1.2. В деревне Дьяконице

В числе упомянутых шести человек, явившихся на беседу в Домшино, был Александр Савельев Цветков, прежде находившийся в беспоповщинском расколе, но года два тому назад присоединившийся к церкви. Присоединение его совершал достопочтенный о. Павел, архимандрит Московского Единоверческого монастыря. Александр Савельев с глубоким благоговением говорит об этом замечательном человеке, которому обязан своим окончательным утверждением в намерении оставить беспоповство. Как недавно обратившийся в церковь, Александр Савельев еще не снял с себя беспоповщинского кафтана, в котором он когда-то стаивал в моленной. «Если, – говорит, – я сниму его, то наши все (у него очень много приятелей в беспоповстве) заохают: погиб Александр Савельич! погиб Александр Савельич! А теперь я хоть внешним видом не отделяюсь от них». Он иконописец и, занимаясь своим ремеслом, испортил себе зрение. Пришел он не столько послушать миссионера (что ему слушать меня, если он слышал о. Павла!), сколько затем, чтобы предложить себя ему в помощники. Сам он, правда, не говорил мне этого, но близкие к нему люди сказали мне, что он не прочь бы сделаться помощником миссионера (человек он начитанный, трезвый, постник, мяса не ест), и я впоследствии сообщил об этом его желании преосвященному, который благосклонно изъявил согласие – принять его в звании моего помощника.

Вот с этим-то Александром Савельевым 18 апреля я и пошел в деревню Дьяконицу. Проходя через деревню Яковцы, зашли к единоверческому церковному старосте, у которого немного отдохнули и подкрепились пищею. Отсюда с нами пошел еще один слепой старик, – мастер петь на клиросе и читать в церкви, конечно, без книги. Со староверами он часто спорит, и ему захотелось послушать, что будет говорить с нами Егор Романов.

Егор Романов – главный учитель в д. Дьяконице, принадлежащий к секте «нетовцев». Мы и пришли прямо в его дом. Хозяина в ту минуту не случилось дома: вышел куда-то. Мы сели на лавке в ожидании его прихода. Минут через пять он пришел. Проворно надев на босые ноги катаники (валенки), он поздоровался с нами. Это бодрый, крепкий мужик лет 50-ти, русый, довольно солидный на вид.

Александр Савельев, как несколько знакомый с ним, начал разговор приблизительно так: «Вот, Егор Романович, епархиальный миссионер о. Иоанн желает знать: по каким собственно причинам вы отделяетесь от единения церковного и не принадлежите к великороссийской церкви?»

– Да, – продолжал я, – мне всегда было очень любопытно узнать, что собственно удерживает старообрядцев вдали от нас. Большинство, конечно, держится обособленности от нашей церкви по привычке и по примеру отцов. Но ведь есть же у вас и люди начитанные, которые, кажется, по книгам могли бы понять, что наша церковь вполне православна, ибо никакой ереси в ней нельзя указать. Я слышал о тебе, Егор Романович, что ты начитанный, грамотный человек, – потому и желательно знать, что тебя больше всего удерживает от соединения с нашею церковью?

– Грамотность наша небольшая... читали немножко... А, что касается того, почему мы не в соединении с вашею великороссийскою церковью, то причина этого одна: мы боимся, нет ли в ней ересей каких-нибудь.

– Не первый раз я слышу эти речи, – сказал я Егору Романову. Бояться ересей, конечно, следует; но какие же ереси пугают вас в нашей церкви? Иные из ваших прямо объявляют, что нет такой ереси, которую не ввел бы в русскую церковь Никон-патриарх. Так прямо, огулом, и говорят: все ереси у вас! И как начинают перечислять наши ереси, то действительно, по их счету, им конца нет! Каких только не насчитают ересей! Даже и буквы ставят в ересь: сами говорят Исус, а нас, за то, что печатаем Иисус, т. е. за одну букву лишнюю против своего чтения, обвиняют в страшной ереси!

Оказалось, что Егор Романов об имени Иисус не сомневается, признает его именем Христа Спасителя; он говорил, что сам видел в старопечатных книгах Иисус, с двумя иже. Евангелие их Домшинской единоверческой церкви ему известно. «Мы об имени Иисус не сомневаемся, – сказал он в заключение, – оно есть имя Христа Спасителя».

– А если, – говорю, – ты об этом имени не имеешь сомнения, то ведь главной причины раскола между нами уже нет. Беспоповцы других согласий кричат, что Иисус имя еретическое, даже еще хуже говорят о нем.

– Мы, – ответил Егор Романов, – не следуем другим согласиям: те во многом мудрствуют не по правилам. Иные не принимают крещения великороссийской церкви; а мы принимаем, потому что оно совершается правильно в три погружения с призыванием Святой Троицы.

Филипане (их довольно в Домшинском приходе) и другие покрещевацы смеются над Нетовцами, что они еретическое крещение называют правильным. Об Егоре Романове мне передавали, что будто он говорит, что «хоть сатана окрести, да только во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, и тогда крещение правильно и нельзя его повторять».

– Что же вас удаляет от нашей церкви, – спрашиваю его, – если крещение наше вы принимаете за православное, имя Спасителя Иисус считаете истинным Его именем?

– А больше всего то, что принимаемое нами имя Исус обругано в книгах ваших учителей церковных, писавших против старообрядцев. Димитрий Ростовский, Феофилакт и другие, что писали об этом имени?

Я стал разъяснять, что св. Димитрий Ростовский и другие писатели никак не могут быть виновниками отделения старообрядцев от церкви. Святитель Димитрий писал свой «Розыск» 50 лет спустя после начала раскола, как же его считать виновником раскола? И об имени Иисус он только сделал ученые разъяснения, которых, быть может, не следовало делать для неученых читателей...

– Да ведь он прямо сказал: «Ин бо обретеся в них Исус, глаголемый равноухий...»

– Я знаю, что он действительно сказал это слово; но только надобно знать, к чему он сказал его. Старообрядцы, которые жили при Димитрии Ростовском, говорили (да и теперешние еще иные говорят), что Иисус есть ин Христос, не истинный; считали (и считают еще) имя Христа Спасителя, пишемое и читаемое в три слога (И-и-сус), не православным, еретическим. Вот таким-то святитель Димитрий и доказывает, что греки, от которых получили мы самую веру во Христа и научились имени Христовому, читали и читают Его имя И-и-сус (а латиняне И-е-зус), каковое чтение согласно и с еврейским языком, на котором первоначально наречено имя Спасителя. Значит, имя Иисус есть правильное и старинное; с еврейского оно значит Спаситель, с греческого – Исцелитель. А слова Исус у греков, говорит он, совсем даже и нет (все равно как нет у них слова Иван, а есть Иоанн); и если бы грек захотел составить такое слово, то оно, говорит, означало бы вот что, – и приводит то выражение, которое так не нравится вам в Розыске. Так не говорите пожалуйста, что Димитрий Ростовский похулил имя Христово. Он даже, как будто предвидя, что вы будете обижаться на него за это выражение, оговорился: но не буди нам тако нарицати Христа Спасителя нашего¹. Итак, святитель Димитрий, человек многоученый, не хулил имени Христа Спасителя, и вы напрасно вините его, не понимая того, что он сказал. Грех! Пора быть грамотными и начинать понимать слова!

Потом я рассказал Егору Романову, что Св. Синод издал в 1886 г. свое «Изъяснение» касательно порицательных выражений, встречающихся в сочинениях православных писателей, писавших против раскола. Наша высшая церковная власть не одобряет этих выражений; поэтому винить за них даже всю церковь, как делают старообрядцы, решительно невозможно. Эту мысль я старался разъяснить таким примером. Вот мы теперь беседуем. Если я эту беседу напечатаю, а ты в ней найдешь что-нибудь обидное не для себя только, но и для вашей веры, можешь ли ты обвинять из-за меня всю нашу церковь? Грубо сказал (примерно говорю) миссионер; миссионера и вини, а не церковь. Димитрий Ростовский, Феофилакт – тоже миссионеры; но не церковь.

Напомнил я также Егору Романову, сколько всяких ругательств рассыпано в старообрядческих сочинениях на обряды и книги, употребляемые в нашей церкви. Да и теперь, – говорю, – почти то же самое: ты сам знаешь, как филипане хулят троеперстие... из-за него перекрещивают наших...

Поговорили и еще, но недолго. Егор Романов торопился кончить беседу. Он давал понять, что ему не охота с нами беседовать, часто упоминал о том, что время рабочее, а что в свободное время он не прочь и побеседовать. Мы встали и простились с Егором Романовым; а он поехал сеять горох. Прощаясь, я сказал, чтобы в воскресенье, когда горох не сеют, приходил на беседу. Он обещал.

Егор Романов мне понравился, – этакий степенный человек, трезвый в суждениях и речах. Одно не понравилось: уж очень осторожен и очень торопится сеять горох... Да еще не хорошо, что обещался придти на беседу в воскресенье, однако не пришел.

От Егора нас пригласил к себе побеседовать за чаем крестьянин Леонид Яковлев. Беседа не представляла ничего особенно интересного. Возражателей не было; слушали молча, и больше рассказы Александра Савельева об его беспоповщинской прежней жизни.

С Александром Савельевым уже часов в 10 вечера воротился в Домшино на ночлег. Утром (19 апреля), благословившись, он ушел на родину, в село Устье Угольское, Череповецкого уезда, Новгородской губернии. А я часов в 10-ть собрался идти в Митицыно, как совсем неожиданно явился один из вчерашних слушателей, Иван Яковлев, брат Леонида, у которого мы пили чай. Вчерашняя беседа и у Егора, и у Леонида очень заинтересовала его, и он пришел попросить некоторых разъяснений. Он – овца из стада Егора Романова. Я разъяснил ему, что мог, и дал несколько брошюр: он, хоть и неграмотный, просил книжек, – «заставлю, говорит, почитать какого-нибудь грамотея». Беседовали более двух часов. Обещался придти на Гору, в воскресенье; но не пришел. Овца последовала пастырю: обоих не было на Горе.