Глава I. Патриарх Адриан до патриаршества

Биографические сведения о последнем русском патриархе крайне скудны. П. Адриан, в мире Андрей¹, родился в Москве 2 окт. в 1637 или 1639 году². О жизни Андрея до пострижения в монашество не имеется никаких известий. В истории он является уже архимандритом Чудова монастыря (с 1678–1686 г.)³ и доверенным лицом п. Иоакима. Как архимандрит Чудова монастыря Адриан заявил себя строительной деятельностью. Он «много споспешествовал устроению» монастыря. Соорудил соборную церковь в честь святителя Алексия с пределом благовещения Пресвятой Богородицы и при ней особую церковь в честь ангела своего, апостола Андрея. Весь монастырь с палатами, прилегающими к церквам, трапезами и под ними монастырскими службами был перестроен по чертежу царя Феодора Алексеевича на царские средства. Самая перестройка началась в августе 1680 г. и закончилась в 1686 г.⁴ Как доверенное лицо п. Иоакима архимандрит Адриан в Актах Истории встречается под 1682 годом, когда он от лица Иоакима ходатайствовал пред государями и царевной Софьей в Троицко–Сергиевском монастыре за взбунтовавшихся в Москве стрельцов и о скорейшем возвращении правительства в столицу⁵. Ходатайство Адриана, как известно, имело полный успех. Еще одна черта характерна для архим. Адриана в этот период его жизни: он проявил себя, как строгий поборник иноческого целомудрия. В монастырском храме он отвел особые места для мужчин и женщин, даже входы в храм устроил отдельные для мужского и женского пола, а дабы иноки Чудова монастыря прилежали безмолвию, учредил три дня на каждой неделе, в понедельник, среду и пятницу, запирать ворота в нем; завёл он и общую трапезу в особо устроенной им палате⁶. Положение Чудовского архимандрита в иерархии того времени было настолько видное, а личные качества Адриана, несомненно, настолько выдающиеся, что в 1686 г.

21–26 марта архим. Адриан был п. Иоакимом поставлен в митрополита на епархию Казанскую и Свияжскую⁷. О деятельности м. Адриана в Казанской епархии не сохранилось сведений. Известно только, что он обогатил своими вкладами благовещенский собор и написал книгу «О древнем предании свв. Апостол и свв. Отец, како подобает всякому православному христианину на знамение креста на лице своем руки своея персты, и кия слагати, и како на себе оный изображати»⁸.

По четырехлетнем правлении Казанской епархией в 1690 г. 24 августа митрополит Казанский возведен был на всероссийское патриаршество⁹. Избрание м. Адриана на патриаршую кафедру не обошлось без борьбы церковно–общественных партий, уже обозначившихся к концу XVII века, хотя к чести Адриана нужно сказать, что сам он стоял в стороне от этой борьбы, о чем торжественно свидетельствовал в слове, обращенном к народу по возведении в сан патриарха; «извествуяся верне на сие премножайшее бремя паствы Всероссийския ни единому быти ниже хотению, ниже желанию, ниже снисканию, но воли Божия смотрения тако быти благоустроившеся»¹⁰. Борьба эта оставила свои следы в известиях современников об избрании преемника п. Иоакиму. Официальное описание избрания и поставления на патриаршую кафедру митр. Адриана можно видеть в «чине возведения на патриарший престол кир Адриана». По смерти п. Иоакима, последовавшей 17 марта 1690 года¹¹, для назначения ему преемника собрался в Москве, в крестовой патриаршей палате, собор в июле того же года из шести митрополитов, трех архиепископов, одного епископа и трех архимандритов. Кандидатами на патриаршество собором выставлены были государям Адриан, м. Казанский, Никита, архиепископ Коломенский и архимандрит Троицко–Сергиева монастыря Викентий. Государи и все архиереи с освященным собором 22 августа 1690 г. молили принять патриаршество митр. Каз. Адриана. Адриан долго отказывался, считая себя недостойным «началовождения паствы многороссийския». Долго молили государи и архиереи, – «Едва умолиша!» – замечает составитель чина возведения¹². Так передано церковное событие в официальном описании. Несколько иначе обстояло оно по другим историческим известиям. В дневнике иностранца Гордона, жившего в то время в Москве и стоявшего близко к московскому двору, находим описание интимного, придворного хода избрания кандидата на патриаршество. Молодая партия, во главе с Петром желала иметь патриархом Маркелла, митрополита Псковского, мужа, по замечанию Гордона, ученого, нравом кроткого и здравомыслящего. Но против такой кандидатуры восстала вдовствующая царица Наталия Кирилловна, недовольная снисходительностью Маркелла к иноверцам и всецело стоявшая на стороне митрополита Адриана, единонравного советника, задушевного друга покойного патриарха¹³. Ее поддерживали многие архимандриты, игумены и низшее духовенство, опасавшиеся, чтобы Маркелл не стал снисходительно относиться и на патриаршей кафедре к иноверцам России; а архимандрит Новоспасского монастыря будто бы подал даже донесение царице, обвиняя Маркелла в ереси¹⁴. Сообщение Гордона существенно меняет картину избрания в патриарха Адриана. Можно думать, что два других официальных кандидата, выставленные освященным собором не были серьезными претендентами на патриаршую кафедру, являясь только для соблюдения установленного порядка избрания патриарха. М. Адриан еще до собора был предизбран, намечен светской властью – царицей, за которой стояла старорусская партия, и ее сыном, царем Петром, уступившим желанию матери. Избрание соборное 22 августа было соблюдением формальности, церковным узаконением царского выбора. Колебание и отказ Адриана занять патриаршую кафедру, при сообщении Гордона, также носят иной оттенок сравнительно с «чином возведения». М. Казанский отказывался не по одному только смирению и сознанию своей немощи, что конечно тоже имело место при известном нравственном складе характера Адриана, но и по нерешительности занять важный, ответственный пост предстоятеля всей Русской церкви в такое тревожное время, когда предвиделась борьба двух главных партий русского общества – старой и молодой, когда сам молодой царь уже заявил себя сторонником новшеств, намечая даже в кандидаты на патриаршую кафедру «снисходительного к иноверцам ученого мужа Маркелла». Только долгие, неотступные просьбы государей и освященного собора убедили, быть может, Адриана в том, что борьба с молодым царем, в то время не принимавшим участия в делах правления и продолжавшим свои «потехи»¹⁵, не будет опасна для церкви, что Петр, как уступил матери своей в важном факте избрания предстоятеля русской церкви, так будет уступчив и ему в других церковных делах. Адриану под гул просительных голосов, зовущих взять патриарший жезл, предносилась другая величественная картина избрания на п. кафедру богатыря–пастыря Никона. Там так же царь и освященный собор молили новгородского митрополита взять кормило правления. Никона едва упросили... Едва умолили и Адриана! Какое поразительное по виду сходство, и какое громадное по внутреннему содержанию различие в актах избрания того и другого. За Никоном шло все передовое, сама власть гражданская преклонила колена и стала под водительство церковной власти и авторитета. За п. Адрианом шло все консервативное в русском обществе, власть гражданская в лице Петра и молодой придворной партии наружно склонила голову по настоянию старой партии, но ненадолго... Она скоро подняла ее выше и стала руководить жизнью России вместо духовной власти на иных совершенно началах... Кончалась древняя русь, начиналась новая Россия!

При избрании преемника п. Иоакиму сказалось в обществе еще и сильное влияние на передовое общество латино–польской культуры, свившей себе гнездо в Москве в царствование Феодора Алексеевича¹⁶. – Отметим интересное и многознаменательное загадочное известие, находящееся в «житии и завещании патриарха Иоакима» о распре, бывшей в русской церкви при избрании нового патриарха «от некоего, иже бяше иноплеменник, притворятся же Россиянин, якобы произволяшеся оному и на патриаршество возведену быти, но Божиим предведением молитвами св. Иоакима патр. Московского, или посланием прежде сего писанным от св. Досифея патр. Иерусалимского, не повелевающего в духовном чине в России иноземцев, поляков, пастырьми поставляти, остережено сие бысть»¹⁷. Содержание послания п. Иерусалимского Досифея вероятно сходно с его же посланием в 1702 г. к царю Петру I, где п. Досифей предостерегал Петра, чтобы в патриархи не был избран кто–либо из греков или из уроженцев малой или белой России, которые вскормились и учатся в странах латинских и польских, хотя бы он был и православнейший; патриарх рекомендовал избирать в патриархи москвитян, притом природных москвитян, хотя бы они и не были «мудры», потому что «москвитяне по преимуществу суть хранители и хвалители своего»; москвитяне хранят отеческую веру не новосеченную, будучи не любопытны и не лукавы; а эти пришельцы, которые успели всюду побывать, могут произвести новшества в церкви¹⁸. К Маркеллу, митр. Псковскому, оно не может быть отнесено (как это делает Шляпкин в сочинении св. Димитрий стр. 167–168). На основании некоторых документов, хранящихся в Архиве, изобличается участие в истории избрания преемника Иоакиму прокравшегося в Москву иезуита Михаила Яконовича. В руки правительства попались его письма, из которых ясно видно, что он был в Москве и интриговал, чтоб его поставили в патриархи; в другом письме почтмейстеру Сангали он выражал сожаление, что Москва не приняла его в патриархи и подала голос за Казанского митрополита¹⁹. Означенная кандидатура совершенно недопустима с нашей точки зрения; латинство конечно не могло увлечь низшие классы Руси, но самый факт притязаний Яконовича подтверждает ту мысль, что латинство, пустившее корни в науке, которой учились дети царя Алексея Михайловича – Феодор и Софья от Семеона Полоцкого и Сельвестра Медведева, – отразилось как в надежде построить в Москве римский костел при содействии друга Софьи Голицына, так и в абсурдных чаяниях осуществления заветных дум католицизма проникнуть на Русь. Таким образом, из трех партий, не считая раскольнической, не имевшей своих представителей в церкви, но по духу близкой к старорусской, одержала верх партия старорусская или вернее греко–русская – партия Никона и Иоакима. На патриарший престол 22 августа был избран, а 23 наречен друг и единомышленник покойного патриарха митрополит Казанский Адриан.

24 августа происходило поставление новонареченного патриарха с обычным торжественным церемониалом. Адриан въехал в Кремль в патриаршей карете Филарета Никитича, о шести лошадях. По вступлении в Успенский собор после краткой речи о своем назначении, нареченный произнес обычное исповедание веры и архипастырское обещание хранить оную твердо и ненарушимо по церковным канонам, соблюдать мир церковный и учить врученную ему паству, оберегая ее от латинских, люторских, кальвинских и всяких иных ересей. Это обещание, подписанное рукою нового патриарха, положено было на хранение в жертвеннике соборной церкви. После этого сняли с Адриана архиерейские одежды и облекли в патриаршие, между прочим в саккос св. Петра, митр. Московского; жезл того же святителя вручили ему оба государя с поздравительною речью. Во время литургии служили 54 священных лица, в том числе, кроме патриарха, 5 митрополитов, 4 архиепископа, 13 архимандритов, 3 архидиакона, 16 диаконов, 4 иподиакона и проч. По окончании божественной службы, патриарх сказал народу длинное слово «о благоволении Божии и о избрании Божественного духа достоинства своего на всероссийский престол», предложивши затем общее назидание предстоящих ко спасению и послушанию ему, как пастырю и отцу²⁰. В тот же день патр. Адриан по обычаю обедал вместе с государями за царским столом в грановитой палате; a после обеда думный дьяк подносил от имени государей дары патриарху: два кубка серебряно–вызлоченных, объярь золотная, бархат гладкий, 2 атласа гладких, 2 камки немецких, два сорока соболей²¹.

Вышеизложенные биографические данные об Адриане до патриаршества не дают нам оснований судить, чем особенно заявил себя архимандрит Чудова монастыря, a затем митр. Казанский, что стал избранником на такой высокий ответственный пост, как всероссийское патриаршество. Несомненно одно, что он был в глазах царицы, большинства русских архипастырей и народа достойным патриаршества. Лучшей рекомендацией для Адриана в глазах современников служило то обстоятельство, что митрополит Казанский, согласно известию из «жития патр. Иоакима», был другом и единомышленником патр. Иоакима, а патр. Иоаким пользовался большим авторитетом при дворе и в церкви²². К достоинствам Адриана относилось также и то, что там, где ему пришлось выступить в качестве исторического деятеля, он явился с пальмовой ветвью примирения Московского правительства с взбунтовавшимися стрельцами. В самом акте вступления на патриаршую кафедру личность Адриана также обрисовывается в симпатичных чертах. Патриаршего сана он не искал. Если принял его, то по долгом молении, когда убедился, что все партии примирились и остановились на нем, как на достойном кандидате. Принимал сан патриарха с смирением, сознанием своей немощи и в то же время с надеждой и благочестивым упованием высоко держать знамя своего служения, и направлять церковную жизнь по тому руслу, какое проложили патр. Никон и Иоаким.

Со вступлением митр. Адриана на патриаршество Московское, сведения о личности его и служении церкви в исторических памятниках встречаются более подробные и характерные. Они полнее обрисовывают не только внешнюю казовую сторону его жизни и деятельности, как русского патриарха, но, что важнее всего, и внутреннюю его душу: его мировоззрение, характер, жизненную программу, а также атмосферу, среди которой пришлось ему работать, проводить в жизнь свои идеалы.

Лишь только патр. Адриан взял на себя «премножайшее бремя паствы всероссийския», как, по самому званию своему первосвятителя, должен был определить свой обязанности и права, что он и делает в «исповедании веры» пред лицем «собора и народа христианского». «Обещаюся, – говорил он, – по установленному чину, блюсти каноны святых апостолов и седьмь вселенских и благочестиво поместные соборы, иже на сохранение правых велений суть узаконены. И елико по разным бременам и летом от истинноборствующих по святей Восточней православней вере каноны и святыя уставы суть изображены, и та вся хранити крепце и ненарушне до кончины моея жизни сим моим обещанием свидетельствую, и вся, яже они прияша, и аз прииемлю, и ихже они отвратишася, и аз отвращаюся. Еще же и церковный мир исповедаю соблюдати и твердо держати, и усердно учити мне врученные люди и не единым убо нравом в чесом противная православной Восточной христианской вере мудрствовати во вся дни живота моего и соглашатися мне во всем, и неразгласну быти со святейшими, братиею моею, патриархи, с Константинопольским, Александрийским, Антиохийским и Иерусалимским, и всему преосвященному собору Российскому, преосвященным митрополитам, архиепископам и епископам по божественным законам и священным правилам святых апостол и святых отец, и любовь духовную вседушно к ним имети. Обещаваюся же в страсе Божии и боголюбивым нравом вверенное мне стадо управляти и от всякого зазора лукавого и от латинства, люторства и кальвинства и от иных всех ересей сохранити учительски со всяким усердным тщанием. Аще же еже обещанно зде мною что преступлю, или в чем Божественным правилом и чину восточныя православныя церкви, и всем святейшим православным патриархом и всему священному собору явлюся несогласен в должности моей, и Богом врученныя моему смирению ныне люди, каковым–либо образом соблазняти и развращати в непотребство самомненно возымею, тогда без всякого слова есмь виновен. Тем же молитвами вашими, вси благовернии, ко благому поспешествуйте мне, прошу вас. Вся же та долженствую убо, якоже днесь словом обещахся, так и делом до последнего издыхания моего ради будущих благ исполняти, их же буди мне и всем получити во Христе Иисусе, Господе нашем, с Ним же безначальному Отцу слава, честь и поклонение»²³... Такова программа патр. Адриана, как преемника патриархов Никона и Иоакима, создавших греко–фильское течение в русской церкви. Нет и не может быть сомнения, что патр. Адриан в своем исповедании веры высказал, подобно Никону и Иоакиму, теоретически правильный идеал своего служения. Им повторялась и утверждалась в общественном сознании верная и ясная точка зрения на задачи и направление русской церковной жизни. Быть в единомыслии с греко–восточной церковью, матерью церкви русской, – составлять с ней единый организм, мощное здание, утвержденное на апостольском и древне–соборном основании и тем представлять счастливую противоположность католицизму, протестантизму и русскому старообрядчеству – явлениям церковной жизни, созданным и развившимся на основаниях позднейшего вымысла и человеческих страстей, эта великая программа патр. Никона, Иоакима и всех стоящих за интерес соборного православия, как безусловной вселенской истины, поддержана была последним русским патриархом, несмотря на сильные напоры и католицизма, и протестантизма, и старообрядчества. Мало того патриархом Адрианом, как и патр. Иоакимом, объявлена была борьба со всеми течениями христианства, кроме восточного–греческого. Греко–фильство патр. Адриана имеет ту же историческую ценность, что и «вера и убеждения греческия» патр. Никона. Патриарх желает вести русское общество в церковной жизни по пути, освященному канонами Вселенской восточной церкви, в строгом согласии с восточными патриархами и полном отчуждении от иноверцев. Идеалом его является всестороннее проведение в жизнь всего определенного Священным Писанием и преданием, торжество в общественной жизни церковных начал, строение и распорядок жизни и общественных отношений по сложившемуся уже типу восточного православия, где религиозные цели и стремления в обществе должны стоять на первом месте, a цели земные, мирские–светские на последнем, где патриарх стоить выше царя, как отец сына, где светская власть является пособницей патриарху в утверждении значения в общественной жизни «единого на потребу» – служения Божеству. Что п. Адриан не устами только, по установившемуся во 2–ой половине XVII в. церковному обычаю, давал обещание вести русскую церковь по греко–русскому пути, не уклоняясь к еретическому западу, но и глубоко убежден был в истине своего исповедания и обещания – говорят первые шаги п. Адриана и его архипастырской деятельности. Характерным развитием мыслей «исповедания и обещания» является окружное послание, написанное патриархом ко всей пастве вскоре по вступлении на патриарший престол. Здесь бросается в глаза чуть ли не папская теория отношения власти церковной и гражданской. «Два начальства, – пишет патриарх Адриан в начале послания, – вышнейших устрои Бог на земли, священство глаголю и царство. Ово убо божественным служаща, ово человеческим владуща и пекущася: – от единаго бо и тогожде начальства обоя сия происходит человеческого жития украшению. Царство убо власть имать точию на земли, еже между человеки суды управляти праведный защищения обидимым и отмщения обидящим творити, царство расширити, от врагов иноплеменных обороняти, церкви святей православней, во всяких случаях и скудостех помощь подати, наипаче же еретики, раскольники и всякие наветники отгоняти; злодеи унимати, и наказавати и казнити; добродетельным благодаяние и похвалу и подобныя показывати, судии поставляти, и ты я праведно судящые возсуждати и отмщати. Священство же власть имать и на земли и на небеси, еже убо свяжет на земли, будут связаны и на небеси и яже разрешит на земли будут разрешены и на небеси. Мерность наша благодатию всесвятого и всесовершительного духа, учинен, есмь архипастырь и отец и глава всех, патриарх бо есть, образ Христов. Убо вси православнии оноя сынове суть по духу: – царие, князи, вельможи и славнии воини и простии, богатии и убозии, мужие и жены, всяких возраст и чин правоверных; моя овцы суть и знают мя и гласа моего архипастырского слушают, и аз знаю их и душу мою должен есмь положити за ня, иже и последуют мне. Чуждому гласу не последуют, но бежат от него, яко не знают чуждых гласа. О всех сих имам дати слово Богу в день правосудия Божия, аще и един от врученных мне погибнет. Аще умолчу и слова архиерейству моего должного не изреку и яковая либо видя в ком неисправления или самочиния, понеже безчиния и погрешения умолчу. Глаголати пред цари свободно–устно и нестыдетися долг имам, непослушающии гласа моего архипастырского не нашего суть двора, не суть от моих овец, но козлища суть, волкохищница суть. О них же в последствие вин не имам, зане долг мой отдах, слово рекох и волю Господню всем возвестих (сей убо мой есть долг), послушати же, или ни, ваше, и оных есть, слушаяй бо меня Христа слушает, а отметаяйся меня и неприемляй глагол моих, рекше Христа Бога отмещет и не слушает, яко сам Христос рече; и слово глаголанное от меня, яко судити имать в день судный. Аз же чист есть от погибели нecлyшающих, необинуяся бо елико возмогох всем сказах. Того ради убо во–первых царем благочестивым, яко помазанником Господним, таже архиереом, архимандритом, игуменом; иереом и монахом и прочим церковного чина и мирского сословия чиновником и всем православным христианом возмнех предложити увещания нужная ко спасению»²⁴. Из настоящего введения в Окружное послание, можно заключить, что писал это иерарх, глубоко убежденный в высоте своего звания, стоящего здесь на земле выше всякой другой власти.

В какие формы должна вылиться церковно–общественная жизнь, по идеалу п. Адриана, красноречиво говорят его «24 увещания» ко всем группам русского общества. Здесь идут краткие, но определенные наставления архиереям, архимандритам, игуменам, монахам и всему священному чину, всем пасомым духовного и мирского чина вообще, а князьям, боярам, судьям, воеводам, чиновникам, господам, рабам, родителям и детям в частности – «как подобает быть в соединении святой веры и согласии церковном по восточному благочестию. и научаться закону Господню день и ночь и творить заповеди. Его и любезно друг с други единоверными жительствовати и не прельщаться иноверными обычаями»²⁵. В сознании ответственности пред Богом за каждую вверенную ему душу п. Адриан всего коснулся, даже на мелочи установил определенный с своей точки зрения взгляд. Архиереев увещевал быть в своем поведении примером во всем и для всех: охранять ненарушимо святоотеческие предания и оберегать восточную церковь от учений еретиков – латинян, лютеран и других; паству свою, особенно священников, наставлять Господнему закону (п. 1), а для того самим часто читать св. Каноны апостолов и соборов, главным же образом Евангелие и иные божественные писания, кроме еретических книг (п. 5); как истинным пастырям, не бояться сильных мира сего, не робеть пред богатыми, живущими дурно, – но обличать, умолять и запрещать; вдов, сирот и обижаемых защищать и полагать за них, по слову Христа, свою душу (п. 9). – Архимандритов, игуменов убеждал почитать епархиального архиерея, как главу и образ Божий, любить его нелицемерно, как апостолы Христа (п. 2), жить благоговейно, хранить чин монастырский, в строгом искусе держать братию и самим быть примером для иноков в братолюбии, страннолюбии, смирении и нищете (п. 3). – Монахам предписывал «до исхода души своя» терпеть всякую скорбь и тесноту, жить по обещанию в послушании, хранить чистоту (плотскую), нищету и смирение (п. 4). – Священников увещевал самим памятовать десятословие, признавать и правильно понимать по восточно–церковному преданию семь таинств церкви и остерегаться смертных грехов (п. 10), прихожан же наставлять в вере в Св. Троицу, управлять ими словом учительства, служить добрым примером в любви и охранении всех церковных преданий, соблюдать посты, воздерживаться от излишества и телесных сластей (6 п.), быть благоговейными учителями, а не кощунниками, срамословцами, гордыми, гневливыми, бесстыдными пьяницами и смутьянами; грешников исправлять в духе кротости, наставляя от Св. Писания, а не бить; только к ослушникам применять наказание – запрещения и отлучения (п. 7); убеждать и обращать еретиков и раскольников в православие, непокорным заграждать, по втором наставлении, вход в церковь и не утаивать их за мзду – доносить о них патриарху или епархиальному архиерею (п. 8). – Пасомых патр. убеждал внимать слову своих пастырей, предлагаемому от божественного писания, почитать их, как отцов, повиноваться им как наставникам, имеющим отдать о них отчет Богу (п. 11), – с еретиками, врагами Божиими и вере православной, – латинянами, кальвинистами и лютеранами не дружить, даже не сообщаться и гнушаться как скверны, под угрозой отлучения от церкви по 45 апостольскому правилу; наоборот, свято, чисто, трезво хранить догматы восточной церкви, неленостно посещать со всеми домашними храм Божий, стоять там с благоговением и сокрушением сердца, принимая как пищу слово Божие (п. 12); часто исповедываться (в 4 поста) и приобщаться св. Таин, омывая слезами и паче снега убеляя свое греховное тело, одевая его в одежду добрых дел, чтобы всегда быть готовыми к смерти (п. 21) и встрече жениха, подобно мудрым девам, наполнивши свои светильники елеем милости к нищим и зажегши их огнем непрестанной молитвы, с надеждой отойти в жизнь вечную, где будет испытание добрых и злых дел (п. 22). – В увещаниях, касающихся образа гражданской жизни русских, патриарх предписывал порядок жизни, согласный с христианской верой. Царя православного наставлял почитать, любить и бояться, как носящего меч не напрасно, а на спасение, каковое зависит от исполнения Божиих заповедей, регулирующих обычную жизнь и требующих жить трудами рук своих, приносить от своего праведного труда дар Богу и служителям его, творить милостыню нищим и не удерживать или умалять должную кому–либо за труды плату (п. 13). Берущих и дающих оброки, продавцов и покупателей п. Адриан убеждал совершать сделки без умаления; в весах – (пудах, фунтах), – мерах (сыпучих тел), аршинах соблюдать установленную законом, а не произвольную величину (п. 14). Особенно предостерегал патриарх пасомых от ростовщичества, ибо ростовщики скверны и мерзостны пред Богом, а богатство, приобретенное «во тме, сетовании, гневе и в туге», развеет ветер, – от получения должностей за деньги, а не по личным заслугам, так как если кто «падет, не будет восстановителя, раз принял должность не от Бога» (п. 19). С обычными слабостями человеческими советовал бороться обратными пороку христианскими добродетелями: гордость побеждать смирением, ненависть братолюбием, сребролюбие милостыней, пьянство, «весьма, – по словам Адриана, – преумножившееся», – источник всего злого, воздержанием и молитвою частою и прилежною (и. 20). В наставлениях частных проявляется забота патриарха каждому званию и положению дать носильное христианское руководство. – Князей, бояр и всех поставленных земских судей п. Адриан убеждал управлять и судить по Божьей правде, различать виновных от невинных, не взирая и не боясь сильных и богатых, защищать обижаемых от обидчиков, особенно не обижать церкви и монастыри, захватом их земельных владений в свою пользу, так как, по слову Божию, дом такого обидчика пустеет (п. 14). – Воинов патриарх наставлял верно служить царям и стоять за православную веру, повиноваться полководцам; а воевод убеждал относиться к воинам с любовью, обращаться с ними, как отцы с детьми. – Господ увещевал обращаться с крепостными (рабами) кротко и любовно, не отягчая чрезмерными оброками и барщиной (работами); рабам же советовал почитать господ, работать на них с усердием и верностью, повинуясь их благим повелениям не из страха, но по совести, боясь больше Бога, от Которого и последует воздаяние (п. 18). – В наставлении об отношениях родителей к детям рекомендовал воспитывать не в своевольстве, а в чистоте телесной и Божьем законе; средством к этому и педагогическим идеалом у п. Адриана указываются изречения сына Сирахова: «Любящий сына, учащает раны ему, бьющий его жезлом, избавляет душу от смерти и вкоренит в него страх Божий, от которого зависит все доброе» (п. 17). В заключительных 23 и 24 увещаниях п. Адриан рисует русской пастве картину будущей загробной жизни грешников и праведников на основании Св. Писания. Для первых уготована мука вечная, для вторых – неизреченная слава немерцающего света (который, по апостолу, не видело человеческое око и не слышало ухо) и поклонение седящему на престоле праведному Судье, Сыну Божию, с Отцем и Святым Духом (пп. 23 и 24)²⁶.

Центральным местом окружного послания является то, что всего более занимало п. Адриана – 15 увещание – о брадобритии. Все обширное увещание посвящено рассуждению о пагубности брадобрития. Патриарх взял доказательства и от Св. Писания, и от канонов, и из церковной греческой, русской и литовской истории. Что это было больное место п. Адриана видно из того, что патриарх не ограничился предостережением православных от брадобрития в общем окружном послании; вскоре он составляет и рассылает специальное, еще более обширное, чем 15–ое увещание окружной грамоты, послание всему русскому народу о пагубности в деле будущего спасения и неестественности брадобрития, уподобляющего людей «блудовидным женам», «котам и псам»²⁷. В этом послании патр. подобрал еще больше доказательств исторических и от здравого смысла против богоненавистного иноверного обычая. Прочитавшему эти места из произведений патр. Адриана покажется странным, что последний патриарх русский, как бы главным злом русской жизни конца ХVII века считал невинные с нашей точки зрения или во всяком случае безразличные в деле спасения внешние заимствования с иноверного запада: брадобритие, а также табакокурение, немецкую одежду, тогда как не указал никаких других действительно серьезных влияний на русского человека иностранных вероисповеданий, – напр. догматического или канонического характера. Благодаря сильным и резким выражениям патр. Адриана по адресу иноверных внешних заимствований, отступают как бы на задний план все лучшие, полезные наставления патр. Адриана русской пастве, касающиеся разных сторон гражданской и церковной, общественной и личной жизни христианина. В исторической литературе установился даже взгляд на последнего патриарха, как на узкого обрядовера, ничем не отличающегося от раскольника XVII века, непонимающего духа и запросов времени, страдающего мракобесием и фанатизмом, разменявшего существенные нужды паствы на заботу о бороде и платье. У Рункевича в труде «Учреждение Свят. Правит. Синода» проведен нелестный на патр. Адриана взгляд. Также пренебрежительно относятся к личности последнего русского патриарха и другие историки: Ключевский, Знаменский и проч. Но такой взгляд на патр. Адриана, по нашему мнению, ошибочен. Последний патриарх Московской Руси отстаивал более серьезное, чем это может показаться с первого взгляда. В борьбе литературной с иноверными обычаями патриарх Адриан решительно стоял на точке зрения, указанной во введении к Окружной грамоте: «Вижду, – писал он здесь, – некие, кроме закона, исповедания и предания ходящие и уклоняющиеся в чужестранные некие обычаи, паче же прелести еретические содружествующие и сообщаемые со всеми ими. Еже аще в начале, яко мышль малая, не искоренится, удобно великое возрастет; и яко древо вкоренившееся и со многими трудами не истерзаемо, но секирою таково гнева Божия безвременно посекаемо бывает»²⁸. Сознавая, что даже самое мелочное увлечение иноверными обычаями всегда может повести к дальнейшим заимствованиям: подражаниям, уже явно угрожающим чистоте жизни и веры православного христианина, в корне могущим изменить самый уклад русской гражданско–церковной жизни, патриарх считал своим долгом пресечь вначале малое, чтобы предотвратить большое. Что опасность от иноверия была серьезна, это открывается из характерной проповеди, сказанной одним из последних патриархов (Иоакимом или Адрианом) в день св. Алексия митрополита, пред походом на турок. Вооружаясь против старого порока (пьянства), проповедник вооружается и против новых грехов. Проповедник описывает их так: – «Не только прочие в году узаконенные посты, но и великую четыредесятницу многие презирают. Мужчины, женщины, юные отроки и священного чина люди всегда упиваются; и вином, и табаком, и всяким питием без сытости пьяны; – и съедают не только запрещенные яствы, но рвением и завистью друг друга съедают, убивают и грабят, неправдосудствуют и обижают. Общая пословица носится: «Все то людям изъян, от чего кто пьян». Мера во всем человека в доброе дело будит, безмерно же не токмо вредный и скаредный табак, но и ренское вино губит. Теперь и благородные и простые, даже юноши хвастаются пьянством, говоря бесстыдно друг другу; тогда то и тогда я был пьян и церковное торжество в праздники Господни проспал. Не только по пьяным и ночным своим празнищам, но повсюду люди неученые, в церкви святой наших благопреданных чинодейств не знающие и других о том не спрашивающие, мнятся быти мудрыми, но от пипок табацких и злоглагольств люторских, кальвинских и прочих еретиков объюродели. Совратясь от стезей отцов своих, говорят: для чего это в церкви так делается, нет никакой в этом пользы, человек это выдумал, и без этого можно жить. Едва только святым книгам узнает имя или склад словесный, и уже учит архиереев и священников, монастыри править, людям всем тщится повелевать, устроять чины церковные и гражданские. Еретики раздорники говорят: на что эти посвящения, памяти по усопших душах, молебны Богу, Богородице, угодникам Божиим»²⁹. – Таковы горькие плоды иноземного влияния. Не напрасно свое время патриарх называл «достойным плача». Очевидно иноверные обычаи, и при том своими худшими только сторонами, проникли уже в конце XVII в. в русское общество через выходцев польских, литовских, немецких и их подражателей русских западников. Тревога, забитая патр. Адрианом по поводу брадобрития, табакопийства и чужеземной одежды с первых же шагов деятельности на патриаршей кафедре не была, следовательно, бессмысленна и неосновательна. Она имеет оправдание и с фактической и с психологической точки зрения. Фактически иноверие в конце XVII века угрожало Руси гораздо серьезнее, чем в предыдущие периоды. Если в царствование Федора Алексеевича и Софьи Алексеевны проникла на Русь, как мы уже вскользь упоминали, польщизна, несмотря на энергичную греко–восточную прямолинейность патр. Иоакима, то в конце XVII века еще опаснее было немецкое влияние, не столько для самой веры православной, сколько для гражданского уклада жизни всего русского общества. История второй половины XVII века дает много ценных свидетельств тому, что ко времени Петра I запад уже овладел многими передовыми людьми русского общества. История второй половины XVII века дает много ценных свидетельств тому, что ко времени Петра I запад уже овладел многими передовыми людьми русского общества. Еще до Петра многие русские умы, увлекаясь западной политической мыслью, подготовили программу, которую и выполнил сообразно с своим темпераментом Преобразователь России. В Русской Истории Ключевского перечислен и охарактеризован ряд предшественников Петра Великого, получивших основы для своей политической мысли на западе. Сотрудники, политические дельцы, Алексея Михайловича, работавшие над Уложением 1649 г., дипломаты Матвеев, Ордын–Нащекин, Голицын; политические мыслители и писатели Котошихин, Крижанич³⁰ и многие другие, имена которых не занесены на страницы истории, но которые безусловно были, создали атмосферу западничества, в которой рос Петр I. Сперва польщизна, затем немецкая слобода и культура принесенная западно–европейскими выходцами угрожали вначале православно–греческому, национально–самобытному укладу русской жизни, а потом, по связи с последним, и мировоззрению русского человека, как основе этого уклада. Раз на́чало сказываться влияние иностранное в перенимании западно–европейских обычаев, то можно было на основании психологического закона предполагать, что за усвоением иностранных обычаев последует перенимание, усвоение и самой мысли и мировоззрения, лежащего в основе иностранных порядков жизни. Внешнее рабство в модах – брадобритии, табакокурении, одежде – вело рабство идейное, – рабство мысли и воли. Патриарх Адриан, бичуя внешнюю подражательность иностранщине, выразившуюся в неуважении русских к традиции и перенимании табакокурения, брадобрития, немецкой одежды, оберегал русское общество от изменения всего уклада жизни по западному образцу. Восставая против внешней западной культуры, патриарх одновременно высказывал свои pia disideria, рисовал традиционный русский церковно–гражданский идеал. Верность старине в обычаях обыденной жизни, господство религии в государственном строительстве, проникновение религиозно–нравственными интересами всей земной жизни русского человека, направление всех помыслов к осуществлению Христова закона здесь на земле, для достижения небесного царства за гробом, такова программа жизни как отдельных членов, так и всей русской церкви, охватывавшая все общественные и государственные учреждения. Как верховный руководитель общества в деле вечного спасения, для исполнения начертанной программы, п. Адриан считал себя в праве следить за совершающимися событиями даже в гражданской жизни, оценивать их с церковно–религиозной точки зрения. И мы видим из первых шагов деятельности и вообще в первую половину патриаршества Адриана, что последний патриарх не безучастно относился к совершавшемуся на его глазах переустройству русской жизни под сильным воздействием иноземной культуры. Он начал бороться за свои заветные идеалы, забил тревогу, напряг силы в защите древней Руси от надвигавшегося нового порядка будущей Российской Империи.