Глава XVIII. Паломники
Пятница Страстной недели. Тихий, холодный, темный весенний вечер. И в этой тихой тьме несутся над заснувшим Иерусалимом рыдающие аккорды колоколов. Этот похоронный звон, срывающийся с колокольни русского собора, дрожащий, умирающий, звучит словно веяние больших крыльев печальных ангелов, пролетающих во мраке ночи.
Какое чудное, какое фантастическое зрелище. Из-за здания русской миссии появляются сотни маленьких, трепетных, дрожащих, движущихся огоньков. Число огоньков растет и растет. Их сотни превращаются в тысячи. Словно какие-то фантастические жар-цветы расцветают на лугу.
Слышится топот, дыхание надвигающейся толпы. Словно шум прилива. Словно катятся большие черные волны, сверкая фосфорическими огоньками.
Пение печальное, похоронное, как и эти рыдающие аккорды колоколов.
Над толпой, ярко освещенная свечами сверкает золотая плащаница. Еще выше огромные хоругви, которые кажутся большими золотыми солнцами, несущимися в темном воздухе.
Крестный ходи, за которыми идет 4.500 паломников.
4.500 человек.
В этой толпе, где есть богатые и нищие, старики и подростки, крестьяне, мещане, купцы, просвещенные и неграмотные, великороссы, малороссы, уроженцы Архангельска и Астрахани, Киева и Тобольска, люди, знающие религию, и люди, полные суеверий, в этой толпе вы найдете все степени религиозных настроений, – от тихой, кроткой веры, которая теплится в душе, как неугасающая лампада, до ярого, слепого фанатизма.
О русских паломниках в Палестине вами наскажут много ужасов.
«Они пользуются дурной славой“.
Но когда говорят о славе, всегда полезно знать, как она фабрикуется.
Я застал нашего вице-консула в Яффе в сильном волнении.
– Просто не знаешь, что делать: смеяться или плакать. – Что случилось?
– Тут с одним паломником. Ему нужно сегодня отправляться с пароходом, а его обвиняют... в покушении на крушение поезда.
В покушении на крушение пассажирского поезда маленькой, плохенькой, узкоколейной железной дороги, соединяющей Яффу с Иерусалимом. Поезда, переполненного пассажирами. В результате были бы сотни человеческих жертв. Какое неслыханное злодеяние! И, главное, решительно без всякой цели. Приехал человек, помолился и решил совершить необычайное, грандиознейшее злодейство.
– Где же этот неслыханный злодей?
– Здесь в консульстве. А вот и орудие преступления!
Вице-консул показал... на жестяной чайник с погнутой ручкой.
Паломник, простой крестьянин, забыл свой обратный билет в багаже, который отправили уже со всеми паломническими вещами вперед. У него не было чем заплатить за билет от Иерусалима до Яффы, – он и пошел себе с котомочкой по полотну железной дороги... Паломник устал, было жарко, котомку нести тяжело. Как вдруг сзади свисток догоняющего поезда. Когда поезд поравнялся, паломник бросил котомку на подножку первого попавшегося вагона: «Нехай, подвезут!“ Но промахнулся, котомка попала под колеса. Поезд остановили.
«Человека, бросившего что-то под колеса поезда“, арестовали, «орудие преступления“ – котомку забрали, составили протокол.
– И теперь железнодорожная компания предъявляет к нему обвинение в преднамеренном покушении произвести крушение переполненного пассажирами поезда!
– При помощи жестяного чайника, лежавшего в котомке?! Трудно представить себе покушение с более негодными средствами!
– Да. Но пойдет переписка, отписка. Требуют ареста виновного.
Конечно, «невиданного преступника“, желавшего, чтоб его котомка проехалась по железной дороге, вице-консул на свой страх и риск отпустил на родину. Но «дело“ все- таки началось.
Так создается слава наших паломников.
Вы часто услышите про пьянство среди паломников.
Я не знаю более нелепой, более близорукой лжи.
Человек, для которого с детства «праздничный стол“ одна из необходимых принадлежностей культа. «Праздничный стол“ для него это даже нечто религиозное. Усталый, измученный, обессилевший от пережитых впечатлений, после долговременного поста, после голодовок, он пьянеет от одной рюмки водки, от стакана пива за праздничным столом. И из-за нескольких опьяневших, наголодавшихся людей обвинять в «пьянстве“ всю эту тысячную религиозно-настроенную, счастливую толпу – преступно или близоруко.
Я не знаю зрелища более величественного, более трогательного, чем «поющий пароход“, везущий паломников из Святой Земли. Целый день на пароходе не прекращается пение «Христос воскресе“. Собравшись группами в 5, в 6, в 10 человек, они то там, то здесь целый день поют эту светлую, радостную песнь, славят Бога, со счастливыми лицами людей, видевших рай.
Наступает вечер. Штиль. Тихое, спокойное, гладкое море горит опаловым светом при блеске лучей заката.
Сельский священник, едущий в третьем классе, надел старенькую эпитрахиль и служит на нижней палуба вечерню.
Из ящиков устроили нечто в роде аналоя, накрыли чистым холстом, разложили образки, купленные в Иерусалиме и освященные у Гроба Господня, и пение «Христос воскресе“, величественное, как всегда пение толпы, несется по тихому, спокойному морю.
В жару, в зной, когда поющий пароход затихает, вы слышите в трюме, среди тишины, тихое, неторопливое чтение. В трюме, на палубе под тентами, всюду, где есть хоть немножко тени, читают вслух и слушают чтение Священного Писания.
Обвинять эту религиозно-настроенную толпу в «пьянстве“ – глупее глупости!
Говоря о типе паломника, следует, прежде всего, отделить из этой толпы десятки ханжей, странников и странниц. Их черные одеяния, похожие на монашеские, мелькают там и тут.
– Ты, матушка, в который раз в старом Иерусалиме?
– В шестой, родимый, сподобилась.
– А ты, мил человек?
– Седьмой раз посещаю, милостивец.
Вы их узнаете сразу по их особому характерному жаргону. «Христолюбец“, «щедродатель“, так и пестрят их речи. У них сотни поручений от знакомых купчих. Это «разносчики суеверий“; они приезжают сюда за «египетской тьмой“, «богородициными слезками“, «звоном Соломонова храма“ в пузыречках. Самый симпатичный, трогательный тип среди паломников это старики, потерявшие всех своих близких, осиротевшие на старости лет. Они приплывают сюда, эти обломки житейских бурь ища здесь утешения, чтоб плакать о том, что они потеряли, и молиться о том, чего они ждут.
Их мечта, самая дорогая и заветная, остаться и умереть в Палестине. И они выполняют это желание измученного сердца при малейшей возможности. Голодают, а живут здесь. Эти страдальцы, едущие в землю Страдальца.
Посещение Святой Земли, – это казалось ему мечтой, почти несбыточной. Паломник, обыкновенно, года за два до посещения Святой Земли перестает есть скоромное.
Он добирается до Одессы часто пешком, часто из Архангельска, Тобольска, часто идет целыми месяцами, на пути питаясь Христовым именем.
В то время, как для нас поездка в Палестину превратилась в очень комфортабельную и вовсе неутомительную экскурсию, для паломников это все еще путешествие, полное трудностей.
Я не стану рассказывает, как перевозит на своих пароходах «Русское общество пароходства и торговли“.
От них запираются даже эмигрантские помещения, «чтоб не загрязнили“, как будто эмигрантские помещения предназначены для эмигрирующих маркизов и виконтов. Они помещаются в трюмах, грязных, полутемных, спят без подстилки на покрытом липкой грязью полу. Их палуба заставлена, обыкновенно, перевозимым скотом. Они обречены питаться всю дорогу, – 10 дней, – одним сухим хлебом, покупая у ресторатора горячую воду. Словом, – я плавал на «каторжном“ пароходе и на «паломническом“, и если бы каторжника с парохода Добровольного флота привести и показать, как перевозят паломников, он, наверное бы спросил:
– Что же наделали эти люди?!
И, разумеется, не поверил бы, что эти люди «виновны“ только в том, что захотели поклониться Святой Земле. За то, если бы паломника привести на «каторжный“ пароход, он, наверное, позавидовал бы даже каторжанам:
– Хоть бы денек так поплавать!
Но невзыскательные паломники мало замечают все эти неудобства. «Русское общество“ только помогает им поститься.
В то время, как для нас это путешествие – интересная поездка по Босфору, Мраморному морю и среди цветущих островов Архипелага, для паломника это путешествие по «землям неверных“. Он живет в собственном мире, созданном его фантазией, интересном, полным воображаемых опасностей.
Царь-Град, «богатая Смирна“, Александрия, – все это для него священные города, томящиеся под властью неверных. А мирные левантинцы, расхаживающие по набережной, басурмане, «мучители“, ненавистники христианского рода, только и ждущие, как бы его погубить.
Приехав в Палестину, паломники, обыкновенно, налагают на себя строгий пост. «Поститься на Страстной неделе“, это на языке паломников значит: не есть ровно ничего в течение всей недели. Так почти все и делают. Они говеют и приобщаются бесчисленное число раз.
Паломник, обыкновенно, везет с собой довольно много денег. Но эти деньги не его. У крестьянина эти деньги «мирские“, у горожанина – деньги его знакомых, данные на покупку крестиков, образков, саванов, на заказы молебнов, панихид, вечных поминовений, на взносы на неугасимые лампады.
Личных денег у паломников часто до смешного мало. И девять десятых этих личных денег идут на молебны, приобретение священных предметов, на свечи и масло, так что паломник на себя лично часто издерживает в Палестине всего несколько десятков копеек.
Столовая Палестинского общества очень дешева, но далеко не все имеют возможность пользоваться даже ею.
Очень часто вы встретите паломника или паломницу, еле-еле стоящих на ногах, бледных, истощенных, без кровинки в лице.
– Что так плохо? Или мало ешь? В столовой давно побывать пришлось?
– Недели две будет.
– Чем же питаешься?
– Да вот нарвем травки, в котелке сварим и поедим. Нас много таких-то.
Они голодают, лишь бы пробыть лишнюю неделю среди этих месть, таких священных, таких великих.
Здесь все им кажется священным. Они целуют и берут на память землю, совершенно не подозревая, что тот Иерусалим, земля которого была орошена Святою Кровью, находится на несколько саженей ниже, под пластами обломков, мусора, пепла, пыли веков.
Они живут здесь в состоянии восторга, и все, что они видят кругом, кажется им похожим на рай.
В каждом встречающемся здесь они видят священную особу и даже к служащим Палестинского общества обращаются не иначе, как:
– Благословите сделать то-то.
На праздник Пасхи я помогал раздавать паломниками «Троицкие листки“, и ни один не обратился ко мне с просьбой: «дайте листок“, «позвольте листок“, а всякий:
– Благослови, батюшка, листком.
И очень многие выражали желание поцеловать руку, когда я им давал листок.
Этим настроением, конечно, пользуются всевозможные проходимцы из местных и пришлых жителей Иерусалима.
Эти люди, про которых трудно сказать, к какой национальности они принадлежат, какую религию исповедуют, они обыкновенно крестятся перед поклонниками и вместо приветствия говорят:
– Христос воскресе!
Чтобы внушить к себе доверие. Они продают какую-то черную жидкость в баночках, называя ее «тьмой египетской“, воду, под названием «святых слезок“, и даже «звон Соломонова храма“ в пузырьках.
Теперь Православное Палестинское общество заботится о паломниках, а еще
недавно их обирали разные проходимцы, водя их, например, показывать вход в ад. Они подводили паломников к какой-то скале, в которой слышен шум воды в пещере, помещающейся внутри, и говорили:
– Слышишь, как стонут грешные души в аду?
У людей с напряженными, взвинченными нервами являлись галлюцинации; они узнавали голоса умерших близких. И тогда проходимцы – проводники обирали бедного, насмерть перепуганного паломника:
– Давай на панихиды нам, – мы знаем, где надо служить. Завтра придешь, услышишь, что родственник стонет меньше.
Среди этой толпы, – в которой нет-нет да и стукнут у кого-нибудь железные вериги, носимые на теле, – есть фанатики, замаривающие себя голодом.
Это, обыкновенно, старики, пришедшие умереть в Палестину, потому что здесь смерть, – верят они, – приносит отпущение грехов.
Несколько таких случаев было констатировано доктором больницы Палестинского общества.
Он рассказывал нам об одном таком старике, умершем недавно, заморившем себя голодом с упорством истого фанатика.
Старика подобрали где-то на улице. Он страдал полным истощением.
В больнице ему делалось все хуже и хуже. Силы все падали.
– Да он ничего не ест, – донесли другие больные, – как служитель уйдет, он пищу или отдает, или выбрасывает.
– Ты что же, старина, голодом себя заморить хочешь?
– Да.
Смерть от голодания они не считают самоубийством.
– Я затем и в старый Иерусалим приехал, чтобы здесь умереть.
– Ну, это ты можешь делать где тебе угодно. А в больнице ты должен есть.
– А тебе какое дело? Ежели я умереть хочу?
Старик даже разозлился на доктора и принялся его ругать.
– Будешь отказываться есть, искусственно питать будем. Старик сначала не поверил, но потом, увидав искусственное питанье, которое применяли к другому больному, смирился и стал принимать пищу. Через несколько дней, он окреп и выписался из больницы.
Через неделю его снова подняли на улице и снова привезли в больницу с прежними явлениями крайнего истощения.
Это была железная натура. В больнице его снова «отходили“, и он снова выписался, поправившись.
– В это время я уехал в отпуск, – рассказывал доктор, – приезжаю, узнаю, что старика привезли в больницу в третий раз. Но на этот раз могучая натура была побеждена. Он добился своего: помочь ему не могли, и старик на третий день умер, как хотел, голодной смертью.
В больнице Палестинского общества, превосходной, отлично устроенной, большинство больных, страдающих от истощения.
И их с трудом можно уговорить принимать шипу на Страстной неделе, и совсем невозможно уговорить есть скоромное.
Еще в четверг на Страстной неделе утром в больнице масса больных, а к вечеру остаются только те, кто не может подняться с койки. Все, что может хоть как-нибудь плестись, ползти, – уходит из больницы, чтобы слушать 12 евангелий.
– Нешто я затем шел в Святую Землю, чтобы на постели валяться?
– Там «Страсти Господни“ начались, а я лежать буду?
Из больных, которые могли хоть как-нибудь подняться с постели, при мне в больнице остался только один – с переломленной ключицей.
Его удалось убедить, что ему опасно идти в толпу.
Но бедняга неутешно рыдал, когда издали доносился печальный звон, отсчитывавший число прочитанных евангелий.
Все это, изнуренное, бледное, бессильное, поднимается на ноги и идет.
Вы можете наблюдать это торжество духа над слабым, немощным телом.
Наблюдать на этих слабых, обессилевших, голодных, больных, целые ночи проводящих в храме, на ногах, в молитве, горячей и страстной.
Вы можете читать это торжество духа на этих бледных, словно восковых лицах, в этих восторгом горящих глазах.