LIV. Император Михаил VI Стратиотик (1056–1057)

Так получилось, что после всех дворцовых интриг и приключений последним представителем блестящей Македонской династии стал человек, не имеющей к ней по крови никакого отношения. Краткое царствование императора Михаила VI, заурядного в самом привычном смысле этого слова человека, не лучше и не хуже других Римских царей, представляет интерес в совершенно конкретном аспекте. Так сложилось, что именно на период его правления приходится самая яркая и наиболее опасная для Римской империи по последствиям вспышка «византийского папизма». Традиционное для последних столетий противостояние патриарха и василевса, ранее с успехом погашаемое силой и авторитетом императорской власти, сменилось таким положением дел, что политический статус царя и сам выбор конкретного императора стали целиком и полностью зависеть от Константинопольского архиерея. И до Михаила Керуллария, и после него столичный престол занимали сильные личности, ни на минуту не сомневающиеся в истинности «Константинова дара» и доставившие царям немало забот. Но, объективно говоря, на 1057 г. приходится высший успех «византийского папы» – никто так не был близок к достижению заветного идеала полного подчинения себе всей власти в Римской империи, как Михаил Керулларий, и ни перед кем из патриархов так не трепетали цари. Впрочем, не будем опережать события и вернемся к изложению царствования нового монарха.

Что можно сказать о Михаиле VI? Как говорят, это был выходец из знатного аристократического рода, воздержанный, спокойный, благочестивый. Он с малолетства служил в армии, воевал, а потом занимал довольно высокую должность при царском дворе, имея титул патрикия. При внешнем благодушии василевс имел твердый и решительный характер, позволяющий ему противостоять сильным врагам. Выбирая его своим преемником, царица Феодора, естественно, учитывала эти качества. Однако при всех достоинствах Михаилу VI был присущ природный недостаток, от которого, увы, не смог еще уйти ни один человек. Он был очень стар, а потому едва ли мог в полном объеме принять на себя груз ответственности за судьбу Римской империи. Точный возраст Стратиотика по-прежнему составляет предмет дискуссий, но, как говорят, на его голове не было ни одного волоса, что позволяет сделать соответствующие выводы⁸⁸¹.

В этом отношении партия придворного евнуха Льва Параспондила не ошиблась – немощный старик не столько руководил, сколько нуждался в добрых советах и молодой энергии. Памятуя старые договоренности и проявив завидное благоразумие, император ничего не стал менять в государстве – Параспондил остался первым министром Византии, сохранив свою власть и влияние.

Хотя Михаила VI возвела на царский престол непосредственно императрица Феодора, а ее воля (тем более посмертная) для византийцев являлась священной, нашлись другие претенденты на царский венец. Едва царица Феодора закрыла глаза и отдала душу Богу, как племянник императора Константина IX Феодосий Мономах тут же заявил свои права, как родственник василевса, на высшую власть. У него, однако, ничего не получилось: Константинопольский патриарх Михаил Керулларий открыто отказался поддерживать мятежника, а придворные евнуха сумели обезвредить Феодосия Мономаха, направив против него гвардейский отряд варягов. В результате Феодосий был арестован у храма Святой Софии и отправлен в ссылку в Пергам. Его апостасия настолько рассмешила константинопольцев, что они даже сложили о Феодосии Мономахе анекдотические стихи.

Как небезосновательно полагают, отказ патриарха поддержать Феодосия вызывался вовсе не лояльностью к императору Михаилу VI Стратиотику. Сохранились сведения о том, что сразу после воцарения Михаила VI некоторые придворные пытались убедить его пойти на союз с очень могущественным Керулларием, но царь категорично отказался. Он прекрасно понимал, что означает мир со столичным архиереем в понимании Керуллария – полное подчинение императорской власти патриарху. В данном случае неважно, являлся василевс слепым орудием Льва Параспондила, сохранившего к патриарху лютую ненависть, или Стратиотик действовал по собственному разумению. Хотя первое предположение не коррелирует с характеристикой царя и его поведением в последующих событиях. Главное то, что Керулларий, так долго и упорно добивавшийся объединения в своих руках всей власти в Римском государстве, не собирался прощать отказа императора. Патриарх и ранее был невысокого мнения о царствовавших на его веку императорах, невольно сравнивая их с собой и не находя должных достоинств. Но всякий раз, когда Керулларий поднимался против них, ему сопутствовали поражения, и каждый из василевсов имел свои преимущества перед архиереем, а потому приходилось ждать. Однако теперь ему противостоял не молодой Михаил IV Пафлагон и не могущественный Мономах, а старик, случайный «проходимец», иллюзорная, как казалось Керулларию, фигура на политическом Олимпе. И он посмел отказаться от союза с «вселенским патриархом»?! Патриарх, конечно, ничего не забыл, продолжая возглавлять сильную, оппозиционную правительству партию.

Он мог бы поддержать и, как мы увидим чуть далее, поддержал следующую апостасию, но не эту. Можно назвать две главных причины, по которым Керулларий не проявил сочувствия к замыслам Феодосия Мономаха. Во-первых, ему, безусловно, не хотелось помогать племяннику человека, с которым когда-то начал открытую войну, имевшую, не случись смерти Константина IX, все шансы на успех. Во-вторых, как человек очень опытный, Керулларий был превосходно осведомлен о той любви, какую византийцы испытывали к престарелой царице Феодоре. Он готов был «свалить» Стратиотика, но чужими руками. Следовательно, оставалось надеяться на счастливый случай, который, как был уверен Керулларий, вскоре представится⁸⁸². И он не ошибся.

В 1057 г. политическая элита Византии, как всегда, была далеко не монолитной, но на этот раз она жестко разделилась на два противоборствующих лагеря – военных и гражданских чиновников. Уже давно, буквально сразу после смерти императора Василия II Болгаробойцы, военачальники Римской империи пребывали на вторых ролях в государстве – их места заменили евнухи и гражданские лица. Конечно, такое умаление военного сословия не нравилось римской армии, и мятеж Льва Торника был первым сигналом для царской власти – к сожалению, не замеченным.

Новый конфликт возник очень быстро. Весной, когда по сложившейся традиции все византийские чиновники получали ругу – ежегодное содержание, а именно 27 марта 1057 г., несколько полководцев удостоились аудиенции у Михаила VI. Среди них были такие блестящие победители, как магистр Исаак Комнин, магистр Катакалон Кекавмен, вестарх Михаил Вурца, Константин и Иоанн Дуки. Они только что вернулись с полей сражений и искренне надеялись как минимум на повышение и производство в новые чины, а максимум на то, что царь, сам вышедший из стратигов, решится начать замену лиц в высшем управлении. В их требованиях не было ничего неестественного: с первых дней своего царствования Михаил VI отличился тем, что раздавал титулы и должности всем без разбора, надеясь таким способом заслужить симпатии населения. Дошло до того, что многие безвестные чиновники получали повышение на две и даже три ступени – nonsense для византийской системы государственной службы⁸⁸³. И разве боевые командиры были менее достойны повышения, чем евнухи и придворные льстецы?!

Однако они ошибались – Стратиотик ничем их не поощрил и очень негативно отнесся к просьбам о повышении. Более того, император откровенно дал понять своим командирам, что недоволен их успехами на восточной границе. Стратиги были потрясены и попытались искать правды у всесильного Льва Параспондила, прознав, будто тот в состоянии влиять на решения василевса. Но евнух принял полководцев еще более сурово, чем император.

Задержавшись на несколько дней в Константинополе, полководцы тайно собрались вместе и решили сместить царя, тем более что, с их точки зрения, права Стратиотика на царство были весьма и весьма сомнительны. И дело не в том, что они оспаривали волю покойной императрицы, полководцы лишь руководствовались «общим благом» – безусловной для византийцев политической категорией. Боевые командиры полагали, что столь бессильный и неспособный управлять делами Римской империи человек не должен носить титул царя.

К указанным выше лицам примкнули другие полководцы – Никифор Вриенний, проедр Роман Склир, сыновья Василия Аргира и Никифор Вотаниат. Дав друг другу клятву молчать, они затронули другой, не менее щекотливый вопрос – кому должна достаться императорская власть после свержения Стратиотика. Первоначально предложили ее Катакалону Кекавмену, армянину по происхождению, великому полководцу, но тот отказался. Действительно, он был хорошим, замечательным военачальником, но не чувствовал в себе талантов государственного деятеля. Тогда взоры всех обратились в сторону 50-летнего Исаака Комнина, женатого на Екатерине, дочери Болгарского царя Иоанна Владислава, и эту идею все дружно поддержали.

Примечательно, что, как и предыдущие заговорщики, полководцы избрали местом своей тайной сходки храм Святой Софии, однако реакция патриарха в данном случае была совсем иной, чем при апостасии Феодосия Мономаха. Совершенно невероятно, что Керулларий ничего не узнал о встрече стратигов и их замыслах – хотя бы от служащих храма, круглосуточно пребывавших в нем. Тем не менее Михаил Керулларий сделал вид, что ему ни о чем не известно, и Михаил VI так и не узнал, какая опасность нависла над ним⁸⁸⁴.

Разъехавшись по своим армиям, полководцы тайно начали готовиться к походу на Константинополь, но один случай вынудил их поторопиться. Осторожный Михаил VI приставил к Никифору Вриеннию казначеем «своего» человека патрикия Иоанна Опсара. Вскоре между сослуживцами возникла ссора, и Никифор поссорился с патрикием – возможно, оскорбил действием. Ничего не подозревавший о готовящемся перевороте соседний военачальник патрикий Ликанф решил, что Вриенний сам по себе готовит нечто преступное против царя, а потому приказал арестовать его, ослепить и отправить в Константинополь для производства дознания. Получив об этом известие, остальные заговорщики очень испугались, как бы Никифор под следствием не выдал их, а потому поспешили в Пафлагонию, где находилось войско Исаака Комнина, и 8 июня 1057 г. провозгласили его императором⁸⁸⁵.

Как и следовало ожидать, горячий призыв лучших полководцев Византии нашел дружный отклик в сердцах старых солдат – в лагерь Комнина со всех сторон стекались все новые и новые добровольцы. Кроме того, Катакалон поспешил в черноморские области и собрал у Никополя 5 боевых полков – два западных, один из наемных русских воинов и два полка из черноморских фем, которые привел к Исааку Комнину. Тот в свою очередь поместил свою жену и дочь в крепости Пемолиссе в Галисе и вскоре двинулся на Никею⁸⁸⁶. Он без большого труда занял город и, желая продемонстрировать свое миролюбие, дал свободный проход гарнизону, оставшемуся верным присяге императору Михаилу VI.

Вообще, надо сказать, Комнин действовал здраво и вел себя, как настоящий император. В первую очередь он перекрыл все дороги в столицу, и теперь никто не мог пробраться в Константинополь без его разрешения. Прекрасно понимая, что для войска нужны деньги, он приступил к взысканию государственных налогов на занятых его армией территориях. Созвав к себе представителей налоговых органов, Исаак потребовал от них тщательно вести списки, чтобы по восшествии на престол иметь точные расчеты налоговых поступлений. Каждому командиру и солдату своей армии он определил жалованье и произвел наиболее достойных офицеров в следующие чины. Наконец, проявляя похвальную предусмотрительность, Комнин окружил себя телохранителями из числа своей родни⁸⁸⁷.

Весть об апостасии первоначально буквально парализовала волю василевса, но затем, под влиянием евнуха Льва Параспондила, он взял себя в руки и созвал совет. Однако, как вскоре выяснится, не он руководил деятельностью совета, а иные лица, среди которых следует особо выделить Михаила Пселла. Большой друг патриарха, монах и философ, сочетавший свои занятия с политической деятельностью при дворе, Михаил Пселл был человеком удивительного ума, опыта и... цинизма, для которого нравственные категории если и существовали, то только в абстракции. Нам вскоре придется многократно встретиться с этим «человеком эпохи» и поразиться тому, как Пселл предавал всех по порядку, чтобы вновь заслужить доверие властей предержащих своими нередко очень толковыми советами и сохранить влияние при царской особе.

Пселл служил при 9 императорах, и в каждое царствие только возвышался в чинах, приобретая все большее влияние. Единственным принципом, которому он внешне оставался верным, было полное послушание василевсу, даже если речь шла о заведомо неправедном деле. Сегодня он хвалил военное сословие, а завтра утверждал, будто преобладающее значение должны получить гражданские чиновники. В один день уверял, что откупиться от печенегов – верх благоразумия, а в другой – что это малодушие, и добрый царь должен вести с ними войну. Но помимо императора Пселл старался завоевать доверие и близость у всех сильных мира всего – начиная с фавориток и заканчивая патриархом⁸⁸⁸.

На совете, к удивлению царя, Пселл настоятельно рекомендовал срочно примириться с Керулларием, поскольку, как объяснял философ, в такой ситуации архиерей мог поддержать мятежников, что многократно увеличивало бы их шансы на успех⁸⁸⁹. Однако Михаил VI вновь категорично отказался от такого предложения. Вместо этого срочно собрали войско, отдав его под командование евнуха Феодора, помощник которого, кстати сказать, приходился шурином Исааку Комнину – история Византийской империи изобилует такими примерами.

Близ Никеи 20 или 25 августа 1057 г. обе армии встретились для битвы. Хотя императорское войско казалось многочисленнее, но из него постоянно дезертировали солдаты восточных отрядов, переходившие на сторону мятежников. Сражение оказалось очень ожесточенным и кровопролитным. Первоначально успех сопутствовал армии Феодора: его отряды разбили фланг мятежной армии, которым командовал Роман Склир, и тот даже оказался в плену. Серьезная опасность грозила самому Исааку Комнину, но тут все изменил Катакалон Кекавмен, сумевший сплотить ряды и нанести решительный удар по царской армии. Началось ужасное побоище, и многие преданные Стратиотику солдаты нашли на поле брани свою смерть. Евнух Феодор даже не думал о том, чтобы возобновить сражение, начав тайные переговоры с Исааком. И на третий день после победы Комнин прибыл в Никомедию⁸⁹⁰.

Узнав о поражении, в столице срочно созвали новое заседание совета. Неожиданно Михаил VI вызвал к себе Пселла и поручил тому возглавить посольство к Исааку с предложением мира. Стратиотик соглашался усыновить и признать Комнина кесарем с тем условием, что после его смерти Исаак может с полным правом занять царский престол. Этот вариант буквально поверг «философа» в шок и вызвал в нем горячее чувство протеста. С одной стороны, Пселл ссылался на опасность и трудность поручения, заранее выговаривая себе милость в случае неудачи мирных переговоров. С другой стороны, искренне испугался и попытался увильнуть от исполнения царского приказа⁸⁹¹. Едва ли на самом деле его так пугала опасность встречи с Исааком, как он изображал императору. В действительности, хорошо зная восставших полководцев, Пселл мог быть уверен, что его не казнят, – Комнин был аристократ и благородный человек, свято чтящий неписаные правила приема посольства.

На самом деле этот шаг царя, направленный на сохранение мира в Византийской империи, предусматривавший безболезненную передачу власти молодому Исааку, вступал в противоречие с планами Михаила Керуллария и его партии. А план был грандиозным: подчинить политическую власть в Византийской империи Константинопольскому архиерею, «вселенскому патриарху» «Нового Рима». Кроме того, как человек злопамятный, патриарх не забыл, что Михаил VI пытался противоборствовать ему, а потому желал уничтожить царя в назидание другим. Личность Исаака Комнина была ему также неприятна – умонастроения блестящего аристократа и полководца, имевшего глубокое и традиционное для Византии понимание царской власти, не могли удовлетворить Керуллария. Он опасался вместо одного врага получить другого, только гораздо более сильного и решительного, на стороне которого окажутся политические традиции Римской империи, армия и молодость.

Что же желал противопоставить им патриарх? Не вполне ясно, насколько правдивы позднейшие заверения Пселла, но, как говорят, Керулларий вообще первоначально желал возложить на себя обе короны – и патриаршую, и царскую. В общем-то, такой замысел не противоречил доведенным до крайности идеям, заложенным в великой фальшивке, «Константиновом даре». Зная амбициозность и решительность Керуллария, вполне можно допустить, что патриарх готовился наглядно продемонстрировать папскую идею в «чистом виде», соединив в своих руках обе ветви единой Богом данной власти над Римской империей и Кафолической Церковью. Об этом напрямую скажет впоследствии в своей обвинительной речи Михаил Пселл. «Он сделался тираном по отношению к двум царям, чтобы утвердить державу и дворец за собой. Он одинаково ненавидел обоих императоров». Трудно предположить, что вся речь Пселла представляет собой фальшивые преувеличения, поскольку данный «панегирик» был предназначен для процесса, где председательствовать собирался сам Исаак Комнин, позднее в деталях узнавший обо всех происках и интригах Константинопольского патриарха.

Оставался еще один вариант, хотя и менее привлекательный для Керуллария, но гораздо более реалистичный. В любом случае он давал патриарху больше, чем он мог рассчитывать в царствование Стратиотика или Комнина. В близком окружении Исаака Комнина находился Константин Дука, женатый на Евдокии, племяннице Керуллария, – человек, абсолютно преданный ему душой и телом и послушный во всем. И у патриарха не было никаких сомнений, что, сделав Дуку царем, он получит верного помощника, который никогда не станет противодействовать архиерею⁸⁹².

Справедливости ради следует сказать, что Керулларий действовал в полном соответствии со своими убеждениями, и для него фигура конкретного царя значила сама по себе немного. Как человек цельный и упорный, принявший «Константинов дар» в качестве абсолютной истины, тем более что на этот «документ» охотно ссылался в ходе только что завершившейся переписки с Константинопольским патриархом Римский папа Лев IX, он вел свой корабль твердым курсом. Его мало волновало, что патриаршая хиротония состоялась по приказу императора, поскольку избрание Константинопольского архиерея, по его убеждению, свершалось непосредственно Христом. Поскольку же на нем, т.е. «вселенском патриархе», лежала забота обо всей Вселенной, включая царей, то, следовательно, он имеет «божественное право» исправлять их ошибки и направлять к истинным целям. Следовательно, прерогативой Константинопольского патриарха является поставление самих царей, а также их смещение, если они покушаются на права «главы священства»⁸⁹³.

Для достижения своей главной цели – поставить «правильного» императора, – достаточно было убедить Комнина отказаться от царской власти, отстранить от власти Михаила VI и «под шумок» объявить василевсом Константина Дуку. С учетом новых обстоятельств был предусмотрен вариант на тот случай, если вдруг Комнин проявит несговорчивость. Тогда его следовало скорее направить на Константинополь, убедив, будто Исаака с нетерпением ждут в столице, свалить его руками «старика», но тут же скомпрометировать Комнина в глазах населения, как смутьяна, узурпатора и нарушителя последней воли «матушки Феодоры».

И вдруг такой удар – Стратиотик решил добровольно передать власть Комнину, соединившись с ним родственными узами! Было от чего прийти в волнение. Но поручение царя – не шутка, и потому Пселл ознакомился с тайными инструкциями патриарха и возглавил посольство, получив от ничего не подозревавшего царя разрешение самостоятельно определить состав своей миссии. Как и следовало ожидать, туда вошли исключительно сторонники патриарха: проэдр Константин Лихуд и проэдр Феодор Алопос. Предупредив Комнина о своем визите, Пселл «со товарищи» отплыл к мятежникам⁸⁹⁴.

Конечно, как и следовало ожидать, никакая опасность им не угрожала – свита Комнина очень приветливо встретила Пселла и остальных послов. Все происходило весьма последовательно и традиционно неспешно. В первый день, 28 августа, Комнин лишь кратко объяснил причину, заставившую его и остальных полководцев выступить против царя, и лишь на второй день он дал длительную аудиенцию. На людях Пселл в точности выполнил поручение царя, стараясь убедить Исаака в том, что царский титул тот пока еще носит незаконно, и лучшее средство для нормального получение императорства – получить усыновление от Стратиотика и стать кесарем. «Сними царские одежды, прояви благоразумие, окажи уважение старому отцу своему и получишь скипетр по закону»⁸⁹⁵.

Эта речь, произнесенная в присутствии войска, вызвала волнения и шумные дебаты среди солдат и командиров. Подумав, Комнин отпустил послов, напоследок наедине сказав Пселлу: «Не ищу я сейчас царской власти, хватит с меня и кесарского облачения. Но пусть напишет мне царь другое послание и пообещает, что никому другому не оставит он державы после смерти и не лишит меня и соратников милостей, которых я их удостоил. Пусть он и мне уделит толику царской власти, чтобы я смог по собственной воле одних удостоить скромных гражданских титулов, а других возвести в воинские должности. Я прошу об этом не ради себя, а ради своих людей. Если мне будет дано такое обещание, я немедля явлюсь к царю и своему отцу и воздам ему должные почести». Последним требованием (просьбой?) Комнина стало отрешение от должности евнуха Льва Параспондила.

После этого Пселл понял, что вариант с попыткой поставить царем Константина Дуку сомнителен – уже не Комнин вел войско к своему царствованию, а армия вела его к трону, и любой отказ от такого доверия был чреват уже для самого Исаака. Конечно, своими наблюдениями Пселл немедленно поделился с Керулларием по прибытии в Константинополь, и тот был вынужден скорректировать свои планы, попутно расстроив замыслы василевса. Как поведали другие современники, помимо публичной речи втайне посольство начало подбивать Комнина и Катакалона Кевкамена отвергнуть все предложения Стратиотика и немедля идти на Константинополь, население которого ненавидит царя и жаждет видеть Исаака своим царем⁸⁹⁶.

В это время в царском дворце все шло своим чередом. Поскольку ничего сверхъестественного предложение Исаака не содержало, Михаил VI, выслушав отчет Пселла, тут же сказал: «Следует согласиться на все его требования, и ни одно из его желаний не оставить без исполнения. Торжественно увенчаем его голову – не венцом, как подобало бы кесарю, а короной. Пусть он совместно со мной правит государством и назначает чиновников. Свои обещания я подкреплю рукой, устами и делом: составлю грамоты, собственноручно дам им подтверждение и торжественно поклянусь, что никогда не нарушу данных ему обещаний». В подтверждение своих слов царь тут же отрешил Параспондила от должности, как того просил Комнин. Затем василевс повелел Пселлу и послам вновь отправиться в лагерь Комнина и объявить ему свою волю⁸⁹⁷.

Буквально через день Пселл вновь встретился с Исааком и все в точности ему передал. В результате, как казалось, апостасия была торжественно завершена, и войско радостно приветствовало это решение. Комнин тут же объявил Пселлу, что немедленно направится в Константинополь, чтобы пасть перед императором и воздать тому почести. Причем он намеревался сделать это без триумфа – все-таки в глубине души Комнин горевал из-за того, что пролил кровь в битве с соотечественниками. Да и какой триумф можно было праздновать, если конфликт завершился не военной победой, а мирным договором двух царей? Единственно, Комнин просил, чтобы его по традиции у ворот Константинополя встречала делегация от граждан столицы.

Казалось бы, теперь улажены все недоразумения, и никто не сможет помешать Комнину и Стратиотику уладить все миром. Тем не менее они забыли о третьей стороне этой интриги – патриархе Михаиле Керулларии, которого, разумеется, такой оборот дела не устраивал никаким образом. Фигура отставленного Льва Параспондила была для него неприятной, но далеко не главной, чтобы затмить главную цель своей жизни. Однако, оценив через посольство Михаила Пселла силу, стоящую за Комнином и требующую именно его поставить царем, он избрал временный и компромиссный для себя вариант. Стратиотика следовало низвергнуть с престола и посадить Комнина на царство при всей нелюбви к нему архиерея. Он очень рассчитывал, что, отняв и передав царскую власть Исааку, навечно обяжет его перед собой.

Керулларий прекрасно понимал, что «старик» не так уж и слаб, чтобы добровольно передать свою власть, если не захочет, конечно, сделать это по доброй воле, и что в столице у него достаточно войска, чтобы дать отпор армии Комнина. Однако ясно ощущал и собственную силу. А потому в ожидании формального завершения переговоров патриарх пригласил к себе всех высших чиновников Римской империи на тайный совет и потребовал признать Комнина царем. Кто-то попытался возражать, но Керулларий тут же сместил их с должностей (!), заменив теми, кто послушно выполняет его волю. А к Михаилу VI тайно направил своего посыльного сказать, чтобы тот слагал с себя императорский титул, если хочет остаться в живых⁸⁹⁸.

Попутно с этим, не афишируя, разумеется, свою причастность к грядущим событиям, через многочисленных слуг он организовал волнения в столице, направив толпу к храму Святой Софии. Во главе толпы стояли такие властные и послушные патриарху фигуры, как магистр Михаил, патрикий Феодор Хрисилий и патрикий Христофор Пиррос⁸⁹⁹.

Явившись перед толпой в полном патриаршем облачении, он с притворной горестью и оскорбленным чувством согласился выслушать граждан. Те задали вопрос, который трудно было ожидать от толпы – трудно, если не предположить, что его вложили в ее уста: «Если мы признаем Комнина императором, то совершим клятвопреступление против Михаила VI, которому присягали. А если не признаем, то подвергнемся казни за оскорбление царского величества, поскольку Исаак уже объявлен Стратиотиком василевсом. Как быть?» Патриарх ответил, что следует признать Комнина единовластным царем (!), а всех, кто не согласен с этим, следует наказать. Присутствовавший здесь же Антиохийский патриарх Иоанн VI (1051–1062) добавил, что дома «мятежников» следует разграбить в назидание другим. Замечательные слова услышали в эту минуту стены храма Святой Софии от патриарха! Вслед за этим Керулларий отправил два посольства – одно к Комнину с предложением занять царский трон, второе к Михаилу VI – с требованием оставить царский трон, как ему уже не принадлежащий⁹⁰⁰.

Явившимся митрополитам император Михаил VI задал всего один вопрос: «Что патриарх даст мне взамен царства?» – и получил ответ: «Царство Небесное». После этого он немедленно снял царскую одежду и пурпурные туфли, сказав: «За них Михаил не продает благочестия»⁹⁰¹. А затем принял монашеский постриг. Его привели к патриарху, который, приветствуя Стратиотика словами: «Радуйся!» – не смог сдержать самодовольной улыбки. Михаил VI оказался гораздо смиреннее, произнеся в ответ: «Бог да воздаст тебе, святитель, за твое приветствие».

Всего этого, разумеется, Комнин не знал. Однако вечером 30 августа в лагерь Комнина стали прибывать из Константинополя люди, утверждавшие, будто бы в городе начался мятеж против Михаила VI. Что горят дома, люди вышли на улицу, ворвались в храм Святой Софии и насильно заставили патриарха стать главой мятежа. А тот, дабы сохранить мир в Римской империи, решил венчать Комнина на царство⁹⁰². Пронырливый Пселл был, конечно, рядом с Исааком и, не теряя ни минуты, начал горячо уговаривать того принять волю патриарха, но... на определенных условиях. Это был точный и расчетливый удар – как патриот своего отечества, Комнин не мог возражать, приняв царство в качестве Божьей воли, как свой тяжелый удел в земной жизни. И отказывать в просьбах «отцу"-патриарху, давшему ему императорский титул, также не мог. Он обещал исполнить все в точности, что просил Керулларий, и, как мы вскоре увидим, сдержит свое слово.

Всю ночь лагерь Комнина гудел, как улей. Наконец, ранним утром, когда еще даже не взошло солнце, Исаак направился в Константинополь, захватив с собой Пселла. Едва они показались близ городских ворот, как горожане дружно высыпали им навстречу, славословя Исаака как своего царя. Тот, однако, был невесел – Комнин чувствовал, что попался в сети какой-то грандиозной интриги, но ничего изменить уже не может. Когда его начал поздравлять Михаил Пселл, Исаак ответил: «Думается мне, обманчиво это необыкновенное счастье. И не знаю, добром ли кончится». Все же он тут же назначил Пселла проэдром синклита (главой синклита), не подозревая, что только что собственными руками приготовил саван своей царской власти. Окруженный толпой народа, засыпаемый цветами, 31 августа 1057 г. Комнин прошел в царский дворец. А на следующий день, 1 сентября 1057 г., в храме Святой Софии его торжественно венчал на царство патриарх Михаил Керулларий⁹⁰³.

Закончилась великая эпоха Македонской династии, ярким представителям которой Византия была обязана мирным небом, грандиозными победами и освобождением от многих бед – от сарацин до болгар включительно. Все были счастливы видеть царем зрелого воина, не догадываясь, что наступает очередная пора лихолетья и царственной чехарды, низвергнувшей Римскую империю на дно пропасти, из которой государство будет поднимать уже не Исаак I, а другие представители славной династии Комнинов.