Период арабского завоевания

Арабо-мусульманское вторжение на пиренейский полуостров не привело к исчезновению христианского населения с завоеванных территорий. Христианам, признавшим власть мусульман и выплачивавшим особый налог – джизью, даровались жизнь и свобода, право на внутреннее самоуправление общин, разрешалось исповедание своей веры. В VIII – середине IX вв. христиане составляли значительную часть населения крупнейших городов аль-Андалуса – Толедо, Кордубы, Севильи (Гиспалиса), Мериды, а также сельской местности. Безусловно, во взаимоотношениях мусульман и христиан нередко возникали противоречия и разногласия, которые могли проявляться в довольно острых формах. История мусульманской Испании знает немало примеров конфликтов между представителями разных этноконфессиональных групп; один из них, вошедший в историографию как движение добровольных мучеников Кордубы середины IX в., описан в трудах современников этих событий – Евлогия и Альвара.

В 850 г. мусульмане Кордубы привели к судье (кади) Перфекта, священника одного из городских храмов, обвинив его в неуважении к пророку Мухаммаду и проповеди христианской веры. Кади, опираясь на нормы мусульманского права, приказал казнить Перфекта, который сначала отказывался от произнесенных им слов хулы пророка Мухаммада. Проведя некоторое время в тюрьме, священник, однако, не только подтвердил обвинение мусульман, но выразил желание, подобно мученикам времен римских гонений, принять смерть за веру. Казнь Перфекта взволновала христианскую общину города. Его останки при большом скоплении народа в присутствии кордубского епископа Саула были погребены в одном из городских храмов, а сам Перфект причислен к лику святых.

В 851 г. ситуация повторилась. На этот раз обвинение спровоцировал сам христианин, молодой монах Исаак. Явившись в суд, Исаак заявил о намерении принять ислам и попросил кади рассказать ему о мусульманской вере. Судья, обрадованный представившейся возможностью, разъяснил монаху основы религии мусульман. В ответ Исаак вдруг назвал Мухаммада ложным пророком, построившим свое учение на обмане, и предложил кади задуматься о возможном переходе в христианство. Судья попытался найти логическое объяснение поведению монаха – предположил, что Исаак был пьян или лишился рассудка. Исаак отверг возможность избежать наказания, согласившись с мнением судьи, и рассказал ему, что желает донести истину христианства до утративших ее мусульман и даже готов принять смерть мученика. He решаясь выносить приговор по столь необычному делу, кади доложил о случившемся эмиру Абд ар-Рахману II (822–855), который приказал казнить монаха.

В 851–852 гг. мусульманские власти казнили еще двадцать семь человек. Большинство из них, как и Исаак, искали мученической смерти, выступая перед кади с проповедью христианской веры. Некоторые оказывались в суде, будучи обвиненными в презрительном отношении к исламу или вероотступничестве мусульманами города, однако никто из них не отказывался от предъявленных обвинений. Опираясь на принятое Абд ар-Рахманом II в отношении Исаака решение, кади приговаривал исповедников христианства к смерти. Тела казненных христиан мусульманские власти, как правило, выставляли на всеобщее обозрение для устрашения и с целью не допустить их захоронений в городских храмах.

Примечательно, что к кади нередко одновременно обращалась группа христиан; за небольшой промежуток времени смерть за веру принимало несколько таких групп. Начиная с 853 г. мученические выступления утратили массовый характер. В 853 г. перед лицом кади с проповедью христианской веры выступили лишь семь человек, причем трое из них действовали в одиночку, в 854 г. – всего один, в 855 г. – четыре, в 856 г. – пять, в 857 г. – два человека. Последние два добровольных мученика были казнены в Кордубе в 859 г.

Со временем мученичества стали вызывать негативную реакцию со стороны многих христиан города, что было связано в том числе с ужесточением политики мусульманских властей по отношению к христианской общине. Христиане не желали почитать погибших святыми и обвиняли их в провокации властей. Против мучеников выступали и некоторые церковные иерархи, городской клир. Церковный собор, созванный в 852 г. в Кордубе специально для решения вопроса о добровольных мучениках, запретил подобную практику в дальнейшем.

Очевидно, что в сеpедине IX в. христианская община Кордубы переживала очень драматичный период своей истории. Выступления мучеников, вражда христиан друг с другом, наконец, конфликт внутри Кордубской церкви превращают кордубские события в один из самых драматичных сюжетов истории христиан мусульманской Испании. Обращает на себя внимание уникальность феномена добровольного мученичества, обуславливающая постоянный интерес к его изучению.

Настоящее издание включает переводы «Жития Евлогия» (составлено его другом Альваром) и главного сочинения самого Евлогия – «Памятной книги святых». в которой описаны мученичества всех казненных в Кордубе христиан.

Сведения о жизни Альвара крайне немногочисленны. Некоторая информация содержится в его переписке, часть которой сохранилась до наших дней. Письма Альвара были адресованы разным людям и затрагивали большой круг не связанных между собой сюжетов (от осуждения ересей до просьбы оказать содействие в продаже земельного участка).

Альвар родился в Кордубе в первой четверти IX в., его семья была достаточно обеспеченной; источники упоминают о его земельных дарениях монастырю. В отличие от своего друга Евлогия, Альвар не принял священнический сан и посвятил себя исключительно интеллектуальному труду. Дом Альвара стал местом встреч с Евлогием, другими кордубскими интеллектуалами, где обсуждались труды отцов церкви, Священное Писание. В этот период Альвар, вероятно, обзавелся собственной семьей. В письме Альвара родственнику и другу Иоанну Севильскому упоминается супруга, а также, вероятно, три дочери, которые, как следует из писем, умерли в младенчестве.

В 840-х гг. Альвар состоял в переписке с германским дьяконом Бодоном, известным после его внезапного принятия иудаизма под именем Елеазар. К сожалению, восстановить целостную картину взаимоотношений Альвара и Бодона не позволяют данные источников. Известно лишь, что Бодон воспитывался при дворе Людовика Благочестивого, затем предпринял паломническую поездку в Рим, где неожиданно принял иудаизм, после чего оказался на Пиренейском полуострове. В 847 г., по-видимому, находясь в Кордубе, Бодон пытался убедить эмира в необходимости насильственного обращения всех христиан аль-Андалуса в ислам или иудаизм. В письмах к Бодону Альвар пытался вернуть отступника в лоно Христианской Церкви; основная полемика развернулась вокруг вопроса о природе Иисуса Христа.

В письмах своему учителю Спераиндео, которые исследователи относят даже к более раннему, нежели переписка с Бодоном, периоду, Альвар опровергал ересь, близкую к испанскому адопционизму конца VIII в. и осужденную кордубским церковным собором 839 г.

Сохранилось также шесть писем из переписки Альвара с Иоанном Севильским конца 840-х гг. Друзья обсуждали основы латинской грамматики и риторики, знатоком которой считался Иоанн, вопросы христологии и тринитарности, касались некоторых обстоятельств частной жизни.

В своей деятельности Альвар уделял большое внимание популяризации латинского языка, вестготско-римской книжной культуры. Перу Альвара принадлежат несколько латинских поэм.

В 854 г. Альвар приступил к созданию труда «Indiculus Luminosus» («Светлый перечень»), стремясь представить на его страницах аргументированные доказательства необходимости мученических выступлений. В 859 r., сразу же noсne мученической гибели своего друга Евлогия, он описал его жизнь в сочинении «Житие Евлогия». Основной текст разбит на две части: повествование о жизни и деяниях Евлогия и подробное описание его мученических страданий (passio). Завершает «Житие» личное обращение Альвара к погибшему другу (молитва). Житие дополняют рассказ о перемещении останков Евлогия в храм св. Зоила, гимн и эпитафия. Работая над житием, Альвар опирался на вестготско-римскую литературную традицию, обращаясь к широкому кругу авторов – Амвросию Медиоланскому, Аврелию Августину, Иоанну Кассиану, Иерониму Стридонскому и др. Язык Альвара в целом отличает близость к разговорной латыни, Альвар также склонен к архаизации и искусственному усложнению фраз.

О последних годах жизни Альвара известно немного. Он работал над сочинением «Confessio» («Исповедь»), следуя одноименным творениям блж. Августина и Исидора Севильского. В своих письмах кордубскому епископу Саулу, датируемых 861 г., Альвар жаловался на тяжелый недуг, который мог стать причиной его смерти.

Приступая к описанию страданий за веру святейшего мученика и учителя нашего Евлогия я решил, что прежде жизнь его должна быть изложена в правильном порядке, а затем уже славный его конец с тем, чтобы читателям стало ясно, сколь великим он был, и лишь после этого – что он по заслугам получил свой мученический венец победы. В начале своего труда я, полагаясь на помощь Господа и Спасителя нашего, заявляю, что не услышанное и сомнительное, a только увиденное и проверенное мною буду описывать, поскольку, милостью

Божьей, с первых лет юности я жил, связанный с ним крепкой любовью и стремлением к изучению Священного Писания. И пусть мы не были равны в нашем достоинстве, но с одинаковой страстью в делах шли в одной упряжке и вместе несли одно ярмо. Ведь Евлогий, украшенный службой священника, поднявшись ввысь на крыльях добродетели, взлетел весьма высоко, я же, оставшись в плену богатства и похоти, ползу по земле, увлекаемый вниз. Поэтому я собираюсь описать не сомнительное и услышанное из уст других людей, но совершенное вместе со мной и известное лично мне, ведь, как я полагаю, опасно и опрометчиво рассказывать о недостоверном и утаивать вещи, которые тебе известны. Кроме того, истина, достойная прославления, должна быть объявлена всем для примера, в то время как искусно изложенную ложь следует отринуть, ибо лучше ничего не сказать о многочисленных славных деяниях, чем приукрасить неправдой достойные поступки. Лучше обойти молчанием все то, что совершено, чем выдумывать то, что не сделано, и лучше ошибиться не по злому умыслу, но из-за старательности, и умолчать о правде, чем рассказать о том, чего нет. Истина же, если говорить о стремлении к правде, а не о тщеславии, приносит награду говорящему её, ложь же убивает того, кто плетен паутину догадок. Я должен сказать, что буду вознагражден за произнесение правды, и не отрицаю, что буду осужден, если скажу ложь. По этой причине я не должен попадать в сети лжи, ибо я знаю, что истина, а не ложь всегда заслуживает похвалы.

Итак, святой мученик Евлогий из знатного рода, рожденный в сенаторской семье славного города Кордуба, отдавший себя труду на благо Церкви, усердно служил в храме святейшего Зоила и жил среди его клира, прославившись многими добродетельными деяниями. Он с самой колыбели посвятил себя церковным наукам, и каждодневным изучением святых книг достиг совершенства полноты знаний. Затмив всех своих современников знанием Писания, Евлогий стал наставником своих учителей; имея зрелый ум в слабом теле, он превзошел их в познании, хотя и был моложе всех по возрасту. Был же он самым усерднейшим исследователем Писания и самым старательным его изыскателем, и желал лишь читать Библию и хотел лишь размышлять над законом Божьим день и ночь. He довольствуясь познаниями своих учителей, он, если случайно слышал, что другие находятся недалеко, искал встречи с ними, и чтобы не обидеть своих наставников, тайком посещал их в часы, когда мог. Именно таким образом Евлогий довольно часто бывал у аббата Спераиндео,⁹⁰⁶ мужа известного своей мудростью, добрая ему память, и по обычаю ученика внимал его красноречивейшим устам. Ведь в это время Спериандео услаждал всю Бетику медом своего познания.

Здесь я впервые его увидел, здесь я нашел в нем друга, здесь я оказался связан с ним неразрывными узами дружбы. Ведь я был среди учеников упомянутого выдающегося мужа, и, когда я обивал его порог, надеясь узнать больше, по божественному провидению обрел общество Евлогия. Мы стали учениками Спераиндео, искателями истины, и посвятили себя друг другу. В ту пору неопытной юности мы позволяли себе недозволенное; вместе мы предавались, словно веселой забаве, изучению Писания и, не зная, как управляться веслом, полагали, что мы бросаемся в бурные воды Чермного моря. Мы отправляли друг другу письма с детскими спорами по вопросам вероучения, в которых мы расходились во мнениях не с ненавистью, но с увлечением, и в стихах хвалили друг друга; и это упражнение было слаще для нас, чем мед. Осмеливаясь каждый день на изучение более сложного, мы пробовали свои силы, еще не пробудившиеся; мы сочиняли работы, которые затем в зрелые годы были уничтожены с тем, чтобы они не достались потомкам.

В юные годы Евлогий исполнял обязанности дьякона, и вскоре заслуженно поднявшись ввысь, он был удостоен сана пресвитера, разделив с учителями достоинство и один образ жизни. Каким было его смирение, какой – доброта, какая любовь коренилась в нем! Став священником, он начал держать себя в строгости, проявлять во всех своих деяниях смирение, посвятив себя изучению Писанию, и плоть свою умерщвлять бодрствованием и голодом, посещать монастыри, обходить общины верующих, составлять уставы братьев-монахов; и по этой причине казалось что, если так могло быть, он пребывал в двух состояниях. Евлогий нес свои священнические обязанности, но не отказывался от обязанностей монахов как от нечто чуждого; находясь среди монахов, он казался клириком, а исполняя обязанности священника, он выглядел как монах. Пребывая в обоих состояниях, Евлогий был одновременно исполнен идеалами священнического и монашеского труда. Довольно часто он бывал среди святейших братьев-монахов, но не казалось, что при этом он пренебрегает собственными священническими обязанностями, снова вернувшись в клир; точно также, после пребывания в клире, он возвращался в монастырь, чтобы душа его не была связана дольше мирскими заботами. В священстве он украшал церковь своими проповедями, в монашестве – жизнь свою смирением.

Таким образом Евлогий шел по мирской дороге, тревожный и печальный, и ежедневно желая взлететь на небеса, он тяготился телесными обузами до такой степени, что намеревался отправиться в Рим и слезами и подвигом паломничества замолить свои прегрешения молодости и даже те грехи, которые уже были преодолены. Мы находились рядом с ним и удерживали его тело, в то время как душа его рвалась из телесной оболочки.

В то время как эти и другие вещи свершались, епископ Рекафред обрушился на церковь и клир, словно жестокий смерч, и всех священников, кого смог, отправил в тюрьму.⁹⁰⁷ Среди них словно избранный агнец был и Евлогий, и со своим епископом и другими священниками был брошен в тюрьму, где проводил время в молитвах и чтении. Здесь для святых дев Флоры и Марии, которые находились в тюрьме из-за своей веры, он составил одну книгу под названием Documentum Martiriale («Свидетельство о мученичестве»), И в этой книге Евлогий убеждал их с особенной силою совершить мученичество и учил их лично и в посланиях стойко принять смерть. Евлогий просил дев, чтобы его товарищи были освобождены от оков их молитвами, что и случилось на шестой день после их мученической кончины. Ведь они совершили мученичество в восьмые календы декабря,⁹⁰⁸ служители же Господа обрели свободу в третьи календы того же месяца. И сохранилось прекрасное письмо, отправленное мне в эти дни, рассказывающее о страданиях за веру этих дев и об освобождении священников их заслугами. Ведь Евлогий блестяще знал стихотворные стопы и метрику, которые до сих пор неизвестны ученым мужам Испании, и нам после освобождения своего их объяснял. Из тюрьмы он отправил мне письмо, составленное умело и изящно, о своих книгах, которые он написал в защиту мучеников. Пока все священники, которые были с ним в заключении, покоились в праздности и бездеятельности, он не отдыхал от чтения ни днем, ни ночью; он работал постоянно, погружаясь в молитвы и Писание.

Я полагаю, что необходимо рассказать более полно, как Евлогий показал себя во времена преследований. В то время как епископы, священники, клир и ученые мужи Кордубы в период недавно начавшихся мученичеств шли окольным путем и, совершенно сдавленным страхом, отказывались от веры в Христа если не словом, то делом, он, непреклонный, никогда не колебался или испытывал страх; он встречал всех, кто шел на смерть, укрепляя их души, почитал и сохранял их останки. Евлогий так горел рвением мученичества, что казалось, он в эти дни является вдохновителем мученичества. Из-за этого стремления к справедливости Евлогий сталкивался со многими оскорблениями и подвергался ужасным опасностям. Так, например, один из знатнейших упрекал его и бранил, и из-за этого справедливым божественным судом он был обращен в ложный образ мыслей и веру, с которой он, несведущий, боролся, и которую он, несчастный, вскоре утратил.⁹⁰⁹ О нем более подробно святейший Евлогий рассуждает в третьей книге «Памятной книги святых». В этих книгах гибель каждого мученика Евлогий блестяще отписал, тем самым открыв будущим поколениям то, что было сделано и сказано в отношении мучеников Божьих. Каким глубоким было познание Евлогия, показали его труды, написанные по божественному вдохновению с аттическим изяществом.

Но следует вернуться назад ко времени епископа Рекафреда и показать, как ловко Евлогий пытался отказаться от своего священства. чтобы не быть сопричастным ошибки Рекафреда. Ведь в те дни все, подчиненные Рекафреду силой, властью и царским приказом, казались объединенными со злым врагом. И те, кто во времена предыдущего волнения противостояли ему прямо и твердо, теперь же, охваченные страхом, льнули к нему, словно близкие родственники, пусть не душой, но телом, пусть не по зову сердца, но гонимые страхом. Пусть не будет ему прощения за причиненный вред в будущем! Итак, против нас Рекафред обратил царский гнев и выдумал суровые законы, ограничив нашу свободу, и всех бросил неистовствующему врагу. Эта история будет рассказана более подробно в другом сочинении.

Теперь же мы хотим объяснить святейшую уловку этого нашего удивительного мужа. Когда с чувством тяжелой муки Евлогий осознал, что он обманут, и что все из его окружения приняли Рекафреда, и что нет возможности противостоять ему или укрыться от него, ведь он дал обеты священника, Евлогий начал терзать себя изнутри страшной печалью и предаваться скорби. По воле Бога случилось так, что в присутствии кордубского епископа Саула было прочтено письмо блаженного Епифания, епископа города Саламин на Кипре, отправленное архиепископу Иерусалимскому Иоанну. В этом письме святейших епископ, порицая вздор Оригена и защищая рукоположение некоего пресвитера,⁹¹⁰ которого он посвятил в сан в указанном монастыре епископа Иерусалимского, объяснил причину рукоположения, излагал хвалебно историю воздержания от священнических обязанностей святейших пресвитеров Иеронима и Викентия.⁹¹¹ Евлогий ухватился за эту мысль страстной душой и, осознав, что этот путь дарован ему Богом, и словно раненый в самое сердце, тяжело вздохнул, внимательно посмотрел на меня, повернулся к епископу и сказал: «Если светочи церкви и столпы нашей веры так поступают, что остается делать нам, которых тяжесть грехов клонит ниц. Ты же дай знать своему епископу, что я отказываюсь от исполнения обязанностей священника». И вот этой ловкостью он сам отделил себя от деяний Рекафреда; таким образом он принимал сан священника, однако отказывался от исполнения обязанностей священника в дальнейшем, не желая принимать оставленное им дело. Но его собственный епископ заставил его вернуться к священническому труду, пообещав, что, если тот быстро не одумается, не побоится покарать его отлучением от Церкви.

Это муж, особенный во всех своих проявлениях, хотя и превосходил всех в знаниях, но казался скромнее нижайших. Он выдавался видом и добродетелью, блистательным слогом и светлым образом жизни. Вдохновитель мучеников, он был искуснейшим рассказчиком и сочинителем. Кто может по достоинству оценить огонь его страсти, красоту красноречия, силу знания, обходительность в исполнении своего долга? Какие книги были неизвестны ему? Какие знания могли укрыться от него, верных, философов, еретиков или язычников? Где книги стихов, где – прозы, где – истории, которые ускользнули бы от его изучения? Где стихи, музыку которых он бы не знал, где гимны или иноземные сочинения, которые не видели бы его славные очи? Ежедневно он отыскивал новое и удивительное, словно открывал невиданные сокровища. Какой была его жажда знания, какими – трудолюбие и старательность! О удивительная доброта его сердца! Никогда он не желал знать что-нибудь только для себя, но был готов всем поделиться с нами. Исправляя неверное, восстанавливая утраченное и отринутое, он те деяния древних, о которые мог узнать, воплощал в жизнь. Он соединял в себе строгость Иеронима, умеренность Августина, мягкость Амвросия, старание Григория⁹¹² в исправление ошибок, в помощи младшим, в уважении старших, в утешении преследуемых.

He довольствуясь посещением монастырей своей родины и, даже лучше сказать, из-за братьев своих, которые в те дни находились в изгнании в пределах Франции, он отправился на их поиски и, проехав земли Памплоны, достиг монастыря святого Захария и, со все более разгорающимся желанием обозрев обители, посвященные другим святым этого края, усладился дружбой многих отцов.⁹¹³ Их посещение он описал в письме, которое отправил епископу Памплоны из заключения, упомянув в нем все имена и места, которые он объехал. В этих местах Евлогий обнаружил много книг скрытых и почти неизвестных многим, и их он поместил в своей святейшей душе для нас, вернувшись домой. Там он наслаждался беседой с блаженным Одоарием, который был аббатом более 150 монахов. Он привез с собой книгу «О граде Божьем» Августина, «Энеиду» Вергилия, книги по метрике Ювенала, сатирические поэмы Флакка, витиеватые трактаты Порфирия, собрание эпиграмм Адхельма, басни Авиана, блистательные кафолические гимны и другие небольшие произведения на религиозные темы, собранные усилиями различных мужей; он привез их не для себя лично, но для всех усерднейших изыскателей. Наконец, коронованный Христом, он заблистал во всех своих делах, светлый и чистый; Евлогий дарил свет всем, кто его окружал, современникам и потомкам.

Я не могу не упомянуть в своем труде, что после смерти божественной памяти епископа Толедо Вистремира на ту же кафедру всеми епископами этой провинции и граничащих с ней избранный Евлогий удостоен был ее занять. Но божественное произволение, которое предуготовило его к мученичеству, воспрепятствовало некими преградами, и после того как всеобщим избранием уже было провозглашено, что он посвящен в епископы, избравшие его епископы, оказавшись в затруднительном положении из-за препятствий противоборствующих сил, отказались избирать себе другого, пока он жив. Он был лишен сана хитростью, а не по заслугам, но он обрел небесное епископство, когда через мученичество свое воссоединился с Христом. Ибо все святые – епископы, но не все епископы – святые. Достигнув святости, пролив кровь, и получив епископское достоинство, он поднялся на небеса и был вознагражден вечной жизнью.

Он выделялся своими достоинствами и знанием и блистал на глазах у всех, словно свеча на подсвечнике и словно город на верхушке горы, он выносил из сокровищницы своей новое и старое для всех близких людей; первый среди священников и исповедников христианства, не последний среди судей, он, наконец, исполнив свое призвание, божественной милостью поднялся на небеса не в результате неожиданного решения, но через свой осознанный выбор. И все то, что он просил со слезами мученика и то, что он описывал в своих трудах, он заслужил святыми делами. Кто хочет узнать это наверняка, пусть прочитает его выдающиеся сочинения. Поэтому нам кажется правильным для пользы читающих и для ежегодного почитания его памяти кратко изложить его страдания за веру. Итак, отдельно мы расскажем честно и искренне о прекрасном завершении его сражения за Христа. Здесь начинается рассказ о его мученичестве.

В то время как жестокое владычество арабов опустошило хитростью все пределы Испании плачевным образом, когда царь Мухаммад с неимоверным бешенством задумал истребить до основания род Христов, многие. напуганные жестокостью царя, стремясь умерить его безумие, нападали на стадо Христово с губительным рвением. Многие, отринув Христа, бросались в омут, другие, преследуемые, были преданы суровым пыткам. Некоторые же оставались тверды и несгибаемы в прекрасной добродетели, в то время как сомневающиеся подобно волне морской были гонимы ветром. Некоторые же, кто веры в Христа держался только в душе по вдохновении Божьему, то, что они утаивали, открыто и при свете дня объявили, и никем не гонимые шли на мученичество, получив венец от палачей.⁹¹⁴ Среди них был и блаженный Христофор, муж арабского рода, страдания которого мы намереваемся описать в другом месте. Также из их числа были блаженный Аврелий и святой Феликс, которые вместе с женами обрели славу мучеников после тайного исповедания христианства. Среди них стоит назвать святую добродетельную деву Флору, которая презрев тленность мирского, заслужила вечный венец. Наш святейший наставник блестяще описал мученический путь каждого из них.

 В это время некая дева по имени Леокриция из знатного рода, душой также благородная, рожденная отпрыском языческим и вышедшая из чрева волчьего,⁹¹⁵ ранее обученная вере христовой некой родственницей по имени Лициоза, спасительной водой омытая, блистала в вере своей, и знание о ней распространялось повсюду как сладкий запах нектара. В детские годы по обычаю родства Леокриция часто посещала эту верующую женщину, а Лициоза ежедневно наставляла ее молитвами, как могла, принять тайно веру Христову, которую она сохранила глубоко в своей груди. Когда же пришли годы мудрости, Леокриция прониклась светом знания, и ее вера, которую она тайно несла в нежные годы детства, ежедневно становилась все сильнее, прирастая духовной пищей сначала тайно, а затем открыто. Родители ее постоянно предостерегали, но, не добившись результата, попытались учить ее побоями, поскольку не могли убедить ее лаской, решили принудить ее страхом. Но тот огонь, который Христос посылает в сердца верующих, нельзя погасить. Леокрицию истязали и днем и ночью, и, казалась, она скована тяжелыми оковами, из которых не вырваться. Между тем Леокриция опасалась, что если она не исповедует веру открыто, она будет гореть в аду за свое вероломство. Через посланников она сообщила о своем положении святейшему Евлогию, опытному мужу в решении таких дел, и сестре его Анулоне, деве, посвятившей себя Богу. Леокриция объяснила, что хочет укрыться в безопасном месте, где она может среди христиан свою веру открыть без страха.

Как только святой Евлогий узнал об этом, он, будучи ревностным помощником мучеников, повелел ей через тех же посланников тайно оставить дом. Быстро задумав хитрость, она, словно согласившись с родителями, отказалась от нашей веры на словах и, надев на себя все лучшие наряды в соответствии с задуманным, по обычаю тех, кто хочет понравиться и собирается вступить в мирской брак, пыталась доказать, что она изменила свои мысли. Когда она поняла, что находится в безопасности, то, словно намереваясь пойти на свадьбу ее близких, которая праздновалась в эти дни, как подобает случаю оделась красиво и, улучив момент, сбежала под защиту святейшего Евлогия и его сестры Анулоны, которые приняли ее с радостью и передали преданным друзьям, чтобы те ее спрятали. Отец и мать Леокриции, не дождавшись ее, осознали, что они одурачены, и в бешенстве стали все крушить, все приводить в беспорядок. Они бегали по знакомым и незнакомым, с помощью судьи бросали в тюрьму всех, кого подозревали, обрекали на тюрьму и оковы мужей, жен, исповедников христианства, священников, посвятивших себя Господу, и всех, кого могли, разили плетью и лишали свободы, словно они могли свою дочь таким образом вернуть. Евлогий же непоколебимо менял места ее пребывания и всеми силами старался сделать так, чтобы овца не попала в руки волка. Леокриция же продолжала воздерживаться от пищи и сна, она покрывала тело свое власяницей, спала на земле и сурово терзала свое тело. Также и святой муж Евлогий, чье имя следует произносить с благоговением, ревностный до ночных бдений, простершись в базилики святого Зоила молился ночами. Он молил о Божьей помощи и укреплении девы, посвящая свои ночные бдения Господу

Однажды Леокриция захотела увидеть сестру святейшего Евлогия, которую она горячо любила, и, придя ночью к ним в дом, побуждаемая откровением Господа и страстным желанием утешения, провела одну ночь с ними, чтобы затем отправиться в свое обычное укромное место. Она рассказала им, что дважды во время молитвы ее рот наполнялся медом и она не отважилась выплюнуть его, но глотала вязкие кусочки, наслаждаясь их приятностью. Святой объяснил ей, что это был знак Царствия Небесного, которым она вскоре должна насладиться.

На следующий день, когда Леокриция намеревалась идти обратно, случилось так, что ее сопровождающий не пришел в установленный час. Он явился на рассвете, когда она не могла уйти, поскольку привыкла передвигаться в ночной время, чтобы избежать засады. Было решено, что в этот самый день, пока солнце освещает землю и ночная тьма не подарит желанный покой, дева Бога останется в том месте. He no воле людской, но по воле Господа она задержалась, чтобы ей и святому Евлогию получить мученический венец. Я не знаю, в результате чьих козней в этот день место укрытии стало известно судье и внезапно оно было окружено отправленными туда стражниками.

Произошло так, что избранный и заранее предназначенный мученик лично был дома, и они в присутствии его схватив эту деву, также взяли его и, избивая и оскорбляя, передали несправедливому и бесчестному судье. Сначала судья решил забить их до смерти; угрюмый лицом и нетерпимый духом, раздраженный яростным гневом он разузнавал у Евлогия, кто удерживал деву в этом доме. Евлогий по обыкновению отвечал охотно и величественно: «Судья, наш сан предписывает нам проповедование, и наша вера предполагает, что мы должны нести свет учения испрашивающих у нас. Мы не можем отказать никому, кто спешит по пути святой вечной жизни. Так подобает священникам, так истинная вера говорит, так нас учит Господь наш Христос. Любой жаждущий испить из реки веры, должен получить в два раза больше желаемого. Поскольку Леокриция спросила у нас об основах святой веры, мы должны были проявить наше усилие, как проявилось ее усердие в исповедании веры. Ведь не подобает отказывать желающим, особенно тем, кто избран для службы Христу. Поэтому я был обязан ее наставлять и обучать, и должен был показать, что вера Христова является дорогой в Царствие Небесное. Таким же образом и тебе, если ты попросишь меня, я помогу охотно».

Тогда судья, ужасный ликом, приказал привести деву и стал угрожать, что забьет ее до смерти. Святой сказал ему: «Что ты желаешь делать этими плетьми?» – «Душу твою хочу ими достать». «Мечом, заточенным остро», – ответил Евлогий – «ты сможешь освободить мою душу из оков тела и вернуть ее Тому, Кто мне ее дал. Я не думаю, что ты сможешь рассечь меня на куски плетью». После этого Евлогий разоблачил лживость его пророка и его закона, присовокупив к проповеди слова молитвы. Его немедленно привели во дворец и притащили к советникам царя, где один из них узнал святого и кинулся к Евлогию, переживая за него: «Только глупые и неразумные стремятся к разрушительной погибели. Ты же одарен красотой мудрости, известен образом жизни своим. Какое безумие тебя заставляет желать смерти, забыв о прелести жизни? Послушай меня, я молю, не губи себя. Прошу тебя, скажи сейчас только слово, которое спасет тебя, и после этого исповедуй свою веру, где ты пожелаешь. Мы обещаем после не преследовать тебя».

Ему святейший Евлогий ответил, улыбаясь: «Если бы ты только мог знать, что ждет последователи нашей веры! Если бы я мог поместить в твоей груди то, чем я сам обладаю! Тогда ты не стал бы отговаривать меня от моего намерения, но помыслил бы с удовольствием отказаться от своей гордыни». И он начал проповедовать им слова вечного Евангелия и внушать уверенно мысль о наступлении Царствия Небесного. Но они не захотели слушать его и приказали пронзить его мечом. Когда его уводили прочь, один из царских евнухов дал ему пощечину. Подставив другую щеку, Евлогий сказал: «Я прошу, ударь и ее, чтобы она испытала такую же боль». Когда он ударил его по второй щеке, он спокойно и тихо снова подставил другую щеку. Но стражники быстро повели его к месту казни, где, склонившись в молитве и воздев руки к небу, Евлогий всех осенил знаком креста. Он молча помолился, а затем положил голову на лезвие и, презрев мирское, стремительным ударом меча обрел вечную жизнь. Он совершил свое мученичество в пятые иды⁹¹⁶ марта в субботу в середине дня.

О благословенный муж, который послал на небеса много мучеников, плодом своего усердия ты оставил Леокрицию, чтобы она также последовала за тобой! Ты поднял в своих руках знамя победы и посвятил Господу результаты своего труда. Ты добровольно принес жертву и показал всем пример того, о чем ты ранее проповедовал.

Как только тело Евлогия было брошено на речной берег, голубка удивительной белизны на виду у всех села поверх тела мученика. Все пытались согнать ее, бросая камни, но не могли сдвинуть ее с места. Потом они решили прогнать ее, размахивая руками, но голубка, порхая вокруг тела, не улетала, кружась над останками блаженного мужа. Я также не должен смолчать о чуде, которое Христос совершил во славу имени Евлогия над телом мученика. Один житель города Астиги, исполнявший в то время во дворце службу, отправился на ночную вахту. Ночью, желая испить воды, он подошел к ручью, который протекал к тому месту. Там он увидел над лежащим телом Евлогия священников в белоснежных одеяниях, держащих горящие светильники и читающих вслух псалмы. Напуганный этим зрелищем, он побежал назад на место своего лагеря, где рассказал обо всем своему товарищу. Он решил снова вернуться туда вместе с ним, но во второй раз не смог ничего увидеть. На следующие день христиане обрели голову святейшего Евлогия, останки же его на третий день они собрали и похоронили в церкви святого мученика Зоила.

Блаженнейшая дева Леокриция, соблазняемая многими обещаниями, тем не менее укрепилась в своей веры божественной милостью, и на четвертый день после мученичества Евлогия была обезглавлена и брошена в реку Бетис. Ее тело не тонуло в реке, оно плавало, поражая взоры. Через некоторое время его достали из воды христиане и похоронили в церкви святого Генесия, расположенной в местечке Терсос близ Кордубы. Таков был конец святейшего учителя нашего Евлогия, его удивительный исход, его переход после жизни, полной трудов.

Теперь же в конце нашего труда остается только поблагодарить нетленного Царя веков, Который с начала веры украшал Свою Церковь мучениками, давал силу утомленным и вечную славу тем, кто не верит в себя. Твое есть царство и сила и слава во веки. Аминь.

Теперь, когда мы рассказали неумело о победе нашего наставника и мученика, нам остается лишь обратиться к нашему возлюбленному защитнику Евлогию, словно он слушал нас и был рядом с нами, и напомнить ему о нашей дружбе. Ведь он может слышать нас, молящихся, и стать защитником несчастных и обездоленных; и пусть наши собственные заслуги помогут нам, а страшные грехи не преградят нам путь. Мы просим этого от чистого сердца!

Мученик Божий по славному имени Евлогий,⁹¹⁷ услышь своего Альвара, взывающего к тебе, и также как на земле я был связан с тобой чувством глубокой любви, так и на небе пусть буду я связан с тобой, но уже как твой раб. Я тот, кому и о ком ты произносил такие слова: «Пусть не будет Альвара без Евлогия, и только в сердце Альвара пусть хранится любовь Евлогия». Пусть будет нерушимой, Господь Христос, эта любовь между нами, пусть будет нерушимой в нескончаемой сияние добродетели, которая словно светило лучезарное, более и более светлеет до полного дня. Перед моими глазами твой свет, писанный золотыми буквами, и я желаю дополнить его с твоей помощью. Когда ты на земле находился, в молитвах просил безустанно, чтобы крепла наша любовь, теперь же, оказавшись на небесах, ты можешь дать мне то, чем ты владеешь в полной мере. Ведь ты обычно говорил – истинная любовь бережно хранит свои чувства для того, кого нет рядом, и я готов всегда показывать тебе свое чувство. Поэтому славный мученик и дорогой мой друг, пока это возможно и пока идет время скорби, протяни мне руку помощи, чтобы я смог изменить жизнь свою. Пусть я буду часто лить слезы, горевать всем своим сердцем, проникнусь любовью к добродетели, пусть я буду постоянные испытывать угрызения совести, пусть будет терзать меня чистое чувство раскаяния, но пусть желаемое место, наконец, будет даровано мне по справедливости, пусть мой путь на небеса никакими препятствиями не будет прерван. Пусть освободятся закованные, пусть исчезнут все преграды, пусть они мановением руки Всевышнего обратятся в помощь покорным. Пусть откроются врата сердца для обретения царствия небесного, пусть согнется моя гордая шея и станет нести сладкое ярмо службы Христовой. Я хочу попросить тебя о многом, но я боюсь навлечь на себя славу безрассудства. Но ты, великий слуга Бога, который наслаждаешься божественным ликом и радуешься этим вечным даром, помоги несчастному своими молитвами очиститься от тысячи грехов, о которых ты знаешь. Я жажду вечной жизни и покоя царствия небесного. Неважно, какие страдания принесут избавления твоему слуге, получи для него прощение, очисти его пламенным огнем той любви, которой мы были связаны на земле, и пусть эта любовь теперь горит полным светом и пусть она помогает нам получить то, что мы просим.

 Я же, мой дорогой Евлогий, прославил память твоего имени, описал твою жизнь, изложил твое учение и рассказал о прекрасном мученичестве с тем, чтобы слава о твоем прекрасном имени могла распространяться по земле, и точно также как на небе ты пребываешь в вечной славе, пусть не блестящими речами, но простым языком ты также будешь прославлен здесь, на земле. Я воздвиг во славу тебе вечный памятник, который не может быть разрушен ни бурей дождя, ни каменным градом, ни огнем пламени. Я воздвиг во славу твоего имени памятник из чистого золота и украсил его дорогими камнями, которые никакой враг не сможет разрушить грабительским образом. Я возвел на твоем памятнике высокую башню, чтобы ты, словно яркий маяк, светил оттуда всем путникам. Я украсил твое прекрасное надгробие огромными жемчужинами снежной белизны, сияющими словно топаз, чтобы они могли блистать на все стороны света. Я окропил твой святой прах цветами нектара, которые не завянут и не сгорят в огне. Я возлил на твое драгоценное тело настоящие благовония, чтобы сладкий аромат твоей святости распространялся на все века и никогда не слабел. Я исполнил долг друга, и точно так же как ты сияешь на небесах за свою добрую жизнь и дела, слава о тебе будет сиять в миру везде и всюду. Пусть грядущие поколения восхваляют тебя, подражают тебе и знают, через мое неумелое сочинение, каким великим учителем ты был. Будущие поколения не станут чтить тебя дарами, изображениями или цветами, которые всегда вянут от старости; они возвеличат тебя вечной памятью!

 Ты же, почитаемый господин, награди нас! Ведь твои останки прославлены нашей заботой! Пусть твой свет освещает нас на небесах, и пусть слава твоя к нам придет! Мне, до сих пор идущему по кривой дорожке, пребывающим в грехах, далекому от Господа нашего и служащему его врагу, мне, пусть помогут милость и сострадание, дарованные Богом, и пусть со смертью моей я смогу разделить вечную радость твоей славы, ведь когда я был с тобой здесь, на земле, я всегда делил с тобой твои слезы, печали, тоску и желания. Я не смогу заслужить равную тебе славу, но пусть будут прощены мне мои грехи, о которых я сожалению и за которые я должен быть заключен в оковы ада, и пусть я обрету радость находиться с тобой и другими твоими сотоварищами. Аминь.

Мощи святого мученика и учителя Евлогия были перенесены в церковь Святого Зоила в календы июня в год эры 897. День мученического гибели, так же как и сорокой день, были отпразднованы клиром и прихожанами этого храма.