Достоевский – всечеловек

С какой бы стороны мы ни приближались к Достоевскому, во всем вселенная его бескрайня, горизонты его бесконечны. Многосторонность его гения поразительна. Кажется, что Верховное Существо взяло идеи из всех миров и посеяло их в одной человеческой душе, и так появился Достоевский. В полной своей личности он – и пророк, и мученик, и апостол, и поэт, и философ. Он принадлежит всем мирам и всем людям, ибо он как всечеловек необъятен и неисчерпаем. Этот человек – для всех всечеловек и всем он родной: родной сербам, родной болгарам, родной грекам, родной французам, родной он всем людям на всех континентах. Он – в каждом из нас, и каждый из нас может найти себя в нем. Своим всечеловеческим сопереживанием и любовью он родной всем людям. Ничто человеческое ему не чуждо, и каждый человек ему дорог. Если это преступник, то он найдет в нем понимание, если это страждущий, то в нем найдет отдохновение, если это мученик, то в нем он отыщет заступника, если это отчаявшийся, то в нем он утешится, если это бедняк, то он примет его в свои объятия, если неверующий, то он будет ему благим наставником, если верующий, то в нем он обрящет чудесную апологию веры.

Но всечеловеку Достоевскому и все Божие не чуждо, тем паче не чуждо, если это Божие дано и явлено в Личности Богочеловека Христа. Ибо в своем беспредельном веровании во Христа он познал всю Его тайну и в своей бескрайней любви к Нему соделал все Его Божественные добродетели своими. А поэтому человеку, всякому человеку, и самому плохому, и самому хорошему, Достоевский может дать все, что ему необходимо для нравственного самосовершенствования, вплоть до богочеловеческого совершенства. Путь, который прошел Достоевский за время своей земной жизни, можно считать самым длинным, редко выпадающим на долю человеческого существа на этой планете. Диапазон его мыслей, чувств, намерений и стремлений настолько велик, что может быть свойственен только всечеловеку. Действительно, все, что может человек в жизни пережить, Достоевский пережил в невиданном масштабе, притом невероятно остро и значимо. На поле брани его сердца и ума долго сражались диавол с Богом, пока наконец окончательно не победил Он – чудесный Бог и Господь – Богочеловек Христос. Все остальное, человеческое и диавольское, навсегда пало. И только одно осталось непобежденным в этой борьбе: он – всечеловек, и его неизменный идеал – Богочеловек.

* * *

Достоевский – пророк, ибо он всечеловек. Всю свою жизнь он пророчествовал о Богочеловеке и о преображении человека с помощью Богочеловека. Как пророк и ясновидец, он всечеловеческое зло и человеческое добро свел к их праистокам: зло – к диаволу, добро – к Богу, ибо отличительное свойство пророка – с высот вечности смотреть на мир и на человека в мире, размышлять умом Божиим о мире, возвещать домостроительство Божие в мире, быть соработником Бога на земле. Одаренный пророческим вдохновением и ясновидением Достоевский споспешествовал человеку на всех путях его: он во всех делах земных видел существование двух вечных движущих сил: силу от Бога и силу от диавола. А человек – между ними. Силою художественной прозорливости он угадал и распознал, что Бог и диавол – самые главные творцы и вершители судеб в наших человеческих мирах. Человек по самой природе своего естества не может жить без них, не может не зависеть от них, ибо они составляют, окружают и исполняют собою все сферы и атмосферы, в коих человеческий дух живет и движется.

* * *

Достоевский – мученик, ибо он всечеловек. Нет такой муки человеческого духа, которой бы он искренне не мучился. Редко кто так мучился тайной человека и мира и тайной Бога и диавола, как мучился Достоевский. В этом отношении разве что Иов и Соломон могут с ним сравниться. Разве не мученик он, когда совесть его так сильно страдала над человеческим злом и добром, над человеческими преступлением и наказанием? Воистину, он – мученик, ибо мучился он возвышающим его страданием, чтобы и нам осветить дорогу на наших мрачных путях жизни. Мученик он, тысячу раз мученик, ибо душу свою разрывал и полагал, защищая Христа как самую высшую ценность во всех мирах. Из-за этого он был презираем, его высмеивали. Настоящий мученик он, ибо как своей собственной мукой мучился он и преступлением преступника, и отчаянием отчаявшегося, и страданием страждущего, и безверием безбожника. Более того, он мучился страданиями детей как никто до и после него. И это все – одного ради: научить нас через страдания становиться лучше, стать настоящими людьми.

* * *

Достоевский – апостол, ибо он – всечеловек. В новейшее время никто так, как он, не свидетельствовал о Богочеловеке Христе. В течение веков не было человека, который с такой силой исповедовал, что Богочеловек есть все и вся для человека во всех мирах. Трагедия человека окончательна и безнадежна, если его не возродит и не преобразит Богочеловек. Достоевский – апостол в своей безграничной вере во Христа, в своем евангельском сострадании к людям, в своей всечеловеческой любви ко всей твари Божьей. Разве не апостол тот, кто, ведомый Божественным вдохновением, опаленный Божественным пламенем, просвещенный Божественным светом, вдохновлял, опалял и просвещал людские сердца Христовым светом? Да, да, без сомнения, он – апостол, ибо все ценности неба и земли он сводил ко Христу и изводил из Христа. Притом настолько, что предпочитал Христа истине, если бы ему даже с математической точностью доказали, что истина вне Христа! Он – апостол, ибо как-то незаметно, чудотворным образом вселяет чудесного Христа в наши души, делает Его современным нам, близким, родным. И мы в блаженной радости сердца нашего, в умилении и восторге плачем подле Него, радуемся, что Он вспомнил о нас, что пришел к нам, что прикоснулся к сердцам нашим, что Он здесь, среди нас, благой и кроткий, милостивый и сострадающий. Он – тихий и нежный, и в то же время бесконечно возвышенный и возвышающий нас Иисус...

* * *

Достоевский – поэт, ибо он всечеловек. Трагедию человеческого существа он воспел как никто другой. Ад Данте – это почти что рай в сравнении с преисподней, которую обнаружил в человеческой душе Достоевский и описал ее. И тут, на недосягаемых высотах людской трагедии, боли, возвышающих человека, сродни ему только Иов и Соломон. Не поэт ли тот, кто по своей человеческой отзывчивости так потрясающе сильно прочувствовал и воспел драму людских миров? Ощутил и воспел сильнее самого Шекспира; более сильно и более надрывно. Без сомнения, Достоевский – поэт, притом всечеловеческий поэт, ибо никто в нашем человеческом мире так проникновенно не рассказал о страдании человека, о его тоске, о его отчаянии и о его радости, вере, любви, но, прежде всего и более всего, он сказал о значимости Бога для человека и диавола для человека. Воистину он – поэт, ибо никто до него так отчетливо не распознал чудовищную и ужасающую апологию диавола и никто так не воспел гимна Богу и Богочеловеку, как он, так удивительно величаво.

* * *

Достоевский – философ, ибо он всечеловек. Самые абстрактные метафизические проблемы он свел к проблемам реальным, жизненным, приблизил их, сделал их человеческими. И он показал, что эти проблемы присущи каждому из нас, каждый из нас их так или иначе решает, решает постоянно, каждый день. Достоевский научил нас тому, что каждый из нас философ уже в силу того, что мы – люди. Разве не философ Достоевский, когда самые тяжелые, «проклятые проблемы» человеческого сознания он решает по-новому, как никто до него не решал? Не философ ли он, если своей мыслью сумел охватить и Божественные, и человеческие, и демонические миры, распознать их суть и смысл. Без сомнения, это даровитый философ, ибо он создал демонологию и теодицею, которым нет равных в философии рода людского. Более того, он философ пророческого духа, мученического опыта и поэтической одаренности.

* * *

Мы, люди, живем в мире двойственной реальности: физической и духовной. Что такое физическая реальность? – Материя. А что такое материя? Сегодня есть физики, которые утверждают, что материи по сути не существует, существуют только нематериальные праэлектроны и фотоны. А духовная реальность, что это? – Душа. А что такое душа? Это то, что непосредственно вложено в наше естество, то, что не поддается определению ни по сути, ни по форме. Но тогда, рассматривая материю и душу как непосредственные реальности, не принимаем ли мы привидения за реальность? Как бы нам ни хотелось свидетельствовать о реальности материи и духа, наша человеческая мысль и наши человеческие ощущения говорят об одном, только об одном: и материя, и дух сотканы из чего-то, что напоминает тень и сон. И все то, что мы называем вещами, происходит из той же материи, что и сон: все есть тень, все есть сон. И этот наш земной мир в своей реальности похож на сон, который нам снится. И мы, люди, часть этого космического сна, движемся в этом мире, как тени между тенями, как привидения среди привидений, как призраки среди призраков.

Но человеческая мысль, чья природа более фантастична, нежели сама природа сна, без устали вопрошает: что делает материю и душу реальностью? И материю, и душу делает реальностью только всемогущий Творец всех реальностей – Бог Логос. Это – евангельский ответ человеческой мысли, это единственный ответ, несущий благую весть человеку. Все, что существует, реально настолько, насколько в нем присутствует логосная сила. Реальность по сути есть не что иное, как логосность. Ибо то, что делает природу природой и человека человеком, душу душой и материю материей, небо небом и землю землей, жизнь жизнью и естество естеством – это логосность.

«Слово стало плотию» (Ин.1:14), – эти три слова содержат в себе целокупное евангелие Божественного и человеческого реализма. Только с воплощением Бога Логоса люди познали настоящую, непреходящую, вечную реальность. До воплощения люди действительно были привидениями. После воплощения во всем людском начинает присутствовать Божественная реальность. И каждый человек настолько реален, насколько воссоединил себя с воплощенным Богом Логосом. А это значит: насколько укоренился в Теле Богочеловека Христа, которое есть Церковь. Церковь как Тело Бога Логоса, по сути, единственно настоящая и непреходящая реальность в этом преходящем мире.

С пророческим вдохновением и с апостольским прозрением Достоевский ощутил всю бесконечную важность воплотившегося Бога Логоса для нашего земного мира. Это насущная и самая главная реальность и основа всякой существующей реальности. Достоевский говорит, что условие – sine quo non – существования всего мира содержится в этих словах: «Слово бысть тело». Все ценности неба и земли Достоевский находит в воплощенном Логосе, а потому и говорит: все заключается в том, что Логос воистину стал телом. В этом – вся вера и все утешение человечества, утешение, от которого оно никогда не откажется.

Явление Бога Логоса в Личности Богочеловека Христа ясно свидетельствует, что в этом мире Бог – единственная истинная реальность, а человек реален настолько, насколько сумеет воплотить в себе Бога Логоса. Своими делами и учением Богочеловек убедительно показывает и доказывает, что в мире имеются, в сущности, две реальности: Бог и человек. А между Богом и человеком находятся все остальные реальности. Но различить эти реальности возможно только в свете наивысшей реальности – Бога. Отход от этой Реальности повергает мысль в псевдореальность, в не-реальность, во вне-бытие. Самая полная и самая страшная псевдореальность – сатана, ибо в нем самое страшное отпадение, отрыв, самая большая удаленность от Бога.

Для славянского всечеловека Достоевского Бог – самая главная и самая близкая реальность. Для его героев существует только одна мука – Бог. «Только Бог меня мучит» – таково их общее исповедание. Если Бога нет, то тогда все – диавольский хаос, бессмыслица и глупость, тогда «все на абсурде почиет».

Другая реальность, самая большая после Бога – человек, его бессмертная душа, его личность. Если Бог – первая реальность, то бессмертие души человека – вторая реальность. Бессмертие души так же логично и естественно, как и существование Бога. Для славянского пророка Достоевского бессмертие души – главный источник всех вечных ценностей для человека. Более того: «Идея о бессмертности и есть сама жизнь, живая жизнь, его завершающая формула и главный источник истины и правильного сознания для человечества». Без бессмертия души человеческая жизнь не имела бы никакого смысла и оправдания. Только из веры в бессмертие души проистекает весь высший смысл и значимость жизни.

Славянский апостол бессмертия человеческой души не может представить человека без Бога. Человек существует потому, что существует Бог. Если нет Бога, то человек не смог бы появиться. «Личное бессмертие и Бог – одна и та же идентичная идея», – говорит Достоевский. «Если Бог есть, то я бессмертен», – по праву утверждает он. Поэтому для него самое главное на земле – веровать в Богочеловека Христа и в жизнь за гробом.

Именно потому, что Достоевский является пророком и апостолом Бога и бессмертия души, именно поэтому он с редкостной проницательностью ощутил и доказал присутствие в мире существа противоположного Богу и человеку – диавола. В его антигероях сильно ощущается смрадное дыхание диавольского злоумия. Нет на земле другого такого писателя, чьи герои, поборники атеизма и анархизма, с такой настойчивостью и ясно являли бы в себе живое присутствие диавола, все их идеи и дела исполнены диавольского духа. Как никто до него, Достоевский с неподражаемой гениальностью показывает, как диавол страшен в своей реальности и в своем лукавстве. Во всем и по всему он – анти-Бог и анти-человек.

Все миры Достоевского во всех формах своего существования свидетельствуют о том, что есть диавол, есть Бог, есть бессмертие души. Для человеческого сознания и Бог, и диавол суть первичные реальности, ибо таинственным образом пронизывают собою природу человека. В мире земных событий, истории, диавол ни через кого, ни через что так ясно и действенно не обнаруживает себя и не оправдывает своего существования, как через человека, так же точно, как и Бог. И Достоевский доказывает его присутствие, с одной стороны, своей демонологией, а с другой стороны, своей теодицеей.

По своей природе человек богоцентричен, а по своей воле часто бывает диаволоцентричен. Мучаясь, как Иов, проблемой человека, Достоевский распознал, что проблема человека по сути – это проблема Бога и диавола, и проблема человека не может быть правильно и окончательно решена, если не разрешится проблема Бога и диавола. Это особенно чувствуется, когда проходишь через преисподнюю, чистилище и через рай православного Данте – Достоевского. Жизнь человека как бы распята между диаволом и Богом. Каждый человек, в силу своего человеческого естества распинаемый на этом древе, проживает жизнь как опасную драму своего земного существования. Каждая мысль и каждое чувство, всякое желание и всякое действие приближают человека к Богу либо к диаволу. Хочет он того или нет, но он или с Богом, или с диаволом, ибо третьего не дано.

Всякий человек, проходя подвиг своей жизни на земле, созидает или свою демонологию, или свою теодицею. Свою демонологию человек создает тогда, когда своими грехами и злом подражает диаволу и оправдывает его, осуществляя лукавый и пагубный диавольский план относительно человека и мира. А свою теодицею человек созидает своими добродетелями и борьбой, возвеличивает и оправдывает Бога, воплощая в жизнь Его мудрое и спасительное домостроительство. Другими словами, следуя путями непогрешимого человека, человекобога, человек утверждает в жизни диавола и создает свою демонологию, а следуя путями евангельского человека, Богочеловека, он утверждает Бога и созидает свою теодицею.

Достоевский создал свою демонологию, когда был с сатаной-искусителем, и создал свою теодицею, когда стал со Христом и остался с Ним навеки. В своей демонологии он самым убедительным образом показал, что тайна всех идеологов и творцов человекобога и сверхчеловека – диавол. В своей же теодицее он по-апостольски сильно и неопровержимо доказал, что тайна всех идеологов и творцов настоящего человека, христоподобного всечеловека – Богочеловек Христос. Как чуткий тайнозритель и пророк, он распознал, что главные, хотя и невидимые движущие силы во всех устремлениях современного человека – личных, социальных и народных – сосредоточены либо во Христе, либо в диаволе.

В новейшее время лукавый искуситель рода людского никого так не соблазнял и так не искушал, как Достоевского. За время этих искушений Достоевский погружался в ужасающие бездны преисподней, показал апокалиптические «глубины сатанинские» (Откр.2:24) как никто другой, создал такую демонологию, которая ранее и не представлялась уму человеческому. Даже демонология Ницше в сравнении с ней – это как будто чтение по слогам первоклассника. Его демонология настолько невиданно устрашающа и убийственно ужасающа, что Достоевского по праву можно назвать апокалиптическим именем – «царь... бездны... Аваддон» (Откр.9:11). Силой своего духа он отверз все адские бездны, и из них повалил такой дым, от которого померкли и солнце, и небо над человеком.

Только Христовы люди, подобные апостолу Павлу, знают, что сатана мыслит, ибо им «не безызвестны его умыслы» (2Кор.2:11), его идеи, его философия. К таким людям надо, прежде всего, отнести Достоевского. Он глубоко погрузился в психологию сатаны, проанализировал природу этого первого критика творения Божьего мира и создал Бунт⁵⁶⁰, которого мир еще не видел. Но великий знаток бездн сатанинских, бесстрашный мятежник против Бога и мира на своем личном опыте постиг, что человеческая природа не может снести богохульства и бунта против Бога и Его творения. В адских муках своего духа он всем существом ощутил, что от сатанинского ужаса его может спасти только одно – только пресветлый, чудесный и чудотворный Лик Богочеловека Христа.

Самый великий мятежник рода человеческого не смог вынести своего собственного бунта, но, гонимый некоей внутренней силой своего сердца, смирился пред благим и кротким Господом Иисусом. Через преисподнюю скепсиса, сомнений, отрицания и неверия прошел Достоевский, пока не уверовал во Христа как в Бога и в Господа. Да, он воистину мученически и отважно боролся, пока не обрел свою веру во Христа. Поэтому уже в конце своей жизни он с болью и гневом писал: «...Дразнили меня необразованностью и ретроградною верою в Бога. Этим олухам и не снилось такой силы отрицание Бога, какое положено в Инквизиторе и в предшествовавшей главе. Не как дурак же (фанатик) я верую в Бога. И эти хотели меня учить и смеялись над моим неразвитием! Да их глупой природе и не снилось такой силы отрицание, какое перешел я...»⁵⁶¹ Иван – глубок. Он не из тех современных атеистов, которые своим безверием доказывают только лишь ограниченность своего мировоззрения и тупость своего малого ума. «В Европе такой силы атеистических выражений нет и не было. Стало быть, не как мальчик же я верую во Христа и Его исповедую, а через большое горнило сомнений моя осанна прошла, как говорит у меня в том же романе черт»⁵⁶².

Достоевский, невиданный атеист и страстный богоборец, мог спастись и спасся только таким всесовершенным и всемилостивым Богом, каким является Христос. Чарующий Лик Христов наполнил всю его душу, и он стал в новейшее время самым прозорливым пророком и самым красноречивым апостолом Лика Христова. Внимая его вдохновенным словам о Христе, человек говорит самому себе: да, воистину Лик Христов – единственный свет во всем мраке, в котором может пребывать род людской, единственный исход из всех смертей, единственное утешение во всех страданиях, единственный путь для всех заблудших. «На земле же воистину мы как бы блуждаем, – пишет Достоевский, – и не было бы драгоценного Христова образа пред нами, то погибли бы мы и заблудились совсем, как род человеческий пред потопом».

«В предсмертных записках Достоевского, – говорит Сергей Булгаков, – находится одна, на которой написано: «Написать книгу об Иисусе Христе». Мы не знаем, написал ли бы он такую книгу, но в некотором смысле все его книги, в особенности, написанные в последние годы, о Христе: во всех этих книгах Он – настоящий, хотя и невидимый центр, а иногда Он и явно появляется. Самый большой триумф гения Достоевского состоит именно в том, что он сумел в своих произведениях показать и сделать так, что мы ощущаем живого Христа, он ввел Его к нам, научил нас полюбить Его»⁵⁶³.

Достоевский, который так подвижнически и мученически обожал Господа Христа, настолько был пронизан Его светом, что сам источал этот свет, особенно в последние дни своей жизни. Один из его близких приятелей Н. Страхов говорит, что Достоевский в последние годы своей жизни особенно был похож на подвижника, полного кротости и благости⁵⁶⁴. А по словам Воге: «Лицо Достоевского во всякое время, за исключением того, когда он был возбужден, излучало трогательную и благую кротость, какую можно видеть на иконах старых славянских святителей»⁵⁶⁵.

Достоевский убежден, что только люди с нечистым сердцем и с помраченным умом, состоящие в некоем интеллектуальном союзе с диаволом, могут отрицать, что Христос – единственный Спаситель мира и человека. Он утверждает, что те, кто отрекается от Христа, совсем Его не знают⁵⁶⁶. Ибо невозможно знать Христа и не полюбить Его. В одном из своих писем Достоевский так высказался о русском критике Белинском: «Этот человек ругал мне Христа, и между тем никогда он не был способен сам себя и всех двигателей всего мира сопоставить со Христом для сравнения. Он не мог заметить того, сколько в нем и в них мелкого самолюбия, злобы, нетерпения, раздражительности, подлости, а главное – самолюбия. Он не сказал себе никогда: что же мы поставим вместо Него? Неужели себя, тогда как мы так гадки? Нет, никогда он не задумывался над тем, что сам гадок; он был доволен собой в высшей степени, и это была уже личная, смрадная, позорная тупость»⁵⁶⁷.

Со своих пророческих высот Достоевский явственно разглядел трагедию Европы и открыл причину этой трагедии. Причина в том, что римокатолицизм и протестантизм извратили и утратили Лик Богочеловека Христа, эту единственную ценность, ради которой созданы и существуют все миры. Из-за этого в Европе все замутилось и пришло в хаос. Но это только одна половина пророческого видения Достоевского, вторая же половина в том, что Лик Богочеловека Христа полностью сохранен только в Православии, а поэтому ничто другое и не нужно, ибо Православие – это все.

Рассматривая человека и человечество, а с ним и русский народ sub specie Christi, Достоевский пришел к выводу, что главная и самая большая ценность русского народа – Православие, а в нем – чудесный Лик Богочеловека Христа. Поэтому он благовествует: Россия обладает сокровищем, самым большим сокровищем – Православием. Она – страж истины Христовой и настоящего Лика Христова, Который помрачился во всех других верованиях и у всех других народов.

Россия своей таинственностью стала самой загадочной страной в мире в последнее время. Этому больше всего способствовал Достоевский, но в то же время именно он способствовал тому, чтобы эта загадочность до некоторой степени приоткрылась, он показал ее главные созидательные силы, более того, показал ее самую большую ценность и самую великую святыню. Эта ценность и эта святыня – Православие. По пророчеству Достоевского, новое слово, которое Россия скажет миру – это Православие. Из-за апостольской ревности в проповедании Богочеловека Христа и Его Евангелия Достоевский по праву назван «неустрашимым проповедником Имени Господнего»⁵⁶⁸.

Через Достоевского как бы пламенными устами высказалась вся русская душа во всей своей полноте: вся ее греховность и все ее покаяние, все ее пороки и все ее добродетели, все ее устремления и все ее идеалы. Личность Достоевского – самое проникновенное и самое возвышенное отражение русского народного самосознания. «Он, – как о нем сказано, – Россия в миниатюре»⁵⁶⁹. Он стал «нравственным вождем нашего времени»⁵⁷⁰.

Один русский мыслитель писал о Достоевском: «Уже стал неоспоримою истиною тот факт, что Достоевский весь воплотился в современности, что он стал вдохновителем и отправной точкой почти всех наших писателей, поэтов, философов, что современное религиозное сознание все целиком вышло из Достоевского, что творчество нынешнего времени буквально живет им, лишь видоизменяя и преображая его мысли, его откровения, его бездонную и вечную глубину. И не в убожестве нашем, не в оскудении творческих сил нужно усматривать причину этого влияния, а в необычайно сильном родстве всего русского творчества с личностью Достоевского. В этом отношении Достоевский как бы является выразителем пред миром всех глубин русского духа, гениальным творцом всех бродящих, скрытых, таинственных его сил, великолепным символом, живым символом загадочного царства русской души и народа, его исканий и его надежд, его молитв и его проклятий! Ибо не мы воссоздаем Достоевского, а он сам, его титаническая сила присутствует в нас и творит в современных писателях свой надрывный бунт, и свое великое страдание, и свою мистическую, безумную красоту. Ибо Достоевский – это вся Россия, ее душа, ее сокрытая и стихийная сущность»⁵⁷¹.

Всечеловечностью своих идей и чувств, их полнотой и глубиной Достоевский имеет огромное влияние на писательский мир вне России, особенно в Германии. Об этом Е.Е. Порицки пишет: «В Германии бесконечное число живущих писателей, которые находятся под влиянием Достоевского, которые с большим или меньшим успехом следуют или следовали за ним. Два самых знаменитых представителя немецкой литературы – это Ницше и Гауптман, которые целиком берут начало в Достоевском»⁵⁷².

Рассматривая Ницше и Достоевского с точки зрения высшей историософии, Отто Юлиус Биербаум сказал об этом много искренних и истинных слов. Вот одна из этих истин: «Возможно, Ницше – возвышенный конец, а Достоевский – исполинское начало; первый – закат западной, европейской культуры, основанной на античной культуре, а второй – восточный восход русской культуры, которая берет свое начало от Византии»⁵⁷³. А вот другая истина и сопутствующие ей: «Из Достоевского говорит Христос, и надо вернуться в очень далекое прошлое развития христианской мысли, чтобы найти человека, в котором Христос говорил так же сильно, как Он проговорил из Достоевского. Я полагаю, что таким человеком был Франциск Ассизский... И все же Христос Достоевского – самый истинный Христос, Христос в Своей гигантской истине... В русском Достоевском заключена гениальная суть русского народа, в таком же объеме и в такой же значимости, как в Ницше заключена гениальная суть западного культурного сознания... Тут у Ницше Заратустра разбивает старые (синайские) таблицы, там Достоевский из своего русского сердца воздвигает пра-Христа. В этих двух великих предощущениях, в этих мыслителях, художниках, воплощены две стоящие одна против другой современные мировые силы: ужасное видение, перспективы которого нам сегодня и предположить трудно, а тем более определить»⁵⁷⁴. Биербаум с редкостной искренностью и талантливой проницательностью заканчивает свое исследование о Достоевском: «Следовать духу Достоевского – это значит: отвергнуть Гете и Ницше считать больным»⁵⁷⁵.

Все особенности человеческого естества, характера, и отрицательные, и положительные, Достоевский доводил до конца; ему нравилось видеть человека в его конечной завершенности. Если это атеист, то это будет абсолютный атеист, если анархист, то это будет цельный анархист, бунтовщик, идущий до конца. И противоположное: если это верующий, то верующий беспредельно, если это христолюбец, то любящий Христа всем существом, если это человеколюбец, то человеколюбие его бесконечно. Во всем Достоевский шел до конца, к завершенности; это его главный всечеловеческий импульс, именно поэтому человеческий разум не может до конца следовать за ним на его всечеловеческих путях. В этом отношении он воистину «олицетворение противоположности по отношению к здравому человеческому разуму»⁵⁷⁶. «По необычной исключительности своего таланта, который нас больше всего трогает, Достоевского с правом можно назвать философом, апостолом, безумным, утешителем для рыдающих, убийцей для равнодушных, Иеремией для плененных, Шекспиром для изгнанных. Он заслуживает разом все эти вместе взятые определения, но каждое, взятое в отдельности, будет недостаточным определением для него»⁵⁷⁷.

Именно потому, что Достоевский всечеловек в своих воззрениях, касающихся человека и мира, Бога и диавола, добра и зла, добродетели и порока, именно поэтому он – камень преткновения и соблазна для всех, приступающих к нему с западноевропейскими гуманистическими мерками. Ибо эти мерки не дают человеческой мысли идти до конца как в отрицательном, так и в положительных смыслах. Человек всегда боится свою мысль о добре довести до конца, привести ее к первоисточнику – к Богу, как и мысль о зле довести до ее первоисточника – диавола. Тем паче для таких людей неприемлема бескомпромиссная вера Достоевского в Богочеловека Христа как единственного Бога и Господа во всех мирах, им непонятна бескрайняя любовь Достоевского к Нему, решительное сведение к Нему всех ценностей, к Его чудному и чудотворящему Лику. В этом причина того, почему они не понимают Достоевского в его всечеловеческих настояниях и устремлениях, которые с таким вдохновением и апостольской прозорливостью выражены в его теодицее и демонологии⁵⁷⁸. Мережковский же, желая оправдать свою философию Достоевским, соблазнился и ошибся в Достоевском, как никто другой. Проницательный и правильный комментатор отрицательных героев Достоевского, Мережковский как только переходит к положительным героям, начинает говорить о себе, о своей религии, приписывая Достоевскому свое религиозное понимание и свои убеждения. Желая представить Достоевского как апостола своего «нового христианства», своего «нового религиозного сознания», Мережковский попытался «пересоздать» Достоевского по своему образу и подобию и тем самым погрешил против Достоевского, как никто другой⁵⁷⁹.

Но над всеми заблуждениями и ошибками сияет неугасимое солнце вечной истины Достоевского – Богочеловек Христос. Для него Богочеловек – все и вся во всех мирах. К Нему устремлена Душа Достоевского, о Нем все пророчества Достоевского. И видите, многие его пророчества о Европе и славянстве, о всечеловеке и всечеловечестве исполняются на наших глазах. А для того, чтобы исполнились и все остальные его пророчества, к тому имеются все психологические и онтологические условия, ибо все его пророчества преисполнены евангельского духа. Небо и земля не исчезнут, доколе не исполнятся все обетования и пророчества евангельские. За Достоевским, славянским всечеловеком, стоит Богочеловек во всей Своей Божественной силе и совершенстве. А славянский всечеловек стоит на Богочеловеке и живет ради Богочеловека. А поэтому и как пророк, и как апостол, и как мученик, и как поэт, и как философ, он проповедует одну истину, одну всеистину – Богочеловека Христа как самую великую драгоценность во всех мирах, видимых и невидимых.