Приложения

Посвящается Н. В. Р.⁶²⁵

Тридцать три года... Мистические годы... Жизнь как море... Годы – его волны... И в предсветные сумерки, и в розовое благоуханное утро, и в ранний золотой час дня, и в горячий яркий полдень, годы, как волны, неустанной чредой подходят к берегу жизни, приходят и уходят... И каждый несет свой сказ, свою невозвратную быль...

Первые годы – полусонные волны... безвольные... бессветлые... В полусумерки подходят они к берегу – к темному, загадочному, молчаливому... Приходят и уходят, сумеречные... дремные.

Ранние годы – волны, разбуженные румяной зарей... Нежные, чистые, светлые... улыбчивые... И кажется, жизнь – как красивые цветы, проснувшиеся под поцелуями солнца, как зорние песни, как аромат искристой росы, как ласка матери, такой близкой и любимой, с ее певучей и колыбелящей теплотой...

Годы юные – беззаботный смех кипучего дополудня... Годы юные – цветы с их песнями... звезды с их грезами, зовущие улыбки незнойного солнца... Жизнь заиграла... В пьянящем хороводе бодрые исканья, пылкие мечты, светлые надежды... Годы юные – волны, завороженные бирюзовой бездонностью неба... волны, убаюканные гимнами утра... лучистые... полнозвучные... немятежные... неозноен- ные... ждущие...

Тридцать три года – волны с отравою знанья... волны, думой встревоженные... волны с невозвратным былым... Сказки рассказаны... мечты побледнели... замирает аккорд первых встреч и любви... Волны озноенные... волны мятежные... волны, в пенах своих обнаженные... волны, морщиной подернутые тинной глуби...

Годы, как волны, приходят и уходят... Но для этих уж не будет зорних шепотов, ни тихой утренней мечты, ни трепетных ожиданий еще не разгаданного дня...

Волны, опаленные полуденным солнцем... волны, заплаканные непогодой лишений... волны, затуманенные тоской...

Волны могучие... волны полуденные... волны безгрезные... волны рубежные... В них день к вечеру, солнце к западу, а жизнь к закату... В них радость с усталою грустью...

Но они еще не вечерние... Они творящие... они бурно-ищущие... они огнистые... они сильные и красивые... годы полуденные... годы мистические... тридцать три.

декабря 1917 года

***

Длинная проселочная русская дорога. Бесконечными нитями, заплаканные осенними дождями или засыпанные горячей пылью, переплетаются ее колеи. Печальные тихие ивы по краям. Суровая одинокость и пустынность. Грустные дали. Холодно и бесприютно. Где-то далеко, как мечта, искристая жизнь, люди, интимный уют, любовь и нежная ласка... И дорога кажется еще серей, а ее спутники – еще сиротливей...

Не такова ли доля народной учительницы?.. Около нее всегда движенье и жизнь. А сама она как будто вне этого движения, вне жизни. Так близко и так далеко от людей. Вдали от их радостей. Чем нужнее она людям, тем равнодушней к ней жизнь. Чем длиннее ее путь, тем безотрадней кажется ее личная доля... И многим жизнь ее кажется усталой осенью без весенних цветов и яркого солнца... Труд ее представляется серыми буднями без светлых праздников... А сама она – кроткой, забытой при дороге жизни ивой...

И кто другой, как не она сама, знает свою одинокость? Она больше других чувствует всю тяжесть своей работы... Но и одной только ей известны те небесные зарницы, которые ее одиночеству сообщают теплый уют, ее неприметному, почти всегда безотрадному труду – светлую лучистость, а ее делают идейно богатой.

Она ли не знает, что значит служить идее! Нужно ли ей объяснять, какое это большое страданье!.. Каждый год ее работы как бы по кусочку дробит и уносит часть ее сердца... Но она знает, что она творит чудо. Она знает, что она зажигает подземные огни. Она знает, что ее школа – та же колыбель, где лелеется не физическая только жизнь одного ребенка, а сознательная жизнь целых поколений. Она знает, что она творит и воспитывает душу целого народа.

Душа ребенка как звезда. До школы она зажглась и засияла чужим, не своим светом. Учительница первая зажигает в ней ее собственный святой огонек самостоятельной мысли и сознательного чувства.

Дети цветы жизни. До школы они расцветают... Но так же учительница, как солнце, вызывает к жизни их благоуханье...

Она будит в ребенке человека. Она не убьет ни его детских грез, не разрушит чудес его сказок... Она поднимет в его душе грезы о правде и знании, она зачарует чистое детское сердце тоской по той Вечной Красоте, которая человека поднимает над мещанством жизни и делает его не рабом, а господином земли.

Как талантливый скульптор свою мечту воплощает в жизнь и вдохновением своего дарования оживляет холодный гранит или мертвый металл, как художник силой своего гения собирает таинственные чары красоты, разлитой по всему миру, на маленьком кусочке полотна, так и она силой своего внутреннего огня открывает всему миру подлинный лик своего родного народа, всю его моральную красоту и культурную силу.

...Без нее жизнь людей была бы беспредельными сумерками...

28 сентября 1917 года

Первый день земли был полон звуков и искристых красок. В сладкоуханных цветах, в прозрачных глубинах вод, в нежной зелени трав и лесов золотые лучи солнца горели многоцветными огнями. Казалось, земля улыбалась звездными улыбками. И пела дивный гимн Вечной Красоте и Жизни... и улыбчивые цветы, и думная зелень, и мечтательные воды, все живое давало свой отклик на эту песню. Но только в человеке съютились и вся ее ласка, и грезы, и зовы, только в нем одном была ее разгадка и смысл ее сказов... Их было двое: мужчина и девушка, женщина... Для нее он был ясным солнцем и ликующей радостью, для него она – жизнь с ее цветами и колыбелящей нежностью. И были они как цветы, обрызганные душистой росой, как чарующий предсветный аромат, как чистая радость утра... Были они невинны и прекрасны. Земля была как небо, в зорнем уборе, бездонная и безбрежная, тихая и радостная, полная мира и любви... Любовь была ее солнцем, чудным созвездием человек, все лучистые огни ее звездами, и самой лучшей из них женщина-девушка...

Первый день земли был безоблачный и певучий... Не было еще страданья и горя... Не было зла...

Но прошел этот день, и наступили иные... Появились тучки... Родилось зло... Затуманилась непорочность... Охладела любовь... Застонало горе... Полились слезы, и чистую землю запятнала человеческая кровь... И стали меркнуть на земле ее небесные огни, а на небе стали загораться новые и новые звезды... Всякая надземная мысль человека, тоска его по уходящей с земли Нетленной Красоте, все его горячие порывы, как волны добра, все его раны и слезы в борьбе со злом, все это поднимается в его душе, как отсвет золотых небесных огней... Все это загорается на небе кроткими звездами. И у каждой есть свой сказ о земной непогоде и не принятая землей своя молитва. И поют звезды свою тихую песнь. Все высокое и светлое, на земле загубленное, все грезы о Красоте, земною грязью забрызганные, все невинное, грехом оскорбленное, все благородное, пошлостью оневоленное, все муки о правде, в бессильи и бесплодных сомнениях погибшие, все огнистые надежды и голубые мечты о умиреньи земного с небесным, все светлое и горящее, все в любви и непосильном страданьи угасшее, все это, умирая на земле, воскресает на небе и поет о себе вещий стих в молчаливых, далеких и близких человеческому сердцу звездах. И поют звезды свою грустную песню, и слышна она чуткой душе. Как увидит звезду в небесной выси, так и услышит... Затоскует сердце, куда-то как из тяжкой неволи в невидимый светлый простор просится оно, как будто услышит знакомые волнующие зовы, и близко-близко видит чьи-то живые, родные, говорящие о забытом, невозвратимом былом, любимые глаза...

Чем ночь темней, тем ярче звезды, чем глубже грусть, тем слышней их тихие сказы.

В полуночной тиши, как Божьи стражи, поют свою грустную песню мерцающие звезды, поют они о том, что не бывать уж земле небом, но что будет примиренье: будет новое небо и новая, лучшая земля, и под песню эту баюкающей грустью, какой-то сладкой тоской сжимается непокойное сердце...

Кондак 1

Избранный чудотворче и предивный угодниче Христов, града Москвы и державы Российский крепкое ограждение, раздоров и нестроений искоренителю, благоверный княже Данииле, похвальная восписуем ти, к раце мощей твоих притекающе. Ты же, яко имеяй дерзновение ко Господу, от всяких нас бед свободи, зовущих: Радуйся, преподобие княже Данииле, Московский чудотворче.

Икос 1

Ангелов Творец и Господь во дни великих бед и напастей, обышедших страну нашу от нечестиваго царства агарянскаго, восхотев людем страждущим утешение даровати, яви тя, княже Данииле, яко плод красен от чресл великаго князя Александра; людие же, о рождении твоем радости исполнившеся, взываху ти сицевая: Радуйся, корене благочестиваго прозябение; радуйся, добродетелей отца твоего и матере наследниче. Радуйся, рождением твоим люди града Владимира возвеселивый; радуйся, грядущую славу Москвы предвозвестивый. Радуйся, избранниче Божий; радуйся, правило веры благочестивый. Радуйся, образе кротости духовный; радуйся, Бога яко истиннаго Отца нашего издетска познавый. Радуйся, яко Иосиф, от братии твоей досаждения сладце претерпевый; радуйся, последи и братию свою в любовь к себе призвавый. Радуйся, преподобие княже Данииле, Московский чудотворче.

Кондак 2

Видяще ближнии твои, блаженне, день от дне во благочестии тя возрастающа, и не точию млеком матерним, но паче благодатию Божией питаема, радовахуся и, Господа о сем хваляще, взываху: Аллилуиа.

Икос 2

Разум богопросвещен имея, уразумел еси, всехвальне, по словеси апостольскому, яко нужнейши всего есть благочестие, имже и по- тщался еси обогатити душу твою, в молитвах и научении словеси Божию всеусердно пребывая; Того ради людие ублажаху тя сице: Радуйся, молитвенниче теплейший; радуйся, послушниче Евангелия усерднейший. Радуйся, добродетели высокия в сердце твоем вкоренивый; радуйся, в заповедех Господних вся дни живота твоего ходивый. Радуйся, образом жития твоего мир посреде братии водворивый; радуйся, Господа твоего паче всех возлюбивый. Радуйся, положити душу свою за други своя непрестанное желание имевый; радуйся, благодать Господню в сердце свое заключивый. Радуйся, и тело свое тою просветивый; радуйся, оное и по смерти нетленно сохранивый. Радуйся, преподобие княже Данииле, Московский чудотворче.

Кондак 3

Сила Вышняго укрепляше тя, блаженне, егда, в кротости и в смирении души твоея возрастая, уготовлял еси себе на служение княжеское и о помощи небесней молился еси, взывая Богу: Аллилуиа.

Икос 3

Имея присно в души твоей глагол Господень, пророку реченный: «На кого воззрю, токмо на кроткаго и смиреннаго и трепещущаго словес Моих», потщался еси, святе, оными добродетельми себе украсити; Того ради ублажаем тя сице: Радуйся, подвижниче доблий, на высоту добродетелей возшедый; радуйся, нищетою духовною Царствие Небесное стяжавый. Радуйся, кротости ради землю обетования наследивый; радуйся, правды и истины паче всего искавый. Радуйся, чистотою сердца твоего Господа созерцавый; радуйся, миротворец нарочит в житии своем явивыйся. Радуйся, изгнания правды ради смиренно претерпевый; радуйся, мзду вечную добродетельми стяжавый. Радуйся, чистоты душевныя и телесныя сокровище; радуйся, любве и кротости Христовы вместилище. Радуйся, преподобие княже Данииле, Московский чудотворче.

Кондак 4

Бурею агарянскаго нашествия людие российстии потрясаеми, на тя, всечестне, яко на избранника Божия взираху, и под кров твой державный прибегающе, защищение и утешение приимаху, вкупе с тобою взывающе Богу: Аллилуиа.

Икос 4

Видяще, святе, братия твоя отрока тя еще мала суща, наследия отча лишити тя умыслиша и удел малейший, московский точию вдати ти изволиша; ты же, кроток сый и незлобив, ничтоже противовещал еси и за обидящих тя Господеви молился еси. Сего ради ублажаем тя сице: Радуйся, кротости Христовы подражателю; радуйся, предивный нестяжателю. Радуйся, удел твой малейший возвеличивый; радуйся, всего себе воле Божией предавый. Радуйся, от Него токмо единаго помощи искавый; радуйся, богатство тленное презревый. Радуйся, сокровища духовная возлюбивый; радуйся, от юности в благодати у Бога и человек возраставый. Радуйся, яко и по скончании земнаго жития твоего тую же благодать сугубо восприявый; радуйся, яко и мы благодати Божией по молитвам твоим сподобляемся. Радуйся, преподобие княже Данииле, Московский чудотворче.

Кондак 5

Боготечной звезде подобяся, на земли течение твое светло совершил еси, благоверный княже Данииле, лучи святости и потоцы милости всем изливая; ихже ради и в сонме святых пребываеши, поя с ними: Аллилуиа.

Икос 5

Слышавше ближнии и дальний, яко в малем еще граде Москве на высоте стола княжескаго возоблистал еси, преславне княже Данииле, под сень крилу твоею притекаху, похвалы таковыя ти приносяще: Радуйся, княже благосердый, любовию своею всех покрываяй; радуйся, владыко прелюбивый, бедствующия защищаяй. Радуйся, мудрость отца твоего князя Александра восприявый; радуйся, страны Московский утверждение. Радуйся, державы Российския украшение; радуйся, Церкве Христовы похвало высокая. Радуйся, людей российских упование благонадежное; радуйся, тобою бо во едино братство совокупляемся. Радуйся, яко твоим научением от распрей свобождаемся; радуйся, заповедей Божиих верный исполнителю. Радуйся, преподобие княже Данииле, Московский чудотворче.

Кондак 6

Проповедник Царствия Божия явился еси, благоверный княже Данииле, над людьми бо своими царствуя, слезу всяку от лица страждущих отымал еси, подвизая звати всех: Аллилуиа.

Икос 6

Возсиял еси, яко пресветлое солнце, на престоле Московстем, благоверный княже Данииле, величием души твоея и добродетельми всю землю Российскую озаряя и подвизая всех ублажати тя сице: Радуйся, мужу желаний духовных; радуйся, стяжателю даров небесных. Радуйся, милосердия сокровище неисчерпаемое; радуйся, кротости наставниче. Радуйся, заповедий евангельских делателю неленостный; радуйся, нищету вольную Христа ради возлюбивый. Радуйся, сиротам и вдовицам отче благосердный; радуйся, людем твоим помощниче богодарованный. Радуйся, в чине властителя кротость детскую проявивый; радуйся, душу твою в храм Божий добре претворивый. Радуйся, преподобие княже Данииле, Московский чудотворче.

Кондак 7

Хотяй Всевидец Господь прославити тя, блаженне, постави тя владыку преславна во смирении людем Своим, иже и взирающе на тя и добродетелей твоих богатству чудящеся, пояху Ему: Аллилуиа.

Икос 7

Новаго и дивнаго устроителя земли Российский вемы тя, княже Данииле, кротостию бо, смиренномудрием, братолюбием и мудроcтию небесною княжение Московское возвеличил еси и сильно сотворил еси е; сего ради приими от нас сицевая: Радуйся, мудрость Соломонову стяжавый; радуйся, кротость Давидову восприявый и тою враги твоя победивый. Радуйся, многия други себе стяжавый; радуйся, стольный град твой храмами Божиими украсивый. Радуйся, величию Москвы тем послуживый; радуйся, воине Христов неодоленный. Радуйся, от бед и скорбей всем скорое прибежище; радуйся, от всех зол твердое защищение. Радуйся, унывающим доброе вразумление; радуйся, всем братолюбием присное одобрение. Радуйся, преподобие княже Данииле, Московский чудотворче.

Кондак 8

Странника и пришельца себе на земли быти помышляя, час кончины твоея пред очима твоима присно имел еси и сего ради обитель иноком во славу тезоименитаго ти преподобнаго Даниила возградил еси, идеже молитвы твоя Господеви возсылал еси, поя Ему: Аллилуиа.

Икос 8

Всего себе от юности Господу возложив, вся дни живота твоего, благоверный княже, Тому усердно работал еси и ко блаженному успению достиг, в мире глубоце дух свой Ему предал еси. Людие же княжения твоего, окрест гроба твоего собравшеся, пояху ти сицевая: Радуйся, княже наш вожделенный, ко Господу отошедый; радуйся,

нетленное тело твое нам оставивый. Радуйся, ароматы добродетелей твоих нам благоухаяй; радуйся, сиянием небеснаго света озаренный. Радуйся, обилием любве твоея вся удививый; радуйся, и врагом твоим благое упокоение у себе устроявый. Радуйся, крепость державы твоея тем созидавый; радуйся, наследником твоим присное научение. Радуйся, гроб твой, аки краеугольный камень, граду Москве положивый; радуйся, яко молитва твоя о людех и по смерти не оскудевает. Радуйся, преподобие княже Данииле, Московский чудотворче.

Кондак 9

Вси небеснии чини и святых собори радостно тя прияша, богомудре, подвиг земнаго течения своего добре совершивша и к вечному животу пресельшася, идеже с ними поеши: Аллилуиа.

Икос 9

Витий человеческих уста не возмогут изрещи пречуднаго прославления памяти твоея, угодниче Божий: егда бо гроба твоего место забвению предадеся, сам яве предстал еси юноше благочестивому, господина месту тому себе нарицая, и князя Иоанна обличая, и глаголя: «Чесо ради предал мя еси забвению? аще же и забвен аз тобою, не забы мя Господь». Мы же, явление твое благоговейно почитающе, сице вопием: Радуйся, града нашего Москвы Богом данный покровителю; радуйся, обители твоея неусыпный хранителю. Радуйся, яко и по успении твоем нас не оставляеши; радуйся, яко милосердие Божие о гресех наших умоляеши. Радуйся, мзду трудов твоих восприявый; радуйся, небесною славою душу твою осиявый. Радуйся, князей Российских добрый учителю; радуйся, к добродетели твердый тем наставниче. Радуйся, и всем людем благий пред Богом предстателю; радуйся, молитвы их к Престолу Его возносяй. Радуйся, преподобие княже Данииле, Московский чудотворче.

Кондак 10

Спастися всем хотяй Господь вельможу некоего, гроб твой, святе, поправша, недугом порази, обаче согрешение свое познавша и прощение от тебе приемша помилова, да и мы вси, достойно почитающе тя, благодарно вопием: Аллилуиа.

Икос 10

Стену необоримую и забрало крепкое царствующему граду Москве и всей державе Российстей Господь дарова тя, блаженне, верным в скорбех и нуждах пребыстрое заступление, да зовем ти сице: Радуйся, призывающим тя во благое скорый помощниче; радуйся, чистоты душевныя и телесныя сокровище. Радуйся, душевных и телесных недугов целителю; радуйся, державы нашея утверждение. Радуйся, Церкве Российския украшение; радуйся, яко отец чадолюбивый, чада твоя назираяй. Радуйся, яко воевода непобедимый, пределы земли нашей ограждаяй; радуйся, небрегущия о святыне страхом вразумляяй. Радуйся, яко кающимся скорое прощение испрошаеши; радуйся, яко благим подвигом тех научаеши. Радуйся, преподобие княже Данииле, Московский чудотворче.

Кондак 11

Пение всеумиленное приими от нас, прехвальне, и молитвы, приносимыя тебе, не презри; к тебе бо в скорбех прибегаем и пред гробом твоим слезы проливаем, зовуще: Аллилуиа.

Икос 11

Светозарна светильника благодати яви тебе всех Творец, силою бо, данною ти свыше, юношу при гробе твоем от одра смерти возставил еси; сего ради ублажаем тя сице: Радуйся, милостивый скорбящим помощниче; радуйся, сосуде, Святаго Духа исполненный. Радуйся, дарами Того обогащенный; радуйся, сими дарами и молящихся тебе обогащаяй. Радуйся, ко Святей Троице дерзновение велие стяжавый; радуйся, дерзновение сие на помощь людем направляяй. Радуйся, силу чудес от Бога приявый; радуйся, за грешныя Господа умоляяй. Радуйся, любве и кротости Христовы вместилище; радуйся, безпомощных скорый помощниче. Радуйся, преподобие княже Данииле, Московский чудотворче.

Кондак 12

Благодатию, данною ти свыше, недуги исцеляеши, враги и супостаты от нас отгоняеши, жизнь нашу умиряеши и душам нашим полезная подаеши, да благодарственно взываем Богу: Аллилуиа.

Икос 12

Поем честныя подвиги твоя, ублажаем чистое житие твое, восхваляем священную память твою, Данииле благоверне, и прославляюще Господа всех вопием ти сице: Радуйся, яко крест богоугоднаго жития до конца понесл еси; радуйся, яко о скорбех твоих Бога благодарил еси. Радуйся, всяку добродетель в себе изобразивый; радуйся, иго Христово возлюбивый. Радуйся, немощи немощных на себе носивый; радуйся, благоволение Божие людем твоими испросивый. Радуйся, присно на Небеси торжествуяй; радуйся, на земли преславно чудодействуяй. Радуйся, людем твоим помощниче богодарованный; радуйся, ангелом собеседниче достойный. Радуйся, преподобие княже Данииле, Московский чудотворче.

Кондак 13

О, преславный угодниче Христов и чудотворче, преподобие княже Данииле, отрадо и утешение всех с верою к тебе прибегающих! Приими от нас, недостойных, сие малое моление, с любовию тебе приносимое, и теплым ходатайством твоим ко Господу огради святую обитель твою, умири жизнь нашу и даруй нам покаяние совершенное, избави нас от бед и вечныя муки, да купно с тобою благодарственно вопием: Аллилуиа.

(Сей кондак чти трижды. Посем чти икос 1-й «Ангелов Творец» и кондак 1-й.)

Тропарь, глас 3-й

Подобен «Дева днесь»

Явился еси во стране нашей яко звезда пресветлая,* благоверный княже Данииле,* лучами света твоего озаряя град твой и обитель твою,* царем православным поборник еси,* пленным свободитель и нищим защититель*, моли Христа Бога* державе Российстей даровати мир* и спасти души наша.

Кондак, глас 6-й

Подобен «Еже о нас иполнив смотрение»

Еже по образу соблюд непреложно,* и иже в мире тленная оставив,* со ангельскими лики предстоиши Христу,* преподобие княже Данииле,* никакоже забывая чад твоих,* но милостивно посещая и глаголя им:* аз есмь с вами и никтоже на вы.

Молитвы

1

Церкве Христовы похвало высокая, града Москвы стено необоримая, державы Российския божественное утверждение, преподобие княже Данииле! К раце мощей твоих притекающе, усердно молим тя: призри на нас, память твою воспевающих и с верою под кров молитв твоих прибегающих. Пролей теплое твое ходатайство ко Спасу всех, яко да утвердит миром страну нашу, грады и веси ея и обитель сию добре да сохранит, благочестие и любовь в людех твоих насаждая, злобу же, междоусобие и нравов развращение искореняя; всем же нам вся благая ко временному животу и вечному спасению даруй молитвами твоими, яко да прославляем дивнаго во святых Своих Христа Бога нашего во веки веков. Аминь.

2

О, угодниче Божий, святый благоверный княже Данииле, сада Христова благовонный цвете, неба церковнаго кроткая звездо, земли нашея небесный уме, града Москвы и державы нашея мудрый здателю, теплый к Богу молитвенниче, скорый в помощи, милостивый в нуждах! К тебе припадаем и тебе молимся: буди предстатель наш пред Престолом Божией славы неусыпный. Собери нас друг ко другу, да печали ближняго своего кийждо любовию нелицемерною приобщается. Онебеси ум наш, да иго тяжкое земных попечений отвергше, бремя легкое Христова Евангелия возлюбим. Открый очи наши, да узрим нетленную красоту Господню и да не отчуждени будем жизни Божией. Тихость Духа Божия да соблюдет сердце наше. Весна покаяния да украсит дела наша. Княже милостивый и щедрый! Сохрани страну нашу, град твой и зде молящихся тебе от всякия напасти, от враг видимых и невидимых, от губительства и глада, от междоусобныя распри и внезапный смерти. Отверзи нам двери милосердия Божия и избави нас от всякаго зла. Под крепкий покров благостыни твоей прибегающе, молим: буди нам тихое пристанище в скорбех. Остени нас молитвами твоими. Соблюди нас от падений греховных и заблуждений, да сердцем сокрушенным, духом смиренным в печали и радости выну зовем: Господи, предстательством преподобнаго Твоего помилуй нас. Аминь.

Копия

30-го апреля текущего года состоялось постановление местного Исполкома о воспрещении ношения чтимой иконы святителя Николая, о чем я был уведомлен настоятелем собора отношением Отдела управления за № 2229. Тем же приказом Управления от 3 мая за № 2319 были сообщены и те мотивы, какими руоводствовался Исполком в своем решении.

Эти мотивы, как и само решение, резко расходятся с вероисповедной политикой и политикой центральных органов республики, так как <так> своеобразно толкуют закон об отделении Церкви от государства, что фактически его отменяют и в основе своей имеют непроверенные слухи и толки, на которых едва ли возможно кому бы то ни было, тем более власти, построить решение немаловажного значения.

Конечно, Исполком лучше меня знает, что практика центра в делах веры и понимание им Закона о свободе совести диаметрально противоположно принятому решению 30-го апреля. Центральные советские власти совершенно спокойно смотрели и смотрят на всевозможные церковные и вообще религиозные церемонии. В столице государства крестные ходы рядового и исторического значения так обычны и часты, что юридические отделы соответствующих районов не требуют от устроителей их даже предварительного уведомления. Многочисленные святыни Москвы совершенно свободно износятся верующими и приносятся нередко из одного конца столицы в другой, приносятся для молебствований пред ними в такие рабочие центры, как фабрики и разные промышленные предприятия, и это не считается ни нарушением общественного порядка, ни стеснением чьей-либо религиозной совести, ни источником заразы (хотя Москва, как известно, уже два года живет в полосе и под угрозой всевозможных эпидемий), ни «затемнением классового самосознания».

Таким образом, принятое 30-го апреля постановление Исполкома стоит в резком противоречии как с практикой центра республики и губерний, так и с традициями местных Исполкомов прежнего состава.

Что касается едва ли не главного мотива запрещения, что это делается во имя свободы совести, то согласитесь, такое понимание декрета об отделении Церкви от государства и 5 ст. его уничтожает самый закон и является явным насилием над совестью, которую, по словам самого же Исполкома, «нельзя стеснять ни прямым, ни косвенным путями». В самом деле, раз, допустим, сегодня обряды православных стесняют свободу сектантов (каких, по статистическим данным, в Волоколамском уезде нет, а старообрядцев ничтожный процент), то завтра обратно: церемонии сектантов или вообще иноверцев будут стеснять свободу совести подавляющего большинства населения – православных. Раз православным воспрещается стеснять свободу неправославных (как будто кто-то насильственно привлекает их и заставляет участвовать в крестных ходах с иконой), то обоюдно и сектантам, и старообрядцам одинаково нельзя насиловать свободу православных. Таким образом, выходит, что ни для тех, ни для других нет никакой свободы совести. Для тех и других есть только один общий запрет.

Между тем конституция Республики и ст. 3 декрета определенно говорит – «каждый гражданин может исповедовать любую религию или не исповедовать никакой. Всякие праволишения, связанные с исповеданием какой бы ни было веры или исповеданием никакой веры, отменяются». Нельзя же предположить, что Исполком устанавливает новое законоположение, охраняющее право на свободу старообрядцам и сектантам, но не православным, что в свою очередь противоречит ст. 2 декрета, которая гласит: «в пределах Республики запрещается издавать какие-либо местные законы и постановления, которые бы стесняли или ограничивали свободу совести или устанавливали какие бы то ни было преимущества или привилегии на основании вероисповедной принадлежности граждан».

Что касается религиозных розней, во избежание которых Исполком решается нарушить Закон о свободе совести, то если бы государство так их боялось, то совершенно уничтожило бы всякое вероисповедное состояние, упразднило бы и Церковь. Но мы знаем, что наши основные законы говорят не об уничтожении Церкви, религии и свободы совести, а лишь об отделении Церкви от государства, гарантируют всякой религии, как частному делу граждан, свободу исполнения ее обрядов и даже больше того, признают за всеми гражданами свободу пропаганды, как религиозной, так и антирелигиозной (ст. 13 конституции). В силу этого в Москве существуют всевозможные благовестнические курсы, богословские школы, специальные религиозные просветительские общества, ведутся еженедельно диспуты на религиозные темы. Все это безусловно обостряет религиозное самосознание борющихся между собой верований, и однако центральная власть все это разрешает, не пугаясь ни религиозной розни, ни взаимной вероисповедной борьбы – разрешает во имя дорогой всем свободы совести.

Совершенно, далее, непонятно, как ношение иконы святителя Николая может мешать повседневной работе кого бы то ни было: ее приносят в то селение и тот дом, где того сами желают; для этого не делается каких-либо принудительных нарядов, никто насильно не отрывается от своего дела, и неизвестно, чей же общественный порядок нарушается там, где принимают икону, как говорится в таких случаях, «всем обществом». Да и оффициозный толкователь ст. 5 декрета считает нарушением порядка и посягательством на права граждан те случаи, кои к православию и ношению святых икон никакого отношения не имеют: если «чья-либо вера ведет к убийству, саботажу, преступлению и буйству» («Свобода совести и отделение Церкви от государства». Изд. «Революционный социализм»).

Не считая себя компетентным разбирать мотивы медицинского характера, считаю должным только указать на то, что почти все крестные ходы с иконой святителя Николая установлены в воспоминание избавления от свирепствовавших или угрожавших краю эпидемий. Как ни покажется Исполкому это невероятным, все же это факт – они установлены не по инициативе духовенства, об алчности которого, как полагается, он (то есть факт. – А. В.) говорит, а самим народом. Служители культа нередко были даже против них; были даже попытки (преосвященный епископ Августин) отменить исторический крестный ход из Волоколамска в Теряеву слободу (около Иосифова монастыря), имеющий в настоящее время за собой 150-летнюю давность, но сам народ заставил духовенство это оставить.

Конечно, легко все это назвать «обманом», но серьезная наука, и медицина в частности, знает множество случаев не усиления, а поразительного уменьшения и прекращения всевозможных заболеваний, фактором чего были религиозные верования и обряды, или религиозный подъем. Отнимать у народа то средство, говоря языком рядового практического деятеля, да еще в такое время, когда не так-то много и людей и средств для медицинской борьбы с инфекционными заболеваниями, едва ли целесообразно⁶²⁸. К тому же, чтобы быть последовательным, Исполкому пришлось бы тогда запретить и театры и кинемо, и всевозможные увеселительные вечера, которые, без всякого сомнения, не меньше, чем до сих пор еще неизвестные случаи заболеваний от целования святых икон, способствуют распространению болезней, вроде сифилиса и туберкулеза.

Наконец, что касается того, что ношение иконы служит поводом к распространению слухов, что половина сборов с этого идет на Исполком, то, конечно, не эти сплетни, на которые ни одни сознательный гражданин не обращает внимания и не верит им, дискредитируют власть, а то явное неуважение, какое если не Исполком, то его исполнительные органы обнаруживают в отношении святыни края – образа святителя Николая.

Согласитесь – называть народную святыню «идолом», который должен быть водворен на его обычное место «стоянки», не значит ли совершенно не уважать ни народа, ни его вековых верований. Как самым постановлением, так и этим всего меньше можно разрушить, как хочет того Исполком, «обманы и самообманы трудящихся масс». Запрещать и не допускать – это прежние способы борьбы, которые, как показала жизнь, приводили и приводят всегда и везде лишь к тому, что запретное становится особенно желанным, и то, что называет Исполком «обманом», даже для людей безграмотных начинало казаться истиной.

С подлинным верно.

11. V. 1920 г.

Е. Герман

Дорогой брат о Христе!

...С тех пор как я услышал Ваше слово, отлучающее меня от церковного общения с Вами, я ношу на сердце тяжелое горе.

Еще и еще раз я пересматривал наше разногласие и еще раз укрепился на том, на чем стою. Я признаю М<итрополита> С<ергия> канонически правомочным заместителем Московской патриаршей кафедры, в то же время осуждая его декларацию и последовавшие за нею его деяния, однако считаю, что ни декларация, ни другие его действия не уполномачивают нас на основании правил и преданий Святых Отец прерывать евхаристическое общение с ним. Относительно правомочий М<итрополита> С<ергия> и оценки его деятельности мы, я знаю, единомысленны. Расхождение наших мнений и поступков начинается с вопроса о возглашении имени М<итропо- лита> С<ергия> на общественном богослужении. Оставим пока это разномыслие открытым. Оно не пугает меня и не представляется мне таким глубоким. Но воистину страшная пропасть между нами разверзлась оттого, что это разномыслие Вы признали достаточным поводом для разрыва общения со мной во Христе. Только об этом я хочу говорить с Вами. Происшедшее между нами я поспешил рассказать нашему общему духовному отцу⁶³⁰, а затем имел случай рассказать и отцу Досифею⁶³¹ – и от обоих не слышал осуждения себе и увидел, что оба так же огорчены происшедшим и так же недоумевают, как и я. После беседы с ними смущение, с которым я приехал от Вас, совсем прошло, но горе мое не уменьшилось – скорее напротив. Бог видит, как тяжело сознавать, что брат и сослужитель, которого люблю, как друга, и чту, как наставника, отлучает меня от общения с собой в Церкви, то есть говорит: Христа среди нас нет!

Мне было бы легче, если бы я мог по совести признать целиком вину на своей стороне и Вашу правоту и тем заполнить разверзшуюся между нами пропасть церковного разделения. Но совесть не позволяет этого сделать. Рука долго не поднималась написать Вам. Я боялся, что письмо еще определеннее положит черту между нами, закрепив ее новыми словами. Дай Бог, чтобы этого не случилось. Но прошедшее время дало почувствовать, что молчание может привести к еще большему разделению, чем слова, и потому, помолившись Богу, чтобы Он вразумил меня сказать нужное и как должно, пишу Вам во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Начну с того, что в одном отношении я чувствую свою вину в этом деле. Некоторое время в истекшем году я грешил тем, что вслушивался не только в голос правды, проверяемый умом и совестью, но внимал и голосу человекоугодия (я каялся Вам в этом на исповеди) и, дорожа отношением к себе известного круга чтимых людей, допустил себе склониться в сторону аргументов, которые иначе не имели бы для меня решающей силы.

Теперь изложу, как я пришел к своим взглядам.

После того как я попытался сам изложить свои мнения на бумаге, мне стала ясна заключающаяся в них фальшь. Я понял, что кафарские настроения, которым и я дал себя увлечь, неминуемо ведут к тому, к чему приходили все кафары в истории Церкви – к разделениям и расколам. Вы – такой знаток истории Церкви – лучше меня знаете ту внутреннюю логику церковной жизни, в силу которой те, кто хотел своим произволом охранять непорочность Невесты Христовой, оказывались перед замкнутыми дверями Брачного Чертога. Для пояснения этого не нужно вспоминать далеких монтанистов и донатистов, новациан и энкратитов. Ближе к нам, в XVII веке, Аввакум и его сторонники были одушевлены великой ревностью о чистоте церковного предания и правил – и во имя этой чистоты нарушили эти правила. Мы теперь знаем, что для их ревности было немало достойных оснований – и тем не менее они заблудились в дебрях внецерковности.

Если бы те настроения, каким Вы следуете, имели силу в церковной жизни и не преодолевались бы тяготением к церковному единству в любви, то церковные расколы возникали бы по крайней мере каждое поколение. Ведь история Церкви пестрит именами недостойных, иногда преступных патриархов, митрополитов, синодов. Если бы во времена Феофана Прокоповича наши отцы руководствовались Вашими правилами, возник бы еще один раскол – антисинодальный, но те, кто откололись бы тогда от церковнопреступного Синода, оказались бы не на той стороне, где полнота церковной благодати произрастила Иоасафа Белгородского, Тихона Задонского, Серафима Саровского и другие не прославленные, но великие сосуды Святого Духа.

Значит, император Петр I и Феофан Прокопович с его вызывающими наше негодование соратниками не могли ни повредить, ни умалить благодатную жизнь Церкви, несмотря на то, что стояли во главе Ее правления, и это поняли их православные современники. Значит, вообще грехи первостоятелей Церкви не нарушают чем-либо существенным течение благодатной жизни Церкви, и, очевидно, сохранение церковного единства в любви и мире, как нравственная задача, первенствует для сынов Церкви перед их правом требовать от пастырей и собратий безупречной чистоты личного и общественно-церковного поведения.

Вы опираетесь на авторитет преподобного Феодора Студита. Но оставляя даже в стороне повод, вызвавший отделение преподобного Феодора от святого патриарха Никифора (я считаю, что этот повод догматически гораздо более весок, чем то, что имеет место ныне, и во всяком случае догматически был четко определен, чего нет в наши дни), я спрашиваю, где основания руководствоваться этим совершенно исключительным в истории Церкви примером и что дает право утверждать, что Церковь одобрила действия преподобного Феодора в этом деле? Спрашиваю и не нахожу ответа. Почему в истории Церкви не было авторитетных подражателей преподобному Феодору в аналогичных случаях, которые повторялись и в царстве Ромеев и на Руси (Иван Грозный, Петр I)? Несомненно, конечно, что Церковь и не осудила преподобного Феодора, но разгадку этой проблемы надо искать, я думаю, во всей совокупности святой личности преподобного Феодора, а не в его действиях в данном случае.

Довольно. Я не собираюсь исчерпать всей огромности затронутой темы. И без того, боюсь, я слишком увлекся спором. Простите меня, ради Бога, если я не сумел удержать в словах этого письма выражений горечи, порожденной горем разделения между мною и Вами. Я писал не для спора, а ради любви моей к Вам и почитания, которые так же крепки, как были.

Любовь моя дает мне дерзновение сказать Вам: Христос посреди нас! – с убеждением, что если Вы еще ответите нет, то Ангел Ваш хранитель произнесет: есть и будет. Аминь.

20 января 1929 г.