IV. В Архипелаге
Смирна. – Православные храмы. – Апокрифические книги. – Торговля на пароходе. – Хиос. – Патмос. – Беседа за Библией. – Синее море. – Оживление на палубе. – Купец-благотворитель.
Вечером по дороге в Смирну нас захватил дождь. Палубные пассажиры плотнее закутались в свои кафтаны и шубенки. С дождем еще грязнее стало на пароходе. Только трюмные паломники, избрав себе «благую часть», читали и пели один акафист за другим.
Около 11 часов ночи вошли на рейд Смирны и стали на якорь. Недалеко от нас торчат три мачты греческого судна, разбитого русским пароходом. На набережной города множество огней, отражающихся в воде длинными светлыми полосами. Несмотря на поздний час, в этом главном городе Малой Азии слышен людской шум и музыка. Наш пароход остался ночевать на рейде.
На другой день, рано утром, прибыл к нам на палубу грек-проводник и собрал среди паломников второго класса небольшую группу желающих обозревать город. Взял он с нас за свою услугу и за лодку по франку с человека. Мы посетили три главных церкви Смирны: св. Фотинии, Георгиевскую и Иоанна Богослова. В последней показали нам рукописное евангелие на пергаменте, с раскрашенными рисунками и с позолотою. Когда греческий священник сказал паломникам, что это евангелие писано рукою самого евангелиста Иоанна, доверчивый народ стал благоговейно прикладываться к книге и еще усерднее покупал свечи и жертвовал деньги. Я нашел неудобным на первых порах разрушать иллюзию нашего простодушного паломника и не разоблачил явной неправды грека.
У ворот ограды храма продавались мелкие греческие брошюрки духовного содержания. Я купил по пятачку за штуку несколько этих неряшливо изданных книжечек на плохой серой бумаге. Это были по преимуществу апокрифические сказания, в роде любимого русским народом «Сна Богородицы». Выписываю заглавия некоторых из них: « Слово святого и праведнаго Авраама», «Откровение Пресвятой Богородицы, которая спускалась в ад и видела, как мучатся грешники», «Послание Господа нашего Иисуса Христа» и др. Во введении «Послания» сказано: «Послание это найдено во святом граде Иерусалиме, в Гефсиманской веси, на гробе Пресвятой Богородицы и приснодевы Марии». Затем рассказывается, как упал камень с неба, и в этом камне было заключено послание.
Пересмотрев эти брошюрки, я подумал: о, если бы они были изданы на русском языке, – мигом бы раскупили их наши паломники! Да не по пятаку, а по рублю давали бы за такие пророческие сказания! Впрочем, грекам нет нужды прибегать к таким операциям: русский богомолец и так им несет свои годами скопленные денежки.
Осматривая обширный базар Безестэйн, хотели купить кое-что на память о Смирне, но усилившийся дождь прогнал нас на пароход.
Простой народ не съезжал на берег и ограничился покупкою провизии на самом пароходе. С утра до вечера здесь был настоящий базар! Не смотря на дождь и на ужасную грязь на палубе торгаши-греки бойко продавали губки, орехи, фрукты, рахат-лукум, шелковые материи, розовое масло, ладан, известный здесь под названием смирны, разные изделия из морских раковин и многое другое. И нельзя сказать, чтобы все это было особенно дешево. Особенно быстро раскупался ладан. Разве можно быть в Смирне и не купить себе на память «смирны»? И каждый паломник запасался хоть маленьким кусочком пахучей смолы.
В 4-м часу пополудни наш пароход снялся с якоря и направился к Хиосу. Не перестававший дождь скрыл от нас всю красоту Смирнского залива. Я сошел в кают-компанию и разговаривал с паломниками. Замечательно, у всех на первом плане стоит «благодать», то есть тот чудный огонь, который ежегодно в Великую субботу сходит с неба на гроб Господень. Как будто для него и едут. Все их думы и расчеты сосредоточены главным образом на этом пункте: где бы им найти поудобнее место в храме в этот день, как провезти этот огонь в Россию, как бы увидеть самое чудо схождения огня. И я поражался, какая у всех паломников несокрушимая вера в небесное происхождение «благодати». Они не видя верили заранее, без всякого колебания.
В 10 часов вечера загромыхала якорная цепь, и я выскочил на палубу. Мы стоим около Хиоса. Темно. У левого трапа матросы с фонарями воюют с греками-торговцами и не пускают их на пароход. Но они, как кошки, незаметно в темноте взобрались на русленя и спрыгнули на палубу к паломникам. Один матрос все-таки усмотрел греков, но хорошо знакомые с здешними порядками торговцы сунули ему пару апельсинов и скрылись на баке, где все время, пока стоял пароход на якоре, происходила их таинственная торговля.
Рано утром, когда проходили мимо острова Патмоса, мне обидно было видеть, как такая масса паломников, объединенная одним благочестивым желанием посетить библейские места, была оставлена на произвол самой себе. Что они не съезжали в Константинополе и Смирне на берег, – это еще понятно: они боялись оставить свои пожитки на пароходе. Но как наши миссионеры не воспользуются случаем в продолжение десяти дней, от Одессы до Яффы, проповедывать Евангелие такой жадной аудитории из нескольких сот человек – это удивительно! В каютах были священники, но ни один, ни разу при мне не отслужил ни одного молебна в трюме в продолжение всего пути. Вот мы проходим мимо Патмоса, мимо того знаменитого острова, где был в ссылке евангелист Иоанн и написал известный Апокалипсис, раскрывающий судьбы мира; но никто ни малейшим намеком не подсказал народу взглянуть на это святое место, где перед глазами любимого Христом апостола пронеслись картины всемирной истории всех веков, где предначертаны были все тайны человеческого бытия, все величие бесконечной жизни. Сколько бы можно было поведать тут, в виду самого острова, о любимом русским народом «Откровении» Богослова! Но он спокойно стоит у борта, безучастно глядит на мимоплывущие острова, и ни одного умышленного взгляда в сторону Патмоса!
Возвращаясь к раньше высказанной мысли о специальном пароходе для паломников, я опять повторяю, как было бы хорошо, если пароход не останавливался бы в каких-нибудь Дарданеллах, чтобы забрать турок и загромождающий палубу товар, а напротив заходил бы в такие чтимые места, как о. Патмос!
«К нашему удовольствию, дождь перестал, небо стало проясняться, и потянуло теплом. Из трюмов повылезли паломники на палубу и любовались зеленеющими берегами островов. Небольшая группа любителей Слова Божия уселась на палубе вокруг благообразного вида мужчины с Библией в руках и внимательно слушала его толкования на послание Иакова. Я подивился бойкой речи чтеца. Чуть ли не от каждого прочитанного стиха он быстро переходил к поучению. Слушателей собиралось все более и более. Подошло время обеда. Кто-то заметил, что чтение можно отложить до вечера. Неохотно подымаясь, заговорили о посте.
– Еще одну минутку, братия, – попросил их чтец библии: – я вам прочту, что
говорит пророк Исаия о посте.
И быстро одним взмахом раскрывает он свою толстую книгу как раз на той самой 58-й главе пророка Исаии, которую он и хотел им прочитать. Это не ускользнуло от внимания слушателей, и они громко удивлялись такому совпадению.
– Так вот, братия, – вдохновенно ораторствовал чтец. – вы слышали, какой пост
желателен Господу: «Разреши оковы неправды, угнетенных отпусти на свободу; раздели с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом; когда увидишь нагого, одень его, и от единокровного твоего не укрывайся». А не это пост, говорит пророк, когда ты гнешь голову свою, как тростник, и подстилаешь под себя рубище и пепел, а в то же время ссоришься и ругаешься и дерзкою рукою бьешь других.
Надо было видеть, какое сильное впечатление произвела эта речь на слушателей. Как будто новое слово они услышали о посте, а между тем оно было сказано пророком более двух с половиною тысяч лет тому назад!
Вечером опять они собрались на верхней палубе и долго читали третью книгу Эздры. В это время пароход близко обогнул Родос и направлялся на восток по Средиземному морю. Видел я воды всех океанов и многих морей, но нигде мне не приходилось встречать такого удивительно чистого синего цвета воды, как здесь, в Средиземном море. Это не есть отражение здешнего лазурного неба. Напротив, синий цвет воды кажется еще чище, еще красивее, когда смотреть на него вертикально сверху вниз через колодец подъемного винта на судах.
Так было хорошо наверху, что не хотелось ложиться спать, и я просидел в кресле на мостике большую половину ночи и любовался яркими звездами. Мне хотелось увидеть красивое созвездие Центавра, недоступное для глаз жителя Петербурга, но скопившиеся облака на горизонте закрыли южную часть неба.
Переход от Хиоса до Сирийских берегов самый большой в нашем путешествии, более тысячи верст. На вторые сутки (15-го марта), когда мы плыли в виду острова Кипра, ветер стал еще тише, и качка уменьшилась. Большую часть дня пассажиры проводили на верхней палубе. Тепло, сухо, ясно. Пестрая толпа паломников разбилась на небольшие группы и мирно беседовала или закусывала. Побывавшие в Иерусалиме осаждались вопросами. У некоторых были раскрыты книги. Библейское общество, о котором я уже упоминал выше, опять собралось послушать своего талантливого толковника. На этот раз они читали Апокалипсис. На баке восседал солидных размеров московский диакон и внушительно объяснял слушателям о животной твари, населяющей пучины морские.
Ко мне подсел один из палубных пассажиров, с виду напоминающий зажиточного мастерового. Он был, как говорится, немного навеселе. С его лица не сходила улыбка. Я его и раньше замечал на палубе под хмельком, усердно оберегаемого внимательной супругой. Но теперь он был один.
– Где же ваша жена? – спросил я его.
– Пошла вниз отдыхать. Устала, сердечная! В качку-то намаялась... А я, хоть бы что!..
Умная у меня баба! Ох, умная, образованная! Вот проснется, – поговорите. А что я хочу с вами посоветоваться... Есть у меня капитал, так тысяч сорок. Я ведь купец. Оптом торгую. А больше по подрядам поставляю. И мы с бабой только вдвоем и есть. Куда нам копить? Зачем? Вот и надумали мы сделать вклад для спасения души. Только, посоветуйте, куда лучше: на Афон или в Иерусалим?
Такую откровенность его я приписал выпитой лишней рюмке водки и потому затруднился с ответом. Да и правда ли, что у этого грязного с виду, постоянно улыбающегося пьяного человека было сорок тысяч? Я попросил его познакомить меня с его «образованной» супругой и тогда обещался дать ему мой совет. Но этого не случилось. Сегодня было уже поздно, и пьяненький купчик вскоре поспешил последовать примеру своей прекрасной половины, чтобы завтра пораньше утром приветствовать сирийские берега и библейские горы Ливана.
V. У берегов Сирии
Ожидание Святой Земли. – Ночью на палубе парохода. – Благоухание Ливана. – Предрассветная картина. –Ливанские горы. –Верность Израиля своему Богу. –Арабы-лодочники.
Давнишняя моя мечта осуществляется: я приближаюсь к Сирии, к горам Ливана, к Святой Земле!.. Всю жизнь свою я мысленно витал по горам Иудеи и по берегам Галилейского моря. И вот теперь, наконец, воочию увижу страну моей поэзии, моего вдохновения, моей веры и надежды...
С вечера я узнал, что пароход подойдет к Триполи утром, и потому поспешил пораньше лечь, чтобы подняться с рассветом и приветствовать давно желанную землю. Оттого ли, что в каюте душно, или от душевного волнения, –спать я не мог и часа в четыре ночи вышел наверх.
Было еще темно. На востоке, прямо перед носом парохода, над едва заметной полоскою берега сияла луна. Ясно различаемый темный круг ее красиво окаймлял узкий серебристый серпик. Волнение было совсем слабое. и тщательно закутанные паломники спокойно спали плотными группами по всей палубе.
Легкиий ветерок дул прямо с берега. Но откуда такой приятный запах? Может быть, – подумал я, – кто-нибудь из паломников купил розового масла в Смирне и нечаянно пролил на палубе...
Я стал ходить по площадке взад и вперед, постоянно взглядывая на берег. На побелевшем горизонте луна понемногу начинала бледнеть. Все сильнее и сильнее чувствовался аромат в воздухе и напоминал померанцевые цветы. Тут меня осенила мысль: да ведь это с берега несется чудный запах! вот оно, вот «благоухание Ливана», воспетое Соломоном!
«Поднимись ветер с севера и принесись с юга, повей на сад мой, – и польются ароматы его!»...
А мы находились в это время более, чем в двадцати милях от берега!..
Утренняя заря разгоралась все сильнее и сильнее. Палуба зашевелилась. В разных местах, выбиваясь из-под одеял и платья, стали подыматься паломники. Точно восстание из гробов при общем воскресении мертвых. Зазвенели чайники и кувшины с водою. Послышался шум и в трюме, где паломники располагаются на ночь в два яруса.
Ожидая первого луча солнца, я жадно вглядывался в темные силуэты Ливана и весь перенесся мыслию в библейские времена этой благоухающей страны. Через час ожидания и восторга вдруг блеснули розовым цветом снежные вершины гор. Тут уж я не утерпел, не мог один перенести всей радости и восхищения от предстоящей картины. Я бросился вниз на палубу и, указывая на сияющие вершины, говорил столпившимся у борта паломникам:
– Смотрите, смотрите, ведь это Ливанские горы!
Многие из русских паломников первый раз в своей жизни видят горы с снежными вершинами и потому выказывали большое удивление; другие же просто не хотели верить, чтобы был снег. Но когда достали бинокль и рассмотрели на темном кряже снежные полосы,– изумлению и восхищению не было конца. Большинство благоговейно обнажали головы и крестились.
Под звуки утренних молитв и припевов к акафисту, которые неслись из трюма, я переходил от одной группы паломников к другой и всем старался сообщить что-нибудь о Ливане. На корме парохода еврейский раввин только что окончил свои утренние молитвы и снимал с головы полосатый талес.
– Вот видите, – говорю ему, – белый Ливан! Моисей подошел к обетованной земле
с юго-востока и молил Господа, чтобы он «показал ему добрую землю за Иорданом и Ливаном», а мы теперь подходим к ней с противоположной стороны, то есть с северо-запада, и прежде всего видим цветущий Ливан.
– А, так это Ливан! – оживился раввин и произнес несколько фраз по-еврейски.
Я напомнил ему, как пророк Иеремия, указывая на постоянное пребывание снега на Ливанских горах, противоставлял ему непостоянство народа Израильского по отношению к Богу.
Сразу раввин ничего не ответил и еще старательнее занялся укладкою в ящик книг и талеса, но потом, вдруг быстро поднялся и, указывая на Ливан, произнес вдохновенным голосом:
– Как этот снег всегда на горах, так и Израиль никогда не оставит того Бога, с
которым говорил Моисей.
В семь часов мы подходили к Триполи. Солнце уже высоко стояло на небе и заливало город ослепительным светом. Еще пароход не стопорил машины и подвигался довольно быстро, а арабские лодки одна за другой приставали к борту, не взирая на крики команды и офицеров. Тут мы полюбовались поразительною ловкостью лодочников сирийцев. На волнении, на быстром ходу фелюк, они смело перепрыгивали с одной на другую, легко сохраняя равновесие, и в то же время сильно работали руками и ногами. Крику и гаму было довольно. Иные вскарабкались по борту парохода на палубу и стали предлагать паломникам свои услуги перевести их в Ель-Мину, в порт Триполи.