Высшее управление

Комиссия духовных училищ, приняв их в свое постоянное заведывание, сделалась первым центральным учреждением, придавшим духовному образованию общую, благоустроенную постановку. Она выработала для них общие уставы и издавала потом общеобязательные постановления по всем частям, инструкции и программы, а также и частные для того или другого заведения предписания, но сообразные с общим характером духовно-учебного устройства и жизненной практикой⁹; рассматривала и рекомендовала книги для духовно-учебных заведений. Духовное образование стало независимо, как прежде – от влияния случайных вкусов со стороны местной епархиальной власти. Комиссия представляла целое ученое общество при св. Синод, состоявшее из высших духовных сановников от 4-х до 7,¹⁰ вместе с синодальным обер-прокурором, который в первое время существования Комиссии был еще министром народного просвещения, а также и министром духовных дел¹¹; в первое же время в состав ее находился и государственный секретарь Сперанский, место которого, после его падения, сначала никем не было занято, но потом и кроме обер-прокурора был еще второй светский сановник в числе членов Комиссии, например, в 1830-х г. князь И. С. Мещерский, сенатор, бывший обер-прокурор св. Синода; в 20-х годах действительный статский советник Павел Галахов, помощник попечителя человеколюбивого Общества. По отношению к Комиссии, петербургская семинария находилась в несколько исключительном положении, прежде всего, как столичная и бывшая постоянно на виду у начальства; члены Комиссии обыкновенно присутствовали на публичных экзаменах в семинарии и получали те или другие личные впечатления о состоянии учебно-воспитательного дела, на основании которых, между прочим, могли высказывать после те или другие свои мнения по части семинарского устройства вообще. Сверх того, петербургский митрополит, бывший обыкновенно председателем Комиссии, – как епархиальный архиерей, по уставу¹² имевший под своим главным ведомством семинарское правление, а следовательно и все семинарское устройство, был в тоже время и как бы представителем семинарии пред Комиссией.

Влияние в Комиссии того или другого из ее членов, естественно, определялось его способностями, энергией, иногда и внешним положением. В первое время особый вес в Комиссии имел преосвященный Феофилакт Русанов; затем, по удалении Феофилакта из С. -Петербурга первоначально в Рязань, потом в Грузию экзархом, большое значение приобретает преосвященный Филарет Дроздов, бывший ректор Петербургской академии, впоследствии митрополит московский,¹³ пользовавшийся особенным расположением и покровительством митрополита Амвросия и синодального обер-прокурора и влиятельного министра духовных дел князя Голицына и, благодаря своему уму, опытности и познаниям, сумевший надолго удержать свое влияние в Комиссии и при митрополите Серафиме, хотя последний не имел позднее сочувствия к Филарету. Различные распоряжения и предписания Комиссии в 20-х годах и в начале 30-х составлялись под преимущественным влиянием преосвященного Филарета; между прочим ему поручено было от Комиссии в 1827 году, при соучастии еще двух членов: Филарета Амфитеатрова, архиепископа Рязанского (впоследствии киевского митрополита) и Григория Постникова, епископа Калужского, (впоследствии С. -петербургского митрополита), важное дело пересмотра всех духовно-училищных уставов с тем, чтобы представить потом свое мнение в Комиссию. Но с половины 30-х годов влияние Филарета ослабевает, особенно с того времени, как обер-прокурором Святейшего Синода стал граф Протасов, по мысли которого и самая Комиссия духовных училищ была упразднена в 1839 г. и ее заменило Духовно-учебное Управление, учреждение с иным характером; но о нем будет сказано ниже, так как деятельность этого учреждения относится главным образом ко второму периоду истории петербургской семинарии. Вместе с упразднением Комиссии духовных училищ, увеличилась власть и расширились полномочия обер-прокурора св. Синода, тогда как прежде он имел значение в духовно-учебном ведомстве только как член Комиссии и был для нее посредником при сношениях с другими ведомствами.

После Комиссии духовных училищ следующей по порядку инстанцией учебного управления для семинарии было Внешнее академическое правление, состоявшее из ректора академии, двух членов внутреннего академического правления и двух членов конференции. (Проект уст. дух. ак. Ч. III. § 429.) Таким образом административное начало из центра учебного управления переносилось в управление окружное. Внешнее академическое правление, с одной стороны, было посредствующим звеном между Комиссией и семинарией, так что все предписания и узаконения Комиссии получались из академического правления; с другой стороны, ему принадлежал и ближайший надзор за ходом семинарского учебно-воспитательного дела и контроль над семинарским устройством по всем частям. В силу этого, в академию представлялись списки учеников, конспекты пройденных предметов, описи библиотеки, архива и имущества, экономические отчеты, планы зданий, послужные списки и т. п. Академическое правление так же назначало членов академической конференции для присутствования на семинарских экзаменах и для обозрения семинарии по всем частям, делало предписания по поводу тех или других замеченных отступлений от устава, распоряжалось делом назначения профессоров и избрания ректора и т. д. В этом отношении петербургская семинария опять находилась в исключительном положении. В течении первых 10 лет, по открытии. она занимала одно общее помещение с академией, а с 1819 г. оставалась в самом близком соседстве с нею, вследствие этого была под непосредственным наблюдением своего академического начальства, нередко пользовалась содействием и помощию по педагогии членов академической корпорации, наконец в некоторых случаях старалась брать академию себе образцом. Затем, ректоры семинарии обыкновенно были членами академической конференции, а некоторые в этом звании и членами внешнего академического правления; многие и из инспекторов были избираемы также в члены академической конференции. Это давало им возможность иметь свое влияние в академии, которое так или иначе могло отражаться на положении и направлении семинарских дел. Ректоры же и инспекторы академии, с своей стороны, постоянно присутствовали на семинарских экзаменах и часто бывали ревизорами в семинарии, как это увидим ниже.

Епархиальная власть, имевшая до реформы почти исключительное и безраздельное значение в деле управления местной семинарией, по новому уставу 1809–14 г., получила в отношении к семинарии иное, но приличное ей место. За архиереями признаны были все права главных попечителей находящихся в их епархиях духовно-учебных заведений, которые и поставлены под собственное личное их ведомство, с устранением от участия в училищных делах консисторий, чрез которые прежде архиереи управляли и этими делами. Но и внутренняя администрация семинарии, по отношению к епархиальной власти, получила известную степень самостоятельности. Семинарскому правлению предоставлено право обсуждать предложения архиерея, причем, в случае разногласия, дело должно было представляться чрез академическое правление на разрешение Комиссии духовных училищ. (Проект уст. дух, сем. Ч. 1 §§ 8, 9.) При этом, как увидим ниже, мнения архиерейские не всегда получали утверждение высшей власти, несмотря на то даже, что петербургский митрополит был в тоже время и первоприсутствующим в Синоде и председателем в Комиссии духовных училищ.

Предоставление семинарскому правлению известной степени самостоятельности, особенно же полномочия, какие получило академическое правление, как бы в ущерб прежней безраздельной власти архиереев над семинариям, не могли не быть, особенно в первое время, поводом к некоторым неудовольствиям и столкновениям¹⁴. Даже и позднее выходили недоразумения в этом пункте, так что некоторые из архиереев затруднялись своими отношениями к семинарскому правлению и выражали как бы готовность сложить с себя принадлежащее им право начальствования над ним. Так, в выписке из журнала Комиссии дух. училищ от 31 марта 1830 г., сообщенной академ. правлением семинарскому, значится: «Комиссия духовных училищ усмотрев, что некоторые преосвященные епархиальные архиереи затрудняются в управлении семинариями, полагая, якобы 4 пунктом устава оных предоставлено семинарским правлениям право распоряжения свои приводить в действие и без утверждения архиерейского, положила в отвращение сего затруднения изъяснить всем преосвященным, 1) что помянутого права семинарским правлениям отнюдь не предоставлено, кроме случаев маловажных и 2) предоставление – решения свои приводить в исполнение тогда, когда по записке, представленной преосвященному, в течение недели не последует предложения в отмену, имеет то значение, что решение семинарского правления, которого епархиальный архиерей не отменит в течение недели, принимается за такое, на которое он согласен, а отнюдь сим не ограничивается власть архиерея и не дается семинарскому правлению права действовать без его утверждения».

Из трех петербургских митрополитов рассматриваемого периода, на долю первого, Высокопр. Амвросия Подобедова, выпало весьма важное дело открытия и устроения семинарии на основаниях новой реформы; второй – Михаил Десницкий, известный своими проповедями и духовно-нравственными сочинениями, управлял Петербургскою митрополией только три года (с 1818 по 1821 г.) Преемник его Серафим Глаголевский (1821–1843 г.), хотя не обладал ученостью и высокодаровитостию своих предшественников, но в частности к семинарским делам выказывал особое внимание и заботливость. ¹⁵ Кроме самого митрополита, к семинарским делам, согласно с уставом (§ 5), имели то или другое отношение его викарии, которые, или в отсутствие митрополита, или по его поручению, рассматривали семинарские дела, полагали свои резолюции и давали те или другие советы и указания; тем более, что некоторые из них в тоже время были ректорами академии, наприм. епископы ревельские: Филарет Дроздов, Григорий Постников, Смарагд Крыжановский. Иногда викарию поручалось наблюдение за известною частию семинарского устройства, напр. Никанор Клементьевский в 1830–31 г. должен был иметь особый надзор за нравственною частию в семинарии. Впрочем, подобное наблюдение, как и вообще отношение епархиальной власти к петербургской семинарии, ограничивалось собственно официальною и бумажною стороною дела, или посещениями заведения только во время публичного экзамена. Обычай запросто посещать семинарию во всякое время, существовавший особенно в дореформенную эпоху и поддерживавшийся некоторыми архипастырями и после¹⁶, в Петербурге, по-видимому, не практиковался.