Заключение

Рассмотренный массив «церковных» документов секретного делопроизводства ЦК РКП(б) первой половины 1920-х гг., конечно же, не исчерпывает собою все подобные материалы. Автор настоящей монографии по возможности указывал для каждого исследуемого документа количество его изготовленных экземпляров и вероятное место их архивного хранения. При этом, правда, нельзя исключать того, что экземпляры данных документов были подвергнуты еще на уровне делопроизводства, а затем и в секретных архивохранилищах селекции с дальнейшим уничтожением. (Подобного рода процедуры были в отношении материалов делопроизводства высших партийных органов хорошо отработаны и регулярно осуществлялись соответствующим техническим персоналом ЦК партии.) Однако, как было неоднократно показано в данной монографии, из-за неустойчивости работы секретного делопроизводства ЦК РКП(б) в первой половине 1920-х гг. исследуемые «церковные» документы откладывались в самых разных, порою труднопредсказуемых фондах и архивах. Несомненно, причиной этого явления было существование неформальных каналов поступления документации, согласно реальной властной иерархии в руководстве партией и страной.

Тем не менее, несмотря на все отмеченные трудности с выявлением и отбором, автору настоящей монографии удалось восстановить, не всегда, к сожалению, полностью комплексы документов (от инициативных до итоговых и информационных) практически для каждого рассмотренного «церковного» постановления Политбюро. Как было показано в ходе исследования, такой систематизации «церковных» материалов способствовал анализ штампов о принадлежности, о регистрации, входящих и исходящих номеров, и т. п. Правда, зачастую данные, сообщаемые штампами, давали искаженную информацию о взаимосвязях документов. В этих случаях определяющим было содержание документов, а также их даты. При отсутствии последних автору данной работы приходилось брать в расчет месторасположение документа внутри архивного дела, его окружение, то, как он фигурирует во внутренней описи, и т. п. Определенную роль при этом играли другие обнаруженные экземпляры одного и того же документа, на которых нередко фиксировались недостающие сведения. Несомненно, что более поздние копии документов, согласно проведенным наблюдениям, оказались в информационном отношении намного беднее, чем подлинники. Кстати, повторные экземпляры в виде подлинников, копий, отпусков были выявлены для значительного количества «церковных» документов секретного делопроизводства ЦК РКП(б), привлеченных к исследованию. Все они ценны помимо заключенной в них дополнительной информации еще и тем, что служат убедительным доказательством подлинности и нефальсифицированности рассматриваемых материалов.

Наряду с повторными экземплярами, в монографии были изучены и выявлены черновики, проекты привлеченных к работе документов. Источниковедческий анализ этих материалов позволил установить обстоятельства возникновения и авторство, этапы редактирования того или иного текста. Так, например, на основе черновиков некоторых машинописных документов за подписью Сталина, посвященных церковным судебным процессам, удалось определить, что они написаны рукою Назаретяна. Поэтапное привлечение всех сохранившихся документов, освещающих процесс выработки Политбюро секретной инструкции о проведении кампании по изъятию церковных ценностей, позволило определить, что в основе этой директивы лежит письмо Троцкого от 17 марта 1922 г. Прежде, чем стать директивой, отправленной на места шифротелеграммой за подписью Молотова, текст этого письма прошел как минимум две стадии редактирования. Более того, в результате сравнения данного документа с протоколами заседаний различных комиссий Троцкого по изъятию, в отношении самого письма председателя Реввоенсовета оказалось возможным сделать вывод и о его «первоисточниках». Содержание письма во многом перекликается с тем, что было выработано и утверждено на заседаниях этих комиссий и затем зафиксировано в соответствующих протоколах. Текстологическое изучение партийных документов (в частности, протоколов АРК, писем Ярославского) и трех «покаянных» посланий патриарха Тихона 1923 г. позволило также сделать вывод о их содержательном, порой дословном, совпадении.

Вообще же протоколы АРК и составленные на их основе инициативные и подготовительные документы следует признать своеобразными «протографами» «церковных» постановлений Политбюро. Хотя, как показано в монографии, тексты этих документов не всегда автоматически заимствовались сотрудниками Бюро Секретариата ЦК РКП(б) в качестве постановляющих частей «церковных» решений Политбюро. Но при той особой сверхконспиративной традиции ведения протоколов этого высшего партийного органа даже не заимствованные делопроизводителями ЦК РКП(б) тексты документов играют весьма существенную роль. Ведь именно они дают исследователю возможность узнать, о чем собственно шла речь в том или ином «церковном» постановлении Политбюро. Правда, при этом надо помнить о терминологических особенностях партийных материалов, посвященных церковным вопросам. Как было неоднократно показано в монографии, при обращении к таким документам нужно учитывать специфику понимания партийными функционерами церковных терминов, названий, да и в целом церковной жизни.

Наряду с этой источниковедческой проблемой, не меньшую трудность вызвали еще две проблемы, с которыми пришлось столкнуться автору. В частности, проблема аутентичности различных почерков как членов и кандидатов в члены Политбюро, так и персонала Бюро Секретариата. Проведенная идентификация этих почерков была крайне важна при определении авторства резолюций и помет на рассматриваемых «церковных» материалах секретного делопроизводства ЦК РКП(б), а также при атрибуции поправок и изменений, внесенных в тексты этих материалов при их редактировании. Оказалось, что технический персонал нередко искусно подражал почеркам высших партийных руководителей, особенно их подписям-росчеркам. Насколько было возможно (при полном отсутствии каких-либо идентификационных почерковедческих справочников), автор данной монографии решал и эту проблему, пытаясь с максимальной степенью достоверности определить реальное участие тех или иных вождей в выработке и принятии «церковных» постановлений Политбюро.

Другая проблема, с которой столкнулся автор, связана с неточностью приводимых документами дат, а также с их отсутствием на самих документах или простановкой таковых делопроизводителями с непреднамеренным искажением, в т. ч. в штампах и в пометах. Особую сложность вызвала датировка принятия Политбюро «церковных» постановлений (на заседаниях и опросом). Нам пришлось в качестве вспомогательного исследования специально провести изучение процедур принятия этим высшим партийным органом своих собственных решений. Выяснилось, что в рассматриваемых документах с текстами «церковных» постановлений не всегда точно были зафиксированы реальные факты их утверждения. Без тщательного сопоставления всех имеющихся документов, особенностей их оформления в зависимости от времени изготовления практически невозможно безошибочно эти материалы датировать. Более того, некоторые даты опроса, отличные от официальных, удалось установить только в результате привлечения документов с записями, фиксирующими мнения голосовавших. Так, постановление Политбюро о борьбе с ослаблением антицерковной пропаганды в печати, если исходить из официальной даты, было принято на заседании 11 мая 1922 г. Однако наблюдения над тем, как это решение оформлено в «подлинном» и «хранилищном» протоколах Политбюро и в виде выписки в тематическом деле АПРФ, показали, что данное постановление принято 8 мая 1922 г. опросом. При этом на канцелярско-технических документах с записями мнений голосовавших членов и кандидатов в члены Политбюро стоят даты 6 и 7 мая 1922 г., следовательно, опрос проводился в течение трех дней, а значит само постановление утверждалось с 6 по 8 мая 1922 года.

Как видим, применение изложенных выше приемов анализа «церковных» материалов секретного делопроизводства ЦК РКП(б) стало во многом возможным за счет привлечения к исследованию повторных экземпляров одних и тех же документов, а также по причине оптимально выбранной, на наш взгляд, систематизации по функциональному признаку внутри каждого документального комплекса, созданного на основе отдельных «церковных» постановлений Политбюро. Конечно же, введенная градация материалов (от инициативных и до итоговых), как и всякая подобного рода систематизация, имеет условный характер и в реальности один и тот же документ может быть одновременно и инициативным, и подготовительным, и постановляющим, и итоговым. Так, например письмо Троцкого от 17 марта 1922 г. пришло в Бюро Секретариата в качестве инициативного документа к заседанию Политбюро от 20 марта 1922 г. При обсуждении этого письма его значительная часть была воспринята заседавшими членами и кандидатами в члены Политбюро как подготовительный документ, проект постановления. После редактирования и правки, полученный вариант этого документа был признан официальным приложением к постановлению Политбюро об изъятии церковных ценностей, следовательно он стал частью данного решения высшего партийного органа. После чего это официальное приложение подверглось еще одному редактированию и правке, чтобы в виде секретной директивной инструкции о проведении кампании по изъятию быть разосланным шифротелеграммой в регионы, т. е. превратиться в итоговый документ к постановлению Политбюро.

В целом же данная систематизация документов секретного делопроизводства ЦК РКП(б), отложившихся в различных архивных фондах и хранилищах, позволила в настоящей монографии сгруппировать их таким образом, что стала вполне очевидной связь этих материалов с тем или иным сюжетом истории Русской церкви. При этом сложившееся в отечественной и зарубежной историографии понимание происходившего с Русской церковью в первой половине 1920-х гг. подвергается за счет проведенного источниковедческого анализа существенной корректировке, несмотря на то, что значительное количество рассмотренных документов уже было введено в научный оборот ранее, в том числе и нами, и даже оказалось осмысленным историками на монографическом уровне.

С точки зрения автора монографии, проделанный подокументный анализ материалов делопроизводства Политбюро ЦК РКП(б) как источников по истории Русской церкви первой половины 1920-х гг. позволяет более полно и точно говорить о целом ряде крайне важным сюжетов. В частности, изучение документов Ленина и Троцкого, написанных в марте 1922 г., дало возможность сделать вывод о том, что изъятие церковных ценностей на самом деле было составной частью не кампании помощи голодающим, а секретной кампании по учету, сосредоточению и распродаже за границей национализированных богатств. Помощь же голодающим была всего лишь прикрытием реальных целей, преследуемых партийным руководством при изъятии ценностей Русской церкви. К сожалению, в историографии до сих пор еще встречается точка зрения о том, что с голодом боролись посредством изъятия церковных ценностей.

Проведенным источниковедческим анализом подтверждается также устоявшаяся в исторической литературе точка зрения об особой роли Троцкого в церковных событиях первой половины 1922 г., повлекших за собою обновленческий раскол, крупнейшие расстрельные судебные процессы над духовенством и верующими, арест патриарха Тихона и его привлечение к судебной ответственности.

Исследованные документы говорят, что именно благодаря Троцкому высший партийный орган – Политбюро ЦК РКП (б) – стал активно заниматься с весны 1922 г. решением церковных вопросов, а в октябре 1922 г., после окончания работ различных комиссий Троцкого, своим постановлением учредил специальный партийный орган по ведению церковной политики – Антирелигиозную комиссию при ЦК РКП(б). Рассмотренные материалы АРК и «церковных» постановлений Политбюро подтверждают, что эта комиссия и ее руководство были основными инициаторами рассмотрения на Политбюро «церковных» вопросов. Здесь, правда, нельзя забывать о том, что помимо АРК «церковные» проблемы перед высшим партийным органом непосредственно ставили и могущественные ведомства: ГПУ-ОГПУ, НКИД, НКФ и др.

Как установлено в настоящей монографии, на судьбу арестованного патриарха Тихона дважды переломным образом влияли как раз два из перечисленных ведомств: ГПУ и НКИД. Политбюро было вынуждено, несмотря, в частности, на уже принятое сверхсекретное постановление о вынесении самого строгого приговора на «патриаршем» процессе, отменить по предложению Дзержинского открытие этого судебного разбирательства, а затем под международным давлением и освободить арестованного патриарха. Чуть позже, в 1924 г. Политбюро вопреки желаниям ОГПУ и АРК, очевидно по просьбе НКИД, своим постановлением прекратило следственное дознание по делу патриарха. Данное освобождение, как показывают «церковные» документы секретного делопроизводства ЦК РКП(б), внесло серьезные коррективы в разрабатываемую под эгидой АРК с 1923 г. инструкцию по регистрации православных общин, направленную на поддержание состояния раскола в Русской церкви. Эта утвержденная Политбюро инструкция, дающая возможность властям манипулировать различными группировками внутри Церкви, так и осталась из-за прекращения дела патриарха Тихона не проведенной в жизнь.

Резюмируя все изложенное выше, следует отметить, что документы делопроизводства Политбюро ЦК РКП(б) первой половины 1920-х гг., использованные в настоящей работе в качестве источников по истории Русской церкви, опровергают закрепившееся в массовом сознании и в исторической литературе положение о том, что Русская церковь была отделена от советского государства. Данное исследование показывает, что именно в рассматриваемый период Русская церковь утратила не только свою целостность, но и самостоятельность, приобретенную с таким трудом в 1917 г. Под контроль и под управление партийно-государственных структур вначале попала ими созданная обновленческая, а затем и противостоящая ей тихоновская часть Русской церкви, все остальные, не желающие «вписываться» в новый режим, были обречены этим режимом на уничтожение. Однако подконтрольность и легализация в советском обществе, как показывают исследуемые документы, не являлись для духовенства и верующих гарантией, ограждающей от преследований и от физического истребления.