№33, преосвященного Иоакима, епископа Оренбургского, от 9 декабря 1905 года

Во исполнение циркулярного указа Святейшего Синода от 27 июля 1905 г., за № 8, и применительно к докладной записке бывшего обер-прокурора Святейшего Синода К.П. Победоносцева, приложенной для соображений к помянутому указу, долг имею почтительнейше представить на благоусмотрение Святейшего Синода нижеследующее:

Всеобщая практика древней вселенской Церкви, утверждённая законодательно многочисленными канонами (Апост. прав. 37-е; I Всел. Соб. 5-е; IV Всел. Соб. 19-е; VI Всел. Соб. 1-е, 2-е, 8-е; VII Всел. Соб. 6-е; Ант. 20-е; Карф. 87-е; Лаод. 40-е и др.), не оставляет никакого сомнения в том, что Собор должны составить только епископы, как носители полноты благодати Христовой и власти апостольской. Пресвитеры могут быть допущены на Собор, как представляющие собой лице епископа своего, по уважительным причинам не могущего лично участвовать в Соборе, или как представители вдовствующих епархий, по одному от епархии. Равным образом, пресвитеры и миряне могут присутствовать на Соборе или в качестве слушателей, или учёных канонистов для представления Собору потребных справок и для записи соборных деяний, но без права голоса и по особливому от Святейшего Синода выбору и значению в последнем случае.

Соборно-патриаршая форма церковного устройства представляет собой наиболее совершенную форму организации высшего поместного церковного управления, выработанную на чисто церковной почве, путём долгого жизненного опыта. После отмены патриаршества учреждением Св. Синода она долгое время не переставала быть предметом искренних желаний как в среде иерархии, так и православного народа. В наше время восстановление патриаршества, если бы оно последовало, встречено было бы всеобщим сочувствием. Самым веским основанием для замены патриаршего управления синодальным выставлялся в своё время политический мотив, что простой народ мыслит патриарха «самодержцу равным»; но едва ли этот мотив имел для себя даже в то время реальное основание. Принцип канонического приматства не имеет никакого сходства с римско-католическим папством. Из 34-го апост. правила, формулирующего приматство, легко видеть, что в нём нет ничего напоминающего абсолютизм папства: по духу и букве канонов вселенской Церкви примас, какой бы высокой честью ни отличен был от прочих епископов поместной Церкви, не имеет никакого преимущества перед ними по иерархической степени: он – такой же смиренный епископ, как все они; он сам рукополагается и судится Собором епископов, как и каждый епископ; без совета с ними и он ничего не творит вне своей епархии, как и каждый из них.

Восстановление патриаршества в русской Церкви весьма желательно по многим причинам. Уже то одно важно, что во главе Церкви будет стоять один высший архипастырь, направляющий течение церковных дел и порядков, могущий быть постоянным предстателем за Церковь перед государственной властью, для чего ему должна быть предоставлена широкая возможность непосредственного доступа к Государю, а не мирянин – с правами в административном отношении более широкими, чем патриаршие (если не de jure, то de facto). Затем, восстановление патриаршества требуется самым внешним положением и значением русской Церкви среди православных других Церквей. Церковь наша – самая сильная, обширная между всеми восточными Церквами, во многих отношениях являясь для них опорой. За что же ей быть лишённой того права – иметь высшего иерарха, каким пользуются другие, менее значительные Церкви? Наконец, восстановление патриаршества в России может оказаться необходимым для более правильного развития отношений нашей Церкви к другим православным Церквам. Вопреки началу братского общения, составляющему основу православия, сношения между поместными Церквами сделались весьма редки. Нив нашей Церкви не бывает Соборов, на которых бы присутствовали пастыри других Церквей; ни на Соборах, составляющихся в других Церквах, наши пастыри не принимают участия. Накопилось много вопросов, которые настоятельно требуют разрешения и которые не могут быть решены в отдельных Церквах без сношения с другими (например болгарский церковный вопрос, старообрядческий у нас). Сношения межцерковные, несомненно, должны восстановиться и оживиться. Вновь должны быть созываемы Соборы, на которых архипастыри русской Церкви могли бы участвовать вместе с архипастырями других Церквей в решении общих церковных вопросов. Но чтобы на этих Соборах архипастыри русской Церкви могли иметь соответствующее её положению значение и влияние, необходимо, чтобы они имели и степени церковные не низшие архипастырских степеней других Церквей.

Патриарх должен быть избираем Собором епископов местной Церкви. По особенной важности этого дела соборному избранию патриарха вполне достойно совершаться или в личном присутствии самого Государя или, по крайней мере, в присутствии его чрезвычайного уполномоченного. С другими патриархами общение новоизбранного открывается пастырскими грамотами.

Патриарх имеет жительство в столице империи – С.-Петербурге. При патриархе состоит патриарший наместник, например митрополит или архиепископ Новгородский, который бы мог заменить патриарха в Святейшем Синоде во время болезни последнего или в случае его смерти; наместник патриарший имеет жительство в Петербурге и является непременным членом Синода и заместителем патриарха.

В промежуток между Соборами (Поместными) высшая исполнительная власть по применению законов, административной и судебной частям должна принадлежать первосвятителю русской Церкви, причём он действует не лично, а через посредство председательствуемого им «Освященного Собора» или Святейшего Синода. Святейший Синод, с председателем во главе, в каноническом отношении может иметь двоякое значение:

а) исполнительного органа Поместного Собора и

б) канонического Собора, «меньшего» однако, чем полный Поместный Собор всех иерархов поместной Церкви. Но при этом нужно, чтобы Св. Синод действительно был собранием епископов, чтобы он имел церковный характер. Для этого необходимо изменить сам способ назначения членов Синода. Состав членов Синода должен быть точно определён по соображению с потребностями церковными и ограждён от всяких случайных и произвольных перемен. Несомненно, будет лучше, если члены Синода будут частью переменные, а частью постоянные. Постоянными членами Св. Синода могли бы быть епископы и архиепископы без кафедр, но которым вверено было бы руководительство высшими вспомогательными учреждениями при Святейшем Синоде; например, один мог бы быть председателем Учебного Комитета при Св. Синоде, другой – Училищного Совета, третий заменил бы протопресвитера армии и флота и т. д. Таких постоянных членов Св. Синода, по моему мнению, должно быть пять, независимо от патриаршего наместника и самого патриарха, как председателя. Переменных же членов в Св. Синоде может быть шесть, из епархиальных преосвященных, которые бы приглашались на заседания Святейшего Синода на полгода, примерно – один с 1 января по 25 июня, а другие с 1 июля по 20 декабря, и притом не по выбору или назначению, а непременно по очереди. Такое приглашение по очереди епархиальных преосвященных для участия в деяниях Св. Синода было бы весьма плодотворно. Принимая во внимание количество епархий в российской Церкви 70–80 и участие в Св. Синоде ежегодно 12 епархиальных епископов (по шести в полугодие), в течение шести-семи лет все епархиальные епископы поместной российской Церкви получили бы возможность участвовать в патриаршем Соборе. Это содействовало бы, смею думать, и плодотворности деяний высшего церковного правительства через личное выяснение епархиальными преосвященными многоразличных нужд вверенных им епархий. Это полезно было бы и для преосвященных, которые получили бы возможность входить во взаимное братское общение между собой для пользы Церкви Божией, знакомиться с положением всей российской Церкви и приобретать опытность правления. Это полезно было бы и всероссийскому патриарху, который бы приобретал знание своих соработников на ниве Христовой непосредственно, путём продолжительного взаимного общения, а не по случайным встречам или понаслышке. При такой постановке дела всякая епархия может иметь в Святейшем Синоде своё представительство, хотя и не постоянное, и Св. Синод с надлежащим вниманием может обнимать религиозно-нравственные потребности всей Русской земли. Всем членам Синода должен принадлежать при решении дел не только совещательный, но и решающий голос.

Общий Собор русских иерархов должен быть завершением к развитию соборного начала и высшей инстанцией церковного управления во всей стране.

При вышеизложенной организации высшего церковного правления – Святейшего Синода с патриархом во главе, разделение российской Церкви поместной на митрополичьи или архиепископские округа представляется излишним и не вызываемым необходимостью. Практика древней вселенской Церкви, канонически выраженная в 34-м апост. правиле, не имеет обязательного применения в российской Церкви. На основании 34-го апостольского правила, практика древней вселенской Церкви была такова: епископы, например, народа римского, населяющего Италийский полуостров, признавали первым епископа Римского; епископы народа греческого, населяющего Балканский полуостров, – Константинопольского епископа; епископы народа сирийского – епископа Антиохийского; епископы народа еврейского – епископа Иерусалимского; епископы Египта – епископа Александрийского и т. д. Главные епископы сначала именовались архиепископами, а потом им присвоен титул патриархов. В соответствии с сим епископы народа русского, при восстановлении патриаршества, будут признавать своим первосвятителем всероссийского патриарха. Русскую Церковь составляет главным образом народ русский. Если же есть члены Церкви из нерусских народностей, населяющих Русское государство, то они или малочисленны, например, – из татар, армян, поляков, немцев, или сами народности незначительны, например, эсты, латыши, киргизы, чуваши и пр., или они живут смешанно с русским населением и таким образом не могут составить своего особого народного округа и не имеют своих отдельных епископов. Правда, обширное государство Русское, составляющее поместную Церковь русскую, представляет в различных частях своих и разные местные религиозно-нравственные условия жизни: в одних местах приходится бороться с латинской ересью, в других – с лютеранской, в иных – с исламом, а в иных – с расколо-сектантством и язычеством. Но для успешности и единства направления в действиях священноначалия требуется не разделение Церкви на округа, а соборы епископов для совместных суждений о нуждах Церкви данной местности. Они могут быть созываемы по указанию патриаршего Собора, как центрального управления, объединяющего действия всего священноначалия поместной русской Церкви. К сему надо присовокупить, что при разделении русской Церкви на 8 или 9 архиепископских округов, с известными полномочиями и делопроизводством по окружному управлению, естественно придётся призвать к бытию известные институты (вроде Грузино-Имеретинской синодальной конторы), которые ведали бы окружные дела, ибо один митрополит или архиепископ не может сам вести всю канцелярскую работу, не может этого делать и через местную консисторию, обременённую делами по епархиальному управлению. Такие окружнические правления потребуют на своё содержание немалых денежных средств, в каковых чувствуется крайний недостаток на удовлетворение неотложных нужд и существующих учреждений.

Впрочем, сказанное составляет мой личный взгляд по возбуждённому вопросу. Соображения по сему же вопросу местной комиссии, образованной применительно к циркулярному указу Св. Синода от 27 июля за № 8, также заслуживают внимания, особенно если сохранен будет существующий порядок относительно состава Св. Синода и вызова членов оного. Помянутая комиссия высказалась решительно за разделение поместной русской Церкви на митрополичьи или архиепископские округа по следующим соображениям:

Возрождение и оживление прихода, от чего справедливо ожидают благодетельных последствий для народной и государственной жизни вообще, возможно только при условии децентрализации центрального управления, когда инициатива во многих делах, а равно и окончательное вершение их будут перенесены из центра в области и епархии. (Положения, внесённые в Комитет Министров высокопреосвященным митрополитом Антонием, «Церковный вестник» 1905 г. № 453.)

Возрождение прихода не достигло бы того благотворного значения для целой Церкви, какое оно, несомненно, может иметь, если дело ограничивать восстановлением только особного, автономного существования приходов, как мелких церковных единиц. Эти единицы должны быть связаны между собой духовным общением, духовными интересами. Особное, автономное существование приходов без такой связи может легко привести прихожан к мысли о самодовлеемости каждого отдельного прихода, каковая не замедлит выразиться в форме грубо эгоистичного отношения к обще-епархиальным и общецерковным интересам, внося, таким образом, в церковную жизнь не улучшение, а ухудшение. Мелкие церковные единицы должны слиться в обширнейшее общество – епархиальное, с центральным пунктом – епархиальным епископом. Для этого необходимо, чтобы, наряду с епархиальной правительственной организацией, существовал орган общественно-епархиального управления – ежегодное епархиальное собрание. Оно должно служить живым органом, через который будут публиковаться веления высшей церковной власти, доходя до крайних точек церковного организма – приходских обществ и единиц, их составляющих, и через который обратно будут восходить голоса этих единиц к центральной церковной власти.

Как соседние приходы, объединённые общностью духовных интересов, во главе с епископом образуют епархии, так соседние епархии, также связанные общностью интересов и задач, образуют митрополический округ, в управление которым также должно быть введено соборное начало. Никакие переустройства собственно церковной администрации сами по себе не могут ещё возвысить жизненного строя Церкви, если вместе с тем не будут возбуждены и возвышены в Церкви внутренние духовные силы, составляющие само существо религиозной жизни, т. е. вера, благочестие, преданность церковным интересам, живая христианская любовь и т. д. Но эти внутренние духовные силы могут иметь надлежащее воздействие на правильное развитие и отправление самих административных форм только при условии различных применений соборного начала к управлению жизни церковной. Соборное начало в церковном управлении есть наилучшая охрана этого управления от перехода в бездушно-административный механизм. В жизни древней вселенской Церкви этому началу предоставлялось широкое участие; и у нас на Руси, в прежние времена, соборное начало имело довольно значительное развитие в церковной жизни, начиная с низших ступеней её в приходах и оканчивая самыми высшими инстанциями церковного управления, где при митрополитах и патриархах собирались со всей земли Русской соборы для рассмотрения важнейших дел церковных, а иногда и государственных.

Существование особливых задач, подлежащих церковному управлению в разных территориях Русского государства, служит жизненным основанием к установлению областных и окружных автономий. Западно-Русский край представляет обширное поле для охраны православия в борьбе с иноверием; множество инородцев, ожидающих света Христова учения, и пропаганда ислама в восточных губерниях и областях России вызывают к неутомимому христианскому деланию под одним общим систематическим руководством областного представителя Церкви; такое же обширное поприще для проповеди христианства представляют многочисленные племена Кавказа, где также требуется противодействие пропаганде исламизма; противодействие быстрому распространению рационалистических и мистических сект преимущественно на юге России призывает местных архипастырей к совместной объединённой деятельности. Поэтому основной идеей при разделении России на церковные округа должна быть не только одна географическая близость епархий, но ещё более их этнографическая близость, однородность: епархия с определённым населением и бытом должна тяготеть к другим епархиям, живущим в одинаковых с нею условиях, болеющим одинаковыми нуждами, имеющим одни и те же задачи.

По существенным географическим, этнографическим и историческим основаниям, округа могли бы быть, например, такие:

1) Северно-Русский или Петербургский (с включением сюда православных финляндских и остзейских церквей);

2) Срединно-Русский – Московский;

3) Южно-Русский (Малорусский) – Киевский;

4) Новороссийский – Одесский;

5) Западно-Русский – Виленский, со включением в него православных церквей, находящихся в бывшем царстве Польском;

6) Восточно-Русский – Казанский: епархии волжские и уральские;

7) Кавказский;

8) Восточно-Сибирский;

9) Западно-Сибирский.

Введение в церковной администрации разделения по округам представляется весьма полезным, между прочим, в том отношении, что оно более открывает возможности к самостоятельному устроению церковной жизни в различных округах, применительно к их местным особенностям.

Установление церковных округов выдвигает на первое место главных окружных епископов – архиепископов или митрополитов. Митрополитом может быть или старейший по службе из епископов известного округа, или епископ главного окружного города. Так как архиепископами желательно иметь пастырей ревностнейших и опытнейших в церковном управлении, то одним старшинством службы или епископством в главном окружном городе не может быть решён раз навсегда вопрос о даровании епископам архиепископских прав и степени. Вопрос этот в каждом отдельном случае должен быть решаем высшей церковной властью – Св. Синодом или окружным (митрополичьим) собором. Так как окружное епископское управление в известных случаях может иметь отношения и к гражданскому управлению, то на утверждение архиепископов-митрополитов в их должности необходимо соизволение Высочайшей власти.

Кафедре архиепископа всего удобнее быть в главном окружном городе (Петербург, Москва, Киев, Одесса, Казань, Вильна, Тифлис, Томск и Иркутск).

Архиепископу, заведующему целым округом, невозможно вместе с тем непосредственно заведовать и всеми делами той епархии, в которой он будет иметь жительство. Ему нередко и подолгу придётся отлучаться из этой епархии для присутствования в Синоде, для обозрения других епархий, на соборы, собирающиеся по важнейшим церковным вопросам или по поводу избрания епископов, и т. д. Епархия в это время не может оставаться без архипастыря. Поэтому при архиепископе в окружном городе всегда должен быть епископ, заведующий делами местной епархии, в качестве архиепископского викария.

Предоставление архиепископам некоторых прав не только требуется канонами, но и желательно в целях объединения, согласованности епископских действий. Сюда относятся: надзор над прочими епископами округа, братское руководство ими и – в случае нужды – предстательство за них перед высшей церковной и государственной властью, созывание окружных соборов и председательство на них (Антиох. Соб. 341 г. пр. 9-е, 16-е и 20-е), участие в избрании епископов своего округа и непременно в рукоположении их (I Всел. Соб. пр. 4-е, 5-е и 6-е), наконец – присутствование в Св. Синоде, на правах члена его.

Весьма желательно, чтобы посвящение новоизбранных епископов совершалось в кафедральном соборе епархии, для которой посвящается избранный. В таком случае не только духовенство, но и миряне этой епархии могут принять живое участие в молитвах о ниспослании высшей благодати священства новохиротонисуемому архипастырю, услышать те обеты, какие он принимает на себя, и то живое пастырское слово, с которым новопоставленный епископ обычно обращается к присутствующим. Далее, пребывание в течение нескольких дней окружного митрополита и епископов ближайших епархий в кафедральном городе той епархии, для которой посвящается епископ, может быть весьма полезно и для ближайшего братского руководства вновь посвящённого епископа в архиерейском служении и в управлении епархией. В этом случае он может получить гораздо более, чем в столице, где местные интересы его родной епархии никому не могут быть близки.

При восстановлении архиепископских округов должен восстановиться и древний обычай созывания областных или окружных соборов. Такие соборы, как организация братского совета и помощи, – такое же необходимое учреждение для церковной жизни округа, как Поместные Соборы для целой поместной Церкви. Они представили бы святителям возможность частого взаимообщения «усты к устам», являясь в то же время полезным помощником Св. Синоду. Окружные соборы могли бы организоваться по образцу Поместных Соборов древней Церкви, т. е. совместить совещание по вопросам принципиально руководственным с деятельностью распорядительной и судебной. Необходимость окружного суда, как второй инстанции, чувствуется особенно настойчиво. Такой суд, оставаясь судом местным, не был бы обременён чрезмерным множеством дел, гораздо больше обеспечивал бы правосудие и избавил бы Св. Синод от грустной необходимости передоверять фактическое обсуждение судных дел вовсе не епископскому суду. Составляя как бы отделение Св. Синода и подчиняясь ему как апелляционной и кассационной инстанции, окружной собор решает судные и административные дела, касающиеся местного края и второстепенного значения; более существенные идут на суд Св. Синода, а имеющие общецерковную важность – на обсуждение Поместного Собора.

По правилам древней Церкви, окружные соборы должны собираться дважды или, по крайней мере, однажды в год. Архиепископ или митрополит является докладчиком и руководителем совещаний, но с голосом, равным другим членам Собора. Предметами занятий окружных соборов могут быть: рассмотрение и принятие общих мер по церковному управлению, братские епископские собеседования о состоянии епархий и о мерах к лучшему их устроению, обсуждение недостатков, замеченных архиепископом в управлении одной или другой епархии, рассмотрение жалоб, приносимых епархиями на епископов и консистории. Свои решения окружной собор или приводит в исполнение собственной властью и ответственностью, или представляет на утверждение Св. Синоду.

Священно-начальническая власть епархиального епископа должна обнимать все стороны церковной жизни в пределах епархии. Ограничение власти епископа подчинением её какому-либо епархиальному институту, или отделение от власти епископа каких-либо сторон жизни Церкви, или вообще ослабление епископской власти – не может быть полезно для Церкви Божией. Это будет посягательством на богодарованные полномочия епископов, строго определённые церковными канонами и освящённые практикой вселенской Церкви и русской, «ибо епископам вверены людие Божии, и они должны дать ответ о душах их» (Апост. прав. 39-е). Всякое ослабление власти епископской поведёт к ослаблению и церковно-религиозной жизни, и без того невысокой ныне, особенно в так называемом образованном обществе, и скажется прежде всего нестроениями в клире и упадком церковной дисциплины. Не потому ли духовные семинарии так печально заявили себя нестроениями в последнее десятилетие, что власть местного епископа в управлении ими низведена почти к нулю и выражается только в утверждении журналов семинарских правлений.

Существующие ныне епархиальные вспомогательные учреждения, через которые действует епископ, как-то: консистория, епархиальный училищный совет, епархиальное попечительство, миссионерские комитеты, правления и советы духовно-учебных заведений и прочее, следует сохранить, не призывая к бытию «такого действенного епархиального органа епископской власти, который объединял бы в своём ведении всю область епархиального управления»; ибо такой орган ещё более умножит бумажное делопроизводство, ещё более отдалит епископа от жизни Церкви, ещё более будет тормозить дела и замедлять их движение. Из существующих епархиальных учреждений было бы полезно оживить деятельность благочиннических советов, которые большей частью существуют только на бумаге, а равно епархиальных съездов духовенства, которые следовало бы сделать ежегодными, с расширением круга их суждений.

Что же касается судного дела в епархии, на которое слышится так много нареканий, то, оставляя за «владычним судом» прежний круг его действия (применительно к 155–156 §§ Уст. дух. конс.), надлежит, для приведения консисториального суда к большему совершенству и беспристрастию, настоятельно требовать, чтобы таковой вершился не столом и членом консистории, ведающим судный стол, а непременно всем присутствием консистории. При этом полезно было бы для дела – привлечь в помощь присутствию консистории ещё двух или трёх духовных судей из священников или протоиереев епархиального города, по выбору епархиального съезда духовенства и с утверждения епархиального преосвященного. Духовные судьи могли бы собираться в консисторию один или два раза в неделю для суждений по судным делам вместе с присутствием консистории. Проект реформы церковного суда, составленный комитетом в 1873 г. под председательством архиеп. Макария, по моему мнению, не подлежит приведению к жизни, как не вполне соответствующий каноническому церковному устройству и едва ли могущий послужить во благо Церкви и упорядочить епархиальный суд.

Для благоустройства прихода следует признать за оным права юридического лица, заведования и распоряжения церковным имуществом и суммами с тем, чтобы прежде всего удовлетворялись сборы на нужды епархиальных учреждений. Проект устройства православных приходов в Финляндии может быть допущен, с некоторыми поправками и изменениями, и в русских приходах вообще. По вопросам о правах, обязанностях и составе приходского собрания можно признать следующие основные положения:

1) церковно-приходские дела решаются на церковно-приходском собрании.

2) Церковно-приходское собрание составляется из глав отдельных семейств православного исповедания, жительствующих в приходе не менее одного года и исполнивших долг исповеди и св. причастия.

3) Члены причта с церковным старостой участвуют в приходском собрании, каждый с правом голоса, причём настоятель прихода есть председатель приходского собрания. Но если в приходе есть лица высокопоставленные или владетельные (помещики), могущие оказать приходу особую пользу, то таковые могут быть избираемы председателями приходских собраний, с согласия настоятелей приходов.

4) Приходское собрание собирается не менее двух раз в год, в первые воскресные дни – после нового года и Петрова поста.

5) Дела решаются большинством открыто поданных голосов, но с предоставлением настоятелю прихода <права> останавливать решения, с коими он не согласен, и таковые в недельный срок представляются на усмотрение благочиннического совета.

6) Приходское собрание избирает из среды прихожан церковного старосту, представителей для ежемесячного контроля церковных сумм, членов церковно-приходского попечительства или совета, контролирует деятельность церковно-приходского совета, утверждает смету прихода и расхода по церкви на будущий год, рассматривает отчётность за предыдущий год, устанавливает правила для заведования церковным хозяйством и имуществом, постановляет решения по делам о сооружении и ремонте храма, его содержании, постройке и ремонте причтовых домов, приходских просветительных и благотворительных учреждений, изыскивает средства для удовлетворения вообще церковно-приходских нужд – путём, например, самообложения.

7) Церковно-приходскому собранию предоставляется право просить епархиального преосвященного об определении на вакантные священно- церковно-служительские места при приходском храме угодных приходу кандидатов, с тем, чтобы они удовлетворяли образовательному цензу и отличались благоповедением и не состояли на таких же местах в других приходах.

8) Приходское собрание назначает членам клира определённое жалованье и определяет другие средства содержания их.

9) Органом приходского собрания является церковно-приходский совет или попечительство, в состав коего обязательно под председательством настоятеля прихода входят все члены причта с церковным старостой. Заседания совета должны быть не менее одного раза в месяц. Старший член причта – председатель совета – может останавливать постановления его для предварительного доклада дела приходскому собранию очередному, а в случаях, не терпящих отлагательства – и экстренному. Приходский же совет по полугодиям доставляет отчёт в своих действиях приходскому собранию, причём все функции церковноприходского попечительства передаются церковному совету.

10) Совет может выделять из своей среды комиссию для ближайшего заведования разными отделами церковно-приходской жизни, каковы:

а) церковный – по сооружению и ремонту церквей, кладбищ, часовен, причтовых домов, обеспечению причта и т. п.;

б) религиозно-нравственный – по нравственному воздействию на население в целях поддержания добрых нравов через религиозно-нравственные беседы, борьбу с сектантством, пьянством и другими пороками, по учреждению обществ трезвости и т. п.;

в) образовательный – по устройству школ, библиотек, читален, книжных лавок;

г) благотворительный – по оказанию материальной помощи бедным и учреждению приютов;

д) врачебный – по оказанию медицинской помощи больным, учреждению аптек, приёмных покоев;

е) сельскохозяйственный – по поднятию экономического состояния прихода, распространению сельскохозяйственных знаний, по организации образцовых хозяйств и прочее. Комиссии поступают по указанию приходского совета и ему отдают ежемесячно отчёт в своих действиях.

Деятельная церковно-приходская жизнь зависит от религиозно-нравственного состояния и настроенности паствы под водительством пастыря, и возвышение и одушевление этой жизни – преимущественно от пастыря, его усердия, ревности и самоотверженной попечительности. Где пастырь – добрый, там и приходская жизнь отличается благочестием христианским, водится и располагается по духу Христову, особенно в сельских приходах, среди простого христианского населения. Где пастырь – небрежный и ленивый, порочный и алчный, там и жизнь паствы не отличается высотой и оскудевает христианским благочестием. Посему избрание и поставление пастыря и прочих членов причта церковного имеет существенно важное значение для прихода. Ныне назначение священно- церковнослужителей в приходы всецело находится во власти епархиального начальства, которое не всегда достаточно осведомлено о надлежащей подготовке и религиозно-нравственной настроенности лиц, назначаемых на церковные должности; вследствие чего нередко получают назначение такие лица, которые далеко не ответствуют даруемым им полномочиям. Нередко недостойные священно- церковнослужители не только не созидают тела Церкви Христовой и не благоустрояют духовных паств своих, но и разрушают их, и распугивают духовных чад своих своим соблазнительным отношением к обязанностям и зазорным поведением. Такое печальное явление объясняется, с одной стороны, тем, что архиереи преимущественное внимание при выборе кандидатов священства обращают только на образовательный ценз их, а с другой – тем, что самые искатели пастырского служения ищут главным образом куска хлеба в пастырстве, а не руководствуются в избрании пастырского жребия высшими побуждениями – благом Церкви Божией. Посему желательно, чтобы в избрании пастырей и вообще членов причта церковного участвовали приходы, заинтересованные в сем. Но, при современном состоянии церковно-приходской жизни, это участие в избрании причта со стороны прихода едва ли возможно и полезно; ибо, за весьма редкими исключениями, приходские собрания не могут из своей среды выделить на пастырские места достойных в нравственно-религиозном отношении и правоспособных в образовательном отношении лиц, которых они знают вполне, о коих они могли бы ходатайствовать перед архиереем, как вполне ответствующих высоте пастырского служения кандидатах. Других же кандидатов священства, живущих вдали от вдовствующего прихода, приходские собрания не знают, а, следовательно, и избирать их не могут, как лиц им неизвестных, с которыми они не имеют никакой нравственной связи; а если и изберут, то только по просьбе членов причта – родственников последних, или по просьбе самих кандидатов за известное угощение или за обещание (ищущего места) облегчить приход в средствах содержания церковного причта; при этом богословская правоспособность и нравственная высота избираемых едва ли будут иметь первенствующее значение, а скорее всего будут оставляемы без всякого внимания. В сем последнем случае религиозно-нравственный уровень пастырства и вообще клира несомненно понизится, а с ним – и духовная жизнь пасомых. Возвращение к практике первых веков христианства при современном состоянии приходской жизни и современном подготовлении к церковному служению, особенно пастырству, путём образования в духовно-учебных заведениях, а не путём постепенного совершенствования религиозного и нравственного, службой в клире, путём постепенного восхождения от низших клирических степеней к высшим, – едва ли применимо и желательно для блага Церкви. Мы склонны думать, что, при существовании специальных для подготовления кандидатов священства духовно-учебных заведений, надлежит сохранить прежний порядок назначения на священно- церковно-служительские должности властью архиерейской, но с предоставлением права приходам возбуждать ходатайства о своих местных кандидатах на клирические должности, если таковые кандидаты имеются вполне правоспособные в приходе. Но таковые ходатайства не могут быть обязательными к исполнению для архиерея, и самое удовлетворение подобных ходатайств должно совершаться по тщательной проверке епархиальным начальством правоспособности лиц, о коих возбуждено приходом ходатайство.

Что касается вопроса о приобретении церковной недвижимой собственности, то дела этого рода должны вестись тем же порядком, каким ведутся при приобретении недвижимой собственности другими учреждениями и лицами, без испрошения на сие каждый раз Высочайшего соизволения, но с согласия и утверждения епархиальной власти, а в исключительных случаях, когда ценность покупаемого или принимаемого в дар недвижимого имущества велика, примерно свыше 5 тысяч, – с разрешения Св. Синода; но продажи недвижимой церковной собственности – каждый раз с разрешения Св. Синода. При сем должно быть предоставлено право приобретать церковную недвижимую собственность: церквам, монастырям, братствам, школам и другим церковным учреждениям.

В Оренбургской епархии, в коей числится – при 1.350.000 православного населения – около 100.000 раскольников, сектантов и других иноверцев и около 1.300.000 мусульман и язычников, положение православной Церкви является тревожным и тем более, что, по смыслу манифеста от 17 апреля о веротерпимости, многие из новокрещённых киргиз и татар могут быть утрачены для Церкви, а равно некоторые и из обратившихся из раскола. Главный вопрос – какими средствами следует миссии бороться с иноверческой пропагандой, которая ввиду свободы вероисповеданий может усилиться тем более, что православная Церковь некоторыми узаконениями ставит в затруднительное положение православных, например, в вопросе о смешанных браках с сектантами. Облегчение предбрачных требований, каковых почти нет у сектантов, вполне отвечало бы назревшей потребности. Относительно отпавших в иноверие, особенно в тех случаях, когда отпадение вызвано не убеждением, а силой внешних условий, следовало бы узаконить, чтобы пастыри считали таковых в числе своей паствы и употребляли к ним особые меры духовного воздействия. При массовых отпадениях целыми приходами и при посягательстве отпадших на церковное достояние следует законодательно признать церковное имущество с храмами и другими церковными сооружениями собственностью епархии. Сравнительно малое развитие ислама среди киргиз требует мер охранения их от татарской пропаганды, могущей в короткое время привить киргизам вредный мусульманский фанатизм, с коим потом будет трудно бороться. В видах сближения киргиз с русскими, ныне вполне возможного, надлежит русскому Правительству придти на помощь миссии, ассигновав ей достаточные средства на открытие школ, приютов, благотворительных учреждений, где бы киргизские дети воспитывались вне влияния магометанского фанатизма, в духе русской гражданственности и православной веры.

Недостатки современных духовных школ, особенно семинарий, общепризнаны, и эти недостатки нельзя ни отрицать, ни умалять. Таким образом, реформа семинарий необходима и не терпит отлагательства. Главный вопрос в том, какая реформа. Можно различать реформу, как коренное изменение учебного заведения в его типе и целях, и реформу частную, касающуюся одной или нескольких частей заведения, причём остаются неизменными тип и цель учебного заведения. По-видимому, в указе Святейшего Синода от 2 июля 1905 г., за № 8, и разумеется реформа второго рода, потому что выражено: «Об усовершении духовно-учебных заведений», а не о реформировании их.

До сих пор семинарии в продолжение многих лет (с 1808 г.) были профессиональными духовно-учебными заведениями, в которых преследовались две цели:

а) достаточно удовлетворительное общее образование и

б) умственное, нравственное и религиозное подготовление учащихся к церковному пастырству. В прежнее время для семинарий возможно было не только практическое достижение этих двух целей, но и достижение идеала в преследовании этих двух целей, – идеала, который в предложении г. обер-прокурора Святейшего Синода изображается так: «До 2-й половины XIX века духовно-учебные заведения отличались устойчивостью учебной и воспитательной постановки и, хотя вызывали нарекания на устарелость и схоластичность приёмов обучения и суровости дисциплины, тем не менее выпускали оканчивающих в них курс с весьма развитым мышлением, чрезвычайной трудоспособностью и добрым направлением воли».

Так было прежде. Но с 1901 г. открылись в семинариях такие печальные события, которые показали, что учащиеся в семинариях сделались совершенно неспособными не только к достижению этого идеала, но и к получению основательного общего образования, соединённого в семинариях с изучением богословских наук и с подготовлением к кандидатству на священство. Полная неспособность семинаристов к получению образования в существующих семинариях открывается из бурных волнений с террористическим характером, из эпидемического распространения этих волнений и «перехода их в уголовщину». «В 1902 году до Рождества было закрыто более 23 семинарий» («Сын Отеч.» 6 мая). Другой факт, доказывающий неспособность нынешних семинаристов к обучению в старых семинариях, это – публично заявленное семинаристами недоверие к своему семинарскому начальству в благожелательности его к семинаристам в деле приобретения ими прав и вольностей, несовместимых с духом и целью семинарского образования и воспитания. Наконец, самый характер этих прав и вольностей показывает, что семинаристы более не желают состоять не только кандидатами на церковное пастырство, но и на звание порядочного христианина. Воспитанник Саратовской духовной семинарии 4-го класса пишет в «Рассвет» 10 апреля: «Теперь приходится обращаться к защите печати, которая одна только и может пособить горю семинаристов. Им дорого не пристрастное мнение семинарских педагогов, им дорого общественное мнение. Положение всех семинаристов гораздо хуже положения других учащихся. Для нас желательны следующие реформы:

1) право поступления семинаристов, кончивших курс 4-х классов семинарии, во все высшие учебные заведения;

2) отмена вступительных экзаменов в семинарию из духовных училищ;

3) отмена переходных экзаменов из класса в класс в семинарии;

4) расширение программы преподавания светских наук;

5) разрешение чтения всех книг, дозволенных российской цензурой. Если нам удовлетворят вышеупомянутые требования, то между семинаристами и их начальством не будет никаких поводов к недоразумениям и несогласиям; а если семинаристов и впредь обойдут, не удовлетворивши их законных требований, то всегда будут происходить беспорядки, и напрасно высшая власть и семинарские правления прибегают к репрессиям. Они никогда не помогут, только озлобляют и будут озлоблять несчастных семинаристов» («Богословский Вестник», июль–август 1905 г.). Противоцерковное направление и непригодность теперешних семинаристов к той цели, которая преследуется в семинариях, ярче всего обнаруживаются в петициях или в требованиях, излагаемых в петициях, – в требованиях свободы в пище, т. е. отмены постов, свободы в хождении к богослужению, свободы в исполнении христианского долга, свободы в собрании учащихся на сходках, и всяких других родов и видов свободы.

Нет надежды, чтобы семинаристы отказались от своих требований, несмотря на всю их нерациональность. Напротив, многие факты говорят о том, что семинаристы с присущей им упрямой настойчивостью будут домогаться удовлетворения своих требований по примеру всяких студентов. Бороться или регулировать эти требования нельзя уже потому, что это значит – бороться со всей интеллигенцией и с литературой как светской, так и духовной. Вся литература встала на сторону требований семинаристов, потому что литература же настроила и настраивает их на все требования. Любимые темы о семинаристах в литературе собраны в статье «Богословского Вестника» за июль-август, что семинаристы голодают (по постам едят постную пищу), живут в грязи; изнывают взаперти («лишены права на послеобеденную бесконтрольную прогулку»); удалены от жизни и современности и скучают в обстановке «по образу монастыря», что было ещё в семинариях в XVIII веке; распорядок времени и ежеминутный контроль подавляют индивидуальность, искажают характер; воспитания нет в семинариях, а есть одна дисциплина, уничтожающая личность, самостоятельность, инициативу в нынешних семинаристах, которые выходят в жизнь запуганными, забитыми, неспособными стоять «за человеческие права»; вообще, современная школа, как гигантский пресс, выжала из учеников все соки, взяла всё и оставила одну бесформенную массу.

Вследствие таких и подобных, несомненно со злобным замыслом затеянных и широко распространённых по всей литературе, ламентаций о горькой участи семинаристов, об из бесправии, принижении, помрачении семинарской наукой, деморализации богослужениями, церковными порядками, строгостью дисциплины, – семинаристы преобразились. Они глубоко приняли к сердцу прозрачные намеки врагов духовной школы, намёки на свободу от всех отличительных свойств духовной школы, и всей силой души вооружились против своей родной школы. В своей враждебности к школе, к обучению в ней, к порядкам в школе, к воспитателям и учителям семинаристы прошли все ступени постепенно от понятий и чувств, осуждающих школу, до дел презрения и разрушения её. Сначала стали практиковать нарушение правил о богослужении, посещении классных уроков, о поведении в классе. Участилось нарушение правил тишины, порядка, благочиния и нарушение правила целости и не поврежденности казённых вещей. Все эти нарушения производились не только отдельными лицами, но целым составом учащихся по взаимной стачке и вследствие принуждения и угрозы. Семинарские общежития, в противоположность своему доброму назначению, сделались очагом происхождения и распространения крайнего своеволия семинаристов, школой развращения младших старшими и вертепом лентяев, похотников, обжор, гуляк, политиканов и атеистов. В семинарских общежитиях сгруппированы юноши и мужи от 15 до 20 и до 24-летнего возраста. В семинариях не принято никакого разделения между столь различными возрастами. От этого невольного совместительства каждое отдельное лицо в общей массе теряет свою личную свободу, волю, разум и невольно и безвозвратно подпадает воле и направлению большинства или указаниям и распоряжением заправил. Всякая праздная или злостная затея, задуманная немногими или одной отчаянной головой, быстро сообщается всей массе или всему общежитию, масса без колебания объединяется чувством общего единодушия, и все общежитники, кто по воле, кто по неволе и принуждению, совершают забастовки, погромы, бунты и т. п. Общежития представляют из себя постоянные, не расходящиеся, <как бы> законные сходки для соглашения и учинения самых беззаконных деяний. Теперь общежития перестали отвечать своему доброму назначению – служить тихим и мирным убежищем для беспрепятственного изучения учебных предметов, для спокойного обмена мыслями, для взаимного обучения и для взаимного воздействия друг на друга в деле приобретения образованности, начитанности, хороших привычек, добродетелей. Напротив, настоящие общежития представляют обширную лабораторию, в которой современная литература и преобладающие общественные политические воззрения с эвдемонистическим и антирелигиозным веянием приготовляют и выводят на свет экземпляры вроде Гапонов и других могущих открыться впоследствии. Мало пригодна для самоотверженного пастырского служения и общая масса, выходящая из семинарских общежитий. Это – заурядная посредственность в умственном отношении, индифферентная часть общества к вопросам веры и нравственности (в противоречие своему назначению), и достаточно обличающая себя своим предпочтением низших благ мира вечным христианским идеалам веры и нравственности. Например, всякому понятен грубо чувственный характер стремлений вдовых священников получить право на второй брак и остаться в священстве. Это значит, что руководители христиан дерзновенно отвергают так называемые жизненные кресты, которые налагает на каждого заурядного христианина Тот, Кто сказал: «Аще хощет по Мне ити, да отвержется себе и возмет крест свой, и по Мне грядет». Вследствие всего прописанного об общежитиях должно вытекать необходимое заключение, что общежития вредны для самостоятельного независимого развития личности и устойчивости личных достоинств и характера; наоборот, с другой стороны, общежития как нельзя более оказывают содействие развитию в личности рассеянности, подчинённости сторонним влияниям и раболепству перед мнениями большинства. В новых семинариях прежде всего должно избегать многолюдности учащихся в общежитиях.

Главные начала, которые должны быть положены в основание новых семинарий, указываются резкими недостатками существующих семинарий.

1) Многолюдность учащихся в современных семинариях, препятствующая надлежащему влиянию, воздействию и направлению преподавателей и воспитателей на учащихся, в новых семинариях должна быть заменена малолюдностью, благоприятствующей направлять учение и воспитание соответственно определённым лицам и характерам. Это начало малолюдности в новых семинариях достигается само собой уже потому, что семинарии будут состоять из трёх классов вместо прежних шести. Нормой количества – допустимого в каждом классе – учащихся должно считать то, при котором наибольшее число оканчивает курс.

2) Тщательный подбор предназначенных к поступлению в семинарии в отношении здоровья, умственных способностей, душевного настроения и качеств характера. Начало подбора для поступающих не могло иметь место в существующих семинариях, потому что приём поступающих обусловливался правом окончивших курс в духовных училищах на поступление в семинарию и происхождением их из духовного звания.

3) Во избежание современного недовольства семинаристов семинарским образованием и воспитанием, по несочувствию семинаристов целям семинарского образования, в новых семинариях от поступающего требуется достоверно засвидетельствованная искренность желания и расположения к семинарскому образованию и служению в пастырском звании. Свободно выраженное желание семинарского образования юношей в 16–18 лет, по окончании общего среднего образования, может быть достаточной гарантией неизменности воли и её решения на избрание богословской специальности. И эта специальность, избранная сознательно и добровольно, по предпочтению её всем другим специальностям и по особой склонности к ней, будет укреплять избранника её в своём избрании по мере прохождения наук богословских и раскрытия истин и правил христианского учения.

4) Указанные три начала, весьма важные для организации новых семинарий, имеют всю свою силу, значение и преобразовательное действие только в том случае, если принято будет четвертое начало – начало разделения и отделения общего образования от специального богословского по месту, по преподавателям, по времени. Общее образование должно получать прежде и в особых общеобразовательных школах светских, какие существуют и будут существовать в данное время, или в шестиклассных духовных училищах. Специальное богословское образование должно проходиться в особых богословских школах (семинариях) при особых преподавателях, если нужно – в священном сане, при особом строе и порядке, соответственных назначению семинарий.

Так как это отделение общего образования есть новая, неизвестная в опыте Духовного Ведомства система и не имеющая примеров среди других профессиональных школ военных, реальных, технических и др., то является необходимость особого объяснения в пользу проектируемого обособления богословского образования от общего. Правда, идея общеспециального образования, действующая в существующих семинариях, есть идея величественная и плодотворная, указывающая путь всестороннего проникновения воспитанника с детских лет в течение всего школьного возраста духом Христова учения и величием христианской нравственности; но эта идея есть и задача длинная, трудная и зависящая от многих условий. Эта задача по обстоятельствам времени сделалась недостижимой. Этой задаче мешают отцы, не всегда расположенные к пастырству своих сыновей, – училища, по своей программе не способные располагать питомцев в пользу богословского образования, – современная литература, отвращающая питомцев от богословского образования. Поэтому прежний способ долговременного, постепенного, хлопотливого и малоуспешного выращивания духовных питомцев, как молодых дерев, от зерна до возраста мужа совершенна, для добрых плодов пастырского делания, – этот способ удобнее и выгоднее в наше время заменить другим, более кратким и простым способом, способом прививки благородных черенков и соков к молодым деревам, окрепшим для противостояния внешним вредным влияниям, к деревам здоровым и богатым своими соками. Проектируемые семинарии или богословские училища, как опытные садоводы, способны производить эту прививку богословских знаний и доброй пастырской дееспособности молодым людям всяких званий, получившим общее образование в светских школах, – производить в трёхлетний курс, обучением, наставлением, примером, церковным строем училищных порядков и истинно христианским образом жизни учащихся.

По задачам и условиям организации этих богословских училищ можно надеяться, что, как во времена апостолов, дикая малина – язычники «прицепились», привились «к соку и корню» благородной маслины – призванию евреев в Церковь и заполнили эту Церковь, так и ныне лучшие люди всяких званий, вследствие прививки им богословского образования, без долговременной подготовки к пастырству, наполнят русскую Церковь достаточным количеством достойных пастырей взамен отвергающихся от этого звания.

5) Недостатки теперешних семинаристов религиозно-нравственного характера: сознательное пренебрежение христианскими подвигами и добродетелями – постами, молитвой, богослужениями и т. п., не должны иметь места между учениками новых семинарий как по причине свободного избрания ими богословского образования, так и по причине более зрелого возраста сравнительно с поступающими из духовных училищ. Поэтому пятым основанием для обновления новой семинарии должно положить – полное введение в новой семинарии всего строя и образа жизни учащихся в духе и по уставу Церкви, с соблюдением всех правил о постах, богослужении, развлечениях и увеселениях, без опасения недовольства со стороны воспитанников и упреков со стороны посторонних лиц.

6) Есть ещё выдающийся недостаток современных семинаристов, заключающийся в неустойчивости характера и убеждений и в неопределённости направления. От этого недостатка естественно происходит неспособность к самостоятельной, настойчивой руководственной деятельности в приходе, с одной стороны, с другой – слабость противодействия и борьбы с людьми и внешними влияниями, не благорасположенными к Церкви и к её интересам. Происходит этот недостаток характера и направления от раздвоенности души учащихся между симпатичными науками общего образования и несимпатичными науками богословского образования, между свободными профессиями и вынужденной профессией церковного пастыря, между школьным режимом светских школ и режимом духовных школ. Такое раздвоение душевных сил порождает раздражение, недовольство, злость и уничтожает всякую возможность умственного и душевного сосредоточения на одном предмете, без чего невозможно равновесие души.

Недостаток характера и направления учащихся не может иметь места в новой семинарии по свободному выбору семинарского образования, по определённости преследуемой семинарским образованием и воспитанием цели и по возможному сосредоточению душевных сил учащихся на предметах богословского образования.

Так как все выгоды и преимущества новой семинарии сравнительно со старой основываются на раздельности богословского образования от общего, то и основное начало устроений новых семинарий – это полное отделение их от общеобразовательных школ, которое и должно быть принято во всей силе и неизменности.

Продолжительность семинарского курса определяется, с одной стороны, количеством учебного богословского материала, с другой – общей продолжительностью всего школьного образования в школах низшей, средней и высшей. Желательно, чтобы общая продолжительность образования в будущих школах не превышала продолжительности образования в существующих школах. Количество учебного богословского материала, измеряемое существующими учебными программами по богословским предметам, может быть пройдено в три года в проектируемых семинариях, причём, в случае нужды или введения дополнительных предметов (греческого языка, медицины, гигиены, живописи), в некоторые дни могут быть назначены пятые уроки, которые для юношей не могут считаться изнурительными. Таким образом, семинарский курс не может быть менее трёх лет, но не должен продолжаться и более трёх лет, чтобы общая продолжительность среднего образования не превышала существующую продолжительность в 10 лет (7 лет в гимназии и 3 года в семинарии).

Программы учебных богословских предметов для семинарии должны быть соображены с программами духовных академий, а потому могут быть составлены и распределены по классам Учебным Комитетом.

После устроения семинарий на новых началах для приготовления кандидатов-священников не меньшую заботу должно составлять устройство школы богословского характера для приготовления диаконов и псаломщиков. Насколько такая школа необходима, настолько же, нужно полагать, Духовное Ведомство будет лишено денежных средств для заведения и содержания этих школ. Ввиду этого, для Духовного Ведомства остаётся одна возможность – набирать нужных кандидатов из окончивших курс общенародных школ с 4-х или 6-летним курсом учения, теперь из церковных двухклассных и второклассных школ, а впоследствии из подобных низших школ, какие будут устроены Правительством. Такой порядок собирания кандидатов на должности диаконов и псаломщиков можно считать выгодным для Духовного Ведомства во всех отношениях, потому что эти кандидаты по своему образованию будут много образованнее в общих светских науках сравнительно с окончившими курс в духовных училищах, с одной стороны, с другой – они своим общим образованием ничего не будут стоить Духовному Ведомству. После этого на Духовном Ведомстве останется одна забота: как этих кандидатов сделать приготовленными и приспособленными к профессии их на должностях диакона и псаломщика.

Во избежание больших расходов, для подготовления наибольшего числа кандидатов специальную подготовку этих кандидатов на церковно-служительские должности можно устроить не через постоянные и неподвижные, дорого стоящие школы, а через постоянные, в разных местах епархии устраиваемые, вечерние церковно-практические курсы, на которых слушатели изучают богослужение, церковное пение, письмоводство, учение веры и правила жизни по Библии и церковную историю. Такие несложные по предметам курсы могли бы вести приходские священники с академическим или семинарским образованием в числе не более трёх человек. Такие курсы могли бы быть устрояемы в разных местах епархии: при монастырях, при второклассных школах, в уездных городах, в приходах двухштатных или трёхштатных и вообще там, где слушатели курсов по близости к своим семьям не могли бы встретить затруднений в своём содержании на время обучения на курсах. Порядок обучения на курсах вызывается необходимостью следующий. В утреннее дообеденное время каждый курсист одну неделю в месяц употребляет на практику в богослужении в приходской церкви, другую неделю – на обучение детей в школе, неделю – на практику в церковном письмоводстве и неделю – на практику в церковном пении и регентском искусстве. Теоретическое же изучение предметов производится в послеобеденные вечерние часы, свободные для священников от приходских обязанностей, в одной из школ, которая тоже свободна в эти часы от учеников этой школы. Каждый день число теоретических уроков может быть от двух до трёх, по одному часу каждый. Продолжительность курсов предполагается от одного до двух лет, а годичные занятия на курсах могут продолжаться от сентября до августа. Таким образом, общее и специальное образование кандидатов на церковно-служительские должности продолжается от 6 до 8 лет.

Удобство этих курсов – их подвижность. Они могут открываться там, где собирается наибольшее число лиц, желающих учиться на этих курсах. Курсанты живут по квартирам и содержатся за свой счёт. В городах курсанты могут составлять церковных хор и за пение получать средства на своё содержание.

Об улучшениях духовных училищ прилагается при сем «проект преобразования духовных училищ», составленный смотрителем Оренбургского духовного училища г. Макарьевым.

Высочайшим манифестом 26 февраля 1903 года было провозглашено твёрдое и неуклонное желание «усугубить плодотворное участие священнослужителей в духовной и общественной жизни их паствы». Способ этого участия сказан был такой: «Поставить задачей упорядочения местного быта сближение общественного управления с деятельностью приходских попечительств при православных церквах, там, где это представится возможным». В этих словах манифеста начертана целая программа преобразования местного общественного управления на началах истинно православных и русских.

Между тем последние два десятилетия господствовала тенденция к устранению духовенства от участия в общественной жизни и ограничению его деятельности сферой чисто духовных интересов. Под влиянием этой тенденции духовенству был закрыт путь к земскому самоуправлению, в котором по первоначальному положению оно пользовалось известными правами, воспрещено также вмешиваться в дела волостных и сельских сходов. Даже в городских думах духовенство не имеет теперь обязательного участия, и депутат от Духовного Ведомства бывает в собраниях думы там, где «епархиальное начальство признаёт полезным его назначить» (ст. 57 город, полож. 11 июня 1892 г.). Такое отдаление духовенства от участия в общественной жизни справедливо не может считаться нормальным.

В настоящее время, под влиянием общего оживления по поводу ожидаемых церковных реформ, возбуждён вопрос о привлечении священнослужителей к участию в делах государственной и общественно-гражданской жизни. Высокопреосвященным митрополитом Антонием внесены были в Комитет Министров положения о желательных преобразованиях в управлении православной Церковью. В этих положениях высказаны желания о предоставлении Церкви и духовенству большей самостоятельности и инициативы, о распространении на православных священнослужителей права быть непременными членами общественно-государственных учреждений, имеющих место в их приходах в случае восстановления прихода, как земской единицы, участвовать в мирском сходе и быть представителями общины перед властями при желании последней. Признаётся также желательным предоставить высшим представителям церковной иерархии участие с правом голоса в заседаниях Государственного Совета, Комитета Министров и подобных высших государственно-законодательных учреждений.

Подобные мысли и желания вполне естественны и основываются как на историческом прошлом нашего духовенства, так и на существующих условиях действительной жизни и взаимоотношений. Пастыри наши суть граждане государства. Если каждому гражданину Русской земли гражданство даёт известные права участия в гражданской государственной жизни, то же самое гражданство непременно должно давать те или другие права на участие в этой жизни и гражданам духовным. И здравый разум и история вполне подтверждают законность и уместность этих желаний духовенства.

«Первые русские князья, отводя широкое поле для действия духовного суда по делам и отношениям гражданским, открывали тем свободный простор влиянию представителей Церкви на жизнь семейную, общественную и государственную, словом – на все стороны гражданского быта»¹⁰⁴. Предстоятели русской Церкви, епископы, были первыми и главными сподвижниками русских князей в собирании Русской земли и насаждении в ней идей и начал самодержавия. Так, в период удельной разрозненности и во время монгольского ига власть всероссийского митрополита, опиравшаяся на власть епархиальных епископов, была единственным оплотом, противостоявшим ужасам междоусобицы и бедствиям татарского погрома. И эта власть взлелеяла Русское государство и его властителя до подобающего роста и могущества. Под сенью Христовой представители Церкви воспитали Русское государство до роста Московского царства¹⁰⁵.

Оттого-то епископы Церкви, с митрополитом и потом патриархом во главе, были главными и любимыми советниками, думными людьми князей и царей русских. Князь и царь считал своего епископа своим отцом и богомольцем, во всём с ним советовался, все дела обдумывал и вел с его благословения, все грамоты и указы скреплялись подписью и печатью епископа или митрополита, а потом патриарха. Вот почему в грамотах и указах того времени мы читаем, что они составлены или изданы «по благословению», «по совету» с митрополитом или патриархом: «Мы Великий Государь, советовав (или сгадав) со святейшим отцом нашим и богомольцем... указали».

В далёкое старое доброе время духовенство, принимая живое участие в делах общественных и государственных, присутствовало и в боярской Думе, и на земских соборах. Под влиянием тесной связи мирских правителей с церковными сложился ещё от времён св. Владимира обычай приглашать в Думу «властей», как называли в древности высших представителей Церкви. И епископы считались действительными членами совещательной царской Думы по своему сану и присутствовали в ней иногда даже целым «освящённым собором». Когда присутствовал в Думе один высший иерарх, – бумаги, бывшие результатом такого собрания, имели обыкновенно такое надписание: «Великий Государь, советовав со святейшим патриархом и говоря с бояры, указал»... Когда же собирался целый «освящённый собор» представителей Церкви в царскую Думу, то такое присутствие называлось «Собором», и акты его надписывались так: «Мы, Великий Государь, советовав с отцом своим богомольцем (таким-то) и со всем освящённым собором и со всеми бояры и думными людьми, приговорили»)...¹⁰⁶

Предложение комиссии бояр и выборных служилых людей об отмене, например, местничества в 1682 году обсуждалось Государем с Думой и «освящённым собором», который состоял из патриарха, шести митрополитов, трёх архиепископов и трёх архимандритов. В иной раз «освящённый собор» в Думе состоял из митрополита, одиннадцати епископов, 39 архимандритов и игуменов и 9 старцев из важнейших монастырей¹⁰⁷. В царствование Государя Феодора Алексеевича Дума боярская решила разделить Русское государство на областные наместничества с наследственным вечным наместничеством из великородных бояр, которые бы носили и титла тех царств – Казанского, Астраханского, Сибирского и других, где кто будет... «И на сие дело Государь соизволил, и тому всему, где кому быть, тетрадь, за пометкой думного дьяка, к святейшему патриарху приказал, чтобы он на то дело дал благословение и в исполнении его помогал. Иоаким патриарх и ещё многую трудность имел от желающих этого палатских подустителей, и никак не допустил и возбранил всеконечно это делать для того, чтобы учинённые наместники великородные люди, по прошествии нескольких лет, обогатясь и пренебрёгши московских царей Самодержавных, не отступили и единовластия не разорили». Ни просьбы, ни угрозы бояр «из подустителей палатских», не могли склонить патриарха на согласие с вредным для отечества проектом и, благодаря энергичному противодействию только одного этого думского епископа, разрушительный проект не был осуществлён, и тем православное епископство ещё раз спасло Россию и её единодержавие¹⁰⁸.

На думских совещаниях дозволялось высказываться свободно по убеждению. Мнением представителей Церкви особенно дорожили цари русские, что духовные члены Думы царской всегда были охранителями народных интересов и монархических начал, содействуя и мирному устроению государственного порядка. Епископы, как представители идеалов высших, стремились отвратить внешние столкновения государства, сохраняя при этом достоинство отечества, и старались умиротворить всякие внутренние волнения, силой своего всестороннего влияния поддерживая существующий гражданский порядок¹⁰⁹...

И много веков жизнь русских людей текла под главным воздействием великих неизменных начал православия, проводимых в жизнь представителями Церкви. Эти начала соответствовали природным свойствам русского народного духа и сделались главной основой всего миросозерцания частной и общественной жизни допетровской Руси, когда вера одушевляла все стороны гражданского быта, все отрасли государственного строя¹¹⁰...

Восемь веков благотворно существовавшее на Руси постоянное совещательное учреждение для обсуждения князьями и царями всех дел княжества и царства – Думу боярскую, с присутствием в ней епископов Церкви, – уничтожил стихийным характером своих преобразований Пётр Великий. Случайные государственные совещательные органы XVIII века, под различными наименованиями: «Тайных Советов», «Канцелярий», «Конференций», «Экспедиций», «Кабинетов при Высочайшем Дворе», уже больше не знают епископов Церкви как своих непременных членов. А между тем присутствие здесь было бы более чем нелишне в то время.

В настоящее время для призыва опытнейших русских епископов в члены совещательного Государственного Совета и в Государственную Думу нет ничего препятствующего. Побуждений же к призыву в такие современные учреждения русских епископов, как лучших думных мужей отечества, кроме всяких соображений исторических, весьма много и в окружающей нас действительности. Кто из мирских государственных деятелей может, например, знать жизнь народа лучше и вернее, чем представители Церкви – епископы? Многие из них ранее архипастырства были приходскими пастырями, жили непосредственно в народе, одной общей жизнью с народом. Им известны условия жизни не по бумажным отпискам, им известны условия жизни не одного какого-либо сословия или положения людей, а известно положение всех людей, от низших до высших¹¹¹. Через них и голос Церкви будет более слышен в государственном управлении (которое принципиально призывает на себя благословение Церкви), и государственные сановники могут лучше знать взгляд Церкви на тот или другой предмет, да и сами представители Церкви могут тогда непосредственно разъяснять государственным сановникам церковные дела и ходатайствовать о нуждах и потребностях Церкви¹¹².

Так же точно желательно, чтобы духовенство было выбираемо в земские собрания, в городские думы и участвовало в сельских сходах. Ещё не так давно приходское духовенство земских губерний участвовало в земских собраниях и в лице своих представителей могло оказывать такое или иное влияние на решение земских вопросов, касающихся церковно-приходской жизни и вообще жизни сельского населения своих приходов. В последнее время выборное начало заменено здесь другим началом – по назначению духовного начальства. Теперь везде во всех общественных учреждениях, где только полагается представитель от духовенства, такие представители назначаются, если это найдено будет полезным, высшим духовным начальством. Разумеется, и это хорошо. Но прежние порядки предоставляли духовенству больше прав и более возможности оказывать деятельное влияние на жизнь общества. Само это общество, имевшее дело непосредственно с духовенством, ближе знакомилось с ним, с его нуждами и желаниями, более ощутительно нуждалось в нём и потому с большим вниманием прислушивалось к голосу выборных представителей духовенства, между тем как теперь официальные представители Духовного Ведомства большей частью и в большинстве общественных учреждений ограничиваются молчаливым присутствием при обсуждении самых животрепещущих вопросов, имеющих ближайшее отношение к церковно-приходской и общественно-церковной жизни. Если же иногда такие представители и поднимают голос в защиту интересов церковно-приходской жизни, то на них в большинстве случаев обращают мало внимания. Вот почему теперь сплошь и рядом наблюдается такое явление, что в возбуждении, обсуждении и решении вопросов, имеющих прямое и непосредственное отношение к церковно-общественной жизни и к религиозно-нравственному состоянию нашего общества, духовенство приходское не принимает почти никакого деятельного участия. А вопросы эти весьма важны и обширны. Например, по ст. 4 городового положения И июня 1892 г., «городскому общественному управлению предоставляется иметь попечение об устройстве православных храмов и поддержании их в исправности и благолепии, а равно попечение об учреждениях, имеющих целью укрепление религиозного чувства и поднятие нравственности городского населения». Как важно было бы слышать голос духовенства в решении подобных вопросов жизни! А вопросы народного образования, общественной благотворительности – разве могут быть обсуждаемы и проводимы в жизнь без непосредственного участия духовенства?

Наконец, более чем желательно участие духовенства в крестьянских сходах. Сельскому священнику даже трудно исполнять своё пастырское служение без права голоса и участия на сходах. Эти сходы являются средоточием всех жизненных интересов крестьянина и решают часто сложные задачи, с которыми близко соприкасается и деятельность духовенства. Например, вопросы школьного обучения, самообразования, призрения и попечения о сиротах деревни лежат и на пастырской ответственности и требуют помощи от духовенства. Между тем все лучшие планы иногда разбиваются о внешние давления деревенских воротил, и горе тому священнику, который, задумав школу, библиотечку или богадельню, предварительно не запросит старшину или писаря! Участие духовенства на сходах, с одной стороны, сглаживало бы резкость и грубость произвола, с другой стороны – постоянно бы напоминало народу о словах, проповедуемых с церковной кафедры, и было бы, так сказать, реальным воздействием пастырей на свою паству. Тёмная крестьянская масса требует культурного воздействия. Духовенству первому принадлежит право такого воздействия как по его опытности и близости к духовным и материальным нуждам крестьянской жизни, так и по доверию и авторитету, каким оно пользуется среди крестьян.

(Заключительные тезисы подробно мотивированного проекта, составленного смотрителем Оренбургского духовного училища Ф. Макарьевым)

1. Современное духовное училище, сохраняя своё настоящее имя, с коим связано немало и добрых воспоминаний в истории духовного просвещения, преобразуется во всесословную, общеобразовательную и вместе конфессионально-церковную 6-классную школу, как бы в духовную прогимназию.

Освобождение духовной школы от её настоящего узкосословного характера, когда приём иносословных детей ограничен лишь 10% общего количества вновь поступающих, да и то при наличности свободных вакансий после приёма детей местного духовенства, нельзя не признать, по существу, весьма желательным, во-первых, потому, что совместное обучение и воспитание в духовных школах детей духовенства с детьми других сословий, без сомнения, теснее сблизило бы духовенство с сими последними и постепенно сгладило бы настоящее тягостное для него самого и вредное для пастырского дела отчуждение его, как сословия «не от мира сего», хотя и призванного к служению миру сему; во-вторых – потому, что, раз духовные училища, при их до некоторой степени конфессиональном характере, будут вместе с тем и строго общеобразовательными, сближенными по курсу наук со светскими средними школами, то в таковые духовные школы, как можно думать, охотно будут поступать и дети из хороших, благовоспитанных, благочестиво настроенных и преданных Церкви иносословных семейств, следовательно – такие дети, которые могут только усилить численно и улучшить качественно всё более и более редеющий ныне контингент будущих служителей Церкви; в-третьих – потому, что только при условии общедоступности духовных училищ для всех сословий, думается нам, и может сохранить за собой духовенство столь широко практикуемое им ныне пользование церковными доходами для содержания училищ, без опасения, что оные денежные ресурсы будут отобраны у него и употреблены на иные народно-просветительные или благотворительные цели. Считаем, однако, нужным оговориться, что, высказываясь за открытие духовных училищ для всех сословий, мы заранее обусловливаем эту уступку духовенства, если и ему, в виде справедливой и необходимой компенсации, обеспечена будет возможность (например, путём назначения духовенству приличного его положению жалованья или – учреждения достаточного числа особых стипендий) воспитывать своих детей в светских средне-учебных заведениях на таких же приблизительно льготных началах, как и ныне, когда сироты содержатся даром, а не сироты имеют возможность платить за полное содержание в училищных общежитиях лишь от 70 до 100–115 р. в год. В противном же случае, вынуждаемое по-прежнему воспитывать своих детей только в духовных школах, оно будет и из последних вытесняться под напором широкого прилива иносословных детей, – что было бы вопиющей несправедливостью и нарушением исторически сложившихся прерогатив духовенства в отношении к созданным его трудами и усилиями духовным школам.

Сочетание в учебном курсе училищ элементов общеобразовательного и конфессионально-церковного даст возможность питомцам училища, с достаточно уже определившимися ко времени окончания курса личными наклонностями и тяготениями, более или менее сознательно и свободно избрать себе тот или иной вид дальнейшего образования, тот или другой путь жизни, а именно: или поступить в духовную, также реформированную, уже специально-богословскую семинарию (с 3 или 4-годичным курсом), если окончивший училище воспитанник тяготеет к пастырскому служению Церкви, или перейти в соответствующий VII класс светской среднеобразовательной школы, если в его юной, но уже мыслящей душе предносятся иные, также законные и благородные идеалы жизни, или же, при нежелании или невозможности продолжать образование в той или другой школе, – посвятить себя служению Церкви в низших должностях клира (псаломщика или диакона).

Установление же именно шести классов в преобразуемом училище мотивируется, во-первых, тем, что, по ныне действующему распределению учебных предметов в мужских гимназиях по классам, к VII классу заканчиваются курсы основных, наиболее важных для общеобразовательных целей предметов, каковы: священная история, катехизис, богослужение, церковная история, русский язык, арифметика, алгебра, геометрия, география, природоведение и рисование; во-вторых – тем, что к этому времени, к возрасту в 16–18 лет, и под влиянием вышеотмеченных, только что законченных наук, у воспитанников могут естественно сложиться уже более или менее определённые стремления в ту или другую сторону по разным распутиям науки и жизни; в-третьих, тем соображением, чтобы отделением двух младших классов семинарии к училищу, с одной стороны, уравновесить численный состав питомцев той и другой духовной школы и таким образом значительно ослабить одно из серьёзных зол современных семинарий – чрезмерное переполнение многих из них (до 700 чел.!), с другой – целесообразнее в воспитательном отношении распределить воспитанников между оными школами даже и по самому возрасту, с сосредоточением в училищах детей или ещё только переходящих от детского к юношескому возрасту (от 10 до 16–18 лет), требующих и соответствующего, более или менее педантично-регулярного режима, в семинариях же – юношей (от 16 до 20–24 лет), в значительной степени уже самодовлеющих и потому нуждающихся в несколько ином режиме.

2. Для осуществления общеобразовательной задачи учебный курс преобразуемого училища как по составу учебных предметов, так и по их программам, сближается почти до полного тождества с курсом первых шести классов нормальной среднеобразовательной светской школы (см. далее таблицу), лишь с теми незначительными изменениями, кои вызываются необходимостью, с одной стороны, сообщить училищному курсу более или менее законченный общеобразовательный характер (для чего преподаётся в VI кл. словесность. изучаемая в гимназии в VII и VIII кл., а в V и VI кл. – физика, проходимая в гимназии в VI и VII кл.), с другой – согласовать общеобразовательную задачу с задачей конфессионально-церковной. Для достижения же сей последней задачи, во-первых, в состав училищного учебного курса вводятся (или, точнее, сохраняются) такие необходимые церковные церковно-практические предметы, как церковно-славянский язык, церковный устав и церковное пение, кои в светской среднеобразовательной школе или вовсе не изучаются, или изучаются лишь теоретически и вообще в весьма недостаточной степени; во-вторых, во внутреннем укладе школьной жизни воспитанников поддерживается сравнительно более строгий религиозно-нравственный режим и всячески прививается живая и нелицемерная любовь к православно-русской церковности.

Греческий язык, изучаемый ныне в гимназии лишь факультативно, как предмет необязательный, без всякого ущерба для образовательных целей училища может быть вовсе исключён из состава училищных наук и перенесён в преобразуемую духовную семинарию, как специально-богословскую школу, для которой, как и для духовной академии, он имеет безусловно важное вспомогательно научное значение при изучении специально-богословских наук.

Само собой разумеется, что состав общеобразовательных предметов училищного курса, согласованный с современным составом учебных предметов гимназического курса, в случае могущих последовать каких-либо изменений в последнем, должен быть также подвергаем соответственным изменениям.

3. Постановке преподавания всех вообще учебных предметов и в частности Законов Божия должен быть придан более жизненный и идейный характер. Так, в курсе священной истории Ветхого Завета должен всецело господствовать элемент мессианский: пророчества, прообразы, а из событий лишь такие, кои имели провиденциально-мессианское значение в исторической жизни еврейского народа, и тщательно должно быть устранено всё то, что не имело сколько-нибудь близкого отношения к мессианской идее Ветхого Завета

В дополнение к катехизису и параллельно с изучением его желательно было бы знакомить учащихся с выдающимися, наиболее характерными поучительными примерами живой веры и благочестия из жизни святых Церкви Христовой, в виде особо подобранного сборника таковых примеров. Для более сознательного и практически целесообразного учения церковного устава, сей последний следовало бы пересмотреть в целях приведения его в более стройную систему и согласования с действительными потребностями мирского (а не монастырского) уклада жизни.

4. В помощь школьной инспекции было бы весьма желательно создать в преобразуемом училище институт классных наставников, на коих могло бы быть возложено ближайшее и непосредственное нравственно-воспитательное воздействие на учащихся, – что в значительной степени подняло бы и упрочило бы нравственный авторитет преподавателей и вместе с тем, без сомнения, содействовало бы более успешной постановке всего учебно-воспитательного дела, хотя бы уже потому, что тогда все педагоги школы естественно объединились бы в чувстве солидарности, заинтересованности и одинаковой ответственности за положение дел в школе.

5. Для обеспечения преобразуемых духовных школ действительно призванными и специально подготовленными педагогами, правоспособными надлежаще поставить новую школу на столь желанный новый путь, следовало бы при существующих духовных академиях учредить особые специально-педагогические отделения, где студенты, предназначающие себя к педагогическому делу, получали бы широкую и основательную, не теоретическую только, но и практическую подготовку к оному делу.

6. Начальственные должности в преобразуемых духовных школах замещаются лицами, не только удовлетворяющими своему назначению по образовательному цензу и педагогической опытности, но вместе с тем и желательными для тех, кто непосредственно заинтересован в благосостоянии данной школы, т. е. лицами, выбираемыми, по возможности, из местных кандидатов в соединённом собрании местных духовно-педагогических корпораций и представителей духовенства, с местным же преосвященным архипастырем во главе.

7. Наконец, в целях привлечения возможно лучших сил к педагогическому делу, представляется необходимым возвысить всеми возможными способами служебное положение педагогов духовной школы и особенно улучшить их материальное содержание настолько, чтобы они могли всецело, «с радостью, а не воздыхающе», отдаться своему излюбленному, многотрудному и благоплодному делу.

Расписание учебных предметов в преобразуемом духовном училище (по сравнению с мужской гимназией)