В.Н.И. Соловецкий концлагерь (со слов очевидца)⁹³

«Островом скорби» зовут его заключенные. И, действительно, скорбь и горе царят в бывшем монастыре. Там теперь сидят, большею частью, «бывшие люди», как их зовут в России, люди, занимавшие видное место при Царе, аристократы, «буржуи». Наряду с ними туда посылаются и уголовники, а также провинившиеся чекисты и коммунисты. До последнего времени там сидели и с.-р., но они пользовались особыми привилегиями и в данное время их должны были перевести на континент – намечали Суздальский концлагерь.

Наиболее удобный и прямой путь до Соловков – это по Мурманской ж.д. до станции Кемь. Ехать надо через «Ленинград». В Кеми пересадка на ветку до Попова Острова – пристань Соловецкого лагеря. Тут уже пахнет тюрьмой, но все же тут еще вольные служащие; стоят конвоиры, есть красноармейская стража. Для приезжающих, т.е. в большинстве случаев для родственников, едущих на свидание в Соловки, существует вагон-гостиница. Здесь приходится иногда ждать несколько суток прихода парохода. Город Кемь довольно далеко от пристани, туда надо идти регистрироваться и предъявить документы на право свидания. Разрешение на свидание дается в Москве; дается maximum на пять часов, по одному часу в сутки, а зачастую дают лишь три часа свидания. Но, несмотря на это ничтожное время, несчастные матери и жены съезжаются со всех краев России на свидание с родными заключенными. Надо торопиться: в ноябре навигация остановится, и тогда Соловки отрезаны от континента до мая месяца. Два – три раза в месяц зимою отправляется ледокол из Архангельска в Соловки за почтой. У берегов, где ледокол не может пройти, его встречают рыбаки-поморы, перегружают на свои лодки почтовые сумы и с опасностью для жизни доставляют их на берег. При этом они выговорили себе право выкидывать всю почту, если их настигнет буря. Поэтому почта часто пропадает, а в лучшем случае, письмо до Москвы идет не менее четырех недель, так как ледокол часто бывает неделями затерт льдами.

Таким образом, заключенные зимою, т.е. шесть-семь месяцев в году, лишены возможности получать посылки. Приходится стараться их снабжать провизией на полгода с осени. В первую очередь им нужны жиры, лимонная кислота, мука, крупа, сахар. Кроме того, конечно, теплая одежда, обувь. Казенной одежды не полагается, казенная пища так скудна и невкусна, а главное пресна, что, кроме того, что ее недостаточно, происходят массовые цинготные заболевания.

Режим в лагере очень строгий. Женщины строго изолированы от мужчин, встречаются лишь при совместной работе. В шесть часов утра заставляют вставать, в семь часов перекличка, в восемь часов начало работы. Проводится принцип принудительных работ, всем назначают работы, и только больные по записке врача или совсем освобождаются, или назначаются на более легкую работу. Начиная с Попова острова, вся работа по обслуживанию лагерных нужд производится заключенными: капитаны и вся команда парохода – заключенные; почтальоны, привозящие почту на Попов остров, – также. За всеми – строжайшая слежка, так что бежать немыслимо.

Самая переправа с Попова острова до Соловков продолжается всего лишь несколько часов; море большею частью бурное. Прибывший в Соловки, будь он даже только родственник заключенного, с момента схода на берег делается заключенным. Его под конвоем отводят в гостиницу, и тут он находится под стражей во все время своего пребывания на острове. Гостиница – бывшая монастырская. Весь монастырь превращен в тюрьму. Вид на него с парохода очень красив: он обнесен каменной стеной с башнями, подобно московскому Кремлю и здания все выкрашены в разные цвета, стены же белые.

При лагере есть кооператив, но прибывающие могут ходить туда лишь с особого разрешения и под конвоем. Заключенного приводят на свидание в гостиницу под стражей, и конвой присутствует в той же комнате во время свиданья, строго следя, чтобы оно длилось не более одного часа. Если начальник конвоя человек сердечный и сочувствует заключенному, то он может продолжить срок свидания негласным образом, но это он делает на свой страх и риск, а так как он сам заключенный, то наказания ему применяются со всей строгостью вплоть до продления срока наказания. Поэтому он разрешает это лишь изредка и с опаской, боясь шпионов, которые могут донести на него начальству. А шпионов масса между самими заключенными, и от них уберечься трудно. Правда, что их не только клеймят презрением и подвергают безжалостному бойкоту, их сторонятся, с ними не разговаривают и всячески стараются им досадить. И все же – их масса. Они надеются выслужиться перед начальством и облегчить свою участь и потому «стучат» ежеминутно.

Жизнь в лагере приучает к тесному товарищескому единению. Все горести и радости делятся вместе. Заключенные разбиваются на небольшие кружки и совместно стряпают из общих продуктов. Эти маленькие коммуны живут очень дружно. Уголовные, так называемая «шпана», заключены вместе с контрреволюционерами, «бывшими людьми», которые не считаются политическими, а «административно сосланными» без суда и следствия. Такие все помещены со «шпаной», и никакие амнистии их не касаются. «Шпана» относится к ним в общем очень хорошо и лишь требует взамен человеческого отношения. У «шпаны» есть своего рода кодекс чести, и они, например, никогда не украдут ничего у своего товарища по бараку. Для того, чтобы быть уверенным, что вещи останутся в целости, вновь прибывшему заключенному советуют товарищи ничего не запирать. Действительно, «шпана» ценит это доверие и никогда не стащит ничего у такого товарища. Но горе тому, кто захочет снобировать «шпану» или, еще хуже, пожаловаться начальству. У того все будет расхищено, и самый «стукач» иногда бывает жестоко избит. При этом бьют ночью подушками с песком, так, чтобы следов не было видно.

Работы назначаются самые разнообразные, мужчинам – тяжелые, физические вне ограды монастыря, женщинам – в самом монастыре. В последнее время мужчин посылали работать на торфяные болота. Приходилось работать по плечо в холодной болотистой воде, сплошь облепленным комарами в течение восьми часов подряд. Многие не выдерживали такой работы и заболевали, тогда их переводили на более легкую. Счастливцы те, которые попадали в канцелярию, библиотеку или культпросвет. Но работа продолжается от восьми часов утра до двух дня и от четырех часов дня до 11 часов вечера, так что тоже не особенно легко.

Специалисты получают работу по своей специальности: электротехники – по электричеству, доктора и студенты медики – в больнице. Больница – большая, хорошая и хорошо оборудованная. Доктора – также заключенные, но знающие, и относятся к больным сочувственно и внимательно. Стол для больных немного более питательный. Больные имеют право гулять в саду в течение двух часов в сутки, а по особому предписанию врача и больше. Здоровые заключенные имеют лишь полчаса прогулки под конвоем. Лишь служащие в канцелярии имеют пропуск свободно прогуливаться по лагерю. Сосланные по церковному вопросу, «церковники», духовенство, имеют право ходить в церковь и служить; сохранилась одна маленькая церковка, куда они ходят молиться совместно с несколькими старыми монахами, доживающими свой век. Остальным заключенным запрещается под страхом наказания посещать церковь; только тяжелобольным разрешено видеть священника.

Те из заключенных, которые особенно возбудили к себе нелюбовь начальства или которые особенно бунтовали, ссылаются с Главного Соловецкого острова на «Заячий остров». Этот остров находится дальше всех других, и сношения с ним бывают лишь летом и поздней зимой, когда устанавливается санный путь, осенью же переход слишком бурен, а весной из-за разливов, сношения совершенно прекращаются, и тогда жители на нем бывают совершенно отрезаны даже от главного острова, не говоря уже о континенте.

Заячий остров этот лишен больницы, медицинского персонала, почты для посылок. Начальство, комендант лагеря, ссылает туда всех, которые ему чем- нибудь неудобны. Одну молоденькую заключенную комендант, несмотря на ее болезнь, назначил к отправке на Заячий остров. Товарищи по несчастью объяснили этот поступок тем, что она понравилась коменданту, и он решил ее довести своими гонениями до отчаяния, сломить всякое сопротивление с ее стороны и, таким образом, склонить ее на свои предложения. К счастью, врачи заступились за несчастную девушку, энергично воспротивились против посылки ее на Заячий остров и взяли ее к себе в больницу на излечение.

Выше уже было сказано, что женщины изолированы от мужчин, но они встречаются на работах и умудряются входить в близкие сношения. Почти все женщины усиленно занимаются флиртом, и этим не гнушается также и начальство. Многие женщины охотно идут на это, чтобы иметь разные льготы. Их начальник посылает на более легкие работы или же совершенно освобождает.

Работать обязаны все. В лагере существуют прачечная, типография, переплетная, игрушечная, сапожная, столярная мастерские. Кроме того, свой театр, клуб, школы. В игрушечной мастерской делают разные игрушки и кустарные вещи. На обклейку коробочек и на платья куклам употребляются священнические ризы. Много надо иметь мужества, чтобы отказаться от последней работы – распарывать ризы. За такой отказ виновного могут посадить в карцер. Одна заключенная, невзирая на все строгости, принуждения и угрозы начальства, отказалась от распарывания, сказав, что это против ее принципов и что она согласна понести наказание. Ея спокойное мужество так подействовало на заведующего, что он с уважением заметил: «однако, вы действительно храбрая» – и переменил ее работу, не донесши на нее начальству.

Вообще надо сказать, что в лагере среди заключенных очень ценится всякое проявление личного достоинства и мужества. Многие с отвращением исполняют возложенные на них обязанности, но слишком слабы духом, чтобы протестовать. Поэтому они с особым уважением смотрят на такого храбреца и его всячески прикрывают от начальства.

Часто теперь стала практиковаться в Соловках отправка заключенного куда-нибудь в другое место. Заключенному без предупреждения приказывается немедленно собраться, и в полном секрете, ночью, сажают на пароход и увозят неизвестно куда. Иногда судьба таких лиц неожиданно улучшается. Так, например, это недавно случилось с епископом Иларионом, который был сослан за год до этого на Соловки. Там он должен был сплавлять лес, но вскоре начальство выделило его, за распорядительность и расторопность, и сделало начальником над товарищами. Он вскоре и тут приобрел большую популярность своей добротой, красноречием и всем поведением. Неизвестно, это ли послужило поводом для его отправки, но, как бы то ни было, его духовные дети получили от него письмо, что его увозят неизвестно куда. Долго от него не было ничего слышно, но вдруг неожиданно пришло письмо из Ярославля; он в тюрьме имеет отдельную камеру и пользуется правом прогулки в течение нескольких часов во дворе.

Время от времени, при какой-либо спешной работе, устраиваются «ударники» для всех поголовно живущих, включая самого коменданта. Избавляются лишь тяжелобольные. «Ударники» бывают самые разнообразные: вылавливание бревен из воды, прокладка дороги, высушивание болот и т.д. Очень многие не выносят этих трудных работ и заболевают, так, например, одному туберкулезному пришлось в ноябре работать по колена в воде, после чего у него сразу же обострился процесс, и он только умирающий получил разрешение переехать на континент. Переехать на континент – это такое благополучие, о котором мечтает всякий заключенный в Соловках. Ведь тогда в любое время могут родные приехать на свиданье, можно круглый год получать посылки и почту! Ведь ужас Соловков именно в том и заключается, что шесть месяцев в году люди отрезаны от всего родного, от земли. И скольким заключенным в прошлом году зимой вышел срок ссылки. Им начальство предлагало остаться вольнонаемными до открытия навигации в лагере, но они и слышать об этом не хотели и решили уехать на лодке с поморами. Они попали в страшную метель и бурю и пропали без вести. Их считали погибшими, но они счастливо достигли, наконец, берега после почти двух недель скитания по морю.

Прибывшего в Соловецкий лагерь на свидание поражает сразу же ужасный произвол, который там царит. Комендант и его помощник – это бог, который безнаказанно все может сделать. Никакие права, законы, правила для него не существуют.

Письма заключенных цензуруются, и очень строго: редкое письмо приходит не зачеркнутое. Зимою разрешается писать лишь четыре письма в месяц.

Вот в каких условиях томятся наши родные и близкие. Редкая семья в оставшейся городской России не имеет там своих родных или близких. Французская речь там слышится как в прежних великосветских салонах. Особенно весною бывают обильные отправки в Соловки. И сейчас туда отправили целую партию из Петрограда, сроком не менее пяти лет, а некоторых и на 10 лет. Возвращаются оттуда вконец больные, разбитые нравственно и физически, а многие не выдерживают всего ужаса режима – умирают или сходят с ума.