№25, преосвященного Тихона, архиепископа Алеутского и Северо-Американского, от 24 ноября 1905 года

Суждения по вопросам, предположенным к рассмотрению на Поместном Соборе всероссийской Церкви

Определением Св. Синода от 18–22 марта 1905 г. предположено восстановить в России патриаршество. Это не только бы отвечало достоинству и величию русской Церкви, но и управление её более бы приближало к строю, начертанному в канонах. Желание соблюсти этот строй вызывает и другую реформу в нашей Церкви – разделение её на митрополичьи округа. Как известно, у нас и теперь есть митрополиты; но от прочих епископов они отличаются титулом, а не правами. Между тем, по канонам митрополит есть «начальствующий в области», и епископы каждой области должны почитать его, яко главу, и ничего превышающего власть их не делать без его рассуждения. Кроме канонических оснований, за разделение на митрополичьи округа говорят и практические соображения: русская Церковь слишком обширна, а высшее церковное управление обременено массой дел, из которых многие можно передать в округа. Вполне также можно присоединиться и к мысли, высказанной в предложении г. обер-прокурора от 28 июня 1905 г. за № 100, что «нельзя отрицать существования особливых задач, подлежащих церковному управлению в разных территориях империи и служащих жизненным основанием к установлению областных или окружных автономий (как например, в Западном крае, в восточных губерниях, на Кавказе)». Опасаться при этом, что разделение на митрополичьи округа будет находиться в противоречии с началом государственного единства, нет достаточных оснований: округа эти – только части одной и той же Церкви, высшее управление которой находится в столице империи; несмотря на некоторые местные особенности, в областях всё же остаётся едина вера, а единство её есть уже само по себе крепкий нравственный цемент, сплачивающий разноплеменное население в единую семью.

Что касается самого деления России на митрополичьи округа, то положить в основу его какой-нибудь один принцип, например географический или этнографический, конечно нельзя: в одних случаях необходимо и вполне естественно класть в основу деления первый, в других – второй, в третьих – иметь в виду минувшую историю входящих в состав империи православных народностей. Сообразно с сим, небезосновательным представлялось бы разделение России на такие митрополичьи округа:

1) Новгородский, в который входят все северные губернии за исключением Петербурга, где проживает архиепископ Петроградский – патриарх Всероссийский;

2) Виленский для Западного края (епархии, бывшие униатскими);

3) Киевский для Юго-Западного края;

4) Московский для центральной России;

5) Казанский для восточных губерний и Поволожья;

6) Тифлисский для Кавказа (следовало бы экзарха Грузии именовать католикосом);

7) Томский (или Тобольский) для Западной Сибири с Туркестанским краем, и

8) Иркутский для Восточной Сибири, куда можно причислить и китайскую и японскую православные Церкви. А Северо-Американскую епархию следует преобразовать в экзархат российской Церкви в Северной Америке. Дело в том, что в состав её входят не только разные народности, но и разные православные Церкви, которые, при единстве в вере, имеют каждая свои особенности в каноническом строе, в богослужебном чине, в приходской жизни, особенности эти дороги для них и вполне терпимы с общей православной точки зрения. Посему мы не считаем себя вправе посягать на национальный характер здешних Церквей, напротив – стараемся сохранить таковой за ними, предоставляя им возможность быть непосредственно подчинёнными начальникам их же национальности. Так, в прошлом году здесь сирийская Церковь получила своего епископа (преосвященного Рафаила Бруклинского), который считается вторым викарием Алеутского епархиального архиерея, но в своей области является почти самостоятельным (таким же является и преосвященный Аляскинский); сербские приходы ныне подчинены непосредственно особому начальнику, который пока ещё в сане архимандрита, но в ближайшем будущем может быть возведён в сан епископа. Желают иметь своего епископа и здешние греки, о чём и хлопочут перед афинским Синодом. Словом, в Северной Америке может образоваться целый экзархат православных национальных Церквей со своими епископами, возглавляемыми экзархом – русским архиепископом. В своей области каждый из них самостоятелен; но дела, общие для всей американской Церкви, решаются соборно под председательством русского архиепископа. Через него сохраняется связь американской Церкви со всероссийской Церковью и известная зависимость от неё; причём не следует упускать из виду того обстоятельства, что жизнь в Новом Свете по сравнению со старым имеет свои особенности, с которыми приходится считаться и здешней Церкви, а посему этой последней должна быть предоставлена большая автономия (автокефальность?), чем другим русским митрополиям. В состав проектируемого Северо-Американского экзархата могут входить:

1) архиепископия Нью-Йоркская, коей подчинены русские церкви в Соединённых Штатах и Канаде;

2) епископия Аляскинская, обнимающая церкви православных жителей Аляски (русских, алеутов, индейцев, эскимосов);

3) епископия Бруклинская (сирийская);

4) епископия Чикагская (сербская);

5) епископия (?) греческая.

Чтобы покончить с вопросом о разделении России на митрополичьи округа, не лишним почитаем сказать, что епископы видных городов, хотя бы состоящие под митрополитом, могут носить титул архиепископов, особенно те, которые имеют викариев. Относительно этих последних следует, впрочем, пожелать, чтобы они являлись помощниками епископов, были в тех городах и уездах, по коим называются, самостоятельными и чаще в них проживали. Вообще следует урегулировать положение викарных архиереев и дать им больше прав, чем теперь они имеют.

Епархиальное управление тоже нуждается в преобразованиях. В настоящее время главным органом этого управления является консистория, на которую раздаётся много нареканий и со стороны мирян и со стороны самого духовенства. Устав консисторий – устаревший, и проникнут он крайним формализмом, мертвящим «дух жив». Настоит надобность в пересмотре этого Устава, так, чтобы сама консистория по духу своему приближалась к «совету старцев» (пресвитеров), бывшему при древних епископах. Она не должна служить «средостением» между епископом и клиром и паствой. «Чем менее архиерей сдаст дел в консисторию, – пишет Волынский преосвященный в своём отзыве, – тем лучше будет для Церкви; так, определение на места, переводы клириков, различные решения по делам богослужебным должны идти вне консисторий и сдаваться туда уже в решённом виде. Архиерей должен пользоваться существующими административными учреждениями как можно меньше, а должен сам непосредственно входить в отношение с обращающимися к нему». Консистория скорее всего должна ведать хозяйственные и денежные дела, а также быть судебным учреждением.

Мы не находим нужным и согласным с канонами Церкви выделять из консистории церковный суд в особую организацию, о чём многими писалось в 70-х годах прошлого столетия. Но это, однако, не означает того, что суд консисторский совсем не нуждается в реформах. Напротив, таковые нужны и в составе его, и в круге судных дел, и в порядке судопроизводства. В состав «судного стола» в консистории, кроме назначаемого от епископа, должно входить два духовных лица, выбираемых от духовенства на епархиальном съезде. По поводу выборного начала у нас приходится встречаться с двумя крайними мнениями: одно готово видеть в выборном начале спасение от всех и всяких зол, почему и пропагандирует его там, где на нём и нет особой надобности: другое совсем забраковывает его, видя в нём выражение «парламентаризма», республиканского духа. Но в истинной Церкви Христовой, где не должно быть обладания (мирского) и господства одних и борьбы и прекословия других, где, напротив, все должны искать общего блага, объединяться в дружной, согласной работе, – выборное начало может быть применяемо не без пользы во многих областях. Так, может быть оно допущено и в выборе духовных судей, и в выборе благочинного (если сего последнего считать не только за орган епископской власти, но и за выразителя и «печальника» перед епархиальным начальством за нужды духовенства и церквей его округа, каковых нужд во многих епархиях архиерей не может лично видеть).

Что касается предметов консисторского суда, то из него следует выделить в гражданский суд бракоразводные дела, оставив за Церковью право признавать или не соглашаться с постановлениями по ним гражданской власти и самой определять, кому может быть разрешён другой брак по разводе. Гражданскому суду должны подлежать и духовные лица, обвиняемые в нарушении общественной тишины и порядка, в оскорблении кого-либо, в буйстве и т. п. Нередко виновный судится теперь за это духовным судом и подвергается наказанию меньшему, чем по суду светскому, что вызывает нарекания и расслабляет само духовенство.

Нарекают также и на самую процедуру консисторского суда, каковую тоже следует реформировать применительно к новейшим приёмам судопроизводства. В особенности желательны улучшения в постановке так называемых «следствий» над духовенством, которые, даже оканчиваясь оправданием обвиняемого духовного лица, сильно подрывают авторитет его в глазах прихода. Тут нужно предоставить архиерею большие права заменять следствия негласным дознанием.

Говоря о преобразованиях и улучшениях в епархиальном управлении, следует пожелать также изменений и улучшений и в постановке епархиальных съездов духовенства. Они возникли для изыскания средств на удовлетворение материальных нужд в епархии – духовно-учебных, миссионерских и благотворительных учреждений. Но не всегда же духовенству оставлять слово Божие и служить трапезам (Деян.6:2). Почему за ним не признать права вместе собраться и поговорить о служении слову Божию, о предметах духовной жизни, пастырского руководства, миссионерства, борьбы с ересями и т. п.? Теперь в иных епархиях рассуждают об этих предметах на «пастырских собраниях». Следует повсюду расширить круг деятельности или ведения епархиальных съездов внесением вопросов, касающихся всех сторон церковноприходской жизни: веры, просвещения, благочиния, благотворения. А что касается материальных, денежных, хозяйственных вопросов, то, для обсуждения их, на съезды должны быть обязательно приглашаемы и представители от мирян, в особенности старосты и попечители церковные: ведь церкви являются плательщиками всяких раскладок, и нет ничего удивительного в том, что теперь нередко старосты не хотят платить раскладок, устанавливаемых съездом, раз никто их не спрашивал при наложении платежей. При участии мирян на епархиальных съездах самые съезды могли бы походить на церковные конвенции, практикуемые в Америке, например, у епископалов; на них бывают общие заседания духовенства и мирян, и частные – одного духовенства, касающиеся дел чисто духовных. Такое участие мирян придало бы церковной жизни больший характер церковности и способствовало бы оживлению её.

Наряду с епархиальным управлением и приходская жизнь нуждается в улучшении. Нельзя отрицать того, что во многих местах России приходская жизнь идёт очень вяло; связь прихода с церковью – слабая, выражающаяся только в отправлении треб и в хождении в церковь по праздникам, просветительные и благотворительные учреждения в таких местах отсутствуют, голос священника слышится редко, и мало кто с ним считается. Обо всём этом за последнее время написано очень много, и раздаются громкие голоса об оживлении приходской жизни, о восстановлении древнего значения прихода, о том, чтобы предоставить приходской общине не только заведование материальными нуждами церкви, призрения и просвещения, но и само избрание кандидатов клира. Трудно возражать против того, чтобы признать приход за юридическое лицо, имеющее право собственности (теперь этого пока ещё нет и, стало быть, надлежит сделать в этом изменения в нашем законодательстве, как и вообще по вопросу о приобретении церквами, монастырями и духовенством собственности), и против того, чтобы приходская община, во главе со своим священником и выборными попечителями, сама ведала и распоряжалась своим хозяйством; конечно, всё это делается не без ведома и контроля епархиальной власти. Так именно обстоит дело в большинстве приходов в Северной Америке. Здесь церкви составляют собственность конгрегации (прихода); но и там, где они записаны на имя епископа, их содержит сам приход. Обычно бывает годичное собрание прихожан («рочный митинг»), на котором выбирается церковный «уряд» – кураторы (староста, кассир и попечители); на этом митинге даётся отчёт в приходе и расходе за весь год; в иных приходах даётся отчёт по полугодиям и даже месяцам; на кураторах лежит обязанность собирать с прихожан «рочное» (годичный взнос на церковь от 5 долларов и свыше) и ходить «по коллекте» (собирать пожертвования). Приход не только содержит церковь, но и платит жалованье своему священнику и «дьякоучителю» (в разных местах неодинаково); по взаимному соглашению между священником и прихожанами, на митингах устанавливается плата за требы; всё это заносится в «статуты», которые утверждаются епископом. Если нет церковного дома, то приход нанимает и квартиру (с мебелью, освещением и отоплением) для священника, помещение для школы, в иных местах и для читальни. В каждом приходе есть братство (а в многолюдных приходах и по нескольку братств). Братство обязательно носит церковный характер: выбирает какого-либо святого (или праздник) в покровители (патроны), из своих доходов делает отчисления на содержание церкви, священника, школы, на ремонт и украшение храма; кроме сего, оно преследует и благотворительную цель – выдаёт «запомоги» своим членам в случае их болезни, увечий, безработицы; при братстве бывает и полюбовный суд членов. Вообще, братства здесь очень популярны и вместе с «Православным обществом взаимопомощи», в котором они объединяются и которое тоже от себя помогает при постройке церквей и в просвещении народа, много способствуют оживлению церковно-приходской жизни.

Однако и у нас нет ещё выбора священников, и пока введение его мы считаем преждевременным. Тем более следует сказать это последнее о России. Сам по себе принцип выборного духовенства – законный, введение его желательно, и необходимо стремиться к осуществлению его. Но приступить к этому повсюду теперь же и с этого начать восстановление древнего строя в приходе – это значит, по образному выражению преосвященного Волынского, «предлагать тяжко больному жирную, грубую пищу, полезную для рабочего, но смертельную для больного»; в своей записке преосвященный подробно раскрывает болезнь современной церковной общины, делающую её теперь неправоспособной для избрания достойного пастыря. Затруднения при проведении выборного начала представляют также и наши духовные школы, которые почти монополизировали у себя право выпускать кандидатов во священники. Тут мы подходим к вопросу

Главный недостаток наших духовных школ тот, что они преследуют две цели, которые сами по себе весьма почтенны, но на практике не всегда мирно уживаются. Духовные школы существуют, во-первых, для того, чтобы давать воспитание детям духовенства, во-вторых, – чтобы подготовлять кандидатов на священство. Но ведь такими кандидатами могут быть дети не одного духовенства, а и других сословий; между тем иносословные, хотя и принимаются в духовные школы, но в весьма ограниченном проценте, чем закрывается прилив в клир новых сил из мирян. С другой стороны, не всё же дети духовенства желают идти в духовное звание, а их насильно к тому принуждают, так как из семинарии другого выхода почти нет. И вот отсюда начинаются постоянные недовольство, ропот, бунты семинаристов; желая чем-нибудь их успокоить, учебное начальство вводит разные послабления в строе семинарской жизни, старается придать семинариям светский характер, что отзывается прямым ущербом в достижении другой цели их – подготовлять кандидатов священства, служителей Церкви Божией. В результате в кадры клира вступают иные не только не желающие этого, но и сами нежелательные для него. Кто и что выигрывает от такого порядка или, лучше сказать, беспорядка?

Думается, что самый естественный выход из такого положения тот, что в епархиях должны быть особые богословские школы (дело не в названиях, можно оставить и старое имя семинарии), в которые бы поступали безразлично дети всех сословий, окончившие курс средних учебных заведений и чувствующие влечение к духовному званию; науки в этих школах преподаются духовные, строй жизни их – строго церковный, и выход из них один – служение Церкви. Нынешние же духовные школы могут быть превращены в средне-учебные заведения Духовного Ведомства, в которых духовенство воспитывает своих детей; но курс их должен быть общеобразовательным, чтобы окончившие его могли идти, если пожелают, в высшие учебные заведения; а кто чувствует призвание к духовному служению, тот, по окончании его, поступает в богословскую школу.

Так подготовляются кандидаты во священство не только в инославных церквах, но и в Австрии у православных и униатов. Вопрос, однако, в том, кто будет содержать такие школы Духовного Ведомства? На церковные средства? Но эти средства пойдут на содержание богословских школ. И едва ли Церковь станет давать деньги на обучение тех, которые, быть может, и не будут служить ей. Правительство? Но оно и без того содержит средне-учебные заведения для всех вообще, куда могут поступать и дети духовенства; значит, нет резона содержать ещё школы для этих последних. А само духовенство едва ли будет в силах содержать свои особые школы.

С другой стороны, как ни неудовлетворительны теперешние духовные школы наши, но всё же не хочется посягать на их существование. Ведь иные из них существуют более полутора сот лет, из них вышло значительное число замечательных многоплодных деятелей на всех поприщах церковного, государственного и общественного служения. Посему не проще ли и справедливее будет проектируемые богословские школы устроить при теперешних семинариях? Т. е. в духовные училища и семинарии, где обучаются дети духовенства, должны быть введены программы общей средней школы, но с удержанием характера и строя жизни церковного, из детства сродного духовенству; при семинарии существуют богословские курсы (трёхгодичные), на которые поступают, по желанию, окончившие общеобразовательный курс в семинарии и из других светских учебных заведений; на курсах этих обучение и воспитание – строго церковное, такое, которое нужно для будущих пастырей. При такой постановке дела сам собой снимается с очереди вопрос о содержании духовных школ: по-прежнему в этом будут принимать участие и Церковь, и Правительство, и духовенство.

Нам остаётся сказать

Иные – против участия священнослужителей в общественных учреждениях, так как через это пастыри вводятся в круговорот мирских дел и суеты житейской, что несогласно с их прямыми обязанностями и вечными началами пастырского служения. Против этого, однако, можно возразить, что пастырь есть руководитель совести христианина, его духовной жизни; а духовные, чисто христианские начала должны отражаться и проводиться и в область мирских дел, особенно в христианском государстве. И кому же, как не духовенству, лучше всего напоминать в общественных учреждениях об этих началах? И теперь ли, когда Правительство охотно приглашает выборных людей к сотрудничеству, духовенству проявлять недеятельность и безучастие? И время ли отказываться от влияния Церкви на государство, когда обстоятельства слагаются так, что православная вера из господствующей в государстве становится только терпимой, а в иных местах даже и не терпимой?

Нужно только, чтобы духовные заседатели в общественных учреждениях мыслили себя именно как представители Церкви и проводили бы там её взгляды, а не свои, хотя бы и гуманно-либеральные.

Что касается других предметов, о которых может быть речь на Соборе, то, вероятно, таковых наберётся не мало. И лучше представителям церковной власти самим поднимать и обсуждать их, чем быть вынуждаемыми к тому г. Розановым и прочими «новопутейцами».

Из таких вопросов в предложении г. обер-прокурора указывается на отношение православной Церкви к старообрядцам и иноверцам после указа о веротерпимости. В связь с этим может быть поставлен вопрос о «единоверии» (о епископе, ведающем единоверческие дела и заседающем в Св. Синоде) и о клятвах Московского Собора 1666 г., каковыми до сих пор смущаются иные, держащиеся старых обрядов. Для Американской миссии важно также подучить разрешение вопроса об отношении к англиканам и их иерархии, а для всех заграничных Церквей – разрешение вопроса о календаре. Необходимо также представителям разных православных Церквей, живущим за границей, согласовать практику в литургической и канонической областях, чтобы инославные видели, что у нас действительно «едина вера». Для русской Церкви важно иметь новый славянский перевод богослужебных книг (теперешний устарел и во многих местах неправильный), чем можно будет предупредить требование иных служить на русском обиходном языке. Нелишне, кажется, ввести некоторые изменения и в самые богослужебные чины, например, сократить часто повторяемые эктении, читать гласно некоторые тайные молитвы. Может зайти также речь о постах, о снятии священного сана, о желании восстановить его и т. п.

Многие из этих вопросов – общие всей Церкви, и посему при суждении о них необходимо слышать голос представителей восточных и славянских Церквей. В высшей степени желательно пригласить таковых на Всероссийский Собор (такими представителями могли бы быть настоятели подворий в Москве). А ещё более желательно, после Поместного Собора в Москве, иметь Собор всех православных Церквей: в нём ощущается большая нужда, и созвание его принесло бы несомненную пользу святой Церкви православной.