XLVI. Император Роман II (959–963)

Краткое царствие 21-летнего императора Романа II вначале обещало Римскому государству много благ. Юный василевс был крепок телом, красив лицом и статен. Стройный, как кипарис, высокий мужчина с копной светлых, пшеничных волос, с красивыми глазами и «римским носом», розовощекий, спокойный, приятный в беседах, он вызывал любовь у народа и восхищение у женщин. Воспитанный отцом как ученый, Роман II прекрасно владел словом и письмом и относился к числу самых образованных людей своего времени. Во многом походивший на отца – и внешне, как мы могли убедиться, и по складу характера, император всегда находил время, чтобы помимо государственных дел заняться любимыми забавами. Правда, со временем его интересы изменились, и вместо научных бесед василевса все более стали увлекать охота – царь был страстным охотником, игра в мяч, состязания на ипподроме и пиры⁴²².

Но этот юноша вовсе не был прожигателем жизни, как иногда пытаются показать. Уже первые шаги нового царя показали, что на трон взошел человек, наполненный чувством ответственности за судьбу Римской державы и прекрасно разбирающийся в своих обязанностях. «Он любил родину, как мать», – скажет впоследствии о нем анонимный летописец, и это истинная правда. Иными словами, Роман II был настоящим самодержцем. Первым делом император воздал почести некоторым престарелым товарищам и помощникам покойного отца, которым Византия была обязана последними победами. Но вслед за этим... удалил их от дел, набрав себе новый штат сановников.

Согласно последней воле Константина Порфирородного, главой синклита царь поставил друнгария флота, препозита Иосифа Вринге, способного (хотя и надменного) администратора, сосредоточившего в своих руках многие вопросы государственного управления. Протоспафария Иоанна Хирина он возвел в достоинство патрикия и назначил великим этериархом. Другой любимец императора, протоспафарий Сисиний, ученый муж и опытный государственник, стал логофетом геникона (начальником податного ведомства). Эпархом Константинополя приказом царя был определен другой ученейший человек своего времени, его близкий друг, Феодор Дафнопат. Опытные юристы и благочестивые люди, они поддержали тот режим законности, который царил при императоре Константине VII, становясь, по словам летописца, «судьями для обидчиков».

Деятельность и опытность новых сановников замечательно иллюстрирует эпизод, случившийся в октябре 960 г. В силу неурожая Константинополь внезапно оказался на грани голода – ячменя и хлеба катастрофически не хватало. Тогда Иосиф Вринге отправил своих чиновников на Восток и Запад, чтобы те прекратили скупку хлеба частными торговцами в провинциях с целью перепродажи по спекулятивным ценам в столице. И вскоре цена на хлеб восстановилась, а население города не испытывало уже нужды в нем⁴²³.

Желая расположить к себе политическую элиту Римской империи, царь предпринимал многочисленные шаги для ее укрепления и преодоления вечных, как мир, раздоров. Неоднократно его можно было видеть на трапезе с представителями знатных родов, которых он награждал почетными титулами и одаривал подарками. Занятый заботами об армии, император полностью доверил свои войска двум замечательным полководцам современности – св. Никифору и Льву Фокам, одновременно с этим украсив их титулами магистра и доместика Запада соответственно⁴²⁴.

Оставаясь верным политике своего царственного дома, Роман II издал две новеллы, посвященные вопросам обеспечения прав свободного крестьянства и стратиотов. В первой новелле развиваются идеи, законодательно закрепленные его царственным отцом, о недействительности сделок по приобретению крестьянских наделов «властителями» в период с 928 по 945 г. Император подробно разобрал несколько типичных случаев таких приобретений и установил новые льготы для крестьян, вызвавшие глухой ропот среди провинциальной аристократии.

А в 962 г. вышла в свет новелла «О воинских участках». «В ней не только нет речи о какой-либо формальной отмене прежнего законодательства, но и совсем не заметно признаков, чтобы молодой царь стремился приобрести славу великодушия и удовольствие видеть вокруг себя веселые лица уступками окружающей его среде на счет более отдаленной, хотя и многочисленной массы «убогих» и стратиотов». Иными словами, император подтвердил жесткие правила по обеспечению прав стратиотов на их участки.

«Относительно лиц, владеющих какими-нибудь частями воинских поместий, – говорится в законе, – мы определяем, что если они приобрели их добросовестным образом, то у них следует только отбирать само поместье для возврата жалующимся стратиотам, но не следует налагать на них какого-либо штрафа. Достаточно того, что они обязаны безденежно возвратить поместье. Если же кто владеет воинскими участками вследствие насильственного захвата, то похитителю назначается пеня сообразно с ценностью захваченного имения»⁴²⁵.

В планы Романа II входило постепенное освобождение старых римских территорий от арабов, и поэтому он, предуготовляя будущие походы, мудро поспешил сохранить мир с теми народами, которые непосредственно не угрожали безопасности Византии. После этого василевс занялся приготовлениями к битвам с сарацинами.

Сам государь не был сведущ в военном деле, а поэтому решил передовериться профессионалам. Он пригласил к себе полководца св. Никифора Фоку и спросил: «Почему римские (ромейские) дела пришли в упадок?» Тот с присущей военным людям прямотой ответил: «Отец мой, которого ты назначил стратигом Востока, корыстолюбив. Если желаешь перемен, то не надейся, что утраченное восстановится тотчас же. Я готов создать тебе надежную основу для будущих походов и только после этого начну воевать с варварами». Император дал свое согласие, предоставив св. Никифору всю полноту военной власти, и полководец тотчас принялся за дело. Он набрал новые полки из иностранных наемников, но, главное, созвал стратиотов из фем, сформировав из них настоящую профессиональную армию. Новобранцев он день и ночь обучал стрельбе из лука и метанию копья, военному строю, верховой езде, осаде городов и т.п. И уже через короткое время римская армия стала высокопрофессиональной⁴²⁶. Затем наступила пора действовать.

Понимая опасность оставления у арабов Крита, желая взять реванш за поражение отца, царь приказал полководцу св. Никифору Фоке подготовить новую экспедицию для отвоевания острова, захваченного 158 лет тому назад. Фока и Иосиф Вринге деятельно поддержали царя, собрав значительное количество судов, вооруженных «греческим огнем», и солдат. В разгар подготовки многие члены синклита резко воспротивились этому походу, напомнив императору, что его предшественники многократно пытались овладеть Критом и каждый раз безуспешно. Им не менее резко и рассудительно возражал Иосиф Вринге.

«Все мы знаем, государь, – сказал он царю при обсуждении спорного вопроса в синклите, – какие беды нам, римлянам, причинили враги Христовы. Вспомним убийства, насилия над девами, разрушение церквей, опустошения прибрежных фем. Сразимся за христиан и единоплеменников, не побоимся ни долгого пути, ни морской пучины, ни изменчивости победы, ни немощи молвы. Наш долг повиноваться твоему боговдохновенному приказу, ибо Бог внушил тебе эту мысль. Сердце царя в руке Господа (Притч. 21:1). Залог этому: твоя боговдохновенная царственность отправляет в поход верного и честного раба – доместика схол Никифора»⁴²⁷.

После таких слов царь уже никого не слушал более, а уплатил войску деньги, выдал оружие и распорядился армии 5 июля 960 г. выступать в поход. Действительно, на этот раз экспедиция была организована превосходно. В распоряжении св. Никифора насчитывалось 2 тыс. судов, оснащенных «греческим огнем», 1 тыс. дромонов для перевозки армии и 307 кораблей с боеприпасами и продовольствием. По пути, согласно заранее подготовленному плану кампании, к основному флоту присоединились суда с греческих островов Митилена, Хиоса, Самоса, Фигелы. Однако, как вскоре выяснилось, никто из греческих моряков не знал дороги на Крит, поскольку путь византийцам туда был давно заказан. Все же кое-как маршрут был проложен, и византийцы не без оснований рассчитывали на успех в предстоящей кампании. Вновь удачно действовала византийская дипломатия, сумевшая установить, что единоверцы критских арабов в Сирии находились в состоянии жесточайшего раздора и едва ли могли прийти на помощь своим братьям по вере⁴²⁸.

В отличие от неудачника Константина Гонгилы Фока действовал очень осмотрительно. Прибыв в город Фригелы, он выслал вперед быстроходные галеры, которые пристали к острову, а находившиеся на них разведчики захватили «языков» и доставили в ставку римского полководца. Выяснив, что эмира Крита Курупа с войском нет в крепости – он отдыхал в своем поместье, – Фока, не мешкая, причалил флот к берегу и высадился на остров. Разбив лагерь, он окружил его рвом по всем правилам военного искусства и запер критян в городе Хандак, столице эмира. Город был настолько хорошо укреплен, что о моментальном захвате его не могло быть и речи. Поэтому полководец приступил к правильной осаде, а для контроля над местностью отправил конные отряды фракийцев, славян и македонцев. Сам он с основными силами обосновался за городом Сакой. Безопасность римлян была обеспечена в такой степени, что солдаты совершенно не боялись перемещаться по острову, чувствуя себя, как дома⁴²⁹.

Правда, не обошлось без легкомысленной беспечности, стоившей жизни некоторым византийцам. Желая полностью обеспечить безопасность армии, св. Никифор Фока поручил опытному стратигу Никифору Пастиле с отрядом отборных римских воинов обследовать весь остров. Вскоре солдатам показалось, что никакая опасность им вообще не угрожает, и они, нарушив строй и забыв все воинские наставления, предались пьянству. И тут на них напали арабы, тайно следившие за передвижением римлян. Византийцы спохватились и даже пытались дать отпор врагам, но было слишком поздно. Сам Никифор Пастила сражался как герой, был несколько раз ранен, и, пораженный в грудь стрелами и копьем, упал под копыта коня и испустил дух. Остальные воины этого отряда были почти все перебиты, «как жертвенные животные», и только несколько человек смогли добраться до основного лагеря⁴³⁰.

Тем временем эмир Курупа узнал наконец-то о свалившемся на его голову несчастье. Не решаясь в одиночку противостоять св. Никифору, он срочно направил посланников в Испанию и Африку, надеясь получить поддержку у своих единоверцев. Но те предварительно провели разведку и, выяснив, какова численность римского войска, решили, что бороться с Фокой бесполезно. Поэтому вскоре критянин получил «благопристойные» отказы.

Собрав в одном месте все свои силы (всего около 40 тыс. ), Курупа решил дать бой и прогнать римлян. Но битва была неудачна для него: греки разбили арабское войско и долго преследовали отступавших сарацин. Желая нагнать страх на осажденных, Фока приказал своим солдатам отрезать головы мусульман и выставить их на копья перед крепостной стеной. Конечно, это было ужасное зрелище, деморализовавшее сарацин. Но когда римский полководец дал команду начать штурм, арабы быстро пришли в себя и храбро отбили все атаки греческих отрядов. Чтобы не губить понапрасну своих солдат, Фока дал приказ отступать и занялся изготовлением осадных орудий⁴³¹.

Византийцы блокировали город с суши и с моря, а осажденные критяне пытались в частых вылазках нанести урон грекам. Но, как правило, св. Никифор Фока своевременно предугадывал их действия и неизменно наносил арабам одно поражение за другим. Месяц сменялся месяцем, наступила холодная зима, а осада продолжалась. Дожди и стужа не способствовали, конечно, поддержанию высокого боевого духа в римской армии. Но в это время и сказался авторитет выдающегося полководца и «отца солдат» св. Никифора Фоки. Собрав солдат, командующий обратился к ним с речью.

«Мои братья и соратники! Вспомним о страхе Божьем, сразимся, чтобы отомстить за оскорбление Бога, доблестно встанем на Крите против воителей нечестия, вооружимся верой – убийцей страхов. Не забывайте, что мы находимся на сирийском острове, бегство отсюда чревато великой опасностью. Отомстим за поруганных дев, видя израненными драгоценные тела, восскорбим сердцем. Труды и опасности не остаются без воздаяния. Выстоим в борьбе с врагами Христа, и Бог Христос поможет нам, погубит врагов наших и разорит крепость хулителей Христа!» И, конечно, такая речь не могла не иметь добрых последствий – армия воодушевилась и была готова продолжать войну⁴³². Вскоре подошла и помощь – узнав о тяжелом положении своей армии, император приказал направить суда с продовольствием и одеждой.

Наконец, в марте 961 г. войско приготовилось к решающему штурму. Горели трубы, блестели щиты и копья – фемные отряды выстроились для атаки. Хотя критяне сопротивлялись мужественно, устоять против византийцев они не смогли; город пал⁴³³. Это была выдающаяся победа римского оружия, свидетельство величайшей самоотдачи христианского воинства и не менее высокой боеготовности византийской армии. Правда, как свидетельствуют хроники, победа была омрачена беспощадным истреблением мусульманского населения острова: греческие солдаты насиловали женщин, убивали мужчин и младенцев, говорят, даже сдирали с живых арабов кожу⁴³⁴. Неудивительно, что в ответ на Востоке пронеслась волна христианских погромов. Впрочем, в те времена обе стороны действовали, что называется, «под копирку».

Но, безусловно, это был самый блистательный успех полководца св. Никифора Фоки, с тех пор благоговейно почитаемого на Крите по наши дни. После критской операции св. Никифор стал самым популярным человеком Римской империи, символом победы, героем нации. И справедливо – ведь со взятием Крита пал передовой форпост ислама, удерживавший византийцев от нападений на земли Арабского халифата и державший христианский мир в морском плену.

По обычаям того времени город был отдан на разграбление солдатам, а полководца василевс почтил триумфом. В назначенное время сам император Роман II вместе с царицей Феофано, патриархом и сановниками встречал св. Никифора Фоку на ипподроме; голову победителя украшал золотой венец. Мимо царской четы прошло войско и провели пленников, одетых в роскошные одежды. Среди них находился сам эмир Курупа и его сын Анема, знатные горожане-арабы. Вынесли захваченные сокровища – предметы из золота, драгоценные кубки, одежду, монеты. Замечательна судьба пленных арабских государей: Куруп остался жить в Константинополе, и ему разрешили остаться при своей вере и совершать мусульманские обряды. А его сын Анема принял христианство и начал службу в императорской гвардии⁴³⁵.

Можно только поразиться тому, сколько сил хранила в себе Византия. Казалось, экспедиция на Крит заняла все свободные воинские отряды и финансовые средства Римского государства. Но уже в марте 961 г. Лев Фока был послан св. Никифором Фокой на Восток, чтобы противодействовать арабам. Перед началом кампании, по обыкновению того времени, Лев Фока обратился к солдатам с речью. Он мудро советовал войскам не опасаться многочисленности вражеского войска, но вместе с тем рекомендовал не рисковать понапрасну. В качестве настоятельного приказа полководец указал, что войска должны стремиться действовать из-за горных склонов и засад. «Соратники! – прокричал перед строем полководец, заканчивая свою речь. – Зная вашу отвагу, воинскую доблесть и опытность, общий наш господин и государь послал нас под моим верховным командованием в изнуренную набегами и грабежами, поверженную на колени Азию. Вот почему я склоняю вас не к тому, чтобы вы храбро сражались, – я полагаю, что незачем поощрять речи к мужеству тех, кто с юных лет отличался доблестью и отвагой, – но хочу, чтобы вы побеждали врага благоразумием и рассудительностью»⁴³⁶.

Соединившись с войсками стратига Каппадокии патрикия Константина Малеина, Лев настиг сарацин у местечка Адрас и дал им генеральное сражение. Арабы были наголову разбиты, и их предводитель Сейф-ад-Даул едва спасся, сев на коня своего слуги, ренегата Иоанна, поплатившегося за этот подвиг жизнью. Но византийцы продолжили погоню за убегавшими сарацинами, и опять едва не пленили Сейф-ад-Даула. Чтобы задержать погоню, эмир начал бросать горстями из карманов золотые монеты, алмазы, рубины, и тогда преследователи отстали⁴³⁷. Как рассказывают, арабов было побито столько, что еще много лет спустя можно было видеть их кости на месте сражения. В награду царь даровал Льву Фоке триумф в столице. В это же время на далеком Западе Марианн Аргир, стратиг фемы Македония, наголову разгромил венгров, попытавшихся совершить набег на римские земли⁴³⁸.

Впрочем, как нередко бывало и раньше, вскоре царю стали настойчиво нашептывать, будто св. Никифор Фока втайне претендует на императорство. Поскольку незадолго перед этим был раскрыт заговор магистра Василия Петина, Роман II охотно поверил в дурные помыслы любимого всеми воина. От греха подальше царь направил заслуженного полководца на другой театр боевых действий. Хотя войско Сейф-ад-Даула было разбито, он по-прежнему оставался очень опасным противником. Поэтому перед св. Никифором была поставлена главная задача – обезопасить Киликийские ворота. Это было очень сложное по исполнению поручение – дело в том, что война в горах требовала совершенно особой стратегии и тактики со стороны византийцев. Арабам, привыкшим внезапно нападать на римские селения, нужно было противопоставить систему пограничной службы и заградительных отрядов. Но Фоке удалось решить и эту задачу; более того, этот период войны станет еще одной блестящей страницей в его полководческой биографии.

Святой Никифор ввел специальную систему наблюдения и оповещения, соорудив пограничные башни, рядом с которыми при появлении арабов зажигали костры. Эта защитная линия оказалась очень эффективной, и новые набеги арабов приносили им только поражения. Затем византийский командующий сам перешел в наступление и овладел несколькими важными арабскими горными крепостями, чем почти совершенно парализовал действия Сейф-ад-Даула. По мере успехов св. Никифор решился на более амбициозную задачу – вернуть под власть Римской империи старые провинции: Киликию, Сирию, Месопотамию. При всем умении Сейф-ад-Даула, его решительности, богатстве и таланте, арабскому эмиру было очень нелегко тягаться с византийской военной мощью. Эмир терпел от греков поражение за поражением, но еще большие испытания ждали его впереди. В подчиненном ему Египте эмир решил организовать флот и отомстить римлянам за последние поражения. Но, очевидно, Богу не угодно было видеть гибель христиан. Когда в городе Фустат спустили на море судно, оно внезапно перевернулось и потопило почти 500 человек, находившихся на его борту. После этого затея с отправкой флота сама собой забылась⁴³⁹.

В начале 962 г. Фока с большим войском вторгся в мусульманские владения Сирии, и Сейф-ад-Даул не осмелился дать ему открытое сражение. Пока сарацины пребывали в нерешительности, византийцы захватили 55 или даже 60 вражеских городов. Склонили свои знамена перед византийскими войсками такие крупные и стратегически важные города, как Телух, Рабан, Мараш. Затем греки вплотную подошли к городу Анарбазу – последней преграде к столице эмирата Алеппо (бывший римский город Веррия). Хотя Анарбаз считался неприступной крепостью, очень скоро св. Никифор из метательных орудий разрушил его стены. Византийский полководец предложил гарнизону и жителям почетную капитуляцию, и те согласились. Город был разрушен до основания, а за ним и близлежащие населенные места. В октябре – декабре 962 г. византийцы захватили почти всю Северную Сирию и, пройдя через Сирийские ворота, вышли на открытые пространства, обеспечив себе стратегический простор. Сейф-ад-Дауд вновь не решился выступить со своим войском им навстречу и почел за благо спрятаться за крепкими стенами Алеппо. Для отражения наступления соратника Фоки полководца Иоанна Цимисхия он выслал один довольно многочисленный отряд, но военное счастье и на этот раз изменило ему – Цимисхий блестяще разбил сарацин в сражении.

20 декабря 962 г. началась осада самого Алеппо, и уже через 3 дня греки ворвались в город, сумев преодолеть крепостные стены. Резня была ужасная – по неписаным военным традициям того времени, когда война шла на тотальное уничтожение неприятеля, греки убивали всех подряд. Щадили только красивых женщин и детей, причем пленных мальчиков заранее отбирали для обучения в императорской гвардии. Сам Сейф-ад-Даул сумел заранее скрыться из города, но теперь всем было очевидно, что дни его правления сочтены. К несчастью самого грозного врага Византии, в 962 г. комендант Тарса поднял знамя борьбы против своего господина, в 963 г., пользуясь болезнью Сейф-ад-Даула, его примеру последовали другие полководцы эмира, а в 965 г. от Алеппо отложилась Антиохия, объявив о своей независимости⁴⁴⁰.

Не только воинские успехи демонстрировал Роман II. При нем неожиданно для соседей расцвели искусства и науки. Константинопольский университет открыл новый факультет, увеличилось число студентов. Крестьянство, чьи интересы были оберегаемы самой царской властью, стимулировало резкое развитие экономики. Купцы, перевозившие товары из Индии и Китая, хлынули на столичные рынки – морская торговля, которой более не угрожали арабы, давала невиданные доходы казне. Империя процветала в мире и богатстве⁴⁴¹.

Естественным продолжением событий после этого являлось развитие дальнейшее успеха, но тут из Константинополя прибыл посланник с тяжким известием – умер император Роман II⁴⁴².

Одно роковое обстоятельство полностью перечеркнуло надежды на спокойное и победоносное царствование Романа II. Вместе с ним на престол Византийской империи взошла и его жена, 18-летняя Феофано, разделившая титул августы, царицы, со свекровью Еленой, которая получила его еще в годы правления покойного мужа. Первоначально Роман II был женат на Итальянской принцессе Берте, незаконнорожденной дочери Гуго. Но вскоре супруга скончалась, оставив императору годовалого сына.

После этого молодому царевичу была сосватана девица Анастасия, взявшая после замужества и венчания на царство имя Феофано. Эта женщина не менее знаменита в истории Византии, чем св. Феодора, но, увы, по более печальным событиям. Феофано поражала всех своей красотой, белизной кожи, умом и грацией. Как рассказывают, ее красота казалась неземной, божественной, каким-то неведомым чудом природы. Происхождение ее до сих пор вызывает споры, но в целом все сходятся во мнении, что она приходилась дочерью некоему трактирщику Кротиру родом из Лакедемонии, державшему свое заведение в одном из самых бедных районов Константинополя. Каким образом она познакомилась с Романом II и была привлечена на смотрины потенциальных невест, куда обычно приглашались девушки из самых знатных семей Римской империи, – загадка истории. Но, исходя из всех обстоятельств, можно предположить вполне правдоподобную версию, что будущий василевс повстречал Феофано задолго до сватовства, и между ними случилась любовная связь. Кроткий и добрый Константин VII Порфирородный не посмел идти против чувств своего горячо любимого сына, а будущая невестка сумела обаять своей красотой и императора, и царицу Елену⁴⁴³.

В 958 г. она родила сына, будущего императора Василия II, а в 960 г. юная царица подарила мужу второго наследника, Константина VIII, которого после крещения патриарх св. Полиевкт венчал на царство, как и Василия II. Затем царица родила двух дочерей – Феофано и Анну, которые также вскоре станут деятельными персонажами в истории Византии. Феофано выйдет замуж за императора Западной империи Оттона II, а Анна станет супругой нашего великого предка святого и равноапостольного князя Владимира⁴⁴⁴. Августа Елена не могла нарадоваться на нее, хотя и не подозревала, что эта девушка – выбор ее покойного мужа и влюбчивого сына, – станет причиной последующей трагедии.

Находясь в царском дворце и став матерью цесаревичей, Феофано не приобрела высоких понятий. Авторитет царей Македонской династии был столь высок в народе, что никто не посмел воспротивиться этому неравному браку, хотя новую царицу в народе откровенно не любили. Вскоре нелюбовь переросла в открытую ненависть, и царице приписывали многие злодеяния. В частности, поговаривали, будто она виновна в смерти императора Константина VII Порфирородного, которого якобы отравила, что едва ли на самом деле имело место в действительности. Но бесспорно, что эта красивейшая женщина Византии, честолюбивая и безжалостная, беспринципная и циничная, готова была пойти на любое преступление, чтобы только получить доступ к единоличной власти.

Ее влияние на мужа было абсолютным, но Феофано принципиально не желала делить свою власть с кем бы то ни было и моментально устраняла любую преграду, пусть даже и мнимую, со своего пути. Едва став царицей, она, пользуясь своим господством над мужем, заставила того постричь всех царственных сестер в монахини. Напрасно Зоя, Агафья, Феодора, Анна и Феофания рыдали у ног своего брата и заламывали руки; бесполезно мать царя Елена умоляла сына пощадить девушек – Феофано была непреклонна, а василевс во всем подчинялся ей. Помимо них, принудительное пострижение в монашеский чин приняла и августа Софья, жена покойного императора Христофора, сына царя Романа I Лакапина. Несмотря на все уговоры, царевны были помещены в монастырь Каниклий, а затем по приказу царя (Феофано?) были разделены и отправлены по разным обителям. Правда, император все же распорядился обеспечивать их по царскому чину, выдавая им те же средства, какие ранее они получали в мирской жизни, как царевны⁴⁴⁵.

От огорчения императрица Елена заболела и скончалась 19 сентября 961 г. Император был настолько расстроен смертью матери, что приказал изготовить ей гроб, отделанный жемчугами, золотом и драгоценными камнями, и похоронил в гробнице рядом с прахом императора Константина VII Порфирородного⁴⁴⁶.

Дела шли более чем успешно, но не для Феофано. По-видимому, царицу смущали некоторые обстоятельства, которые она приняла слишком близко к сердцу. Ветреность несколько избалованного женским вниманием мужа была известна ей не понаслышке, и императрица всерьез опасалась, что по легкомыслию василевс может найти себе другую пассию. В этом предположении не было ничего невозможного, поскольку при царе образовалась группа вельможных бездельников, все более и более вовлекавших василевса в не всегда допустимые развлечения. Например, во время постов, когда следовало думать о спасении души, император с шумной компанией нередко выезжал на охоту. В другом месте древний историк говорит о том, что фавориты василевса, «рабы брюха и того, что под брюхом», приучили его к «необузданным наслаждениям» и «возбудили в нем склонность к противоестественным страстям». Другой автор также отмечал любовь царя к представительницам противоположного пола, особенно к флейтисткам. Согласимся, это – несколько туманные, но достаточно определенные указания на то, что царица не занимала уже к тому времени всего сердца своего мужа⁴⁴⁷.

Буквально за два дня до смерти мужа она родила дочь Анну, о которой шла речь выше, и в связи с этим радостным событием можно предположить, почему в голове Феофано родился страшный план, если, конечно, все, что говорилось о ней, – правда. На время ее красота несколько поблекла – обычное явление для рожениц. А несколько возбужденное состояние души, когда женщина преувеличенно обращает внимание на любые мелочи, делая из рядовых событий далеко идущие выводы, могло подтолкнуть Феофано к предположению, что она уже не является незаменимой для своего царственного мужа. Что если не фавориты, с которыми она могла еще посчитаться и отодвинуть на второй план, то другая женщина вполне может занять сердце Романа II, хотя бы такая связь и не была впоследствии узаконена официальным браком. Впрочем, по большому счету, смерть императрицы, равно как и царя, всегда являлась вполне разрешимой проблемой, и техника незаметного устранения от власти уже тогда была развита чрезвычайно.

Нужно было знать Феофано, чтобы понять, – она не станет мириться с таким положением, поскольку ее давней страстью и мечтой была только одна власть. Являться титулованной, но номинальной царицей, ей явно претило. Видимо, произошли еще какие-то события, к сожалению, нам уже неведомые, ускорившие трагическую развязку. Официально все выглядело таким образом. Весной 863 г. император Роман II отправился на охоту в горы, но вернулся оттуда, едва дыша. Посчитали, будто от неумеренной езды верхом у него начались смертельные спазмы, что весьма и весьма сомнительно – для физически хорошо подготовленного молодого человека, регулярно занимавшегося спортом, такая причина открывшегося недуга выглядит смехотворной. Большинство константинопольцев было убеждено, что царя подпоили перед охотой ядом, принесенным с женской половины дворца, т.е. из покоев Феофано, и разбавленным в питье. Косвенным подтверждением того факта, что смерть Романа II находится на совести императрицы Феофано, – аналогичная судьба двух последующих Римских царей, кратко связавших свою судьбу с коварной гречанкой. Впрочем, рассказ об этом еще впереди.

Так или иначе, но 15 марта 963 г. император Роман II скончался, не оставив никаких распоряжений относительно своего наследника. Наступила пора очередных междувластий и дворцовых интриг.