Глава IV. Богослужение и христианская жизнь

Завоеватель Константинополя, утверждая свой престол в столице греческой империи, фирманом на имя патриарха Геннадия прямо объявил, что церкви христианские не могут быть обращаемы в мечети; бракосочетания, похороны и все другие обряды будут соблюдаемы по уставу греческой церкви. Таким образом, Магомет II, по-видимому, обеспечил за православной церковью неприкосновенность храмов и свободы церковного богослужения. Но все эти обеспечения были только пустыми обещаниями, которые турецкое правительство постоянно нарушало и никогда строго не выполняло. Если турки старались совершенно истребить или ослабить христианство между своими подданными обращением их в магометанскую веру, то, естественно, нельзя было и думать, чтобы они оставили неприкосновенной свободу христианского богослужения. Уже патриарх Геннадий должен был жаловаться, что у христиан не было этой свободы. С течением времени более и более она стеснялась. За совершение церковных служб, за право совершать погребение и другие обряды своей веры, восточные христиане должны были ежегодно платить большие суммы денег своим властителям. Сами патриархи константинопольские вынуждены были давать подарки турецким начальникам, чтобы те не нарушали свободы христианского богослужения. «Все, – писал Дионисий (патриарх константинопольский XVII в.), – от нас отходит, и мы все отдаем, чтобы чин ваш (церковный порядок) был без печали и оскорбления». «Мы, – писал другой первосвятитель конца XVII в. о константинопольской же церкви, – не можем иначе действовать ради благочестия (относительно богослужения), как чрез даяние». Но, несмотря на подарки и плату со стороны мусульман, было много притеснений и насильственных нападений на христианское богослужение. Торжественные христианские процессии казались фанатикам-мусульманам оскорблением религиозного чувства мусульманского. Поэтому, где жили мусульмане, там христиане по необходимости должны были совершать свои церковные торжества и процессии с крайней осторожностью и втайне. Так, по свидетельству путешественников, в конце XVI столетия христиане в Дамаске совершали богослужение тайно, в подземном храме; потому что турки ни под каким видом не позволяли христианам явно совершать богослужение. В Антиохии, сколько по неимению храма, столько же из опасения беды от турок, христиане могли слушать божественную литургию только в пещере; потому что открытое совершение службы могло раздражить фанатизм мусульман. Тот же фанатизм с суеверным убеждением, что звон на христианских церквях может нарушить спокойствие ангелов, отдыхающих на ближайших минаретах мечетей, был причиной того, что христианам зaпpeщeно было употреблять при храмах не только колокола, но и простые била.

Самые полицейские меры, направленные, по-видимому, к ограждению свободы христианского богослужения, только стесняли его. Так, во время патриаршего служения, при вратах храма всегда присутствовала турецкая стража. Но эта стража давалась не для одного мнимого почета к лицу патриарха, но и из подозрительности турецкого правительства. Во всяком случае, хотя бы стража и не препятствовала благоговению христиан, проповеданию слова Божия и пр., христиане, при входе в храм взирая на турецких солдат, не могли не вспоминать о своем порабощении. Но иногда турецкая стража была невыносимой для посетителей храма, подвергая их разного рода оскорблениям за усердие к богослужению и производя разные кощунства. Особенно тяжело было для христиан видеть, как напр. в Иерусалиме во время божественной службы мусульманин идет пред Евангелием и св. Дарами с палкой в руке и с криком поражает толпящийся народ, или – видеть, как стражи мусульманские сидят в храме с трубками в зубах и делают все, что им угодно.

При бесправном положении христиан в турецкой империи, естественно, христианские храмы не могли оставаться неприкосновенными. Еще в первое время после взятия Константинополя турки истребили или отняли у христиан множество богатых и прекрасных храмов, знаменитых исторической древностью, изяществом архитектуры и богатством внутреннего украшения. Хотя завоеватель империи утвердил безопасность христианских храмов от насилия мусульман, но христиане должны были увидеть первого нарушителя неприкосновенности своих святынь в самом же Магомете II, когда он превратил в мечеть храм св. апостолов. При преемниках Магомета II права и преимущества, дарованные христианам завоевателем империи, были совсем забыты, и св. храмы подвергались иногда опасности совершенного истребления со стороны турок. Побуждаемые завистью, прельщаясь внешним благолепием и красотой христианских храмов, турки силой отнимали у христиан эту святыню и обращали ее на служение своему лжепророку. К началу XVII века в Царьграде, имевшем до взятия его туркаии 86 храмов только в честь Иисуса Христа, Богородицы и ангелов, православная Церковь лишилась уже 44 храмов, которые превращены были в мечети. В последней половине XVII в. в Константинополе было у православных всего 26 храмов, а во второй половине XVIII в. – только 22. He были свободны от подобной участи христианские храмы и в других городах и селах.

Отнимая у христиан храмы, турки в тоже время старались полагать всевозможные препятствия постройке или возобновлению их. В этом отношении замечательно следующее турецкое узаконение: у вас не позволяется строить ни синагог, ни церквей, ни новых храмов, – но позволяется починивать старые и возобновлять их, только бы это было на прежнем месте. Даже должно употреблять только ту же самую землю, те же камни и материалы. Понять всю великость зла для православной Церкви от этого закона не трудно. В продолжение столетий множество христианских храмов, без заменения их новыми, должны были рушиться или от ветхости, или от пожаров и землетрясений. Правда, корыстолюбивое правительство турецкое само иногда разрешало христианам строить новые храмы: в Константинополе, напр., большая часть настоящих храмов выстроены были уже под турецким владычеством; тоже могли делать христиане и в других местах. Но исходатайствовать у турецкого правительства разрешение построить новую церковь, даже возобновить обветшавшую стоило весьма дорого. Хотя бы нужно было вставить один камень или одно бревно в стену храма, хотя бы нужно было заколотить окно, – и тогда непременно нужно было получить от Порты султанский фирман; тем более он нужен был при постройке нового храма. А получение фирмана иногда обходилась дороже всего предполагаемого здания. Но с получением фирмана дело еще не оканчивалось. Нужно было еще удовлетворить корыстолюбию местных властей, даже соседей-мусульман; нужно было, наконец, успокаивать подарками надзирателя за зданиями, готового привязаться ко всякой мелочи и разрушить не только поправку, но и самый храм, так как в фирмане дозволялось восстановить или исправить церковь точь в точь, как она была прежде, ни на йоту разницы. Это и подобные им стеснения были причиной того, что христиане, за недостатком средств, часто принуждены были оставлять без исполнения свое благочестивое желание построить новый храм или обновить ветхий. Между тем число храмов сокращалось; многие из них лежали в развалинах. Путешественники по востоку XVI и XVII вв. свидетельствуют, что они повсюду встречали развалины церквей и монастырей. На всем пространстве Болгарии и Румелии они видели храмы Божии в таком убожестве, что не могли по наружности различить их от простых сараев; да и внутри церквей самый бедный иконостас едва свидетельствовал о том, что они посвящены молитве и тайнодействию. В Боснии же во многих местах давно не существует вовсе храмов, и священники для совершения божественной службы разбивают шатры или избирают место под ветвистым деревом и здесь причащают христиан св. Тайн. Только на островах, где христиане чувствовали себя вообще более свободными, чем в других местах, они имели возможность строить в украшать храмы. Это особенно нужно сказать о жителях островов Эгейского моря. Здесь христиане строили церкви не только по городам и селам, но и на полях; эти последние церкви назывались полевыми храмами. Таких храмов на одном небольшом острове Скиросе находилось, в половине XVIII столетия, 365. Некоторой свободе, которой пользовались острова, должно приписать и то, что на многих из них христианские храмы имели и колокола.

Несмотря на притеснения в насилия, которые испытывала восточная Церковь со стороны турок, богослужение совершали в ней по древнему уставу; священнодействия и обряды выполнялись все; праздники и дни памяти святых были чествуемы свято. Богослужение совершалось вообще на древнем греческом языке; но, иногда в некоторых частях оно отправлялось на простонародном языке. Некоторые богослужебные книги и жития святых употреблялись также на простонародном языке. Бедственные обстоятельства, в каких находились восточные христиане, развили в них любовь к чтению повествований о жизни и подвигах древних святых мучеников и подвижников благочестия. И во время церковного богослужения чтение этого рода книг было в большом употреблении. Чаще всего читались древние синаксари и жития святых Симеона Метафраста на простонародном языке, по переводу Максима Маргунского.

При богослужении в греческой Церкви по-прежнему произносимы были проповеди. Известно, что между чинами и достоинствами Великой Церкви, также как и прежде, была особая должность проповедников. Эти проповедники назывались риторами. Их было два: великий ритор и малый ритор. Они обязаны были говорить поучения в константинопольских церквях, и преимущественно в патриархии, особенно в тех случаях, когда служил патриарх в той или другой церкви. В должность риторов избирались люди достойнейшие, отличавшиеся христианским просвещением и благочестиой жизнью. Сами патриархи, особенно просвещенные и ревностные ко благу пасомых, также считали своей обязанностью говорить поучения. Патриархи говорили проповеди большей частью в своей кафедральной церкви, но нередко и в других церквях, где они совершали богослужение по случаю храмовых праздников. Из патриархов константинопольских особенной ревностью к проповеданию Слова Божия отличались: Геннадий Схоларий, Максим Философ, Нифонт, Иеремия I, Митрофан, Иеремия II. Епархиальные архиереи также поучали своих пасомых назидательными, благочестивыми беседами. Проповедывали в храмах также и священники; но главным образом эта обязанность была возложена на особых лиц – священно-проповедников или иерокириксов. В каждой епархии греческой обыкновенно епархиальный епископ заботился о том, чтобы был один или несколько иерокириксов. В иерокириксы до сих пор выбираются люди, которые или у себя на месте заявили наклонность и способность к проповедничеству, или, не заявив ее предварительно, сами являются к епископам с предложением своих услуг; обязанность иерокириксов состоит в том, чтобы они, переходя из села в село и из деревни в деревню, везде проповедывали Слово Божие.

В рассматриваемое время в восточной церкви введены некоторые новые чинопоследования и установлены некоторые новые праздники в честь святых. Из новых чинопоследований известны следующие: 1) Чинопоследование, как принимать обращающихся от папской ереси к кафолической и православной Церкви. Оно составлено при патриархе Симеоне Трапезундском; 2) обряд отлучения от Церкви. Хотя отлучение от церкви было в употреблении в греческой церкви и в прежние времена, но в рассматриваемое время составлено было особенное последование торжественного отлучения; 3) обряд и чин принятия в Церковь, возвращающихся в нее по отпадении в магометанство. Образ принятия в церковь отпадших в магометанство был не одинаков, смотря по тому, когда они отпали от веры, до 15 лет своего возвраста, или после. В первом случае их обязывали в течении 40 дней каяться, поститься и молиться; по прошествии этого времени их вводили в церковь и совершали над ними миропомазание. Если же они отпадали в зрелом возрасте, то на них возлагаема была эпитимия, по древним правилам, на 6 или 7 лет.

Из праздников, установленных в описываемое время, более известны: память Марка Ефесского, поборника и охранителя православия восточных христиан; патриарха Геннадия Схолария; патриарха Максима философа; Георгия серба, замученного в Софии в 1515 г.; священномученика Козьмы Этолийского, пострадавшего в 1779 г., и многих других подвижников благочестия и мучеников.

Религиозно-нравственное состояние христиан в Турции представляет печальную картину. С одной стороны вследствие насилия со стороны турок, с другой вследствие желания достигнуть житейских выгод, некоторые из христиан совращались в магометанство. Едва можно было в прежнее время найти такую греческую фамилию, в который бы не было явного ренегата. Войско янычар состояло из совращенных, отнятых у христианских родителей, детей. Кроме того, некоторые из восточных христиан, вследствие тяжелого гнета, делались жертвами западной пропаганды. Живя в кругу мусульман, многие из христиан забывали догматы православной веры и правила христианской нравственности. Участие народа в исполнении религиозных обрядов значительно ослабело. В церковь народу ходило весьма немного; многие совершенно перестали принимать христианские таинства. С религиозностью страдала, конечно, и нравственность. Народ находился в нравственном оцепенении, ни о чем больше не заботился, как о том, чтобы уплачивать подати своим властителям и тем обеспечить свою жизнь, – старался во всем угождать туркам, чтобы не возбуждать их ненависти к себе. Греки часто соглашались беспрекословно на безнравственные требования турок, отдавали, напр., своих дочерей в турецкие гаремы и т. п. Родители не стеснялись выдавать своих дочерей замуж за мусульман, а сыновей женить на турчанках. Наконец, христиане, живя вместе с турками, сами собой свыкались с их безнравственной жизнью. Чувственная жизнь мусульман, их гаремы и насилия, – все это вносило в среду православных нравственную порчу. Пьянство и распущенность нравов в христианском населении не встречали препятствия в ужасающей нищете.

При таком религиозно-нравственном упадке христианского населения в Турции, следовало бы ожидать поддержки со стороны духовенства; к сожалению, оно само было небезукоризненно. Самым выдающимся пороком в греческом духовенстве была симония, хотя конечно не все духовенство было предано этому пороку. На церковных кафедрах были лица в высшей степени безукоризненные, составлявшие украшение восточной церкви, которые открыто боролись с этим пороком. Они собирали соборы и предписывали строгие правила против симонии; но усилия немногих лиц не в состоянии были уничтожить застарелое зло. Больше всего страдал от симонии патриарший константинопольский престол; он был продажной вещью, которую покупал тот, кто давал больше денег. Как достигался патриарший престол, также приобретались и епископские кафедры. Некоторые из патриархов старались больше поставлять и низвергать еписκοпοв, чтобы получить больше денег. Епископы то же делали по отношению к низшему духовенству. В низшем духовенстве мы тем больше встречаемся с таким же явлением; так как содержание его было гораздо скуднее, чем содержание высшего духовенства. Все церковные требы духовенство совершало за деньги. Один путешественник XVII в. слышал из уст одного греческого епископа, что большие посты – самое лучшее время доходов для духовенства, когда христиане преимущественно каются в своих грехах. У каждого священника, говорит он, был лист, на котором были росписаны грехи и против каждого греха – такса за отпущение его. По свидетельству других, греческие монахи находились даже на службе у морских разбойников и за приличную часть добычи, получаемую от последних, прощали им злодеяния их и возбуждали к новым. Эти свидетельства, быть может, преувеличены; но в основании их нельзя не допустить доли правды. Причина такого нравственного упадка духовенства лежала главным образом в тяжелом его положении; однако же, это не оправдывает духовенства, потому что и при тяжелом положении можно быть в высшей степени нравственным, как это доказывают примеры некоторых святителей греческой церкви и мирян, причисленных к лику святых.