Семейная жизнь в русском расколе в настоящее царствование

(Отношение к вопросу о браке заграничных раскольников-беспоповцев).

Трудно сказать, какими соображениями руководилось правительство прошлого царствования, преследуя раскол разного рода строгими мерами и гражданским» ограничениями, указанными нами во втором выпуске «Семейной жизни в русском расколе»; но несомненно одно, что репрессивный образ действий правительства в отношении к заблуждающимся считался самою властью мерою частною, исключительною, вызванною разного рода случайными обстоятельствами и. следовательно, мерою временною.¹ «Общею же мерою против всех раскольников» и «самым свойственны орудием для обращения заблуждающихся всякого рода», по сознанию самого правительства, могло и должно было быть «вразумление» заблуждающихся «в истинном учении веры со стороны православного духовенства» и «предварительно умственное образование или обучение народа.² Не удивительно после этого, если в первые же годы настоящего царствования, когда учреждением в духовных школах, так называемых, миссионерских отделений и назначением в епархии, зараженные расколом, особенных священников-миссионеров со специальною обязанностью «действовать на раскольников, стоя на апостольской ноге, т.е. без всякого пособия местной полиции»³, духовенству были открыты все средства к изучению раскола и к благотворному действию на заблуждающихся, произошла перемена и в отношениях светской власти к неразумным ревнителям старины и мало по малу стали отменяться ею те строгие меры против них, какие употреблялись в прошлое царствование, а особенно в конце этого царствования. Не входя в подробное изложение всех распоряжений, какие изданы в настоящее царствование по вопросу о расколе, мы укажем только те из них, которые имеют ближайшее отношение к нашему предмету.

В 1856 году, вследствие значительной убыли в народе, с одной стороны из-за военных действий, с другой – вследствие бывших в войске эпидемических болезней, убыли, от которой «многие состояния могли бы быть обременены платежом излишних податей и исправлением повинностей, несообразных с населением, назначена была новая десятая ревизия.⁴ Когда в 1857 году, при производстве этой народной переписи, возникли со стороны некоторых ведомств вопросы: 1) следует ли сохранить установленный в 1850 году (во время девятой переписи) порядок внесения в ревизию семейств раскольников поповщинской секты. 2) как записывать женщин, сожительствующих с раскольниками беспоповщинской секты: при мужчинах ли, с которыми они живут, как то производилось до 9-й ревизии, или при семействах, к которым они принадлежат по рождению, и 3) следует ли детей беспоповщинских раскольников показывать в сказках незаконнорожденными, или записывать их на общем основании.

14 сентября того же года последовало Высочайшее повеление, «придерживаться того порядка записывания, какой существовал, начиная с третьей по восьмую ревизию включительно»,⁵ а это значило, что жен всех вообще раскольников нужно было признавать женами, а детей законными детьми их.⁶ Уже одно это распоряжение ясно показывало, что новое правительство решилось поставить себя в другие, более мягкие отношения к заблуждающимся, чем как было это прежде. Когда же, в 1858 г., Святейший Синод, «во исполнение Высочайше утвержденного в 24 день апреля журнала секретного комитета по делам о раскольниках, касательно мер к вразумлению заблуждающих, предписал епархиальным архиереям «строго обязать местных благочинных, миссионеров и приходских священников, дабы они усугубили пастырскую ревность о просвещении утопающих в заблуждениях раскола кроткими, христианской любви и терпения, исполненными, увещаниями и назидательными, при всяком удобном случае, собеседованиями с ними, о повсеместном непременном обучении народа первым началам веры, в предупреждение совращения в раскол» и прочее,⁷ а министерство внутренних дел, также по Высочайшему повелению, разослало всем начальникам губерний «Наставление для руководства при исполнительных действиях и совещаниях по делам, до раскола относящимся», разосланное в свою очередь и синодом в синодальные конторы, синодальным членам и прочим преосвященным епархиальным архиереям, «к должному и непременному с их стороны распоряжению и исполнению»⁸, тогда окончательно выяснился взгляд нового правительства на раскол и определились отношения его к заблуждающим.

Так как «Наставление», о котором мы сказали, доселе служит главным основанием для всех действий в отношении к заблуждающимся, как власти духовной, так и светской: то мы считаем не лишним привести, по крайней мере, некоторые его параграфы, так или иначе касающиеся рассматриваемого нами вопроса, «Все полицейские распоряжения, гласит «Наставление», в отношении противозаконных действий раскольников, принадлежат гражданской власти, духовенство же в подобные распоряжения не вмешивается, ограничиваясь кругом действий чисто духовных (§ 2); духовное и гражданское начальства в основании своих действий с раскольниками соблюдают коренное правило, по которому состоящие в расколе от рождения (т.е. когда родители их действительно раскольники, а не совращенные из православия в раскол) не преследуются за мнения о вере, но им строго воспрещается распространять свои заблуждения между православными и вообще уклоняться от исполнения общих, законами определенных, правил благоустройства (§ 5); вместе с исполнением существующего закона о не преследовании давнишних раскольников за мнения их о вере, не допуская отнюдь православных к совращению в раскол, гражданское начальство заботится, чтобы, при исправлении раскольниками треб по своим обрядам, не было с их стороны публичного оказательства раскола, соблазнительного для православных, а потому гражданское начальство отнюдь не дозволяет совершения раскольнических обрядов явно, или с признаками публичного оказательства (§ 5)⁹ домогательства раскольников о дозволении им вступить в брак, окрестить младенца, или похоронить умершего по их обрядам, оставлять без всякого действия и, не заводя никакой переписки по таковым домогательствам, объявлять просителям, что правительство не вмешивается в заблуждения, противные правилам истинной церкви (§ 6); к преследованию раскольника не иначе приступать, как по неопровержимом убеждении в совращении им православного в свой раскол, или при действительном оказательстве раскола, послужившем соблазном для православных, отнюдь не приступая к следствию по одним только слухам, основанным на бездоказательных сведениях (§ 11): при производстве следствий о совратителях и совращенных, на которых укажет епархиальное начальство, ограничиваться приведением в полноту и ясность обстоятельств, составляющих только сущность указанного случая, отнюдь не вдаваясь в исследование обстоятельств посторонних и не привлекая к делу лиц, не принимавших в оном прямого участия.» (§ 12).¹⁰

Таким образом, по смыслу приведенных параграфов «Наставления», только публичное, оказательство раскола и совращение в раскол православных запрещено ныне заблуждающим, все же другие сектантские действия свободны от вмешательства в них власти, и раскольники в наше время могут устроить свою внутреннюю религиозную жизнь, как им вздумается, не уклоняясь только от исполнения общих, законами определенных, правил благоустройства. А это значит, что придет ли охота какому-либо поморцу проповедовать своим единоверцам о необходимости брачной жизни и о мнимо законной возможности вступать в брак без благословения священника, по одному взаимному согласию между женихом и невестою, он может делать свое дело и даже венчать браки, не опасаясь за это проследования со стороны власти, лишь бы только совершал браки не, «торжественно». Явится ли в свою очередь у какого-либо истого последователя «премудрого Феодосия» желание сказать почитателям Ковылина слово в пользу девства и в отрицание брака, он в праве надеяться, что такая речь не лишит его права оставаться «призренцем богадельни, что при Преображенском кладбище» в Москве, и не послужит поводом к далекому и не легкому путешествию на интересный только для свободных туристов Кавказ, как это часто случалось в прошлое царствование,¹¹ хотя и ныне за распространение своего учения среди православных федосеевец может лишиться всех прав состояния и попасть в закавказский край.¹²

Мало этого: если бы кому-либо вздумалось доказать подобному защитнику всеобщего безбрачия, что порядок семейной жизни, какой он проповедует, может вести и на самом деле ведет к дурным последствиям для общества и государства, современный вам федосеевец имеет право, в качестве угнетенной невинности, протестовать против такой инсинуации и свой протест в виде «отповеди» даже напечатать в разных периодических изданиях.¹³ Наконец поповцы, не смотря на § 7 «Наставления», предписывающий гражданскому начальству «иметь самое строгое наблюдение за недопущением на будущее время из-за границы раскольнических лжеепископов и лжепопов», вероятно, в силу особого указа от 2 октября 1858 года,¹⁴ приобрели себе в наше время столько разных Антониев, Пафнутиев, Кононов и прочих, что без затруднения могут не только вступать в браки с благословения своих лжепастырей, но даже созывать «вселенские соборы» для совещаний о своих делах. Одним словом, в настоящее царствование, благодаря объявленной правительством терпимости к заблуждающим, в решении вопроса о браке раскольники могут быть более искренни, чем это было в прошлое царствование, когда, под влиянием строгих мер власти, не редко вступали в брак и даже венчались в православных и единоверческих церквах те из заблуждающих, кои в душе смотрели на брачное сожительство, как на непрерывно продолжающийся блуд, и признавали законною только жизнь мнимо-девственную.

Что же мы видим в современном нам обществе заблуждающих? После многолетнего принуждения со стороны правительства прошлого царствования к правильной семейной жизни, признали ли они в настоящее время, «время свободы», брак делом не только необходимым, но и законным, или по-прежнему делятся из-за этого вопроса на враждебные одна другой партии, как это было и в прошлое царствование?

К сожалению, снисходительность к расколу настоящего правительства не вразумила заблуждающих, напротив, они воспользовались ею только для того, чтобы свободнее рассеивать в народе свое лжеучение. Федосеевские наставники и вожаки, притихшие было в последние годы царствования императора Николая Павловича и даже снисходительно относившиеся к тем из своих, особенно богатых, учеников, которые, под предлогом «страха», а на самом деле, по требованию природы, так или иначе вступали в браки, теперь, с наступлением «времени свободы», снова подняли свои головы и снова стали требовать от всех непременного безбрачия. И если мы обратим внимание на то обстоятельство, что разные Филиппы Осиповы, Макары Стукачевы. Алексеи Михеевы, Егоры Гавриловы и другие федосеевские знаменитости наших дней, начавшие снова свою проповедь о всеобщем безбрачии, пользовались и пользуются в среде своих единоверцев необыкновенным почетом и уважением;¹⁵ то поймем, какая опасность грозила распространившемуся было в прошлое царствование учению о необходимости и законности брачной жизни в среде поморцев и даже федосеевцев.

К счастью нравственного чувства, в то время, как расслабленный Стукачев доживал в приютах Преображенского кладбища свои тяжелые, последние годы, уча всех и каждого безбрачию и извиняя разврат,¹⁶ становится во главе федосеевского и, можно сказать, даже всего беспоповщинского раскола человек, которому суждено было Промыслом сделаться в наши дни защитником брака и сделать для раскола в этом отношении, быть может, больше, чем сколько сделали для него разные Иваны Алексеевы, Василии Емельяновы, Скочковы, Любопытные, и другие беспоповщинские деятели пришлого и первой половины настоящего столетий. Мы разумеем инока Павла прусского, ныне игумена и настоятеля единоверческого Никольского монастыря, что на Преображенском кладбище в Москве. Не думали, конечно, вожди Преображенского кладбища, что молодой человек, которого они в половине сороковых годов приютили у себя на кладбище и которым за его любознательность, начитанность, строгое поведение и добросердечность не могли налюбоваться, чрез 10 с небольшим лет сделается самым непобедимым противником их бракоборного учения: а между тем на деле оказалось так. Чтоб понять, как инок Павел, рожденный и воспитанный в федосеевском расколе, дошел до признания необходимости и законности брачной жизни и почему его учение об этом предмете встретило себе большое сочувствие среди беспоповцев и имело громадный успех, необходимо сказать несколько слов о его прежней жизни до перехода его на сторону брачных беспоповцев.

Инок Павел,¹⁷ в мире Петр, родился в 1820 году в городе Сызрани, симбирской губернии. Происходя от родителей, которые только числились православными, а на самом деле принадлежали к федосеевскому толку. Петр, хотя был крещен православным священником, но воспитывался в правилах и понятиях той секты, к которой принадлежали родители. Наученный, по обыкновению большинства раскольников, грамоте еще в малолетстве, Петр скоро познакомился, благодаря своей любознательности, не только с учением федосеевцев, но и с другими главными отраслями раскола. Дело в том, что мать Петра по рождению принадлежала к поповщине и только по выходе замуж приняла федосеевское учение. Навещая свою дочь, дед Петра часто вступал с своим зятем в словопрения о вере, а маленький Петр был постоянным слушателем этих словопрений и всегда более сочувствовал отцу, чем деду; и это – не по чувству только ближайшего родства, но и потому, что строгое (в теории) и с догматической и с нравственной стороны учение, какое проповедуют федосеевцы, производило на Петра сильнейшее впечатление, чем непоследовательная во многих отношениях доктрина поповцев. Особенно увлекался Петр, когда отец его начинал речь о мире, как царстве антихриста, о необходимости разорвать с ним для спасения души все связи и прочее. Эти же речи были причиной и того, что Петр с ранних лет почувствовал наклонность к иночеству, которая еще более усилилась в нем с того времени, как он стал знакомиться с разными федосеевскими наставниками. 18 лет от роду Петр уже делается отшельником. Не имея в виду ни одной федосеевской обители, где бы можно было поселиться, он выпросил у отца небольшую, построенную в саду, келью и заключился в ней на уединенную жизнь. Здесь одним из федосеевских стариков Петр принят был окончательно в федосеевское согласие, т.е. был перекрещен и обязался «не миршить» более. Чрез год с небольшим мы встречаем Петра на пасеке отца, за десять верст от города. Жизнь в саду, вблизи шума городского показалась Петру недостаточно уединенною, и вот он поселяется в лесу лицом к лицу с природой и со своими собственными думами.

Как проводил здесь свои лучшие годы молодой аскет, мы не знаем; но знаем, что скоро слух о нем распространился между окрестными раскольниками и Петр приобрел у них такое уважение, что сами федосеевские наставники стали обращаться к нему за помощью в исправлении разных духовных потреб, так, что Петр иногда вынужден был совершать перекрещиванье. Но по той мере, как федосеевцы более и более привязывались к молодому отшельнику, сам Петр начинал чувствовать к своим братьям по вере недоверие; мало этого: он стал замечать в самом учении, которого держался, разного рода несообразности. Дело в том, что сызранские федосеевские наставники, по примеру большинства вождей федосеевского раскола, проповедуя безбрачие и требуя от всех девства, естественно, не могли благосклонно смотреть не только на брак в строгом смысле, который федосеевцы отрицают, но даже на постоянное, открытое сожитие мужчины с женщиной, которое, по понятию федосеевцев, имеет уже некоторое значение брака, и в тоже время снисходительно относились к тайному блуду.

Если бы все ограничивалось этим, Петр, как строгий аскет, мог бы оставаться спокойным; он лично не надеялся заслужить упрека не только за отрицаемый федосеевцами брак, но даже, и за какой-либо тайный грех. Но федосеевские наставники не ограничивали своего нерасположений только брачными, которые, как изменявшие учению секты, еще могли в некотором отношении считаться виновными, а простирали свое не благоволение и на детей их, которые явились на свет Божий не по собственной воле и, следовательно, не имели за собой никакой вины. Такие дети в глазах бракоборцев были хуже детей, рождавшихся от тайного блуда; и тогда как последние получали у наставников крещение беспрепятственно, первых они крестили с большим трудом и только под разными, стеснительными для родителей, условиями¹⁸. Петру, как родившемуся в семье и имевшему не мало родственников, еще в детстве приходилось, по его словам, видеть не раз такое не одинаковое отношение наставников к детям, рождавшимся в браке и вне брака. Понимал ли Петр в то время всю нелепость наставнических действий, или нет – не известно; но, по его собственному сознанию, когда он сам стал отправлять разные духовные требы и когда ему самому пришлось крестить детей, он признал «строгость стариков к младенцам выше мерною и не находил в себе силы, быть точным её наблюдателем».¹⁹

Был и еще пункт в учении федосеевцев, который стал смущать Петра, когда он «коснулся дел настоятельских». Это, так называния. «коварственная исповедь», которую употребляли федосеевские наставники в отношении к брачным, чтобы отличить их от безбрачных и унизить их пред последними, и которой сами не усвояли никакого значения, прибегая к ней только для того, чтобы «стадо их не оскудело в конец».²⁰ «Сие-то законопреступное лицемерие и коварство федосеевских наставников в исповеди, сознавался после сам о. Павел, всего скорее бросилось мне в глаза и точно также, как их жестокость к младенцам, рожденным в браке, побудило меня ближе вникнуть в недостатки федосеевского учения».²¹

Чтобы разрешить свои недоумения, чтобы тщательнее изучить основание федосеевского толка, а равно и для того, чтобы исполнить давнее свое намерение о пострижении в иночество, Петр решился бросить свою пасеку и вместе самую родину и тайком, не сказавшись ни кому, отправился туда, где, по убеждению иногородных федосеевцев, процветало в то время «истинное христианство», где федосеевские наставники были знакомы «с тайнами царствия Божия», где находилось много людей, знавших «церковные законы»,²² одним словом в Москву, на Преображенское кладбище. Это было чрез шесть дет после того, как Петр поселился на пасеке, значит, на 26-м году от рождения, в конце 1845, или в начале 1846 года. Что узнал здесь Петр, беседуя с разными знаменитостями Преображенского кладбища, начиная с самого настоятеля его известного Семена Кузмича, и разрешил ли он свои недоумения, мы не знаем; но известно, что и в Москве также, как в Сызрани, Петр за свою начитанность, безукоризненное поведение и почти детское добросердечие приобрел общую любовь и уважение самых почетных лиц кладбища и самых влиятельных его прихожан.

Но как ни хорошо было Петру жить в приютах. Преображенского кладбища, он оставался здесь не более года. Любовь к уединению не находила себе удовлетворения в шумной столице и Петр, по совету известного Андрея Ларионова Шутова, тогдашнего казначея Преображенского кладбища, а ныне лжеархиепископа Владимирского Антония, решился отправиться для устройства обители, на самых строгих иноческих правилах, не в Персию, как, сам того желал, а в Пруссию, где с давних пор находилось не мало федосеевцев²³ и где уже существовал небольшой федосеевский монастырь, в котором Шутов принимал самое живое участие. В феврале 1847 года Петр уже был в Пруссии,²⁴ куда прибыли из Москвы и еще два старца: Прокопий и Антоний. В 1849 году Петр делается прусским подданным и принимает иночество с именем Павла,²⁵а в 1852 году, после разных приключений и знакомств с самыми значительными лицами, так называемой, австрийской иерархии, инок Павел делается настоятелем «Григорьичева скитка», устроенного одним из наставников прусских федосеевцев,²⁶ и превратившегося вскоре при новом настоятеле в большую федосеевскую обитель, которая, по словам раскольников,²⁷ сделалась для них «светом, стоящим на свещнице».²⁸

С полною любовью занялся инок Павел устройством своего монастыря, не только внешним, но и внутренним. Заботясь о строгом порядке церковных служб и точном исполнении всеми правил монастырского устава, пример чему подавал сам настоятель, инок Павел в то же время обращал особенное внимание на то, чтобы поставить братию в те истинно иноческие отношения к себе, как к настоятелю, при которых начальник монастыря перестает быть начальником, а становится братом и слугою подчиненных. Следствием этого было то, что большая часть учеников Павла не знали границ своему доверию и преданности к настоятелю.²⁹

Но деятельность Павла не ограничивалась этим. Держась того убеждения, что истинно-нравственное совершенство зиждется на основании правой веры и возможно только под условием последней, Павел как сам старался узнать истину, так и других хотел вести к тому же познанию. С этою целью он стал приобретать для монастыря разного рода книги нравственно-догматического содержания, составившие с течением времени довольно значительную библиотеку, и эти книги давал читать братии, и по кельям, и в общих собраниях. Сам же между тем со всем усердием занялся изучением писаний св. отцов,³⁰ в надежде найти в них разъяснение своим недоумениям, возбужденным в нем разными пунктами федосеевского учения. Само собою разумеется, что главным вопросом, который занимал о. Павла, и на решение, которого он обратил теперь преимущественное свое внимание, был вопрос о браке, который отрицали федосеевцы и из-за которого в жизни этих сектантов происходили, как видел Павел, вопиющие злоупотребления, а в практике федосеевских наставников замечались фарисейское лицемерие и бесчеловечная жестокость. Кроме давнего желания разъяснить для себя эту темную сторону учения и жизни федосеевцев, инок Павел имел теперь еще особые побуждения заняться решением вопроса о браке. Еще в то время, как Павел жил в Москве, он узнал, что кроме федосеевцев есть в расколе другие сектанты, так называемые, филиповцы, которые еще строже относятся к браку и решительнее проповедуют необходимость для всех девства, чем сами федосеевцы. Несколько таких сектантов находилось и в Пруссии,³¹ а одного филиповца по имени Елеазара, Павел нашел в монастыре, в числе своих учеников. Этот Елеазар быль самым жарким защитником всеобщего безбрачия и каждый раз, когда иноку Павлу приходилось крестить детей, вступал с настоятелем в прения, доказывая ему, что крестить младенца от родителей, живущих в браке, или вернее – в открытом сожитии, нельзя, доколе они не разойдутся, что иначе поступать значит быть потаковником блуду и прочее.³²

Чуяло доброе сердце инока Павла, что Елеазар говорит не дело. Жаль ему было маленьких созданий Божиих, которые Елеазар, а за ним и другие, учили презирать, а не призирать; но и идти против «устава отцов» без достаточных оснований было не в правилах инока Павла. С другой стороны решения вопроса о браке требовало и отношение к нему самих федосеевцев прусских, среди которых поселился теперь Павел в своем монастыре. Хотя, как мы сказали прежде, большинство раскольников, перешедших в Пруссию, принадлежало к федосеевскому согласию, отрицающему брак; тем не менее безбрачие, как закон, как правило секты, не долго продолжалось среди прусских беспоповцев. В скором времени, благодаря спокойной жизни в иноверном государстве, многие из прусских федосеевцев, по примеру своих единоверцев, живших в России, если и не признали законности брака, стали однако же вступать в брачные сожительства между собою,³³ оправдывая себя в этом случае тем, что «хотя ныне законного брака нет, но жениться надо, чтобы не прекратился род человеческий».³⁴ Но так как подобные сожительства, как нарушавшие правила секты, устроились без всяких формальных обязательств, по одному взаимному согласию жениха и невесты, то не удивительно, если и у прусских раскольников скоро стали появляться те же злоупотребления брачною свободою, какие мы видели и у русских беспоповцев,³⁵ т.е. сожительство продолжалось только до первых серьезных неудовольствий между вступившими в него, а затем мнимый муж бросал свою жену и детей на произвол судьбы и брал себе новую подругу, с которою нередко поступал точно также.

Эти-то беспорядки и злоупотребления и были причиною того, что прусское правительство, оставлявшее на первых порах раскольников в покое, признало с течением времени необходимым вмешаться в их семейную жизнь и издало закон, но которому каждый федосеевец мог взять себе для сожительства любимую женщину не иначе, как объявив об этом предварительно местной гражданской власти. Чиновник, назначенный для этого, записывал имена желавших вступить в брачное сожительство и эту запись вывешивал в местном гражданском управлении в течение двух недель, для того, чтобы каждый, кто имел право воспрепятствовать предполагаемому браку, мог заявить свою претензию; по прошествии двух недель, жених и невеста, в сопровождении родителей и свидетелей, обязаны были явиться к тому же чиновнику, который выдавал им свидетельство на брак и акт бракосочетания записывал в особую книгу; на свидетельстве и в книге подписывались молодые, их родители и свидетели, и затем развод дозволялся уже только в случае доказанной неверности мужа, или жены.³⁶ Такой порядок вещей относительно брака существовал у прусских федосеевцев и в то время, как поселился там инок Павел, т.е. общество прусских беспоповцев делилось на две группы: на безбрачников, считавших законною одну девственную жизнь, и на новоженов,³⁷ которые, хотя не признавали законности брака, тем не менее по разным побуждениям вступали в брачные сожительства, закреплявшиеся гражданскою властью.

В скором, впрочем, времени такой порядок вещей изменился. Вероятно, под влиянием внушений Алексея Михеича, бракоборство между прусскими раскольниками в начале 1850-х годов усилилось до того, что когда Павел возвратился из Австрии в Пруссию, он «нашел, что там уже по запрещении браков появились известные лекарки, которые давали молодым девицам снадобья, чтобы не родить».³⁸

И вот по всем указанным причинам³⁹ инок Павел, ставший теперь во главе прусских раскольников, начинает в свободные от настоятельских трудов часы изучать «священное писание»,⁴⁰ со специальною целью узнать, справедливо ли учат федосеевцы и другие беспоповцы, будто ныне уже не может быть брака и всякий волей-неволей должен проводить жизнь девственную. К каким результатам пришел он в своих изысканиях о браке, понять не трудно. «Все писание, приведем собственные слова Павла, сказует не быть браку точию в воскресение из мертвых; брак есть закон естества, и Христос не наложил всем девство; учение апостольское и все учение отцов церкви единогласно учить о том, что для юности возбранение браков служит поводом к разврату, что мы и из писания усмотрели и на деле увидали».

Таким образом, в том, что брак – дело законное, а девство предоставлено доброй воле каждого, инок Павел убедился несомненно и довольно скоро. Гораздо труднее было ему решить другой вопрос, именно: как могут вступать в законный брак беспоповцы, не имеющие у себя священства? Мы не знаем, какого пути держался инок Павел в решении этого последнего вопроса, но знаем, что заключение, к которому он пришел по этому предмету было то, что брак, совершенный и без священнического венчания, по благословению только родителей и по взаимному согласию брачущихся, с обетом неизменной верности друг другу, может иметь законную силу. Мы не думаем, чтобы одно «священное писание» привело инока Павла к подобному заключению в пользу браков без священно-словных, и полагаем, что на такое, а не иное решение им указанного вопроса большую долю влияния имели те «писания разных ревностных мужей», которые впоследствии Павел издал в своем «Сборнике сочинений о браках», т.е. письменные произведения последователей Покровской часовни: Скочкова, Андреяна Сергеева, Павла Любопытного и других, о которых у нас уже была речь прежде.

Как бы, впрочем, ни было, только инок Павел по своим воззрениям на брак из федосеевца превратился в покровца и с 1856 года стал открыто говорить своим ученикам о законности брачной жизни. Не мало, конечно, должны были удивиться братия прусской федосеевской обители, заметив такую перемену в убеждениях своего уважаемого настоятеля; но в скором времени и они сами стали склоняться на его сторону в вопросе о браке. Видимая основательность доказательств, которые приводил инок Павел в подтверждение законности без священно-словного брака, а главное, его строгая, безупречная жизнь, свидетельствовавшая о его глубоком уважении к иночеству, к безбрачию по обету, были причиной того, что никто не смел заподозрить беспристрастие «учителя» в отыскании истины, и почти все признали учение его правильным. Этому много помогал и тот оригинальный способ, который употреблял инок Павел, сообщая своей братии плоды своих трудов в отыскании истины. Для этого он устроил общие беседы, иногда длившиеся за полночь, на которых, изложив тот или другой пункт своего учения, позволял всякому, кто был не согласен с настоятелем, возражать и приводить свои доказательства в защиту противоположного мнения: и эти споры продолжались до тех пор, пока противник не оставался безгласным. Само собою понятно, что, при таком решении спорных вопросов, истина выяснялась более и более и становилась доступною людям, даже предубежденным против неё.

Когда инок Павел заметил, что большинство братии его монастыря уже согласилось с ним в признании законности брака, он стал заботиться, чтобы, по крайней мере, некоторых из своих учеников сделать способными не только понимать справедливость «нового учения», но и доказывать ее другим. С этою целью он избрал из среды своих подчиненных двух молодых иноков – Варнаву и Иоанна, которые, по словам издателя «Истины», «резко отличались от прочей братии остротою понятия и знанием божественного писания», и начинает в присутствии всего братства производить «с ними споры» о браке «от священного писания, при чем Варнава и Иоанн должны были защищать брак, а сам Павел возражал им, «приняв на себя лице иного согласия». Результатом подобных споров, происходивших «часто», было то, что не только означенные иноки, но и многие другие из учеников Павла сделались способными «отстаивать весьма обстоятельно свое новоженное согласие».⁴¹

Приготовив таким образом искусных проповедников законности брачной жизни, инок Павел решился наконец приступить к делу, о котором давно мечтал, к перенесению проповеди о браке за стены монастыря – туда, где эта проповедь могла иметь практическое приложение. С этою целью в 1858 году Павел начинает уже открыто проповедовать заграничным беспоповцам учение о необходимости брака, и законности браков без священно-словных, и сам непосредственно и чрез своих учеников, и многие как из прусских, так и австрийских беспоповцев⁴² делаются его последователями.

Не ограничиваясь устною проповедью о браке, намереваясь в тоже время перенести со временем учение о необходимости брачной жизни в пределы России, инок Павел, вероятно, в том убеждении, что «устная беседа близ токмо слышится, а яже писанию предаются, та и в концы вселенные происходят», что «устно реченное слово скоро от памяти человеческие отъемлется, написанное же незабвенно пребывает»,⁴³ решился действовать на бракоборцев еще сочинениями в пользу брака. В этом случае Павлу не было особенной нужды самому писать что-либо в защиту учения, которое он проповедовал. В пользу без священно-словного брака, его мнимой правильности и законности уже было много писано прежде него, разными Скочковыми, Сергеевыми, Любопытными и другими последователями Покровской часовни. И вот, чтобы ускорить дело, Павел выбирает из находившихся в монастырской библиотеке сочинений указанных поморцев некоторые, но его мнению, более пригодные для цели, опускает из них все резкие и жесткие выражения, допущенные авторами по духу времени, или по личной неприязни к бракоборцам, и затем, «соблюдая весь смысл сочинителей целым»,⁴⁴ начинает печатать их в одной довольно объемистой книге. Для этой цели о. Павел вошел в сношения с содержателем типографии в Иоганнисбурге г. Гонсеровским и заключил с ним такое условие, чтобы у него в типографии беспрепятственно мог заниматься печатанием славянских книг⁴⁵ один из самых талантливых и любимых учеников Павла, нарочно к этому делу приставленный, известный Константин Ефимов, или Чайков, ныне священник единоверческой церкви в Пскове.⁴⁶

Но прежде, чем «Сборник сочинении о браках разных ревностных мужей» вышел из печати, является из той же типографии Голубова⁴⁷ другое сочинение, под названием: «Царский путь».⁴⁸

Это довольно большая книга, труд инока Павла, совершенный им при помощи всей братии монастыря.⁴⁹ Чтобы понять цель издания «Царского пути», не лишним считаем сделать несколько предварительных замечаний.

Занимаясь чтением «божественного писания», инок Павел увидел, что федосеевцы и вообще, беспоповцы погрешают не только в учении о браке, но и во многих других пунктах, которые однако же имели весьма близкую связь с вопросом о браке. Таково, между прочим, учение большинства беспоповцев и наступлении последних времен мира и о царствовании в нем антихриста. Когда Павел стал проповедовать свое учение о необходимости брачной жизни, противники этого учения указали ему, как на одну из самых важных, но их мнению, причин, почему ныне все должны проводить жизнь девственную, на мнимое царствование в мире антихриста, когда, по мнению бракоборцев, уже не время думать об удовольствиях семейной жизни, а нужно всем и каждому пребывать в чистоте и покаянии, чтобы достойно встретить небесного Судию, время пришествия Которого не известно. Мысли этой, смущавшей. как мы видели прежде,⁵⁰ Ивана Алексеева, бывшей в виду у Скочкова, Заяцевского и других последователей Покровской часовни, конечно, не чужд был и сам инок Павел, по крайней мере в то время, когда принадлежал к федосеевскому согласию. А между тем эта мысль, если бы она была справедлива, решительно не мирилась с заботою его о распространении среди беспоповцев семейной жизни. Чтобы выйти из противоречия, чтобы окончательно убедиться в своевременности брачной проповеди и тем ослабить возражения против брака своих противников, Павел занялся самым тщательным образом решением вопроса: действительно ли уже наступило царство человека беззакония. Разумеется, результатом изысканий его было то, что инок Павел, а вместе с ним и его ученики убедились, что антихрист ещё не пришел в мир, так как не было еще явления в мире пророков Илии и Еноха, которые, по писанию, должны предшествовать сыну погибели.⁵¹ В этом пункте инок Павел расходился уже не только с федосеевцами, но и с теми из поморцев, которые верили если не в чувственное, так, по крайней мере, в мысленное, духовное воцарение в мире антихриста.

Была и еще сторона в убеждениях противников брачной жизни, которая служила сильным препятствием успешному распространению среди беспоповцев проповеди инока Павла о браке. Это – слепая привязанность большинства заблуждающихся к обычаям и узаконениям своих прежних учителей и отцов, особенно живших в главнейших притонах раскола, например, в Выговском скиту и прочих, привязанность до того сильная, что многие готовы были не верить ясному свидетельству о чем-либо самого священного писания, если это свидетельство не согласовалось, например, с «уставом» блаженного Даниила Викулина, Андрея Денисова и других. Инок Павел испытал на себе плоды этой неразумной привязанности большинства беспоповцев к «обычаям прежних отцов». На все его самые ясные доказательства от «божественного писания» в пользу мысли о необходимости и законности брачной жизни многие бракоборцы, подобно монаху Асафу отвечали одно: «о браках подобает мудрствовать так, как наши прежние отцы Даниил, Андрей и Симеон Денисович и прочие по них».⁵²

И вот, чтобы показать все неразумие подобной преданности беспоповцев к прежним расколоучителям и тем ослабить их слепую привязанность к заведенным «прежними отцами» порядкам в жизни сектантов, чтобы, с другой стороны, избавить заблуждающихся от страшной мысли об антихристе и тем предрасположить их к принятию брачной жизни, инок Павел издает свой «Царский путь», в котором главным образом доказывает ту мысль, что нужно «последовати заповедем Господа нашего Исуса Христа и всему святому писанию, и не уклонятися от него ни на десно, ни на шуе, но идти путем царским, а не своим последовати уставом, или волям», и вместе с тем опровергает мысль о царствовании в мире антихриста и тесно связанный с этою мыслью обычай федосеевцев – не молиться за царя. «Понеже многих видех в сия времена, говорил, он в предисловии, не на святом писании утверждающихся и свое спасение полагающих, но ови убо утверждение своего упования полагают от великих мест, ови же от долговременного обычая, друзии же от множества единосогласных, а мало таковых зрех, иже надежду спасения своего и основание своея веры полагающих на словесех Господа нашего Исуса Христа и божественных его апостол, якоже апостол глаголет: яко основания иного никто же может положити паче лежащего, еже есть Исус Христос, и паки пророк глаголет: се аз во основание Сиона полагаю Камень краеуголен, честен, и веруяй в онь – не постыдится; сия зря, исжалих си зело, по пророку, глаголющему: печаль прият мя от грешник, оставляющих закон Твой. Воистину бо оставление закона есть, еже оставити заповеди Господа нашего Исуса Христа и держати своя уставы; якоже Спас рече, яко преступаете заповедь Божию за предание ваше, и паки помянух пророка, глаголющего: видех не разумевающия и истаях. И сего ради от жалости сердечные убедих соживущую со мною братию, еже кто что чел есть о сем: еже все свое упование спасения полагати во святом писании, а не своему обычаю – просто без свидетельства святых писаний последовати, и оное принести мне на писано, или в книзе показати. И собрах во едино и расположих по главам, и поведаю всякому, яко се есть царский путь, вводят в живот вечный, еже последовати заповедем Господа нашего Исуса Христа и всему святому писанию и не уклонятися от него ни на десно, ни на шуе, но идти путем царским, а не своим последовати уставом, или волям».⁵³

Спустя три года по издании «Царского пути»⁵⁴ является в свет и «Сборник сочинений о браках разных ревностных мужей».⁵⁵ Хотя большая часть сочинений, вошедших в состав «Сборника», как мы уже говорили, была написана гораздо прежде того времени, о котором идет речь, и уже известна была раскольникам; тем не менее издание их в свет было весьма полезно для целей, которые преследовал инок Павел. В прошлое царствование, благодаря строгим мерам правительства против, так называемых, малолетних «сирот» раскольнических, живших при раскольнических богадельнях, воспитывавшихся в духе раскола и занимавшихся, между прочим, перепиской богослужебных книг и различных произведений раскольничьего пера, в расколе стал ощущаться заметный недостаток книг и рукописей так, что их можно было приобретать любителям «древнего благочестия» только за большие деньги.⁵⁶ Если мы при этом обратим внимание на то обстоятельство, что вследствие почти непрерывно производившихся полицией обысков главных раскольнических притонов и даже частных домов, возбуждавших почему-либо подозрение власти, а равно вследствие закрытия разных моленных, множество книг и рукописей раскольнических из-под «божницы» ревнителей старины прямо переходили в министерство внутренних дел,⁵⁷ в св. синод,⁵⁸ или просто в ближайшие единоверческие церкви⁵⁹ и в местные духовные консистории, что правительство прошлого царствования предпринимало нарочитые меры против распространения в среде заблуждающихся произведений раскольничьей литературы,⁶⁰ что наконец сочинения последователей Покровской часовни, как «противные истине», нередко истреблялись самими же раскольниками – бракоборцами, чтобы они не соблазняли своим «лестным» учением о браке простодушную массу, то с одной стороны поймем всю справедливость слов издателей «Сборника», что напечатанные ими сочинения Скочкова, Павла Любопытного и других «мало где преписаны обретались» в начале настоящего царствования и даже «могли совершенно погубиться», если бы иноку Павлу не пришла счастливая мысль «типографским художеством оные издати»,⁶¹ с другой – оценим все благоразумие о. Павла, решившегося ввести в беспоповщинское общество семейную жизнь.

Теперь, с изданием «Сборника», всякий, кто хотел «от блуда душепагубные страсти избавитися» и «браком блуду и тому последующим бесчиниям входы затворити» мог, и не спрашивая своих «отцов и учителей», решить для себя вопроса» о законности брачной жизни; теперь и бракоборцы, требуя от всех непосильного девства, не могли уже ограничиваться одними возгласами: «так было прежде, так заповедано прежними отцами», потому что слушатели их уже читали в «Царском пути», что «правый путь веры и жития не от содержания старых и долголетних обычаев, или знаменитых мест, подобает рассматривати и рассуждати и познавати, но от божественного писания», и что «обычай долголетний приемлем бывает в закон» только тот, «иже искушен бысть соборне, яко добр бысть», и только «в тех вещах и делех обычаю подобает последовати, о которых несть писано в законе, а не в тех, о них же писан есть закон, ибо закону обычай уступает; обычай же зол, от него же вред происходит, ниже от долголетнего времени, ниже от множества соблюдающих, никия же крепости да имать, но всячески подобает отметнути зол обычай».⁶² А дурные последствия обязательного для всех закона о безбрачии знали все раскольники и сами наставники беспоповщинские. Чтобы сделать приобретение «Сборника» доступным большинству заблуждающих, инок Павел не обращал даже особенного внимания на выручку затраченных на его издание денег. «За выданные в пользу брака книжицы печатные, писал он нам, цены не спрашивалось; кто отдаст, кто нет, только бы взял». Такое бескорыстие о. Павла еще более располагало всех в пользу его учения о браке.

Не ограничиваясь указанными изданиями, брачное общество прусских беспоповцев, руководимых иноком Павлом, обратилось еще к одному способу, действовать на заблуждающихся путем печати. Один, из учеников о. Павла, тот самый, которому поручено было печатание книг в типографии Гонсеровского, Константин Голубов, как мы уже говорили, самый способный и самый даровитый из всех сторонников Павла, видя, что издание «Сборника», книги довольно большой по объему, может быть совершено не вдруг, а между тем желая, как человек сам вступивший в брак,⁶³ как можно скорее убедить всех и каждого в законности брачной жизни, а, быть может, и оправдать свой поступок, решился прежде, чем выйдет в свет «Сборник», написать и напечатать кое-что в пользу брака. С этою целью он начинает печатать в той же типографии Гонсеровского небольшие листки, под названием «Истина», в которых, кроме статей нравственного содержания «о любви, о неосуждении, о милостыне» и прочем, стал помещать небольшие рассуждения в пользу без священно-словного брака.

Небольшое это издание, начавшееся в январе 1863 года и выходившее «в неопределенное время», продолжалось, кажется, до 1866 года включительно, состояло всего из пяти номеров,⁶⁴ и, по-видимому, вызвано было случайностью, которая однако же повела к серьезным последствиям. Константин Голубов имел однажды беседу о браке и других предметах с известным федосеевским наставником Алексеем Михеичем Ковылиным, который вместе с Павлом поселился в Пруссии, хотя и не в одной с ним обители, не прерывал с Павлом сношений, но оставался до конца жизни рьяным защитником федосеевского безбрачия, и в прошлом 1868 году умер в Москве.⁶⁵ Не довольствуясь устною беседою, Голубов решился изложить на бумаге те основания, которыми защищал в споре с Алексеем Михеичем свое учение о без священно-словном браке, и напечатал свое произведение в первом номере «Истины» в форме «письма», адресованного «честному отцу А. М.», упомянув в самом начале «письма» и о своей беседе с ним.

В это время жил в Молдавии⁶⁶ некто монах Асаф, уроженец города Самары, постриженик прусской Павловой обители, перешедший (в 1851) вместе с Павлом в Австрию, куда последний переселялся на время, вследствие возникшего между ним и Алексеем Михеичем разногласия,⁶⁷ и здесь оставшийся на жительство.⁶⁸ Монах Асаф, подобно Алексею Михеичу, принадлежал к числу бракоборцев и даже считался «фрунтовым защитником» безбрачия. Получив первый номер «Истины» чрез климоуцких отцов и прочитав в нем «письмо», направленное против бракоборцев, монах Асаф принял его на свой счет и страшно озлобился на прусскую обитель. Немедленно присылает он иноку Павлу письмо, в котором спрашивает его, кого разумел составитель «письма», напечатанного в «Истине», под буквами А. М. И, хотя, Голубов, которому было передано о. Павлом письмо Асафа, отвечал последнему, что статья направлена не против него, так как разговора с ним издатель «Истины» никогда не имел, но относится к другому лицу: тем не менее Асаф не успокоился. Он пишет второе письмо уже прямо Константину Голубову, в котором требует, чтобы напечатано было «полным складом» имя того лица, которого имел в виду сочинитель «письма брако-отрицателям», если под буквами: А. М. разумеется не он, Асаф.

Разумеется, требование Асафа не могло быть исполнено. Лицо, с которым Голубов имел беседу о браке и против которого направлял свою статью, было еще живо в то время и потому печатать его имя без его согласия было не удобно. В таком смысле и отвечал Голубов на второе письмо Асафа, который, не веря такому объяснению, сталь предполагать в издателе «Истины» злой умысел против «фрунтового» защитника безбрачия. «Вы напечатали статью на мое имя, писал Асаф Голубову в третьем письме, да только не хотите этого сказать, чтобы лишить меня возможности вам отвечать, а потом и объявите, будто я не мог дать вам ответа; так я же буду отвечать вам». Напрасно Голубов снова уверял беспокойного молдавского учителя безбрачия, что не против него направлено «письмо брако-отрицателям» и что его писало не то лице, на которое указывает Асаф, но сам Голубов,⁶⁹ молдавский бракоборец оставался непоколебим в своем заблуждении.⁷⁰ Здесь невольно рождается вопрос, почему инок Асаф предположил, что «письмо брако-отрицателям», напечатанное в первом номере «Истины», направлено против него и не хотел верить никаким объяснениям Голубова? Ведь буквы: A. М. слишком недостаточны для такого предположения.

Чтобы объяснить эту странность Асафа, мы должны сказать несколько слов о том, что происходило с ним в то время, когда Голубов печатал первый номер своего листка, под названием «Истина».

В числе иноков прусской обители, которою управлял Павел, находился некто инок Прокопий. Прокопий родился, по словам монаха Асафа, «в той вере, в которой существует священство», т.е. в поповщинском расколе, был женат, но потом совратился «в веру безбрачную», т.е. в федосеевщину, и был перекрещен, развелся с женою, принял иночество и более «двадесяти лет незыблемо стоял» в беспоповщинском расколе и «за учителя ревностного на тайну брака был» так, что «жен от мужей разводил, дабы блуд был уничтожен».⁷¹ Где жил инок Прокопий до перехода своего за границу, мы не знаем; но в то время, как инок Павел отправился в Пруссию, туда же был послан из Москвы и Прокопий. В 1856 году мы встречаем Прокопия уже в Климоуцах (в Австрии), где он жил «в общежительстве, в нищете и утеснении». Как попал сюда инок Прокопий из прусской обители Павла, это объясняет сам о. Павел. Возвратившись в Пруссию из Климоуц, куда, вследствие разных неприятностей в прусской обители ездил Павел еще в 1851 году, в надежде устроить здесь беспоповщинский монастырь,⁷² что он и сделал, Павел послал вместо себя в Буковину инока Прокопия для прений с поповцами.⁷³ Впрочем Прокопий недолго оставался в Климоуцах. В конце 1856 года он пишет иноку Павлу письмо, в котором просит прусского наставника принять его «на исправление» в управляемую им обитель и выслать ему на проезд из Климоуц в Пруссию деньги. 6 декабря того же года Прокопий получает нужные деньги и, отправившись в Пруссию, поселяется в обители о. Павла. В скором времени Прокопий, под руководством Павла, «исправился» и из «учителя ревностного на тайну брака» сделался одним из самых усердных защитников необходимости брачной жизни.

В январе, кажется, 1863 года Прокопий, по распоряжению Павла,⁷⁴ снова является в Климоуцы, но не затем, чтобы здесь но прежнему вооружаться на «тайну брака», а, чтобы защищать ее. 4-го числа в келье инока Петра⁷⁵ собралась толпа беспоповцев, куда письмом приглашен был из Молдавии и инок Асаф, как жаркий защитник безбрачия.⁷⁶ Началось разглагольствие о браке; «от стороны брачных говорил Прокопий, а от безбрачных произносил ответ Асаф мних».⁷⁷ Разумеется, по обычаю большинства раскольнических собраний, прение было шумное; многое было сказано за и против брака и, хотя монах Асаф после писал, будто бы Прокопий вел себя на этом собрании крайне неприлично, будто бы он, не в состоянии будучи победить Асафа, «воспылал гневным рвением», отвергал даже достоинство самых уважаемых раскольниками книг и, не докончив беседы, «вскочил с растревоженным всего себя и ушел» из собрания, и только ночью, ходя по домам, всех уверял, что Асаф «противится Евангелию»,⁷⁸ но мы имеем полное право усомниться в справедливости слов «фрунтового» защитника безбрачия. Инока Прокопия мы знаем лично,⁷⁹беседовали с ним о многом и можем положительно сказать, что такой знаток нашей древней письменности не мог потерпеть поражения от довольно безграмотного монаха Асафа.⁸⁰ А что так было и на самом деле, об этом, кроме о. Павла,⁸¹ против воли свидетельствует и сам Асаф. Он сознается, что к Прокопию «присоединились люди климоуцкие» и что его учение о браке приняли не только люди молодые, но даже старики, «белыми власы обложенные».⁸² Правда, инок Асаф старается объяснить это явление тем, что климоуцкие раскольники «женскою страстью бяше были окружаемы и земледельством очи свои от пыли позасыпали»,⁸³ и потому не в состоянии были понять, «что есть истина и кая лжа»; но такое объяснение скорее отзывается «гордостью», в которой обличал Асафа Прокопий, чем правдою.

Как бы, впрочем, ни было, только вскоре после того, как инок Прокопий возвратился из Климоуц в Пруссию, выходит из типографии Гонсеровского первый номер «Истины» Голубова, в котором, кроме статьи «о любви», является еще «письмо брако-отрицателям», адресованное «честному отцу А. М.». При таком совпадении обстоятельств, не трудно было Асафу монаху отнести «письмо» к своей особе и еще легче было автором его признать инока Прокопия, а не Голубова, с которым Асаф до этого времени не был даже знаком. Как бы то ни было, только напечатанием «письма брако-отрицателям» началось издание листков, под названием: «Истина», и с этого же времени спор о браке между заграничными раскольниками, состоявший прежде в личных собеседованиях и разглагольствиях, перенесен был на литературное поле. Теперь монаху Асафу, «присвоившему и понявшему на себя не орфографически написанное письмо», помещенное в первом «Истины», равно как и всякому другому защитнику безбрачия, в роде Алексея Михеича и подобных, приходилось вступать в борьбу с своими противниками не в скромной келье какого-либо инока Петра и не пред климоуцкими только беспоповцами, а пред всем своим обществом и даже пред всеми ревнителями истины, которым доступно печатное слово; а главное – в листках «Истины» брачное общество беспоповцев приобретало новую помощь своему делу.

Так как это первое «письмо брако-отрицателям» составляет лучшую из статей, помещенных в листках «Истины» в пользу без священно-словного брака, и довольно ясно рисует внутреннюю жизнь современного нам бракоборного (по крайней мере заграничного) раскола, то мы считаем не лишним познакомить читателей с его содержанием. «Честному отцу А. М., писал Голубов, кланяюсь и уведомляю, что после моей с вами беседы я возвращался домой с потупленною в землю головою, размышляя о вашем с жаром ко мне произнесенном увещании: и рассуждая, не мог ничего утвердительного найти, кроме пухообразных, в воздухе летающих, самоидеальных ваших доказательств, и следовательно на подставляемые вами факты не мог утвердительно стать, оставив то, на чем уже от рождества моего утвердясь стою незыблемо по настоящее время.⁸⁴ И воздохнув, так сам себе размышлял, разгибая послания св. апостола Павла и говоря: да, очень желательно, чтобы я был легковерен, оставив твердое стояние свое на бревне истины, перескочил бы на подставленную гнилую доску, которая того и гляди треснет. Вот тогда и пошел в бездну! Нет я сперва должен точно увериться о твердости основания и потом на нем утвердиться. Все, делаемое зря и скоро, не бывает споро». Сказав затем о побуждениях, которые заставили автора «письма» взяться за перо, он продолжает: «надеюсь, что вам и всем известно, что все евангельские заповеди и правила св. отец не к разрушению и неустройству и погибели нам даны суть, да управимся ими в преисподний ад, но даны суть нам для устройства благочиния и для достижения спасения, да управимся ими в небесное царство. Некоторые же, не исключая и вас, своим учением прикрытие утверждают, что евангельские законы и правила св. отец нам даны для погубления нашего, чрез нестройное блудное житие, как видно из нижеследующего. Ибо правила св. отец, хвалящие и увещевающие к девству, они, избирая, приемлют и каждому представляют, принуждая насильно девствовать и не хотящих. Правила же, повелевающие не хотящим девствовать одну жену с залогом вечного сожительства поят, скрывают и не являют, и показующих им сия правила и хотящих ими руководитися проклинают, живых в геенну осуждая, и лучше со всеми женами поучают иметь блудодейственные сношения, нежели одну законную иметь. Жен же, родивших явленно, весьма срамляют, от своего общества, епитимиями обложив, отлучают; то жены, избегая сего срама, человекоубийствуют младенцев, во чревах сущих и родившихся, умерщвляя. А с блудниками, соделавшими им сия, единомысленны бывают, купно молясь, ядя и пия. И сами судите, праведно ли это, отцов и матерей, желающих законное попечение иметь о своих детях, за блудников почитая, отлучать; блудников же и блудниц-душегубцев, за православных и безгрешных считая, принимать; это все как-то не по истине, на переворот идет. И всему этому Бога и правила виновными быти сказуют, того и вспомнить не хотя, чтоб прийти в раскаяние о своих душегубительных грехах».

Показав далее следствия, к каким ведет подобное учение в теории и на практике, указав и другие пункты учения бракоборцев, не согласные с словом Божиим, например – не моление их за неверных, не поклонение образу честного и животворящего креста Христова и прочее, а равно и действия их наставников, вожаков, которые, «корыстолюбствуя», стараются только о том, чтобы «умножить количество своих последователей», автор «письма» продолжает: «впрочем, некоторые, не исключая и вас, полу-образумившись, на наши доказательства о существовании брака соглашаясь, брак похваляют, но только в оправдание свое приводят, что без священнического присутствия не должно сию тайну совершать простецам; если же и совершат, то явным блудом его именуют». С целью опровергнуть «таковое защищение» бракоборцев, К. Голубов и решился выступить на литературное поприще, в надежде, что противники «веруют евангелию и св. отец писанию», из которых автор письма и намерен был «приводить доказательства, которые бракоборцы не раз уже видели, но как не годные, прокидывая, пропускали».

Какие же доказательства приводил Голубов в подтверждение мысли, будто «можно и кроме священства не сумнясь брак законный совершать?» Прежде всего он обращается к следующему рассуждению: «если исповедуют (бракоборцы), что в настоящее время Бог, своим промыслом содеяв, благоволил быть в обществе христианском блудодеянию чрез скрытие священства, то яве будет, судя согласно учению вашему, что и Бог есть неправеден, яко сам нас к сему чрез неизбежные обстоятельства принудил, сам же, и казни на таковых наложа, в муку вечную осудил. Но полно свою вину на Бога возлагать и Его своим участником в беззаконии, исполняемом чрез заблуждение, сотворять. Ибо таковое злословие превосходит всякую злобу». Затем автор «письма», сказав, что «градский закон греческого царя Алексея Комнина», на который ссылались и ссылаются до сих пор бракоборцы и который супружества, совершившиеся без священнического венчания, называет блудом, есть «устав временный смертного царя», изданный только «для вящщей красоты» церковной, указывает в доказательство правильности без священно-словных браков: 1) на брак в Кане галилейской, который был «совершен моисейски без священника» и который, однако же, «почтил своим присутствием и чудодействием Христос», 2) на пример апостолов, крестивших целые семейства и не расторгавших заключенные в язычестве «без венчания» браки, как об этом можно заключать из повеления апостола мужу верному не отлучаться от сожительства с женою неверною, и наоборот, 3) на 38-е правило св. Василия Великого и, наконец, 4) на известные слова Матвея Правильника и Севаста Арменопула: «брак есть мужа и жены совокупление и наследие во всей жизни, божественные и человеческие правины приобщение, любо благословением, аще же венчанием, или с записанием, паче же сих бывающая, яко не бывшая вменяем», слова, из которых К. Голубов вывел следующее заключение: «сими тремя правилами: любо, аще же или, утверждают святии троякое составление брака: или в присутствии священника – венчанием, или при пяти свидетелях – с записанием, или родительским благословением».

Все это не ново; все эти доказательства уже мы видели не раз прежде и читали даже опровержение их бракоборцами;⁸⁵ но стоит заметить, как автор «письма» пользуется для своей цели 38 правилом Василия Великого. Приведя это правило, которое гласит, что «без воли отца своего последовавши мужеви блудница именуется», автор «письма» спрашивает: «что из сего следует заключить? Если сказать, что это правило положено на сочетанных священником, то Великий Василий священническое венчание, бывшее без воли родителей, ни во что же вменяет, совершившееся блудом именуя, что и подтверждает в книге 4 Севаста Арменопула в послании 3-м святейший Патриарх Михаил, пиша следующее: «иерей некий, видев совокупляющихся чрез волю родителей, сочетав, иерейства да лишится, и сим являет нам, что ничто же есть священническое при браке присутствие и что не от священника зависит его существо и совершение. Если же разуметь, что выше-писанное Василия Великого правило лежит на сочетавающихся без священника, то нам в настоящее время и нужно знать, что при Великом Василии браки совершаемы были без священнического венчания непрекословно, что и утверждаю быть истинною правдою, зря в толковании Иоанна Златоустого на послание апостола Павла к Колоссаем, нравоучение 12, л. 2171, где сей великий столп церковный учит, как браки благолепные составлять и како Христа со ангелы на браки призывать».

Такой-то искусный диалектик вызывал на печатный спор с собою брако-отрицателя Алексея Михеича. Не удивительно после этого, если, не смотря на просьбу автора «письма» отвечать ему «твердыми» доказательствами противного учения, Алексей Михеич молчал, и Голубов во втором номере своего журнала, выпущенном в июле того же 1863 года, должен был жаловаться, что А. М. в ответ на обращенное к нему «письмо», «не много озлобясь за обличение», указал только на все бракоборное общество, заметив: «разве я один такой? Мы все такие». Это дало Голубову повод обратиться теперь с своею речью ко всему бракоборному обществу, преимущественно же «к отцам и наставникам», – тем более, что, по его словам, и первое «письмо, обращенное лицом к А. М., издано было им в пользу всего бракоборного общества».

Была и еще причина, заставившая Голубова написать и издать в свет второе «письмо», обращенное ко «всем дальним и ближним» и названное им «мирным» письмом. Многие из заграничных беспоповцев, находившихся под влиянием своих вожаков-бракоборцев, вместо того, чтобы возражать против оснований, которые были указаны в пользу без священно-словного брака в первом номере «Истины», стали враждовать с своими единоверцами, принявшими учение о браке, провозглашать их еретиками, отступниками от веры, даже антихристами, и, в пылу ревности не по разуму, отделились от них и составили из себя отдельное общество «девственников».

Это-то печальное явление в среде заграничных беспоповцев и заставило главным образом Голубова написать и напечатать во втором номере «Истины» второе «мирное письмо», в котором он с неподдельною теплотой чувства убеждает своих противников не «умышлять презрительного завистливо-убийства на братию», т.е. не делиться на партии, иди «мелкообразные согласия». Объяснив в начале, что первое «письмо» было написано единственно по братской любви к заблуждающим и из страха, «дабы не подлежать от судии налагаемой казни за скрытие в земле таланта благоразумения», Голубов затем самыми разнообразными доводами старается примирить с собою и с своим брачным обществом решившихся отделиться от него бракоборцев, то указывает он на свое с противниками братство «по вере, по крещению, по союзу, я же о Христе, по обрядоисполнению» и по всему другому, то ссылается на опасности, какие могут постигнуть раскольников за их новое разделение, опасности «со стороны правительства, которое видя наши междоусобные брани и нестроения, будет считать (или уже и считает) нас за людей пренеспокойных, неблагонадежных и склонных к раздорам», и со стороны внешних противников раскола, которые, по словам Голубова, «смотря на нашу междоусобную брань, наше православное (?) общество сочтут не могущественным и слабоутвержденным, и будут радоваться, рассчитывая возможность победы, и веселитися, злоумышляя планы и средства к искоренению нас и нашей православной христианской веры», причем Голубов напоминает слова апостола: «аще друг друга угрызаете и снедаете, блюдитеся, да не друг от друга истреблени будете». «Если верим сему, продолжает он, что всякое царство, раздельшееся на ся, запустеет, как не поверить, что и наша православно-христианская церковь, умаленная от внутренних разделений, может пострадать величайший вред и сим дать повод противным к своему истреблению».

Поэтому Голубов «со слезами просил» своих противников «тщательно утверждать мир, а не раздор», и «сшивать разодранную от еретик и лжеучителей Спасову ризу нитями кроткого слово-увещания, а не крутыми поступками и гордыми укоризнами». «Не станем, полагая считать в мелко-образных обычаях достойную причину разделения, замечает он, не будем закона законнейшими и правил правильнейшими. Но если и возродятся между нами какие-нибудь сомнения, будем любовно соединяясь решать их от писания доказательствами в союзе любви, мира и истины, не рвением и завистью преобразующе смысл писания по своим пристрастиям, но пленим всяк разум в послушание Христово, да воцарится между нами любовь, совершенство всех добродетелей». Наконец, чтобы более расположить к единению и миру своих противников, Голубов писал, что общество брачных хотя и убеждено в справедливости учения о необходимости и возможности брака, тем не менее готово согласиться с бракоборцами, если они представят ему резонные основания своего учения о всеобщем безбрачии. «Мы даже сами, если бы сомневались в твердости своих убеждений, мы бы все соединились с вами, во имя соединения разодранной Христовой церкви; впрочем, и теперь не отказываемся, с жадностью того желая, только не оставляя своих истинных убеждений, потому что истине все должно, преклонив главу, покоритися. Истина только своею победою везде и познается. Если ваши доказательства победят наши убеждения, мы сознаем, что у вас истина. Нужно только каждому верному неусыпно стараться, чтобы достигнуть истины, желая церковного соединения, а не раздора».

В то время, как Голубов приготовлял к печати свое второе «письмо», содержание которого мы изложили, им получена была от инока Асафа «длинная епистолия», в ответ на первое «письмо», которое Асаф, как мы уже говорили, принял на свой счет. Содержание этой «епистолии» нам не известно; тем не менее по краткому ответу на нее Голубова, помещенному во 2-м же номере «Истины», можно судить, какое оружие пустил в ход смиренный инок, чтобы победить своих противников. Оставив в стороне те основания, которые указывали брачные в доказательство правильности своего учения о браке, инок Асаф обратил свое внимание на другие пункты их доктрины, которые казались ему ложными, и на основании этих пунктов стал доказывать, что иноки И., Пр. и Н., независимо от учения их о браке, еретики.

Маневр, – достойный слабого противника, и Константин Голубов справедливо заметил в своем «отзыве брако-отрицателю», что Асаф или не понимает сущности спора, или просто только «придирается» к «невинным» инокам. Между тем у Асафа расчет был верный. Отлагая решение неудоборешимого вопроса о браке до будущего времени, он решился подорвать доверие к прусской обители своих учеников указанием на другие пункты её учения, которые направлены были Голубовым против бракоборцев – федосеевцев. Пункты эти состояли из следующих обличений федосеевцам, помещенных в первом «письме»; «яко, забыв Бога, Творца видимым всем и невидимым, исповедуют (федосеевцы) еще диавола быть вторым творцем, некоторые травы и растения сотворшего, и сим уничижают Бога, мысля, яко бы диавол равен есть ему силою, творя тоже, что и Бог; яко повеление Христово, устами апостола Павла произнесенное и св. отцы утвержденное, еже молитися о неверных, отвергая пренебрегают и чрез это противятся Христу и святым Его; яко образу честного и животворящего креста, на коем Христос пострадал и избавил есть нас, не поклоняются, но и ругаются, деревом простым его называя, не имущим дара священия, и только образу Спасителя, на кресте распятого, поклоняются, кресту Его бесчестно ругаясь.»

На эти-то справедливые обличения и напал инок Асаф, признавая требования Голубова – не считать табак, чай и хмель произведениями диавола, молиться за неверных и поклоняться всякому кресту Христову, будет ли он с титлою или без титлы, – еретическими. Чем и как доказывал инок Асаф в своей «епистолии» еретичество указанных обличений, сделанных Голубовым федосеевцам, мы не знаем, так как не имеем под руками его «епистолии»; но в его «Истине», составленной отчасти на основании «епистолии», приводятся следующие основания в защиту федосеевских воззрений. Признавая табак – бесовским, наставники наши, говорит Асаф, «не новое мудрствование вносят, а древнему последуют», и ссылается при этом на патриарха Иосифа, при котором напечатана была книга о вере, где «табака» действительно названа «бесовскою»,⁸⁶ и на расколоучителей – Аввакума, Никиту и других, бывших справщиками книг при патриархе Иосифе, что же касается чая, вина и других, то, по словам Асафа, это – «безместные сласти», которые, по выражению той же книги о вере, «нападут на законопреступных, антихристу пришедшу».⁸⁷ Относительно крестов Асаф говорит от лица бракоборцев, что действительно они не имеют крестов «с титлами», потому что «правоверные люди в русской земле от лет князя Владимира и до нас так содержали крест без надписи таковой» (т.е. I. Н. Ц. I.). Наконец, что касается молитвы за неверных (т.е. за царствующий дом), то смиренный инок замечает об этом следующее: «наслышаны о вашем молении в разном виде; хотя мы и ответствовали на сношении, но несть в печати о сем положить места».⁸⁸ Хорошо, верно, учение, если о нем нельзя и говорить печатно.

Так как все указанные разглагольствования Асафа не относились к вопросу о браке, из-за которого главным образом и поднялись распри и ссоры между заграничными беспоповцами; то Голубову, получившему «епистолию» инока Асафа, не оставалось ничего более, как, повторив кратко основания, на которых брачные утверждали свое учение о молитве за неверных, о кресте и прочее, просить Асафа – или сознаться в справедливости учения о браке инока Павла и его учеников, или «возразить против него твердыми и истинными от писания доказательствами». Так и поступил Голубов в своем «отзыве брако-отрицателю, иноку, который он на печатал во втором номере «Истины» – в ответ на его «длинную епистолию».

Ровно через год после первого номера «Истины» Голубова. т.е. в январе 7372 (1864) года, явилась среди заграничных беспоповцев довольно большая книга, под названием «Истина», только напечатанная не в типографии Гонсеровского, в Иоганнисбурге, а в типографии А. Бермана – в Ясссах.⁸⁹ Эта книга была ответом инока Асафа на обращенное к Алексею Михеичу и принятое Асафом на свой счет «письмо брако-отрицателям» – с учением о без священно-словном браке, напечатанное в первом номере «Истины» Голубова.⁹⁰ Как и следовало ожидать, это первое печатное произведение бракоотрицателей удивило своим появлением в свет брачных. «Не удивительно, что явилась (Истина – Асафа), писал Голубов в пятом номере своей «Истины», но удивительно то, что печатная: ибо до сих пор не решались мало-мальски образованные бракоотрицатели наружно выставлять своего фанатизма истолкования».

Уже из этих слов видно, что «Истина» Асафа была встречена брачными, против которых она была направлена, не ласково. И это понятно. Как ни убедительны, по-видимому, были рассуждения о законности без священно-словного брака разных Голубовых, иноков Павла, Прокопия и других, тем не менее была доля правды, как мы уже прежде говорили,⁹¹ и в учении бракоборцев, отвергавших без священно-словные браки и требовавших для законности брака церковного венчания. Поэтому все примеры и свидетельства, которыми бракоборцы доказывали необходимость для правильности брака священнического благословения и которые инок Асаф постарался сгруппировать в своей «Истине», могли производить на читателей впечатление не в пользу брачных союзов, в которые стали вступать многие из заграничных беспоповцев, следуя учению настоятеля прусской обители и его учеников. И если бы инок Асаф был пограмотнее и посдержаннее в своей полемике, его мнимая «Истина» могла бы сильно повредить влиянию на заграничных раскольников инока Павла и его последователей, как ни желательна была их проповедь беспоповцам, наскучившим развратом. К сожалению ревнителей девства, их «фрунтовой защитник безбрачия» был менее развит, чем его противники, а главное – не отличался спокойствием в суждениях, составляющим главное условие для отыскания истины и для успешной полемики. От того-то в числе положений, против которых Голубову и его сторонникам возражать нельзя было, находится в «Истине» Асафа не мало и таких, при чтении которых невольно чувствуется в душе отвращение к бракоборному расколу.

Чтобы подтвердить наши слова, укажем несколько примеров. Так, например, опровергая вышеприведенное рассуждение Голубова, по поводу 38 правила Василия Великого, Асаф с свойственною ему грубоватостью замечает, что автор «письма», подобно «привязанному на цепи псу, кидается в одну сторону и в другую, дабы возмог сорваться и кого повредить язвою». Из того, что брак, венчанный священником, но без воли родителей брачившихся, великий учитель считает незаконным, выводить заключение в пользу мысли, будто венчание не необходимо для таинства брака, также справедливо, продолжает Асаф, как справедливо было бы утверждать, что и для поставления во священство не необходима епископская хиротония, так как, по правилам, и хиротония, совершенная неправильно, например, «на злате» и т.п., признается незаконною; «таковым рассуждением, замечает Асаф, можно потерять христианство». Запрещают же правила венчать браки, без согласия на то родителей брачущихся, не потому, будто в благословении родителей заключается вся сущность таинства, подобное запрещение не безусловно,⁹² а для того, чтобы этим предотвратить браки в запрещенных степенях родства. Думать же, будто в 38-м правиле Василий Великий разумел браки без священно-словные, как утверждает автор «письма», ссылаясь на св. Златоуста, значит забывать, что тот же св. отец говорит следующее: «не можеши быти девственником, брачися с целомудрием, точию в церкви»; при чем инок Асаф указывал много и других свидетельств св. отца, а равно и других церковных учителей, в пользу той мысли, что в церкви христианской с самых» древних времен брак совершался благословением её пастырей. Не менее удовлетворительно опровергает инок Асаф и разглагольствия автора «письма» по поводу свидетельства Матвея правильника а Севаста Арменопула, доказывая, что под словами: «любо благословением, аще же венчанием, или с записанием» разумеются не разные формы совершения брака, а необходимые условия для правильности одного и того же брака; и венчание при этом имеет главное значение, так как, по словам тех же «правилописцев», «смешение без священнословия блуд есть».⁹³

По этому, имея в виду указанные и подобные им рассуждения инока Асафа, мы не вполне согласны с отзывом, какой сделан об его «Истине» в пятом номере «Истины» Голубова, именно, будто бы в «Истине» Асафа «помещено мудрование безбрачия со всеми его извилистыми стежками и неудобною отвратительностью от закона естества, и от закона благодати, и от истолкования святых отец», будто «в расположении 57 ответов на письмо замечательны беспорядок и совершенное отсутствие логических, равно как и грамматических правил». Правда, безграмотность книги инока Асафа неприятно бросается в глаза, речь его неправильна, рассуждения не всегда строго последовательны, тон сочинения задорный и буйный: но есть в «Истине» и такие страницы, которые с удовольствием можно читать всем, кто не предубежден против церковного венчания брака, и, с неприятным чувством, тем, кто бы решился доказывать правильность брака без священно-словного.

Но если в некоторых «статьях» своей книги инок Асаф является человеком рассудительным и довольно начитанным, за то в тех «ответах», где речь идет вообще о браке, он рисуется изувером, с которым трудно вести спор. Чтобы защитить свое любимое безбрачие, он готов на все, готов Андрея Денисова сравнить с пророком Илиею,⁹⁴ Даниила Викулина ставить на одну доску с митрополитом Фотием,⁹⁵ инока Корнилия величать преподобным и чудотворцем,⁹⁶ пошлые слова протопопа Аввакума приписывать апостолу Павлу,⁹⁷ готов даже доказывать, что женатые, как бы они ни проводили свою жизнь, не могут спастись,⁹⁸ что, по воскресении мертвых, равны ангелам будут только не вступившие в брак,⁹⁹ и потому «насильно» нужно заставлять всех девствовать.¹⁰⁰

На замечание автора «письма», что невольное девство может вести к разврату, к человекоубийству и прочее, инок Асаф просто хохочет и не только не отрицает подобных преступлений в обществе бракоборцев, напротив почти одобряет их и своим цинизмом как бы издевается над Голубовым. «Важная вещь», говорит Асаф, «что у нас блудствуют и умерщвляют»; подобные явления не новость; они бывали и прежде, и в русской церкви и в греческой, и однако же церковь за это не подвергалась нареканию и считалась святою; а наконец и самые правила, наказывающие блуд, человекоубийство и прочее, «положены единственно для таковых исправления грехов, а не для иного чего». «Вы – дерзкие фарисеи, продолжает инок, насмехаясь над брачными, будто бы небывалую вещь людям пред очи представляя, говорите: у них блудодействуют и умерщвляют».¹⁰¹

Точно также инок Асаф не отрицает и того, что наставники федосеевские отлучают от своего общества только тех, кто вступает в брак, т.е. в открытое сожительство; тех же, кои блудят тайно и даже умерщвляют детей, они считают чуть не праведниками, с чем, разумеется, согласен и Асаф. А что мы не клевещем на смиренного инока, а говорим правду, в этом может убедиться читатель, например, из следующего места «Истины» Асафа: «которые между себя взошли под видом супружества, чрез церковный закон, без священных молитв погански», тех «наши пастыри, за блудников считая, отлучают.... а блудников же и блудниц (т.е. тайных) душегубцев, за православных считая, отцы наши принимают; понеже, подражая самому Христу и священным учителем, не отревают людей, которые отцы и матери, отлученные от церкви, как скоро придут в разум и оставят любодейный грех, и будут за православных и безгрешных в церковь приниматься; точно же так которые блудники и блудницы душегубствовали при благочестивых патриархах, приняты были, всяко можете видеть». И затем, приведя слова Зонары, о приеме кающейся блудницы, Асаф продолжает: «от сего можете видеть, когда принимали иереи блудницу и с христианы сообщали, весьма по малом покаянии, или как и Христос блудницу; и сими правилами наставники наши таковых грешниц исправляют и с верными сообщают и, за безгрешных считая, принимают»¹⁰²

Само собою разумеется, что такое бесцеремонное разоблачение язв бракоборного общества много говорило в пользу искренности Асафа, но едва ли могло располагать к этому обществу тех, кто еще не успел заглушить своей совести развратом. А когда Константин Голубов прежде, чем успела распространиться среди заграничных беспоповцев «Истина» Асафа, напечатал в четвертом номере своей «Истины» (в марте 1865 года) новую статью против «брако-отрицателей», в которой мастерски сопоставил учение бракоборцев с учением слова Божия, вопрос о том, где более истины, на стороне ли прусской обители и её последователей, или на стороне инока Асафа и его приверженцев, становился ясным для всякого.¹⁰³

Впрочем и инок Асаф – не такой человек, чтобы мог без борьбы сдаться неприятелю. Поэтому, не ограничившись изданием в свет своей «Истины», он, чрез полгода после этого, сам является среди брачных, вероятно, с целью узнать, какое впечатление произвел на них его печатный труд. После «любовного при собрании собеседования» с брачными, кончившегося, по всей вероятности, не в пользу смиренного инока, «личность Асафа, по выражению Голубова, решилась блеснуть в среде бракоотрицателей, но не возбудила чрезвычайного любопытства». Поняв из этого, что труды его на утверждение безбрачия не могут быть достойно оценены заграничными беспоповцами, находившимися под сильным влиянием инока Павла и его учеников, которые, по словам Асафа, с проповедью о необходимости брака, «обходили грады и веси и домы честных людей»,¹⁰⁴ инок Асаф, по возвращении в Молдавию, решился отправить экземпляры своей «Истины» туда, где, по его мнению, влияние прусской обители на раскольников было слабее, т.е. в Россию. К несчастью его, книги, напечатанные за границей, могут переходить в Россию не иначе, как чрез таможню и цензуру. Тоже случилось, как свидетельствует Голубов, и с «Истиной» инока Асафа. «Все издание, писал Голубов в декабре 1866 года о книге Асафа, ныне в Варшаве на Хмельной улице, в главной таможенной конторе, в числе поимок за 1866 год».¹⁰⁵ Нет нужды говорить, что духовная цензура, на рассмотрение которой был прислан один экземпляр «Истины» Асафа, нашла не удобным разрешить появление этого сочинения в пределах России,¹⁰⁶ и этим наносился новый удар пропаганде «фрунтового защитника безбрачия».

Впрочем, такая неудача не обескуражила совершенно рьяного защитника учения о всеобщем безбрачии. Асаф, по-прежнему, продолжал учить, «яко женатый разженись, а не женатый не женись». А когда из типографии Гонсеровского вышел «Сборник сочинений о браках разных ревностных мужей», в котором уже не отдельными статьями, а целым рядом сочинений доказывались необходимость брачной жизни и правильность без священно-словных браков, Асаф снова взялся за перо, чтобы защитить свою доктрину. И вот в 1865 году (7373 лета), из той же типографии Бермана, в Яссах, выходит огромный печатный лист, разделенный, вероятно, по подражанию «Истине» Голубова, на два номера, в котором помещено два «письма к приемлющим без священно-словные браки», за подписью И. Ио-фа и И. Леднева.¹⁰⁷

В первом из этих писем инок Асаф обращается к инокам Павлу и Прокопию со слезною просьбою, «не раздирать церкви» (т.е. беспоповщинского общества) и делает общий отзыв о «Сборнике сочинений о браках»; во втором опровергает некоторые частные примеры и свидетельства, которыми авторы сочинений, помещенных в «Сборнике», старались доказать правильность без священно-словных браков. Не входя в подробное изложение содержания указанных «писем»,¹⁰⁸ мы укажем только главные мысли, в них содержащиеся и имеющие ближайшее отношение к нашему предмету. Сказав в начале первого «письма», что бракоборцы содержат «не своя, но древняя святых предания и прародителей и отец содержание наблюдают», что слово Божие, источник всякого истинного знания, удобопонятно не для всякого, так что самые мудрые иногда впадают в заблуждения, детям же неразумным открываются тайны, указав затем некоторые свидетельства св. отцов в пользу той мысли, что тайна брака неразрывно связана с таинством евхаристии, так что, где нет последнего, там не может быть и первой, приведя далее множество свидетельств в подтверждение того, будто ныне – последние времена мира и антихрист повсюду истребил «жертву вседневную», Асаф обращается затем к инокам Павлу и Прокопию со следующею речью: «прежде, чем приступил я к рассмотрению священного сказания, чтобы удостовериться, в котором из них можно получить все, что для спасения существует, искренно желаю, чтобы все предложения мои соответствовали вашему спасению и прошу не оставить их в забвении; вы навсегда соединитесь с православным (т.е. федосеевским) обществом, в котором существует благословение Божие. О милые отцы! если бы вы могли знать в моем сердце, как порадовало бы меня ваше обращение в недра матери своея; я все еще смотрю на вас с живейшим удовольствием и не знаю, примете ли мою искреннюю ответственность, которую мы сопровождаем; вы желаете нам всех возможных благ, но единого точию не достает, к крайнему моему сокрушению, почто не с нами. Ибо кроме Ноева ковчега вси во истоплении быша, котории жизнь роскошную любиша. О столь священный день той был, в который Ной с сыновьями в ковчеге был. Да, бесценные отцы, любовью и благодарностью к вам постоянно исполнено было бы мое сердце, точно также, как при возвращении Ноевой голубицы, особенно же при таком мирном потопе. Уже довольно поздно; скоро услышим глас в нощи, и только огни, здесь мелькающие, показывают, что есть еще люди, которые не предавались сну. Да, в этом прискорбном для души моей состоянии примите мою искреннюю любовь; как желал бы я делами моими в миротворение привести вас за прежнюю ко мне любовь; но я ничего еще не могу сделать, как только умолять Всесильного Творца о вашем обращении к отеческим завещаниям, а вы о ином ни о чем же тщания не имеете, но точию порок и поругание христианской чести прилагаете и мятеж на церковь приводите».

Читая эту тираду, дивишься и не понимаешь, что за превращение совершилось с смиренным иноком, который в 1864 году в своей «Истине» называл иноков Павла и Прокопия не иначе, как отступниками, раскольниками, заблудшими, еретиками, идолопоклонниками, облекшимися во образ Веельзевула, антихристами, зараженными «сластьми житейскими – тщеславием, сребролюбием, сластолюбием и граблением», для которых прилично одно место – «преисподний ад»,¹⁰⁹ а теперь в 1865 году величает их «милыми, бесценными отцами», правда, заблуждающимися, но не неспособными и обратиться к истине. Видно, «умильные увещания», которыми отвечали брачные на брань бракоборцев и которые, вероятно, предложены были и самому иноку Асану, во время «любовного при собрании собеседования» с ним, подействовали и на «фрунтового» защитника безбрачия и убедили его в справедливости изречения: «ты сердишься, значит, не прав». Как бы, впрочем, ни было, только в «письмах Асафа к приемлющим без священно-словные браки» заметно более сдержанности, чем в его «Истине»; хотя по местам темперамент смиренного инока берет свое и Асаф начинает острить и язвить.

Так, приведя слова издателей «Сборника» о том, что они решились напечатать прежде написанные сочинения о браке для того «да не забвена будет оных мужей ревность и труды», инок Асаф замечает: «но однако не положили самую ту ревность их, которую они написали в рукописях»; а эта ревность состояла в следующих выражениях: «какая в тех слепота и мрак, кто исповедует быть браку от венцов и молитв; поди прочь, гнусное невежество и подлое суеверие»; или: «кто может брак молитвами иерейскими совершению устроить, как вероломные люди и бешеные всех простаков уверяли, якобы может, то преподать; и около налоя хождение в долгих с шумом распевах, как содомские отрывки, воображают в своих головах... а то суть суеверный чин и венчание, что производится с круженем и криком и великолепными минами»... Чтобы понять всю ядовитость, с какою инок Асаф приводить указанные изречения, нужно обратить внимание на то, что в числе сочинений, напечатанных в «Сборнике», есть и произведения Павла Любопытного, А этот защитник без священно-словных браков, как мы уже видели прежде,¹¹⁰ вследствие своего кипучего характера и по пристрастью к напыщенной, витиеватой речи, часто увлекался и вдавался в крайности, доказывая, например, что венчание не только не составляет необходимого условия для правильного брака, но есть не более, как произведение политики, придуманное для одной невежественной толпы.

Подобные выражения, находящиеся, например, в «брачном врачевстве» Любопытного, издатели «Сборника» благоразумно опустили, но не хотел оставить их без внимания Асаф; указанием на подобные крайности он хотел подорвать в своих учениках доверие к самому учению о браке и вместе поглумиться над издателями «Сборника», признавшими «ревностным мужем, о правде боровшимся», и такого писателя, каким был Любопытный. Поэтому, сделав вышеприведенные выписки из рукописного «брачного врачевства», Асаф тотчас же замечает: «заметь, любезный читателю, учительные плоды брачных, как божественное и церковное пение шумом и криком назваша, чин церковный, около налоя хождение – содомским отрывком, гнусным невежеством и суеверным чином порекоша».

А чтобы окончательно поразить своих противников, инок Асаф говорит, что и нынешние учители брачные тоже проповедуют, хотя и в более мягких выражениях: «яже и вы, отче Павле, замечает Асаф, за едино мудрствуете с еретиками сими и отвергли священный брак законный; в печатном письме о любви¹¹¹вы глаголите: ничто же есть священническое при браке присутствие и что не от священника зависит его существо и совершение.... И еще из брачных учителей, продолжает язвить Асаф, под покровом иноческого смирения, проявившийся в Формосах (т.е. в Молдавии) с сицевым мнением, якобы св. отцы не разумели, яже нам предаша. И предлагает сей учитель Лев Ермолаев, глаголя: нам открыл Бог, и по своему мнению истолкование апокалипсис Иоанна Богослова, многие слова положены противные священному писанию, церковь Хистову (т.е. федосеевское общество) запустением и вавилонскою блудницею истолковал, орла вывел на антихриста, а в списках скорописных признал Павла¹¹² и Игнатия¹¹³ лживыми пророками и положил лета 7164 (т.е. 1656 г.), а Андрея (т.е. Денисова) и Федосия¹¹⁴ – единого змием, а другого зверем написал быти в лето 7220 (т. с. 1712 г); таковые плоды учителей брачных, с иронией замечает Асаф, постигли церковь Христову».¹¹⁵ Мы не знаем, доходили ль на самом деле некоторые из заграничных беспоповцев, принимавших учение о браке, до тех крайностей в своей полемике с бракоборцами, какие указывает инок Асаф, но если в словах его нет преувеличения, в таким случае нельзя не пожалеть о том, что в числе сторонников инока Павла находились и такие неумеренные ревнители брака, которые своими крайностями могли только вредить его учению.¹¹⁶

Что же касается самых возражений инока Асафа против некоторых положений, которые приведены были в «Сборнике сочинений о браках» в подтверждение мысли, будто брак может быть законно совершен и без священнического венчания, то в них нет ничего нового сравнительно с тем, что сказано было об этом предмете Асафом в его «Истине» и что, вообще, говорят в защиту своего безбрачия бракоборцы. Церковь, в случае нужды, может оставаться при двух таинствах: крещении и покаянии, без которых «несть леть спасение получити» и которые может совершить и мирянин; прочие же пять таинств «неосвященному лицу строити не можно, кроме епископа и иерея», вот общая мысль, которая служит для Асафа путеводною нитью во всех его рассуждениях. Значит, позволять «простецу быть строителем шестой тайны» можно только на основании «етропологических еллинского образования фигур», которые способны «истину на ложь обращать» и в пристрастии, к которым упрекает Асаф издателей «Сборника» и «епистолий», но не на основании «божественного писания», которое говорит, что браки в христианской церкви от самых времен апостольских совершались и должны совершаться «со священнословием».

Касательно указания на брак Товии, заключенный без священника «спомоществованием ангела Рафаила», Асаф замечает, что то – брак ветхозаветный. «Моисейский», а у нас речь идет о браке «новоблагодатного закона». А в Новом Завете «святые ангелы» хотя и совершали некоторые таинства, например, крещение, но не иначе, как «при иереях»; впрочем, прибавляет Асаф, и «в ветсем законе никтоже дерзну неосвящен строити тайны».¹¹⁷ Брак же в Кане Галилейской благословил сам Христос, иерей вечных благ; хотя присутствовавшие на этом браке и «не знали, что у них присутствовал Бог, Царь славы, иерей вечных благ; но мы знаем, кто благословил брак в Капе-галилейской».

В заключение Асаф, воспользовавшись некоторыми противоречивыми свидетельствами «Сборника» о том, с которого собственно времени учрежден чин венчания брака, и некоторыми общими выражениями, в роде: «по всем странам восточным браки совершались кроме молитв иерейских», обращается к издателям его с следующею полунасмешливою речью: «несправедливость вашу можно видеть и из самых ваших предложений, будто бы четыре столетия браки кроме священнословия состоялись, и еще 692 лета без священнословия венчального составлялись, и что, де, всего числа 1092 лета. Но выше сами определили, на листе 71 об., что венчание учреждено в закон девятого столетия по Христе, а на 110 листу глаголите, яко бы в одиннадцатом столетии заставили политические обстоятельства Алексея Комнина ограничить браки венчанием. Из сего видать, что вы и сами не знаете. И являет еще неоспоримость вашей мнимой истины совсем неопределительну, указующе нам восток, запад и север: но вам нужно бы было определить, какой земли, а без сего мы и так знаем: где солнце восходит, там – восток, а куда заходит, тамо – запад, а север узнается посредством востока с правой стороны. Но святая церковь и прежде Алексея Комнина всегда смотрела на христианский брак, как на таинство, и совершение брака священническим благословением и венчанием с самого апостольского времени везде признавала за правило церковное. Выше это совершенно ясно видели мы из свидетельств священномученика Игнатия (т.е. богоносца) и св. Василия Амасийского и Василия Великого, и Златоуста, Амвросия и Тимофея Александрийского, св. Никифора исповедника и митрополита московского Макария и прочих свидетельств от учителей церкви того времени. А браки, заключавшиеся без ея благословения, она называла незаконными, делом неподобнейшим и поруганием закону Божиему».

Нет сомнения, что свидетельства указанных отцов и учителей церкви, которые действительно приведены Асафом во втором номере его листка, могли много препятствовать распространению учения о без священно-словном браке среди тех беспоповцев, в чьи руки попадали печатные труды «фрунтового» защитника безбрачия. А после этого нет ничего удивительного в том, что, не смотря на неустанную устную и письменную проповедь инока Павла и его учеников о необходимости брака, и до настоящего времени остается в Пруссии¹¹⁸ не мало беспоповцев, которые отвергают брачную жизнь.¹¹⁹ По свидетельству того же Асафа,¹²⁰ всего менее склоняли слух свой к проповеди Павла и его учеников «девицы безбрачныя». «Не можете, с торжеством писал Асаф, обращая речь свою к иноку Прокопию, в свое отступническое сословие безбрачных девиц приобресть, дабы вашего блуда под видом брака сердца успокоили». Асаф, с свойственною ему бесцеремонностью, объясняет и причину такого странного явления. Она заключалась в том «правиле», по которому наставники федосеевские «блудниц весьма по малом покаянии с верными сообщали и, за безгрешных считая, принимали». Другими словами, заграничным федосеевкам больше нравился ничем не стесняемый разврат, чем узы, более или менее правильной, семейной жизни.

Другая причина мало успешности проповеди о браке заключалась в том, что инок Павел, ища истины, входил иногда в собеседование о вере с лицами других толков и даже с лицами православного исповедании, нередко высоко поставленными.¹²¹ Это казалось неразумным ревнителям старины нетвердостью Павла в вере, чуть не изменою ей, и заставляло их недоверчиво относиться и к его проповеди о браке.¹²² Так, когда пришло к заграничным раскольникам известие, что инок Павел, в бытность свою в Москве (в 1865 году), был в Чудовом монастыре и беседовал здесь с Пафнутием, бывшим епископом коломенским (раскольническим), а ныне – православным иеромонахом,¹²³ заграничные бракоборцы закричали, обращаясь к брачным: «вот ваш Павел дружится с отступниками, они и его подловят; зачем ему ходить туда (т.е. в Чудов монастыре)? Чего искать там»? Эти возгласы бракоборцев не мало смущали последователей инока Павла и, уже только по получении заграничными раскольниками № 208 Московских Ведомостей за 1866 год, в котором беспоповцы, отвергающие брак, отнесены были к числу вредных сектантов, не имеющих права на терпимость со стороны правительства, возгласы бракоборцев стали стихать, а «новоженское брачное общество получило сильный вес».¹²⁴

К сожалению, такой порядок вещей продолжался не долго. Скоро среди заграничных раскольников разнесся слух о намерении инока Павла присоединиться к св. церкви; в январе 1867 года Павел совсем оставил Пруссию и отправился в Россию. В это время, по свидетельству Голубова, «задумало восторжествовать» над его последователями «бракоборство феодосианское Свигнайского прихода, и начали ревнители безбрачия повсеместно распускать ложные слухи о сребролюбии Павловом и женонеистовстве, яко бы плотолюбие безмерное угнало его в церковь, разрешающую иноческие обеты».¹²⁵

К радости заграничных раскольников, принявших учение прусской обители о необходимости брака, обстоятельства скоро опровергли эти нелепые толки бракоборцев. 25 февраля 1868 года Панель присоединился к св. церкви и остался по-прежнему смиренным иноком, а ныне он уже игумен Никольского единоверческого монастыря в Москве. Что чувствовали, узнав об этой новости, заграничные бракоборцы, упрекавшие о. Павла в «женонеистовстве», мы не знаем, но можем представить себе их ужас, негодование, стыд и унижение, когда по всему раскольничьему миру разнеслась весть, что инок Асаф, этот «фрунтовой» защитник безбрачия, за которым они шли, как овцы за пастырем, упрекавший Павла и его учеников, проповедовавших необходимость брачной жизни, в «сластолюбии» и других пороках, писавший в защиту девственной жизни свои «Истины», сам недавно бросил монашеский клобук, обзавелся подругой жизни и тем самым показал всему бракоборному расколу, что нет истины в его «Истинах». Какими последствиями для заграничных бракоборцев отзовется этот скандал, учиненный иноком Асафом, это покажет время.