Глава XI. Дом Каиафы

Дом первосвященника Каиафы, куда отправил Анна Христа, находился в нескольких минутах расстояния. И это место принадлежит в настоящее время армянам-грегорианцам.

Здесь в ночь с 3 на 4 апреля 33 года в пышных чертогах первосвященника собрался синедрион.

Люди мертвой буквы собрались судить живое слово учения любви. Этим фанатикам-судьям все казалось доказательством. И все нужные для них доказательства были собраны.

Он говорил: «Разрушьте этот храм, и Я в три дня воздвигну его“.

Эти слова приводили их в ярость. Каких еще доказательств нужно было Его виновности?

И в этих роскошных чертогах, перед этим разъяренным, обезумевшим от фанатизма синедрионом, предстал Христос со спокойным, кротким, скорбным ликом.

От дома Каиафы уцелело немногое. Под каменным навесом хранится кусок мозаичного пола, пестрый, узорный, похожий на роскошный, расшитый разноцветными шелками персидский ковер, и несколько обломков колонн, несколько обломков капителей с причудливыми завитушками. Вот все, по чему можно судить о красоте и богатстве дома первосвященника.

В те времена неоплатных поборов места первосвященника домогались очень богатые люди. Каиафа был один из богатейших. У него была обширная дача около Иерусалима на горе, которую с тех пор стали звать горой Злого Совещания. Там был выработан план, как захватить Христа при помощи измены. Городской дом, судя по остаткам, богатый, роскошный, служил Каиафе для приема по делам. Сюда же привели на суд и Спасителя. Здесь Он в восторженной и вдохновенной речи говорил о Своем царстве.

Его восторженное слово еще больше разжигало ярость фанатиков.

Здесь первосвященник, в порыве безумного гнева, разодрал на себе одежды и обратился к синедриону со словами:

– Какого свидетельства нам нужно еще?

И синедрион ответил исступленным криком:

– Смерть.

Я не без удивления оглянулся в этом уголке на пышный памятник белого мрамора, из медальона которого глядело изображение человека в феске.

– Чей это памятник?

– Одного богатого армянина, который пожелал быт похороненным здесь.

Памятник богатый, но безвкусный, с двумя шаблонными плачущими детьми, прислонившимися к пьедесталу, сооружен сыном покойного, «соmmе gage e’ternal de son amour filial “, как гласит надпись.

Какой вандализм превращать такие священные исторические места в современные кладбища. Этот памятник, суетный и пышный, на том месте, где был произнесен смертный приговор Христу, где Он связанный был отдан на поругание первосвященнической черни...

Клевреты, прислужники, стражи кинулись на Осужденного. В то время, когда одни были ослеплены фанатизмом, другие пользовались случаем, чтоб выказать свою преданность первосвященнику и синедриону.

Это было второе поругание, которому подвергся Христос, и с этой минуты Его скорбный путь превратился в цепь беспрерывных страданий.

– Здесь темница, в которую был заключен Христос.

Я вошел в небольшую церковь, очень красивую, изящную, стены которой все выложены фаянсом.

– Направо.

Отверстие, вышиной менее человеческого роста, вело в эту темницу-нишу, в которой с трудом могут поместиться стоя два человека. Здесь, по преданию, провел Христос несколько часов.

Когда Христос стоял пред Каиафой, приближался рассвет, дважды пропел петух и напомнил отрекшемуся ап. Петру про слова Учителя. К Пилату Христа повели рано утром. Этот-то промежуток времени, предрассветные часы и провел Христос, по преданию, в этой темнице.

Нагнувшись так, что касался рукою пола, я вошел в темницу и вздрогнул, очутившись здесь лицом к лицу с человеком. Сначала я принял его за изваяние.

Бледное, без кровинки, красивое, молодое лицо. Лицо аскета. Исхудалое, безжизненное. Только в глазах светится суровый огонь. Длинное черное одеяние.

Он молча полил мне на руку несколько капель освященной розовой воды.

Это армянский монах. Он целые дни, с раннего утра и до позднего вечера, проводит здесь, в этой темнице, выложенной фаянсовыми изразцами, с маленьким престолом, украшенным цветами, проводит стоя, не произнося ни слова, в этом месте, где страдал Спаситель мира. Таков его суровый обет.

От этого молчальника, ушедшего в себя, в свои думы на этом страшном месте, веет чем-то таким далеким, словно призрак средневекового отшельника – монаха встал перед вами.

Из палат Каиафы в эту темницу влекли Христа через двор первосвященнического дома. Здесь то, на этом дворе, вероятно, и разыгрывались сцены поругания.

Это место и теперь занято двором, вымощенным гладкими плитами. Под красивым портиком вдоль стены покоятся умершие армянские патриархи, под пышными монументами из белого мрамора.

На этом дворе стража и слуги ждали окончания суда синедриона. В ту холодную ночь здесь быль разложен костер. Около него среди других грелся и ап. Петр.

Из дома первосвященника доносились разъяренные крики и вопли ненависти, и здесь все было настроено подозрительно и мрачно. Пытливо вглядывались в незнакомые лица:

– Не из учеников ли он Того, Кого осуждают теперь первосвященник и старейшины?

Здесь Петр трижды отрекся, и армяне указывают под портиком, около стены, низенькую белую колонну...

– Здесь место отречения.

В третий раз отрекся Петр, и раздалось второе пение петуха. И вспомнил Петр скорбные слова Христа, сказанные в тот вечер:

– Прежде, чем петух пропоет два раза, ты трижды отречешься от Меня.

И, выйдя из двора, горько заплакал.

Выйдя из армянского монастыря и повернув за угол, вы увидите в нескольких шагах у стены небольшую колонну из желтого камня.

Здесь, по преданию, и плакал апостол Петр, выйдя со двора Каиафы. А оттуда неслись ожесточенные крики и яростные вопли: осужденного Христа влекли из синедриона в темницу.

Гасли звезды. Облака над Элеонской горой загорались бледным светом. Веяло предрассветным холодом. Наступало утро страшного, скорбного дня.