Глава 5. Российская Церковь при патриаршем местоблюстителе митрополите Петре
После смерти святителя Тихона было озвучено его завещательное распоряжение о преемнике. Согласно завещанию, власть в Российской Церкви передавалась местоблюстителю митрополиту Казанскому Кириллу (Смирнову). В случае невозможности для него приступить к своим обязанностям власть должен был принять митрополит Ярославский Агафангел (Преображенский) либо митрополит Крутицкий Петр (Полянский). Два первых святителя, указанных в завещании, находились в ссылке, поэтому патриаршим местоблюстителем стал митрополит Петр.
Совещание православных архиереев, прибывших на похороны патриарха, признало митрополита Петра местоблюстителем. Акт об этом был подписан 58 иерархами Российской Церкви.
Митрополит Петр (в миру Петр Федорович Полянский) к тому времени пребывал в монашестве недолго. Выпускник Московской духовной академии, он долгое время был чиновником Святейшего Синода, а после революции находился на светской работе. По словам иерея Александра Мазырина, «как человек больших знаний и опыта и не имевший клейма «служителя культа», он мог бы устроиться и при новой власти, превратившись в советского чиновника, но он остался верным гонимой Православной Церкви». Уже в декабре 1919 г. Петр Федорович ненадолго арестовывался за антикоммунистические высказывания.
В 1920 г. по благословению патриарха Тихона будущий священномученик принял монашество.
«Я не могу отказаться, – говорил Петр Федорович. – Если я откажусь, то я буду предателем Церкви, но, когда соглашусь, – я знаю, я подпишу сам себе смертный приговор».
8 октября 1920 г. будущий священномученик был рукоположен во епископа Подольского, викария Московской епархии, а уже в феврале 1921г. был арестован. После двухмесячного заключения архипастырь вышел на свободу, но в августе снова арестован и сослан в Великий Устюг. По возвращении из ссылки в 1923 г. святитель был включен в состав Временного Патриаршего Синода, возведен в сан архиепископа, а в 1924 г. поставлен на Крутицкую кафедру и возведен в сан митрополита. В другое время такое быстрое продвижение назвали бы «головокружительной карьерой». Однако в период агрессивного государственного безбожия согласие Петра Федоровича на монашество и архиерейство было согласием на Голгофу. Так и произошло – свою жизнь митрополит Петр закончил мученически.
После того как архиереи, прибывшие на похороны патриарха, разъехались, в газетах «Правда» и «Известия» появилось послание, названное «Предсмертным завещанием Патриарха Тихона». Этот документ представлял собой текст, приветствующий большевистскую власть как власть «русскую». Здесь же присутствовали выпады против Зарубежной Церкви, противники коммунистического режима именовались «врагами народа» и политиканами, а также утверждалось, что патриарх никак не стеснен в своей свободе.
Документ вызвал разногласие в церковной среде, одни посчитали его подлинным, другие – подложным. Сторонники подлинности документа стояли на том, что ничего нового патриарх в «Завещании» не сказал. Свои аргументы были и у противников «Завещания». Они указывали на особенности текста, позволяющие усомниться, что его писал патриарх. К тому же если бы Святейший хотел опубликовать этот текст, он мог сделать это при жизни, а не оставлять в качестве завещания на случай смерти.
В настоящее время доказано, что патриарх Тихон работал над очередным посланием, спорил относительно формулировок с Тучковым, но окончательный вариант не подписывал. По мнению священника Димитрия Сафонова, патриарший проект текста был использован для составления подделки. Протоиерей Владислав Цыпин допускает, что в подписанный патриархом текст Тучков после смерти святителя Тихона внес добавления, что сводит достоверность документа к минимуму.
При публикации текста свидетельство о его подлинности было приписано митрополиту Петру и митрополиту Тихону (Оболенскому), что поначалу стало причиной недоверия к местоблюстителю прежде всего со стороны русской эмиграции. Недоверие было напрасным – за время своего управления Церковью митрополит Петр показал себя как ее ревностный служитель. В частности, священномученик отклонял требования властей применить меры прещения против контрреволюционного духовенства, настаивая, что сначала необходимо законно восстановить церковное управление. Впоследствии, когда от митрополита Петра потребовали осуждения главы Русской Зарубежной Церкви митрополита Антония (Храповицкого), священномученик отвечал, что церковных преступлений за ним нет, а за «государственные» (то есть антисоветские) преступления он его судить не может.
1925 г. был для Церкви не менее тяжелым, чем и предыдущие. Серьезную опасность для Церкви по-прежнему представляли обновленцы. Так, в украинской столице Харькове 23 храма принадлежало обновленцам, 1 самосвятам-липковцам, 3 – Православной Церкви. В Киеве обновленцы захватили Киево-Печерскую лавру. Однако украинские обновленцы по-прежнему отказывались от канонических реформ и стремились лишь к автокефалии. Но пресмыкательство перед советской администрацией и у последователей Вениамина (Муратовского), и у его украинских коллег было одинаковым. В мае 1925 г. украинские обновленцы-автокефалисты созвали свой «Собор», председателем которого стал «митрополит» Пимен (Пегов). На лжесобор был приглашен управляющий Харьковской епархией епископ Константин (Дьяков), однако поставленные им условия (осуждение московских обновленцев, вступление в общение с митрополитом Петром и др.) раскольники не выполнили и потому епископ Константин предпочел это собрание проигнорировать.
Попытки объединения с обновленцами предпринимались и в России. Со стороны архиереев отношение к примирению с раскольниками «на равных» было разное, митрополит Тихон (Оболенский), например, к объединению был готов. Другие архипастыри считали, что раскольники должны приниматься в Церковь после принесения покаяния. Среди иерархов, во всеуслышание выражавших такое мнение, были священномученик митрополит Кирилл (Смирнов) и митрополит Сергий (Страгородский). Непримиримую позицию по отношению к красным обновленцам занял и митрополит Петр.
28 июля 1925 г. святитель издал послание, где обновленцы были объявлены самочинниками, а присутствие православных христиан на обновленческих службах признано недопустимым. «Не о соединении с Православной Церковью должны говорить так называемые обновленцы, а должны принести искреннее раскаяние в своих заблуждениях», – говорилось в послании местоблюстителя.
Некоторое время раскольники надеялись, что митрополит Петр все же прибудет на их «Собор» в октябре 1925 г., однако надежды остались тщетными. Священномученик Петр «совет нечестивых» (Пс.1:1) проигнорировал. Убедить святителя пойти на компромисс в отношении раскола было нереально. «Он был упрям, как бык, прямо невозможно было к нему приступиться», – говорил о священномученике Петре один из обновленческих лидеров Александр Введенский.
На своем «Соборе» обновленцы образовали новый «Синод», включавший 35 человек. Во главе этого органа по-прежнему был «митрополит» Вениамин (Муратовский). В состав «Синода» вошли «митрополит-благовестник» Александр Введенский, «митрополит всея Сибири» Петр (Блинов), глава украинских обновленцев-автокефалистов Пимен (Пегов), «митрополит Московский» Серафим (Руженцов) и др.
Обновленческий раскол был не единственной проблемой православной жизни. Летом 1925 г. отличился самочинием бывший епископ Уфимский Андрей (Ухтомский), принявший миро от старообрядцев-беглопоповцев и помазавший себя им, присоединившись тем самым к старообрядчеству. Вскоре он единолично «рукоположил» принявшего его беглопоповца во «епископы». 28 августа священномученик Петр, в принципе избегавший применять меры канонического прещения, был вынужден запретить епископа Андрея (Ухтомского) в священнослужении.
Тем временем при поддержке спецслужб был организован еще один автокефалистский раскол на Украине. Лидером нового движения стал викарий Полтавской епархии епископ Лубенский Феофил (Булдовский), добивавшийся автокефалии еще в 1924 г. и тогда же разорвавший общение с правящим архиереем архиепископом Полтавским Григорием (Лисовским). Созданная Бундовским «Инициативная группа собора православных епископов на Украине» в феврале 1925 г. заявила об отмежевании от «тихоновщины». Поводом для раскола стали требования о легализации в органах государственной власти, что означало для легализуемых выполнение тяжелых условий со стороны ОГПУ. Неслучайно священномученик епископ Дамаскин (Цедрик) писал, что «принадлежность к нелегальной тихоновщине есть пароль благочестия, принадлежность к иной церковной группировке, легальной, – пароль еретичества».
Святейший патриарх призвал Феофила к покаянию, однако в связи со смертью главы Российской Церкви основная тяжесть борьбы с самочинниками легла на его преемников. 25 июня 1925 г. митрополит Петр запретил Феофила (Булдовского) в священнослужении и предал его церковному суду. Раскол, названный в народе «булдовщиной» и «лубенским расколом», не получил широкого распространения и имел последователей в основном на северо-востоке Украины. Здесь активно сопротивлялись самочинию митрополит Полтавский Григорий (Лисовский) (†1927) и священномученик епископ Прилуцкий Василий (Зеленцов).
В 1925 г. ОГПУ приступило к подготовке еще одного раскола григорианского. Легализация и здесь предлагалась властями в качестве приманки. Лидерам создаваемого раскола, прежде всего епископу Борису (Рукину), условием легализации ставили проведение в жизнь подложного «Предсмертного завещания Патриарха Тихона», что подразумевало преследования нелояльного большевикам духовенства. Поводом для выступления против митрополита Петра со стороны епископа Бориса стали требования о создании коллегиального органа управления. Однако верным митрополиту Петру епископатом это отвергалось из опасения, что в Синод будут попадать люди случайные, в том числе и завербованные ОГПУ.
Расколы, создававшиеся коммунистической властью, были не единственным способом уничтожения Церкви. В 1925 г. был создан «Союз безбожников» во главе с Емельяном Ярославским. «Союз» вскоре разросся до нескольких десятков тысяч человек. Антирелигиозная агитация стала все стремительнее набирать обороты.
Как и прежде, продолжались аресты духовенства и мирян. Митрополит Петр оказывал помощь заключенным священнослужителям, дал благословение приходам совершать сборы на нужды пострадавших за веру. Местоблюститель пытался добиться освобождения арестованных и ссыльных или хотя бы облегчить их участь. Твердо противостоял святитель и требованиям, предъявляемым ему чекистами, – издать декларацию о лояльности советской власти, устранить неугодных властям архиереев, осудить зарубежных иерархов, вступить в контакт с правительством через ОГПУ. При этом митрополит Петр не увольнял с кафедр архиереев, неугодных советской администрации, в том числе и тех, кто на протяжении долгого времени не допускался властями в свои епархии.
К тому времени над головой священномученика Петра уже сгущались тучи. Отказ митрополита следовать указаниям ОГПУ был серьезным основанием для его устранения. В частности, митрополит вопреки указаниям подложного «Завещания Патриарха Тихона» отказывался от суда над зарубежным духовенством. Большое недовольство вызвал и отказ митрополита Петра назначить в Киев митрополита. Священномученик говорил, что Киевская кафедра формально занята митрополитом Антонием (Храповицким), находящимся за границей, а его увольнение и назначение нового митрополита возможно лишь после соборного рассмотрения дела. На Украине в качестве экзарха тогда находился митрополит Гродненский Михаил (Ермаков), но от присвоения ему титула «Киевский» священномученик Петр воздержался, как от акта, канонически сомнительного.
Помогла аресту митрополита Петра и провокация обновленческого «архиерея» и по совместительству агента ОГПУ Николая Соловья (Соловейчика). Получивший в расколе сан «архиепископа Сан-Францисского и Калифорнийского», Соловей в 1924 г. выехал за границу с целью внедрения в Русскую Зарубежную Церковь. По прибытии в Ригу провокатор заявил местным журналистам, что был вынужден принять «хиротонию» от обновленцев ради возможности выезда за границу и оповещения мира
В большевистских преступлениях. ВРПЦЗ авантюристу не поверили и согласились принять его лишь в качестве мирянина. Соловей присоединиться в таком качестве не захотел и отбыл в Уругвай. Провокатор был использован советским и спецслужбами позднее, когда ОГПУ понадобилось избавиться от патриаршего местоблюстителя.
На обновленческом «Соборе» 1925 г. А. Введенский обвинил митрополита Петра в тайном руководстве зарубежными русскими приходами и связях с монархическим лагерем. В частности, Введенский сообщил, что Соловей в 1924 г. тайно вывез за границу письмо от патриарха Тихона, где будто бы говорилось о его поддержке великого князя Кирилла Владимировича в его претензиях на русский престол. Клевета была явной, местоблюститель пытался опубликовать в газетах свой протест, однако ему это не было позволено – чекисты и обновленцы действовали дружно и слаженно.
В ноябре – декабре 1925 г. волна арестов обрушилась на верное священномученику Петру духовенство. Понимая, что вскоре будет арестован, и не имея возможности созвать Собор для избрания нового главы Церкви, патриарший местоблюститель решил передать власть по завещанию – иначе сохранить законное преемство от патриарха было невозможно.
Первое завещание было написано на случай смерти митрополита Петра. Согласно документу, власть должна была перейти либо к митрополиту Кириллу (Смирнову), либо к митрополиту Агафангелу (Преображенскому). Если принятие обязанностей местоблюстителя для них оказалось бы невозможным, то таковые передавались митрополиту Арсению (Стадницкому) или митрополиту Сергию (Страгородскому).
Второе завещание было составлено на случай, если митрополит Петр не сможет по каким-либо причинам временно выполнять свои обязанности. Тогда власть передавалась митрополиту Сергию (Страгородскому), митрополиту Михаилу (Ермакову) или архиепископу Иосифу (Петровых).
10 декабря 1925 г. священномученик Петр был арестован.