Изменение Патриаршего управления в Русской Церкви на синодальное

На востоке – в Церкви греко-восточной имя и достоинство патриарха появились в ранние времена христианства (если не в IV веке, как думают некоторые, то несомненно в V веке)¹ и при всех бедственных переворотах, испытанных Церковью греко-восточною, продолжали сохраняться и сохраняются доселе. Не так было в Церкви православной – русской: находясь не малое время под управлением патриархов, она вдруг, вместо правления патриаршего, принимает управление синодальное или соборное и уже более ста лет руководствуется этим образом правления духовного.

Что значит это? Как произошла и могла произойти такая перемена? Необходима ли она была для Церкви русской? Как действовал здесь Промысел ко благу Церкви?... Много и других вопросов представляется внимательному наблюдателю судеб Церкви русской – при взгляде на такое событие в ней, как уничтожение патриаршества и учреждение Синода.

1

Как совершилось исторически это дело? В 1700 году (октября 15-го) скончался десятый и последний в России патриарх Адриан. Для замещения упразднившейся кафедры патриарха Всероссийского, не оказалось бы недостатка в людях достойных, как тотчас после кончины Адриана, так и впоследствии; таковы были: Стефан Яворский, Димитрий Ростовский, Феофилакт Лопатинский и другие; но Петр I, решившись преобразовать государство, хотел дать особый образ управления и Церкви русской. Однако, Петр не решился тотчас – разом уничтожить в России патриаршество и ввести в Церкви русской управление синодальное. Он знал, что уничтожение патриаршества дело и само по себе важное; учреждение его произошло с согласия Церкви вселенской – собором восточных патриархов. Он видел, как привык народ любить и чтить лицо патриарха, и опасался, чтобы поспешным отменением патриаршества и учреждением Синода еще более не раздражить народ, уже и без того раздраженный гражданскими нововведениями, a здесь нововведение касалось Церкви… Притом Петру, для блага преобразуемого им государства, нужно было первее всего заняться преобразованием прочих частей управления – воинской и гражданской; изменением управления церковного, без особенного ущерба благу преобразуемого государства, можно было и повременить. Петр I решился поступать здесь исподволь, постепенно, осторожно, как и следовало ожидать от его проницательного ума. По смерти Адриана, Петр по-видимому, не прекращает и не намерен прекратить достоинство патриаршее в России: по воле Петра, представителем лица патриаршего является Стефан, митрополит рязанский, но Петр даровал ему титул только местоблюстителя патриаршего. Очевидно, достоинство патриаршее на самом деле уже не существовало: местоблюститель был такой же архиепископ, или митрополит, как и другие, – он не мог иметь канонических преимуществ, усвоенных патриархами; но для народа могло казаться, что патриаршество продолжает еще существовать и в лице местоблюстителя патриаршего. Если о чем-нибудь при этом он и недоумевал: то, в продолжение двадцатилетнего периода местоблюстительства Стефанова, он так привык к этому новому, отличному от прежнего управления патриаршего, управлению местоблюстителя, что и другая, следующая за этою еще большая перемена в управлении церковном – могла казаться для него уже не так поразительною, как бы это было вначале, тотчас по смерти Адриана.

Между тем Петр, сколько мог, окончил преобразования своего государства, устроил его внутри и извне; пользу преобразований не могли не сознавать уже и самые враги Петровы. Оставались неустроенными дела церковные, и неустройство их было тем яснее, чем виднее устройство дел гражданских. Каков бы ни был местоблюститель патриарший, как бы ни были велики дарования духа и сердца его; но он не мог уже вести дел церковных в таком порядке и с таким успехом, как сам патриарх: местоблюститель не имел власти патриаршей, особенно при Петре, хотевшем быть везде самодержавным. Оказалось много неустройств в Церкви русской: епархии киевская, новгородская, ростовская, смоленская оставались без пастырей; пастыри других епархий, по старости и болезни, просились на покой. Местоблюститель Стефан обращался к государю с просьбою об исправлении неустройств церковных; но Петр, с одной стороны, был постоянно занят делами гражданскими; с другой – медленностью своей в удовлетворении нужд Церкви хотел осязательнее показать русскому духовенству, что благоустройство Церкви может зависеть не от одного только лица – патриаршего или местоблюстительного, но и от соборного управления его; нечто подобное этому управлению уже и было заведено в учрежденных Петром коллегиальных управлениях для дел гражданских. Наконец, положено было Петром: для блага Церкви русской, учредить в ней синодальное управление. Умный и ловкий помощник в делах Петровых, Феофан Прокопович, по повелению и мысли Петра, составил духовный регламент, или руководство для синодального управления Церковью русскою, основанное на правилах соборных и отеческих и приспособленное к тогдашнему состоянию Церкви русской. Когда все уже было приготовлено к учреждению нового образа правления церковного, Петр счел приличным и нужным созвать в столице собор русских святителей – последний временный собор, пред наступавшим постоянным, – сколько для рассуждения о предположенном введении синодального управления, столько, если не более, для торжественного открытия его. Нет сомнения, что присутствовавшие на соборе не все и не вдруг согласились на предложение Петра...; но воля царя, поддержанная несколькими духовными лицами, получила перевес, – и Синод был открыт, 1721 года января 21-го. Царским указом обнародовано было учреждение Синода во всем государстве; власть его равнялась власти прежних патриархов и соответствовала власти Сената. Состав его был из одного президента, которым был Стефан Яворский, подвизавшийся и здесь еще для блага Церкви два года (до своей кончины), двух вице-президентов – Феодосия новгородского и Феофана псковского (Прокоповича) и некоторых других архиереев, архимандритов и протоиереев.

Церковь русская приняла, по мысли Самодержца управление для себя синодальное, также как некогда, по желанию другого Самодержца, она приняла и управление патриаршее, хотя может быть, и не с такою, как тогда, радостию… Что же? Ужели такую важную перемену в своем управлении Церковь русская решилась произвести без соизволения матери своей – Церкви греко-восточной? Нет, Церковь русская с Церковью восточною издавна были в самом тесном союзе и ни одно важное дело в первой не совершалось без ведома и воли последней. Не желая прерывать освященного древностью взаимного единения церквей, Петр неоднократно обращался к восточным патриархам с просьбою о разрешении некоторых церковных вопросов, неизбежно встречавшихся при преобразовании государства, как-то; о разрешении поста войскам, о принятии иноверцев в русскую Церковь, и других. Тем более теперь Петр спешил испросить благословения восточных святителей такому важному, церковному делу, как учреждение Синода. Он, сознавая благотворность своего предначертания, не мог сомневаться, что патриархи, как и прежде, дадут свое согласие и благословение на учреждение Синода; а благословение Церкви восточной весьма много здесь значило для возвышения важности Синода в глазах народа русского, пред лицом всей Церкви русской! Известно, как невыгодно смотрела большая часть духовенства на преобразования Петра и в частности на введение синодального управления Церковью вместо патриаршего... (см. у Голик.11:73). Но теперь приверженцы патриаршества должны были успокоиться: дело человеческое – Петрово, как учреждение Синода, благословением восточных святителей, освящалось и являлось делом церковным и даже божественным. Если дорог был для народа патриарх, как лицо освященное и высокое; то таким же должен быть для него и Святейший Синод, потому что святейшие патриархи восточные именуют его равным себе – «возлюбленным о Христе братом». Наконец, относясь к восточным патриархам, Петр, великий Государь и преобразователь, являет себя здесь пред народом и сам себя именует «благо-послушным сыном Церкви», который, отложив царское величие, считает своим священным долгом спрашивать благословения у патриархов вселенских, как и его предшественники – цари всегда испрашивали оного у них и у своих патриархов – богомольцев. В каком светлом виде опять являлось пред народом лицо Петра – христианина! Вспомним, что преобразования Петра и изменение им древних русских обычаев народ считал изменою Вере: – и вот Петр свидетельствуется в своем православии и благочестии пред лицом Церкви восточной, и сам получает от нее такое же свидетельство; патриархи называют Петра «возлюбленным и превожделенным»! (См. Цар. и патр. грам.). Таким образом, утверждение Святейшего Синода произошло совершенно законным и каноническим порядком!

2

Нужно ли было в России изменение патриаршего управления Церковью на синодальное?

В христианском государстве Церковь и политическое общество находятся в живом, тесном союзе: судьбы государства имеют влияние на судьбу Церкви, и судьбы Церкви имеют влияние на судьбу государства. Тем более это должно быть в царстве русском, где Вера православная искони составляла одну из основных стихий жизни русского народа. И так, вопрос: нужно ли было изменение в России церковного патриаршего управления в синодальное? – естественно распадается на следующие два вида его: а) нужно ли было изменение патриаршего управления на синодальное – для блага русского государства? – и б) нужно ли было такое изменение для блага самой русской Церкви?

Легко было подумать, как и думали многие, что главною причиною, по которой Петр хотел изменить патриаршее управление Церкви на синодальное, было благо не столько Церкви, сколько государства, и преимущественно благо власти самодержавной. Петр I опасался, что уважение, каким пользовался патриарх у народа, может быть в ущерб уважения к Государю, что при взаимных каких-нибудь разногласиях между патриархом и Государем, простой народ всегда примет сторону патриарха, а при случае, под видом усердия к Церкви, не умедлит нанести и явный вред власти предержащей. В Духовном Регламенте (в начале Регламента) читаем так: «простой народ не ведает, как разнствует власть духовная от самодержавной, но великого высочайшего пастыря честию и славою удивляемый, помышляет, что таковый правитель есть второй Государь, Самодержцу равносильный, или еще и больший его, и что духовный чин есть другое и лучшее государство, и се сам собою народ тако умствовати обык. Что же, когда еще и плевельные властолюбивых духовных разговоры приложатся и сухому хврастию огнь подложат»! He трудно догадаться, на что из истории патриаршества намекают эти речи. Еще памятна была борьба, в которую, волею не волею, вступил патриарх Никон с Царем Алексием и в которой явил он такое высокое мужество духа. Но нельзя было не заметить некоторого прямого противодействия распоряжениям Государя и в двух современниках Петра – патриархах Иоакиме и Адриане. Иоаким, один только год управлявший Церковью, при державе Петра, скорбел уже духом об умножении в России иноземцев и распространении иноземных обычаев, и свои чувствования излил в духовном завещании, где умолял – чуждаться не только иноземных обычаев, но и иноземцев. «Да никакоже Государи Цари», читаем в завещании Иоакимовом, «да никакоже попустят кому христианам православным в своей державе с еретиками иноверцы, с латины, Люторы, Кальвины, их же гнушается Господь, и Церковь Божия, с богомерзкими их прелестьми, проклинает, общения в содружество творити; но яко врагов Божиих и ругателей церковных тех удалятися да повелевают царским своим указом ... Благочестивых царей молю и завещеваю пред Спасителем нашим Богом, да возбранят по всякому образу в их государских полках над служивыми людьми и во всем их царствии проклятым еретиком, иноверцем быти начальникам; но да велят отставити таковых врагов христианских от таковых дел всесовершенно… И что таковые еретики проклятые воинству православному сотворят помощи? токмо гнев Божий»! и проч. (Цер. Рос. Ист. Плат. ч. II. стр. 274–6). Патриарх Адриан еще более мог быть недовольным на нововведения Петровы, так как при нем Петр решительно уже приступил к преобразованию государства. До слуха царя часто доходили неблагоприятные суждения патриарха о его предприятиях. По случаю празднования Петром нового года, перенесенного им с 1-го сентября на 1-е января, Адриан не мог уже присутствовать и при совершении торжественной литургии. Весьма неприятно было Государю и это предстательство патриарха за осужденных на казнь и ненавистных Петру стрельцов: «за чем ты пришел сюда» грозно сказал Монарх патриарху, молившему, с иконою Владимирской Божией Матери в руках, о помиловании преступников, – «это ли счел ты своею должностию»²? (Ист. Петр. Вел. Бергмана Т. I. стр. 150). В уме Петра образовался взгляд на патриарха, как на представителя темной, враждебной ему старины. Что же оставалось делать Петру? Петр жаждал преобразовать Россию, и история показала, что это преобразование было благотворно и необходимо для нее в государственном отношении. Но как успешнее бороться с духом народа русского, не понимавшего сущности и цели преобразований Государя и сильно противившегося его предприятиям? В числе недовольных преобразованиями является и патриарх, лицо священное, высокочтимое народом, – лицо, которому и сама власть предержащая дала наименование великого Государя.... И так, могучей преобразовательной воле Петра, в лице патриарха, предстояла великая противодействующая сила! Нужно было подчинить и ее своему влиянию. Каким образом? Высшую представительную власть Церкви – не только как власть, в существе своем, богоучрежденную, но и как необходимую для блага Церкви и часто для государства (особенно в критические минуты его), уничтожить было нельзя. Предприимчивый и проницательный ум Петра находит такое средство, которое, не уничтожая в существе высшей представительной власти церковной, изменяет однако же ее внешнее положение: – то было учреждение синодального управления русскою Церковью вместо патриаршего, перемена одного образа высшей власти на другой, равный ему по существу и нисколько не нарушающий канонов церковных, – передача патриаршей власти из рук одного лица нескольким иерархическим лицам. Теперь Петр и преобразуемое им государство могли свободнее идти по пути преобразований: препятствовавшая им высшая представительная власть церковная, изменившись в своей форме, изменялась и в своей внешней значимости. Понятно, когда власть церковная сосредоточена была в одном лице, то она, от этого самого сосредоточения, представлялась сильнее и могучее извне; но когда она вручена была многим лицам и разделилась на несколько частей, то она, от этого же самого раздробления, теряла свою наглядно-внешнюю могучесть. Говорим: наглядно-внешнюю могучесть: так как в своей сущности власть синодальная есть та же власть патриаршая, но только изменившаяся в своей форме – вместо одного лица усвоенная многим лицами. Таким образом учреждение Синода есть одно из тех действий Петра, в которых виден его необыкновенный ум: учреждая Синод, Петр действует для блага государства, но старается сохранить и благо Церкви. Скажем более: учреждая Синод, Петр I желает умиротворить и Церковь и государство, показавшие – было некоторое разногласие; так, чтобы Церковь и государство представляли из себя одно возможно стройное целое.

Если же уничтожение патриаршества, или лучше – изменение патриаршего управления Церковью на синодальное нужно было для блага государства: то ужели в самом деле патриаршество вообще всегда и везде было враждебно государству? Ужели оно в самом деле посягало на права власти самодержавной? Ужели в самом деле оно противилось просвещению? Нет! Обозревая историю патриаршества, мы не можем не заметить, что русские патриархи являлись умными строителями, нередко единственными спасителями государства, лучшими помощниками власти самодержавной, истинными ревнителями просвещения. Иов и Гермоген одни поддерживают порядок государства в самые бурные, несчастные времена его, так что беспрекословного повиновения им, может быть, достаточно было бы для избавления России от всех бед; последний, т.е. Гермоген, указал России и то державное семейство, которое возвысило ее и из которого произошел и сам Петр. Патриарх Филарет является опытным, умным строителем взволнованного и потрясенного государства при юном и малоопытном Царе Михаиле. Никон, по-видимому, является противником власти самодержавной. Но разве Царь и государство мало видели попечений Никона о благе их до несчастного разрыва между Царем и патриархом, – разрыва, произведенного врагами патриарха! Сама же самодержавная власть, которой он был мнимым противником, оправдала его. Низвергший его Царь Алексий, при своей смерти, искренно раскаивается в низвержении Никона и просит у него прощения, именуя его «отцом своим духовным, великим господином, иерархом и блаженным пастырем», а сын и наследник Алексия, Царь Феодор возвратил Никону патриаршество и исходатайствовал ему разрешение от вселенских патриархов. Что касается до ревности Никона о просвещении; то можно сказать, что на поприще, духовного просвещения Никон хотел показать себя тем же, чем был Петр на поприще просвещения гражданского. Да и вообще все патриархи заботились об умножении в России образования истинного, христианского, православного. Современный уже Петру, патриарх Иоаким, так глубоко скорбевший об умножении в России иноземцев и иноземных обычаев и с такою недоверчивостью смотревший на некоторые, хотя и новые, но приличные и законные явления в Церкви (как на проповеди Симеона Полоцкого и Четьи-Минеи Димитрия Ростовского (Ист. Рус Цер. Фил. пер. IY, § 21), завел однако в Москве славяно-греко-латинскую академию к вызвал из Греции нарочитых ученых мужей (Лихудов). Последний русский патриарх Адриан слишком был недоволен преобразованиями Петра, но и он участвовал в денежных приношениях для создания русского Флота и рад был победе Петра над турками, одержанной новым флотом и новым войском. А просвещенный труд св.Димитрия, не одобряемый Иоакимом, нашел в Адриане самого достойного ценителя. Итак, патриархи оказали много услуг и государству и власти самодержавной и самому просвещению, о котором так заботился Петр. Патриархи опасались только, чтобы от вводимого Петром образования не произошло новизны и в Вере.

Что же? Кто прав, кто виноват? Мы видели, что уничтожение патриаршества, в видах Петра – преобразователя, нужно было для блага государства; но видели также, что и патриархи желали и делали благо государству. Как согласить такие противоречия? На чьей стороне перевес истины? – согласить легко: истина на той и другой стороне, но только нужно рассматривать ее не совместно, а последовательно. Действительно, нужно было для блага государства и патриаршество, и нужно было именно в тот период истории русской, в которой оно существовало. He будь патриаршества в России – в XVII веке, кто знает, какие судьбы постигли бы русское государство, какая жизнь готовилась ему? достигло ли бы оно того состояния, в котором оно является после времен патриаршества? Патриархи – блюстители государства нужны были не только во времена безгосударные, но и при законных государях – как советники их. Государство, как дело человеческое, не скоро достигает совершенства, оно испытывает прежде продолжительный период юности и созревания; между тем, Церковь Христова, как дело Божие, сильная средствами божественными, всегда неизменна в существе своем, и хотя живет в государстве и с государством, но всегда стоит выше его по своему премудрому устройству и Божественному учению, – которые она приняла свыше. Государство русское во времена патриархов проходило именно период юности и созревания; ему нужен был опытный руководитель, и таким являлась для него Церковь в лице высшей представительной власти – патриаршей. Эта власть, кроме своей прямой заботы о Церкви, брала на себя и другую заботу – о внешнем благе государства, и своею опытностью и мудростью достойно воспитала и возвысила русское государство. Но период юности и воспитания русского государства должен был кончиться: со времен Петра, оно является столь сильным и окреплым, что само уже начинает распоряжаться своими внешними судьбами. Притом, принимая европейское образование и вступив в круг европейских держав, русское государство начало заниматься такими делами, которые уже не приличны Церкви и ее власти; иначе предстояла ей опасность впасть в заблуждения римской Церкви. Итак Церковь русская, или высшая представительная власть ее, должна была лишиться той внешней силы в государстве, которую она имела во время патриаршества: она исполнила свое назначение в отношении к государству: скрепила, возвысила и утвердила его (по внешней жизни). И вот патриаршеская власть уничтожается, является синодальная. Лишившись внешней своей силы, Церковь при этом нисколько, однако, не теряла своего внутреннего, существенного значения и назначения: воспитывать духовно членов государства, воспитывать их душу и сердце; ибо Церковь осталась Церковью, какою была, изменилась случайная форма ее; духовная власть Синода заменила собою власть патриарха. Пастырям Церкви русской сделалось теперь тем удобнее духовное воспитание народа, чем свободнее они делались от забот внешних – государственных . A лишенная своего единичного личного и, так сказать, выпуклого средоточия, духовная власть Церкви тем успешнее будет действовать в воспитании своих сынов, чем более она разделена между многими лицами и чем глубже чрез это проникла в жизнь Церкви. Что же касается до государства и его отношений к Церкви, при синодальном ее управлении; то оно, как бы в благодарность за воспитание, полученное им от Церкви, приняло на себя более против прежнего забот о внешнем благе самой Церкви, оставив ей по преимуществу заботу о внутреннем благосостоянии. Таково ныне отношение предержащей власти к церковной синодальной, – отношение, как видим, вытекающее из характера самой синодальной власти церковной.

Нужно ли было изменение в России патриаршего управления на синодальное для блага самой Церкви русской?

В Духовном Регламенте мы находим несколько причин, по которым за лучшее признается учреждение для Церкви русской синодального управления вместо патриаршего; но главная мысль в них та, что синодальное управление, как само удобнее может открывать истину, так удобнее же может утверждать ее и вне себя. В частности, именно: сравнивая синодальное управление, состоящее из нескольких лиц, с правлением патриаршим, заключавшемся в одном лице, мы замечаем, что соборное управление вернее открывает истину, потому что здесь одна и та же истина исследуется не одним, а многими лицами; что синодальное управление действует беспристрастнее, потому что если и можно иногда предполагать пристрастие в одном лице, то нельзя же находить его у многих и всех, что синодальное управление действует безостановочно, потому что исследование дела одним лицом может прерываться различными обстоятельствами сего лица – болезнью, смертью и другими неблагоприятными случайностями, а при многочисленности лиц, отсутствие одного заменяется другим лицом, что решения синодальные имеют большую важность в глазах других, потому что решения эти произносятся не от лица одного, а от лица многих, которые имели возможность обсудить дело всесторонне, что Синод может судить не только всех других, но и своих членов, а это такое удобство к беспристрастному решению истины, какое не может быть при исследовании истины одним лицом, не дающим отчета никому, кроме себя³, что, наконец, Синод представляет из себя как бы некоторое училище духовного управления, в котором пастыри русской Церкви могут учиться право править слово божественной истины, потому что состав Синода состоит из пастырей же Церкви (см. нач. Регл.).

Таковы были благотворные намерения, которые имелись в виду при учреждении синодального управления в Церкви русской. Всматриваясь в них внимательнее, мы можем заметить, что в основе их лежит глубокая, великая, отрадная мысль: хотели, чтобы Церковь русская обеспечила за собою именно то, что свойственно Церкви Христовой – истинность, непогрешимость… Церковь не может заблуждаться, Церковь непогрешима не в частных лицах, а на соборах. Римский патриарх потому именно и впал в заблуждение, что свою личность поставил руководством для Церкви. Мы не хотим сказать, чтобы Церковь греко-восточная, управляемая патриархами, потому самому всегда близка к заблуждению; мы не хотим сказать, чтобы и Церковь русская во времена патриаршества не соблюла истины: и та и другая Церковь: и патриархи греко-восточные и русские, в основание своего управления Церковью, всегда полагали не личный произвол, как римская, а определения соборов; сверх того, при каждом патриархе всегда был собор архиереев, архимандритов и пресвитеров, с которыми он совещался о всех делах, касающихся Церкви; потому-то Церковь православная тверда и незыблема. Мы намерены только сказать, что Церковь, на основании древних соборов управляемая постоянным живым собором пастырей ее, и такому собору вручившая высшую видимую представительную власть у себя, судя пo обыкновенным человеческим соображениям, и по примеру первенствующей Церкви, более защищена и обеспечена от погрешности, как вообще, так и в этой видимой представительной власти: потому что только соборам Господь обещал даровать Духа истины, а Церковь русская при Синоде – не только принимает определения древних соборов, но и сама постоянно управляется собором же. Теперь понятно, какое важное благо могла приобрести Церковь русская изменением у себя видимой представительной власти патриаршей – на синодальную: Синоду – собору удобнее хранить истину не только каноническую, но и догматическую, чем патриарху – лицу. В самом деле, история патриаршества не только греко-восточного, но и русского, показывает, что то и другое не чуждо было по временам уклонения от истины. Не только на востоке, но и у нас появлялись лжепатриархи – отступники православия; таков был у нас лжепатриарх Игнатий (Ист. Р. Ц. Фил, пер. IY, § 22). Даже патриархи православные, по недоразумению, могут иногда погрешать в некоторых своих мнениях и действиях церковных. Около времен взятия Константинополя турками, некоторые патриархи восточные склонны были к латинству; у нас – патриарх Филарет велел, по недоразумению, перекрещивать всех иноверцев (там же у Фил. § 23). Не говорим уже о том, что для одного лица ошибка легка в делах практического управления Церковью. Положим, что при патриархе мог быть собор пастырей или синод, вспомоществующий патриарху в управлении Церковью: но ведь и в синоде de jure первенствует и управляет все патриарх же… Не так может быть при том синодальном управлении, которое установлено в русской Церкви: здесь управляет Церковью не одно лицо, но именно собор пастырей многих и равноправных, здесь управляют Церковью все пастыри ее, если не совместно и единовременно, то преемственно и последовательно, если не личным присутствием в Синоде, то добрым советом; здесь может управлять Церковью вся Церковь – не только из пастырей, но и из пасомых... Вот светлая и весьма отрадная сторона, которая представляется сыну православной русской Церкви при взгляде на учреждение в ней синодального управления вместо патриаршего⁴!

Если же найдутся люди, для которых приведенные нами доказательства покажутся не вполне убедительными и которые с тайным сожалением вспоминают о внешнем блеске Церкви при патриаршестве; то таким людям мы скажем: неужели такая важная перемена в Церкви произошла без воли и намерения Божия? В руках Господа судьбы царств и народов, тем более в руках Его судьба Церкви Христовой, призывающей к себе все царства и народы. И если во время воздвигает Он потребное для блага государства; тем более во время дает Он потребное для Церкви, этого несомненно божественного учреждения на земле. Исследуя судьбы Церкви русской, мы замечаем, что Господь – всегда особенным образом имел попечение о благе ее, – и когда насаждал ее среди народа языческого и грубого, и когда хранил ее в смутные, тяжкие времена междоусобий удельных и ига монгольского, и когда защищал ее от сильных властолюбивых покушений Церкви римской – при Иоаннах III и IV и особенно при Лжедмитрии. Господь неоднократно свидетельствовал Свою любовь к Церкви русской, то посылая ей мудрых пастырей, то прославляя святость многочисленных сынов ее, то умножая в ней чудодейственные знамения. Вообще, если мы верим, что Церковь русская есть Церковь православная; то должны верить, что на ней почиет особенное благоволение Создателя ее. Что же? Ужели Господь не пекся о благе этой Церкви тогда, когда совершалось в ней такое важное дело, как перемена одной высшей представительной власти ее на другую? Ведь в руках этой власти судьбы ее – видимые… Допустим даже, что при уничтожении патриаршества и учреждении Синода были у людей свои особенные цели, свои личные виды, может быть, благоприятствовавшие не столько Церкви, сколько государству...; но в том-то и видна великая мудрость и любовь Божественного Хранителя Церкви, что Он и самые, по-видимому, не благоприятные для нее обстоятельства и человеческие распоряжения обращает и устрояет к лучшему для нее. A при учреждении синодальной церковной власти имелись в виду, как мы видели, благие намерения для самой русской Церкви. Самая долговременность существования этой власти в православно-русской, следовательно истинной Церкви Христовой не говорит ли уже в пользу этой власти? И в самом деле, вот уже около полутора века эта власть руководствует русскую Церковь в делах Веры: а кто укажет, чтобы Церковь русская при синодальном управлении уклонилась от истины? Погрешила ли она в каком-нибудь догмате? Иссяк ли в ней источник жизни божественной? Не чудодействует ли в ней и теперь благодать Духа Святого? А ее успешные действия на чуждых ей и врагов ее? При заботливости Синода, не приобретает ли она себе постоянно новых чад между язычниками? Не возвратила ли она недавно (1839 года) в свое лоно около двух миллионов сынов своих, коварно отторгнутых от нее римскою Церковью во времена патриаршества? A просвещение духовное – таково ли было в Церкви русской при патриаршестве, каково при синодальном управлении? Можно ли после этого сказать, чтоб власть синодальная, принесшая с собою Церкви русской так много благих плодов, была установлена в ней без воли Божьей? Может быть, изволися не только людям, но и Духу Святому, когда Церковь русская для своего управления, вместо личной патриаршей власти, приняла власть синодальную – соборную, которой собственно и обещал Господь даровать Духа истины.

3

Какое значение имеет учреждение синодального управления в судьбе Церкви русской и в судьбе Церкви вселенской?

Мы уже видели, что с учреждением Святейшего Синода Церковь российская не только не потеряла истины или православия, но еще приобрела новое ручательство в сохранении его. Отсюда уже само собою видно то великое значение, какое могла приобресть Церковь русская – при синодальном управлении: она могла взойти на высшую степень величия и славы, какая свойственна Церкви Христовой на земле. Ибо степень величия Церкви определяется верностью ее истине, а эта истина в возможно совершеннейшей чистоте и полноте может сохраняться Церковью русскою – при синодальном управлении.

В каком отношении стала теперь Церковь русская к родственной, единоверной Церкви восточной? Не без основания скажем, что Церковь русская как до учреждения в ней Синода, так еще более после учреждения его, стала и стоит во главе восточной Церкви православной и значит – во глав Церкви вселенской, не присваивая, однакож, себе никаких особенных канонических и догматических преимуществ, а только утешая и подкрепляя, изнемогающую в бедствиях, Церковь восточную – своею любовию и содействием. Обратимся к истории судеб Церквей греко-восточной и русской. Замечательно, что Церковь русская тогда именно соединилась узами веры и любви с Церковью восточною, как римская Церковь уже отделилась от единения с нею, и в этом случае Церковь русская как бы заняла место, отпадшей от вселенского православия, Церкви римской. Но тогда как Церковь русская приходила от силы в силу; тогда как свет Веры православной более и более распространялся и сиял в глубоком севере; тогда как православная Церковь русская, казалось, достигла высшей степени величия, приняв и для видимого управления своего постоянную власть соборную: Церковь восточная постоянно ослабевала под различными ударами врагов; всякого рода бедствия постепенно сгущались и омрачали некогда христиански-светлый восток. Изуверные чтители Магомета лишили ее внешней красоты, покрыв ее язвами и рубищем; поклонники папы и последователи Лютера постепенно отторгают от нее сынов ее; страданиям ее, кажется, уже нет конца и меры – Что же? Кроме Господа, куда обращается она со своими надеждами на лучшее? Искони и теперь – к Церкви русской, и только в ней видит она защиту и спасение себе. Знает это Церковь русская и потому всегда посылала братскую помощь Церкви восточной; но замечательно: именно со времен учреждения в Церкви русской Синода Россия принимала и принимает самое деятельное политическое участие в судьбе восточных христиан, если не всегда прямо, то всегда косвенно, поражая и уничижая мучительницу восточных христиан, турецкую империю. Учредитель Синода, Петр I уже обнажает меч свой против оттоманской империи. Преемники его с великим успехом продолжают начатое им дело. Императрица Анна дала почувствовать туркам всю силу русского оружия. Екатерина II нанесла турецкой империи решительный, смертельный удар и в мирных трактатах даровала великие преимущества христианам восточным. Недавно царствовавший Государь силою оружия подтверждал трактаты Екатерины и умер с мечом в руке, поднятым как для других целей, так и для защиты Церкви восточной. А другие вспоможения Церкви восточной собственно от самой Церкви русской и самого Синода, – вспоможения, обратившиеся наконец в постоянное правило? И кто знает, что было бы с Церковью восточною, что было бы с Церковью вселенскою православною, если бы Господь не утвердил и не возвеличил Церкви русской?... Без превозношения скажем, что в Церкви русской сосредоточиваются теперь надежды Церкви православной, что Церковь русская поставлена теперь, по выражению пророка, стрещи стражбы ея⁵…

Иеромонах Афанасий

Грамата, присланная Иеремиею, патриархом константинопольским, всероссийскому Святейшему Синоду в 1723 году

Мерность наша, благодатию и властию Всесвятого, животворящего и совершенночальствующего Духа, узаконяет, утверждает и провозглашает, от Благочестивейшего и Тишайшего Самодержца, священного Царя всея Московии, малыя и белыя России и всех северных, восточных, западных и иных многих стран обладателя, Государя, Государя Петра Алексиевича, Императора, по Духу Святому нам возлюбленного и превожделенного, в российском святом великом царстве утвержденный Синод. Есть и нарицается он нашим во Христе братом, святым и священным Синодом, от всех благочестивых и православных христиан, священных и мирских, начальствующих и подначальных, и от всякого лица сановного; и имеет власть творити и совершати, елика четыре апостольскии, святейшии патриаршии престоли. Воспоминаем, завещеваем и уставляем ему, да хранит и содержит неколеблемы обычаи и правила священных, вселенских, святых седми соборов и прочая, елика содержит восточная святая Церковь. И да пребывает во вся веки неколебим. Божия же благодать, и молитва, и благословение нашея мерности да будет с вами. 1723. Сентября 23-го.

Иеремия, Божиею милостию,

константинопольский патриарх, во Христе брат ваш.

(Извлечено из «Духовной Беседы» 1862 года из 336)