№ 48. Сотрудник Братства св. Гурия. 2 октября 1910 года

(2 окт. – Память свв. Киприана и Иустины).

Сегодня, братия, мы празднуем день взятия Казани православными русскими людьми, празднуем начало торжества христианства в этом крае, день падения здесь татарского царства.

На этом месте, где мы сейчас стоим, был заложен первый Казанский храм во имя свв. Киприана и Иустины; это был первый луч света во тьме, отсюда стал сиять свет Христова учения во всём Востоке земли нашей.

Великое событие, вспоминаемое нами сегодня, сопровождалось особыми знамениями. Существует предание, что русские люди пошли на приступ, сломивший сопротивление татар, как раз в то время, когда диакон, читая Евангелие, провозгласил: «и будет едино стадо и един Пастырь». С этими словами началось падение стен, защищавших татарское царство, и вместе с тем русские люди, оставив свой лагерь, пошли на смерть, чтобы имя Христово не хулилось здесь более! Татары дотоле не только поносили веру православную, но всё ещё нападали на русские земли, забирали в плен христиан и подвергали их издевательствам и мучениям. Летопись говорит, что во время падения Казани освобождено было из плена 60 тысяч русских людей, терпевших всякие беды имени ради Христова, и они были возвращены братиям своим и родной вере.

Светлый день торжества имени Христова и братской любви и единения празднуем мы сегодня!

Зная хуления татар на истинную веру, великий царь Иоанн не выдержал долее тяжкого испытания православия; он сказал: «не хочу более терпеть унижения христиан», – и войска православные начали свой крестовый поход на царство неверных! Царь православный говорил: «я обязан дать ответ за христианские души Богу», – потому что ясно сознавал себя вождём и защитником их, которому поручено блюсти их невредимыми и защищать от лжеучений и искушений врагами их веры. Русские же люди, в ответ на призыв Царя и горячую ревность его о вере христианской, без всяких рассуждений пошли вперёд и проливали кровь свою и жизнью своей жертвовали, умирали далеко от родного края, чтобы имя Божие могло славиться на всём Востоке России!

– Итак, сегодня, братия, на крови русских воинов, многие годы тому назад началось великое дело.

Но окончилось ли оно? Можем ли мы сказать, что завершилось то дело, которое тогда было заложено смелым подвигом веры и самоотверженным служением истине? Нет, может быть, ещё века пройдут, прежде чем действительно упадут стены, мешающие единению, прежде чем утвердится во всём крае нашем истинно христианская жизнь, прежде чем наступит торжество любви Христовой в едином Его стаде.

А между тем это торжество св. Евангелия, это дело просвещения светом Христовым тех, которые его ещё не знают и ныне и, может быть, ещё не скоро узнают – было целью, одушевлявшей русских людей на подвиг и направлявшей их жизнь.

Так думали те русские, которые стояли там, где мы сейчас стоим.

А как думаем мы теперь? – В то отдалённое время Святая Русь была единым желанием и единой любовью всех русских людей. Тогда не отделяли ещё Церкви от Государства; цели церковные и государственные были тождественны, рост Церкви был и ростом государства, одушевлённое служение родине было служением церковных деятелей, радость Церкви была и торжеством Родины, – силы не растрачивались, не дробились и могли служить прочным и широким русским успехам.

Каких же продолжателей имеют теперь те, кто принёс в этот край начала христианской жизни? Мы разделились на партии, мы отвращаемся друг от друга и не помогаем одни другим в той мирной работе, которую нам надлежит исполнить. – Люди теперь торопливо и тревожно идут за Русью свободной; они идут за Русью богатой за Русью счастливой... Но кто говорит о Святой Руси кто думает об этом древнем идеале наших отцов, кто усвоил себе мысль, что в Православной Руси – Церковь и Государство должны быть неотделимы, если мы хотим идти неуклонно по великому пути с древних времён избранному нами.

Когда началось покорение Казани, христиане добрые не раздумывали. что им делать, не рассуждали идти им, или не идти. Русские люди – шли и умирали за свою веру, за верных православных братьев своих. А теперь мы страшимся и готовы отступить при всяком и малом гонении. Теперь о Святой Руси говорят, может быть, в храмах – только там. Но в том собрании, где решаются судьбы государства, там о Святой Руси совсем не слышно. Теперь те учреждения, которые управляют жизнью страны нашей, заняты всевозможными вопросами и обдумыванием всяких законов.

Но говорят ли они о исполнении Закона Божия на Руси Святой? – Нет, это не наше дело, говорят они, это дело духовенства, и сами к этому делу относятся не с благоговением, а почти с иронией: они отстраняют его от себя и не признают его своим долгом.

А мы, говорим ли мы между собою о исполнении Закона Божия, хотим ли мы видеть Русь святою? – Забыты всеми эти слова! – Но послужило ли нам это на благо? Но теперь сильна ли наша Русь? Решайте этот вопрос сами – как хотите. Соседи наши издеваются над русскими начинаниями во всех областях жизни. Они говорят, что мы отстали от их «культуры» – да и действительно мы только ото всех – «отстали»: мы теперь только подражаем и растрачиваем на это прежние свои сокровища духовные! А раньше мы шли во главе христианских народов и были действительно самобытны и украшали себя именем Христовым.

Я, братия, сейчас говорю вам это и знаю, что мы с вами ничего не можем сделать, чтобы непосредственно возвеличить свою родину, направить по единому пути жизнь нашей Церкви и Государства, поднять на должную высоту нашу древнюю Русь святую. Но, братия мои, мы можем и должны вспоминать, что государство наше было сильно раньше и жило по-христиански, мы можем и должны надеяться, что снова придёт то великое время, мы можем и должны – молиться об этом и личную свою жизнь устроить, имея в виду эту цель. Мы можем устроить свою семью и мало-по-малу, постепенно объединяться вокруг Церкви; мы можем совершенствоваться в малом кругу нашей братской любви друг ко другу, чтобы всё яснее идеал единого стада укреплялся в сознании нашем.

Тогда-то он и объединит всё стадо – и верных и неверных – под водительством Единого Пастыря, в час, который мы не знаем, – но в день, которого мы должны ожидать и желать. Вот это-то мы никогда и не должны забывать, братия, и по крайней мере в своей жизни не должны отделять Церковь и её блага – от своих личных интересов, пользы наших ближних и окружающих нас, непросвещённых ещё, иноверцев; благо Церкви это и наше собственное и совершенное сокровище.

Братия мои дорогие, мне хотелось бы говорить не в этом маленьком храме, и не в большом даже храме, – хотелось бы закричать на всю землю нашу из края в край: «Что ты Русь Святая была – и что ты теперь стала!»...

Но будем молиться тем святым, во имя которых построен этот древний первый Казанский храм, свв. Киприану и Иустине, возлюбившим паче всего истину Христову. Будем молиться святителям Московским, потрудившимся во спасение родного града, свв. митр. Петру, Алексию, Ионе и Филиппу, которых Церковь станет воспевать через два дня. Будем молиться нашим чудотворцам Казанским, просветителям края этого, свв. Гурию, Варсонофию и Герману, которых память мы завтра величаем... Да дарует же нам Господь милость Свою молитвами тех, которые были верными служителями Церкви и ныне остаются яркими путеводными звёздами и для нас, и для наших государственных деятелей. И будем молиться, да даст Господь людям Своим новых проповедников Его Святой любви. Аминь.

Епископ Андрей.

На последнем общем собрании Казанского миссионерского Съезда (бывшего в июне сего 1910 г), между прочим, обсуждался вопрос о привлечении православных монастырей к миссионерскому служению среди разно племенных инородцев Восточной России. Причём некоторыми участниками съезда было высказано пожелание, чтобы миссионерские монастыри назывались не просто миссионерскими, а «русско-инородческими миссионерскими», и что «ядро» в этих монастырях должно быть «русское». О том же, как должны быть организованы миссионерские монастыри применительно к нуждам инородческой миссии и какими средствами и способами они будут действовать на инородческое население, – подробных суждений не возбуждалось. Ввиду того, что этот последний вопрос представляется весьма важным и существенным и потому достойным всестороннего тщательного рассмотрения, я решаюсь здесь сообщить по сему вопросу некоторые сведения о том, что мне приходилось наблюдать на протяжении более 30 лет в Казанском инородческом крае.

По моему мнению, основанному на фактических данных, существующие в инородческих местностях православные монастыри, в силу своей особенной постановки и своего направления, не оказывали и теперь не оказывают на инородцев желаемого христианско-просветительного воздействия. В г. Цивильске имеется Тихвинский монастырь, основанный, приблизительно, около 200 лет тому назад. Прежде он был мужской, но в 70-х годах прошлого столетия был обращён в женский, после чего он быстро улучшился как по внешнему благоустройству, так и по количеству сестёр своих. В число последних стали принимать и чувашек. Но духовно-просветительное влияние этого монастыря на массу окружающего чувашского населения как прежде, так и теперь ни в чём особенно не проявляется. Окрестные чуваши оставались до последнего времени в тех же языческих заблуждениях, в каких они находились до принятия христианства. В 5 верстах от названного монастыря, на высоком левом берегу р. Цивиля, расположена большая дер. Тувси, жители которой все крещёные чуваши и с давних пор числятся православными. Летом 1892 года они целой толпой явились к Цивильскому Исправнику на дом и требовали разрешить им беспрепятственно отправить языческое полевое моление ,,Уй-чюк» об урожае хлебов. По сему случаю, в августе месяце того же 1892 года Совет Братства Св. Гурия поручил мне посетить деревню Тувси и усовещевать тамошних киреметников-чуваш оставить язычество. Я пробыл здесь два дня, беседовал с чувашами о вере, читал им Евангелие и др. книги на родном им языке, совершал Богослужение. И чуваши слушали мои беседы и чтение внимательно, а особенно радовались христианскому Богослужению на их материнском языке. Я тут воочию убедился, что Тувсинские чуваши несмотря на то, что около 200 лет живут под боком монастыря, остаются по религиозным верованиям своим язычниками, не имеют понятия о Христианской вере, не слыхали чтения Евангелия и церковного Богослужения на их родном языке.

Присматриваясь к монастырям в других местностях с инородческим населением, например: в г. Чебоксарах, Свияжске и т. п. пунктах, мы замечаем тоже самое, что и в Цивильском уезде. В прежнее время в числе подвижников этих монастырей инородцы встречались весьма редко, и то только в числе послушников. Но с 80-х годов минувшего столетия инородцы обоего пола стали поступать в монастыри в большом количестве. Последнее обстоятельство способствовало к некоторому сближению инородцев с монастырями, но к сближению только внешнему, а не внутреннему – духовному. Инородцы в монастырях быстро русеют и совершенно пропадают, как сила духовно-нравственная, для своих соплеменников, потому что начинают смотреть на последних с некоторым пренебрежением, как на людей отсталых, грязных и тёмных, а в конце концов совсем отделяются от них; вследствие сего тёмной инородческой массе никакой духовной пользы и не возникает.

За последние 20–30 лет религиозные инородцы стали ходить по монастырям на богомолье. Во дни Петровского и Великого постов они в большом числе говеют в монастырях, заказывают здесь сорокоусты, делают пожертвования хлебом, деньгами, домашними животными и проч. Прежде ничего подобного не замечалось в жизни инородцев. Любящие ходить по монастырям инородцы прекрасно знают внешнее состояние посещаемых ими монастырей и расскажут вам о монастырях многое, а именно: в каком монастыре какие порядки водятся, какие готовят кушанья и напитки (квасы), какое богатство и благолепие храмов, где продолжительно и где кратко совершается Богослужение, как мелодично и красиво поют певчие и как кормят и поят богомольцев. Но мне ни разу не приходилось слышать от них рассказов о том, какое назидание и духовнее утешение получает душа их в монастырях, какой внутренний переворот произвела в них та или другая обитель, в каком монастыре находила себе успокоение их мятущаяся совесть, где и какие старцы дают им душеспасительные советы, наставление и утешение. Следует заметить и то, что эти инородцы в нравственном отношении стоят не выше прочих своих одно-деревенцев.

Со второй половины прошлого столетия среди крещёных инородцев Волжско-Камского Края замечается ещё одно новое, довольно сильное, движение: это – стремление их открывать и созидать для себя новые монастыри и монашеские общины. Начиная с 60 х годов, здесь появились следующие монастыри и общины: в Казанской епархии – 1) Черемисский Михаило-Архангельский мужской монастырь, 2) Черемисский Троицкий женский в г. Козмодемьянске, 3) Черемисский Введенский женский, 4) Чувашский Александро-Невский мужской, 5) Чувашский Александрийский женский, 6) Чувашская женская община в г. Чебоксарах, 7) Крещёно-татарские обители: Покровская Просветительная женская община и мужской Трехсвятительский скит, 8) Чувашская женская община при селе Мордовской Кармале, 9) Чувашская женская община при селе Старых Айбесях; в Уфимской епархии – 10) Черемисский Николаевский мужской монастырь на р. Каме, 11) Чувашская женская община при дер. Бугабаш и друг.

Здесь естественно возникает такой вопрос: в чём заключается причина этого нового движения среди крещёных инородцев, которые прежде совершенно чуждались монастырей, но во второй половине 19-го века вдруг начинают стремиться к иноческой жизни и воздвигать иноческие обители?

Причина эта кроется в следующем:

В 60-х годах, когда в России возникли особые миссионерские учреждения и на миссионерском поприще явились такие высоко-просвещённые деятели, как например Н. И. Ильминский, к делу христианского просвещения инородцев начали с успехом применять особенные, более действительные меры и средства. Не прошло и 10 лет, как среди слабых в вере инородцев стало обнаруживаться религиозное пробуждение и движение к христианству. Это глубоко знаменательное и желательное явление в жизни инородцев замечалось и теперь замечается в тех только местностях, где заводятся для них правильно организованные христианские школы с миссионерским направлением и распространяются переводы христианских книг, – где церковное Богослужение и поучение совершаются на понятном местном языке людьми хорошо подготовленными к этому, преимущественно из самих же инородцев. Об этом отрадном явлении в 1893 году засвидетельствовано было в отчёте Братства св. Гурия (за 27-й братский год) в таких словах:

«Высокопреосвященнейший Владимир, Архиепископ Казанский принял на себя труд (в сентябре 1893 г.) обозреть те уезды епархии, которые почти сплошь населены крещёными и некрещёными чувашами. Во время этой поездки Его Высокопреосвященство получил о чувашах непосредственное представление и увидел, что они по религиозно-нравственному состоянию находятся не везде на одинаковом уровне. Там, где существуют правильно организованные инородческие школы, при проезде Архипастыря замечалось особенное воодушевление в чувашских деревнях, ученики местных школ встречали и провожали Владыку стройным церковным пением на славянском и своём родном языках; в тех же чувашских приходах, где отсутствуют инородческие школы с миссионерским направлением, этого явления не было видно».

Многие грамотные чуваши и чувашки, особенно из молодых, ознакомившись с христианским учением из Евангелия, житий святых и т. п. книг, изданных на их родном языке, решительно отказались от своих суеверий и сделались истинными христианами по убеждению. Некоторые же из них, желая полнее и беспрепятственное осуществить идеал христианской жизни, стали оставлять мирскую жизнь среди полуязычествующих соплеменников и удалялись в монастырь. Теперь можно встретить монашествующих инородцев Приволжья не только в монастырях Казанской, но и Нижегородской, Московской и других епархий, даже на Афоне.

Особенно сильное стремление к иноческой жизни обнаружилось среди инородцев-чуваш в 80-х годах прошлого столетия в восточной части Цивильского и в окрестных деревнях села Алакова Ядринского уездов. В 1888 г. при селе Мусирме, Цивильского уезда, пять чувашских девиц построили келью, в которой намеревались проводить богоугодную жизнь в молитвенных подвигах и христианском благочестии; но не получив материальной поддержки и встретив упорное сопротивление своему намерению со стороны родителей, они должны были разойтись по домам. В 80-х же годах 3 молодых чуваша, обучавшиеся грамоте в Аликовском инородческом двухклассном училище Ядринского уезда, сделали попытку поселиться в казённых Сурских лесах в выкопанных ими пещерах, но им не дозволили этого. В тех же годах такие же попытки делались молодыми чувашами и чувашками и в других местах Ядринского, Цивильского и Чебоксарского уездов. В настоящее время тоже самое происходит среди инородцев Самарской губернии. Тому назад 4 года несколько чувашских девушек Бугурусланского уезда намеревались основать иноческую общину близь села Микушкина, но за неимением материальных средств и сильных ходатаев желание их осталось не исполненным. В настоящее время некоторые инородцы-чуваши дер. Чёрного Ключа, Бугульминского уезда, задумали основать мужской монастырь, но чем кончатся их хлопоты по сему делу, пока ничего сказать нельзя.

Какая же сила двигает этими простыми необразованными инородцами? Не честолюбие-ли? – как думают некоторые. Нет! Сила эта – глубокая, искренняя вера их в Господа нашего Иисуса Христа, Который учит: «Ищите прежде Царствия Божия и правды Его и это всё приложится вам» (Матф. 6:33). И ещё: «кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более нежели Меня, не достоин Меня». (Матф. 10:37). Непоколебимая уверенность этих инородцев в истине Христианской веры, искреннее и твёрдое желание их жить согласно заповедям Божиим дают им силу трудиться ради Христа, перенося всевозможные невзгоды, унижения и оскорбления, без которых, как известно, не создаётся ни одно хорошее душеспасительное дело в роде сем лукавом и прелюбодейном. Такова сила Христова учения, что, западая в душу простых неиспорченных людей, оно возбуждает в них возвышенные стремления к богоугодной жизни и даёт им мужество и терпение в перенесении всевозможных трудностей.

Свящ. Даниил Филимонов.

(Продолжение будет.)

в епархиях Волжско-Камского района.

В настоящее время необходимо усилить переводческую и издательскую деятельность на инородческих языках. Казанский Миссионерский съезд признал как аксиому то положение, что противодействие распространению ислама среди инородцев Поволжья и Западной Сибири можно создать только при применении просветительной системы Н. И. Ильминского и особенно переводов на инородческих языках. Но правильная деятельность переводчиков возможна только при объединении их в одном центре, каковым являлась и является Казанская Переводческая Комиссия Православного Миссионерского Общества. Как и ранее, ей должно принадлежать руководство переводческими отделениями, окончательная редакция переводов и высшая цензура.

Средства на печатание переводов должны идти из тех учреждений, которые работали над изготовлением этих переводов; сами же учреждения в свою очередь должны испрашивать себе субсидии от Св. Синода: Казанская Переводческая Комиссия – 5 тыс. руб., отделения её – Симбирское 2 тыс. руб., Самарское, Саратовское, Астраханское, Оренбургское, Уфимское, Пермское, Омское и Тобольское, по одной тысяче руб.; Вятское – три тыс. руб. Казанские переводчики должны приготовлять переводы на крещёно-татарском языке, чувашском, черемисском и вотском. Симбирские – на чувашском; Самарские – на татарском и чувашском; Саратовские – на татарском и чувашском; Астраханские – на калмыцком; Оренбургские – на киргизском; Уфимские – на башкирском, татарском, чувашском и черемисском; Пермские – на пермяцком; Омские – на киргизском; Тобольские – на татарском; Вятские – на черемисском, вотском и татарском языках. При взаимообмене изданиями на языках тех народов, которые имеются в соответствующей епархии, у переводческих комиссий всегда будет необходимый запас переводных книг и следовательно возможность обслуживать христианско-просветительными средствами и церкви, и школы инородческих местностей.

Представим себе Пермское отделение Переводческой Комиссии.

В Пермской епархии живут по данным всеобщей переписи 1897 г.: башкиры 85.395 чел., вотяки 5907 ч., зыряне 1121 ч., мещеряки 17.600 ч., черемисы 15.345 ч., тептяри 3649 ч., татары 46.711 ч., пермяки 92.641 ч. и чуваши около 500 чел. С 1897 г., когда состоялась перепись, это количество возросло на 15 %, слелов. башкир надо считать около 90 тыс., вотяков 6 тыс., зырян 2 т., мещеряков 19 т» черемис 16 т., тептярей – 4      т., татар – 50 т., пермяков – 95 т. По языку все они приближаются к инородцам соответствующих народностей других епархий, т. е. башкиры говорят так же, как Уфимские башкиры, вотяки – как вятские вотяки, мещеряки – как Казанские татары, черемисы – как черемисы Вятской епархии; тептяри говорят – часть на черемисском, другая на татарском языке; татары – как Казан. татары, чуваши – как Казанские и Симбирские чуваши. Следовательно, книги на языках этих народностей можно выписывать из соответствующих епархий, главное же внимание Пермских переводчиков следует сосредоточить на переводах для пермяков, численность которых превышает численность каждой другой народности епархии.

На расходы по пермяцким изданиям изыскиваются местные средства и, сверх этого, епархиальным начальством испрашивается у Св. Синода 1000 рублей.

В состав Пермской перевод. комиссии входят: свящ. о. Попов, учителя из пермяков – Мошегов, Щапов и другие лица, получившие образование в Казанской Учительской Семинарии и своевременно учившиеся здесь делу переводов. Лица, не имевшие практики по переводчеству, могут учиться у вышепоименованных членов комиссии или же приехать для этого на Казанские миссионерские курсы, хотя бы на полгода.

В первую очередь эта комиссия должна перевести на пермяцкий язык, молитвенник, евангелие, требник⁵² ч. 1 и 2-ю в размерах, необходимых для требоисправлений, – учебный октоих, часослов, псалтирь, молебное пение пред учением отроков, на новый год, свящ. историю ветх. и нов. заветов – прот. Афинского и издать её с картинками, жития св. Стефана Великопермского, св. Гурия, Германа и Варсонофия, св. Владимира Равноапостольного, св. Алексия человека Божия, проповеди на воскресные дни и двунадесятые праздники, Паримийник. Оригиналом для перевода должен служить славянский текст. Трудные места переводятся при участии преподавателей местной духовной семинарии по священному писанию и по литургике. Книги свящ. писания и богослужебные переводятся буквально, для остальных достаточно перифраза⁵³.⁵⁴ 2). Впрочем, в том и другом случае пермяцкий строй речи должен быть выдержан. Русскую фразу: «я сходил в церковь помолиться» по-пермяцки надо сказать в такой конструкции: «я в церковь помолиться пошедши пришёл». По окончании перевода, напр., молитвенника, один из переводчиков-пермяков должен ехать в Казань. Здесь перевод должен быть пересмотрен при участии члена Казан. Переводческой Комиссии, проф. Каз. Дух. Академии Павла Ал. Юнгерова. Под руками у редакционной комиссии лежат тексты: славянский, греческий, татарский и др.; если проверяется текст св. писания, то, сверх этого, еврейский текст и симфонии.

По исправлении молитвенник прочитывается вновь и устанавливается единство терминологии. Рукопись затем переписывается в 2-х экз.; один остаётся в Казан. перев. Комиссии, а другой увозится переводчиком в Пермскую епархию и читается в разных местностях с пермяцким населением; непонятные пермякам слова заменяются другими и в этом виде перевод возвращается в Казань, проверяется вновь и затем разрешается Казан. Комиссией к печати. Корректуру несёт переводчик-пермяк под наблюдением кого-нибудь из членов Казанской Перевод. Комиссии по избранию этой последней.

Окончив свои труды и взяв с собой напечатанный перевод, переводчик-пермяк прилагает все усилия к тому, чтобы все церкви и школы с пермяцким населением приобретали поименованный христианский труд Пермской и Казанской комиссий.

Возможно, что пермяки на первых порах будут относиться равнодушно к молитвеннику или другой какой-либо книге на родном языке. Обязанность каждого миссионера заинтересовать пермяка его родной книгой. Для этого пермяку читаются наиболее замечательные места из книги, наиболее близкие к его настроению. Печальному пермяку хорошо прочитать по-пермяцки: «не имамы иные помощи», «Господи, не лиши мене небесных Твоих благ» и т. д. Всё это должно сопровождаться такими объяснениями, чтобы равнодушный пермяк признал молитвенник именно своим, близким его душе. Так располагали к книгам на родном языке татар, вотяков, и результаты получались вполне успешные; напечатанный в 1909 г. в 1200 экз. молитвенник на вотском языке в Вятской епархии разошёлся благодаря такому приёму в какие-нибудь 5–6 месяцев.

Здесь многое зависит от энергии и умения местных деятелей духовных. Вовремя воодушевив переводчиков и распространителей переводных изданий, епархиальное начальство может обеспечить значительный успех как переводчеству, так и сбыту книг на пермяцком языке.

В целях лучшего оборудования переводов, деятельность Пермской комиссии хорошо бы приурочить к такой двухклассной или центральной школе, в которой большинство пермяки и притом из разных уездов. При помощи таких школьников Комиссия может уяснить себе вопрос, в какой степени те или иные термины могут содействовать повсеместному среди пермяков благоговейному настроению, вызывать в них христианские мысли и чувства.

Постепенно мог бы быть составлен целый лексикон пермяцких слов, необходимых каждому переводчику при его труде. Кто сам занимался переводчеством, тот знает, что переводу иногда одного выражения приходится уделять несколько суток. Словарь же точно установленных пермяцких терминов и выражений значительно облегчит работу и переводчиков, и тех редакторов, к которым переводные труды будут поступать для отзыва.

Желательно, чтобы в этом же роде шла работа и других переводческих Комиссий Волжско-Камского района.

При этих условиях переводные труды будут иметь громадное и богослужебное и школьно-просветительное значение.

Переводчик.

Все русские деятели, имеющие прикосновение к инородческому вопросу в Приволжье, единогласно отмечают крайний недостаток в русских деятелях, знакомых с татарским языком. Ни в Министерстве Внутр. Дел, ни в духовном Ведомстве, ни даже у самого Министерства Нар. Просвещения нет среди инородцев полного комплекта таких чиновников, которые бы знали непосредственно жизнь инородцев и могли направлять её. Получается уродливое явление: общая администрация совершенно не знает настроения магометан, инспектор народных училищ заведует школами, ни слова не понимая языка своих школьников, даже полиция русская не имеет достаточной осведомлённости в своей области и принуждена довольствоваться только теми сведениями, которыми русскую власть благоволят снабдить сами же магометане.

Между тем некоторые инородцы, оканчивающие приволжские духовные семинарии и не поступившие в Духовную Академию, для продолжения своего филологического образования должны поступать только в Варшавский университет, где вовсе нет кафедры изучения тюркских наречий. Тут очевидно какое-то недоразумение: в целях заполнения не-русского университета русским элементом – отправляются туда приволжские инородцы... И недоразумение это ведёт к тому, что русское дело в Приволжье лишается самого благонадёжного и рабочего элемента, русские православные силы как бы искусственно выкачиваются из полу-магометанского края и создаётся положение во всех отношениях ни для кого не желательное.

Почему же нельзя в целях увеличения количества деятелей по инородческому просвещению разрешить оканчивающим духовные семинарии и знающим татарский язык – поступать в Казанский университет под руководство такого знатока восточных языков, как проф. Н. Ф. Катанов?

Почему нельзя?

Русский.