Экономия

Комитет 1807 г. об усовершении дух. училшц не нашел возможным, особенно с финансовой стороны, открыть сразу все четыре духовно-учебные округа, пока не образовался общий духовно-училищный капитал. Для составления же этого капитала, по проекту, разработанному преимущественно Сперанским и преосвященными – Амвросием и Феофилактом, – предположено: 1) единовременно отделить пятую часть наличных церковных доходов (простиравшихся по ведомостям 1807 г. до 5 600 000 р.). составлявшую 1 120 000 р. 2) вследствие восстановления данного церкви императором Петром I права исключительной при церквах продажи восковых свеч, ежегодно свечных доходов собирать до 3 миллионов, хотя вследствие разных причин и неблагоприятных обстоятельств в первые годы они едва достигли 1 200 000 р. 3) испрашивать от казны ежегодно отпуска 1 353 000 р., а с 1814 г. по 2 милл., пока не составится: такая сумма, на проценты с которой, с прибавлением свечных доходов, можно будет содержать училища. В 1817 г. этот отпуск был прекращен, хотя Комиссия дух. уч. при этом испросила себе право обратиться к монаршим щедротам, в случае оскудения ее собственных средств. Этими тремя способами, не считая некоторых незначительных, второстепенных источников, и составлен чрез приращение процентами в течение 6 лет капитал до 15 милл., хотя, по предположению комитета, он должен был восходить к 1815 году до 24 949 018 р. На открытие же и содержание петербургского округа в течение первых шести лет найдено возможным употреблять еще церковную сумму прежних годов. Затем училищный капитал должен был оставаться неприкосновенным, а на расходы шли его проценты, с восполнением их свечными доходами, с течением времени все более возраставшими. Таким образом духовно-училищный капитал постепенно увеличивался: к 1826 г. он возрос до 32 милл., к 1835 г. свыше 41 милл., а в 1839 г. он превышал 44 милл. 252 тыс., или на серебро равнялся 12 643 506 р. с коп.¹⁰¹ Первоначально предполагалось из этого же капитала обеспечивать и церковные причты, но потом предположение это отклонено, или по крайней мере значительно ограничено – назначением лишь классных окладов духовенству за ученые академические степени, а с 1829 года и некоторых пособий и окладов бедным священно -и церковнослужителям, частию постоянных, частию же временных. За то многие расходы пошли на статьи, первоначально вовсе непредполагавшиеся комитетом, каковы: содержание Комиссии дух. уч. с временным счетным отделением при ней, а особенно Духовно-учебного управления и других учреждений синодального ведомства, с разными окладами, пенсиями и пособиями служащим, – не считая расходов случайных и совершенно сторонних, имевших благотворительную цель¹⁰².

По предположению комитета 1807 г., семинарии и училища, по разности цен в разных епархиях, разделены на три разряда, с окладами высшими, средними и низшими. Но петербургская епархия, по причине возвышеных цен на все предметы, сравнительно с прочими епархиями, заняла особое положение. Тогда как на семинарии высшего разряда назначено было по 17 000 руб. каждой, на с. -петербургскую семинарию положено 19 900 р. и на уездное училище в столице (александроневское) 2,750 р.,¹⁰³ помимо единовременных издержек на открытие этих заведений.

В числе профессоров и учителей, равно как и в окладах их, комитетом 1807 г. предположено намеренное уменьшение против гражданских училищ, в том расчете, что в плане образования дух. училищ предположено было соединять наставническую должность с другими духовными должностями, приносящими доход. Но как Комиссия, для первоначального образования академии и семинарий, признала нужным, к преподаванию некоторых учебных предметов, пригласить ученых людей светского звания: то те оклады, которые по указанному соображению предполагались достаточными для духовных, оказались для профессоров и учителей светского звания недостаточными и требующими добавления. Для покрытия этих расходов, вместе с единовременными издержками на открытие академии, семинарии и училищ, Комиссия не нашла нужными просить новых пособий от казны, имея в виду остатки от суммы, предназначенной на устройство училищ с. -петербургского округа, происшедшие от уменьшения количества уездных и приходских училищ против примерного назначения, сделанного комитетом; так же от постепенного их устроения и наконец от неполного, на первых порах, комплекта казенных воспитанников академии и семинарии.

Как видно из расписаний жалованья служащим, выдававшегося обыкновенно, по представлению эконома, за два месяца¹⁰⁴, – первоначально не все преподаватели получали одинаковый оклад, и вообще в первые годы, до 1814-го, оклады часто изменялись. Сравнив расписания жалованья с начала 1810 года и следующих годов, до 1820-го.

Ректор Анатолий первоначально получал с профессорскими 1500 руб., но в апреле 1810 г. было предписание об уменьшении его оклада на 350 руб., так как, иначе, его ректорский оклад превышал оклад ректора академии. Оставшиеся 350 р., по предписанию, распределены между наставниками: Толмачевым, Коралловым (по 50 р.), Вороновым, Александровым (по 75 р.) и Ивановым (100 р.). Но впоследствии ректору (Иннокентию) возвышен снова оклад до 1500 р., т. е. по должности ректора положено 850 р. и по должности профессора 650 р. или вообще 1500 р. «в пенсию, доколе состоит в училищной службе», как сказано в журнал Комм. дух. уч. от 21 сент. 1817 г. (ст. 1-я). Но и о. Поликарп после него получал туже сумму.

Инспектор и профессор философии, архимандрит Мефодий – 650 руб., а вместе с жалованьем по должности ректора Александро-невского училища (450 р.) – 1100 руб. С 1814 г. инспектору сем. по должности ректора Алекс-невского училища; положено 550 р., без прибавочных по инспекторской должности – 300 р. (на основании проекта уст. § 199, прим. 2.), но с 650 р. профессорского оклада, итого 1200 р.

Бакалавр эстетики архим. Леонид – 400 руб. (за 4 часа,, т. е. за два урока в неделю). – Преподаватель риторики и математики, Толмачев в 1810 г. – 600 р., затем прибавлено еще 50 руб. Но в 1812 г. он просил назначить ему отдельное жалованье за преподавание математики. Сем. правление, приняв во внимание, что и по одной словесности много уроков и сочинений, нашло справедливым представить Толмачева к особому окладу по математике, и ему было прибавлено 400 р.¹⁰⁵ Преподаватель истории и географии, А. Иванов – 500 руб. (1810 г.), затем прибавлено 100 руб. и в 1811 г. еще 50 руб. итого: 650 р. Но, с увеличением оклада, ему прекращена выдача 75 р. от зачисленного за ним в гдовском уезде прихода. Преподаватель высшего греческого класса и французского языка Д. Воронов – 475 р., затем прибавлено 75 р. и в 1811 г. еще 100 р. итого: 650 р. Преподаватель немецкого языка и греческого в низшем классе, свящ. Кораллов – 450 руб. а с прибавкой – 500 руб. Но в ноябре 1811 г., по закрытии отдельного низшего греческого класса, из его оклада убавлено 250 руб., которые распределены, как показано выше, между Вороновым (100 руб.) и Ивановым (50 р.), а так же библиотекарем (50 р.), с письмоводителями (по 25 р.) Преподаватель еврейского языка свящ. Александров первоначально – 175 р., а с прибавкой 250 р. С 1814 года жалованье профессорам положено по 650 р.

Библиотекарь Гронский получал 50 руб. и в 1811 т. прибавлено 50 р. Но библиотекарю с 1814 г. было положено уже 200 р. из остаточных сумм. (Проект. уст. § 199.) Письмоводители: Постников и Преображенский – получали по 100 р. а в 1811 г. прибавлено по 25 р. Секретарь – 250 р., эконом 300 р., врач – 300 р. (с 1814 г.).

Что касается содержания воспитанников, то в первые годы по этой части были постоянные затруднения. По заявлению семинарского правления в 1811 году, на запрос обозревавшего семинарию по нравственной и экономической части, инспектора академии Ионы, – на полном казенном содержании никого не было, но правление доставляло необходимые принадлежности из одежды 52 ученикам, хотя всех учеников было 113. После этой ревизии предписано, на основании 57 § Начертания правил, «довольствовать учеников полным казенным содержанием». Но, как видно, по недостатку средств и дороговизне, правление затруднялось этим. В 1813 г. из 94 учеников семинарии, казенных было 62, но из них одни уже на полном казенном содержании, а другие на пище только, разумеется с квартирой. В 1812 году возникало дело, вследствие затруднениями по шитью платья. По смете исчислено на человека 55 р. 75 к. (всего на 100 человек 5575 р.), но по представлениям семинарского правления: требовалась сумма 11 295 руб. на полную экипировку казенного воспитанника (сюртук синий, фрак, перчатки, летний шлафрок из тику, 2 жилета, панталоны суконные и китайчатые, 2 косынки, пуховая круглая шляпа, три рубашки и исподницы, 3 пары чулок, 2 пары сапог и 1 головки). Но Комиссия дух. уч. 21 сент. 1812 г. положила: «делание фраков для учеников семинарии может быть отложено до удобнейшего времени, на прочую же одежду правление должно по возможности употреблять сумму, штатом положенную». Общая сумма сократилась таким образом на 9170 руб., которые, вследствие представления митрополита Амвросия о недостаточности штатной суммы, и положено было единовременно отпустить на одежду учеников семинарии из остатков от неполного комплекта академических студентов. В 1814 году семинарское правление рассуждало и хлопотало об увеличении суммы на содержание воспитанников. По штату положено было 120 руб. на пищу и одежду и 15 руб. на квартиру, итого 135 руб. на каждого казенного. «Между тем, по составленной смете, принимая самую меньшую на все вещи цену, потребно в год на каждого ученика пользующегося пищею, платьем и квартирными выгодами, всего 242 р. 37 к. на каждого, а на 100 человек 24 237 р. 50 к.» Против штата недоставало 10 737 р. 50 к. Вследствие этого правление входило в долги и постоянно должно было испрашивать сверхштатных сумм, как и в 1813 году. В 1815–17 г. г. на казенном состояло от 100 до 85 человек из 131 общего числа воспитанников, притом 4 пользовались только квартирой и пищей. Между тем на содержание учеников пищею и одеждою и на содержание дома опять пришлось испрашивать сверх штата 6735 руб. В 1818 году потребовалось уже 10 159 рублей.

Естественно, возник вопрос об увеличении штатов по всем частям. 22 мая 1820 г. Высочайше утверждены новые штаты духовно-учебных заведений, по докладу Комиссии дух. уч., в котором между прочим было сказано: «с 1808 г. круг действия обширной учебной части распространялся, нужды в соразмерность того увеличивались, а способы к содержанию оставались все те же», потому найдено необходимым «составить новые училищные штаты, приспособленные к нынешним обстоятельствами. Прежнее деление семинарий на три разряда удержано, но петербургская опять поставлена вне разряда, и сумма, на нее назначенная 45 250 руб., в полтора раза превышает сумму на перворазрядные семинарии. Сверхштатные же дополнительные оклады постановлено прекратить. Ректору положено жалованья 1000 руб. и как профессору 1000 руб. профессорам по 1000 руб., в том числе и преподавателям местных языков и параллельного класса; эконому – 600 руб., лекарю – 400 р., трем, письмоводителям 750 р.; прибавочного жалованья: инспектору 500 руб., но, будучи ректором училища, он получал по этой должности только половину положенного оклада 300 руб. (1 примеч. к штатам уездн. уч.); секретарю – прибавочных 400 р., библиотекарю – 300 р. Между тем в других семинариях жалованья ректору и профессорам положено: в перворазрядных – по 750 р., во второ-разрядных – ректору 700 р., профессорам по 650 р. а в третье-разрядных по 600 руб. На содержание казеннокоштного воспитанника спб. семинарии назначено 300 руб. (всего – на 100 казенных – 30 000 р.), на содержание дома, служителей и проч. 4000 р., на больницу и библиотеку по 500 р.¹⁰⁶, на канцелярию 300 руб. Письмоводителям правление, как видно из приходо-расходных книг, выдавало различно, то по 50 р. – вновь поступившим, то более, до 225 р. (Копьеву в 1821 г.)¹⁰⁷.

Спустя пятнадцать лет, эти штаты снова признаны не достаточными. В 1836 г. Комиссия дух. уч. делала следующий всеподданнейший доклад, Высочайше утвержденный 23 мая 1836 года.

«Штаты дух. уч. при преобразовании оных в 1808 г. составленные, чрез 12 потом лет, в 1820 г. пересмотренные и возвышенные, в течении 15-летнего времени вновь оказались требующими пересмотра и приспособления к потребностям, открываемым переменою обстоятельств и дальнейшими опытами». Далее делается сравнение духовно-учебных окладов с светскими, и они оказываются менее почти втрое, говорится, что немногие могут пользоваться жалованьем или доходами по епархиальной службе, даже некоторые ректоры не имеют монастырей в управлении. Училищные дома и больницы (тем более что велено принимать и своекоштных в казенные больницы) так же требуют увеличения на содержание: оклады на них положено увеличить вдвое; оклады же на содержание воспитанников оставлены были пока прежние (300 р.), до собрания более удовлетворительных данных по этой части. Так же на библиотеку и канцелярию оставлены прежние оклады.

По новым штатам, введенным со второй половины 1836 г., семинарии по прежнему разделены на 3 разряда и в І-м разряде все-таки выделена С. -Петербургская, вместе с Олонецкой и Новгородской, (последняя по содержанию дома и больницы превышает все семинарии).

Ректору положено жалованья 1500 р., но ректорам, имеющим монастыри в управлении, постановлено выдавать оклад неполный, на первый раз две трети и даже до половины. На инспекторов же это не простиралось, на основании особого разъяснения Комиссии д. у. в 1837 г. Профессорам шести положено 9000 руб. (по 1500 р. каждому).¹⁰⁸ Сверхштатные профессора (для параллельных отделений) получали тот же оклад, по особым впрочем назначениям Комиссии. Поэтому напр. в 1839 г. получалось на 10 профессоров 15000 р. В других перворазрядных семинариях (тоб. пск. арх. ирк. перм. мин. херс.) ректору и профессорам – 1125 р. и т. д., а в 3-м разряде (большею частию южные и вост. сем.) – 900 р. Прибавочного жалованья в спб. сем. – инспектору 700 р., секретарю 500 р., библиотекарю 450 р.; затем эконому 700 р., лекарю 500 р., трем письмоводителям 1050 р., но письмоводителей иногда (с половины 30-х г.) было и 4, хотя получали они не поровну. На содержание дома, прислугу, освещение и отопление 6000 руб., на больницу 750 р., на канцелярию 300 р. Всего – 51950 р. Но в конце 30-х годов, с добавочными на сверхштатных преподавателей, высылалось 57950 р.

В августе 1840 г. выслан штат дух. сем. в переложении с ассигнаций на серебро: ректору и профессорам по 429 руб. сер., инспектору прибавочного 200 руб. 20 к. с, эконому 200 p. 20 к. с, секретарю прибавочного 143 р., лекарю 143 р., библиотекарю прибавочного 128 р. 70 к., письмоводителям 3-м по 100 р. 10 к., на содержание семинаристов, на каждого – 85 р. 70 к. с. (на 100 чел. 8570 р. с.).

В 1838 г. Комиссия дух. уч., желая проверить, насколько достаточны положенные штатом суммы, делала запрос о ценах на продукты в спб. семинарии за 5 лет (1825–30 гг.). Семинарское правление отвечало, что сумма на содержание учеников пищею и одеждою, положенная штатом, достаточна, а на содержание дома и больницы весьма недостаточна. 1) На содержание семинарского дома положено 6000 руб., а с александроневским училищем 7400 р., употребляется же в расход 20000 р., именно: прислуга 4043 р., отопление 6188 р., освещение 1560 р., конюшня 1000 руб., ремонта зданий 4890 р., посуда и мебель 2179 р. 2) На семинарскую больницу отпускается 750 р., а расходуется 3000 р. и более, т. е. медикаменты 2572 р. и прочие потребности 943 р. Вместе с тем представлена и сравнительная таблица цен 1836 года с предыдущими годами (1825–30) на содержание пищею, одеждою и проч.¹⁰⁹

Из таблицы видно, что к 1836 году почти все сделалось дороже, (кроме овса и капусты, так же сапогов). Поэтому естественно могли происходить передержки¹¹⁰, который, по уставу, могли впрочем возмещаться остатками от других статей однородных¹¹¹. Но впоследствии сделано в этом отношении ограничение. От 10 янв. 1839 г. предписано, чтобы в представлениях о разрешении расходов на покрытие передержек объяснять, из каких источников предполагается заимствовать потребную на то сумму, и по каким уважениям допускается самая передержка.

Что же касается особых, экстренных и случайных потребностей и расходов, то на них те или другие денежные суммы или высылались из центрального управления, или разрешались к выдаче из остаточных, по особым представлениям семин. правления. Остатки же зачислялись в семинарскую экономию не только от жалованья служащих, но и от неполного комплекта казенных воспитанников. (Проек. уст. § 201), и даже от классных окладов, по распоряжению Комиссии д. уч. в 1818 г. (относительно оклада о. Неофита). Вообще уставом допускались из ежегодных остатков «запасные суммы, составляющие собственность заведения на чрезвычайные потребности». (Введ. к уст. § 34.)

Кроме окладов жалованья, служащие получали от времени до времени те или другие пособия и денежные награды.

По предписанию Комиссии дух. учил., поступающие на духовно-учебную службу из акад. воспитанников получали на обзаведение 100 руб.¹¹² Затем по ученой степени, в силу постановления Комиссии дух. уч., Высочайше утвержденного 27 авг. 1814 г., полагались оклады: доктору 500 р. или 143 р. сер., магистру – 350 р. или 100 руб. 10 к. с, кандидату 250 руб. или 71 р. 50 к. сер. Выходившие в светское звание лишались классных окладов, но деньги, уже полученные ими, обыкновенно назад не отбирались, а зачислялись им в награду, по особому, впрочем, каждый раз представлению о том высшему начальству. Так, представление семинарского правления в 1831 г. об увольнении профессора Турчанинова от уплаты полученной им суммы классного оклада, в уважение усердной и исправной службы, при том же он «не произвольно, а по необходимости оставляет духовное звание», – первоначально не было утверждено митрополитом Серафимом, в виду того, что из духовного звания он вышел не по болезни (согласно предп. Комм. дух. учил. 23 дек. 1830 г.), но по случаю вдовства, заявив, что «к монашеству не чувствует в себе склонности». Правление постановило представить дело Комиссии дух. уч., которая и разрешила не взыскивать с Турчанинова деньги. Вообще же предписано было (от 23 дек. 1830 г.), чтобы выходящих в светское звание по болезни свидетельствовали местные врачи и их свидетельства в подлинник прилагались бы к представлениям, с присовокуплением мнения преосвященного, касательно возвращения классного оклада. Степенные оклады выдавались обыкновенно из сумм семинарской экономии, так что и вышедшие из семинарии священники должны были получать эти оклады обыкновенно в семинарии. Число таких лиц постепенно возрастало. В 1822 г. суммы классных окладов при семинарии получалось только на 4-х магистров посторонних, а в 1840 г. уже на 30 человек.

Определенные казенные квартиры при семинарии имели собственно ректор и инспектор. Их квартиры даже меблировались на казенный счет, напр. по репорту эконома в февр. 1832 г., куплено на 325 р. мебели для ректорской квартиры, в мае куплен для него шкаф березовый за 18 руб. и комнатный шкаф за 40 руб. Тогда же починялась на казенный счет мебель в квартире инспектора. Что же касается наставников, то казенной квартирой при семинарии, в монастырском здании, дозволено было пользоваться только холостым, причем, по предписанию Комиссии дух. уч. еще в 1812 г. после ревизии архим. Ионы, им дозволено было пользоваться и дровами; «что же касается до снабжения их хлебом, то сие отныне прекратить». В 1818 г. (7-го марта) последовало предписание Комиссии дух. уч. и на счет квартирных денег: «если учащий будет иметь жительство на квартире, по неимению для него в училищном доме помещения, то сем. правление представляет о том академическому с мнением, сколько по местным обстоятельствами нужно назначить сему лицу квартирных денег». Женившиеся выселялись из Лавры и обращались обыкновенно с прошением в семинарское правление о выдаче пособия, иногда и на квартиру, но большею частию на отопление, так как в вышеуказанном предписании 1818 г. было сказано, что семинарское правление не обязывается выдавать квартирных денег лицам, «по собственной воле и личным видам оставившим казенное помещение». В 1823 г. профессор Наумов просил правление семинарии исходатайствовать ему квартирные деньги, «если только законный брак не принадлежит к числу тех личных видов, по коим учащий в семинарии лишается казенной квартиры». Отказано, но потом положено, на основании того же предписания 1818 г. (выдавать на отопление смотря «по истинной нужде лица»), – на дрова выдавать 100 руб. в год, так же как и профессору Раменскому в 1819 г., И. Виноградову секретарю (1821 г.) и впоследствии Нарбекову, Полиевктову, Коз. Успенскому (по 160 р. или по 20 саж. дров), Мелиоранскому, Аменитскому (1827 г.) 160 руб. Иногда определялось и количество сажен, на которое выдавались деньги, напр. Гр. Смирягину, Я. Боголюбову (1836 г.) на 15 сажен, Галахову – 138 р. Иногда же выдавались самые дрова, напр. в 1834 г. Жемчужину, «по вниманию к его бедности», вследствие его прошения, положено отпускать 15 саж. березовых однополенных дров.

Более определенное и беспристрастное предписание на счет квартирного пособия последовало от академического правления от. 31 авг. 1825 г. (ср. подобное в февр. 1820 г.) «Училищные начальства должны представлять о квартирных деньгах только для тех наставников, кои не менее 4-х лет прослужат при училище, с одобрением начальства, дабы пособие сие служило вместе и наградою за службу и поощрением к продолжению оной». Здесь уже не делается различия между холостыми и женатыми. На этом основании наставники Желияранский, Аменитский, К. Успенский, Окулов, Ладинский получали на квартиру по 300 руб. в год. Турчанинов в 1830 году получил только 200 руб., так же Михайлов и Масальский, которого вывели с казенной квартиры, вследствие тесноты помещения, опасной во время холерной эпидемии. Петру Боголюбову в 1837 г. назначено 250 р. квартирных, но Смирягину вскоре после того – 300 руб. В 1840 г. Ив. Крылову положено квартирного пособия 60 р. сер., по определению Дух. учебного управления. Но Андр. Михайлову, в 1839 г., прослужившему в семинарии более 11 лет, отказано было Комиссией дух. уч. в квартирном пособии 300 руб., вскоре по выходе его из экономов семинарии, по расстроенному здоровью. Крылову так же потом отказано в квартирном пособии, так что некоторое время только И. Боголюбов получал это пособие. Но в февр. 1841 г. Крылову выслано из Духовно-учебного управления, вследствие нового ходатайства, 25 руб. сер. Кварт. пособия. Очевидно, в этом случае, особенно с конца 30-х годов, существовало усмотрение начальства. В 1841 г. от академического правления предписано: «с строгою разборчивостию» представлять наставников к выдаче квартирного пособия, не ограничиваясь одною выслугой 4-х лет в должности преподавателя, но показывая особые заслуги. Пособия же эти предписано (от 6 июля 1835 г.) выдавать преимущественно из остаточных сумм и только в случае неимения их представлять о том Комиссии. Пособия выдавались иногда и с другою целию, напр. Окулову в 1833 г. было выдано пособия 300 р. на проезд в Финляндию, с ученою целию.

Денежные награды выдавались служащим при семинарии по вниманию к разным обстоятельствам, или вследствии ревизии – наиболее отличившимся, иногда за исправление бесплатно, или с незначительною платою, той или другой сторонней должности, большею же частию при выходе из семинарии. В первую половину рассматриваемого периода денежные награды вообще были щедрее и чаще, чем в последнюю.

После ревизии, или за усердие по службе вообще, получили денежные награды: проф. Смирнов (1817 г.) «в воздаяние усердной службы и из уважения к семейственному его состоянию» 650 р., Малеин – 1350 р. (1822 г.) за псковскую службу, Раменский в 1821 г. – 500 р., Ветринский и Наумов (1823 г.) по 500 р., письмоводитель Мацеровский за приведение архива в порядок 100 р., Полиевктов и Мелиоранский, после ревизии Павского в 1830 г., получили награды по 1000 р. За посторонние труды: Тяжелов (1834 г.) и И. Боголюбов (1836. г.) по 250 р. за безвозмездное исправление должности секретаря и помощника инспектора, письмоводитель И. Янусов за содействие своими трудами временному ревизионному комитету в 1838 г. 100 руб. При выходе же из семинарии всего более выдавалось денежных наград. Наставники Толмачев, Иванов и Воронов получили по 650 р., по назначению Комиссии дух. уч. в 1814 г., Неофит Веселовский в 1817 г. 650 р. Ректор Поликарп в 1824 г. получил 2000 руб.; инспектор Николай в 1832 г. 500 руб.; профессора Ветринский – 500 р. и Наумов – 300 руб. – в 1825 г., наставник Е. Успенский, по оставлении секретарской должности в 1828 г. – 400 р.; экономы – иеромонах Вениамин, вышедший по болезни в 1829 г., получил 200 р.; Геннадий, бывший один год экономом в 1830 г., 250 р.; А. Петров в 1841 г. – 200 р.; врач Жювенель, при выходе, по прошению, в 1831 г. представлен был к награде 800 руб. за успешное излечение двух эпидемий, но митр. Серафим назначил только 400 р.; смотритель лазарета Быстреевский (1823 г.) 100 р., письмоводители: Мацеровский (1825 г.), В. Никольский, И. Строкин (1833 г.) и Пл. Янусов (1838 г.) по 100 р. Скроботов (1833 г.) 50 р.

При этом нужно заметить, что награды при выходе из семинарии выдавались собственно лицам, остающимся в духовном звании. Правда, правление семинарии делало попытку нарушить этот обычай, но она оказалась безуспешной. В 1825 г., при выходе с духовно-училищной службы в гражданское ведомство секретаря семинарского правления Ф. Кудрявцева, бывшего ранее инспектором александро-невского училища, также лектором и помощником инспектора в семинарии и прослужившего около 8 лет, – семинарское правление представляло его к денежной награде 600 руб., но митр. Серафим, вообще старавшийся охранять интересы и неприкосновенность духовного сословия, предложил отменить решение сем. правления на том основании, что Кудрявцев вышел на гражданскую службу. Между тем экономы – иеромонахи Вениамин и Геннадий, служившие в семинарии только около года, получили, при выходе, денежные награды. Большею частию митрополит (Серафим) уменьшал сумму той или другой награды, а Комиссия некоторых и вовсе не удостоивала, напр. Полиевктова в 1828 г., Ладинского в 1832 г., которого заслуги указаны были собственно по псковской семинарии. А. Михайлов представлен был за свыше 10-летнюю службу к годовому окладу 1500 р., особенно за труды по экономии, и не получил. Но по вниманию к особым обстоятельствам иногда выдавалось пособие даже уволенным со службы, напр. Окулову в 1838 г., по определению Комиссии дух. уч., выдано пособия 400 р., по уважению к бедности его и трудам по изданиям на финск. языке.

Что касается вознаграждения лиц, исправлявших должность за выбывших, то относительно этого издано было постановление Комм. д. уч., выраженное в предписании акад. правл. от 6 мая 1835 г., подтвержденное Комиссией и от 5 июня 1837 года, по которому полагалось выдавать означенное «вознаграждение из остаточного жалованья наставников убылых», если наличный преподаватель исправлял должность не менее 3-х месяцев «и притом с усердием и пользою для учащихся». Инсп. Николай за исправление ректорской должности в 1831 г. три месяца получал половину остаточного ректорского жалованья, 258 р. 34 к. Инсп. Феодосий за исправление инспекторской должности в ал. -невском училище (1822) – 20 р. в месяц. Масальский и Тяжелов (1832 г.), по выходе Ладинского, преподавали за него и получали его оклад пополам. Смирягин в 1834 г. исправлял должность за больного Жемчужина за половину его жалованья, а в 1835 г. за исправление сверх своей другой профессорской должности, по І-му классу словесности, получил за 4 месяца 170 р. 83 к., Галахов и Крылов (1837 г.) за исправление должности умершего Жемчужина – по 200 р.

Лектора с академическим образованием получали различно, смотря по имеющимся суммам: С. Каменский – 250 р. в год, С. Галахов – 150 р., а Тяжелов в 1831 г. и Смирягин в 1834 г. – 300 р. Лекторам же из учеников семинарии, согласно опред. акад. правл. 1818 г., полагалось еще более умеренное вознаграждение, по усмотрению сем. правления. Павинский в 1818 г. получал 40 р. в год; в 1819–23 г. лектор греч. языка (Смирнов) получал 12 р. 50 к. (в два месяца), или 75 р. в год; в 1830 г. – 100 р, В случае незаконного промедления в прибытии к месту службы вновь назначенных, оставшийся оклад их предписано (15 июня 1836 г) обращать в экономическую сумму, или в вознаграждение лиц, занимавших их должности. Вообще службу считать полагалось со дня определения, а жалованье производить со времени прибытия к назначенным местам. (Предп. от 6 мая 1835 г. и 5 июня 1837 г.)

Положение о пенсиях заслуженным наставникам духовно-учебного ведомства утверждено 4 июля 1828 года. Прослужившим не менее 15-ти лет, по увольнении, если не состоят на другой службе, назначено в пенсию часть оклада жалованья; прослужившим не менее 20 лет , а прослужившим не менее 25 лет – полный оклад. Вдовам таких лиц назначена та же пенсия, если при них находятся дети, до определения последних на казенное содержание. При этом Комиссия дух. уч. нашла справедливым исходатайствовать соответственную пенсию и вдовам лиц, прослуживших на духовно- училищной службе не менее 15-ти лет, хотя бы они умерли, состоя уже на епархиальной службе, а не на училищной (предп. от 31 июня 1833 г.). В пенсионный капитал употреблены остатки штатных сумм по духовным училищам до 1823 года (около 1 миллиона 80 тыс. руб.). На пенсии назначен собственно 1 миллион, с которого предполагалось 50 тыс. руб. % в год. Но в петербургской семинарии в рассматриваемые периоды не было лиц, получавших пенсию даже в размер оклада, т. е. за 15 лет службы, так как никто пока не оставался: на семинарской службе в течении и 15 лет. В 1827 г, при выходе из семинарии штаб-лекаря, статского советника Бока, семинарское правление представляло его к пенсии в 200 руб. как служившего в духовно-учебном ведомстве с 1802 года, сначала в качестве преподавателя медицины в Александроневской академии, потом в качестве врача при семинарии, в тетение 25-ти лет, и не получавшего наград, но Комиссия духовных училищ отказала, «так как пенсии выдаются при увольнении от службы, а не при перемещении».

Все ученики семинарии, за самыми незначительными исключениями, жили ради педагогических целей, как сказано выше (см. стр. 158 ), в самой семинарии¹¹³ и получали стол и одежду, относительно которой существовало, впрочем, некоторое ограничение, согласно уставу (§ 221. Е), как сказано будет ниже. Одни из воспитанников пользовались штатным казенным содержанием, другие – своекоштные – вносили за свое содержание определенную сумму, третьи – меньшинство – состояли на каких нибудь сторонних капиталах, или пособиях. На штатное казенное содержание принимались сироты, или самые бедные из воспитанников¹¹⁴, по особым прошениям их самих, или их родных. По штату, число казенных было 100, но на деле редко доводили до этого числа: обыкновенно казенных было менее. Как видно из перечневых ведомостей, в 1815–17 г., число их понижалось до 85 (из общего числа 131), в 1823 г. на штатном казенном было 62, а в 1824 – 56 (из 153) в 1833 – 87 (из 194). Но допускались еще полуказенные – из бедных воспитанников, пользовавшиеся помещением и столом, а за одежду вносившие положенную сумму, если не имели своей одежды; число их было различно и вместе с казенными оно иногда превышало 100. В 1823 году полуказенных было только 27, а в 1833 г. их было 33; в 1834 г. – 35 чел. при 83-х казенных, в 1839 году – 40 полуказенных на 73 казенных.

В 1830 г. вследствие упоминавшегося выше Высочайшего повеления от 6 дек. 1829 г. «о преподании вящших способов к образованию духовного юношества» семинарское правление, по требованию Комиссии дух. уч., представило ей, между прочим, списки воспитанников семинарии, состоящих на своем содержании, с отметками, кому из них и «по каким именно уважениям нужно преимущественно пред другими оказать скорейшее пособие помещением на казенное содержание, и какие для этого нужно сделать новые постройки в семинарии, так как в силу означенного указа предполагалось содержать всех учеников на казенном коште. В изданном по этому случаю особом «Положении о способах к улучшению состояния духовенства» было сказано между прочим (§ 8) относительно нежелающих поступать в духовное звание: «в благодарность за свое воспитание (обязываются) служить по духовному ведомству не менее 4-х лет и кто желает быть свободен от сей обязанности, тот должен объявить о сем по крайней мере в половине семин. курса и с сего времени он уже не может пользоваться содержанием от семинарии, а только учением». Правление представило, что 12 полуказенных имеют нужду в полном казенном содержании, из своекоштных – 8 нуждаются в казенном и 11 в полуказенном содержании. Не видно, чтобы это представление было удовлетворено, но к концу рассматриваемого периода центральное управление высылало суммы на содержание казенных и сверх штата.

Своекоштные ученики, число которых было так же различно (в 1823 г. 77, в 1827 г. 82, в 1839 г. 125 чел.), за свое содержание в семинарии вносили определенную сумму. Первоначально, до 1811 г. за содержание пансионера взималось 50 руб, в 1811 г. взнос увеличен до 75 руб., а затем и до 100 р. (1812 г.)¹¹⁵ В случае неисправности во взносах, семинарское правление, в первые годы, иногда делало представления в Комиссию дух. уч. об увольнении таких воспитанников, за которых не вносились деньги¹¹⁶, иногда деньги с родителей взыскивались чрез консисторию, иногда же на бедных воспитанников высылались деньги, по прошениям, из Комиссии дух. уч. В 1812 г., после ревизии архимандрита Ионы, было предписание: «не взысканные деньги за содержание с своекоштных учеников, или родственников их, обязавшихся за них вносить оные, взыскать и впредь взыскивать в сроки». В 1813 г. правление постановило: «никому не позволять пользоваться квартирными выгодами и пищею, кто не внесет вперед суммы положенной». Несмотря на то, на учениках оставались все-таки значительные недоимки. Так в 1814 г. недоимок на своекошных учениках было 865 р. за последнюю треть 1813 г., взыскание которых инспектор Феофан, при выходе, должен был сдать своему преемнику Гойтанникову (Поликарпу). Впоследствии неоднократно предпринимались те или другие меры, с целию исправного сбора сумм на содержание своекоштных. В 1818 г. чрез консисторию взыскивали недоимки с учеников, как выбывших в епархиальное ведомство, так и с состоящих на доходах от предоставленных за ними мест, и с отцев воспитанников. В 1823 г. ученики обязаны были подпискою – аккуратно вносить деньги за свое содержание, под угрозою не принятия в семинарский дом, или невыдачи свидетельств при выходе из семинарии, – до уплаты долга. Действительно, в сентябре этого года у некоторых были задержаны аттестаты и свидетельства и выданы уже после, по особым прошениям, со взятием новых расписок об уплате долга в назначенный срок. В 1825 г. изданы снова правила об аккуратности взносов. Но к 1826 г. в недоимке по семинарии и алекс. невскому училищу всего было 25220 р. Частию деньги эти истребованы чрез консисторию, а некоторую часть этой суммы правление решило простить задолжавшим до 19-го ноября 1825 г., на основании манифеста; но дело впоследствии опять возбудилось, так как митрополит не утвердил представления о подведении под манифест. В 1827 г. семинарским правлением изданы особые положения о содержании в училищах и семинарии своекоштных учеников. В положениях сказано, что сумма за содержание своекоштных должна быть взимаема «по истинной оценке всех предметов, основанной на опыте и местных обстоятельствах и на точном узнании состояния родителей, потому в назначении таковых сумм могут быть и степени». С детей протоиереев, священников и светских положена полная сумма 10 руб. в месяц, с диаконских , а причетнических этой суммы. Впрочем при этом положено все-таки сообразоваться с состоянием родителей и количеством детей у них. За вакационное время вычета не положено, взносы же дозволены по третям. В случае неаккуратности их, постановлено делать сношения с консисторией, или духовными правлениями касательно родителей, детей же лишать стола и квартиры и не выдавать им увольнительных видов до уплаты долга. Не получающим казенного стола дозволено держать свой в казенном здании, если позволяет помещение, или вне его. Пользующиеся только помещением и отоплением платят, смотря по обстоятельствам, от 10 до 12 р. в год; за пользование книгами назначалась особая плата, сообразно с стоимостию книг.

Между тем к марту 1827 г. невнесенных денег за 1826-й год в семинарии, вместе с александроневским училищем, снова накопилось 4166 р. 80 к.¹¹⁷ По этому поводу возникло целое дело. На представлении семинарского правления митрополиту Серафиму об этих недоимках, он написал: «как резолюциею нашею, последовавшею 1826 г., генв. 18-го, на просьбе исключенного из философии ученика Андрея Абрютина предписано между прочим сем. правлению, чтобы впредь ученики за содержание свое вносили деньги наперед за полгода или по третям: то семинарское правление имеет немедленно представить нам объяснение, почему оно вопреки сей резолюции нашей не токмо не взыскивало за содержание в семинарии учеников денег наперед, но даже никакого распоряжения к исполнению оные не сделало». Оказалось, что прошение Абрютина¹¹⁸ с вышеозначенной резолюцией митр. Серафима не было докладываемо правлению. Потребовано объяснение. Ректор Антоний только в марте 1826 г. вступил в должность. Инспектор Савва заявил, что он об этом прошении ничего не знал, но с своей стороны принимал разные меры, чтобы взносы за своекоштных были аккуратны. Секретарь К. Успенский указывал на то, что это было раньше его вступления в должность, справиться же, при производстве дела о недоимках в марте 1826 г. – он «забыл», в чем «просил прощения» со стороны правления на основании манифеста 22 авг. 1826 г. Письмоводитель Иродион Скроботов сослался на письмоводителя Вас. Перова, получившего означенное прошение, заметив при том, что «к части письмоводителя не относится докладывать бумаги». Вас. Перов так же слагал с себя ответственность. Третий же письмоводитель Ольгинский заявил, что бумаги совсем не видал. Правление представило митрополиту обширное объяснение, стараясь оправдать себя, вместе с проектом строгих мер взыскания недоимок (лишение стола, увольнение из общежития, сношение с консисторией и проч.); секретаря же подводило под Высочайший манифест, хотя полагало сделать ему строгое внушение, со взятием подписки в исправности, так же как и письмоводителям. Митрополит в длинной резолюции, утвердив постановление правления, сделал ему «строжайшее замечание», за несвоевременность взыскания с учеников денег, отчего накопилось свыше 25 тыс., угрожая взысканием недоимочной суммы с правления, если она не будет внесена учениками. Дело тянулось около года, некоторые недоимки были внесены, а вновь поступивший инспектор Владимир должен был взыскивать остальные. Впрочем в сентябре 1828 г. с инспектора сложена обязанность собирать деньги с своекоштных и поручена эконому, в силу § 190 Проекта устава¹¹⁹.

После того взыскание долгов продолжали делать разными способами. С А. Шишова, уехавшего в Испанскую миссию, чрез Иностранную Коллегию взыскано 390 р. 63 к. В течении 1827–28 годов. В 1830 году, на основании вышеприведенных резолюций митрополита и подобной 1829 г., некоторые неисправные по взносам ученики были лишены стола и жительства в семинарии. За тем постановлено не выдавать должникам одежды; вместо нее выдавать по полугодно деньги, для внесения их в уплату долга.

В конце 1832 г., по записке инсп. Антония, так как деньги опять собирал инспектор, – должников было 28 человек (на сумму 2338 р.), из них некоторые должны были по 200 руб. В том же году ученик низш. отд. Мих. Ярославский принужден был выйти из семинарии за неплатеж долга 160 руб. и по невозможности содержаться на свой счет поступил в псаломщики церкви Гатчинского дворца, но в следующем году снова принят, по прошении, в семинарию, по уплате прежнего долга, и помещен, по вниманию к бедности, на полуказенное содержание. Ради бедности, вообще, иногда вместо 100 руб. брали 75, или внесение долга рассрочивали, требуя при этом иногда верного поручительства; даже, по крайней бедности, совсем прощали долги. Но в марте 1833 года правление снова вынуждено было постановить: «не дозволять ни одному из своекоштных учеников пользоваться казенною пищею и квартирою без предварителъного внесения за то платы» и вновь составило относительно этого подробные правила. Сумма за содержание назначена от 100 руб. (с детей священников и петербургских дьяконов) и 75 р., (с детей сельских дьяконов и причетнических), до 50 р. При этом дозволялось подавать прошения о понижении суммы взноса, по вниманию к тем или другим изменившимся обстоятельствам. Принято во внимание и количество семейства, определены сроки взносов и постановлено – каждое полугодие вновь подавать прошение о дозволении поступить в общежитие, с приложением квитанций от инспектора о внесении денег за содержание: инспектору поручен был сбор денег, как лицу более влиятельному, эконому же предписано не допускать никого в общежитие без резолюций правления, но с конца 1837 г. и обязанность сбора денег за содержание снова возложена на эконома. С целью побуждать к более исправному внесению денег в срок, употреблялись и некоторые моральный меры, напр. воспитанники отличные по поведению, но не заплатившие в срок за свое содержание, не записывались в число отличившихся в книге по поведению. Если ученик по болезни проживал в доме родителей, то деньги, внесенные за него, дозволялось возвращать по расчету за время его болезни. По этому пункту в 1834 г. сделано, впрочем, некоторое ограничение, согласно мнению инспектора Антония, именно, означенные вычеты допускались в том случае, если ученик проболеет не менее месяца и представить законное свидетельство о болезни. Такая скидка напр. в 1841г. сделана была нескольким воспитанникам, жившим по болезни дома. Но в 1837 г. отцу ученика, исключенного за самовольные отлучки, выдали сумму, из внесенных им денег, за все время отлучек. Указанные постановления 1833 г. объявлены чрез консисторию по епархии. Взыскания с отцев производились также чрез консисторию и благочинных. Чрез подлежащие места и ведомства старались взыскивать и старые долги, с 1829 г. Так, с Якимовича, вышедшего в медицинскую академию в 1832 г., вытребовали долг чрез конференцию медиц. академии. На основании тех же постановлений, четверо из своекоштных воспитанников высланы были из семинарского здания и, не имея средств к жизни должны были отправиться к родителям за деньгами. Два брата Ш. сыновья одного сельского священника задолжали 566 р. 68 к. и один из них, при окончании курса в 1837 г., не получил аттестата, пока не дал правлению письменного обязательства заплатить, в течение 5 лет, причитающиеся с него 283 р. 34 к. Оставленный в том же классе и уволенный с казенного С–ов, по бедности подал прошение об увольнении из семинарии и уволен, так как принятие его на казенное «должно быть сопряжено с лишением оного кого либо достойнейшего его» (сент. 1840 г.). Ученик же петропавловского училища И. Успенский, назначенный к переводу в семинарию (1841 г.), из казанских певчих, должен был просить об оставлении его в том же класс училища, по невозможности содержаться в семинарии, и оставлен.

Между тем значительная сумма недоимок за прежнее время не оставлена была без внимания и со стороны высшего начальства. В сентябре 1837 года, по предписанию Комиссии Д. уч., учрежден при консистории особый «Временный комитет», с целию поспешнейшего сбора с бывших учеников семинарии и училищ недоимочных денег за содержание, которые по 1826 год составляли 25222 р. 39 коп. Членами этого комитета назначены: ректор семинарии архим. Макарий, Большеохтенский протоиерей Матфей Смирнов, священники – Ксенофонт Делекторский и Федор Сидонский. Комитет должен был сообразить, с кого могут быть взысканы деньги и кого можно освободить от уплаты долга, и дать свое заключение, но сам не должен был приступать к взысканию недоимок, в силу особого предписания 1838 г. Комитет входил в переписку с отцами разных бывших воспитанников семинарии, или с самими ими, проверял те или другие показания их, на основании справок и сведений, вытребованных из семинарского правления, а для этого присылал в правление списки бывших учеников, относительно которых нужны были справки: о времени поступления и пребывания их в семинарии или училищ, о количеств их долга и пр. Первоначально комитет представил в консисторию мнение о взыскании недоимок с 32 бывших учеников и о прекращении взысканий с 70, о чем и доложено св. Синоду в 1840 г., при репорте митрополита Серафима. Затем еще из 75 должников с 10 положено сделать взыскания, а 65 освободить, о чем снова сделано представление св. Синоду, при репорте митрополита. Благочинные, духовные правления и консистория взыскивали с разных лиц, из которых одни как бывшие воспитанники, сами за себя должны были уплачивать деньги, другие за своих сыновей; с некоторых же брали обязательства о внесении к известному сроку недоимочной суммы. Взысканные деньги высылались в семинарское правление: всего с конца 1837 года по 1840-й выслано было до 1545 руб. (от 10 руб. до 133 р. с лица). Но вследствие некоторых недоразумений и жалоб, по определению св. Синода в 1841 году, предписано было приостановиться в приведении к исполнению заключений комитета. В июле 1841 года ректор Афанасий доносил семинарскому правлению, что комитет, учрежденный при спб. дух. консистории по делу о недоимках с своекоштных учеников семинарии и ал. -невских училищ по 1826-й год, окончил свои действия в декабре 1839 года.

Несмотря, однако же, на все вышеозначенные мероприятия, надлежащей аккуратности во внесении платы за содержание не было. Так, по донесению эконома Петрова, учеников не доплативших за свое содержание, в первой половине 1841 года, было 15 человек, на сумму 151 руб. 30 коп.

Кроме указанных источников для содержания воспитанников были еще сторонние средства, назначавшиеся преимущественно в пользу недостаточных учеников и утвержденные особым «проектом положения Комиссии дух. уч. об учениках, к содержанию себя способа неимеющих».

1) Еще в прошлом столетии вошло в обыкновение зачислять места за недостаточными духовными воспитанниками – священнические, дьяконские и особенно причетнические. Обыкновение это, подтвержденное особым указом св. Синода (от 16 апр. 1784 г.), продолжало существовать и по введении реформы 1808 года. Церковные службы в таких приходах отправлялись престарелыми и заштатными священноцерковнослужителями, а иногда, в вакационаальное время, и самими учениками, за которыми зачислялись места (причетнические). При зачислении мест, по прошению воспитанников, консистория сносилась с семинарским правлением о том, достоин ли такой-то зачисления и потом уведомляла семинарию, в случае состоявшегося зачисления. Напр. в июне 1809 г. было сообщение из консистории, «для объявления ученику поэзии Ив. Рождественскому, что новолад. уезда в Рождественском сясском погосте предоставлено за ним праздное диаконское место», также «за учеником поэзии Гр. Окуловым предоставлено место в Сердобольском уезде». Чрез консисторию высылались таким ученикам и деньги, которые они вносили за свое содержание. При этом семин. правление иногда делало чрез консисторию понуждения причтам о более аккуратной высылке доходов ученикам от предоставленных за ними мест. Число воспитанников содержащихся в семинарии на таких доходах было в разные годы различно, но вообще незначительно.

2) На основании Высочайше утвержденного 18 марта 1810 г. доклада Комиссии д. уч., из консистории ежегодно высылались на содержание учеников суммы, собираемые от продажи венчиков, возлагаемых на усопших и листов разрешительной молитвы. Количество этой, так называемой, бурсачной суммы было различно в разные годы и, в случае ее уменьшения, семин. правление обращало иногда на это внимание консистории. Так в 1814–16 гг. венчиковой суммы высылалось до 3 тыс. р. в год, а в 1817 г. поступило только 1817 руб. 80 к. На вопрос правления о причине уменьшения венчиковой суммы, консистория отозвалась неведением, но указала на то, что венчики и листы разрешительный молитвы, неизвестно где печатанные, продают гробовщики, а священники не обращают на это должного внимания. Семинарское правление представило о том митрополиту. Впоследствии видим увеличение означенной суммы: во второй половине 1826 г. ее получено 3132 р. 96 к., в 1830 г. выслано 3557 р. 90 к., в 1831 г. (холера) 6054 р. 20 к. В 1833 г. снова обращено внимание на уменьшение венчиковой суммы, так как ее было уже менее 4 тыс, и поставлен вопрос консистории о способах к ее увеличению.

3) До 1821 г. от разных монастырей в епархии делались ежегодные взносы, или пособия на содержание бедных учеников от 50 р. до 100 и выше, именно от Сергиевой пустыни (до 300 руб.), Введенского Островского (до 200 р.), Зеленецкого Троицкого, в новоладожском уезде, Валаамского Спасопреображенского, Череменецкого Богословского (50 р.), Александроневского (1000 р.), но с 1814 г. последний освобожден от взноса этих денег, так как он выдавал на содержание учившихся в семинарии и ал. невском училище певчих митрополичьего хора до 2 000 руб. и более, напр. в 1820 г. 2608 руб. Временно, на известный год, и другие монастыри, вследствие заявления о затруднительности взноса положенной суммы, освобождались от него, напр. Введенский в 1814 т., Череменецкий в 1818 г., Сергиева пустынь в 1819 г. Но в 1821 г. этот источник доходов семин. экономии совсем пресекся, да и вообще он был незначителен: от 750 р. (1815 г.) и ниже даже до 100 р. (1820 г.) в год. Всех же доходов из означенных трех источников за десятилетие с 1814 по 1824-й год было 36822 р. 76 к., в том числе: бурсачной суммы по консистории поступило 34272 руб. 76 к., от утвержденных за учениками мест и от монастырей (за 6 лет) – 2550 руб.

4) На основании указа св. Синода от 25 августа 1824 г. из Александроневской лавры ежегодно высылалась сумма, остающаяся от неполного комплекса соборных иеромонахов, такой суммы напр. за 1824 г. прислано 560 р., за 1828 г. 744 р. 61 коп., за 1833 г. 768 р. 88 к., за 1835 г. – 563 р. 75 к. и т. д.

5) Были и пожертвования на бедных учеников от разных лиц – единовременные, или внесенные в банк на обращение процентами. Митрололит Михаил 1820 г. внес в сохранную казну Опекунского совета 3000 руб. на вечное обращение, чтобы на проценты с них содержать одного из бедных семинаристов, который должен прозываться Михайловым. На эту стипендию в первый раз был принят воспитанник Андрей Алиенов, поступивший потом в 1823 г. в спб. духовную академию, впоследствии профессор с. петербургской семинарии. Потом на этой стипендии состояли: Гавр. Георгиевский, Ив. Шабров, Еф. Флоринский (в янв. 1832 г.). – В 20-х же годах от протодиакона Заводского завещан капитал в 3200 р. Еще ранее (1811 г.) поступило пожертвование от священника Мизеровского. В 1818 г. московского Новоспасского монастыря назначен, иеромонах Паисий пожертвовал на бедных учеников семинарии 1000 руб., полученные им в награду за труды по строительному комитету, учрежденному для построения дома спб. дух. академии. На проценты с этой суммы положено, в силу резолюции викария, ректора академии, епископа ревельского Филарета: «покупать назидательные книги для раздачи отличнейшим из бедных учеников при открытых испытаниях, что было бы и пособием и поощрением». Впоследствии (1837 г.), по предложению инсп. Антония, из этой суммы покупались иаградные книги для старших, отличающихся исправностию по своим обязанностям. – В 1833 г. купеческая жена Харавина, по внушению своего духовника, пожертвовала в пользу бедных дух. воспитанников 50 пуд. воску, на сумму 1650 руб. – В 1837 г. аптекарь Гроссман пожертвовал на содержание бедных воспитанников 273 р. 75 к. В 1840 г. митр. Серафим внес в сохранную казну для обращения на вечное время из процентов 2142 р. 85 к., сер. в пользу бедных учеников семинарии. Число учеников, состоявших на сторонних пособиях, определяется следующими цифрами: 1823 r. – 1, 1827 г. 9, 1833 г. – 6, 1839 г. – 8.

Некоторые из воспитанников по своему особенному положению пользовались и особыми суммами на содержание. На содержание окончивших курс и, за неполучением места, живших в семинарии первоначально академия высылала потребную сумму, напр. – в 1812 г. (на 19 человек окончивших курс и живших в семинарии) выслала 2000 р. и потом еще 698 р. В предписании акад. правления от 31 дек. 1811 г. и Комиссии дух. учил., 1813 г. между, прочим сказано: «сумма на содержание (окончивших курс) потребная имеет быть употреблена из суммы от неполного комплекта академических студентов остающейся». При этом семин. правление обязывалось «учинить примерное назначение денег, нужных для содержания окончивших курс и представить акад. правлению». На 1814 г. представлено о высылке суммы на содержание 31 окончивших курс, в количестве 6437 р. 15 к. Но академ. правление предписало: платья вновь не шить им, по выходе же из семинарии его отбирать. В 1820 г. предписано: на содержание окончивших курс заимствовать уже из остаточных сумм по семинарии и училищам, при собственной их одежде, и далее 2-х лет не держать их семинарии. В «Положении же о способах к улучшению состояния духовенства», вследствии известного указа от 6 дек. 1829 г. сказано (§ 5), что беднейшим окончившим курс, но не поступившим на места, занимаясь повторением «богословского учения» при семинарии, пользуются и содержанием от семинарии. – На содержание воспитанников армейского ведомства получалась известная сумма от Обер-священника армии и флотов которая напр. в 1839 г. равнялась 160 руб. на каждого воспитанника. Вообще же армейский капитал на воспитанников, по «Положениям об армейской семинарии» 1818 г. (см. ниже в гл. Воспитанники), равнялся 1900 руб. на 170 армейских воспитанников всех епархий, следовательно круглым числом около 112 р. на каждого воспитанника, но в петербургской семинарии сумма отпускавшаяся на каждого была несколько выше. Обер-священник обыкновенно делал отношение о принятии тех или других учеников, сыновей полковых священно-и-церковнослужителей, «на казенное содержание от армейской семинарии». Таковых напр. в 1823 г. было 2, в 1827 г. – 8, в 1839 г. – 18 и т. д. – Были и такие воспитанники, напр. из крещеных евреев, на содержание которых высылались деньги или пособия из попечительного комитета Императорского Человеколюбивого общества (в 1820-х годах), хотя оно иногда и отказывало в своем вспоможении. – Иные же из духовных воспитанников состояли на содержании попечительства о призрении бедных духовного звания.

Петербургская семинария, в рассматриваемый период, как уже упоминалось выше, помещалась в зданиях Александро-невской лавры, вместе с Александро-невским духовным училищем и до 1819 года вместе с духовной академией. Семинария занимала собственно так называемый Федоровский корпус, находящийся между собором и двухэтажной церковью, на южной сторон лавры¹²⁰. В этом же корпусе помещалось сначала и училище, а также академическое правление и квартиры академических наставников. Собственно академия занимала здание между Федоровскою церковью и угловою юго-западною башнею, в которой помещалась академическая библиотека. Здание это, с небольшою башнею посредине, принадлежит в настоящее время александро-невскому дух. училищу и занято квартирами смотрителя, его помощника и друг.

В 1812 г. на ремонт семин. здания издержано 5929 р. 75 к. Затем в 1815 г. по случаю разделения семинарии на 3 отделения, правление представляло об увеличении помещения. Между прочим баня переделана в жилые комнаты. На переделки отпущено из Комм. д. уч. 3708 р. 95 к.

Когда, в октябре 1819 года, духовная академия выселилась из лавры в новый дом, то семинарии разрешено было занять и бывшее академическое помещение, с уступкою части его для митрополичьих певчих. В 1822 году возникло дело о перемещении из нижнего Федоровского корпуса малолетних певчих в комнаты семинарии, чтобы присмотр за ними был более строгий, так как лавра сама не может иметь этого присмотра; при этом семинария выхлопотала, чтобы бывшее помещение певчих осталось за нею. Починять его лавра отказалась, «по расстроенному состоянию лаврских сумм», как заявил митрополит Серафим ректору семинарии Поликарпу. Поэтому семинария должна была обратиться за пособием к Комиссии дух. училищ. В начале 1829 года пять учителей александро-невского училища выселены с казенных квартир в зданиях, занимаемых семинарией и училищем, с выдачею им по 200 р. на наем квартир, чтобы очистить более помещения для воспитанников, так как от увеличения их стало тесно и душно. С этою же целию в 1829 г. и зимний зал переделан в жилые комнаты (за 8425 р. 48 коп.).

Все помещение семинарии с училищем по описи 1826 г. состояло из следующих частей:

1) летний зал о 8 окнах, со стенами отделанными под мрамор, где совершалось по праздникам утреннее или всенощное богослужение¹²¹.

2) Зимний зал, (в 1829 г. переделанный в жилые комнаты, с дозволения Комиссии дух. уч.)

3) Столовая.

4) Кухня.

5) Хлебная;

6) Библиотека, в башне на юго-западной стороне лавры, (где в настоящее время помещается лаврская библиотека).

7) Квартира ректора из 5 комнат.

8) Квартира инспектора из 4 комнат.

9) Правление.

10) Больница из 4 комнат.

11) Богословский класс о 5 окнах.

12) Философский класс о 7 окнах.

13) Два класса словесности, один о 2-х, а другой о 4-х окнах.

14) Класс уездный высший о 5 окнах.

15) Низший – 5 окон.

16) Приходский в 3 окна.

17) Жилые комнаты для учеников семинарии и училища, вместе с помещением для певчих, числом 53; собственно комнат для учеников семинарии – 31: все они обозначались №№ и в каждом номере было от одной до трех комнат.

18) Кухня учителей

19) Бывшее правление.

20) Две комнаты для служителей.

21) Сторожка.

22) Кладовая.

23) Конюшня.

24) Сарай.

25) Баня.

Для отопления помещения заготовлялась «годовая порция дров», в количестве 500 саж. (1827 г.), а с 30-х годов до 600 и 650 саж. В 1837 г. сложены две новые печи, по новоизобретенному способу Шамаева, – в зале за 250 р. и в риторическом классе за 125 р. Относительно топки печей в семинарских зданиях, в янв. 1830 г. дано предписание от академ. правления, чтобы в послеобеденное время здания не были отопляемы.

Вдоль набережной Невы, семинарии принадлежал огород, который вскапывался обыкновенно по контракту. Так в 1817 г. за обработку семин. огорода, с семенами, уплачено 225 руб.

В начале 1827 года возник вопрос о новом помещении семинарии и расширении ее. Семинарское правление делало представление митрополиту Серафиму о том, что существующее помещение семинарии, вместе с училищем, в комнатах Ал. -Невской лавры и во флигелях за лаврой, – неудобно. От тесноты не может быть надлежащей опрятности и удобстве для экономии, а от расположения помещений не может быть общего надзора за поведением учащихся. Вследствие этого желательно было устроить отдельное здание, «в род замка или монастыря», где были бы: церковь, зал собрания, столовая с принадлежностями, комнаты – для правления, библиотеки с кабинетами, больницы, для начальствующих и учащих, для классов, спальные комнаты с умывальницами и служительскими – для 200 воспитанников, а при доме – баня, погреба, кладовня и дровяники. Удобным для такого строения местом, «как по близости к главному духовному начальству, так и по уединению», признана площадь за лаврою, между вновь устрояемым каналом (обводным) и черною речкою. Представление подписали: ректор архим. Антоний, инсп. соб. иером. Савва, исправл. д. эконома учитель Михаил Панов, секретарь Козьма Успенский. Митрополит утвердил представление, предписал «место для строения избрать лаврской канцелярии обще с членами семинарского правления, коего места сделать чертежи с масштабом и нам представить наперед, не делая плана». Правление указывало место в лаврском саду, занимаемое рощею; лаврская же канцелярия предлагала два места или по невскому проспекту, или в лаврском большом саду, но митрополит написал на представлении лаврской канцелярии такую резолюцию: «планы для построения вновь семинарии смотрены нами и найдены к исполнению неудобными. Сообщить в сем. правление, нельзя ли над некоторыми комнатами семинарскими надстроить вторые этажи, а к Федоровской церкви сделать пристройку, в соответствие Духовской церкви, с тем, чтобы в сей пристройке, имеющей быть в два этажа, устроены были комнаты для классов, или для помещения в них учеников, о чем и имеет представить нам семинарское правление мнение свое, посоветовавшись о сем с архитектором, но плана еще на строение сие не делать».

После ревизии инсп. акад. Иннокентия (в июле 1827 года), который вообще нашел семинарское помещение неудобным, Ком. дух. училищ предоставила митрополиту, по прибытии нового ректора в семинарию, потребовать от него «скорого изъяснения мер для приведения семинарии в удобный и приличный вид» по части помещения.

Новый ректор, архимандрит Нафанаил делал два представления, одно в октябре 1828 года, в котором поддерживал мнение преосв. Серафима о надстройке нового этажа в старом семинарском корпусе, другое в мае 1829 г., в котором полагал «построить новый трехъэтажный корпус на месте принадлежащем семинарии, что по правую сторону Федоровской церкви», для чего архит. Петровым составлены были план и смета. Последнее представлено в акад. Правление.

В 1830 г. вследствие Высочайшего указа от 6 декабря 1829 г. на имя Св. Синода «о преподании вящших способов к образованно духовного юношества и к обеспечению церк. причтов в безбедном их содержании», – было сделано постановление Ком. дух. уч. «о доставлении в оную: 1) подробных описаний и планов нынешних семинарских зданий; 2) мнения, какие постройки нужно еще сделать для совокупного помещения всех обучающихся в семинариях воспитанников из духовного юношества и 3) планов и смет сих построек с уведомлением, нет ли средств сохранить вышеписанные строительные издержки отводом помещения для семинаристов в готовых зданиях духовного ведомства, или же в каких либо известных зданиях казенных, не имеющих особого назначения». В силу этого семинарское правление представило его Высокопреосвященству план Федоровского корпуса, принадлежащего Ал. Невской лавре, в котором находятся: жилые комнаты ректора семинарии, эконома, двух учителей ал. -невских училищ и большей части семинаристов, так же богословский и философский классы, семин. правление, зал собрания, подвалы, а на задней стороне кладовые, погреб и дровяные сараи; комнаты же инспектора семинарии, два класса словесности, семин. больница, библиотека, кухня, столовая и хлебная, и жилые комнаты остальной части семинаристов находятся в прикосновенных Ал. -Невской лавре зданиях, собственно принадлежащих семинарии, где помещаются и оба александро-невские – уездное и приходское – училища. При этом правление доносило, «что помещение семинарии в зданиях занимаемых ею ныне, совершенно неудобно и не соответствует правилам доброго воспитания»: 1) риторические классы и столовая находятся в отдалении от жилых комнат и воспитанники во всякое время должны ходить туда через двор; 2) при жилых комнатах нет отдельных умывален и удобных, вблизи находящихся нужных мест, чего по настоящему фасаду и плану зданий в надлежащем виде и устроить нельзя;¹²² 3) по разбросанности жилых комнат, наблюдать за учениками неудобно, а по множеству открытых выходов семинарии, нередки самовольные отлучки; 4) от умножения воспитанников, которое происходит ежегодно, помещение сделается совершенно невозможным, несмотря на то, что большая часть наставников семинарии и училищ не имеют жительства в семин. зданиях и что для предотвращения стеснения в жительстве в 1829 г. зимняя семин. зала обращена в жилые комнаты; между тем, на основании § 5 положения о способах к улучшению состояния духовенства, (Высочайше утвержденного 6-го дек. 1829 г.), и окончившие курс до определения на места должны жить в семинарии. Вследствие этого сем. правление сначала предполагало выстроить отдельный от александро-невского училища дом, вне лавры, потом предположило училище вывести в другое место, а жительство семинаристов сосредоточить в зданиях собственно принадлежащих семинарии, сделать к ним пристройки и вторые этажи, где их нет, так чтобы здесь находились: комнаты для 300 воспитанников, кухня, столовая, хлебная, больница, 4 класса и квартиры для инспектора и его двух помощников; Федоровский корпус с подвалами, сараями и погребами назначить для квартир ректора, эконома и неженатых профессоров; остальную же часть его предоставить в распоряжение лавры, которая тоже терпит стеснение от жительства внутри ее воспитанников. Архитектор Комаров пересмотрел и исправил составленные умершим Петровым план, фасад и смету постройки и освидетельствовал назначенные к надстройке здания. (Подписано: ректор Архим. Нафанаил, инсп. иеромон. Николай, секр. Ив. Мелиоранский). Резолюция: «учинить по мнению сему».

Но пока составлялись подобные проекты и придумывались меры к улучшению помещения семинарии, здания принадлежащие ей в лавре более и более ветшали и становились теснее от увеличения воспитанников. В начале 30-х годов живущих в семинарском и училищном зданиях было свыше 460 чел. В 1833 г. пришлось, вследствие тесноты, некоторых вновь поступающих отсылать в ямбургское и петропавловское училища. В конце 30-х годов приватных допускали уже под условием жить на своей квартире, за неимением места в семинарии. В 1839 г. ревизор протоиерей Иванов, вместе с членами сем. правления, осматривал все сем. здания, которые были найдены очень ветхими и тесными. Описывая тогдашнее помещение петерб. семинарии, Ростиславов замечает, что она была едва ли не самая дурная из тогдашних семинарий»¹²³. Подобным образом отозвался, как мы видели (стр. 163), перемещенный из тверской семинарии ректор Афанасий и выражал опасение, по поводу сделанного Государем Императором посещения академии в 1838 г., как бы не дошла очередь и до семинарии. Граф же Пратасов, бывши в семинарии в июне 1839 г., прямо заявил. о семин. комнатах, что «он боится, если государь, посетит их». «А я на это сказал ему, – пишет Афанасий, – что для поправки их нужен не один десяток тысяч, но что такой расход на них делать теперь Комиссии дух. уч. вовсе неблаговременно, когда началась уже строиться семинария»¹²⁴. Действительно, к этому времени уже состоялось решение о перемещении семинарии из лавры и начата была постройка нового здания, на Обводном канале.

Семинарская больница сначала помещалась. вне семинарского двора, но когда для, построения нового академического здания, нужно было очистить для него место, то больничный дом, принадлежащий семинарии, перенесен на семинарский двор (в 1817 г. за 2500 р.), что, конечно, было гораздо удобнее для божьих воспитанников. В первое время был недостаток в некоторых больничных принадлежностях. Ревизора Иннокентий заявил, что больничного платья не было 2-х лет. Но по распоряжению Комиссии дух. уч. для больницы впоследствии высланы были даже рисунки одежды и белья из Обуховской больницы, с которыми и предписано сообразоваться (от 1 мая 1833 г.) Семинарские больницы были освобождены от надзора Врачебных управ, но предписано (1836 г,) ежемесячно доставлять в Управу сведения о числе больных и свойствах болезни. В семинарскую больницу поступали больные ученики как семинарии, так и училища, при том как казенные, так и своекоштные. В 1831 г; было даже особое предписание, на основании Высочайшего повеления, о том, чтобы больных учеников из своекоштных так же принимать в казенную больницу (предп. от 18 мая 1831 г. Впрочем последние отпрашивались часто к родителям или родственникам по причине болезни. Неизлечимо больные вовсе выходили из семинарии, по прошению, на основании докторского свидетельства, о чем будет сказано в своем месте (см. в гл. Воспитанники). Нередко правление увольняло воспитанников по болезни в дома родителей, на более или менее продолжительные сроки, впредь до выздоровления, на основании удостоверения семинарского врача. Особенно много таких увольнений видим в конце 30-х годов. Больные же, которые требовали продолжительного и специального лечения и особенного ухода, но не имели родственников, могущих взять их на свое попечение, обыкновенно были отправляемы в городскую больницу, или клинику. В 1813 г. ученик Алексей Павловский, заболевший помешательством, по предложению врача Книпера, отвезен для излечения в Обуховскую больницу, за невозможностью лечиться в семинарии; чрез несколько времени он был выписан, но потом снова отправлен туда же. В 1826 г. за помещение и лечение в клинике учеников А. Смирнова, В. Гуляева и окончившего курс Зах. Солнцева правление вносило деньги, по счетам представляемым из клиники. В 1830 г. ученик А. Андреев, страдавший «хроническою ломотою костей, с наростами на ногах», по представлению семинарского доктора не мог быть лечим в семинарии и отправлен в клинику, где находился с 10 января по 10 мая; за него было внесено 45 р. и после еще 30 р. 45 к. В 1835 г. ученик Князев укушенный, по предположению доктора Александрова, бешеной собакой, отправлен был для лучшего за ним присмотра в градскую Обуховскую больницу, откуда чрез 2 месяца прислан здоровым. В 1836 г. воспитанник низш. отд. А. Славинский помещен был в Мариинскую больницу, для излечения от «болезни требующей особенного медицинского пособия».

Более или менее обычные болезни, по репортам семинарских врачей, были: чирьи чесотки, вереда, простуда, перемежающаяся лихорадка, золотуха, глазная и зубная болезнь, горячка, жаба и проч. Число больных было различно. В 1827 т. напр. в больнице перебывало, в течение 8 месяцев, 184; но с 1828 г. в течение того-же времени около 400 человек, средним числом до 50 человек в месяц. За лекарство, по репортам доктора, уплачивалось от 20 до 30 р. в месяц (напр. в 1814 г.) и более; в 1831 г. за полгода 500 р. 18 к. В 1838 г. за полугодие в аптеку Голлингера уплачено 990 р. 16 к., но с этого года по 1841-й расходы уменьшились. Иногда случались и эпидемии, и расходы на больных, разумеется, значительно увеличивались. С сент. 1827 г. по июль 1828 г. была глазная эпидемия; в аптеку Голлингера за полгода уплачено 1102 р. 21 к. В 1830 г. развилась повальная головная болезнь с жаром (нервическая горячка), так что сразу 31 человек поступили в больницу. Правление спрашивало врача о причине эпидемии. По мнению Жювенеля, она произошла «вследствие сухости воздуха и постоянных морозов с ветрами». Приняты были разные гигиенические и санитарные меры: еженедельная баня, чистота и частая перемена белья, окуривание, прекращение сообщения с больными. Чрез три месяца (январь – март) болезнь прекратилась; из 119-ти больных этой болезнью умер один. В аптеку Голлингера за медикаменты уплачено 1328 р. 62 к, за 3 с половиной месяца; всех же издержек было сверх положенного, с января по 9 апр. 828 р. 62 к., которые и отпущены, с разрешения Ком. дух. уч. Тогда же Комиссия, по представлению сем. правления, постановила: «поставить г. Жювенеля во внимание г. министра внутр. дел, при канцелярии коего состоит он на службе». В конце 1830 г., вследствие записки обер-прокурора князя Мещерского, на имя митрополита, предприняты были меры предосторожности против холеры. Доктор еженедельно должен был доносить о состоянии здоровья всех находящихся в семинарии и перечислять болезни, от которых хворали лежавшие в больнице. Правление докладывало о том митрополиту, а он сообщал Комиссии дух. уч. Старшим предписано наблюдать за выполнением тех или других мер предосторожности с окт. по февр. 1831 г. В 1831 г., когда холера шла из остзейских губерний, было предписано прежде всего распустить учеников ямбургского училища по домам; затем, когда она развилась в Петербурге, семинарное помещение, в июне месяц, было занято академией, академическое же здание, согласно Высочайшей воле, отдано в ведение с. -петербургского генерал-губернатора, под помещение холерных больных. Ученики семинарии и александроневского училища были распущены с выдачею прогонов, (всего свыше 346 р.), двоим дозволено жить при семинарии, но 12 учеников семинарии и несколько училищных помещены в петропавловское училище, с платою по 6 р. в месяц за человека; об их здоровьи и поведении представлялись еженедельные донесения семинарскому правлению. Для семинарии холера осталась без губительных последствий. В сентябре, по предписанию начальства, когда болезнь прекратилась, академия выселилась в свое помещение, и ученики семинарии снова были собраны. В 1833 г. в семинарии развилась опять эпидемическая горячка, так что потребовалось увеличить помещение для больных прибавлением к нему комнаты, ближайшей к больнице. В том же году распространились круп и скарлатина и продолжались около двух месяцев. По указанию врача Александрова, приняты были надлежащие меры предосторожности (проветривание комнат, свежая пища, чистота, отдельное помещение для больных, недопущение в город и на сырую погоду учеников), с донесением митрополиту и Комиссии дух. уч. В 1835 г. врач Александров составил правила предосторожности, по поводу появления в некоторых учебных заведениях скарлатины. В 1841 г. правление, обратив внимание на то, что за 1838–40 годы весьма значительно сократились расходы по больнице и ни один из воспитанников семинарии не умер за это время, представляло к награде врача Паковского, которому еще после ревизии прот. Иванова в 1839 г. объявлена была благодарность начальства.

Уход за больными, помимо доктора, жившего в город, поручался особым смотрителям лазарета, которые, по рекомендации врача, избирались или из учеников семинарии разных отделений и даже уездного училища, или из исключенных и окончивших курс, с умеренным жалованьем. В 1810 г. смотритель лазарета Никита Фомин получал 40 руб. в год, затем, по представлению доктора Книпера (1812 г.). прибавлено ему еще 20 р. Впоследствии жалованье увеличено до 10 руб. в месяц, при этом смотрители из учеников иногда получали полное казенное содержание, так Я. Землянский, получавший 10 р. в месяц и полуказенное содержание и заменявший даже фельдшера, по свидетельству доктора (1832 г.), за это принят, по прошениею на полное казенное содержание. Вследствие большего числа заболевающих, в 1833 г. определен ему помощник из учеников низш. отд., с жалованьем 60 р. в год. В 1840 г. смотритель больницы, ученик высш. отд. Вас. Покровский получал 2 р. 86 к. сер. в месяц. По особым случаям смотрители получали прибавки и награды, так в 1830 г. во время эпидемической горячки, смотрителю Спасскому положено было вместо 10 руб. – 25 р. в месяц. В 1838 г. смотритель и его помощник, по представлению доктора, получили, «за усердие к больным до самопожертвования», по 50 руб. награды, В 1827 г. по представлению врача Жювенеля, вместо смотрителя лазарета из учеников, или окончивших курс, определен был, с разрешения Комиссии дух. уч., фельдшер из Императорской больницы, Ив. Андреева, с жалованьем 20 руб, в месяц и казеным ученическим столом. Но он не долго оставался при семинарии. В 1830 г. опять уже видим смотрителем из окончивших курс, Алексея Смирнова, состоявшего в тоже время и учителем приходского класса; он за множеством дел вскоре отказался, а его место занял ученик богословия С. Спасский. В 1833 г. фельдшера вызывали чрез газеты, но никто не явился. В 1838 г. по записке врача Даковского, фельдшера дозволено пригласить из больницы Ал. -Невской лавры. Для болезни зубов с 30-х годов являются особые врачи, специалисты. В 1836 г. зубной врач Мартин Вагенгейм вызвался безмездно пользовать учеников семинарии. О нем был запрос в 1840 г; из академии, но в актах правления не оказалось сведений о его деятельности по семинарии. Постановлено было взять расписки лечившихся у него. В 1840 г. выслано в награду ему 57 р. 14 к. сер., вследствие представления его к 200 руб. асс.

Помимо указанных мер предосторожности, по поводу тех или других случаев, угрожавших здоровью учеников, видим и некоторые другие распоряжения, касающиеся гигиены и охранение здоровья воспитанников. В апреле 1826 г. ректор Антоний между прочим обратил внимание правления на дурной воздух в классах, «так как рамы несмотря на весеннее время не были еще вынуты, и окна не отворялись». В 1827 г. сделано распоряжение, согласно Высочайшему повелению, о прекращении всяких сношений с с.-пет. гимназией, по случаю развившейся там скарлатинной горячки. В 1833 г., по представлению эконома, вследствие заявления врача Александрова, на училищном дворе был засыпан пруд «вредный для здоровья по причине гнилых испарений» и устроены сточные трубы с колодцами (за 320 руб.) Тогда же эконом Михайлов представлял правлению об устроении новых отхожих мест, чтобы чрез двор не проходить ученикам из некоторых комнат и не простужаться. В 1835 г. Сделано представление митрополиту о возобновлении для учеников семинарии и училища сада (за 361 руб.), и он написал: «согласен». Следующем году, вследствие донесения доктора о нечистотах на дворе пред семинарской больницей, могущих развивать заразительные болезни, было дано особое предписание эконома. В 1837 г. по записке эконома, разрешено в семинарской столовой выбить камин, с целию очищения воздуха. В 1838 г. врач Паковский предложил вместо сахара покупать для семинарской больницы мед, «как более полезный для здоровья и дешевый». В 1839 г. тот же врач, после того как в 1838 г. последовало от Комиссии дух. уч. запрещение купаться ученикам в Неве и Обводном канале, – сделал представление о необходимости построить для учеников ванну на реке, в виду того, что они часто страдают накожными сыпями и приливами крови к голове от занятий в летнее время. Семинарская баня около того времени, осенью, долго оставалась без починки, после того как мастеровые соседнего водочного завода Крамера, опасаясь пожара, разломали на ней трубу, из которой однажды летели искры. Полиция долго не разрешала починки; эконом представлял о необходимости бани для учеников, правление также признавало это и только, по сношении правления чрез митрополита с генерал-губернатором, было разрешено наконец в мае 1840 г. произвести починку бани и топить ее. Баня обыкновенно топилась для воспитанников чрез десять дней и открыта была для мытья два дня сряду. Мытье же полов в ученических комнатах происходило обыкновенно, в продолжение трех или четырех дней, чрез каждые два месяца, по крайней мер в тридцатых годах, при экономе Михайлове.

Первоначально семинарские служители были из духовного ведомства, уволенные ученики духовных училищ, которые вызывались чрез консисторию. Это подтверждено и предписанием Комиссии дух. уч. в 1812 г. В наказание высылали провинившихся дьячков (1810 г.), или консисторских писцов (1811 г.), для временного услужения в семинарии и потом эконом свидетельствовал в консисторию о поведении таковых. Один отец в 1817 г. просил уволить сына его из училища в светское звание, и семинарское правление согласилось, но митрополит Амвросий отказал ввиду того, что «духовное ведомство само имеет нужду в служебных лицах». Даже в 1827 г. ученик Георгиевский, исключенный из дух. училища, по определению семинарского правления, за бегство, кражу и ложь, поступил в число семинарских сторожей. Некоторые из таких служителей приобретали с течением времени собственность и особое доверие начальства. Так, когда дом служителя Артемьева в 1817 г. приказано было перенести, в виду постройки нового здания академии и выдано на это 1000 р., семинарское правление выдало ему еще заимообразно, по его просьбе, из остаточной училищной суммы 400 руб. под залог его дома. Тогда же было выдано из строительного комитета при академии 5000 руб. на перенесение и перестройку 7 домов семинарских служителей по оценке, произведенной при участии семинарского эконома Турчанинова. Но вообще подобные служители, поступавшие из епархиального ведомства, по неспособности к церковно-служительским должностям были не совсем исправны и надежны; притом иногда их и недоставало: нужно было отыскивать служителей вольнонаемных. Киевское семинарское правление обратило внимание на неудобства иметь вольнонаемных служителей, которые с великим трудом нанимаются и часто сменяются. Положение дела улучшилось, после того как в ноябре 1818 г. состоялось определение Комитета министров об отпуске солдата для служительских обязанностей в разных присутственных местах и казенных заведениях. На запрос (в 1817 г.) о числе служителей в петербургской семинарии от инспекторского департамента Главного штаба, вследствие отношения обер-прокурора св. Синода князя Голицына, – отвечено, что при семинарии служителей требуется 20 человек. И вот в 1818 г. по увольнении из семинарии прежних служителей, были отпущены, с Высочайшего соизволения, по распоряжению начальника штаба корпуса внутренней стражи, 20 инвалидов для исправления служительских обязанностей в с. -петербургской семинарии. Из них унтер-офицеру положено жалованья 33 р. 33 к. в 2 месяца, а остальным по 10 р. каждому.

Увольнение, или перемена таких, своего рода как бы штатных, служителей происходили при участии высшего начальства, академии, и даже Комиссии дух. уч. Так в 1825. г. унтер-офицер Овечкин, вследствие репорта эконома о его нетрезвости и буйств, по определению семинарского правления и с разрешения академического, был уволен и отправлен к своему военному начальству. Это последнее сделало семинарии запрос чрез академию, в чем состоит его неисправность: дали ответ, что Овечкин за командой смотрел слабо. За неисправность ему не выдано жалованья в разное время 196 р., которые впрочем отданы после, вследствие его прощения к митрополиту. В 1826 г. семинарское правление представляло академии и Комиссии дух. уч. о перемене 10 инвалидов и унтер-офицера. Комиссия по этому поводу сносилась с инспектором департамента Главного штаба, и в 1827 году прислано было вновь 11 человек. Но еще в 1821 году было предписано вызывать инвалидов только в случае крайности. Поэтому приходилось принимать так же и вольных служителей с жалованьем от 16 руб. до 24-х в два месяца. По недостатку средств на наем служителей, в 1826 г. было постановлено, чтобы «своекоштные воспитанники, сверх служителя, сами смотрели за порядком и чистотою в комнатах, поочередно. Но в 1829 г. число инвалидов, служащих при семинарии, с 16 человек дозволено увеличить до 26. Затем в апр. 1830 г. по Высочайшему повелению, предписано нанимать служителей из отставных солдат и не ходатайствовать о назначении их из нижних чинов военного ведомства, по недостатку их в отдельном корпусе внутренней стражи. В 1833 году снова сделано распоряжение «в должности служителей и сторожей обращать исключенных за неспособностью из уездных и приходских училищ и из низшего отделения семинарии», или иметь вольнонаемных. В 1834 году и были только вольнонаемные, преимущественно из отставных солдат всего 25 человек. К концу же тридцатых годов число служителей простиралось от 35 до 45 человек.

В сент. 1809 г. согласно представлению инспектора иером. Филарета, заметившего неисправности служителей, постановлено: «учинить расписание, кто из служителей, какою должен заниматься работою»; дело это поручено эконому.

Эконом Турчанинов в 1815 г. составил инструкцию для старшего служителя и комиссара, по определении на эту должность служителя Вас. Афанасьева, на место уволившегося Мих. Попова, бывшего певчим и экономским письмоводителем. В 1826 г., по записке ректора Антония, правление постановило составить особую инструкцию для служителей, с показанием должности каждого из них; инструкцию составил эконом Панов в 1827 г., причем унтер-офицеру, который назывался исполнителем, дана была, с утверждения правления, особая инструкция о надзоре и ответственности по экономической части и по дому семинарии. Подобную инструкцию для комиссара поручено было составить эконому А. Петрову в 1838 г. В должности же комиссара, или наблюдателя за припасами и приготовлением пищи, в 30-х годах, состоял обыкновенно кто либо из воспитанников или окончивших курс, с жалованьем от 10 до 25 р. (Петрову в 1838 г.), иногда же и из исключенных. В 30-х годах упоминается название подъэконома, дававшееся, вероятно, комиссару.

Обед и ужин воспитанников (в 12 и 8 час.), по уставу (Проекта §§ 225, 226), состояли из двух блюд, праздничный же обед – из 3-х. Пища была простая и довольно однообразная. В 1810 г. эконом Турчанинов входил запиской в правление о перемене блюд за столом, чтобы не наскучивали одни и те же, но, как видно из особого журнала, напр. 1820 г. под заглавием: «состояние сениорств, в последних числах декабря, следовательно в праздничное время, за обедом, обыкновенно были: щи, или иногда, суп и каша, или же – раза три в неделю – жаркое из говядины; за ужином: щи, или суп, и каша. При этом в течение недели не раз встречаются такие заметки дежурного: «щи только с дымом» (за ужином), или: «супощи, без подболтки и без всякого вкусу и каша». Бывали жалобы и на худое мясо и вообще на припасы. В постные дни, как видно из экономских репортов, покупалась для стола рыба, напр. в 1824 г. в марте по счету за рыбу уплачено 42 р., а в июне 421 р. и т. д. Но вся ли рыба покупалась собственно для ученического стола, и в достаточном количестве – сказать нельзя. По крайней мере об. прокурор Пратасов, посетив семинарскую столовую в июне 1838 г., «остался недоволен экономом за ботвинье, в котором мало показалось ему рыбы»¹²⁵. Инспектор Антоний, как выше упомянуто, заботился отчасти об улучшении пищи и разнообразии расписания кушаньев (стр. 163). Для питья квас брали обыкновенно с завода бочками, по 3 руб. за каждую (в 20-х годах) и истребляли его в значительном количестве, напр. в марте 1824 г. на 162 р. (54 бочки), в июне на 267 р., в ноябре – 204 р. и т. д. Казенного завтрака не полагалось, но в семинарии допускалась продажа ученикам некоторых припасов. В первые годы семинарский служитель продавал воспитанникам сбитень и булки, а вырученные деньги должен был вносить в правление. В 20-х же годах правление. заключило условие с сбитенщиком, который должен был за пользование помещением вносить 100 р. в год и продавать ученикам сбитень, булки и т. п., но не держать горячительные напитков, даже и для себя. Намерение инспектора Владимира вывести эту лавочку за монастырь, как мы видели, (стр. 180), вызвало протест со стороны учеников и новое установление правлением строгих правил о часах и предметах торговли.

Одежда учеников определена в 1814 г. в особом расписании под буквой Е, приложенном к проекту устава 1814 г. (к § 221), хотя были и отступления от этого расписания. Верхней одежды, шинелей, не полагалось вовсе. В делах встречаются экономские репорты о пошитии фризовых шинелей только для учеников училища. Семинаристы же некоторые имели свои шинели – фризовые, или суконные на байке, другие, за неимением своих, пользовались чужими, если можно было, или довольствовались выдаваемыми для зимы суконными жилетами с рукавами, или куртками, сверх которых надевали еще суконный сюртук, и в этом одеянии отправлялись иногда в город, несмотря на зимний мороз. Шинели же шили вноследствии только для назначаемых в академию. Сверх указанного, выдавались еще на два года тиковые или, впоследствии, нанковые шлафроки, суконные брюки, а на лето панталоны и жилет кнтайчатые, или нанковые – впоследствии. Сюртук же выдавался на три года, или из сукна синего, а в 30-х гг. темно-серого, или обыкновенно из особой мохнатой материи, называвшейся мухояром. В 1826 т. два ученика высш. отд. просили выдать им новые сюртуки, за негодностию старых, (после того как одному их товарищу был выдан новый сюртук «по уважению к его успехам и поведению, не в пример другим»); правление постановило: выдать, но лишить этих учеников летней пары которая должна была шиться (т. е. шлафроков и жилетов с панталонами), с внушением – быть бережливыми к казенным вещам. Суконный, или кожаный картуз, полагавшийся по уставу, заменялся иногда особенно для учеников высших массов, пуховою круглой шляпой. Так в 1817 г. куплено 40 таких шляп, в 1830 г. для учеников высш. и средн. отделения приобретены такие же шляпы, от 5–6 руб. за штуку, Говорят, что инспектор Андрей, назначенный ректором в воронежскую семинарию, завел там, по примеру петербургской, шляпы для воспитанников и тем возбудил даже толки в городе. Кроме сапогов в первое время выдавались еще башмаки. При выходе воспитанников, казенную одежду нужно было возвращать, если срок не выслужила, но по бедности некоторых учеников, или по ветхости одежды и близости к сроку дозволялось иногда удерживать одежду при себе (напр. в 1837 г.). В 1840 г. некоторым из исключенных, более бедным, правление разрешило пользоваться казенной одеждой до приискания места. Относительно своекоштных, не пользовавшихся казенной одеждой в 1830 г. было предписание от Комиссии дух. уи. чтобы и они соблюдали однообразие в одежд. Тоже предписывалось и относительно тех, которые получали вместо одежи деньгами¹²⁶.

Для спанья выдавали матрац, набитый шерстью, две подушки и одеяло, стоющие в 20-х годах 16 руб.

Вообще же и продовольствие одеждой, так же как и пищей, по крайней мере до половины 30-х годов, нельзя признать удовлетворнтельным. К концу рассматриваемого периода, со вступлением в должность синодального обер-прокурора гр. Пратасова, оно начинает улучшаться. Протоиерей Виноградов в своих записках пишет: «в наше время часть сия (т. е. экономия) столько же была худа, сколько совершенна и хороша при Израиле¹²⁷. Непонятно, от чего и от кого произошел такой упадок оной. Положение от казны было увеличено, оклады с своекоштных возвышены, а столовая и кухня были в весьма неприятном тоне: неопрятность, дурной вкус, качество дешевых и порченых припасов отличали оные; все дурно, худо, чуть не скверно. Посмотрел бы кто на одеяние семинариста студента, удивился бы убранству его. Мухояровый сюртук, шляпа кожаная (?), сапоги повисшие, штаны и куртка толстого серого сукна, очень похожие на убор тогдашних булочников – вот что украшало наружность нашу! Сюртук суконный только походил кое на что. О ближайшем же к телу, сиречь о белье и говорить нечего. Если было цело оное, то так тонко и так нежно, как холст, что у добрых людей пополам расстилается¹²⁸. О поношенном же скажу только: часто в бане видишь, как иной казенно-коштный студент какие нибудь лоскутки на тесемке опоясывает кругом себя. Сознаюсь, что, пришед в возраст, часто с завистию глядели мы на слуг богатых господ, одетых лучше каждого из нас... Теперь (1836 г.), говорят все улучшилось. Но кто придумал, кто из монахов озаботился переменою? Никто. Сам царь-батюшка узнал, послал, велел». (стр. 567, 568.)

По этому поводу высказывается иногда такое мнение, что монашествующее начальство не считало нужным заботиться об улучшении внешнего положения духовных воспитанников, находя это излишней роскошью, вовсе несоответствующей их званию и назначению, тем более что начальство это, само воспитавшись в подобных же условиях, не сознавало даже всей недостаточности экономического положения духовно-учебных заведений¹²⁹. Мнение это имеет свое основание. Действительно, вопрос о коренной реформе в экономическом быту наших дух. заведений разрешен был по инициативе обер-прокурора графа Пратасова, тогда как духовные начальствующие лица относились к этому не особенно сочувственно. Но требования физического воспитания, которое уставом не оставлено в небрежении (Введ. § 1), конечно, должны были соединяться с теми или другими заботами по улучшению экономической части. Это мы уже видели и снова, на основании документальных данных петерб. семинарии, можем заявить, что стремление к улучшению внешних, физических условий быта воспитанников постоянно было присуще начальству семинарии. Недостатки же по хозяйству, конечно, происходили иногда и от общей небрежности, преимущественно же зависели от исполнительной власти – экономов, не говоря еще о некоторых условиях всего тогдашнего быта, независящих, может быть, от воли начальства, по крайней мере ближайшего.

Хозяйственная часть, по уставу (§ 189), вверялась особенно эконому, поэтому естественно, что она вообще, весьма много зависела от способности и исправности этого должностного лица. Начальство же с своей стороны, как отчасти мы уже и видели, имело над этою частию наблюдение и предпринимало в разное время те или другие меры к ее улучшению.

В декабре 1809 г. возникло дело, вследствие жалоб учеников на худое мясо. Купец Мешкурин два месяца не являлся для подписания контракта и поставлял дурное мясо. Между тем эконом, по заявлению правления, «медленностию своею и потачкою неисправному поставщику Мешкурину навлек еще дороговизну», так как за мясо лучшее пришлось платить по 4 руб. за пуд, вместо 3 р. 50 к., как условлено в контракте. Правление определило – выдать Мешкурину за поставленное им дурное мясо, вместо 3 р. 50 к. за пуд, по 2 р. 80 к. Митрополит Амвросий положил резолюцию: «худое мясо не следовало брать; почему и нужно условиться с поставщиком оного, а правлением положенной цены утвердить нельзя». Другая его резолюция по этому же делу, (которое изложено было в двух статьях), следующая: «Правлению по первому усмотрению или жалобе надлежало решиться или сделать контракт, или не брать мяса у худового поставщика». Около того же времени, по поводу представления эконома о необходимости купить 25 жестяных подсвечников со щипцами, правление определило; «руководиться правилом его высокопреосвященства (данным раньше), т. е. при рапорте о покупках «представлять, сколько чего было, почему не стало, или вновь нужно». Митрополит написал: «мое предложение имеет смысл, чтобы о утраченных вещах иметь изыскание, но вместе стараться о покупке новых, дабы не было остановки и недостатка для употребления».

В 1810 г. ректор Анатолий делал представление правлению о неисправностях эконома У. Митрополит Амвросий по этому поводу положил резолюцию: «экономского нерадения впредь предлагаю не терпеть, о чем ему и объявить в правлении». Вскоре он вышел. В 1817 г. ревизор Филарета Дроздов писал: «часть хозяйственная не равняется в устройстве двум первым. Некоторые недостатки, как напр. в полной одежде на воспитанников, неизбежны по ограниченности семинарских окладов и доходов. Но к сожалению можно примечать, что семинарский эконом не соответствует своею деятельностию тем усилиям, какие употребляет семинарское правление для соблюдения хозяйства и порядка в хозяйстве». Указания на некоторые недостатки и беспорядки по экономии находим в журналах сениорств, напр, в. 1815 г. записана жалоба на недостаток света, в 1818 г. жалоба на дурную пищу и квас, на стужу в столовой, отсутствие в трубах вьюшек и дверцев печных, на изломанные комнатные двери и пр. Инспектор предлагал это вниманию эконома, а тот – комиссара. Филарет при ревизии между прочим предложил семинарскому правлению: «подтвердить эконому семинарии, чтобы в столовой скатерти очищаемы были от кусков и крошек после каждого стола». Но по этому поводу и в 1830 г. эконом А. Михайлов делал представление о том, что «скатерти после 1-й столовой по недостатку служителей и времени, в скорости не могут быть отряхнуты и просушены», и поэтому необходимы еще две перемены скатертей для 2-й столовой. В 1823 г. иеродиакон Мисаил уволен был из экономов семинарии, вследствие представления ректора правлению об его неисправностях. Имущество его было описано, вследствие сделанного на него начета». В 1826 г. ректор Антоний входил особой запиской в правление по поводу тех беспорядков, какие он заметил при посещении классов: недостаток икон в некоторых классах кафедр или столиков для учащих, дурной воздух, измаранные и изрезанные ученические карты. Около того же времени произведена, неизвестно кем, значительная покража белья и книг в комнатах, занимаемых учениками словесности и митрополичьими певчими, когда все находились у всенощного богослужения, в зале. Дело оставлено без дальнейшего расследования, по словесному приказанию митрополита, «ибо покража произошла в комнатах певчих его высокопреосвященства». Вообще, около половины 20-х годов было очень много беспорядков, как по делопроизводству вообще, так особенно по экономической части, о чем заявлял и ректор Антоний при вступлении в должность. Это же подтвердил и ревизор Иннокентий Борисов, заметив, что нет многих экономических книг, отчетов за несколько годов, неизвестно назначение некоторых сумм и пр. После его ревизии по экономической части между прочим предписано: «чтобы остаточные суммы, подлежащие отсылке в Комиссию за книги и в составе пенсионного капитала высланы были в оную, не позже как чрез две недели по получении предписания, с различением, сколько денег значится по запискам сем. правления вырученных за книги и сколько считалось к 1823 г. на лицо остаточной экономической суммы. Высылка должна быть произведена, не ожидая поверки отчетов семинарии потому, что если бы при сей поверке и открылись какие либо обстоятельства переменяющие счет, оный всегда может быть исправлен возвратом ли излишних денег в семинарию, или взысканием недосланных от оной особо». Помимо этого, в 1826 г. учреждена была особая счетная Комиссия для поверки счетов спб. семинарии с 1815 по 1826~й год. Членами Комиссии избраны и утверждены митрополитом профессоры академии, протоиреи: Герасим Павский и Иоаким Кочетов, бакалавр Ст. Райковский. Впоследствии присоединен еще инспектор академии архимандрит Иннокентий. Комиссия, на основании данной ей подробной инструкции, рассматривала разные счеты и экономнческие документы с 1809 г. и нашла значительные опущения и беспорядки, которые отчасти упоминались уже выше. В следующем году Комиссия дух. уч. напоминала об ускорении занятий ревизионной комиссии и для этого назначила в нее еще от себя бухгалтера и контролера колл. асессора Филиппова, которому по окончании занятий комиссии в 1832 г. выдано награды из семин. сумм 750 руб. Остальным же членам объявлена «признательность начальства за труды». Вот что найдено было этой Комиссией. 1) Многих экономических записных книг не оказалось на лицо с 1809 по 1826 г. 2) Мелочных расходов (без определений правления) не записано в книги на 4489 р. 44 к. и пожертвованных денег 4000 р., хотя последние были на лицо. 3) Передержано по больнице из сумм по другим статьям ассигнованным (за 10 лет) 2081 р. 79 к.) 4) Выведено было передержки противу контрактных цен за купленную говядину в 1816 г. 1014 р. 19 к. Эконом Турчанинов этого определения семин. правления не подписал, отозвавшись, что в этом году «контракта на поставку говядины не было и что справка в журнал подведена была неверно». На это обращено внимание и ревизором Филаретом, но, по приказанию митр. Амвросия, оставлено без исследования. Впрочем и противу цен, показанных в определениях сем. правления, передано по сей статье 265 р. 80 коп.¹³⁰ 5) Статей не очищенных расписками суммою на 13660 р. 80 коп. 6) Некоторые суммы не записаны на приходе, хотя значатся в расходе; другие записаны не в тот год, в который поступили; некоторые же вовсе не записаны (на 5323 р. 93 к.) Вследствие разных опущений, в сумме остатка к 1826 г. недоставало 21041 p. 5 коп. Все это Комиссией дух. уч. (1832 г.) поставлено сем. правлению на вид, с строгим подтверждением на будущее время: не допускать подобных беспорядков и упущений, но без замечания, по силе 1 ст. Всемилостивейшего манифеста 1826 г. и без привлечения виновных лиц к законной ответственности, на основании Высочайшего манифеста 22 авг. 1826 г. Затем предписано акад. правлению рассмотреть, признаются ли издержки по мелочным расходам необходимыми, а семинарскому – предписано о сверштатных издержках представлять начальству, завести шнуровые приходо-расходные и другие книги по экономической части, по высланным (в количестве шести номеров) формам, и строго соблюдать в ведении книг, разных ведомостей и отчетностей указанный порядок и своевременную запись.

По запросу из академии о документах по вышеозначенным мелочным расходам, семин. правление выслало только пять расходных записок за два года и два отчета о мелочных расходах, но эти данные найдены необстоятельными, хотя сумма мелочных расходов за 9 лет (всего 5289 р. 44 к.) признана необходимою.

Некоторые объяснения нужны были от бывших ректоров Иннокентия (уже умершего) и Поликарпа, который и представил объяснения о расходе сумм, но они признаны неудовлетворительными; по этому предписано от 5-го дек. 1833 г. «в пополнение следующей ко взысканию суммы 3927 р. 25 к. взыскать с бывших в то время членов сем. правления, соразмерно их жалованью и времени нахождения в должности членов. Но как тогдашний инспектор Андрей и эконом Николаев уже умерли, то положено взыскать с их наследников, так как они умерли «по состоянии уже манифеста 22 авг. 1826 г.» Оказалось возможным взыскать только с наследников (в тверской губ.) бывшего инсп. Андрея 280 р. 19 к. Сношения по делу о взыскании тянулись до 1839 г.¹³¹

В том же 1826 г. секретарь Успенский подал правлению заявление, о том, что эконом иеромонах Симеон разорвал контракт, заключенный с поставщиком платья на воспитанников семинарии, а залог его (банковый билет в 500 р.), будто бы возвратил портному, между тем наследники портного, вскоре затем умершего, требуют эти деньги. Эконом, по запросу правления, представил объяснение, что контракт разорвал нечаянно, так как он попал между его черновыми бумагами, а деньги 500 р. отыскал у приятеля портного, к которому, неизвестно как они лопали. С контракта он представил правлению копию (незасвидетельствованную), а 500 руб. возвратпл уже другим банковым билетом. Вскоре после этого он подал прошение об увольнении от должности, по болезни. На него сделан был начет в 4984 р. 57 к. и обнаружены – недостаток расписок от получавших деньги и утрата некоторых казенных вещей. Впрочем за 1824-й и 25-й годы до достоверности в счетах не дойдено, посему, по резолюции митрополита, дело передано в учрежденную около того времени вышеупомянутую комиссию для рассмотрения старых дел, имущество же Симеона опечатано и доходы его монашеские (в Киновии) удерживались. Но комиссия поверочная нашла расчет семинар. правления с экономом неправильным, ибо в основании сего расчета принята не та сумма, какая на самом деле была выдана эконому, но та, какую только предполагалось выдать ему по журналам, или какую он просил себе но своим представлениям. Предписано – произвести новый точный расчет. Митрополит утвердив это, сделал правлению «строгое замечание, чтобы, оно дела свои производило впредь с большею аккуратностию, нежели как оно производило их до сего времени» (1827 г.) Некоторые же вещи из опечатанных велел выдать бывшему эконому Симеону. После того допущен к исправлению должности эконома учитель М. Панов, который был, по видимому, дельный. По вниманию к его усердной службе и честному поведению, ему с разрешения Комиссии дух. уч., обращена в награду сумма, выданная на прогоны (192 р. 90 к.) до Тамбова, куда он был первоначально назначен, но не поехал, оставшись учителем ал. невского училища и потом экономом семинарии. Панов заводил разные новые вещи, столы, парты и др. к удобству учеников, составил инструкцию для служителей. В 1827 г., когда и ревизор Иннокентий рекомендовал его как исправного,¹³² правление представляло митрополиту к утверждению его экономом «за особенную рачительность по службе, способность к делам экономическим и приобретеную уже (в течении 11 месяцев) опытность. » Но митр. Серафим не утвердил Панова и рекомендовал правлению избрать в экономы «известной верности и честности какого-либо иеромонаха, или иеродиакона пожилых лет, а до того времени править экономическую должность учителю М. Панову, под особым смотрением и надзиранием инспектора семинарии». Таким образом экономический интерес приносился иногда в жертву желанию иметь и в должности эконома лиц духовного и преимущественно монашеского сана. Но в 1830 г. снова представлен в экономы светский, профессор А. Михайлов, «как способный к сей должности в 1-х потому, что ему известны местные отношения города С. -Петер бурга, ибо он воспитался в здешней семинарии и обучался в здешней же академии, в 2-х потому, что он, занимая экстраординарные классы (?) по семинарии, имеет довольно свободного времени для исправного прохождения возлагаемой на него экономской должности». Между тем экономы – монахи или были неисправны, или вскоре выходили из семинарии. Хотя и при Михайлове, одном из наиболее, по видимому, предприимчивых и аккуратных экономов, не все было ладно: книги иногда оставались неочищенными расписками (напр. Масальского, после его смерти), несмотря на то, что за этим строго предписывалось следить, после разбора дел ревизионной комиссии 1829 г.; в 1836 г. из семинарской кладовой произведена была покража одежи на сумму 289 р., причем два вора задержаны вахтером и письмоводителем и препровождены в полицию. Но вообще в 30-годах замечается улучшение хозяйственной части. В числе улучшений, введенных при Михайлове, особенно можно упомянуть о новых ложках. Прежде употреблялись ложки деревянные, а тарелки и кружки палевые. При этом заведено было, чтобы каждый воспитанник с своей ложкой приходил в столовую, а как столовая помещалась на другом дворе (по крайней мере для некоторых), то забывшие свою ложку иногда оставались без горячего. В 1836 г. заведены вместо деревянных так называемый аргентиновые ложки (32 р. за дюжину), как более приличные и прочные. Еще в 1830 г. Михайлова «за особенное усердие в «исправлении экономической должности», как служившего один еще год в семинарии, акад. правление, согласно с отзывом ревизора Павского, постановило иметь в виду на будущее время. Но впоследствии Михайлов должен был даже отказаться от экономской должности, не имея по ней поощрения и одобрения от высшего начальства. Около этого времени об. -прокурор Пратасов обратил особенное внимание на экономнческий быт академии и семинарии. Пратасов, бывши в семинарии, высказал неудовольствие относительно экономии и приказывал ректору строже смотреть за экономом, как свидетельствует об этом ректор Афанасий, который, впрочем и сам, по перемещении в петербургскую семинарию, нашел в ней много «сору и дряни».¹³³ Очевидно, эконом был в зависимости от многих внешних условий, неблагоприятствовавших его аккуратности. В 1837 г. возникло особое дело о семинарской конюшне. Содержание конюшни с течением времени все возрастало. В первое время в делах упоминается одна лошадь, телега, дровни или водовозные роспуски. В 1831 г. вместо одной лошади заведены две легковые (купленные за 500 р.) В 1833 г. на конюшню и ее принадлежности издержано было 1436 р. 3 к. Наконец в 1837 г. на представлении сем. правления по делу о содержании 3-х лошадей, митрополит Серафим написал: «семинарское правление имеет немедленно представить нам справку, сколько по штату положено быть при семинарии лошадей и для какой надобности содержатся оным три лошади». Правление указало, что число лошадей в устав не определено, хотя положено вообще иметь лошадей, число определяется, без сомнения, местными нуждами; число учеников живущих в семинарии, вместе с училищными и служителями до 500; в здании не имеется некоторых приспособлений, напр. квасоварни, колодца, поэтому часто приходится ездить за водой, за квасом (на завод), за песком, камнем и проч.; заведение находится на краю города и далеко от разных мест и лиц, с которыми необходимо иметь сношения; тех же лошадей приходится начальству употреблять и для приглашения членов св. Синода и Комиссии дух. учил. на публичные испытания и для объяснений с ними и проч., тем более, что в 1831 г. уже дозволено было иметь трех лошадей, из которых только одна содержится на штатную сумму, остальные же частию на бурсачную и армейскую, частию на собираемую с своекоштных учеников сем. и училищ. На этом объяснении митрополит положил такую резолюцию: «для удовлетворения всем нуждам училищной и семинарской экономий двух лошадей совершенно достаточно. Дело 1831 г., на которое правлением сделана ссылка, говорит о нужде иметь вместо одной двух лошадей, а не трех. Значущиеся по тому же делу две пары конской сбруи, ценою в 170 руб. слишком богаты для нужд хозяйственных, а два цветные ковра, за кои значится в деле особая уплата денег не могут и места иметь в числе оных». – Определенный вновь в 1838 г. правящим должность эконома из комиссаров при столе А. Петров принимал некоторые меры к улучшению хозяйства. Правление с. -пет. семинарии «усмотрев из экономических отчетов за 1838, 1839 н 1840 г. между прочим весьма значительное уменьшение передержек по содержанию дома семинарии и соединенных с нею александроневских училищ, в сравнении с предшествовавшими им годами, именно в последнии три года передержано по содержанию дома менее 10585 р. 53 к., нежели в предшествовавшие им три года, вследствие чего должно было увеличиться число казеннокоштных и улучшиться содержание (так как передержки заимствуются из остатков по содержанию учеников, на осн. 32 пун. Введ. к проекту уст.), сверх того, так как в сент. 1838 г. открыт новый довольно значительный источник экономических доходов, именно с сент. 1838 г.¹³⁴ по янв. 1841 г. выручено денег от продажи костей, помоев и кусков 1206 р. 19 к. асс.», – положило представить эконома Петрова к награде в размере его годового жалованья, которое он и получил.

Высшее начальство, обратив особенное внимание, по инициативе гр. Пратасова, на экономическое улучшение семинарии и прежде всего петербургской, озаботилось упорядочением и отчетностей по экономической части, бывших ранее постоянно в неисправности. Первоначально экономические отчеты семинарий и училищ представлялись для рассмотрения в академическое правление, откуда препровождались, вместе с академическим, в контроль Комиссии дух. уч. Комиссия же была подавлена массою таких отчетов, поэтому «не могла так же обойтись без особой решительной меры по случаю давнего иакопления в ней училищных отчетов, которые оставались нерассмотренными за неимением к тому в прежнее время способов.» По всеподданейшему докладу гр. Пратасова, с целию облегчения контрольной деятельности Комиссии дух. уч. в ноябре 1836 г. учреждено временное счетное отделение для обревизования накопившихся отчетов с 1813 но 1833 г., «которое в определенный двухгодичный срок и привело свои занятия с совершенному окончанию».¹³⁵ Потом эти дела перешли в Хозяйственное Управление при св. Синоде. При рассмотрении экономических отчетов петер. семинарии этими учреждениями, затребованы были из семинарии разные объяснения, по поводу встреченных в отчетах за 1834 г. и ранее недоразумений, неточностей, недомолвок. Особенное внимание обращено на передержки противу штата, напр. по содержаиию дома в 1834 г. свыше 6 тыс., в 1835 г. до 15 тысяч руб. На запрос, делались ли эти передержки с разрешения епархиального начальства, семинария отвечала, на основании объяснения инспек. Антония и эконома Михайлова, что передержки происходили с разрешения митрополита, кроме разве незначительных. Последовало предписание, да и не одно, чтобы на всякий сверхштатный расход испрашивать разрешение архиерея. Разыскивались и проверялись экономические дела за более давние годы, даже с 1826-го, причем как Хозяйственное, так и Духовно-учеб. управления опять спрашивали у семинарии разных объяснений, но, за выходом должностных лиц, бывших в то время, справок не могли собрать, тем более, что и приходо-расходных книг или недоставало, или они велись не исправно, и отчеты некоторые были неверны.

В пособие же центральному контролю в конце 1836 г. учреждены особые епархиальные временные комитеты из лиц духовного ведомства, не участвовавших в действиях дух. учебных заведений, – для поверки с документами экономических отчетов этих заведений. В выписке из журнала Комм. дух. уч. от 22 окт. и 3 дек. 1836 г., сообщенной митр. Серафиму и сданной им в консисторию, сказано, что Контроль Комиссии не может иметь «удостоверения в том, согласны ли все суммы, в отчетах заключающиеся, с подлинными шнуровыми книгами и прочими документами, ибо сии документы и книги к отчетам не прилагаются, – на местах же подобной поверки ни кем не производится, кроме некоторых опытов, сделанных по московской епархии. Комиссия, обращая на сей предмета внимание и желая отчетность подведомственных ей мест привести в удовлетворительное во всех отношениях состояние, признала нужным разделить ревизию училищных отчетов на две инстанции, низшую, в которой могла бы производиться поверка с документами на местах, и высшую в контроле Комиссии, который должен окончательно рассматривать все экономические действия дух. учебных заведений. С сею целию Комиссия, положив учреждать в епархиях временные ревизионные комитеты из лиц дух. ведомства, не участвовавших в действиях учебных заведений, утвердила подробное положение для руководства сим комитетам с тем, чтобы поверку сию распространить на отчеты за время с 1833 г..., привести дело сие к окончанию, сколь возможно, без потери времени, и, по обревизовании отчетов за каждый год, не ожидая окончания последующих, представлять их в Комиссию со всеми нужными сведениями.» Для обревизования же дух. училищных отчетов 1836 г. допущено в случае надобности, чтобы не задержать дела и окончить ревизию к марту следующего года, образовать особый комитет. По распоряжению спб. епархиального начальства, в январе 1837 г. учреждены три комитета – для академии, семинарии с александроневским и петропавловским училищами и для ямбургских училищ: каждый из 3-х лиц. В комитет по делам семинарским, с утверждения митрополита, вошли: Спасосен. протоиерей И. Иванов, Пантелейм. священник Ст. Славинский и учитель сем. Гр. Смирягин.¹³⁶ Комитетам препровождены за трп года отчеты и дано в руководство особое, утвержденное Комиссией дух. уч. «Положение», в котором определяются цель, состав и обязанности временных ревизионных комитетов. Главным образом комитет должен удостовериться в верности экономического отчета с документами, т. е. шнуровыми книгами, контрактами, разрешениями начальства, журналами правлений и проч. (§ 9); за тем поверить самый отчет, также все книги и записи, – соблюдены ли все требующиеся формальности; смотреть, нет ли издержек несогласных со штатами, правилами устава и предписаниями начальства (§ 16), проверить денежные записи, расходы – с справочными ценами и контрактами, освидетельствовать наличность суммы; поверить с документами количество в течение года содержащихся пищею учеников и служителей, а относительно одежды и обуви – имеются ли своеручные расписки их, также количество отапливаемых печей, освещаемых комнат и других помещений, количество больных и число служителей у каждого дела (§ 21). В случае усмотренных неясностей или неисправностей, дозволено требовать объяснения у сем. правления. В авг. того же 1837 г. семинарский комитет окончил свои занятия по рассмотрению экономических отчетов за три года, а в декабре того же года и за 1836 год, представив на благоусмотрение митрополита самые отчеты с журналами своих заседаний, равно как и замечаниями на усмотренные в них при поверке с шнуровыми книгами и прочими документами неясности и неисправности (впрочем незначительные); от митрополита же дело препровождено в Комиссию дух. уч. Ревизионный комитет с того времени стал учреждаться ежегодно, по распоряжению епархиального начальства.