной церкви XI в., – именно дело халкидонского епископа Льва, лишеннего сана за энергический протест, заявленный им против распоряжения императора Алексея I Комнина (1081–1118), об обращении в деньги священных сосудов, окладов с икон и пр., для покрытия расходов на государственные потребности. Дело это было известно до сих пор лишь по коротенькому рассказу об нем Анны Комниной (Alexias, по Боннскому изд, 1839 г. р. 226– 231. по русск. переводу, изданному при С.-Петербургской Д. Академии в 1859 г. стр. 216–221) и Никиты Хониата (см. извлечение из его Θησαυρός τῆς όρθοδοξιας в Supplma. histor. eccles. graecor. p. 5–7 ed. Tafel) и определению константинопольского собора по этому делу, – определению, напечатанному Монфоконом (без означения года) в Bibliotheca Coisliniana р. 103–110. Изданный, о. Андроником слова Евстратия, в которых он оспаривает взгляд Льва халкидонского на иконопочитание, отчасти дополняют, отчасти разъясняют сообщаемые указанными источниками сведения, и именно тем, что точнее определяют догматическое основание протеста, заявленного Львом.

Полемическое сочинение того же Евстратия, направленное против Армян, бесспорно принадлежит к числу лучших православных полемических произведений в этом роде.

Первые семь из изданных о. Андроником трактатов Николая Мефонского знакомят нас с теми недоуменными богословскими вопросами, которые занимали мыслящих людей Византии во второй половине XII в. и отчасти волновали общественное спокойствие, и дают нам самые точные обстоятельные на них ответы. Рассмотрению вопросов, представлявших общественный интерес, посвящено два из помещенных в сборнике о. Димитракопула трактата, – именно трактат «об иерархии» и «опровержение Сотириха Пантевгена». Первый был написан по случаю церковных смут, вызванных противоканоническим, как казалось некоторым, возведением на патриарший престол бывшого архиепископа кипрского, Николая Музалон, на место низложенного в 1147 г. Косьмы Аттика⁸. Николай Мефонский берет под свою защиту это распоряжение правительства, стараясь доказать, что оно совершенно согласно и с церковными канонами, и с предшествовавшею практикою церкви по этому предмету, и наконец с самым существом иерархии. «Опровержение Сотириха» написано Николаем в ответ на упомянутый выше «Диалог» его. Потерпевши неудачу на константинопольском соборе 1156 г.,⁹ Сотирих перенес спор на литературную почву и написал в защиту своего мнения указанный нами диалог. Николай Мефонский, бывший одним из главных его противников, поднял брошенную перчатку и в своем «Опровержении наносит своему противнику последний решительный удар.

Изданные о. Андроником два небольших рассказа, из воспонинаний знаменитого учителя императора Феодора Ласкариса Младшего (1255–1259), Никифора Влеммида († 1272), и «Слово» не менее знаменитого канцлера императора Михаила Палеолога (1259–1282), Георгия Акрополита († 1281), представляют не столько догматико-полемический интерес, сколько исторический. В православную полемику с латинянами, по вопросу об исхождении Св. Духа, о котором оба они трактуют в своих сочинениях, они вносят весьма мало нового: первый ограничивается передачею двух случаев ученых диспутов с латинянами, диспутов, на которые он был вызван императором Иоанном Вататци (1222–1255) и патриархом Мануилом II (1240–1255) и на которых обменялся с своими противниками лишь несколькими силлогизмам¹⁰; второй видоизменяет лишь нисколько доводы, выработанные православною полемикою прежнего времени, так что с этой стороны не было особых побуждений по крайней мере спешить печатанием их сочинений в 1 томе. И если наш ученый поспешил их напечатать, то, конечно, имел на это свои причины. Он их прямо не объясняет, но об них можно догадываться. Дело в том, что в западной Европе привыкли считать – и не без основания – обоих поименованных ученых сторонниками унии с Римом. Издавая упомянутые сочинения их, направленные против латинян, о. Андроник, очевидно, имеет в виду поколебать установившийся на западе взгляд на них. А Влеммида он положительно оспаривает у западных ученых, опираясь главным образом на авторитет Досифея Иерусалимского (Περι τῶν έν Ὶεροσολ. Πατρίαρχευς. βιβλ. η, κεψ. ιή παραγρ. ιγ΄) и Евгения Булгариса (см. его A=νάκρισις о Влеммиде, в конце III т. изданных им в Лейпциге в 1784 г. сочинений Иосифа Вриенния), хотя доводы его и не могут быть признаны решительными (см. Πρόλογος. σελ. κξ--κη).

В предисловии (Πρόλογος. σελ. α--λε) к тексту изданных о. Андроником памятников прежде всего сообщаются сведения о кодексах Московской синодальной библиотеки, из которых извлечены эти памятники¹¹ и потом даются краткие биографии всех авторов, труды которых вошли в издание, с обстоятельным перечнем всех, как изданных, так и не изданных еще их сочинений. Биографии составлены большею частию на основании первоначальных источников, перечни сочинений отчасти на основании личного знакомства с перечисляемыми сочинениями, отчасти по указаниям упомянутых выше, равно как и некоторых других ученых, отчасти по каталогам рукописей главнейших европейских библиотек (издатель цитует каталоги Монфокона – Bibliotheca Coisliniana, Коллара – Supplement ad Lambecii comment, и каталог библиотеки св. Марка, в Венеции).

К Биографии Евстратия Никейского приложено его Ἐξομολόγησις (σελ. ιά – ιε), представленное им в апреле 1117 г. императору Алексею I Комнину, патриарху Иоанну IX и собору, в свое оправдание, и изданное теперь в первый раз по рукописи императорской венской библиотеки за № 248. Это «Признание» кроме личного интереса, связанного с именем Евстратия, представляет и общий интерес, – оно дает любопытное свидетельство того, с какими опасностями «для точности догмата» может быть сопряжена неосторожная полемика с армянами.

Перечисляя изданные и не изданные сочинения Евстратия, о. архим. Андроник исправляет ошибку Досифея Иерусалимского, который в своем Τόμος άγάπης (έν Ιασιῳ 1698) издал второе слово Евстратия об опресноках под именем патриарха Иерусалимского Иоанна, на том основании что оно носит имя этого патриарха в некоторых рукописях. Между тем из актов константинопольского собора 1156 г., по делу Сотириха, изданных кардиналом Маи в Х т. Spicilegium Roman, видно, что из этого слова приводится отрывок (р. 51), под актами же собора подписался патриарх Иерусалимский Николай, непосредственный предшественник Иоанна. Очевидно, собор не мог приводить отрывков из сочииения Иоанна. патриаршествовавшего после собора. Здесь же кстати о. Андроник поправляет и ошибку иеродиакона Паламы, который в своей Ιςορια τῇς άγιας πόλεως Ιερουσαλήμ (έν Ιεροσολύμοις. 1862 г), пропустил патриарха Николая.

В биографии Влеммида (σελ. κέ–λβ᾿) о. Андроник исправляет другую ошибку Досифея Иерусалимского, именно в своей Ιστορια έν Ιεροσολ. πατριαρχευς. он говорит, между прочим, что патриарх Герман (никейский) вступил на кафедру в 1240 г. и занимал ее до 1254 г., между тем как в действительности упомянутый патриарх скончался в 1240 г., занимавший патриарший престол с 1226 г. Допуская эту ошибку, Досифей предполагал ошибку в показаниях Акрополита (Летопись, по русск. перев., издан, при СПБ. Д. Академии в 1863 г., стр. 115), который будто бы неверно Германа назвал Мануилом. Исправленная о. Андроником ошибка оказалась на стороне самого Досифея.

В заключении своего предисловия о. Андроник свидтельствует свою глубокую признательность и блогодарность ктиторам православной греческой общины в Лейпциге, Петру Ризо и Науму Паппа, за доставление ему средств на поездку в Москву, для целей задуманного им ученого предприятия, и хранителю Московской синодальной библиотеки о. Архимандриту Амфилохию, за предупредительное содействие ему в его занятиях в библиотеке.

В начали книги на особом листе приложено facsimile в несколько строк, снятое с рукописи за № 353 и составляющее отрывок из напечатанного издателем «Диалога» Евстратия Никейского.

В конце книги приложен список подписчиков на издание. Просматривая этот список, мы не нашли в нем ни одного русского имени.

К величайшему сожалению, это в высшей степени почтенное и полезное издание прекратилось на первом томе. Наведенная нами несколько недель тому назад в Лейпциге справка о времени выхода второго тома принесла нам известие о кончине издателя и прекращении издания. Но, судя с одной стороны по тому, что после издания первого тома прошло уже 6 лет, с другой – по тому, что материал для второго тома был подготовлен издателем еще в 1866 г. (см. предисловие к I т. σελ. η), должно думать, что издание не осуществилось по недостатку материальных средств, на что о. Андроник не раз жалуется в других своих ученых трудах. А если так, то нельзя не пожалеть об этом.

В 1867 году о. Андроник издал первый опыт самостоятельныхе ученых работ под заглавием: Ιστορια τοῦ σχισματος τῆς λατοπκῆς Ὶίκκλησια άπό τῦς όρθοδόξου Ἐλληνικῆς. Εν Λειψία 1867. (История отпадения латинской церкви от православной греческой. Лейпциг. 1867).

Этот первый опыт самостоятельных исследований о. Андроника должен быть признан одним из наименее удачных его произведений. По всей вероятности это произошло от того, что обстоятельства вынудили его поспешить изданием его в свет. В предисловии к нему он говорит, что сочинение это было написано им за несколько времени раньше и лежало у него не изданными, в ожидании, пока его другие занятия откроют ему возможность дополнить и исправить его и вообще приготовить, как должно, к печати. Но вспыхнувшее в 1867 г. восстание греков па острове Крите и в высшей степени горестное и беспомощное положение критских беглецов, искавших себе убежища в свободной Елладе и ложившихся тяжким бременем на финансы маленького королевства, подали ему мысль внести и свою лепту на алтарь общого народного дела и поспешить изданием лежавшого у него сочинения, не дожидаясь его окончательного исправления. Издавши его в том же году, он посвятил его «братьям, геройски сражавшимся за веру и отечество в Крите». Деньги, вырученные от продажи книги, предназначались в пользу бедствовавших критских семейств, бежавших в Грецию(см. Πρόλογος. σελ. ε – ς).

Но патриотический порыв автора повредил несколько чисто научным интересам. Его труд явился в форме краткого обзора отношений между восточной и западной церквами, со времени столкновения их при патриархе Фотие (858–867, 878–886), до Флорентийской унии (1438–1439) включительно, обзора, составленного, правда, на основании записей современных или весьма близкихе, по времени, к тому иди другому описываемому эпизоду, или событию писателей, но без всякой критики как этих записей, так и установившегося между его соплеменниками взгляда на характер отношений между церквами, и в целом и в подробностях, и без малейшей попытки поставить тот или другой факт под другое освещение.

Конечные выводы, к которым привел автора сделанный им обзор отношений между церквами за указанное время, формулируются им таким образом; «итак причиною разделения церквей было сделанное латинянами прибавление к св. символу. любоначалие, непогрешимость, монархия и обоготворение (λατρεία) пап, противозаконные новшества и нововведения латинской церкви, как-то: совершение евхаристиии на опресноках, лишение мирян второго вида евхаристии¹², совершение крещения чрез обливание или окропление и прочие нововводные догматы и обычаи её. И если латинская церковь отбросит то, что она прибавила противозаконно к св. символу, если низведет своего папу с высоты превозношения, гордыни и тщеславия к евангельскому смирению и христиаискому смиренномудрию, если отвергнет тиранническую монархию его, Диоскоровское и властительское отношение его к соборам, если совлачит с себя все новшества. делающие ее совершенно не узнаваемою, и снова облачится в свои древние и святые ризы, то кафолическая церковь Христова тот час же признает ее за свою родную и возлюбленную сестру, за здравый и полезный член, тотчас же сделаемся мы един дух, едино тело, единомудренны, единомысленны, единодушны и согласны; тотчас же и латинская церковь, вместо тленной, человеческой и греховной главы, получит главу нетленную, божественную, безгрешную в И. Христе Сыне Божием, тотчас же будем мы едино стадо, имеющее единого Пастыря, седящего одесную престола величествия, преподобного, незлобивого, непорочного и вечного архиерия. Аминь», (σελ. 173 – 174).

Все эти выводы и вместе с фактами, на основании которых они сделаны, давно уже не составляют новости в греческой богословской литературе по этому предмету, и вся заслуга автора состоит лишь в простой, ясной, популярной передаче тех и других.

Наиболее ценную для науки часть рассматриваемого нами труда автора составляют некоторые, в первый раз напечатанные им – частию в полном составе, частию в извлечении, – документы, правда, проливающие весьма мало света на взаимные отношения церквей, выяснение которых составляло главную задачу исследования, но за то в значительной степени дополняющие наши сведения о некоторых фактах, эпизодах и деятелях самой восточной церкви. Таковы: 1) три (из них два довольно больших) отрывка из апологии патриарха Иосифа I (1267–1276), поданной императору Михаилу Палеологу в 1273 г., в оправдание своего отказа присоединиться к подготовляемой им Лионской унии; отрывки эти извлечены автором из рукописи кодекса Мюнхенской библиотеки за № 68 и напечатаны на 26–28, 61–62 и 131 стр. его сочинения; 2) небольшой отрывок из сочинения Василия Охридского, митрополита фессалоникского (XII в.), под названием Διάλεξις извлеченный из кодекса той же библиотеки за № 66 (стр. 32) в примечании¹³; 3) небольшой отрывок из письма Германа II-го, патртарха константинопольского (1226–1240) к папе Григорию IX-му (1227–1241), извлеченный из рукописного кодекса Московской синодальной библиотеки за № 208 (стр. 49); 4) небольшой отрывок из записки, составленной придворными богословами Михаила Палеолога в пользу унии и переданной патриарху Иосифу с требованием его мнения по её содержанию, извлеченный из упомянутого выше Мюнхенского кодекса за № 68 (стр. 68); 5) небольшой отрывок из письма некоего Каллиста к фессалоникскому митрополиту Минуилу Дисипату, извлеченный из кодекса Венекой библиотеки за № 14 (стр. 68–69 в примеч.); 6) в полном составе «Повесть об избиенных св. отцах на св. горе Афонской от латиномудрствующого царя Михаила и сущих с ним латинян и латиномудрствующих», извлеченную из рукописного кодекса Московской синодальной библиотеки за № 208 (стр. 70–74); 7) в полном же составе «Манифест императрицы Феодоры», супруги императора Михаила Палеолога, изданный ею после его смерти, с целию заявить свое отречение от Лионской унии, извлеченный из рукописного кодекса Венской библиотеки за № 245 (78–80); 8) в полном же составе «Определение влахернского собора 1285 г. по делу Векка», извлеченное из рукописного кодекса Венской библиотеки за № 67 (стр. 84–87); 9) два отрывка, – один из письма патриарха Григория Кипрского к Иоанну Хиле, митрополиту ефесскому, другой из сочинения Иоанна Хилы о «церковком мире», извлеченные из рукописного кодекса Венской библиотеке за № 67 (стр. 88–99)¹⁴; 10) отрывок из сочинения великого ритора Мануила «О Марке Ефесском и о бывшем во Флоренщи соборе и против Гемиста и Bиссариона», извлеченный из рукописного кодекса Московской синодальной библиотеки за № 393 (стр. 148–149 в примечании); 11) небольшой отрывок из письма Марка Ефесского к иеромонаху Феофану о Флоринтийской унии, – из кодекса Мюнхенской библиотеки за № 256 (стр. 160); 12) «Воззвание Геннадия Схолария к своим соотечественникам, вывешенное им на дверях своей кельи в ноябре 1452 г. и приглашавшее их к верности православию¹⁵, – из кодекса Московской синодальной библиотеки за № 208 (стр 163 –164), и 13) длинное письмо того же Cxoлария на имя Сильвестра Сиропула и Феодора Агаллиана, проливающее много света па последние дни Флорентийской унии в Константинополе (стр. 166–172).¹⁶

За напечатание перечисленных документов будут благодарны автору все изучавшее историю восточной церкви.

В 1869 г., в год пресловутого ватиканского собора, о. Андронику пришла мысль напомнить гордым католическим прелатам и богословам, собравшимся для увенчания здания папства его последним венцом – провозгланиением догмата личной непогрешимости папы, – о взгляде на папство восточных богословов и в тоже время от лица этих богословов дать косвенный ответ на приглашение, сделанное Пием IX патриарху константинопольскому Григорию VI касательно принятия участия в этом соборе, а главное, – предостеречь православных своих соотечественников да востоке от этого нового покушения римской курии на их церковную свободу. С этою целию он издал в этом году сочинение одного из восточных богословов второй половины XVI в. и первой четверти XVII в., – именно Нафанаила Хихи, под названием: Nathanaëlis Chychae Atheniensis de primatu Papae. Ex codice graeco biblioth. Lugduno-Batavae nunc primum edidit A. Demetracopulus archimandrita. Lipsiae. 1869). (Нафанаила Хихи Афинского о главенстве папы, по греч. кодексу Лейденской библиотеки, в первый раз издал А. Димитракопул архимандрит. Лейпциг, 1869 г.).

Об авторе этого сочинения издатель мог собрать и сообщить в предисдовии к нему лишь следующие сведения: он был иеромонах, родился во второй половине XVI века в Афинах, где получил и первоначальное образование, окончательное же в Падуанском университете; по окончании здесь курса, получил место проповедника в греческой церкви в Венеции и учителя в тамошней же греческой школе. Последнее место он занимал от 1614 по 1617 г. Последние годы своей жизни провел он на острове Керкире, где и скончался. Но ни причины, заставившие его оставить Венецию и поселиться на этом острове, ни время кончины его здесь не известны. Во время пребывания своего в Италии он сблизился с тамошними представителями православной церкви и науки – Гавриилом Севиром, митрополитом филадельфийским и Максимом Маргунием, епископом кифирским, и сохранил навсегда добрыя к ним отношения. По вероятному предположению о. Андроника, первый из них рукоположил его и в сан пресвитера. От второго сохранилось любопытное стихотворение, адресованное к Хихе (который был тогда еще иеродиаконом) и свидетельствующее о том высоком мнении, которое имел о молодом ученом этот маститый уже тогда ученый.¹⁷

О характере сочинения Хихи и цели его издания о. Андроник говорит следующее: «это небольшое, но крепкое сильными доводами, сочинение изложено Нафанаилом простым языком для того, чтобы его могли понимать и самые простые люди; с этою же целию оно издается и теперь, когда гордый и надменный папа, поставивший свой престол превыше облак, подобно деннице, и желающий уподобиться Вышнему, приглашает чрез окружное послание, как владыка рабов, православных греческих архиереев, никогда не помышлявших искажать всезлатой кинсон православия, чтобы подчинились ему и приняли его ереси»... (Πρόλογος. σελ. ζ.)

С отзывом о. Андроника о сочинении Хихи нельзя не согласиться. Оно составлено вполне целесообразно. Автор ставит и решает в нем следующие пять вопросов: 1) существовало ли неравенство между апостолами так, чтобы один из них был больше, другой меньше, будет ли это Петр, как они (латиняне) говорят, или другой кто? 2) Если существовало, то кто был ближе (к Спасителю) – Петр ли, Иаков, Иоанн, или другой кто? 3) Если был ближе Петр, то кто из его преемников к нему самому ближе – римский ли, александрийский ли евангелист Марк, которого он рукоположил на александрийскую кафедру, или наконец антиохийский Еводий? 4) Если римский имел первенство седалища (πρωτοκαθεδρίαν), то потому ли он имел это, что был преемником Петра? 5) Имел ли когда либо папа власть рукополагать вне пределов своей епархии, или судить и издавать законы или постановления без собора» (σελ. I.).

Вопросы эти так метко и целесообразно поставлены, что из самой постановки их уже видна несостоятельность теории папского главенства, основанного на мнимых преимуществах апостола Петра над другими апостолами и на исключитедьном будто бы положении его в церкви. Ответы на все эти вопросы даются столь же меткие и верные. Автор отвечает на них не рассуждениями, а фактами, против которых спор невозможен.

В направлении, указанном автором, полемизирует с папством и ученый издатель его произведения. В своем введении в ответ Риму на его окружное послание, приглашавшее восточных иерархов на ватиканский собор, он напоминает печальную историю соборов лионского 1274 г. и флорентийского 1738–1839 гг. и полнейшую неудачу, которую потерпели на востоке состоявшиеся на этих соборах унии, и в заключение, – как бы желая и на будущее время отбить у пап всякую охоту навязывать православному востоку унии в роде Лионской или Флорентийской, – прилагает текст определения константинопольского собора 1484 г., которым постановлено: «сим настоящим соборным свитком (τόμου) уничтожаем и состоявшийся во Флоренции собор, равно как и те главы, которые заключает в себе изданное им определение, и объявляем оный отныне отмененным и недействительным, считаем и имеем его как бы вовсе не существовавшим, так как он провозгласил не только не согласные с древними св. вселенскими соборами, но и противные им догматы об опресноках, исхождении Св. Духа и проч. Еще же отвращаемся и жертвоприношения чрез опресноки, и прочего, что облюбовано (έστεργήθη) и содержится в состоявшемся там определении, как мы сказали» (σελ. ιβ). Свиток этот подписан, кроме патриарха константинопольского Симеона, семнадцатью митрополитами, из которых митрополит ефесский Даниил подписался и за александрийского патриарха Григория, как его местоблюститель, а митрополит халкидонский Иосиф и за александрийского патриарха (Григория) и за митрополита никейского, бывшего местоблюстителем патриарха атиохийского (Иоакима).¹⁸ За издание этого любопытного и важного документа, извлеченного о. Андроником из рукописи кодекса Московской синодальной библиотеки за № 354, без сомнения, будут признательны ему все интересующиеся историей православной восточной церкви.

Хотя православное греческое общество, для которого ближайшим образом предпринято было о. Андроником издание сочинения Хихи, едвали нуждалось в предостережении от покушений папы на его религиозную свободу, – предостережении, идущем из XVI-XVII в.; хотя, с другой стороны, более чем сомнительно, чтобы кто либо из участников ватиканского собора взял на себя труд прочитать это несколько архаическое сочинение, а если кто и прочитал, то, без сомнения, оно нисколько не изменило ни образа мыслей его, ни образа действий, так что для православных греков издание его, по видимому, было излишне¹⁹,для членов собора бесполезно и, следовательно, с практической точки зрения в том и другом отношении не целесообразно: но с чисто-научной точки зрения о. Андроник хорошо сделал, что спас от забвения, а может быть и от истребления, этот во всяком случае любопытный памятник православной полемической литературы XVI-XVII в.

В 1870 г. о. Андроник выступил с новым ученым трудом, именно напечатал небольшое исследование о жизни и трудах Митрофана Критопула, под заглавием: De vita et scriptis Metrophanis Critopuli cum imagine Critopuli. Lipsiae. MDCCCLXX (О жизни и сочинениях Митрофана Критопула, с портретом Критопула. Лейпциг. 1870 г.).

Поводом к написанию этого небольшого, но весьма дельного, исследования послужило, как объясняет автор в предисловии, следующее обстоятельство. В мае 1869 г., обозревая публичную библиотеку в Гамбурге, он нашел между хранящимися в ней рукописными сборниками три (vol. Epist. Mss. iv. XVI. XLIX) кодекса, в которых вместе с другими рукописями заключались собственноручные письма Митрофана Критопула к разным высокопоставленным лицам в Виртемберге. В кодексе за № 4 оказалось три таких письма, в кодексе за №16 одно и наконец в кодексе за № 49 двадцать четыре; из них три, адресованные на имя Глюкклера, директора штутгардтекой гимназии, были копиями, а все остальные автографами. Под всеми этими письмами автор их подписался просто: «Митрофан Критопул, иеромонах, из Веррэи Македонской», и лишь на одном, помеченном 16 числом скирофориона (декабря) 1628 г., – «Митрофан иеромонах, великий архимандрит Константинопольский, и великий протосинкел Александрийский, Критопул, из Веррэи Македонской». Рукописи эти принадлежали некогда Захарии Уффенбаху, синдику Франкфуртскому, а по смерти его, в 1734 г., были приобретены покупкою вместе с другими книгами Ио. Христоф. Вольфом и переданы в Гамбургскую публичную библиотеку. Кодекс под № 49, кроме писем Критопула, содержит в себе письма разных немецких ученых к Критопулу и аттестаты, выданные ему разными правительственными и учеными лицами и учреждениями, относительно его честного, истинно-христианского образа жизни и поведения во время пребывания в Европе. Перечитывая все эти документы, о. Андроник у видел, что они объясняют многое, доселе неизвестное в жизни Критопула, и исправляют некоторые ложные сведения и суждения о нем разных писателей, и вследствие этого решился, на основании этих несомненно верных документов, составил его краткую биографию (Προλ. σελ. 1–2).

Портрет Критопула снят с гравированного на меди в 1627 г. в Страсбурге портрета его, случайно приобретенного о. Андроником у известного торговца эстампами и портретами Другулина (ibid. σελ.2–3).

В тексте составленного о. Андроником, на основании вышеуказанных документов, исследований, некоторые из этих документов помещены в целом составе и могут дать наглядное понятие о том глубоком интересе, который представляет исследование. Так, здесь мы находим весьма любопытную грамату английского короля Иакова 1 (1603–1625), выданную Критопулу в 1623 г., когда он, по окончании своего образования в Оксфордском университете, собирался оставить Ангию. Грамата эта с одной стороны дает ему аттестацию в поведении и успехах, с другой – имеет характер открытого листа для свободного пропуска предъявителя и рекомендует всем, до кого она будет касаться, оказывать ему всевозможное содействие, в каком он будет нуждаться на своем пути (стр. 9–10). Подобные же аттестации и рекомендации были выданы Критопулу от университетов Гельмештадтского (от 15 июля 1625 г., за подписью ректора университета И. Томаса Клудия) и Альтдорфского (от 12 апреля 1626 г., на ней стоит не в конце, а в заголовке имя ректора Иоанна Герарда) и синдиката вольного имперского города Нюрнберга (от 26 июня того же 1626 г. без подписи, но от имени консулов и сената нюрнбергского). Университеты удостоверяют усердное и успешное слушание Критопулом университетских лекций и доброе поведениe его, – первый в течение восьми проведенных им в Гельмиитаде месяцев (с сентября 1624 по май 1625 г.), второй в течение шести месяцев (с 8 ноября 1625 по 12 апреля 1626 г.). Нюрнбергский сенат аттестует его за полугодичное пребывание его в своем городе (с апреля 1626 г. по 12 июня того же года): «рекомендуем его всем и каждому, какого бы звания и состояния ни были, к кому он прибудет, и особенно просим тех, которые стоят в главе общества (meliori de notâ) сколько в уважение его глубокого блогочестия (devotam pietatem), замечательной учености и удивительной скромности, столько же и в уважение этой нашей рекомендации, помогать ему всеми, зависящими от них, средствами, снабжать и предупредительно принимать, ни мало не сомневаясь, что чрез то сделают дело угодное Богу (Которому он посвятиль свои ученые занятия, не взирая на чрезвычайшие трудности), полезное и необходимое для общественного блага». Все эти документы помещены в исследовании нашего автора на стр. 9–10, 13–14, 20–22.

Кроме этих весьма важных не для личной только историй Критопула, по и для историй отношений современных ему представителей православной восточной церкви и науки к представителям протестантских церковных обществ и протестантской богословской науки, в тексте рассматриваемого нами исследования помещено еще, частию в целом составе, частию в отрывках, несколько писем самого Критопула к разным его высоким покровителям и ученым друзьям, преимущественно в Германии. В целом составе помещены письма Критопула к Эрхарду Вейнману, главному придворному проповеднику герцога виртембергского Иоанна Фридриха (от 7 сентября 1626 г. стр. 23–24), к тайному советнику того же герцога Бродбеккеру (от 8 июля 1627 г. стр. 25–26) и директору виртембергской гимназии Глюкклеру (от 3 элафиволиона (октября) (1628 г. стр. 37–38) и к Клеосвену Эпандру, одному из придворных проповедников в Штутгардте) от 7 скирофориона (декабря) 1627 г. стр. 47–49). Из писем к Критопулу его германских друзей у о. Андроника напечатано в целом составе одно только письмо Бродбеккера (от 7 октября 1628 г. стр. 50–51). Кроиме того напечатано не мало отрывков, как из писем самого Критопула к разным лицам, так и из ответных иисем к нему разных лиц. Все эти документы проливают яркий свет на многие доселе темные стороны в заграничной жизни Критопула и приподнимают завесу с таинственных сношений его принципала Кирилла Лукариса с реформатами Англии, Голландии, Германии и Швейцарии. Везде, во всех реформатских странах Европы, Критопул находил самый предупредительный прием и самое радушное гостепреимство. Не только содержание его и путевыя издержки принимались на счет правительств и городов, где он жил (нередко весьма продолжительное время), но и везде снабжали его книгами и делали ему более или менее ценные подарки. Так например герцог виртембергский Иоанн Фридрих, кроме книг, подарил ему золотой наперстный крест, свой портрет и 200 талеров – что по тогдашнему времени составляло очень значительную сумму.²⁰ Все это, по весьма вероятному предположению нашего автора (стр. 36), объясняется секретным поручением, которое дано было Критопулу Лукарисом и которое состояло в том, чтобы завязать с реформатскими церковными обществами переговоры о сближении их с православною восточною церковью. Не мало, и притом весьма прозрачных, намёков на существование этих переговоров встречается в извлечениях из писем Критопула к его германским друзьям, напечатанных в исследовании о. Андроника.

К биографии Критопула присоединен о. Андроником перечень изданных и не изданных его сочинений, с указанием повода к их написанию, с довольно обстоятельным анализом содержания некоторых из них и означением времени и места издания изданных и места хранения не изданных.

Читая вышедшее в прошедшем году обширное исследование г. Малышевского: «Адександрийский патриарх Мелетий Нигас и его участие в делах русской церкви» (Киев 1872 г.), мы от души пожалели, что у нашего уважаемого ученого не было под руками рассматриваемого нами иссдедования о. Андроника о Критопуле, равно как и некоторых других его сочинений. Знакомство с ними избавило бы его от нескольких ошибок и промахов, вкравшихся в его исследование из книги г. Сафы, которому он следовал по местам с излишнею доверчивостью. Мы остановимся здесь на одном из этих промахов в виду его важности. Г. Малышевский вслед за Сафою утверждает, что известное Исповедание восточной церкви, будто бы написанное Критопулом в Гельмштадте е в 1620 г., но изданное здесь только чрез 40 лет в 1661 г.²¹, подложно (Мелетий, стр. 573). У Сафы (Νεοελλινική Φιλολογία, σελ. 298) это мнение высказано в форме еще более резкой. Он говорить «известный апостат Николай Пападопул жестоко нападает на Митрофана (Критопула), стараясь доказать, что он был кальвинистом; да и другие, основываясь на известном путешеетвии его по Германии и к каком-то исповедании, сфабрикованном (πλαστθργνθέντος) лютеро-кальвинистами²² и обнародованном после его смерти, обвиняют в ереси этого друга и сподвижника приснопамятного Лукариса. Кальвинисты сообщают, что, во время пребывания своего в Гельмщтадте в 1620 г.,²³ Критопул написал по просьбе тамошних академиков «Исповедание восточной церкви» с тем, чтобы оно было напечатано; Кальвинисты и действительно издали его чрез сорок лет по написании и уже после смерти Митрофана в доказательство явного признака их ереси со стороны старейшей из церквей. Но это лживое писание и бесстыдная подделка лютеро-кальвинистов отвергнута православными вместе с подобною же подделкою под Лукариса».

Между тем вот что оказывается по исследованиям о. Андроника г. Сафа, так решительно и бесповоротно возводящий такое тяжкое обвинение против лютеро-кальвинистов, а) не читал «Исповедания» Критопула; б) не имеет на столько богословского образования, чтобы отличить лютеран от кальвинистов; в) «Исповедание», приписываемое Критопулу, принадлежит ему несомненно и г) оно – совершенно православно. Но будем говорить словами нашего почтенного ученого.

«Отвергая все эти лживые и софистические доводы и опираясь на неопровержимые данные, мы сейчас докажем, что изданное лютеранином Орнеем «Исповедание» составлено самим Критопулом и издано в том самом виде, в каком вышло из под его пера». И –

«во 1-х, в «Исповедании» этом критикуются догматы лютеран и кальвинистов. А всякий здравомыслящий легко поймет, что ни лютеранам, ни кальвинистам не было рассчета дружно хлопотать о написании книги, направленной против их догматов.

«Во 2-х, из одного, неизданного еще доселе, собственноручного письма Критопула ясно видно, что он был автором этого «Исповедания», Вот это письмо:

«Ученейшему и знаменитейшему мужу, и во всех отношениях достойному уважения, господину Клеосфену Энандру, проповеднику светлейшего двора в Штутгардте, почтеннейшему господину и другу моему вселюбезному. В Штатгардт.

Блогодать и милость от Единого Триипостасного и единосущного Бога.

Прирожденная доброта и блогорасположенность, с которыми привыкли Вы относиться ко всем и которыми я пользуюсь с первой же встречи с Вами, ученейший и знаменитейший Кир Клеосфен Энандр, побуждают меня просить Вас с дерзновением и уверенностью о нижеследующем одолжении, в котором, надеюсь, Вы мне не откажете, не смотря на свои многочисленные и неотложные занятия.

Дело идет о небольшой книжке (βιβλιᾳίδιον), которую я посвятил (άνεθηκα) тишайшему владетелю и герцогу (άρχοντι καί ήγεμονι) Виртембергскому и Теккийскому. По приговору (γνώμῃ) здешних²⁴ богословов она препровождается к Вам, мой достоуважаемый господин, для того, чтобы Вы подвергли ее самой тщательной критике. Итак, по многим причинами прошу Вас сделать это, не откладывая в долгий ящик. Если встретится в ней что- либо, несогласное с Вашим образом мыслей, отметьте, я исправлю. Впрочем, считаю нужным здесь заметить, что я не мог ограничиться в ней изложением тех только пунктов, в которых мы с Вами сходимся, чтобы папистам не показалось, что мы сделали это по предварительному соглашению, и находим, что не мешает присоединить к ним и существующие между нами разности. Ибо когда увидят, что мы согласны в самом необходимом то поймут, что и остальное легко и удобно может быть улажено. Так, по крайней мере, я думаю; а если Вы, мудрейший муж, усмотрите что-либо другое лучшее, то сообщите мне, – я сделаю и так, как покажется Вам лучше: об одном лишь прошу сделайте это как можно скорее. За сим возношу молитвы к Богу, да дано будет Вам, достоуважаемый друг мой, укреплятися по каждому человеку в Господе И. Христе, Едином от Пресвятой Троицы Богочеловеке и Едином Спасителе нашем. В Тюбингене. 1627 г. 7-го скирофориона. Глубоко уважающШ Вас Митрофан» и проч. (стр. 47–49).

«Книга эта была приготовлена к печати, и Митрофан не раз выражал сожаление о том, что её печатание замедлилось».²⁵

«В 3-х, так как издание этой книги и тогда нt состоялось; то Критопул, уезжая из Тюбингена, оставил, там рукопись Бродбеккеру, чтобы он позаботился об её издании, как это видно из письма Бродбеккера к Критопулу, находившемуся в Венеции, – письма, писанного из Штутгардта 8-го декабря 1627 г., где, между прочим, читаем следующее: «Ваши письма, преподобнейший и почтеннейший Митрофан, господин и друг мой многоуважаемый, отправленный из Берна 16-го октября, я получил во второй половине декабря, – поздно, правда, но за то с величайшим удовольствием (avidissime)... Из Ваших писем я понял, что Вы добрались уже блогополучно до Венеции, и посему не буду долее медлить печатанием оставленного Вами в Тюбингене небольшого сочинения, а, насколько могу, поспешу этим делом, и несколько экземпляров пришлю к Вам в Грецию» (стр. 49).

«В 4-х, так как и на этот раз что-то помешало Бродбеккеру напечатать эту книгу, – может быть, вскоре за тем последовавшая смерть герцога и вторжение неприятелей в Виртембертское герцогство (тогда опустошала Германию междоусобная тридцатилетняя война), – то он отправил рукопись к Критопулу, который потом писал к Бродбеккеру, что предполагает напечатать ее в Венеции. Письмо это затеряно, но сохранился ответ на оное Бродбеккера следующего содержания:

«Здравия и душевного спасения, высокопреподобнейший господин, друг несравненный!

Последние Ваши письма, данные в 20-й день сентября в Венеции, в которых Вы пишете, что Вы проведете зиму в этом городе, с одной стороны, чтобы дождаться доставки своих книг, с другой – по случаю присылки от Вашего святейшего патриарха какого-то архиепископа для напечатания книги, содержащей в себе изложение и изъяснение Вашей греческой веры, и что на будущее время, в виду чрезмерности расходов на пересылку, переписка должна по возможности сократиться и из неё должно быть исключено все лишнее, – я получил исправно (recte). Итак, что касается существа дела, наиболее Вас занимающего, – именно Ваших книг, то да будет Вам известно, что до сих пор они были у меня на хранения до возвращения светлейшего государя Людовика Фридриха, который, на место блаженный памяти почившего герцога, купно с светлейшей нашей государыней, вступил в управление делами (в качестве преемника,²⁶ но что они будут отправлены при верной окказии (oportune), с его соизволения (mutu),²⁷ вместе с сочинениями Лютера, какие окажутся в наличности. Что же касается сокращения переписки и опущения из нея всего не относящогося прямо к деду, то Вы резонно рассуждаете, – это пунктуально и будет исполнено, без ущерба, конечно, для наших взаимных отношений. Между тем, со своей стороны, я попрошу Вас – не потяготиться доставить нам по крайней мере три экземпляра Вашего, предварительно рассмотренного (praelibata) трактата, после того как он будетъ отпечатан для украшениа наших библиотек, – что будет Вами на этот предмет затрачено, будет Вам возвращено. На этот раз довольствуйтесь пока этим и продолжайте быть уверенными, что я не пощажу никаких трудов для того, чтобы подвинуть вперед Ваше дело, но с одним маленьким условием, что и Вы не будете забывать отписывать нам хотя в нескольких строках. Христос Иисус, единственный Искупитель и Спаситель наш, да сохранит Вас здравым и невредимым с той и другой стороны.²⁸ Этого я от души желаю, об этом возсылаю молитвы к Богу. В Штутгардте, 7-го октября, лета искупления человеческого рода 1628», Следует подпись (стр. 50–51).

«Критопул предполагал издать в Венеции не только свое «Исповедание», но и некоторые сочинения патриарха Кирилла Лукариса, между которыми, по всей вероятности, находилось и его «Исповедание», проникнутое кальвинизмом; но Венецианский Сенат не дозволил напечатать, как об этом сам Критопул писал к Бродбеккеру в письме из Венеции от 5-го ноября 1628 г., в следующих выражениях: «я пытался издать книги светейшего патриарха, но Сенат не дозволил. А если когда-либо дозволит, то я пришлю Вам несколько оттисков: если же нет, то пришлю Вам другие рукописи из Греции».

«В 5-х, из библиотеки Форода Волфенбюттеля была доставлена мне, – блогодаря любезности тайного советника Саксонского Королевства и библиотекаря тамошней библиотеки, г. доктора Е. Г. Герсдорфа, которому я и свидетельствую публично свою блогодарность, – рукопись, содержащая «Исповедание» Критопула. Сличивши ее с присланными мне из Гамбурга собственноручными письмами Критопула (рукоп. за № 49), я убедился в том, что одна и таже рука Критопула, писавшая письма, писала и « Исповедание». Кроме одних и тех же фраз, встречающихся в обеих рукописях, повсюду встречаются одни и теже орфографиченикие ошибки, количество которых в той и другой рукописи значительно увеличивается, блогодаря небрежности автора относительно склонений и спряжений».

«Я полагаю, что изложенные свидетельства достаточно доказывают, что «Исповедание восточной церкви» составлено не лютеро-кальвинистами, как говорит г. Сафа. Но, может быть, кто нибудь из сторонников противного мнения скажет: пусть будет так, но упомянутое «Исповедание» в том ли виде издано, в каком вышло из под пера Критопула? Мы на это отвечаем: совершенно в том,²⁹ сверяя со всевозможным вниманием издание Орнея и Киммеля с автографом, мы не нашли в нем никаких изменений или искажений, за исключением некоторых погрешностей, в который обыкновенно впадают лица, переписывающие неразборчивую рукопись; так папрпмер: оба издателя переписали συνεχεθη вместо συνετέθη, προγνώσεως – вместо προ γενέσέως, ἁποταγέντων – вместо ὑποταγἐντων, οὐδεπἠ – вместо οὑ δύο ῆ, εἰκονικά – вместо εἰκονιστἀ, ὁμονοῡντι – вместо ὁμωνομοῡντι, εὐπαθείας вместо εὐπειθείας, и т. п.. Таким образом, если есть в «Исповедании» Критопула лютеро-кальвинские догматы, как утверждают некоторые, то упрека за них заслуживает один только Критопул и больше никто. Но этот упрек, сколько я знаю, снимают с Критопула два знаменитые германские ученые, ученейший протестантский профессор Гасс³⁰ и не менее его известный католически ученый Пихлер, который говорит об этом следующее: «об «Исповедании» Критопула будет речь потом; а теперь достаточно заметить только, что это «Исповедание» есть во всех отношениях православно-греческое, и что не только протестанты совершенно клеветали на него (Критопула), утверждая, будто он протестантствует, или, по крайней мере, будто блогосклонно относится к протестантству, но и католики, совершенно ложно, выставляют его как греко-лютеранина и крипто-кальвиниста... Таким образом не верно мнению тех, которые говорят, что Критопул оспаривает только догматы католиков, а не протестантов».³¹ Прибавим к этому, что недавно хиротонисованный в епископы римско- католической церкви профессор Гефеле говорит, что «Исповедание» Критопула содержит в себе не поврежденное учение греческой церкви.³² Но довольно об «Исповедании» (стр. 46–53).

К этим словам почтенного ученого прибавлять нечего.

Та же история, только с другим несколько оттенком, случилась в исследованиях гг. Сафы и Малышевского с «Исповеданием веры» Кирилла Лукариса. Г. Сафа утверждает³³, а г. Малышевский вслед за ним повторяет.³⁴ что это «Исповедание» не принадлежит Лукарису, а сфабриковано и под его именем издано протестантами. О. Андроник, как в рассматриваемом нами своем исследовании о Критопуле, так и в другом, о котором речь ниже, высказывается против этого мнения и даже специально разбирает и опровергает его в своей статье о Кирилле Лукарисе, помещенной в журнале Ἐθνικον Ημερολόγιον за 1870 г.³⁵ К сожалению, мы не могли достать этого журнала и не знаем, на каких основаниях оспаривает о. Андроиик мнение Сафы; но, зная его за серьезного и добросовестного ученого, ни мало не сомневаемся в том, что принятые им основания должны заслуживать уважения.

Мы остановились на вопросе о подлинности «Исповеданий» Критопула и Лукариса потому, что, к сожалению, в известном кружке греческих ученых обвинение католиков и протестантов в подделке сочинений разных греческих богословов сделалось своего рода коньком, на котором они слишком часто и весьма неосторожно выезжают. Обыкновенно к нему обращаются всякий раз, когда не оказывается других средств опровергнуть то или другое, почему либо не нравящееся автору, мнение об известном богослове, тот или другой взгляд на него, основанный на том или другом его произведении. Без дальних околичностей они спешат обозвать это произведение подложным и делу конец. Этот, сколько не хитрый, столько же и не красивый, прием, судя по книге г. Малышевского, угрожает перейти и в нашу учено-богословскую литературу, чего мы совсем не желали бы. Кроме его крайней ненаучности (т. е. в той форме, в которой он часто применяется к делу), он, как показывает пример с «Исповеданием» Критопула, угрожает сделать нас смешными и нанести делу вашей богословской науки больше вреда, чем самые мнения католиков и протестантов о том или другом нашем богослове, вместе взятые. Неосмотрительно пользуясь этим приемом, мы рискуем собственными своими руками перебросать за борт лучшие произвсдения наших богословов (их же, кстати, и не особенно много, так что большего труда перебросать их не потребуется) и остаться с одними «Воздыхатями голубиц», т. е. такими макулатурными произведениями, в составлении которых нельзя уже будет заподозрить ни католиков, ни протестантов, а в добавок – поставить своих собственных православных ученых в печальвую необходимость прибегать к авторитету католических и протестантских ученых, чтобы доказать нам православие произведения, которые ни с того ни с сего, как говорится, вздумалось нам обозвать неправославными, как это случилось с «Исповеданием» Критопула, приобревшим православной восточной церкви одного из лучшихе борцов за чистоту её вероучения по вопросу об исхождении Св. Духа против латинской церкви.³⁶ Другого рода опасностями угрожает неосмотрительное применение этого приема к «Исповеданию» Кирилла Лукариса. Желая снять пятно с одного дорогого нам имени, мы рискуем перенести это пятно на другое, неизмеримо более дорогое и священное для нас имя, на саму православную восточную церковь. Известно, что усилия известного кружка греческих ученых – отстоять во что бы то ни стало память Лукариса от подозрения в кальвинизме вызваны были попытками некоторых западных ученых набросить тень на православие всей восточной церкви, на основании сделавшегося известным, под именем Лукариса, «Исповедания». Они выходили из предположения, что православная восточная церковь вполне солидарна с этим «Исповеданием». Некоторые греческие ученые вместо того, чтобы отделить вопрос о православии Лукариса от вопроса о православии самой восточной церкви, предпочли отождествить эти два вопроса вслед за недоброжелателями восточной церкви и стали доказывать, что Лукарис был столь же православен, как и сама церковь, и так как, на основании известного «Исповедания», ему приписываемого, не было ни какой возможности это доказать, то они пустились доказывать, что оно ему не принадлежит, и сфабриковано, по однин, иезуитами, по другим, протестантами. Между тем им подан был в этом отношении прекрасный пример одним из первых защитников православной церкви против взведенного на нее, на основании этого «Исповедания», обвинения в кальвинстве, приснопамятным Мелетием Сиригом. Этот сколько основательный, столько же и беспристрастный ученый богослов, современник Лукариса, в своем разборе и опровержении явившегося под нменем Лукариса «Исповедания», не только отделил вопрос о православии Лукариеа от вопроса о восточной церкви, но и вопрос об авторстве его от вопроса о содержании и характере «Исповедания». Не доказывая и не опровергая мнения о принадлежности означенного «Исповедания» Лукарису, Мелетий твердо стоял лишь на том, что это «Исповедание» не имеет ничего общего с исповедавием православной церкви, и его автор (кто бы он ни был) не имеет никакого права выдавать его за исповедание Церкви, так как никто его на это не уполномочивал, и должен был выдавать это исповедание за свое собственное, каким оно было, есть и будет³⁷. Почему же бы и последующим греческим ученым, а за ними и нашим отечественным, не последовать этому прекрасному примеру? К этой сдержанности и осторожности обязывает или не только уважение к науке, но и блогоговение к Церкви. А что если отыщется автограф этого несчастного «Исноведания», как отыскался автограф «Исповедания» Критопула? Положение защитников его подложности во что бы то ни стало окажется тогда весьма не красивым. Они окажут плохую услугу и Церкви и науке. Не лучше ли было бы, вместо того, чтобы рисковать так жестоко, оставить вопрос о принадлежности «Исповедания» Лукарису открытым впредь до получения новых данных, которые дадут возможность решить его вернее, чем те данные, которыми доселе располагала и располагает для его решения наука? Усердие, конечно, дело хорошее, но надо уметь заявлять его. И медведь в известной басне хотел поусердствовать своему другу; но, кто же не знает, какую оказал ему услугу!

Кроме указанных нами промахов г. Сафы, в исследовании о. Андроника исправляются и некоторые другие его ошибки, равно как и пргрешности некоторых западных ученых, преимущественно касающиеся хронологических дат и фактических подробностей пребывания Критопула в Западной Европе; но с первыми нам придется еще иметь дело, а последние слишком мелочны и ничтожны, чтобы на них останавливаться здесь, и потому, предоставляя желающим познакомиться с ними из самой книги о. Димитракопула, мы обратимся к другим его ученым трудам.

Упомянутая нами книга г. Сафы вышла в свет в 1868 г. Прочитывая ее, о. Андроник стал отмечать встречавшиеся в ней погрешности и пробелы, и из этих отметок образовалась у него объемистая тетрадь, которую он издал в свет в 1871 г., под заглавием: Προσθήκαι και διορθώσεις είς τὴν Νεοελληνικὴν Φιλολογιαν Κϖνσταντινου Σάθα ύπό Α. Α. Λημητρακοπούλου. Ἐν Λειφια, 1871 (Дополнения и поправки к Новогреческой филологии Константина Сафы. А. А. Димитракопула. Лейпциг. 1871 г.).

Цель издания этих дополнений и поправок к чужому труду автор обясняет таким образом: «издавая эти дополнения и поправки, я не имею в виду ни умалять заслугу г. Сафы, ни унижать его книгу, а имею целию собрать лишь мaтeриал для будущей новогреческой филологии, которая, может быть, со временем будет написана: я имею в виду сделать тоже самое, что имел к виду Гардес, дополняя греческую библиотеку Фабриция, или Гофман, написавший Additamenta ad Hurlesii breviorem nottitiam literaturae graecae, или Аделунг и Ротермунд, дополнившие Allgemeines Gelehrten-Lexicon lохера, и многге другие, дополнявшие сочинения по филологии... Без сомнения, многие ученые, и особенно занимающиеся филологией, заметят и много других погрешностей и опущений в Новогреческой филологии г. Сафы. Нужно, чтобы и они издали свои заметки, к чему некоторые из них, сколько я знаю, делают уже приготовления, начиная отмечать для себя погрешности г. Сафы» (стр. 1–2).

О характере погрешностей и упущений в книге г. Сафы и исправлений и дополнений, сделанных о. Андроником, можно судить по следующим выдержкам из заметок последнего.

«На стран. 19, 20 и 21 ошибочно приписываются г. Сафою Схоларию следующие сочинения»: 1) Θεωρια περι τῶν ἐν τῇ εὐαγγελικῇ παπαβολῇ ταλἀντων, 2) Περι τοῦ δεσποτικοῦ αιματος, 3) Περι τῶν καρπῶν τοῦ πνεὐματος, 4) ἔκφρασις μάρτυρες στεφανίται, 5) Λόγοι τρεῖς περι καθαρτιρίξυ πυρος. Все эти сочинения принадлежат Марку Ефесскому. как это значится на разных рукописях. Три слова о чистилищном огне написаны Марком в Ферраре и поданы латинянам. 6) Τά ἐν τῆ συνόδῳ τῆ ὸγδόη πραχζεντα ἰστορικῶς. Это сочинение в рукописи Венской библиотеки действительно надписано именем Схолария. Но на самом деле это ничто иное, как часть изданной уже Истории Флорентийского собора Сильвестра Сиропула, начиная с 89 стр. и далее. 7) Ιστορἰα τῶν ἐν Φεῥῥάρᾳ καί Φλωρεντίᾳ. Алляций приписывает эту историю (это собственно акты Флорентийского собора) Феодору Кеанфопулу; но Иоак. Бертрам в своем сочинении под названием Abhandlung vom Dorotheo von Mitylene, einem ungenanten Geschichtsschreiber. Halle. 1759, ясно доказал, что составителем её был ирисутствовавший на этом соборе Дорофей Митиленский³⁸. 8) Περι τῆς τοῦ. Γρηγορᾱ ᾠευδογραφίας. И это сочинение написано до рождения Cxoлapия, именно Николаем Кавасилою, епископом фессалоникским, прощветавшим около половины XIV в. Между сочинениями Схолария не считается у г. Сафы его труд под заглавием: Βιβλίον περί ὀρθοδόξου πίστεως, ἐν ᾠ καί περί τῆς ἐκπορεύσεως τοῦ Ἀγίου Πνεύματος, хранящийся в рукописях Мюнхенской библиотеки под №10. Сочинение Cxoлaрия Περι ᾠυχῆς издано не Евгением (Булгарисом) вместе с произведениями Вриенния, (как сказано у Сафы), а Панагиотом хаджи Нику вместе с сочинениями Влеммида в 1784 г.» (стр. 2–3).

«На 22 стр. Сафа говорить: «и другие некоторые сочинения в защиту флорентийского собора, приписываемый Геннадию (Схоларию), подложны, – они сфабрикованы (πλαστουργἠθεντα) Матфеем Кариофилом³⁹ (обвинение в подлоге и фабрикации – любимый ученый прием Сафы). Что сочинеиия эти написаны не Геннадием, это – правда (д-р Пихлер предполагает, что они писаны Виссарионом);⁴⁰ но не правда, будто они сфабрикованы Кариофилом, так как они были переведены с греческого на латинский язык Фабием Беневоленцием еще в 1574 г., когда Карийфилу было всего 7 лет. Впрочем, преподавал же Макарий Нотара разный пауки в Коринфе, имея от роду 7 лет, по словам Сафы (стр. 586), почему же Кариофилу не писать богословских сочинений на 7 году возраста?» (стр. 3).

«Па стр. 95 и след., описывая Συναξάριον патриарха Нифонта, Сафа говорит, что он сделан был патриархом в 1498 г., что потом был изгнан султаном, за тем снова призван на кафедру, но снова был вторично низложен в 1490 г. (sic). В конце же 100стр. говорит: «не известно, оставил ли ученый Нифонт какие-либо другие памятники своей учености, кроме φήμη». Судя по этим словам, φήμη должна быть одним из памятников учености Нифонта, или, другими словами, должна быть его сочинением: так, по крайней мере, надобно думать на основании этих слов. Но если, с одной стороны, φήμη не сочинение, с другой – «неизвестно, оставил ли ученый Нифонт другие какие либо памятники своей учености», то для чего же Συναξάριον Нифонта записана на страницы «Филологии» г. Сафы?

«На стр., 105, 106 и 108 излагаются биографии ничего не написавших Николая Актиака, Антона Дамилы, который был простым переписчиком, Луки Спастониса, 1осифа Солунского и Феодора Каристина. На стр. 111 занесен также Иоанн Росс, который был не больше, как простой переписчик. Не лучше ли было бы составить для подобных лиц особый грамматологий и внести в них как этих, так и многих других подобных лиц, встречающихся в «Филодогии» Сафы»? (стр. 7–8).

«На стр. 201 причисляются к писателям Николай, Антоний и Лука Кореси. Почему? А потому, что их подписи стоят на одном донесении к патриарху»! (стр. 18),

«На стр. 210. Изданная в 1769 г. Неофитом Кавсокаливитом Ὀρθὸδοξος Διδασκαλία патриарха александрийского Мелетия Пиги, не есть отличное от его Ἐγχειρίδιον сочинение, а одно и тоже с ним. Приложенное к изданию Кавсокаливита посвятительное письмо Мелетия не имеет на себе ни даты, ни имени патриарха, которому посвящено. В рукописи Московской синодальной библиотеки это сочинение надписывается просто Ἐγχειρίδιον. А посвятительное письмо, помеченное 16 числом экатомвеона 1583 г., надписывается: » Иеремии, святейшему архиепископу Константинополя». Сочинение это не есть одно и тоже, как говорит Сафа, с сочинением, надписываемым Ὀρθὸδοξος χριστιανος. Это последнее, изданное в Вильне 1596 г., написано в 1587 г. и отослано к тому же патриарху Иеремии. В «Православном Христианине» разговаривающие лица: «иностранец и мальчикь», а в «Руководстве»: – «ученик и учитель». В той же рукописи Московской библиотеки находится другое, еще не изданное, сочинение Мелетия «О таинстве евхаристии против Лютера и Кальвина», Кроме того в той же рукописи находится и другое произведение Мелетия, написанное в Константинополе и помеченное 1 января 1589 г. под заглянвем: Στοιχιὠσεις Διονυσίοις и составляющее сокращенное изложение грамматики и риторики. Произведение это послано было Мелетием двум своим друзьям Дионисиям. Мелетий написал еще комментарии к творениям Августина, о чем упоминает сам на 277 стр. своего сочинетя Ὀρθὸδοξος Διδασκαλία« (стр. 18–19).

«Стр. 213. Маргуний был хиротонисован в архиереи не в 1585, а в 1584 г. Это видно из письма Маргуния, приложенного к его сочинению об исхождении св. Духа, находящемуся в Московской библиотеке за № 208, которое надписывается и датируется таким образом: «Боголюбивейшему Иоанну Петру, воеводе всей Угро-влахии, Максим Маргуний, смиренный епископ кифирский... Фаргалиана (Августа) в 15 день лета от домостроительства спасения 1584». Г. Сафа говорит, что Маргуний родился в 1530 г. и скончался в 1602г., восьмидесяти лет от роду. Но если он родился в 1530 и скончался 80 лет, то скончался в 1610г. – что неверно, потому что Маргуний действительно скончался в начале 1602 г. в Венеции, как говорит об этом его друг Марк Вельсен. Итак, или он родился в 1522 г., или скончался не 80-ти лет. Г. Сафа, не понявши Фабриция, говорит, что Маргуний написал, между прочим, и похвальное слово Иоанну Кантакузену. Между тем Фабриций (Bibl. graec. t. XI, стр. 694) со слов Н. Комн. Пападопула говорит, что Маргуний latine vertit, nondum episcopus, Ioannis Canlacuzeni panegyricum in S. Basilium (т. e. перевел на латинский язык, еще до возведения своего в сан епископа, похвальное слово И. Кантакузена св. Василию). К другим сочинениям Маргуния г. Сафа причисляет и Μηνολδιος, изданный в Венеции 1529 г. Но за две страницы раньше сам же сказал, что Маргуний родился в 1530 г., следовательно, написал этот Месяцеслов за год до рождения. Как г. Сафа, так и другие впали в эту ошибку потому, что переписали типографскую ошибку Каве (Dissertatio de Iibrie graecorum). Каве хотел, вероятно, написать 1592. Жизнеописания святых (входящие в состав этого Месяцеслова) в первый раз изданы в 1603 г., со следующей надписью: «Жития святых, с греческого языка и именно из синаксарей, переведенные для общей пользы Максимом, смиренным епископом кивирским. 1603» (стр. 18–20).

«Стр. 224. Ученик Мелетия Пиги, писавший против раскола папистов. назывался не Мануилом, а Максимом. Еще г. Сафа ошибочно говорит, что «тот Максим или, как он его называет, Мануил был в 1590 г. хиосским протосинкеллом. Подписавший донесение хиосцев к патриарху Митрофану в 1590 г. Мануил протосинкелл не одно и тоже лицо с Максимом Пелопонезским. Максим лишь в 1602 г. сделался архидиаконом александрийским. Таким образом, г. Сафа одно и тоже лицо разделил на три – Мануила Пелопонезского, Максима Пелопонезского. и Максима архидиакона алекеандрийского» (стр. 35).

«Стр. 308. Катихизнс Гергана (изд. в Виртемберге в 1622 г.), по мнению г. Сафы, заключает в себе лютеро-калвинские догматы; между тем сам он признается, что он его не читал и даже не знает, был ли этот катихизис когда либо напечатан... Таким образом. г. Сафа судит о катихизисе Гергана, невидавши его в глаза...» (стр. 47–48. См. De vita et scriptis Metroph. Critopuli, стр. 15–16).

«Стр. 309. Здесь г. Сафа говорит: «Максим Каллиполит был учеником Кирилла Лукариса и, принятый (?) протестантами, достаточно был напоен ядом ереси и сделался вполне пригодным ея (ереси ?) органом. В 1638 г., живя в Женеве (?), он перевел и издал новый завет на новогреческом языке».⁴¹

«Все это бездоказательно и несостоятельно. Во 1-х, Каллиполит никогда не был учеником Лукариса, такт, как Лукарис никогда не был учителем в Греции, – по крайней мере, об этом никто не свидетельствует. Во 2-х, Каллиполит не написал ничего такого, в чем была бы какая либо ересь. Но вы, может быть, полюбопытствуете, читатель, за что же однако бедный Каллиполит трактуется, как еретик г. Сафою? А просто напросто за то, что перевел новый завет на простой греческий язык. На взгляд само-хиротонисованного богослова (αὐτοχειροτὀνητον θεόλογον) Сафы перевод св. писания с оригинала на другой язык есть ересь. В 3-х, он не объясняет нам, каким образом Каллиполит достаточно пропитался ядом ереси и каким образом был пригодными органом её (ереси). В 4-х, не говорит, кто свидетельствует о том, что Каллиполит, принятый протестантами, жил в Женеве в 1638 г. На самом же деле об этом никто не свидетельствует».

«После длинного переливания из пустого в порожнее (βαττολογίαν), Сафе вздумалось вдруг поднять на смех Фабриция, Гарлеса и Кораиса за то, «что они анахронистически (ἀνάχρνιστικῶς -- sic⁴²) относят к 1638 г. умершего в 1602 г. Маргуния критского⁴³ и назначают его родиной город Каллиполис, чтобы приурочить к нему то, что не может быть приурочиваемо... И таким образом, оба искренние защитники православия Максим Маргуний и его пелопонезский единоименник соверишенно неожиданно оказались пособниками ереси (т. е. перевода св. писания) и писателями лютеро-кальвинских бредней».

«Но выше (стр. 35) мы показали, что искрений защитник православия Максим Пелопонезский перевел одну часть св. писания, именно – Псалтирь, на простой гречестй язык: а перевод св. иисания есть ересь, по мнению Сафы, и следовательно, Максим действительно быль совершенно неожиданным пособником ереси и писателем лютеро-кальвинских бредней. Но если перевод св. писания есть ересь, то г. Сафа должен был поместить между еретиками и солунца Николая Кассавета, переложившего Пятокнижие рифмованными стихами на общеупотребительный греческий язык, и критянина Афанасия Варуха и закинфянина Иоанна Литина, передоживших и издавших Псалтирь на новогреческом языке, и Неофита Вамву, равным образом переложившего св. писание на ново-греческий язык и патриарха антиохийского Афанасия, переведшего св. писание на арабский язык, и митрополита анкирского Серафима, тоже переведшего св. писание на турецкйй язык, и иеpyсалимского патриарха Анфима, переложившего Псалтирь на apaбcкий язык, и мн. др. Исключивши трех последних из числа еретиков, он, вероятно, хочет этим сказать, что, перевод св. писания на турецкий, арабский и др. языки, может быть дозволен и что только перевод на ново-греческий составляет ересь. Повидимому, г. Сафа никогда не встречал в св. писании изречения: кийждо в звании, в нем же призван есть, в том да пребыват».⁴⁴

«Каллиполит трактуется г. Сафою не только как еретик, но и как «фальсификатор». «В первом томе, говорит он, находится окружное послание Кирилла Лукариса, сфабрикованное Каллиполитом, или другим кем либо из разделявших заблуждения кальвинистов». Ктож об этом свидетельствует? Никто. По крайней мере. г. Сафа ничьим свидетедьством не подкрепляет своего мнения. А мы без свидетельств не придаем большой веры таким самоизмышленным мнениям» (стр. 49–50).

Но довольно. И этих выписок достаточно для того, чтобы дать понятие о характере погрешностей г. Сафы и о значении сделанных к ним о. Андроником поправок. Конечно, не все погрешности так серьезны и поправки к ним так важны, как указанные нами, – большая часть тех и других касаются хронологии писателей и их произведений, – но и последняя, с научной точки зрения, имеют немаловажное значение и делают книгу о. Андроника не только полезным, но и необходимым пособием при пользовании книгою Сафы. Значение её увеличивается еще от дополнений, составляющих наибольшую часть книги. Дополнения эти касаются, главным образом, количества произведений того или другого писателя, как изданных, так и не изданных. Перечень тех и других на имена некоторых писателей занимает у о. Андроника по несколько страниц, как, например, перечень не указанных у г. Сафы произведений Андрея Эвдемоногианна занимает две страницы (17–18) и заключает в себе 16 названий. Столько же странин (21–22), но еще больше названий (21), занимает перечень пропущенных г. Сафою произведний Максима Маргуния, и еще более сочинений Герасима Влаха (на 3 стр. – здесь указано 12 томов полного собрания и 24 отдельных сочинений).

Кроме поправок и дополнений, в книге о. Андроника помещено несколько писем и заметок, принадлежащих как восточным, так и западным ученым, а к перечню сочинений Маргуния приложено подробное оглавление содержания его не изданных доселе трех книг: Περί ἐκπορεύσεως τοῡ Ἀγίον Πνεύματος (стр. 22–29). Вообще же разные поправки, дополнения и приложения, сделавные о. Андроником, относятся к 144 именам. Надеемся, это хорошая рекомендация его книге.

В заключение своего труда (стр. 119), о. Андроник обещался в скором времени издать другую такую же тетрадь заметок, не вошедших, блогодаря спешности работы, в первую тетрадь, но, к сожалению, обещание это осталось почему-то неисполненным.

В 1872 году неутомимый труженик издал новый труд под заглавием: Graecia Orthodoxa sive de graecis, qui contra latinos scripserunt et de eorum seriptis. Disseruit graece A. C. Demetracopulus A. et phil. dr. Lipsiae. 1872. (Православная Греция, или о греках, писавших против латиаян, и их сочинениях. Трактат на греческом языке А. Димитракопула, архимандрита и фил. доктора. Лейициг. 1872).

Повод к составлению этого трактата автор объясняет следующим образом в предисловии (σελ α–ιβ) к нему: «Лев Алляций, известный своею обширною ученостью и еще более – своими преднамеренными выдумками и многими оскорбительными выходками против православной греческой церкви, в своем трактате об исхождении Св. Духа, изданном в Риме в 1658 г., говорит, что только два или три отпетые, невежественные и взбалмошные схизматика писали против латинской церкви. Эти слова папского паразита, Алляция, подали мне повод изследовать: сколько греков, и кто именно, писали против нововведений латинской церкви, и таким образом составилось, находящееся теперь в руках читателей, сочиненьице, из которого видно, что не два или три и не невежественные и взбалмошные люди были греки, обличавшие нововводные латинские догматы, как говорить вечно извращающий истину Алляций (σελ α)».

И действительно, греков, писавших против латинской церкви, по изследованиям нашего автора, нашлось значительно более, чем сколько предполагал Алляций, – их оказались слишком 200⁴⁵ . На самом же деле, если даже исключить из числа их некоторые спорные имена, – их было значительно больше, так как в изследование о. Андроника не вошли а) те писатели, которые высказывались против тех или других латинских нововведений мимоходом в разных своих сочинениях, б) те, которые писали с 1821 г. и в) наконец все писавшие анонимно. Кроме того не могли, конечно, войти в его книгу и имена писателей, сочинения которых или совершенно утрачены для настоящего времени, или скрываются в разных библиотеках, так что имен, не вошедших в его изследование, можно предполагать еще столько же, сколько и вошедших. И таким образом, на каждую предполагаемую Алляцием единицу противников латинской церкви окажется целая сотня.

Длинный ряд противников латинской церкви в книге о. Андроника начинается патриархом Фотием (†89l приблизительно) и оканчивается Стилианом Власопулом (†822). Все они следуют друг за другом в хронологическом порядке, подразделяясь по столетиям.

План сочииения очень прост: под каждым, принятым на его страницы, именем, сначала излагается коротенькая биография писателя, носившого это имя, и потом прилагается перечень как изданных, так и не изданных еще его произведний, направленных против латинской церкви, Остальные принадлежащие ему сочинения не перечисляются.

Некоторыя биографии составлены очень хорошо, как, например, биография Геннадия Схолария.

Хотя некоторые сочинения приписываются известным авторам в книге о. Андроника без достаточных оснований,⁴⁶ хотя кроме того в ней не делается никакого анализа исчисляемых сочинений и не дается никакой их оценки: тем не менее она заслуживает полного внимания по своей практичности и целесообразности. Давно уже в православной богословской литературе, и греческой и нашей, чувствовалась настоятельная потребность в таком сочинении, которое сводило бы в одно целое рассеянные по разным, большею частно старинным, изследованиям, сделавшимся теперь библиографическою редкостью, имена православных полемистов с латинскою церковью и названия их трудов, с обозначением места и времени издания тех, которые изданы, и места хранения тех, которые не изданы, и таким образом, служило бы своего рода справочною книгою для занимающихся историей православной полемики с Римом. Книга о. Андроника удовлетворяет этой потребности.

Ученое значение её увеличивается еще от того, что к биографиям некоторых полемистов приложены отрывки из не изданных еще их произведений, из которых некоторые представляют не один только полемический, но и исторически интерес.

Graecia Orthodoxa была последним ученым произведением о. Андроника. Отправившись в том же 1872 г. на Афон с целью ученого изследованиа тамошних монастырских библиотек, он захворал и скончался в одном из афонских монастырей. Мир праху достойного труженика!

Не продолжительна была учено-литературная деятельность о. Андроника, – она продолжалась всего 6 лет; но неутомимый труженик успел в это время сделать больше, чем другие удосуживаются сделать в десятки лет. притом в наш обзор вошли еще не все ученые труды о. Андроника. Кроме отдельных изданий, нами разсмотренныхь, он поместил еще за это же время упомянутую выше статью в Ἑθνικόν Πμεπολόγιος (и, вероятно, не одну эту статью, хотя указаний на другие статьи и не встречаем на страницах рассмотренных нами его проязведений) и, по видимому, принимал участие в переводе известных брошюр д-ра Овербека на греческий язык.⁴⁷ А в предисловии к своим «Дополнениям и поправкам к книге г. Сафы» он говорит, что им приготовлено к печати сочинение под заглавием: Περί τῶν ἐκκλησιαστικῶν συγγραφέων τῆς ὁρθοδοξον Ἑλλκνικῆς ἐκκλησίας ἀπό τῶν άποστολικῶν χπόνων μέχρι τῶν ἀρχῶν τῆς παρούσης ἐκατονταετηρίδος (О церковных писателях православной греческой церкви с апостольских времен до начала настоящего столетия); но он не знает, удастся ли ему издать его, так вак у него нет достаточных на то средств (стр. α–β). К сожалению, почтенному автору не удалось найти этих средств, и его труд остался не изданным. Часть этого труда, как сам он говорит в том же предисловии, вошла в его «Дополнения и поправки», другая, вероятно, нашла себе место в его Graecia Orthodoxa, но наибольшая его половина осталась в рукописи. Об этом стоит пожалеть. Судя по коротенькому плану этого сочинения, набросанному автором в примечании к предисловию, о котором речь, оно весьма похоже на последнее из изданных им сочинений, различие только в более широкой программе первого пред последним и объеме. Следовательно, какою прекрасною справочною книгой могло бы оно служить для занимающихся историей богословской литературы православной греческой церкви!

Еще более будет жаль, если погибнут собранные почтенными о. Андроником материалы для предполагавшагося им второго тома его Bibliothecae ecciesiasticae и других его ученых работ. Судя по рассеяным на страницах рассмотренных нами его изданий и произведний замекам, надобно думать, что покойный, обозревши многие библиотеки рукописей в Европе, успел собрать весьма богатую и разнообразную коллекцию копий с разных не изданных доселе памятников греческой богословской литературы, преимущественно византийского периода. Хорошо было бы приобрести у наследников или душеприкащиков покойного эту дрогоценную коллекцию и спасти ее для науки!