№ 22–23. Сотрудник Братства св. Гурия. 1 мая 1910 года

Настоящий № „Сотрудника» выходит в двойном размере ввиду накопления срочного и интересного для будущего Казанского миссионерского Съезда материала. Возможно, что и некоторые др. майские выпуски будут тоже двойными. – Но редакция просит заранее прощения у читателей, если во время самого Съезда и в первое время после него (т. е. в конце июня и в начале июля) „Сотрудник» будет не очень аккуратен по службе.

Е. А.

Христос Воскресе!

Сегодня, братия мои, Св. Вселенская Церковь празднует память благообразного Иосифа, который снял со креста тело Господа и ещё празднует память жен мироносиц, первыми возвестивших о Воскресении Христовом. Таковы два подвига, ублажаемые ныне Церковью, чтобы и в настоящий день нам дать путь спасения. В чём же здесь состоит подвиг и почему он нам может быть назидателен и близок? – Потому, что он совершился точно рядом с нами, и действующие в нём лица как бы взяты из нашей же жизни.

Кто такое был благообразный Иосиф? Евангелист называет его знаменитым членом совета и человеком богатым.

Иначе говоря, он был вельможа еврейский, член народного собрания, уважаемое влиятельное лицо. И вот этот заметный в обществе человек, почитаемый народом, идёт унижаться перед римской властью, идёт просить у Пилата милости: снять со креста только что позорно казнённого человека... Вы себе это представляете, братия? Этот вельможа, связанный всевозможными обязательствами общественной своей жизни, жертвует мнением света, всем положением своим, и идёт просить тело распятого преступника, как смотрели на Спасителя нашего иудеи. Он унижается перед покорителями своего народа и сам подвергается позору...

Почему же, братия, Иосиф Аримафейский мог бесстрашно совершить этот великий подвиг, когда мы, живя в подобных же условиях мира, и в малом не решаемся отступить от обычаев и требований своего общества?

Ответ простой, но для нас очень трудный: Иосиф Ар. не изменил себе; какова была его душа до ужасного испытания этого дня Распятия, такою он её и сохранил. Св. Евангелист говорит о нём очень кратко: „он сам ожидал Царствия Божия».

Что это значит? А вот что; он не удовлетворялся этим миром. – Он был образованный человек сам и был свидетелем торжества великой Империи. Он жил во время славы Рима, когда всё высшее, кажется, чего может желать мир, было Римом достигнуто; он лично пользовался всеми благами, которые даёт почётное положение в народе – и не возжелал всего этого... Он знал, что всё в мире временно и преходяще; он был богат, но и к этому богатству не прилепился и помнил, что и оно погибнет.

Он искал... он искал лучшего, вечного; говоря словами, Евангелиста, он искал Царства Небесного. Я просто скажу, что он искал чего-то высокого, что удовлетворило бы его душу, и ещё может быть и сам не знал, чего именно. – В это время его встретил Некто, Назарянин, Которого называли Учителем, и стал говорить ему о тайнах Царствия Божия. И в этот час, пока он слушал Учителя, его сердце может быть горело так же, как горели сердца учеников по Воскресении Христовом, когда Господь на пути в Эммаус беседовал с ними. Благообразный Иосиф всем своим сердцем прилепился к Учителю правды и любви. – Но вот этот Назарянин, подобно преступнику, был схвачен и предан Пилату и через несколько часов позорно распят на Голгофе.

Что же Иосиф и Никодим знали-ли, что Пострадавший был Сын Божий? Нет, они, конечно, этого не знали; они знали только, что Он Учитель любви, всепрощения, чистоты, и ради этого Учителя пожертвовали всем и пошли на Голгофу, чтобы снять со креста тело любимого человека. Вот в чём был подвиг: Иосиф Ар., повторяю, не изменил себе и в эту страшную минуту он остался с Учителем правды, а не с теми, кто надругался над святым человеком.

У нас, братия, в общежитии, это называется иначе: гражданским подвигом или силой убеждения и т. п.; но эти гражданские добродетели далеки от подвига благообразного Иосифа: ведь не всё равно за кем идти, и чем жертвовать, и для кого; и чтобы следовать за Господом нужны великие силы духа, нужна вся любовь к святости и правде, и ранее всего необходимо приобрести решимость непоколебимую: никогда, ни при каких испытаниях, себе не изменять.

Братия мои! Вслушайтесь в эти слова: себе не изменять!

В храме мы это твёрдо знаем, но стоит только повлиять на нас нашей обычной среде, так или иначе воздействовать на нас в другом направлении, и мы сейчас забываем и о заповедях Господних, и об обетах, которые приняты уже нами при св. Крещении.

Не так поступил Иосиф! Запомним же очень для нас близкий его подвиг и исполним его. Совесть наша верна, и если её голоса будем слушаться, то несомненно пойдём за Христом, как пошёл за Ним благообразный Иосиф.

А вот и подвиг мироносиц... И не напрасно, конечно, Церковь сопоставляет его с тем, который мы только что проследили: один для Христа не остановился пожертвовать всем положением общественным своим, другие самую жизнь свою подвергли опасности.

Опять какой простой и великий поступок этих женщин! В эту страшную ночь они забыли о своей жизни, они не смутились тем, что их Учитель, которого всего несколько дней тому назад провозглашала толпа, как Царя, теперь позорно распят, как преступник; они не печалились, что иудейские беззаконники могли убить и их.

Прошу вас, братия, перенесёмся сердцем в ту обстановку и представим себе, кто были эти женщины и куда они шли.

Ведь ясно, что они были совершенно беззащитны; Голгофа и Гроб Господень охранялись стражей; эти женщины иудейские давно для Спасителя оставили свои дома и имущество и ходили за Ним; теперь, для римских стражников, это были какие-то нищие проходимицы, ученицы распятого, которых безнаказанно можно было прогнать даже оружием. Но мироносицы забыли об опасности и шли поклониться Гробу своего Учителя. Знали ли хоть они, кто Тот, к Кому они направляли шаги? Нет, и эти женщины не знали, что Погребённый был Сын Божий. Они шли к Господу, влекомые чистой душой, чтобы не изменить в любви Тому, кто был Учителем любви. Они жертвовали своей жизнью, чтобы только посидеть у Гроба Спасителя своего.

Подвиг мироносиц, братия, даже выше подвига Иосифа: там было пожертвование внешними преимуществами жизни, здесь жертва самою жизнью. – И это сделали иудейские женщины, не мудрые разумом, но чистые сердцем, – или хотя разумные, но таким разумением, которое вело их только к чистой небесной жизни.

И вот, вспоминая Иосифа, Никодима, мироносиц, – св. Церковь сегодня, как бы смотрит на нас и говорит: „а вы похожи-ли на них; на деле способны-ли пожертвовать своим положением ради Господа и спасения в Нём?“ – Думаем ли мы об этом, когда должны выбирать между церковью и обществом не церковным и когда отдаём предпочтение последнему? В жизни, с Иосифом и Никодимом ли мы, или с врагами Господними. Я о мироносицах и не говорю: до простоты и величия их нам теперь страшно далеко.

Братия мои, мы все говорим, что современные условия жизни мешают нам подойти ко Христу. Напротив, теперь со Христом нам быть гораздо легче, потому что мы знаем, кто Он, а фактически жертвовать жизнью ради Него, как мироносицы, от нас даже не требуют.

Условия жизни и тогда и всегда шли и пойдут в разрез с подвигом.

А вот, если тебя осуждают за Христа, то ты хотя не бойся этого поругания и тогда со временем может быть дойдёшь с Иосифом и до Голгофского креста – и до радости мироносиц в день Воскресения Господня.

Дай, Господи, силы нам последовать за Тобой, не отступая пред ничтожными искушениями мира! Ведь Иосиф и мироносицы были тоже обычными людьми, окружёнными обычными условиями жизни и пленением греха, и однако сумели остаться со Христом и, конечно, и нам это возможно при твёрдой решимости не отступать ни на минуту от Господа, – при совершенной любви к Нему. Тогда мы будем и со всеми возлюбившими Его и с Иосифом и с мироносицами, – и подвиг их и любовь станут нашим подвигом и любовью, и в нашей жизни будет единая отрада – Христос, а изменить Ему будет ещё тяжелее, чем расстаться с жизнью. Вот потому-то Иосиф и мироносицы и шли вперёд без колебания, потому-то и все святые мученики терпели радостно тяжкие страдания и от жизни своей отрекались, лишь бы иметь в себе Спасителя своего, эту единую, чистую, благоуханную радость.

Братия, не изменим же Ему никогда! Не будем самолюбивы, чтобы быть боголюбивыми, очистим сердце своё, чтобы в нём была только любовь Божия, чтобы Господь жил в нём, и тогда будем иметь вечную радость, и за свой подвиг сторицей приимем, и наследуем жизнь вечную. Аминь.

Епископ Андрей.

Спасение киргизской степи от татар.⁷⁶

Киргизы Перовского уезда представили Главному Начальнику Туркестанского края Генерал Лейтенанту Субботичу 21 января 1906 года заявление, в котором просили: упразднить ныне существующий народный суд и заменить его третейским судом по адату для разбора дел как гражданских, так и уголовных, возникающих по частным жалобам киргиз, и при этом изъять из подчинения общим, государственным судебным установлениям те уголовные дела, которые вытекают как последствия обычных право-воззрений киргиз. Для общих же уголовных дел, по коим обвиняются и потерпевшими являются киргизы, ввести суд с присяжными заседателями.

Из этого ходатайства обязательно прежде всего заключить, что население Перовского уезда, занимающее весьма важное место в составе киргизского народа, вовсе не склонно к шариату и ищет лишь улучшения форм народного суда, переводя его от института биев к прежней идеальной форме третейского посредничества.

Заявление это драгоценно в том отношении, что оно служит несомненным доказательством продолжающейся обособленности киргизского народа от обще-объединительных стремлений мусульманских народностей. Правительственной власти не следует упускать это из виду, как не следует длить разрешение назревшего вопроса об улучшении судебного дела среди свыше четырёхмиллионного населения Империи. Ещё несколько лет нашего индифферентизма, и те же киргизы Сыр-Дарьинского бассейна усмотрят своё спасение в книгах шариата, а раз они проникнутся его доктринами, всякий поворот в другую сторону будет уже трактуем с мусульманско-религиозной точки зрения, как стеснение веры, со всеми по этому предмету напускными страхами перед возможными последствиями. Насколько же необходимо считаться с подобного рода заявлениями можно судить из следующего факта. В Особое Совещание по делам веры поступило прошение от мусульман г. Зайсана, которые заявили, что запрещение производить торговлю в христианские праздники они, мусульмане, сочтут за „насилие над религиозными чувствами», за „подозрительное посягательство на их религию» и за скрытые в этом законопроекте „миссионерские цели». Наконец, они заявили открыто, что воспрещение торговли в христианские праздники, противное предписаниям шариата, может повлечь к „бедствиям, подобным Бакинским» и к тому, что мусульмане подобный закон „исполнять не будут».

Настоящее заявление приводится здесь с исключительною целью указать на ту опасность в религиозно-политическом отношении, какую создают мусульмане при помощи шариата. Они даже забывают о повелении Корана повиноваться вообще гражданской власти (Кор., сура IV, ст. 62) и грозят этим неповиновением даже по предметам, не имеющим никакого отношения к религии.

Отсюда ясно, в какой степени было бы государственной ошибкой допустить в среде многочисленного киргизского народа замену адата или третейского суда – шариатом, разрешающим тенденциозно все бытовые и правовые вопросы жизни.

Нельзя, однако, не видеть, что законодательные наслоения внедрили в судебную сферу киргизского народа необычайную пестроту, которая вытекает, между прочим, и из административной организации. По действующим законам Букеевские киргизы подлежат суду Оренбургского Духовного Правления по шариату, а все прочие киргизы ведаются судом адата. Тургайская, Уральская области и весь Степной край находятся в ведомстве Министерства Внутренних Дел, а весь Туркестанский край подчинён военному управлению. Туркестан ограничивается уездными начальниками, а Тургайская и Уральская области и Степной край, сверх уездных начальников, имеют крестьянских начальников и институт урядников. Все эти власти имеют прямое или косвенное влияние на отправление правосудия. При этом отсутствие точных законов доставляет почву к установлению совершенно различных взглядов на одно и то же действие Министерств Военного и Внутренних Дел. Кроме, того брачные и семейные дела переданы в одних местах народному суду, в других – администрации и в-третьих – так называемому духовенству. Метрические книги ведутся в одних местах муллами, а в других полицейскими властями. Из этой пестроты возникает ряд справедливых претензий киргизского народа на отсутствие со стороны правящей власти системы, однообразия и даже прямой справедливости, что и выставляется на вид кочевникам поклонниками казия и адептами шариата.

Мусульманские ортодоксы обставили своего судью – казия – условиями священнодействия. Он обязан до приступа к рассмотрению дел учинить в мечети обряд молитвы. Он не должен приступать к решению дела, если развлечён посторонними мыслями, нездоров, огорчён, голоден или чувствует жажду. Он должен заботиться даже о приличном положении своего тела: сидеть с достоинством, не упираться на руки и проч. Всё это действует на воображение мусульманина вообще и кочевника в частности, который, разумеется, не встречает ничего подобного в лице нашего полицейского чина или такого агента как урядник, которых, нужно признаться, степь считает только шпионами и доносчиками, обогащающимися на счёт народа.

Отставая от адата, киргизский народ вышел на распутье между шариатом и русским судебным уставом. Все помыслы его направляются к шариату, за исключением групп, которые предпочли бы всякому судебному устройству – третейский суд, со включением в компетенцию последнего баранты или убийства с оплатой последнего хуном, не говоря о делах брачных, семейных и пр.

Предоставление, однако, киргизскому народу шариата было бы величайшей государственной ошибкой как в смысле внутренней политики, так и по отношению к требованиям культуры.

Шариат послужил бы на целые века нерушимой связью киргизского народа с мусульманским доктринёрством и затормозил бы на столь же длинный период времени приобщение к мировой культуре нескольких миллионов населения, не застывшего пока в казуистике строгого ислама.

Приведённые соображения приводят русского человека, относящегося совершенно объективно к иноверческому населению России, к следующим выводам:

I. Шариат, глубоко проникнутый духом презрения к неверным и убеждением, что мусульманам предопределено восторжествовать над неверными во всём мире, не должен быть вводим в жизнь киргизского народа, за исключением той группы, в которой он уже введён по оплошности деятелей прежнего времени.

II. Судебное дело киргизского народа надлежит оставить в подчинении обычному праву, временно, до перехода к русским судебным уставам, и с временной поддержкой со стороны правительственных властей народного стремления к замене обычного права – третейским разбирательством.

III. Подлежащим ведомствам надлежит вменить в обязанность, нисколько не медля, приступить к серьёзному изучению мировоззрения киргизского народа по вопросам права, что совершенно выполнимо при помощи местных авторитетов из среды самого народа и лиц русского происхождения, изучивших местные нравы и обычаи. Необходимо при этом помнить, что киргиз понимает только действительно скорый суд и что всякая судебная волокита будет отвращать его и от наилучших форм суда.

IV. Надобно изменить или дополнить результатами означенного исследования наше законодательство и применить его к воззрениям киргизского народа, хотя бы и с некоторыми в их пользу уступками (по баранте, хуну, брачным и семейным делам, ведению метрик и проч.) и затем ввести в своё время взамен адата и действующего ныне в одной из групп киргизов шариата – русские судебные уставы.

V. Уничтожить пестроту в руководстве и направлении судебного в среде киргизского народа дел, подчинив его ведению исключительно Министерства Юстиции,

Высказанные пожелания далеко умереннее тех, которые заявлены истинным киргизом Валихановым, радевшим о своей отчизне с пламенной к ней любовью. Желая коренной реформы в духовном управлении степью, он просил (т. XXIX записок И. Р. Г О., стр. 199), чтобы было воспрещено законами приезжать в степь из Средней Азии ишанам и хаджам, а также, чтобы было воспрещено татарским семинаристам проживать в кочевьях без определённых занятий и чтобы, наконец, муллы были избираемы из киргиз, а не из мусульман строгого исламизма.

Вл. Череванский.

У нас всё ещё спорят и спорят горячо и иногда с переменным успехом две партии: за систему Н. И. Ильминского и против её. Страсти иногда у этих двух борющихся партий разгораются и бой ведётся по всей линии. Второй партии, т. е. противникам системы Ильминского от всего сердца помогают татары. Они вместе с русскими чиновниками грубо-руссификаторского направления из кожи лезут вон, доказывая, что система Ильминского, во-первых, раздражает татар, „истинно-русских». А это самый страшный жупел для многих деятелей. Во 2-х, система Ильминского вносит „миссионерский» элемент в школу. Это уж совсем преступление для общегосударственной школы, потому что по мнению татар и русских чиновников, не очень привыкших задумываться, русская школа должна быть без всякого элемента сколько-нибудь идейного и уж никак не такой, где Закон Божий стоял бы на должной высоте. В 3-х, систему Ильминского поддерживал всегда Победоносцев, а этого тоже совершенно достаточно, чтобы её признать и ретроградной и отжившей свой век. Так. обр. эта великая система великого педагога по многим причинам признаётся непригодной, а главное не угодной Г.г. руководителям ново-татарского движения.

Мы и хотим в настоящем случае сказать немного о том, насколько система Ильминского „отжила своё время» и насколько поэтому ныне уже не пригодна. Вместе с тем нам будет ясно, почему на неё так сердятся татары.

Пред нами „Постановления III-го Всероссийского Мусульманского Съезда». По нашему мнению, постановления этого Съезда несравненно важнее и несравненно для русского дела опаснее пресловутого „Выборгского воззвания». Здесь всё висит в воздухе, потому что ни для кого не дорого, в этом жалком воззвании всё беспочвенно и глубоко антинационально. В постановлениях же Мусульманского Съезда, при всей их беспримерной дерзости и химеричности, каждое слово бьёт читателя-мусульманина по сердцу. Каждое слово здесь глубоко национально и дорого для миллионов его читателей. Скажем прямо: этот Съезд мусульманский – почти событие в истории русских инородцев-магометан.

И в постановлениях этого Съезда мы читаем:

1) Обучение в начальных школах должно быть на родном языке, – но с арабским шрифтом.

Изучение русского языка в начальных школах не обязательно (Ib отд., § 3).

2) Особенное внимание должно быть обращено на изучение литературного турецкого языка, обучение которому обязательно для мусульман в средних школах, а где возможно и в начальных школах (Ib. § 30).

Не правда ли, русский читатель, вы в качестве российского гражданина несколько удивлены этому турецкому языку в наших приволжских школах? Что делать – вам только и остаётся удивляться и разводить руками: „т. е. как же? в Симбирской, Пензенской губерниях – турецкий язык?» – „Да, да – Турецкий!» И учителя ещё в прошедшем году встречались в одной из средних губерний с образованием из Константинополя...

Так постановил Всероссийский Мусульманский Съезд. И эти постановления осуществляются уже. В подтверждение этого берём сведения, напечатанные в „Приложениях к Цирк. по Казанскому Учеб. Округу. Т, I. – 1908 г.“ – Вот расписание уроков в начальных школах татар.

В пояснении к этому расписанию указываются след. сведения. В первом отделении по классу турецкого (!) чтения требуется; умение читать и писать на материнском (!!) языке, толковый пересказ предложений и рассказов. Начатки чтения по-арабски.

Во втором отделении требуется уже не материнский язык, а вот что: „Упражнения в правильном и осмысленном чтении по-турецки. Для этого удобны книги; а), Караат турки (турецкое чтение), соч. Файзы; б) Балаларга Кыраат (чтение для детей) муллы Касима Биккулова: в) Турки уку (турецкое чтение) Ахмедзяна Муллы.

В третьем и четвёртом отделении указывается по-турецки дальнейшее обучение чтению и изучение турецкой грамматики.

Мы должны сказать, что здесь „турецкий язык» употреблён только для того, чтобы указать всем тюркам, куда они должны смотреть и на что уповать. На самом же деле это, так называемый, общетюркский язык, т. е. какой-то литературный жаргон, имеющий объединить всех тюрков. Но пока, как необходимый переход к этому языку, признан тюркскими политиканами в целях объединения тюркских народностей такой принцип: во всех юго-восточных мусульманских школах России вводить сразу турецкий язык, а в северных, т. е. наших приволжских, татарский, „независимо от того, будут-ли в школах учиться башкиры или киргизы, чуваши или бесермене, но с добавлением турецкого и арабского.

В том распределении уроков, которое мы выше привели, материнский язык допускается только в первый год обучения. Но среди татар есть мнение, разделяемое их авторитетами, что этот проект очень рискован, и многие признают необходимость трёхлетнего обучения на материнском языке, и лишь в четвёртый год введение „общетюркского языка,» как такого, на котором можно с пользой для дела вести обучение.

И всё это не теории, не предположения, а сама жизнь. „Программа (приведённая нами) принята по-видимому в большой части мусульманских школ, так как с 1906 г., т. е. со времени Третьего Мусульманского Съезда начался в Казанско-Татарских лавках необыкновенно усиленный спрос на указанные в ней руководства, началось усиленное издание новых книг, и усилилась выписка книг светского содержания из Турции“. (Цирк. стр. 281).

Но вы, читатель, конечно, уже заметили, что вся эта программа школьного обучения в существе дела есть программа татаризации инородческих школ по системе Ильминского…

Систему Ильминского, приспособленную к татарским чисто политическим проектам, татары, находят для себя наилучшей. И решительно проводят её в жизнь.

Спрашивается, почему же она им так ненавистна, когда находится в русских руках? Это, конечно, понятно: насколько в татарских руках она действует в сторону объединения тюрков настолько в русских руках она спасает инородцев от нового татарского ига, от нравственного и материального порабощения инородцев татарам. – Есть, конечно, на что подосадовать!..

Ильминовец.

III глава

В какой мере⁷⁷ вероположения и повествования Корана и мусульманского предания взяты от еврейских толковников, а некоторые религиозные обычаи – от сабеян⁷⁸.

В то время, когда Магомет употреблял все усилия, чтобы обратить народ свой от идолопоклонства к вере Авраама, у арабов не было общепризнанных письменных памятников их религии, так что представлялось очень затруднительным убедить их в недостатках их родных верований.

На Аравийском полуострове господствовали три религии – сабеян, евреев и христиан, – из которых каждая, как мы надеемся доказать, способствовала росту ислама, вначале беспомощного, как новорождённое дитя.

Сабеяне исчезли теперь. Нигде от них не осталось и следа, и даже об истории их известно очень мало. Восточные писатели говорят нам (дальнейшее взято из Абульфеды, который приводит Абу-Исы аль-Маграби), что они были первым из всех народов, населявших Сирию; они производили веру свою от Сифа и Идриса и имели книгу, называвшуюся „листками Сифа“, в которой заповедовались праведность, верность, храбрость, попечение о бедных и избежание греха. Они соблюдали семь моментов для молитв, из которых пять совершались в те же часы, какие были избраны и Пророком. Они молились также за усопших, но не простирались ниц; постились 30 дней с вечера до восхода солнца и, кроме того, если дурно всходила новая луна, – в остающийся день месяца; они соблюдали Ид от заката их пяти звёзд и почитали Каабу.

Отсюда мы видим, что сабеяне придерживались многих обычаев, которые до сих пор в силе у мусульман. Теперь обратимся к Евреям: конечно, всем известно, как многочисленно и значительно было, это племя в Аравии ко времени Магомета и особенно перед гиджрой. Среди их главных родов находились Бену-Корейза, Кайнука и Назир, которых три селения были расположены в окрестностях Медины.

Когда стало очевидным, что евреи ни в каком случае не признают пророческой миссии Магомета, он дал им несколько жестоких сражений и ценой больших усилий брал их в плен, лишал жизни мечом, или изгонял в конце концов из страны. Евреи эти несмотря на то, что были необразованным народом, однако всё-таки знали и тщательно хранили Тору, Псалмы и пр. и носили название (как и христиане) „людей Писания». Хотя всё их племя в общей массе мало, или совсем не знало еврейского языка, они всё же (подобно иудеям, находимым нами в Персии в настоящие дни), – были знакомы с историями из Талмуда и нелепыми рассказами, дошедшими до них от предков, которые вследствие своего незнания собственных священных книг, они считали святыми и божественными.

Невежественные арабы того времени смотрели на своих соседей евреев с почтением и уважением, как на принадлежащих к семени Авраама и обладающих Словом Божиим.

Вследствие этого, когда Пророк отвратился от идолов, как ненавистных Богу Всемогущему и старался возвратить народ свой к вере Авраама, он принялся изучать с величайшим вниманием в чём заключались наставления, обычаи и обязательства этой веры. Сравнивая сии последние с Кораном и преданием, мы находим между ними ближайшее сходство. Так весь Коран от начала до конца свидетельствует о вере Авраама, истинности еврейской религии и божественном происхождении её священных книг. Мы находим следующие стихи в подкрепление своих слов. “С читающими Писание вступай в споры только о том, что есть лучшего, разве будут из них такие, которые неправомысленны; скажите: мы веруем в то, что свыше ниспослано нам и ниспослано вам; Бог ваш и Бог наш един, и Ему мы покорны» (у. 6, 29, 45). Ещё: „Скажите: мы веруем в Бога и в то, что ниспослано нам, в то, – что было ниспослано Аврааму, Исмаилу, Исааку, Иакову и коленам израильским; в то, что было дано Моисею и Иисусу, что было дано пророкам от Господа их; не делаем различия между ними, и Ему покорны мы.» Сура 2, 132, 133.

Вот к этому же периоду относится определение Магометом кыблой своих последователей Священного Дома (Иерусалима), который был тогда, (как оно и осталось с тех пор) – кыблой для евреев. Можно возразить, что Магомет, „неучёный» (Сура 7. 156 умми) пророк,⁷⁹ должен был не уметь читать; тогда как же мог он приобрести своё знакомство с еврейской литературой? Но даже допустив, что оно было так, ему всё же должно было быть достаточно легко разузнать всё об еврейских верованиях, обычаях и сказаниях от своих сподвижников, каковыми были Обейдаллах, Барака, – или даже и самому почерпнуть эти сведения от своих еврейских друзей. Ибо последние, хотя и имели несовершенное знание ветхозаветных Писаний, однако всё же хорошо усвоили те неразумные рассказы, которые были в ходу у еврейского народа. И теперь, если мы сравним Коран с рассказами из Талмуда и иных книг, все ещё распространённых среди евреев, становится очевидным, что хотя Коран и говорит об Аврааме и многих других, о ком мы читаем в Торе, всё же те нелепые истории, которые мы в нём находим, взяты именно из источников еврейских преданий.

Чтобы доказать, что это истинно так, мы дадим несколько примеров:

I. Каин и Авель – Сура 5, 30–35 – находим следующий отрывок:

„Прочитай им повесть с верностью о двух сынах Адама: оба они принесли по жертве; но от одного из них она была принята, а от другого не была принята. Он сказал: я убью тебя! А он сказал; Бог принимает только от благочестивых; 31, если ты поднимешь на меня руку твою, чтобы убить меня, то я не подниму руки моей на тебя, чтобы убить тебя: я боюсь Бога, Господа миров. 32. Хочу, чтобы ты на себя взял и мой грех и твой грех, и за то был страдальцем в огне: он – воздаяние ожесточённым. 33. Его страсть увлекла его к убийству брата своего: он убил его, и явился в числе несчастных. 34. Бог послал ворона, который стал разрывать землю, чтобы показать ему, как скрыть наготу брата своего. Он сказал: горе мне! Не могу ли и я поступить подобно сему ворону и скрыть наготу брата моего? И он был в числе раскаивающихся. 35. По этой причине Мы написали в законе для сынов Израилевых: Кто убьёт человека – кроме человека, распространяющего нечестие на земле: – тот как бы убьёт всех людей; а кто сохранит жизнь его, тот как бы сохранит жизнь всех людей.“

Вот этот разговор и вся эта история, приведённая выше из Корана, рассказывается нам на разные лады евреями.⁸⁰ Так, например, согласно им, когда Каин сказал, что нет наказания за грех и воздаяния за добродетель, Авель, утверждавший как раз обратное, был Каином убит камнем. Точно также, в книге Пирке Рабби Елеазар, мы находим источник истории погребения Авеля, как она описана в Коране. Здесь нет даже различия, кроме того, что ворон указывает способ его Адаму вместо Каина: – Адам и Ева, сидя подле тела умершего плакали и не знали, что делать, потому что они ещё не имели понятия о погребении. Но подлетел ворон, взял труп другого подобного ему и, расцарапав землю, схоронил его на их глазах. Адам сказал: – Последуем примеру ворона – и подняв тело Авеля, похоронил его немедленно.

Если читатель вновь просмотрит последний (35) стих приведённой нами суры 5 Корана, то он увидит, что в нём нет связи с предыдущим. Отношение их друг к другу так объясняется в Мишне Сангедрин, где толковник, приводя из книги Бытия стих: „голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли“ (Быт. 4:10), пишет следующее: „Что касается Каина, который убил своего брата, то Господь, обращаясь к нему, не говорит: „Голос крови брата твоего вопиет, – но „голос кровей“, – подразумевая не только одну его кровь, но и кровь его потомков; и это, чтобы показать, что поскольку Адам был сотворён единым, то тот, который убивает Израильтянина, по употреблённому здесь множественному числу, будет сочтен, как бы умертвившим мир вообще; и тот, который спасает Израильтянина, сочтётся как бы спасшим целый мир“. Если мы посмотрим на 35 стих вышеприведённого текста Корана, он окажется почти тожественным с последними словами этого старого еврейского толкования. Но мы видим, что только часть его приведена в Коране, а другая часть опущена. И эта опущенная часть и есть связующее звено между обоими стихами Корана, без которых они непонятны.

О. Е.

Перевод из татарской газеты „Юлдуз“ № 520 (с пропусками).

Мы ранее уже указали статью журнала Казанских миссионеров (разумеется „Сотрудник Бр. Св. Гурия“), в которой высказывается жалоба на речь Г-на Садри Максудова. Журнал этот, с начала до конца направлен против мусульман. Желание журнала – показать мусульман враждебными пред Правительством и поставить преграду разным успехам мусульман. В каждом номере на каждой странице показывается в преувеличенном виде маленькое движение; как бы движение крыльев мухи, среди мусульман, представляется землетрясением, маленькое, как соринка, дело уподобляется кавказским горам. Сотрудники этого журнала, в самом маленьком деле мусульман, усматривая мысли о мусульманском союзе, стараются запугивать русских и Правительство мусульманами. Это понимается из каждого написанного там слова. Открытие одной маленькой школки среди мусульман – это уже мусульманский союз. Если по-тюркски издаётся маленькая книжка – это от союза мусульман; или если где-нибудь начнёт издаваться газета или журнал, напишется книга, откроется общество, или один крещенин вернётся в ислам – всё это от союза мусульманского. Всякий успех среди мусульман, всякое пробуждение и стремление к цивилизации, они (сотрудники журнала „Сотрудник») приписывают мусульманскому союзу. По их мнению, грамотность среди мусульман, знакомство последних с наукой и цивилизацией весьма вредны.

Мы не смущаемся, что эти дела могут быть вредными кому-либо; кому же могут они быть вредны? Некоторые миссионеры стараются показать дела мусульман вредными для Правительства. По их мыслям, мусульмане обучатся, возымеют успех и потом уже окажут вред Правительству. В действительности, дело обстоит совсем не так, как они полагают, а совершенно наоборот. Оттого, что мусульмане делаются разумными, просвещаются – от культурности их – Правительству только одна польза.

С ростом культуры среди мусульман, увеличится в России торговля, ремесла. Вместо ничего не понимающих солдат из мужиков для охраны России от врагов подоспеют просвещённые солдаты. Оттого, что мусульмане становятся людьми, вред может быть разве только миссионерам, так как невежество мусульман удобно только для них (для миссионеров). Если мусульмане будут учиться, то невозможно будет вести среди них дело, как вздумалось бы, – тогда уничтожится надежда миссионеров.

Миссионеры опасаются успехов татарского языка, опасаются того, что язык этот становится всеобщим среди российских мусульман, и что вследствие этого все мусульмане России отатариваются. Особенно пугает их то, что в школах преподаются науки, и для объяснения наук имеются книги на татарском языке. Они в этом видят нечто очень страшное. На самом деле, тут нет места для какого-либо страха. – Эта система – образец системы Ильминского, который служит примером для миссионеров!

Ильминский говорил, что всякому инородцу хорошо обучение вере Христовой, молитвам и церковной службе на родном языке; ибо в этом случае они скоро научаются и приобретают любовь.

Также и мусульмане полагали, что если учебные книги для татар будут писаться на своём языке и сами уроки будут преподаваться на родном языке, дети и ученики освоятся скоро и полюбят сами науки, поэтому стали писать книги на своём языке. Необходимые учебные книги стали переводить и с других языков. Хотя учебные книги и книги нравоучительные сравнительно плохи, но и в них начинают видеть пользу.

Хорошие господа миссионеры, от этого дела мусульман какой ущерб, не говорю вам, а Правительству? Вероятно, вы полагаете что мусульмане, обучаясь на своём языке, уклоняются от Государственного русского языка, и что русский язык среди них не имеет успеха? Пожалуйста, не смущайтесь, и это осуществляется вопреки вашим намерениям.

В прежнее время, когда не было знаний среди татар на своём языке, не было и обучения на русском языке. Впоследствии, когда началось учение среди мусульман, когда при помощи родного языка мусульмане поняли необходимость науки, они по своей доброй воле, без посторонней заботы, начали учиться и русскому языку.

Сначала в Казанской татарской учительской школе, кроме тридцати казённокоштных воспитанников никого не было, теперь же учащихся в ней более ста человек. За неимением места сколько желающих ещё остаётся непринятыми. Поступают в учительский институт и в городские училища. Все начальные училища переполнены детьми.

Казанская городская дума в этом году постановила открыть несколько начальных училищ (татарских). Полагаю, ни одно из них не будет пустовать, наоборот, не будет хватать места. С каждым днём увеличивается число поступающих в гимназию, реальное и коммерческое училища. Нигде среди мусульман не наблюдается уклонения от русской культуры и русского языка.

Однако для некоторых миссионеров таковое направление дела не по душе; для них более надёжны темнота мусульман и отсутствие учения среди них.

Вот что выясняется из писания их. Например: „Издана одна иллюстрированная география. Распространение подобных книг среди мусульман было бы весьма вредно; но, слава Богу, среди мусульман имеются старометодисты; они не позволяют их распространять. Татары заполнили бы свет училищами, но, пока слава Богу, среди них имеются старики, противники учения“. Такие ясные слова встречаются часто в их статьях.⁸¹ В общем, миссионеры настоящего времени на старометодистов смотрят, как на своих друзей. Однако выражают сожаление, что в скором времени переведутся старометодисты. Миссионеры обижаются на образованных мусульман и на всех, содействующих успехам мусульман.

Если бы среди мусульман не было подобных людей, если бы в школах не было уроков на материнском языке, если бы руководители в мектебах были из миссионеров (в названном журнале упоминалось о существовании подобного характера проектов), если бы дети воспитывались в духе христианства... Словом, если бы в России не осталось религий, кроме христианства, они очень бы были благодарны. Однако, страдает дело от того обстоятельства, что среди мусульман имеются люди, занимающиеся делом. Вот как ясны мысли миссионеров! Некоторые статьи упомянутого журнала, в которых пуговка представляется верблюдом, помещу в газете, в переводе; оставляя это дело на будущее время, заканчиваю своё слово пословицей: если горшок ударится об камень, или камень об горшок – горе горшку!

Р. Д.

Мы поместили перевод статьи из „Юлдуза», казанской татарской газеты. Теперь мы считаем долгом ответить на эту статью и тем более, что редакция „Юлдуза“ намерена давать своим читателям переводы из нашего „Сотрудника». Пусть же она переведёт наш ответ, чтобы быть правдивой и не скрывать истины от своих читателей.

Нас, миссионеров, упрекают, что мы защищаем всякое религиозное насилие, что мы преувеличиваем опасность; говорят, что мы – противники просвещения и, в частности, противники просвещения татар. Все это – совершенно явная неправда!

И вот, пользуясь случаем, мы хотим ясно сказать, чего мы желаем и к чему стремимся и как мы относимся к татарам.

1. К татарам-магометанам, как народу, мы относимся с полным сочувствием и уважением. Это народ трудолюбивый, честный и религиозный. Дай Бог, чтобы он и оставался с этими хорошими качествами и не поддавался ни пьянству, ни другим порокам.

2. Что касается того, что миссионеры преувеличивают магометанское движение и „запугивают правительство», – это вовсе неверно. Миссионеры только предостерегают правительство, указывая на опасность, но никого нисколько не запугивают. И миссионеры справедливо говорят, что:

а) Чувашей не нужно делать татарами, а они ими делаются;

б) Черемисам не нужно делаться татарами, а они делаются татарами.

в) Вотякам не нужно делаться татарами, а они делаются ими.

г) Киргизам и башкирам не следовало делаться татарами, а они почти уже сделались татарами.

Обо всём этом миссионеры заботятся во имя простого здравого смысла: нет никакой нужды этим маленьким племенам делаться татарами, „уходить в татары», как они говорят. Зачем это?

3. Миссионеры желают, чтобы не было ни для кого никакого притеснения, чтобы все жили по доброй своей воле. Почему же магометане не таковы? Почему к миссионерам приходят такие татары, которые говорят, что они давно крестились бы, да боятся своих татар, потому что они „убьют». Помните, какой скандал был в Казани, когда крестили одного только мальчика в Тихвинской церкви? Разве это свобода? Вот миссионеры и хотят, чтобы ничего подобного не было никогда. А у татар это всегда бывает, потому что они народ, хоть и хороший, но совершенно не просвещённый, не знают они истинного просвещения и истинной науки, и истинной свободы.

4. Поэтому миссионерам народное невежество никакой пользы и никакого удобства принести не может. Миссионеры любят правду, любят просвещение и истинное знание. Пусть те татары, которые любят правду, твёрдо это знают и не поддаются обману. Пусть все татары и все магометане учатся, пусть просвещаются; чем более будет света, тем менее будет тьмы. А христиане только и молятся Богу, чтобы Он удостоил всех „в познание истины прийти».

5. Миссионеры борются против всякого обмана, против всякой лжи. Они твёрдо знают, что отец всякой лжи – диавол, и за диаволом никогда не пойдут. И ни за каким обманщиком не пойдут; они идут только за Божией правдой, а не за людьми.

6. Недавно у меня был один умный и образованный татарин. Он сказал, что у христиан и у магометан есть теперь один общий враг – безбожие, атеизм. Это совершенно верно. Старое магометанское духовенство было почтенно; оно, как умело, молилось Богу; а нынешние руководители татарские сами ни в какого Бога не верят, смотрят на религию, как на средство к политической агитации и к тому, чтобы им при этом повыгоднее устроиться. Они и говорят всегда неправду о миссионерах, ненавидят миссионеров и ругают их. Это не хорошо; это полная неправда! И это не достойно таких людей, которые служат народу или хотят ему служить.

Вот как об этом думают миссионеры: неправда, где бы она ни была, – везде грех, везде зло.

Прежние фанатики-татары были лучше безбожников нынешних. Те хоть Бога немного знали, а эти – о Боге и знать не хотят. Фанатизм – дело тьмы и невежества, а безбожие – это диавольское наваждение.

7. Все добрые и религиозные магометане и благочестивые христиане должны жить в мире. Все они должны служить Богу и искать святой жизни, – в истине и чистоте и в очищении своих душ от грехов и страстей. Един Бог, едина и истина Божия, едина должна быть и вера у людей. И все любящие Бога должны стремиться к Нему и к истинной вере в Него. Вот о чём молятся и о чём говорят миссионеры и чего они хотят. Никакой тайны, никакой тьмы, никакого обмана в их деятельности нет. Миссионеры действуют во имя Божие и хотят служить людям и любят всех людей по заповеди Божией.

Газета „Юлдуз“ наговорила много неправды о миссионерах. Пусть теперь эта газета поправится, и если ей дороже всего правда, то пусть она перепечатает эту нашу статейку.

Епископ Андрей.

Часто я задумываюсь над вопросом о союзах, группах, фракциях и не мало дивлюсь, когда читаю сообщения, что фракция левеет, правеет, фракция дробится, когда говорят: видный член союза, группы выходит из состава... Кажется, за время работы Госуд. Думы ни одна фракция не остаётся без колебаний; только... одна мусульманская фракция неизменна... Для этой фракции не требуется особого устава, не требуется уговоров, договоров: всё здесь в высшей степени ясно и определенно: Коран – вероучительная книга мусульман, шариат, а во главе всего сладострастный пророк Аравийского полуострова, – устав фракции готов.

Таким образом, ислам даёт, по-видимому, – достаточно моральной силы для единения людей разных племён: у нас в России – татар, киргиз, башкир, сартов и проч ; этот же ислам объединяет людей, живущих в разных государствах: припомните путешествие татар из России на мусульманский конгресс в пределах Турции...

Между тем в Христианской России не слышно призыва к единению во имя Евангелия, Церкви, во имя Христа Спасителя; если и раздаются отдельные голоса, призывающие христиан в церковную организацию, – голоса эти пока ещё глухи, чуть-ли не робки, как бы едва слышны для обыкновенных смертных...

Помню я, в списке подсчёта думских групп одного из предыдущих созывов Гос. Думы, между прочим, значилось: „Христианский социалист – 1.“ – Кто был этот христианин – я не знаю, какова его программа – также неизвестно. Христианский... социализм, это согласование, для меня, по крайней мере, звучало неясно, не понятно; Оставался ли этот единственный социалист на почве веропонимания христианской православной Церкви, или, прикрываясь высочайшим именем Христианства, создавал только свою оригинальную политическую программу?

Но я ждал не „социализма христианского», я ждал и жду просто христианства в деле устроения жизни российских христиан. Я ждал и жду и сейчас объединения людей на началах евангельского учения Христа, верю, что ещё не перевелись на земле люди, могущие призвать русских людей к единению во Христе, в Церкви православной. Здесь, у храма христианского, найдут покой души, увидят проявление любви божественной – все, ищущие единой правды, жаждущие света.

Я всё читаю и слышу „о мусульманской фракции“ в Гос. Думе. Мне хочется спросить: да где же христианская фракция? Где те христиане в Госуд. Думе, которые говорят только во имя Христово, а не во имя своей партии и политической платформы? Итак, где же христианская „фракция“, которая бы собрала всех христиан-инородцев воедино, около русского народа, и сделала бы их счастливыми?

Где христианская „фракция»?

Русские люди! – Пора её основать!

Крещёный Татарин (Р. Д.)

В нашем небольшом городе Е. есть мечеть, вокруг которой расположилось до 100 домов татар-магометан. Мечеть маленькая и приход, по-видимому, очень бедный, но состоящий при ней мулла, хотя и не имеет степени ахуна, называется так, вероятно потому, что служит при городской мечети, которая находится в положении соборной по сравнению с другими мечетями уезда.

Мулла не блещет ни общим образованием, ни теми большими богословскими познаниями, какими отличаются, напр. казанские муллы, или же ученики казанских медресе.

Но тем не менее он человек симпатичный, простой, без излишних претензий, а главное содействует всем просветительным начинаниям среди своих прихожан. Детей своих он отдаёт для обучения в русские учебные заведения, к этому же располагает своих прихожан, русского общества не чуждается и не прочь вести с русскими знакомство.

Мне нужно было побывать у него по делу – навести некоторые справки, касающиеся быта и жизни татар. На этот раз я у него пробыл долго.

В доме муллы – обычная ничем не отличающаяся от других татарских домов обстановка; впрочем, нет нар, что делает его дом более похожим на дома мелких торговцев или мещан среднего достатка, чем на татарский.

Когда я часов в 5 вечера пришёл к мулле, его не было в это время дома. Встретили меня его жена, пожилая женщина лет 45, совершенно не умеющая говорить по-русски и дочь – девушка лет шестнадцати.

Предполагая, что они слабо знают русский язык, я обратился к ним по-татарски с разными вопросами, скоро ли возвратится домой мулла, как они поживают и т. д. Это сделало их смелее, а потом, быть может, неправильность в выговоре некоторых слов и развеселила. Они поинтересовались, не знаю ли я татарскую грамоту, и когда я ответил, что немного знаю, хозяйка принесла мне Коран, издания Каз. Д. А, с двумя текстами на арабском и русском языках. Из Корана а прочитал 1-ую главу. Как всегда в подобных случаях, в татарах знание русскими татарской грамоты вызывает удивление; хозяйка отнеслась с похвалой к моему чтению, поинтересовалась, где я научился читать по-арабски и вообще прониклась ко мне большим уважением, чем прежде.

Остальное время до прихода муллы, пока хозяйка хлопотала по хозяйству и готовила угощение, меня занимала дочь муллы. Она очень порядочно говорит по-русски, хотя с заметным акцентом, хорошо знает татарскую грамоту.

Сначала мы с ней читали Коран, потом, по-видимому, это ей надоело, и она подала мне песенник, из которого я прочитал и перевёл при её помощи несколько занимательных татарских песен.

Одета она по-татарски, хотя говорит, что у неё есть и русские костюмы. Вообще она, по-видимому, очень занята собой и старается казаться образованной девицей. Она немного училась по-русски умеет читать и писать, отчасти усвоила внешние манеры русских девушек, но, конечно, не вполне, – даже в отношении внешних манер её нельзя признать русской, хотя как будто ей ужасно это хочется. К татарской среде она относится с отрицанием, – в особенности к тем фанатикам, которые полагают преграды русскому просвещению и даже видят грех в перемене костюма.

Но вот возвратился мулла. Обменявшись любезностями, мы сели за приготовленный хозяйкой чай. За столом, кроме нас, находилась сама хозяйка и её дочь.

Беседовали о разных предметах; но, как бывает нередко в беседах с татарами, в конце концов разговор свёлся к вопросам религиозного характера.

Нужно сказать, что жена муллы всё время при разговоре проявляла большие познания в вере. Ею прочитано несколько книг религиозного содержания, которые она твёрдо знает и к каждой букве которых относится с безусловным доверием. Сознательного усвоения религии, конечно, здесь нельзя ожидать. Можно было заметить только чисто механическое усвоение религии или внешних исторических событий и больше ничего.

Жена муллы и начала рассуждение о вере. Женщины магометанки настолько преданы магометанской религии, что иногда проявляют гораздо больше фанатизма, чем их мужья. Замечая в муже некоторое шатание в вере, напр. несоблюдение поста или ещё что-нибудь, женщина-магометанка непременно поставит это на вид своему мужу, заставляя его строго исполнять все постановления магометанской религии. И они достигают в этом отношении больших успехов.

После того, как до прихода муллы я прочитал несколько глав из Корана, жену муллы кажется всё время занимала мысль о том, как я отношусь к магометанской религии, не разделяю ли её постановлений.

И в этом её предположении нет ничего удивительного. Татары настолько преданы своей вере, что они не могут представить, как это человек, знающий их религию, может быть не магометанином. Если человек знает их религию, то он непременно или склонен тайно к этой религии, или же у него имеются некоторые сомнения, которые он желает разъяснить себе. Мужчины татары, которым много приходится вращаться среди иноверцев, сравнительно мало придают значения неверию лиц, знающих магометанскую религию; но женщин и мужчин менее развитых, слепо преданных своей вере, положительно поражает это неверие. „Ведь такую глубокую разницу устанавливает религия между верующим и неверующим. Не может человек, читающий Коран, знающий постановления шариата, не иметь человеческого достоинства, жить без веры на положении скота, как живут неверующие – кяфиры.“

Вполне понятно после этого, если хозяйка обратилась на татарском языке к мужу с вопросом; „почему я, упоминая в разговорах имя Мухаммеда не добавляю после имени пророка слов: мир ему (галяйш-с салям).“

Мулла, рассмеявшись, заметил ей: „Да ведь он неверующий». Я тоже с своей стороны поспешил заявить, что я не признаю Мухаммеда за пророка и, если читаю Коран и другие магометанские книги, то исключительно ради любознательности и для сравнения магометанской веры с христианской, которой я отдаю полное преимущество.

Поспешность моего заявления была вызвана тем соображением, что татары слишком своеобразно иногда истолковывают некоторые действия иноверцев. Если иноверец произнёс исповедание веры, совершил намаз (молитву), или омовение, напр., для изучения магометанской молитвы или даже просто в шутку, то с точки зрения магометанина, он уже имеет большую склонность к исламу, если не полный магометанин, то на половину уже его можно признать магометанином. – Таким путём, сначала как будто не всерьёз, татары приучают инородцев к молитвенным обрядам.

Путём такого, хотя бы несерьёзного исполнения магометанских обрядов, можно приобрести расположение татар, но магометанин в этом исполнении видит отступление иноверца от своей веры и приверженность к исламу. Такое отношение к обрядам магометанским укрепляет магометанина ещё более в признании истинности их и убеждает его в шаткости верований иноверцев, исполняющих магометанские обряды. Что это действительно так, – попросите самого магометанина перекреститься, хотя бы без веры во Христа, или совершить другой христианский обряд. Он никогда этого не сделает. Ввиду этого, только решительное, твёрдое исповедание христианской веры, без всяких компромиссов по отношению к магометанским обрядам, заставит магометанина с уважением относиться к христианству, без подозрения, что исповедник его колеблется.

На почве религиозных вопросов началась беседа, продолжавшаяся весь вечер. Говорила много жена муллы, она начала спор, она его продолжала в течении всего вечера, нередко, впрочем, обращаясь к мужу за разъяснениями. Только в конце беседы деятельное участие принял мулла.

Я. Коблов.

(Продолжение будет)

Среди магометан в настоящее время происходит чрезвычайно интересное явление. Многие из них начали совершенно открыто выражать недоумение относительно отдельных мест Корана. Таков некто Муса Бигеев очень молодой магометанский учёный, который в Коране отмечает ошибки, явно не соответствующие святости этой книги. В святой книге всё должно быть свято, а между тем о Коране этого сказать нельзя.

Мы не можем ничего сообщить по этому поводу, – всё это дело не наше.

Только является вопрос, почему лучшие и просвещённые магометане и в то же время наиболее религиозные вовсе не интересуются такой интересной наукой, как психология. Эта наука дала бы им очень много совершенно новых знаний, открыла бы им целое новое мировоззрение. Почему далее магометане при всей своей учёности вовсе не имеют представления о главной науке из всех знаний – гносеологии⁸². Может ли магометанин, как вообще человек, быть истинно культурным если он не знает самой основы всякого знания?! Истинная великая европейская культура никогда не сделается достоянием магометан, если они не узнают красу общечеловеческой и европейской философии Канта, если не перестроят своего общего мировоззрения на этих общих началах человеческой мысли и нравственного чувства.

После этого и суждения об истинах Корана будут гораздо яснее для всех. И думается нам, что Коран исправлять не нужно; нужно только понять его, проверить на началах нравственной психологии.

Общий Друг.

Не так давно вышла в свет брошюра свящ. С. Багина; „О пропаганде Ислама путём печати.» Из этой брошюры видно, что татарская печать развивается с поражающей быстротой. Татарская книгоиздательская деятельность охватывает всевозможные отрасли литературы.

В татарском книжном магазине вы найдёте: школьные издания, учебники, произведения русских и национальных писателей, газеты, журналы и даже похождения пинкертонов; татары издают календари, справочные издания (к минувшей выставке были изданы несколько „указателей Казани»).

Но главная масса татарских изданий – религиозные брошюры и книги, имеющие громадное значение в деле пропаганды мухаммеданства среди крещёных инородцев. Повременная печать у татар процветает. Оказывается, что в России в настоящее время издаётся до 30 татарских газет и журналов. Из этого числа 4 издаются в Казани.

1) Ялт-Юлт (Блеск), Юморист. журн.; 2) „Юлдуз“ (Звезда); 3) „Казан-Мухбири“ (Казанский Вестник); 4) „Баянуль-Хак“ (Справедливые Известия).

В Казани татары имеют несколько типографий и книжных магазинов. Последние существуют и в уездных городах. Например, в Тетюшах находятся книжные магазины, а теперь ещё открывается книжный магазин в Чистополе. Издаваемые во многом количестве брошюры распространяются татарами в деревенской массе на всех базарах, где бывают татары и другие инородцы, тогда как книг русского издания ни на одном деревенском базаре вы не найдёте.

Кто бы мог прийти на помощь в распространении среди несчастных инородцев путём печати – не ложного учения Магомета, а света христианства? Кто..?

N.