№ 19. Сотрудник Братства св. Гурия. 10 апреля 1910 года

Во имя Отца и Сына и Св. Духа.

Мы празднуем сегодня вход в Иерусалим Господа Иисуса Христа, Спасителя нашего.

– Сегодняшний день, братия возлюбленные, день не для нравоучений, и не для проповеди и рассуждений. Если может быть речь сегодня, то собственно только уже о Голгофе и кресте Христове; там должна быть теперь наша жизнь, да, самая жизнь – без слов, вся глубина нашего чувства... И чем больше это чувство будет с нами, тем оно сильнее нас приблизит к Господу, и мы менее будем рассеиваться пред тем, что совершилось ради нашего спасения.

Ведь сейчас, если мы не на Голгофе ещё, то очень близко от неё; помните ли вы слова Спасителя, которые Он говорил ученикам, вскоре по Своём царственном входе во град: „вы знаете, что через два дня будет Пасха, и Сын Человеческий предан будет на распятие“ (Мф.26:2.). Когда мы слышим эти слова Евангелиста, то можем ли мы думать о празднике? –

Мы не праздновать должны сегодня, а плакать и плакать... И чем больше окружающее нас ныне праздничное торжество, тем тяжелее может становиться на сердце!

Братия! Представьте вы себе этот день в Иерусалиме, – так ли ещё его там праздновали! – Подумайте какое там было великое торжество, по сравнению с нашим, когда встречали Господа Спасителя!

Иерусалим в то время был великолепный город с высокой древней цивилизацией и вот он всей массой, с пышностью, пришёл встретить Христа. Там восклицали: „Осанна Сыну Давидову! благословен Грядый во имя Господне! осанна в вышних!“ Дети и взрослые шли с пальмовыми ветвями и одежды свои постилали по пути... Народ ликовал, и весь город пришёл в движение...

А что же Господь Иисус Христос? Евангелист говорит: (Лк.19:41–44) – „И когда приблизился к городу, то, смотря на него, заплакал о нём...» – Не прослезился, как над Лазарем умершим, а заплакал... – „И сказал: о если бы и ты хотя в сей твой день узнал, что служит к миру твоему! но это сокрыто ныне от глаз твоих... – ты не узнал времени посещения твоего.“

И если и мы сейчас празднуем вход Господень в Иерусалим, только как Иудеи, радостно встречавшие Царя Израилева, то что, – если Он сейчас смотрит на нас, – смотрит и плачет... и говорит: о если бы вы, носящие Имя Моё, хоть в эти последние дни узрели время посещения вашего, чтобы принять его радостно и не погубить душу свою... И что, если и мы в сегодняшний праздник радуемся, но бессмысленно, как иудейская толпа и увеличиваем себе, как и они, не радость – а печаль?

Запомните, братия, в этом празднике ещё одну картину: итак, вы видите, что Иисус Христос приходит в Иерусалим. Его встречает множество народа... Я сказал уже, что Он плакал на пути, а потом, когда пришёл в город, в храм, то увидел беззаконие там, и изгнал продающих и покупающих, и стал поучать народ.

Пред вами Христос, ликование иудеев, шумная толпа... Но пришёл вечер, и Спаситель – остался один, – один уходит в Вифанию!

В Иерусалиме, обширном, богатом, не нашлось места и дома, где бы Он, плакавший, усталый – мог отдохнуть. Кончилось торжество Его, и во всём граде не оказалось крова, где бы Он мог остановиться, не нашлось сердца, которое бы приняло Его... И Господь один ушёл в Вифанию!

И вот сейчас мы в церкви празднуем и стоим с вербами ради торжества входа Господня. – Что празднуем? – О ужас! На словах мы только празднуем славу Господню, а что, если выйдя из храма на шумную праздничную улицу, что если вечером и мы забудем Его, и Господь останется опять одиноким и уйдёт от нас... покинет нас! – Что же мы празднуем? Страшный день и ужасный! – Нет такого сердца, нет такого ума, которые бы всё перечувствовали, пережили всю глубину содержания сегодняшнего события, воспоминаемого Церковью.

И вы, сейчас, братия, забудьте церковное благолепие, всё окружающее вас забудьте и мысль свою направьте так, чтобы близко подойти ко Христу.

Вспомните о Спасителе своём, вспомните, – что Он шёл ведь не на праздник, как мы его празднуем, – Он шёл на страшные Свои страсти! – Он знал, что народ, возносивший Ему хвалу, через три дня в иступлении будет кричать: „Распни, распни Его»! Это уже была Голгофа, это был крест!

Забудем же, братия, всю нашу обстановку; повторяю: всё забудем и сегодня вечером припадём к Господу Спасителю и спросим себя с сокрушением: что же мы делаем? – Упросим Господа, чтобы Он изменил нашу жизнь и показал нам, „время посещения душ наших». Не пропустите, братия, этого времени, оглянитесь на себя, восплачьте о душе вашей и отнеситесь к ней с полным и глубоким вниманием. Помните, что никто, ни одна душа христианская не оставлена Господом; нет ни одной, которая бы прошла мимо Его незамеченной; Он каждого посещает, но много проходит легкомысленных и жестокосердых, подобных иудеям, которые утром восклицали „осанна”, – а вечером не дали Ему пристанища – и Он ушёл от них в Вифанию...

Итак, братия, останемся сегодня со Христом и умолим Его, чтобы и Он не оставил нас. Мы слишком привыкли к праздничной радости и любим ликование; мы знаем более торжествующего и воскресшего Спасителя, а Христа страждущего, плачущего, одинокого – мы не знаем, не помним и в жизни своей ежедневно оставляем. Поэтому и радость наша не глубоко-христианская, а вся легкомысленная и скоропреходящая. Истинной она будет только тогда, когда и мы сами со-распнёмся со Христом, со своими страстями и похотями. Только через свои страдания и скорби, которые Господь на это и посылает, можем мы приблизиться к Нему в торжестве Его входа в Иерусалим и с Ним войти и в Царствие Небесное, только через них узнать и понять воскресшего Спасителя.

А кто из вас, братия, не начал ещё своё спасение, тот начинай скорее, ибо наступили последние дни. Сосредоточьте своё сердце только около Господа. И если иудейская толпа оставила Его, то вы – не оставьте и разделите с Ним страдания Его, которые Он претерпел для искупления нашего. Аминь.

Епископ Андрей.

В 76 № „Нов. Русь” 19 марта сего года явились две статьи, достойные внимания: Проявления настоящего ислама и Приволжская мусульманская пресса.

В первой статье Саид Камухский, жалуется на бывшее недавно сонное состояние магометанства, из которого оно начинает теперь выходить.

Интересно начало статьи: „Пронесясь меченосным ураганом в первые годы, ислам последних веков как бы замер»... Они ушли в себя в рачительное отдавание „Богу-Богови».

Последние слова очевидно искажение слов Христа: Божие-богови. „Всё же мы видим, что болото всколыхнулось». „Первенство заслуги во всём этом принадлежит кроме мусульманского мира – Каирскому университету, питомцы которого ежегодно десятками расходятся по всем странам ислама, пробуждая их от многовековой спячки».

„Дальнейшее же развитие ислама во многом зависит от судьбы турецкого „Гурриата».

„В неменьшей степени двинулась по пути развития и мусульманская Россия. Сколько книг нового направления, журналов и газет!.. Идёт усиленное стремление к открытию школ, в чём к сожалению сильно мешает правительство». Эту иеремиаду⁶⁹ продолжает вторая статья, которая даже определительно высказывается, что „мусульманская пресса гибнет под напором всяких циркуляров, „берущих своё начало от миссионерских собраний“. Смеем уверить Мюнир Рашида, автора второй статьи, что в Казани было несколько миссионерских собраний и ни на одном из них не вырабатывалось никаких начал о мусульманской прессе, и даже вообще не было никаких рассуждений и постановлений об этой прессе. Очевидно, что древняя жалоба на казанское сиротство татарское и теперь играет видную роль у казанских татар.

Автор, между прочим, жалуется, что не видно ни одной статьи с жалобой на плачевное положение магометан.

Но что из сего следует? Только то, что этого плачевного положения у казанских магометан нет, а есть только торжествующее – победное, от которого плачут сотни и тысячи христиан, всячески гонимых и притесняемых изуверами магометанами, почему многие притесняемые для спасения своей жизни переходят в магометанство.

„Меченосным ураганом“, можно сказать, идёт и теперь магометанство, притом не только не стесняемое нашим правительством, но всемерно вспомоществуемое, особенно путём устройства школ и разрешения постройки мечетей всюду, где нужно и не нужно.

А. Н.

В редакции „Сотрудника“ получено следующее письмо по поводу заметки о калмыцких школах (Астраханской губ.), находящихся в селении Калмыцкий Базар (№ 14, от 6 марта):

Милостивый Государь,

Господин редактор!

По поводу помещённой в газете ,,Сотрудник“ корреспонденции „Правда ли?“ на основании ст. 138 Уст. о ценз. и печати, изд. 1890 г. покорнейше прошу напечатать нижеследующую справку:

В Калмыцком поселении „Калмыцкий Базар“ имеется 2-х классная миссионерская школа интернатного типа для обучения детей крещёных калмыков, принимающихся сюда со всей калмыцкой степи, преимущественно же из посёлков крещёных калмыков, к числу коих Калмыцкий Базар не принадлежит.

Независимо от сего в названном посёлке с 1905 года, с согласия Астраханского Епископа и Дирекции народных училищ, открыта по типу существующих во всей калмыцкой степи родовых (аульных) школ – начальная школа для приходящих учеников. Школа эта до 1909 года помещалась в здании, нанимаемом поселковцами, а в 1909 году, с разрешения Министерства Внутренних Дел, для неё построено на средства общественного калмыцкого капитала (Пол. Инор. ст. 466) новое здание. На содержание этой школы по смете общественного калмыцкого капитала ежегодно ассигнуется с 1909 года по 420 руб.

Преподавания христианского вероучения ни в одной калмыцкой школе (кроме двух миссионерских) не установлено

Попечителем Калмыцкого Базара состоит с 1907 года коллежский регистратор Нурулиханов, по происхождению киргиз, магометанин.

Заведующий калмыцким народом С. Козин.

23 марта 1910 г.

№ 1810.

От редакции. Печатая эту „справку“, – просим читателей перечитать внимательно нашу заметку „Правда ли?“ и ещё более внимательно отнестись к этому уже официальному документу, к которому мы вернёмся, может быть, в ближайшем будущем.

Епископ Андрей.

II

Когда говорят⁷⁰ об отпадении от Церкви крещёных татар или других инородцев, то обыкновенно люди, мало сведущие в жизни этих инородцев, представляют дело ещё и так, будто в известной инородческой деревне или селе живут ревностные христиане, всегда посещающие храм, ревностно исполняющие все обряды и таинства, вообще хорошо знающие, что такое христианство, и под влиянием знакомства с магометанством будто бы такие христиане и уходят в татары, отпадают от Церкви. По такому представлению, в ту или другую сознательно по христиански-настроенную семью врывается как бы пропагандист ислама и путём убеждения добивается себе успеха.

На самом деле так никогда не бывает; а бывает нечто совсем противоположное, и в деле отпадения крещёных инородцев от православия менее всего имеет значения убеждение или сознание важности этого шага. – Обыкновенно эти отпадения происходят иначе, несколько более сложным способом и по разнообразным причинам.

Прежде всего нужно заметить, что отпадения бывают почти исключительно в тех деревнях и сёлах, которые говорят на татарском языке. И отатарившиеся чуваши и черемисы и вотяки, окружённые со всех сторон татарами, сначала усвоили татарский язык; это и есть начало процесса татаризации. Совершенно не зная русского языка и встречая русских только на базарах и только говорящих по-татарски, мало-по-малу эти инородцы начинают смотреть на татар, как на людей с большим значением во всех отношениях. Нужно, кроме того, заметить, что эти инородцы всегда несравненно беднее татар и в материальном отношении, и в других отношениях: у них нет ни национального самосознания, ни самоотстойчивости, ни вообще того, что в общей сложности составляет народную культуру. Татары же представляют из себя образцовую нацию, в отношении развития своей религиозно-бытовой жизни, одушевлённую и способную на всякое самопожертвование ради общего народного блага. И вот такая сильная нация – при соприкосновении с маленькими племенами, разумеется, и давит их всей своей массой и всегда и неизменно оказывается победительницей, тем более, что со стороны русской культуры противодействия сколько-нибудь серьёзного в борьбе с татаризацией никогда не замечалось. Мелкие же мероприятия серьёзных, ощутительных результатов никогда не давали и дать не могли: в борьбе двух культур нужно нечто гораздо большее, чем собирание бесконечных комиссий, совещаний и съездов, с их единственными последствиями в виде кучи протоколов...

Так первым и важнейшим фактором в деле татаризации мелких инородческих племён является татарский язык, в совершенстве усвоенный инородцами ближайших к татарам селений.

На почве этого знания и начинается знакомство этих инородцев с татарами, при полном отсутствии русского элемента, – начинается их взаимное сближение и по преимуществу через торговлю. Здесь татары проявляют уже и замечательное пропагандистское чутьё: они начинают располагать к себе, начинают самые близкие сношения с самыми влиятельными и богатыми инородцами. И эти богатые торговцы и оказываются первыми последователями Магомета. В их дом мало-по-малу вторгается мусульманская культура, и они начинают жить сначала в полном отчуждении от храма, а потом усваивают татарские взгляды и обычаи и наконец становятся вовсе отступниками.

Если же в том или другом инородческом селении появится такой отатарившийся влиятельный человек, то, не будучи пророком можно сказать, что все его односельчане непременно рано или поздно уйдут за ним.

Но является вопрос: а что же Церковь? неужели Церковь так вовсе и не обращает внимания на постепенную гибель своих чад?

Конечно, обращает и, конечно, скорбит об этом отпадении, конечно, местные батюшки произносят соответствующие поучения и разъяснения.

Однако всего этого чрезвычайно мало. Нужно для вразумления заблудших кроме церковного слова и церковное дело: „сия подобаше творити и онех не оставляти» (Мф.23:23). А между тем именно общего – церковного дела, общецерковных интересов у нас вовсе и нет. Нет их не только среди инородцев, но и среди русских; поэтому у нас и происходит распадение церковного общества во все стороны: на юге – в сектантство, на севере–в раскол, на северо-востоке – в магометанство.

Допустим, что какой-нибудь православный черемисин начнёт заводить знакомство с магометанами, перестанет ходить в храм, на исповедь, ко св. Причащению. Как на это посмотрят его односельчане, церковное общество?

Да совершенно никак! „Какое, дескать, нам дело!“

И мало-по-малу происходит выход православных из Церкви; мало-по-малу люди отвыкают от Церкви. А перечисление в другое вероисповедание есть только уже последствие совершившегося факта, это только канцелярское, скрепление, нисколько ничего не прибавляющее к тому, что уже совершилось на самом деле.

Так происходит самый процесс отатаривания крещёных инородцев и инородцев-язычников. Это непринятие магометанства, не сознательное усвоение ислама, – это именно только отатаривание, подчинение татарской культуре.

Какие обстоятельства содействуют этому, поговорим в следующий раз.

Епископ Андрей.

В наше дикое время всяких фальсификаций приходится встречаться с такими явлениями, о которых ранее совсем не было слышно. Ранее всякая бессовестность по крайней мере пряталась, стыдилась за себя... Ранее всякая подлость достойно каралась обществом, и ни в каком случае нельзя было опасаться, чтобы откровенная подлость не была всеми достойно заклеймлена, когда она перестаёт быть опасной для чистого дела и честных людей.

Не то ныне, в наши партийные времена. Если тот или иной негодяй провинится пред своей партией, его изгоняют. И после этого он является достоянием другой партии. Правда, его не пускают в первые ряды, но и эти первые ряды втихомолку всегда готовы воспользоваться его услугами. Первый попавшийся негодяй это знает; он знает, что, как бы то ни было, он в этой или другой партии желанный гость, только нужно доставлять сведения о противниках. Он знает, что именно его негодяйство его и может прокормить. Даже религию впутали в политические программы. И религией нынче стали нагло торговать...

Совершенно как-то не верится, чтобы кто-нибудь, спокойно смотря в глаза своему начальнику, мог сказать: „или дайте мне место, или я принимаю магометанство». А между тем это – факт.

При старом уважении даже к чужому религиозному чувству, привыкнув уважать всякое убеждение даже противника, решительно не веришь своим ушам, когда приходится убеждаться в безграничном бесстыдстве человека, свободно потерявшего всякую совесть при свободе от всяких убеждений.

Был у меня и такой человек: подаёт прошение о перечислении в магометанство А потом сообщает: „я возьму обратно это прошение, если дадите место, а если не дадите буду жаловаться и выйдет скандал».

Не угодно-ли вести переговоры с такими субъектами?! И я, конечно, уклонился от всяких переговоров, предоставив новому находчивому поклоннику Магомета делать какие угодно „скандалы».

Но замечательно, что этот скандалист был в некоторых кругах героем; его прославляли за „стойкость в убеждениях» либералы наши злорадствовали от всей души.

Что можно сказать по этому поводу? Разумеется, только и остаётся признать, что нет той глубины падения, до которой не может спуститься человек.

И как тяжко об этом говорить!..

Е А.

3. Татаризация киргизской степи

Втягиваясь мало-по-малу⁷¹ в мусульманское мировоззрение, киргизская степь далека ещё от того, чтобы отрешиться от преданий и обычаев, переплетающих и её нынешнее верование с взлелеянными её первонасельниками обрядами и правилами общежития. Трудно даже сказать, чему в том или другом эпизоде своей жизни отдаст киргиз предпочтение: своему ли „эредже“, т. е. своду обычаев, или указке волостного муллы. Суеверие киргиза безгранично. Анализ высших явлений, выходящих за пределы совершающихся перед его умом и глазами реальных отправлений природы и жизни, ему недоступен.

Поэтому, с одной стороны, внушение муллы прививает к нему безотчётное поклонение законам исламизма, а с другой – его баяны не успели ещё испортить свои баллады окраской татаризма. Его мать славит по прежнему подвиги мифического предка, побивавшего, не справляясь с Кораном, несчётные полки чудовищ, а Мафусаилы его рода продолжают поучать порядкам, совершенно не знакомым юркому торговцу из татар или проповеднику из Самаркандского медресе. Притом же киргизский народ никогда не объединялся и в своих преданиях и легендах в одно плотное тело.

Последнее обстоятельство имеет особо серьёзное значение в виду стараний мусульманства спеленать 4 ½ млн. киргиз доктринёрством исламитян.

Мусульманское законодательство основано на Коране и на хедисах – преданиях, идущих от Пророка, – и на постановлениях первых халифов. Основанный на этих источниках шариат не допускает, по воззрению мусульманских ортодоксов, одновременное с ним существование адата, за исключением маловажных предметов, не влияющих на сущность писаного закона. Коран и хедисы не подлежат ни изменениям, ни отмене, поэтому в строго мусульманских странах не может существовать ни малейшее движение в области законодательной деятельности. Если мусульманские правители и проявляют в наше время свою власть изданием новых законов, то всё же последние нуждаются в признании за ними со стороны вероучительского института мусульманства религиозного характера.

Правда, шариат повелевает мусульманам повиноваться светской власти, хотя бы и незаконной, но не иначе как при убеждении в соответствии её предписаний с началами вероучения.

Эта полнейшая зависимость гражданских законов от религиозных обязывает относиться с крайней осмотрительностью к делу распространения мусульманских религиозных законов среди такой народности, как киргизская, продолжающей хранить верования предков, не считавших культ мусульманства своим исконным культом.

Шариат, как систематизированный свод Корана, хедисов и юридических решений первых мусульманских законоведов, стремится предусмотреть и регламентировать все явления человеческой жизни и все поступки человека, начиная от омовения тех или других частей человеческого тела и оканчивая священной войной против неверных, не исключая из последних и христиан. Мусульманин глубоко убеждён, что шариат есть единственный универсальный кодекс, заменяющий собой все энциклопедии научных знаний, и что человек должен в нём одном только искать ответа на те или другие запросы жизни.

Мы имеем, между прочим, протокол комиссии, обсуждавшей в 1884 году в городе Ташкенте вопросы о путях сближения местных инородческих элементов населения с общегосударственными интересами России. Комиссия эта была образована бывшим губернатором Сыр-Дарьинской области, а ныне членом Государственного Совета, генералом-от-инфантерии Гродековым из лиц, приобретших в Туркестанском крае известность своими занятиями по этнографии края. В своих суждениях комиссия отвела преобладающее место заключениям о значении шариата, как по отношению к государственному управлению, так и в целях установления культурной связи между мусульманскими народностями и господствующей в стране русской народностью.

По обсуждении в сих двух направлениях предпоставленной комиссии задачи, она пришла к решительному заключению, что шариат является важнейшим тормозом желательного объединения инородческого населения с культурой и христианским населением. – „Следует иметь в виду – замечено в протоколе комиссии – что оседлое (мусульманское) и кочевое население, различаясь друг от друга по происхождению и по быту, в значительной мере разнятся и в их отношениях к религии. В то время как кочевники-киргизы являют собой мусульман лишь по имени, ибо внутренний быт их основан не на положениях шариата, а на вековечном обычном праве, сарты и таджики представляют среду истого ислама, где вся жизнь зиждется на основах мусульманского кодекса, где шариат и хранится и изучается, откуда наконец исходит большая часть пропагандистов, старающихся окончательно укрепить в этом учении кочевников киргиз».

Нельзя при этом не упомянуть о заключении комиссии, что книги шариата написаны главным образом на арабском языке, неизвестном ни народу, ни большинству представителей русской администрации. Комиссия не скрыла при этом, что незнание народом языка, на котором изложены его судебные уставы, служит причиной того, что казии, т. е. судьи оседлого народа, несут укоризны в продажности и криводушии. Если же таково положение судебного дела в оседлом мусульманском населении, которое во много раз культурнее кочевого, то каково будет положение сего последнего, если бы произошла замена хорошо известного ему адата малоизвестным ему шариатом?

В отличие от мусульманского института казиев с книгами шариата, идеал киргизского народного судьи приближается к типу третейского посредника, одаренного разумом, красноречием и знаниями обычного права. Валиханов указывает на 13-ти-летнего юношу, которого вся степь признавала за мудрейшего и беспристрастнейшего из своих судей. Известен также факт признания степью идеальным судьёй отставного русского майора, проводившего свою маститую старость в среде кочевого мира.

В древней народной форме возведение в звание бия не обусловливалось даже и народным выбором; это почётное звание приобреталось доброй молвой и следовавшим затем доверием тяжущихся сторон. Охранительной мерой беспристрастья такого судьи служило лишь ограничение, в силу которого он не мог принимать к разбирательству дела однородичей, хотя и мог и должен был выступать адвокатом с их стороны перед судьями другого рода. При этом киргизы предпочитали судиться или у проезжих биев или прямо у незнакомых лиц, но не у биев соседнего рода, с которыми велись зачастую многолетние, неразрешимые споры.

По киргизскому воззрению на суд, таковой есть дело частное, в которое не следовало бы вмешиваться правящей власти. Суд производился словесно, публично, с допущением во всех случаях адвокатуры. Все затруднительные по недостатку улик случаи раз решались или дополнительным посредничеством общепризнанных честными родовичей или добровольными присягами в ту или другую сторону лиц, желавших оказать услугу делу правосудия.

Было бы ошибочно думать, что, изъяв из ведения киргизского народного суда определённую серию преступлений, наша власть достигла того, что суд по этим преступлениям минует народное разбирательство. Нет, не только баранта без убийства, но и самое убийство подвергается и ныне разбору, хотя негласному, третейского суда. „Хун“ за жизнь человека оценивается и теперь в степи в сто лошадей, с прибавкой к ним „6 хороших вещей».

Несмотря, однако, на общедоступность, простоту и отсутствие рутины, киргизский народ, если судить по поступившим заявлениям, не прочь расстаться с адатом и заменить его иным кодексом, более определённого типа. Побуждениями к этому искательству новых форм суда служат: неустойчивость решений по примерам, извращённым в устных преданиях, развращённость биев, слишком усердно домогающихся возмездия за произносимые ими решения, а главное наущение прозелитов татаризма, проповедующих в степи о необходимости образовать одну общую мусульманскую семью и с этой целью объединить и судебное дело – доктринами шариата.

Вл. Череванский.

Прошу братию во Христе и умоляю не забыть своею любовью Братство св. Гурия. – Кто может внести на святое дело миссии много, – пусть внесёт много; кто не имеет многого, пусть поможет малым. Нужды миссии всё увеличиваются, братия; помогите же кто чем может: на печатание книжек или на приобретение уже напечатанных, на поддержание школ Братства и т. п. Братия! Да умножится любовь ваша к делу Божию в наступившее лето.

Епископ Андрей