№12, преосвященного Серафима, епископа Полоцкого, от 28 ноября 1905 года

Принимая в соображение высказанные в особом собрании и затем на епархиальном соборе мнения и пожелания, я нахожу полезным представить по изложенным в предложении синодального обер-прокурора вопросам нижеследующие соображения.

Участие на Поместном Соборе пресвитеров и мирян с голосом совещательным не только желательно, но и необходимо. Ибо это принадлежит им по каноническим правилам, способствует сближению клира с мирянами и возбуждает в них интерес к церковным порядкам и задачам. Что же касается способа избрания представителей от мирян на Собор, то кажется наиболее справедливым выборный способ, в такой последовательности. Прихожане какой-либо приходской церкви избирают на приходском сходе, без участия причта, своего представителя – выборщика. Затем эти приходские выборщики собираются по благочиниям совместно с духовенством того же благочиния, и здесь выбираются два выборщика – один из духовенства, другой от мирян. Наконец, эти последние выборщики собираются уже в губернском городе и здесь выбирают от епархии двух представителей на Собор – одного от духовенства, другого от мирян. При этом собрание выразило желание, чтобы от епархии на Собор было допущено не менее двух представителей. Затем вопрос, чем руководиться при выборах представителей на Собор и выборных от прихожан: настроением ли, образованностью или местонахождением, – может быть решён в том смысле, чтобы никакими условиями не стеснять свободы выборов, а предоставить прихожанам и выборщикам полную свободу, тем более, что состав даже самого маленького и заброшенного прихода всегда разнообразен в отношении умственного, религиозного, нравственного и материального состояния прихожан. Что же касается материальной стороны дела, – ибо может случиться, что будет выбран человек бедный, для которого путешествие и проживание не только в столицу на Собор, но и в губернский город и в благочиннический пункт будет затруднительно, – то представляется возможным, что каждый приход в состоянии дать своему выборному на проезд до благочиния, а затем всё благочиние даёт своим двум выборным на проезд в губернский город и, наконец, выборные от епархии получают средства со всей епархии. Эти средства могут быть позаимствованы из церковных и попечительских сумм, из сумм епархиальных братств и т. п. Затем, в отношении вопроса, как – закрытой или открытой баллотировкой – производить выборы, собрание безусловно признало желательность закрытой баллотировки во всех стадиях выборов; но при этом многие находили, что закрытая баллотировка в многочисленных (4.000 и более душ) приходах с большим количеством неграмотных практически невозможна и представит массу затруднений, и по этому вопросу решали так: в приходах – выборы открытые, а далее – закрытые.

Разделение российской Церкви на церковные округа под управлением митрополитов представляется весьма желательным и едва ли будет способствовать возрождению идей о культурной и политической обособленности, например, Белоруссии. Ибо самостоятельность митрополий нисколько не будет вредить идее государственного единства, так как, во-первых самостоятельность митрополии будет не полная, а только относительная; во-вторых, русский православный народ даже в период польского владычества в Западном крае всегда служил проводником и представителем именно русской государственности; в настоящее же время и вовсе нет оснований сомневаться в полной политической благонадёжности православного населения Западного края. Центральная духовная власть слишком удалена; оттуда, именно вследствие отдалённости, многие вопросы, волнующие местное население, кажутся неважными и не заслуживающими внимания; вот для таких-то, второстепенных с точки зрения центральной власти, вопросов и необходимо создать местный духовный центр, в котором сходились бы и объединялись духовные запросы местного белорусского населения.

А объединение православных белорусов необходимо и не терпит отлагательства. В настоящее время сплотились жиды, сплотились поляки; но это – силы центробежные. Вот в противовес этим силам центробежным необходимо приняться за устроение сил центростремительных, сил белорусских, сил мощных, но не устроенных: центром, объединяющим эти силы, и будет западно-русская митрополия, с кафедрой в Вильне.

Преобразование епархиальных органов управления и суда согласно с каноническими соборными началами и ввиду данных религиозно-экономических воззрений и стремлений, кажется, было бы целесообразнее произвести следующим образом.

Духовный суд в настоящем его виде, как известно, продолжает руководствоваться существовавшими ещё до 1864 г. законами о судопроизводстве гражданском (по гражданскому процессу) и законами о судопроизводстве по делам о преступлениях и проступках (по уголовному процессу), тогда как все остальные судебные места (кроме военных), с изданием судебных уставов

20 ноября 1864 года, перестали применять эти законы везде, где введены были эти уставы. Результатами этого являются многие недостатки и несовершенства в строе духовно-судного процесса, справедливо вызывавшие и вызывающие ряд нареканий и упрёков на духовный суд и Церковь. К числу этих недостатков относится отсутствие института специальных духовных следователей, вследствие чего производство следствий по судным делам поручается людям неопытным и не получившим даже элементарной специальной подготовки; отсутствие предварительного следствия, которое давало бы законное основание или к привлечению виновного к ответственности, или к прекращению дела, вследствие чего во всех случаях по делам о проступках и преступлениях лиц духовных, не подлежащих судопроизводству непосредственно архиерейскому, непременно назначается формальное следствие без производства предварительного расследования или дознания о вероятности оговора, последствием чего во многих случаях бывает привлечение к следствию лиц невинных; отсутствие следствия на самом суде, вследствие чего духовный суд сам не производит исследования всех обстоятельств судного дела путём личного опроса свидетелей, сторон и прикосновенных к делу лиц, а ограничивается лишь рассмотрением тех данных, которые добыты духовным следователем и важность и значение коих поэтому оцениваются судом не по внутреннему и непосредственному убеждению, а лишь по теории формальных доказательств; предоставление существенной части судного процесса – судебного следствия – одному следователю, при неясной и неопределённой роли депутата при следствии, или – в некоторых случаях – так называемого сотрудника, вследствие чего, за отсутствием допроса на суде, дело как бы предрешается одним следователем и он, собственно, является решителем дела или судьёй, а не духовный суд, которому приходится только подводить формально итоги из добытого следователем, без проверки следствия или переследования оного на суде; наконец, отсутствие суда в наиболее принятом обычном смысле этого слова, так как окончательное рассмотрение и решение дела сводится лишь к выводу итогов из бумажного производства, представленного следователем, и к формальному подведению приличных случаю узаконений, а сами судьи лишены возможности видеть подсудимого, а подсудимый – возможности защищаться перед судьями, которые таким образом имеют дело не с людьми, а с протоколами следствия. Но нет нужды останавливаться на всех, особенно второстепенных, недостатках духовно-судного процесса. Недостатки его настолько общепризнаны, что уже неоднократно и светской и духовной правительственной властью возбуждался вопрос о пересмотре действующих для духовного суда узаконений и реформ этого суда на других началах. Уже при издании судебных уставов в 1864 году законодатель имел в виду судебную власть духовных судов определить «особыми о них постановлениями» (см. примечание ко 2 ст. Учрежд. судебн. устан.). Затем, как видно из циркулярного указа Св. Синода от 14 января 1865 г., имелось в виду издать если не особый устав, согласованный с судебными уставами 1864 года, то во всяком случае разъяснение как вошедших в эти уставы правил, в чём-либо касающихся духовного ведомства, так и образа и порядка действия со стороны духовного ведомства в этих случаях. Затем, и в 60–70 годах предпринимались Св. Синодом обширные работы по вопросу о реформе духовного суда и организации его в соответствии с церковными канонами и с началами гражданской судебной реформы, завершившейся изданием судебных уставов 20 ноября 1864 года. Наконец, и в настоящее время Св. Синодом возбуждён вопрос о пересмотре законоположений о духовном суде и согласовании его с каноническими соборными началами. Ввиду сего нет нужды, как уже сказано, останавливаться и выяснять общепризнанные недостатки и несовершенства судоустройства духовного суда, а, признав существование их установленным и неоспоримым, следует указать возможные в указанном направлении меры или способы к их устранению и замене или реформе современного строя духовно-судного процесса более совершенными и согласованными с каноническими началами формами судопроизводства. Обращаясь к сему, мы в самом указании существенных недостатков духовного суда, перечисленных выше, находим и естественное указание того, чего не достаёт ему и к чему должно стремиться, чтобы он стоял на уровне с современным ему светским судебным правом, которое далеко опередило церковное право и вошло в жизнь, как общепринятая норма. И в этом стремлении, а равно и в бывших ранее попытках приблизить духовный суд к формам суда светского и поставить его в уровень с последним даже в их основоположениях – не представляется ничего противо-церковного и неканонического уже в силу той тесной связи, в какой всегда находились Церковь и государство и в силу чего и русская Церковь, по примеру древней Церкви, пользовавшейся для своего суда формами суда греко-римского, гражданского, пользовалась в надлежащих обстоятельствах формами судопроизводства светского суда. И это позаимствование и пользование формами суда светского, и более широкое и глубокое вхождение норм права светского, гражданского, в область судебного церковного права – тем возможнее и желательнее, что нормы светского, гражданского права в существенной части своей нисколько не противоречат каноническим соборным началам нашей Церкви. В доказательство последней мысли можно указать на те элементарные формы духовного суда, какие общеприняты были Церковью ещё на заре христианства и в период вселенских соборов и какие указаны в книге «Апостольских Постановлений», в описании так называемых «понедельничьих судов». Обращаясь к этим формам суда древней Церкви, мы видим, что в случае, например, обвинения священника в обиде, нанесённой им брату во Христе, или вообще в «неправом хождении перед Господом», – дело по этому обвинению поступало на суд старцев и затем епископа. Суду предшествовало дознание или следствие. Уполномоченные епископом собирали справки не только о нравственной личности обвиняемого, но и о личности обвинителя и свидетелей, дабы не сделать обвиняемого жертвой клеветников. Затем, после следствия, в один из понедельников назначался суд. В состав суда входили старцы-пресвитеры. Обвиняемый и обвинитель выходили на середину двора епископа и здесь вели защиту и обвинение в порядке состязательного процесса. Старцы судили по справедливости и правде любовной и затем ставили своё решение или мнение. Это решение или мнение не имело окончательной силы и восходило на решение епископа. Епископ, руководимый Духом Божиим и Евангелием, ставил уже окончательное решение или приговор. Таким образом, в основу духовного суда древней Церкви, как мы видим, положены почти все главные стадии судебного процесса, которые имеются в современном нам светском суде, ибо в этом суде, подобно теперешнему светскому, мы находим: и обвинение, и предварительное следствие, и предание суду, и следствие на самом суде, и суд через лиц, не имеющих власти ставить окончательный приговор, и – наконец – окончательный приговор. А раз это так, и если в действительности главные и существенные стадии современного судопроизводства светского суда не только не противоречат, но и согласуются в главных и существенных своих стадиях с нормами духовного суда древней Церкви, зиждущегося на канонических началах нашей Церкви, то в интересах устранения указанных выше недостатков и несовершенств современного нам духовного суда, вызывающих справедливые на него нарекания со стороны лиц, с ним соприкасающихся и свыкшихся с более совершенными нормами суда светского, не только возможно с точки зрения канонических начал, но и желательно, чтобы наш духовный суд, получивший в своё ведение довольно широкий круг судебных дел, из коих некоторые касаются и светских лиц, пользовался в надлежащих обстоятельствах формами судопроизводства светского суда. А для этого необходимо, чтобы те формы судопроизводства, которые, с появлением кодифицированного светского законодательства, легли в основу судопроизводства, изложенного в Уставе духовных консисторий и которыми, с изданием судебных уставов 1864 года, перестали пользоваться все другие судебные места, были оставлены и заменены более совершенными и более соответствующими духу церковных канонов формами и строем судопроизводства светского суда, действующего на основаниях, данных в судебных уставах 20 ноября 1864 года. И для этого, в частности, желательно и необходимо, чтобы в строе духовно-судного процесса были следующие стадии: предварительное следствие или дознание, производимое особыми специально подготовленными и опытными (уполномоченными от епископа) лицами или следователями, каковое следствие или дознание должно производиться по законному к тому поводу и основанию и заключать в себе данные, достаточные и необходимые для решения духовным судом вопроса о том, подтверждаются ли признаки проступка или преступления, возведённого на известное лицо, или не подтверждаются; рассмотрение духовным судом добытых предварительным следствием данных и решение вопроса о предании обвиняемого духовному или другому суду или прекращении производства следствия; в случае предания духовному суду – вызов в этот суд обвиняемого, обвинителя и их свидетелей и других прикосновенных к делу лиц и исследование дела путём судебного следствия через опрос сторон, свидетелей и других лиц на началах состязательного процесса, и затем решение дела на основании добытых на суде (следственным и состязательным порядком) данных и внутреннего убеждения и совести судей, с представлением сего решения на окончательное рассмотрение и решение епископа в порядке 328–330 ст. Устава дух. конс. по изд. 1883 года. Что касается детальных сторон означенного духовносудного процесса, то они могут быть заимствованы, поскольку согласуются с намеченными началами и стадиями духовного суда, из тех обрядностей и порядков, которые приняты в судоустройстве светского суда.

Наряду с этим, с церковной точки зрения желательно и необходимо, чтобы компетенция духовного суда простиралась только на такой круг судебных дел, который имеет за собой каноническое основание подлежать этому суду. История русского церковного законодательства показывает, что Церковь всегда придерживалась этого основного взгляда при определении компетенции духовного суда, при квалифицировании проступков и преступлений духовных лиц и кодификации церковных узаконений. Благодаря этому компетенция духовного суда постепенно стала суживаться, и целый ряд дел и лиц постепенно отошёл из ведомства духовного суда в ведомство светского суда. Сюда относятся из лиц: призреваемые Церковью слепцы, хромцы, задушные человеки (т. е. отпущенные по духовному завещанию на волю рабы) и др., а из дел – дела: о повреждении храмов, могил, нанесении побоев снохою свекрови, посягательств детей вступить в брак без воли родителей, насильном восхищении к браку, насилии, внебрачных детях, кровосмешении, еретичестве, волшебстве, святотатстве, богохульстве и других преступлениях против веры и Церкви. Кроме сего, и духовные лица, ведавшиеся в некоторых тяжебных делах со светскими лицами в духовном суде, отошли в этих делах к ведомству светского суда или по подведомственности светского лица или по подсудности предмета тяжбы. Придерживаясь указанного основного начала русского церковного законодательства, следует и из современного нам круга дел, подведомственных духовному суду, изъять и передать светскому те из них, для удержания коих в духовном суде нет достаточных канонических оснований. К числу их прежде всего следует отнести целый ряд дел бракоразводных и о признании браков недействительными. Отстаивать за собой бракоразводный процесс Церковь не имеет ни исторических (как свидетельствуют византологи), ни канонических (что уже достаточно разъяснено в современной литературе по бракоразводному вопросу), ни практических (на манер Константинопольской патриархии) оснований. Кому неизвестно, что брачные разводы с их грязью, симуляцией прелюбодеяния, достоверным лжесвидетельством (если так можно выразиться), приносили и приносят лишь одни огорчения духовному ведомству, наносили урон авторитету духовного суда и сделались притчей в образованном обществе. Поэтому чем скорее от всего этого освободиться, тем лучше, – тем более что к сему не встречается серьёзных препятствий. Бракоразводное дело в настоящем его виде обставлено столькими придатками чисто гражданского, государственного, а не церковного происхождения, что Церковь с полным удобством и без всякого для себя ущерба может и передать его государству, – его гражданскому суду. Взять хотя бы дела по расторжению браков в случаях осуждения одного из супругов в каторжные работы и на поселение и житье в Сибирь. Здесь всё, предшествующее формальному расторжению брака, принадлежит светскому суду, и однако ж Церковь не терпит от этого никакого урона. Точно так же не получилось бы урона, если бы аналогичная роль присвоена была светскому суду и относительно рассмотрения остальных поводов развода, как-то: по прелюбодеянию и безвестному отсутствию одного из супругов. Затем, в бракоразводных делах по неспособности существенная и предрешающая всё дело часть судопроизводства (в установлении повода к разводу) не принадлежит духовному суду, и однако, Церковь тоже не терпит от этого никакого урона. Мы уже не говорим о целом ряде дел о признании браков недействительными по насилию, обману или в сумасшествии одного или обоих бранившихся, по каковым делам значительная и решающая существо дела часть судного процесса, по действующим узаконениям, и теперь принадлежит светскому суду и предваряет решение духовного суда о признании браков действительными или недействительными. Поэтому вполне желательно и необходимо, чтобы, подобно этим делам и делам о расторжении браков по неспособности к сожитию и за ссылкой в Сибирь по судебным приговорам, и все остальные дела по искам о расторжении брака начинались и ведались в суде светском во всём том, что необходимо для установления действительности указанного в иске повода к разводу, и уже затем, когда, по обследовании в сем суде, указанные в законе поводы к разводу были бы с несомненностью установлены, приговор этого суда сообщался бы духовному суду для дальнейшего постановления и решения о расторжении брака. Желать такого порядка в сих делах побуждает и то соображение, что следствие по этим делам в духовном суде не может быть произведено с той полнотой и обстоятельностью, как в нынешнем светском преобразованном суде, который располагает для правильного и скорого производства следствия теми средствами, каких не имеет, да и едва ли скоро получит суд духовный. Причём, само собою разумеется, устранена была бы и та вопиющая несообразность, по которой теперь дела о расторжении браков по искам вчиняются в тех епархиях, в которых обязанные ими супруги имеют постоянное местожительство (ст. 244 Уст. дух. конс.), а не в тех, где совершено преступное деяние, дающее право на предъявление иска, вследствие чего нередко духовному суду приходится исследовать означенное преступное деяние за тысячи и более вёрст от места совершения преступного деяния и суда, что, разумеется, помимо замедления дела, не гарантирует полноты и обстоятельности исследования преступления. Тогда как в светском суде, за исключением случаев положительно в законе указанных, всякое преступное деяние (ст. 208 Уст. угол. судопр.) исследуется в той местности, где оно учинено, и судится в том суде, коему местность сия подведомственна, – и это потому, что следствие нигде не может быть проведено с таким успехом, как в месте, где учинено преступление, и не только потому, что явка свидетелей к следствию, по близости их места жительства, не представляет затруднений, но также и потому, что при местном розыске удобнее усмотреть следы преступления и собрать улики и доказательства вины или невинности подсудимого (реш. Правит. Сен. 1867 г. № 46). Отсутствие в духовном суде указанного основного требования и приводит к тому, между прочим, что в бракоразводном процессе по делам о расторжении браков по прелюбодеянию одного из супругов приходится главным образом руководствоваться теорией формальных доказательств, давным-давно осуждённой и наукой и новейшими законодательствами, признавшими полную её несостоятельность. Ввиду сего и других указанных выше соображений настоит положительная необходимость в отмене для духовного суда теории формальных доказательств (ст. 249 Уст. дух. конс.), так как суд духовный, суд Церкви, должен быть по преимуществу судом совести, а не формы, и не формально лишь обставленные, на деле, может быть, не существующие, а нравственно убедительные данные должны лежать в основе решения духовного суда по делам бракоразводным.

Наряду с этим следует передать ведомству гражданского суда и всё производящиеся ныне в духовном ведомстве дела об удостоверении о действительности события браков и рождении от законного брака (ст. 258 и след. Уст. дух. конс.) и особенно дела об исправлении метрических записей о рождении по существу, при этом не в тех только случаях, когда возникает спор в гражданском суде о законности или незаконности рождения лица, записанного в метрические книги, а и вообще – когда возбуждается вопрос об исправлении метрической записи. К удержанию этих дел в ведомстве духовном нет достаточных ни канонических, ни практических оснований, тем более, что часть подобного рода дел (о законности рождения, когда возникает о сем спор, и об узаконении добрачных детей) производится в светском суде. Окончательные же постановления сего суда по этим делам должны сообщаться духовному начальству для надлежащих отметок в метрических книгах.

Таким образом, мы указали, на каких именно началах желательно и необходимо преобразование духовного суда в епархиальном ведомстве и какие стадии и обрядности должны составлять процессуальную сторону этого суда. Но, вместе с этим, крайне желательно и в интересах ускорения рассмотрения судебных дел или судопроизводства и в интересах и самих тяжущихся или сторон, чтобы дела, которые должны подлежать компетенции духовного суда, не все рассматривались и решались в консистории, а часть этих дел, подобно тому, как это фактически допускается во многих епархиях, подлежала бы компетенции благочиннических советов, которые в отправлении судебных функций и судопроизводства должны руководствоваться тем же порядком, который выше указан вообще для духовного суда, и которые – как и теперь – должны состоять из благочинного, его помощника и одного из священников по выбору духовенства на известный срок. Ведомству благочиннических советов в судебном отношении могут подлежать:

а) вообще проступки и преступления духовных лиц против должности, благочиния и благоповедения, за которые по закону полагаются сравнительно незначительные меры взыскания и исправления, указанные в законе (ст. 176 п.п. 8–12 Уст. дух. конс.), и которые, по смыслу указа Святейшего Синода от 26 июля 1902 года за № 8, не служат препятствием для виновных к получению наград по службе;

б) дела по взаимным спорам, могущим возникать из-за пользования движимой и недвижимой церковной собственностью;

в) просьбы о вознаграждении за ущербы и убытки, оцениваемые не свыше 50 руб.;

г) жалобы об уплате бесспорных долгов и на нарушение бесспорных обязательств на сумму не свыше 100 руб.;

д) дела о личных обидах и оскорблениях, не соединённых с проступками, противными достоинству духовного сана, и которые по закону могут прекращаться взаимным примирением;

е) дела, которые не подходят под эти рубрики, но, по решению епархиального начальства, будут подлежать компетенции благочиннического совета. Все эти дела направляются в благочиннический совет или непосредственно лицами, вчиняющими дела, или направляются епархиальным епископом или консисторией, если они вчиняются в консистории или у епископа, и рассматриваются в указанном выше порядке судопроизводства не прежде как по производству духовным следователем предварительного следствия. Решения благочиннического совета, не обжалованные в течение месяца со времени объявления решения сторонам, считаются вошедшими в законную силу и обжалованию уже не подлежат; а обжалованные в установленное время – рассматриваются и окончательно решаются в епархиальном суде консистории. В случае законного отвода кого-либо из членов благочиннического совета вместо него приглашается соответствующий по положению в таком совете член ближайшего благочиннического совета. Издержки судебного свойства (например, по доставке к суду свидетелей), если будут заявлены, возлагаются на лиц, оказавшихся по суду виновными или ответчиками, при недоказанности же иска или обвинения – на лиц, возбудивших эти дела, а при невозможности взыскания этих издержек с кого следует – за счёт казны, для чего в депозит духовного суда должен быть открыт казной соответствующий кредит. Само собой разумеется, что при вышеуказанной реформе духовного суда, обусловливающей собой сравнительно больший труд для суда и его канцелярии и требующей более или менее постоянного состава духовных следователей из лиц специально к сему подготовленных и опытных, необходимо, чтобы труд всех лиц, причастных к суду, был достаточно вознаграждён или из средств казны, или из местных средств.

Что касается, засим, епархиального управления через посредство главного органа сего управления – консистории и других епархиально-административных учреждений, возникших параллельно с консисторией и обособившихся от оной, каковы: епархиальный училищный совет по церковно-школьным делам, епархиальное попечительство, миссионерский при братстве комитет и древлехранилище, управление свечного завода, пенсионная и погребальная касса и другие, – то, действительно, желательно и необходимо, в интересах облегчения для епархиальной власти направления деятельности этих учреждений к более правильному и согласному действию, объединить их в одном органе епископской власти. В данном случае более целесообразным представляется слить все эти административные учреждения с главным органом административного управления в епархии – консисторией, которая, объединив в своём ведении всю область епархиального управления, действительно, стала бы тем действенным епархиальным органом, который мог бы соображать всю совокупность дел и интересов указанных епархиальных учреждений и направлять их к правильному и согласному действию. И для этого объединения не может встретиться серьёзных затруднений ни по существу, ни с технической стороны. Обращаясь, например, к истории возникновения некоторых из сих учреждений, можно видеть, что деятельность некоторых из них (например, по школьному делу, миссионерскому, свечной операции) сосредоточивалась раньше в консистории и только с течением времени, при развитии и увеличении этой деятельности, дабы не обременять без нужды своими функциями других функций в деятельности консистории, что было неизбежно при неизменном по штату составе служащих в консистории, выделилась из консистории и получила самостоятельную от последней организацию. Кроме сего, заслуживает внимания и то обстоятельство, что во всех указанных выше учреждениях, в том или ином числе, ведают дела те же лица, которые (по крайней мере, в Полоцкой епархии) служат и в консистории. А если представляется возможным для этих лиц совмещать свою службу или деятельность по консистории со служебной деятельностью в указанных учреждениях, то, само собою, не встретится затруднений к совмещению этой разнообразной служебной деятельности при слиянии означенных учреждений с консисторией: вся разница будет только в том, что то, что доселе делается ими в разных местах и в разное время, при слиянии учреждений с консисторией будет делаться в одном месте и в другое время. Самое делопроизводство и денежная часть со счетоводством в означенных епархиальных учреждениях по характеру своему не представит затруднений к указанному слиянию и объединению; по количеству же бумаг и дел (журналов, постановлений, актов и т. п.) увеличение бумаг и дел в консистории не будет превышать 10% теперешнего количества⁸⁴. Что касается, в частности, епархиального училищного совета, то из теперешнего состава членов оного епархиальный наблюдатель школ церковно-приходских и грамоты, оставаясь епархиальным наблюдателем с присвоенными ему ныне правами и обязанностями, обязательно входит в состав членов присутствия консистории, а остальные члены сего совета, не входя в состав служащих в консистории, лишь приглашаются в качестве членов совета в присутствие консистории для обсуждения дел по училищному совету в назначенное для этого время. Отношение к сему совету его уездных отделений и круг их деятельности остаются в общем прежними, как это указано в «Положении об управлении школами церковно-приходскими и грамоты». Все эти епархиальные учреждения, слившись и объединившись с консисторией, делопроизводство по специальному кругу своих дел должны вести общеустановленным для губернских присутственных мест порядком, принятым и в консистории. При этом, ввиду увеличения делопроизводства, состав постоянного присутствия консистории должен быть увеличен на 2–3 члена, а состав служащих в канцелярии – на два стола с особыми столоначальниками или делопроизводителями с потребным количеством писцов, между каковыми столами и другими уже существующими и должно быть распределено делопроизводство по делам училищным, миссионерским, попечительским, свечной операции и пенсионно-погребальным кассам. Увеличение движения бумаг и денежных сумм вызывает необходимость помощника регистратору и помощника казначею, который может вести особые денежные книги для сумм епархиальных учреждений, объединившихся с консисторией. Источником вознаграждения в достаточном размере для новых членов в составе присутствия, а также для новых делопроизводителей, помощников регистратора и казначея и писцов – могут служить частью те средства, которые ныне получаются служащими в указанных учреждениях, частью те средства, которые могут быть изысканы на месте из средств обще-епархиальных. Наконец, для большей жизненности и согласованности деятельности консистории с нуждами, потребностями и преобладающими в епархии взглядами и желаниями, клонящимися к общему благу епархии, желательно, чтобы к постоянному составу членов присутствия были избираемы всем духовенством епархии два или три временно присутствующих члена, выбор которых удобнее всего производить на епархиальных съездах, и чтобы, по мере выхода из состава присутствия постоянных членов, на место выбывшего назначался один из кандидатов, выбираемых тоже всем духовенством епархии. Подобное объединение всей области епархиального управления в одном органе (требующее в отношении консистории, епархиального училищного совета и епархиального попечительства соответствующих изменений в узаконениях о них), при постоянном составе одних и тех же лиц, которые будут соображать всю совокупность дел и интересов обще-епархиальных, действительно даст возможность епископской власти направлять всю область епархиального управления к правильному и согласованному действию⁸⁵ и, вместе с этим, устранить замечаемые иной раз в деятельности епархиальных учреждений односторонность и антагонизм, столь естественные при преследовании ими своих узкоспециальных интересов, – необстоятельность и неполноту решений, обусловливаемую иной раз недостаточной осведомлённостью в общих и специальных узаконения и неимением под руками всех необходимых для дела справок, – стремление иной раз вторгнуться своим влиянием в круг ведомства и действий другого учреждения или места и присвоить себе некоторые его права и функции, – и, наконец, излишнюю переписку между учреждениями, обусловливаемую их самостоятельностью и обособленностью друг от друга. При такой организации всей области епархиального управления в одном органе благовременно присвоить ему и более соответствующее ему по кругу его дел и сообразно с установившейся терминологией для губернских управлений – наименование, каковым может быть: «епархиальное правление». Во главе «епархиального правления» должен быть епископ, который если не постоянно, то, по крайней мере, в наиболее важных делах, принимает активное участие в рассмотрении и решении этих дел, руководя всем не только в качестве председателя, но и главного начальника в епархии. Такой порядок канонически возглавлял бы «епархиальное правление», которое представляет собой «постоянный совет пресвитеров», ускорил бы рассмотрение и решение дел, дал бы епископу возможность непосредственного ознакомления с деятельностью этого совета пресвитеров и их положительными и отрицательными сторонами, устранил бы возможность посторонних, побочных влияний на направление и исход дел и способствовал бы сокращению производства и переписки, обусловливаемой ныне существующим порядком в отношениях епископа к консистории. При описанном выше объединении епархиальных учреждений такого рода учреждения в епархии, как епархиальное Свято-Владимирское братство, епархиальный комитет Православного Миссионерского Общества, витебский отдел Императорского Православного Палестинского Общества, общества вспомоществования ученикам и т. п., как имеющие характер временного, а не постоянного и обязательного в епархии учреждения, существование коих обусловливается иной раз количеством платных членов, пожелавших войти в их состав, а открытие и закрытие – зависит от воли этих членов, и как не имеющие по характеру своей деятельности значения духовно-административных учреждений для управления епархией, не должны сливаться и объединяться в один орган епархиального управления, продолжая функционировать на основании своих уставов или основных для них положений, из коих при этом должно быть выключено всё то, что может придать этим учреждениям характер учреждения, претендующего присвоить себе некоторую роль в управлении епархией. Указанный выше принцип объединения духовно-административных учреждений желательно, насколько возможно, применить и для учреждения Духовного Ведомства в каждом из уездов епархии, с передачей компетенции этих низших объединённых органов известного круга дел для окончательного решения.

Вопрос об усовершении духовно-учебных школ в настоящее время едва ли может быть решён иначе как через превращение духовных училищ (с приготовительным классом) и первых трёх классов семинарии в гимназии Духовного Ведомства, а последних трёх классов – в богословские курсы или «пастырское училище». Ибо устройство богословских училищ с сокращённым общеобразовательным курсом, которые служили бы исключительно для приготовления кандидатов на священнослужительские должности, с допущением в эти училища детей, прошедших курс церковно-приходских школ (за исключением второклассных) без различия сословий, не может быть признано целесообразным, так как школы эти во всех отношениях будут ниже существующих духовно-учебных школ, строй которых признаётся не отвечающим назначению. Главный упрёк, который ставится теперешним духовным школам, состоит в том, что они не сообщают своим питомцам религиозного настроения, любви и внутреннего расположения к тому служению, к которому последние предназначаются, что строем этих школ заранее предрешается будущее призвание поступающих в них детей, на что ни сама школа, ни родители или опекуны детей часто не имеют вовсе достаточно данных и оснований. Но этот же самый недостаток целиком войдет и в предполагаемые богословские училища, так как и в них будут поступать дети, не отдающие себе отчёта в своих стремлениях, и определение в них детей всегда будет вытекать из стремления родителей (преимущественно беднейшего класса) устроить гденибудь получше (сообразно своим понятиям и средствам) своего ребенка, сообразуясь не с его наклонностями (которых очень часто и не видно), а с возможностью и материальными средствами. Кроме этого, познания, сообщаемые в предполагаемых богословских училищах, по всей вероятности были бы много слабее и сокращённее тех, которые дают теперь своим питомцам средние духовно-учебные заведения. Посему общие соображения относительно реформы общеобразовательных низших и средних духовно-учебных заведений можно выразить в следующих положениях:

1) Главные причины, почему воспитанники духовно-учебных заведений стремятся уйти из духовного звания, заключаются, во-первых, в ненормальном положении нашего духовенства в материальном и в правовом отношениях, а во-вторых – ив особенности – в ненормальном состоянии Церкви, члены которой не принимают и не могут принять при современном положении действительного активного участия в жизни церковной и вследствие этого остаются чуждыми ей. Следовательно, для устранения этих причин необходима общецерковная реформа на началах соборности и изменение быта духовенства.

2) Так как собственной причиной ненормального положения нашей духовной средней школы является смешение в одном учебном заведении двух целей: специальной (приготовление служителей Церкви, как гласит § 1 устава дух. сем. и § 1 устава дух. учил.) и общеобразовательной, созданной практикой, то необходимо в духовно-учебных заведениях общее образование совершенно отделить от богословского и, в целях последнего, учредить богословские курсы или «пастырское училище», куда могли бы поступать лица со средним образованием, желающие посвятить себя служению православной Церкви.

3) Из духовных училищ и низших классов семинарии необходимо создать вполне законченную общеобразовательную среднюю школу, с правами министерских гимназий, но с некоторыми своеобразными особенностями в программе, в целях дать более солидное и основательное среднее образование.

4) С успехом кончившие курс в таких средних учебных заведениях, как и имеющие аттестат зрелости, на равных правах, могут поступать во все университеты и другие высшие учебные заведения, а также без экзамена на богословские курсы; лучшие из них и желающие, по рекомендации педагогических советов, могут поступать в духовные академии.

5) Сохранять сословную обособленность духовно-учебных заведений и 10% норму для светских не представляется полезным. В гимназиях Духовного Ведомства дети духовенства пусть пользуются только правом преимущественного поступления (предпочтительного), свободой от платы за учение и особым правом на стипендии Духовного Ведомства. Для пользы учебного дела нужно бы норму классного состава учащихся понизить до 40 (вместо 50). Желательно, чтобы всеобщее обучение производилось за государственный счёт.

6) Для усиления воспитательного влияния преподавателей необходимо введение института классных наставников, которые могли бы входить во внутреннюю жизнь учеников и руководить ими в умственном и нравственном развитии (особенно это необходимо для младших классов).

7) Не надо устраивать большие общежития, где казарменная обстановка обыкновенно действует на воспитанников удручающим образом и располагает к особым порокам, свойственным воспитанникам, живущим в общежитии, и особенно воспитанникам закрытых учебных заведений; следовало бы свободно размещать учеников на частных квартирах в благонадёжных семьях; хорошо было бы также и в интернатах устроить отдельные комнаты человек на 6 или на 8, где бы ученики могли группироваться по своим склонностям и сами заботиться о благоустройстве своих помещений.

8) Для управления такими гимназиями Духовного Ведомства назначать директоров и инспекторов не обязательно из лиц, носящих духовный сан, и лучше установить выборное представление кандидатов на эти ответственные должности со стороны педагогических советов, с участием в выборах и представителей от родителей с совещательным голосом.

Ко всему этому нужно присоединить ещё следующие положения:

9) Уравнять права преподавателей духовных гимназий с правами преподавателей других средних учебных заведений и улучшить их материальное положение так, чтобы им была возможность всецело предаться исполнению своих прямых обязанностей, и не было необходимости искать занятий на стороне.

10) Предоставить преподавателям свободу выбора учебников и учебных пособий и большую свободу в преподавании, под контролем общего педагогического совета.

11) Отменить переходные экзамены для учеников, оказавших удовлетворительные успехи в течение учебного года.

12) Отменить систему ежедневных официальных отметок в классных журналах (с оставлением четвертных и годовых), в целях уменьшения несомненного вреда их в воспитательном отношении.

13) Необходимо обратить самое серьёзное внимание на санитарно-гигиеническое состояние интернатов, физическое развитие и здоровье учащихся. Для этого установить постоянный медицинский надзор над всеми учащимися (в виде периодических возможно частых осмотров и наблюдений над воспитанниками при классных и внеклассных занятиях), предоставить врачу наблюдение за пищевыми продуктами и столом, вменить ему в обязанность составление ежегодных отчётов о состоянии интернатов в санитарно-гигиеническом отношении и о состоянии здоровья воспитанников для непременного напечатания в местном епархиальном органе, и, что более всего важно для действительности этих мер, предоставить врачу право голоса во всех педагогических собраниях (по уставу 1867 г. так и было, см. § 74).

14) В целях содействия саморазвитию и целесообразному использованию свободного времени воспитанниками, является весьма желательным устроение читален с духовной и светской журналистикой и предоставление воспитанникам самим заботиться о пополнении и аккуратном содержании своей ученической библиотеки, конечно, под контролем и руководством классных наставников. Кроме того, учреждение – при содействии преподавателей – литературно-научных кружков, содействие устройству вокально-музыкальных вечеров и образовательных экскурсий воспитанников с преподавателями, дозволение посещения публичных спектаклей и концертов, участие в народных чтениях и беседах, учреждение касс взаимопомощи и благотворительности, – всё это, возбуждая самодеятельность учащихся, также должно принести несомненную пользу в воспитательном и образовательном отношении. Всё это дозволяется под руководством классных наставников.

15) Для предупреждения беспорядков, возникающих по вопросам внутренней жизни воспитанников, желательно дозволение им обсуждать свои нужды по отделениям (по 2, по 3 класса) и через своих дежурных докладывать о своих нуждах и недоразумениях кому следует; при введении института классных наставников эти обсуждения упрощаются, так как последние по самой цели своего назначения должны входить во внутреннюю жизнь воспитанников, вместе с ними будут обсуждать их нужды, и являться ходатаями за них.

16) Дозволить воспитанникам применять между собой товарищеский суд чести, долженствующий воспитывать в учениках чувство законности и чувство собственного достоинства. Воспитатели и учителя должны внимательно относиться к этому суду чести.

Говоря о желательной программ для средне образовательной школы Духовного Ведомства, необходимо начинать с начальных классов, образующих теперь духовные училища; и так как эти классы органически связаны с общеобразовательными классами теперешних духовных семинарий, то разъединение их в губернских городах, под управлением разных начальств, является совершенно искусственным. В классах, образующих теперь духовные училища, желательно было бы прежде всего совершенное упразднение древних классических языков, а те 32 часа в неделю, которые теперь назначаются на занятие этими языками, было бы гораздо целесообразнее употребить:

а) на более обстоятельное знакомство с отечественным языком,

б) на усиление преподавания географии,

в) на знакомство с отечественной историей, хотя бы в кратких чертах,

г) на естественную историю и

д) на изучение новых языков.

Что касается общеобразовательных классов, входящих теперь в состав общего семинарского курса, то здесь представляется полезным, с одной стороны, расширение курса математики и физики и присоединение к последней основ химии, введение в курс основ анатомии человеческого тела и гигиены (в качестве продолжения естественной истории). Кроме того, в литературе желательно сокращение программы древней литературы и периода ложноклассицизма и введение взамен того периода новейшей русской литературы. Логику, философию и психологию желательно оставить в курсе духовных семинарий, в виду их значительной пользы для общего развития учеников; здесь разве потребуется только некоторое упорядочение в преподавании сообразно с общей программой. Желательно присоединить ко всему этому элементарные сведения из области правоведения и финансовой науки (знакомство, например, с финансовыми операциями, процентными бумагами и пр.). Изучение новых языков (французского, немецкого и английского) сделать обязательными Классические языки остаются обязательными, но количество часов для изучения их нужно сократить на половину. С другой стороны, нужно удалить из курса общеобразовательных предметов библейскую историю, литургику, гомилетику, основное богословие и церковную историю, как самостоятельный предмет. Вместо библейской истории более целесообразным является чтение Библии, именно чтение, знакомящее с библейской историей по самой Библии. В этом же направлении нужно изменить и всё преподавание Священного Писания в общеобразовательных классах. Библию нужно читать в русском переводе, имея славянский текст под руками, для большего уяснения мысли, с комментариями только в особенно трудных местах. Общая церковная история – в кратком объёме.

Относительно «пастырского училища» или специально богословских курсов, для подготовки служителей Церкви, намечаются следующие положения:

1) Срок богословских курсов не должен быть более трёх лет.

2) На богословские курсы принимаются все, получившие общее образование в каком бы то ни было среднем учебном заведении, лица православного исповедания, желающие посвятить себя служению Церкви и в возрасте от 20 до 40 лет.

3) Образ жизни на курсах (в общежитиях) должен быть строго нравственный и церковный, наподобие католических семинарий. Начальствующие лица должны быть духовные, а также преподаватели и воспитатели; особенно преподаватели тех предметов, которые требуют практического знакомства с богослужением, желательны по преимуществу в духовном сане; однако, предпочтения монашествующим лицам не должно быть. Слушатели также могут состоять в духовном сане.

4) Богословские курсы должны находиться в непосредственном ведении епархиального архиерея, хотя желательно, чтобы ближайшим руководителям курсов предоставлена была большая свобода и самостоятельность в деле воспитания и образования.

В программу специально богословских курсов должно войти основательное изучение Св. Писания Нового Завета (по греческому тексту), а также истолкование особенно важных текстов Ветхого Завета, который в целом, предполагается, будет прочитан поступившими на богословские курсы. Потом, конечно, введение в богословие или основное богословие, догматика с историей развития догматического учения, нравственное богословие, церковная история общая и русская (сюда же присоединить и истории раскола), изучение творений св. Иоанна Златоуста и Григория Нисского, элементарные сведения из гражданского и церковного права, с особенным ударением на последнем, и обличительное богословие. Кроме того, практические занятия, относящиеся к богослужению: упражнения в составлении проповедей и умении вообще говорить, непосредственное знакомство с богослужебными книгами и более широкая постановка изучения церковно-археологического материала. Пастырское богословие и педагогика.

Некоторые справедливо проектируют сделать так, чтобы третий год богословских курсов был специально практический. Кроме практического изучения богослужения, здесь необходимо знакомить слушателей с ведением метрических книг, составлением различных бумаг и т. п.

Чтобы преподавание на богословских курсах было менее схоластично и более жизненно, необходимо дать свободу академическим научно-богословским исследованиям, которыми питается современная богословская мысль, с целью более успешной идейной борьбы православной христианской Церкви с различного сорта толкованиями по богословским предметам в светской печати, которую меньше стесняет цензура.

Необходимость участия духовенства в общественной жизни русского народа, признанная государственной властью в только что опубликованном законе о выборах в Государственную Думу, не может подлежать никакому сомнению в виду апостольской заповеди о заступничестве (Деян.20:35, и 1Фес.5:14). В сёлах и деревнях приходской священник – почти единственная, культурная сила, могущая оказывать влияние на строй жизни крестьян; в то же время, это – единственное лицо, которое близко знакомо с нуждами и недостатками земледельческого класса, и единственный советник в этих нуждах, к которому крестьяне с доверием и охотно обращаются и не напрасно, по слову апостола: «благочестие на всё полезно». Кто же в такой степени и с такой ясностью может поведать истинные нужды крестьянские и вообще православного населения, как не развитой и любимый ими пастырь? В выборные и могут попадать только такие пастыри. И если, по слову Господа, пастырь должен оставлять всё стадо, «чтобы отыскать одну заблудшую овцу, то может ли пастырь быть безучастным к тому учреждению, которое будет касаться его овец и может принести даже вред его стаду и отдалить заблудших от него?» В выборных учреждениях участвуют люди всех профессий, и это не мешает им исполнять свою обязанность добросовестно, при служении общему благу; что же может мешать пастырю проводить пастырские идеи в общественных собраниях и ходатайствовать о нуждах паствы перед ними? Избирали же ходатаями перед Государем духовных лиц в старину! В пользу участия духовенства в общественных учреждениях может говорить история земских собраний до 1890 года, до какового времени священники являлись на этих собраниях, как выборные от крестьян. Это участие было во многих местах весьма плодотворно: всё лучшее, что создавалось собраниями того времени, было делом священников. Прекрасную иллюстрацию этой истины можно видеть, например, в факте служения по выборам земства в качестве председателя уездного училищного совета протоиерее В. Востокова (с. Мироновка, Новоузенского уезда), ныне умершего. Таковую должность о. протоиерей с пользой и успехом нёс не один десяток лет. Во всяком случае, при свободе личности и равноправии, когда культурная часть общества призывается к служению общественным интересам, – служение пастырей, их непосредственное участие в этом служении будет не только полезным, но необходимым, ибо, при современных сбивчивых понятиях об общем благе, пастыри могут во многих общественных собраниях быть единственными заступниками истинного христианского благоустройства и порядка. Мы нисколько не преувеличим, если скажем, что много вредного, разрушающего устои народной жизни не было бы внесено нашими общественными собраниями (земскими и городскими) в жизнь, если бы в числе выборных от крестьян и землевладельцев были наши приходские священники.

Вопросы, касающиеся познания, утверждения и очищения от различных заблуждений христианской православной веры, имеют, по-видимому, целью установить более правильное и точное понимание некоторых пунктов христианского православного учения, которые вследствие разного рода исторических условий получили несколько одностороннее понимание и толкование в сознании большинства православных людей, которое часто относится даже не к самому существу догмата, а скорее к тому положению и значению, какое ему даётся в системе христианского учения. Такого рода историческими условиями, так или иначе воздействовавшими на развитие нашей догматики и вообще богословия, были у нас, с одной стороны, влияние западных учений, перенесённое в Россию вместе с западной учёностью, и с другой стороны – усиленная борьба с ними⁸⁶; и последнее обстоятельство, пожалуй, даже влияло особенно сильно. Несомненно, что наша догматика воспитывалась на полемике с инославными учениями; и нельзя не отметить того факта, что многие православные догматисты, увлекаясь полемикой, впадали часто в противоположные крайности. Вследствие этого, многие черты христианского учения, считавшиеся дотоле лишь богословскими мнениями, превратились в русском общецерковном сознании почти в непререкаемые догматы⁸⁷.

К числу такого рода вопросов, несомненно, следует отнести, например, вопрос о Filioque. Хотя какая бы то ни было постановка этого вопроса не оправдывает поступка римской церкви, зачислившей учение о Filioque в число догматов веры и введшей это слово в неизменный дотоле символ веры, тем не менее, как показала недавняя полемика, возникшая на страницах наших богословских журналов по поводу выраженного так называемыми старокатоликами желания присоединиться к православной Церкви, нельзя не отметить и того факта, что многие православные богословы, увлёкшись полемикой, впали в противоположную крайность, введши крайнее понимание этого догмата – исхождение Бога-Духа только от Отца, вопреки мнению некоторых древних учителей Церкви о явлении Его и через Бога-Сына. Между тем, точная формулировка вероучения православной Церкви по этому пункту и ещё более точное обозначение того, что в этом учении она считает для верующих несомненным и обязательным и что относит к области богословских мнений, могли бы много способствовать присоединению старокатоликов к православию. Вообще, вопрос этот необходимо обсудить не частным лишь лицам из среды наших богословов, а именно на Соборе, который и должен точно определить те условия, на которых могло бы состояться вышеуказанное соединение с греко-российской Церковью старокатоликов.

Параллельно с вопросом об отношении православной Церкви к старокатоликам, может быть также решён вопрос и об англиканских церквах, со стороны которых, особенно в последнее время, заметно довольно сильное тяготение к православной Церкви.

Необходимо также русской Церкви ещё раз высказаться о старообрядцах, которых, не смотря на постоянные разъяснения миссионеров, по-прежнему продолжают смущать клятвы собора 1666–1667 гг. Мирный призыв к ним со стороны Всероссийского церковного Собора, кажется, мог бы иметь желательный успех, тем более что, со времени манифеста о свободе вероисповеданий, заметно улеглась у старообрядцев неприязнь к православной Церкви.

Наконец, необходимо также на Собор решить вопрос и об отношении Церкви к некоторым частным лицам. Известно, что недавнее отлучение Св. Синодом Л.Н. Толстого от Церкви повело к различного рода недоумениям и спорам даже о каноничности этого действия Св. Синода.

Кроме того, что касается, так сказать, прямого исповедания веры, необходимо также обратить внимание и на те стороны религиозной жизни, в которых наше религиозное миросозерцание находит себе внешнее выражение, именно – на церковное богослужение, совершение таинств, обряды и различного рода церковные обычаи.

Богослужение русской православной Церкви также развилось главным образом под влиянием полемики с еретиками и инославными исповеданиями, а отчасти также и под положительным влиянием инославных церквей. Неудивительно поэтому, если оно (т. е. богослужение) часто в отдельных своих частях даже не вполне служит точным выражением православного учения, хотя и не столько по букве, сколько по духу. Так, не смотря на точное учение православной Церкви об истинном смысл почитания святых, икон, креста Господня, тем не менее некоторые части различных богослужебных чинов, наприм., акафисты честному кресту, носят на себе следы крайнего взгляда на этот вопрос, сводя почитание этих предметов чуть не к олицетворению и обоготворению. При этом заметно несколько материалистическое отношение к этим предметам, с признанием в них почти самосущей им присущей силы, действующей с необходимостью.

Кроме того, так как богослужение развивалось под влиянием самых различных богословских воззрений, то в отдельных богослужебных чинах нередко можно встретить даже различные взгляды на один и тот же предмет. Примером этого может служить уже отмеченная в литературе видимая разность во взглядах на святость брака и чистоту брачных отношений у чиносоставителей венчания и «молитвы, повнегда родити жене отроча». Понятно, всё, что здесь сказано, не имеет большого значения для образованного православного богослова, который знает, как нужно относиться к подобного рода неточностям, но для людей, менее образованных в богословском отношении, эти непримиренные противоречия могут служить и камнем преткновения и источником неправильного понимания православной церковной дисциплины, особенно же для лиц инославных, желающих присоединиться к православной Церкви.

Вообще, вопрос об исправлении богослужения является одним из наиболее важных вопросов русской церковной жизни, так как богослужение в деле и познания Божественной благодати и утверждения в православной вере служить самым надёжным средством. По идее православное богослужение и должно быть именно таким. В полемике с католичеством православные богословы всегда указывают на своё богослужение, как на одно из преимуществ православной Церкви, в виду особенной его назидательности. Однако на практике оно далеко не достигает той цели, для которой создано благодатными носителями православия. Причина этого кроется, прежде всего, в его непонятности для большинства верующих. В виду этого, необходимо прежде всего улучшить язык богослужения, сделать его более ясным и понятным в отдельных словах и конструкции.

Затем, в деле совершения богослужения необходимо дать больше свободы его совершителям и предъявлять меньше требований буквального исполнения мелких требований Типикона. Пусть в каждом богослужебном чине даётся только существенное; остальное же можно предоставить усмотрению предстоятеля и сослужащих, которые могли бы несущественный части богослужения изменять, сообразуясь с различного рода внешними обстоятельствами и с нуждами и настроением молящихся. В таком случае можно надеяться, что молитва будет вытекать из потребности молиться, а не из обязанности совершать службу. Нужно отметить и ещё один факт, вытекающий, впрочем, из предыдущего. Вследствие, главным образом, непонятности богослужения происходить то, что многие присутствующие в храме во время богослужения внутренне почти не участвуют в нём. Богослужение совершается духовенством, а народ, если он и молится в это время, то его молитва является частной, а не общественной, потому что она обыкновенно имеет очень мало связи и внутренней и внешней с тем, что делается в это время в церкви. Не совсем безосновательными поэтому, если и не вполне справедливыми, являются заявления некоторых христиан, склоняющихся к штунде и другим сектам, что им в православной церкви «нечего делать» и «скучно». Такого христианина более приманивают к себе собрания различных наших сектантов, на которых все поют общие и всем понятные гимны, причём каждый чувствует, что он сам непосредственно и со всеми вместе участвует в общей молитве. Необходимо поэтому, не изменяя и не понижая внешнюю красоту, благолепие и стройность нашего богослужения (эстетический элемент имеет большое значение в деле развития религиозного чувства), привлечь к близкому участие в богослужении всех верующих, пришедших в церковь, чтобы каждый из них не только хорошо понимал и чувствовал всё то, что происходит перед его глазами, но и деятельно участвовал в выражены общих мыслей и чувств. На первый раз, на пути к достижение указанной цели, например, полезно бы было выпустить дешёвые издания богослужебных чинов с кратким изъяснением всего, что совершается в храме, и переводом молитв и песнопений.

Помимо богослужения, нельзя также не обратить внимания на некоторые частные церковные постановления и требования, недостаточно применимые к жизни, которые на практике служат не к укреплению и к углублению добродетельного настроения верующих, но подчас только к соблазну, отягощая совесть одних и смущая совесть других. К числу вопросов касающихся такого рода церковных требований, на первом плане нужно поставить вопрос о посте, рассматриваемый не с принципиальной точки зрения и не с точки зрения его обязательности, но имея в виду лишь его практическую осуществимость. Вследствие многих церковно-исторических причин, на Руси с самого начала утверждения в ней христианства образовался чисто механический взгляд на обряды, посты и проч. На них смотрят не как на условия и орудия или проводники благодати, а как на нечто само в себе имеющее особенную благодатную силу. Взгляд этот, несомненно, проник к нам с Востока, где христианство с самых древних времён находилось под влиянием восточного дуализма с его взглядами на материю, как на источник зла. Отсюда, естественно, вытекает требование полной и безусловной необходимости поста, и пост, вместо смиряющего и размягчающего (см. Ис.58) христианского подвига, сделался одним из раздражающих и неудобоносимых бремён для одних и поводом падения и угрызения совести для других. Причиной последнего служит главным образом то, что требования, касающиеся поста, у нас нисколько не приноровлены к русской жизни. Особенно это делается ясным, если мы обратим внимание на различные мелкие правила и постановления касательно поста, целиком перенесённые к нам из монастырей юго-восточных. Такое ли, например, значение для русского имеет разрешение Типикопа в известные дни – «пием вино», какое имеет оно для человека Греции и Палестины, где вино при обилии виноградников, играет роль русского кваса? И, понятно, странным является после нашего отношения к «вину», что в известные дни запрещается есть масло (постное) и разрешается пить вино. Или: какой смысл имеет для жителя крайнего севера запрещение или разрешение в известные дни употребления в пищу рыбы, если рыба служит его единственной пищей? Правда, против всего этого можно возразить, что на практике все эти мелкие постановления всё равно не исполняются. Но если так, то и существование их можно считать неполезным, ибо тогда всё значение их сводится лишь к тому, что они напрасно отягощают немощные совести (Рим.14 гл.).

Среди отдельных сроков, назначенных Церковью для поста, есть один, неприноровлённость которого к условиям, русской жизни выступает особенно ярко, именно – это так называемый Петровский пост. По условиям нашего климата соблюдение этого поста, особенно для бедного крестьянина, является совершенно невозможным, так как в период времени, на который приходится этот пост, невозможно или слишком трудно достать именно всё то, что можно есть в посту. Хлеб у крестьянина в это время на исходе, иногда его вовсе нет, картофель – главная пища крестьянина после хлеба – ещё не созрел, овощи тоже, рыба бывает только в озёрных и речных местностях, и то как редкость. Остаётся питаться исключительно почти молоком, покупая к этому муку и крупу на заработанные деньги. Естественно, что большинство крестьян, не смотря на свою приверженность к постам вообще, этот пост по необходимости не соблюдают, что часто тяжёлым гнетом ложится на их совести при их привычке соблюдать все церковные постановления. Не безвинны в этом и клирики, даже в лице почётных пресвитеров. Так как Петровский пост в разные годы бывает и более и менее продолжителен и особенно бывает, труден для соблюдения в годы ранней Пасхи, то не следовало ли бы, не уничтожая этого поста, хотя сократить его до того минимума (8 дней), который определяется поздней Пасхой? Такое сокращение, не лишая христиан в это время благочестивого подвига, сложило бы с их совести тяжёлое бремя.

Могущему же утвердить святую греко-российскую Церковь по благовествованию апостольскому, Единому Премудрому Богу, через Иисуса Христа, слава во веки. Аминь.