Василий Данилов Шапошников

Повесть о блаженнем Исакии Богомолове, бывшем Старыя Русы жителе, и жене его с чады их

Понеже убо в недрех области Великаго Новаграда есть село, именуемое Старая Руса, еже налияно бяше множеством народа, между же тем народным множеством израсте прекрасный крин²⁶⁷⁰, благонравия добротою всех увеселяющий, радости тезоименитый[2180] сей Исакий. Поемлет же той себе и жену, странствию тезоименитую,[2181] Ксению, с нею же родиста сына, благодати тезоименитаго,[2182] Иоанна и дщерь, матери тезоименитую. Пояста же сыну своему супругу благородную и доброты красотою цветущую, Божию дарованию тезоименитую,[2183] Феодору.

Благороден же сый и богат зело сей Исакий бяше, от добраго бо корене подобаше и ветви плодоносней изыти. Свидетелствуют бо и прародителя его бывшия добродетели и прилежныя яже ко Господу Богу молитвы, званием бо родитель его Богомолов повсюду именовашеся.

Бяху же и дела велия Исакию, якоже древнему Иову,[2184] ибо имяше той соляных варниц множество, в няже истекаху тогда реющиися из сущаго тамо пребогатаго источника, напаяемаго исходящими из земленых недр неизсыхаемыми сланных²⁶⁷¹ вод струями, наполняющий великия котлы, именуемыя црены, в них варяху всяку кислоту и гнилость, губящую соль, пищу услаждающую соль. Стяжа же сей Исакий и вертограды²⁶⁷² многи, растящия безчисленное множество яблоков и иных разных овощей земных гобзователное²⁶⁷³ доволство. Бяху же ему и скоти мнози, кони со ослицами и волы великия с доилицами, и овцы, и козлы с разными родов птицами.

В пространстве же дому своего и церковь красну воздвиже, и в ней исполняющий по вся дни Господеви Богу и святым его службы священнослужители всеми потребными нескудно удовлеваше. И тако пребывая, бяше по Иову, «око слепым, нога хромым»[2185] и нагим одежда, сирым и убогим отец и обидимым заступник и в скорбех сущим тепл предстатель и всем всяк милостынею и кротостию, по Павлу, бывая,[2186] да вся за себе неусыпны молитвенники приобрящет. И тако живый, светлую себе похвалу на всяком милуемом от него языце²⁶⁷⁴ посаждаше. И сияше добродетелей его слово пред всем града того народом. И для исполнения реченных соляных промыслов и вертограднаго саждения и скотскаго питания и прочих домашних трудоделий имяше множество обоего пола служителей.

Наставшу же от создания мира по седмой тысящи сто шестьдесятому лету, Божиим всяко за умножение грехов наших попущением, чрез похвалу увещаннаго Никоном простонравнаго духовника царева протопопа Стефана[2187] возведен бывает на патриаршеский матере российским градовом преславныя Москвы престол изшедый из Курмышскаго низовския страны села, седящий тогда на великоновоградской митрополии потаенный всего древлеотеческаго благочестия лютый потребитель²⁶⁷⁵ Никон.[2188]

И первее убо, подобяся той некоему лукавому зверю лису, повеле напечатати книги, первым старопечатным книгам согласныя. Потом же якобы узре совершаемая по них в России чиноположения, несогласны древнему отеческому восточному православию. И того ради в лето 7162 (1654)-е собирает Собор российских архиереов[2189] и объявляет им крыемое в нем²⁶⁷⁶ о справе книг лукавое умышление, покрадаяся²⁶⁷⁷ якобы не зело великой важности лежащей в книгах тех подозрением орфографии.

Еже слышавше, собраннии им архиереи во многопечалное размышление себе утопиша²⁶⁷⁸, помышляюще: како в минутии²⁶⁷⁹ от приятия святыя веры великим князем Владимиром[2190] шестисот шестидесяти четырех лет даже доселе не озреся никто от бывших по многим временам в России греческих архиереов и игуменов и многих священнослужителей, последи же и самых вселенских патриархов, Иеремии Цареградскаго[2191] и Феофана Иеросалимскаго, возведших на российский престол Гермогена[2192] и Филарета,[2193] имущих с собою греческаго и российскаго языков и грамот искусных переводчиков, иных же и самых обои языки и грамоты, греческую и русскую, знающих, овых же и родом, и языком греков сущих, и на российских архиерейских престолех седящих, и самех служащих, и российскими священнослужительми действуемыя чины и обычаи видящих, и воспеваемая и глаголемая в церкви слышащих, а никаковых священнодействий и речений, не согласных греческому православию, деемых и глаголемых²⁶⁸⁰, не слышаша, ни видеша, о нихже Никон, якоб сомневайся, злобы своея душевредное семя сеяше.

Еже слышавше нецыи от священнаго чина и того ради ревностию по душеспасителном благочестии палими, о нововводных того Никона небывалых в России сеемых уставлениях написавше прошение, царю подаша. Но той чрез духовника его, Никоном увещаннаго, не тако изволил ухо свое приклонити к их прошению, якоже к лукавым Никоновым увещаниям.

Прочий же архиереи, тако простотою дышущии, яко малодушием ослабляеми, инии же грозою Никоновою вяжеми²⁶⁸¹, прочий же славолюбием и повышения чинов желанием побеждаеми, ²⁶⁸²вин же молчанием их набежавшим²⁶⁸², Никоновым новинам пространный путь угладиша²⁶⁸³. Той же, не узрев множества языков, палящих²⁶⁸⁴ ревностию вносимыя яда его душевредныя злобы, просыпа пред всеми крыемую в нем от юности его пагубу.

И первее повелевает той душевреднаго терния сеятель крестное знамение на себе творити не двема, но треми персты; иереом же благословляти люди пятию персты умысли. На пяти, а не на седми просфирах служити литоргию и оныя двосоставным, а не трисоставным крестом печатати повеле. Аллилуия не дважды, но трижды, а в четвертое приглашати «Слава тебе, Боже» заповеда. Исусово имя с приглашением «иты’ писати и глаголати »Иисус’ повеле. На пяти, а не на седми просфирах лутургию служити и оныя просфиры четвероконечным римским, а не трисоставным крестом иеросалимским печатати повеле. В Символе православныя веры с прочими пременами Святаго Духа истинным нарицати отстави. Поклоны земныя и посты отложи. На Прежесвященной службе и в вечер святыя Пятьдесятницы на коленах стоящим по-жидовски, а не на земли лежащим молитися устави. В церковных околохождениях против солнца ходити возобычаи. Пение партесное прегудническое²⁶⁸⁵ пети попусти. Молитву Исусову «Господе Иисусе Христе Боже наш», а не «Сыне Божий, помилуй нас» глаголати устави. На иконах древних имеющыяся благословящыя руки двема персты пятиперстным сложением преписовати²⁶⁸⁶ повеле. Книги древния неправыми и погрешителными нарече и из церкви вон тыя износити повеле.

В лето же 7174 (1666)-е прибывшии новых душевредных преданий учителие, именуемии вселенстии патриарси, Паисий Александрийский,[2194] Макарий Антиохийский,[2195] вкупе со Иоасафом, патриархом Московским,[2196] и с прочими российскими новолюбителными архиереами утверждающе по воли их просыпанное Никоном в России от древняго благочестия отступление. На хрянящыя же древнее отеческое благочестие христианы изнесоша тяжчайшыя и неслыханныя от века клятвы, брехочюще²⁶⁸⁷ тако: аще кто не послушает повелеваемых от нас и не покорится Церкви и сему освященному Собору или начнет прекословити и противлятися нам, и мы таковаго противника отлучаем и чюжда сотворяем от Отца и Сына и Святаго Духа и проклятию и анафеме предаем, яко еретика и непокорника, и часть его и душа со Июдою предателем и с распекшими²⁶⁸⁸ Христа жидовы и со Арием[2197] и с прочими проклятыми еретиками.

И к таковой их богопротивной на древнее благочестие клятвенной дерзости приложиша на хранящих та древнее предание лютое и неубегаемое гонение²⁶⁸⁹ и на пойманныя простроша жестокия пытки и нестерпимая мучительства и лютыя смерти.

В просыпанную же тоя лютости годину случися быти в Великом Новеграде сего упоминаемаго нами Исакия сыну Иоанну, егоже узнавше новолюбителие спасителное креста двоперстное знамение на себе носяща, скоро того яша²⁶⁹⁰ и к ²⁶⁹¹износящему на таковыя смертную казнь²⁶⁹¹ судии предаша. Той же повеле его всадити в двудонную делву²⁶⁹², юже с ним, яко играя, катати заповеда, и таковым того томлением умучив до смерти, причастника святым страдалцем содела.

Сие слышавше, родителие его и сестры и супруга коликия жалости болезнии сердца свои уязвиша люте. Что же прочее начинают деяти закланнии Иоанновою кончиною сердоболнии утробы? Аще бо и горяше тех утроба нестерпимою о нем жалостию, но одолеваше естественную теплоту горящий в душах их божественныя любве пламень. И того ради не вдаша себе в душевредную уныния тягость, ибо древняго благочестия медвенная сладость отимаше их малодушия слабость, и того ради укрепившеся твердым на Господа Бога упованием, ктому же и Иоанновою кончиною обретоша лежащему в сердцах их о раздаянии имения их убогим намерению вину благословну. И начата на поминовение души его даяти требующим милостыню доволну. И сице творяще, умышляху, како бы им можно было угонзнути²⁶⁹³ горящаго по всей Росии за благочестие гонения и лютаго мучительства.

Между же сими скитающимися во уме его помыслы, слышав о Обонежской стране, яко и еще крыются в ней останцы благочестия, и положи намерение свое быти тамо и скрытися в непроходимыя пустыни, идеже бы возможно было соблюсти живущее в душах их невредное благочестие. Возбуждает же на таковый усердия подвиг и жену свою, и дщерь со снохою. Жена же его, яко лоза, по Давыду, добродетелными чады плодовита сущи,[2198] и дщи его и сноха, яко новосаждене маслине, окрест сего Исакия добротою душеспасителнаго усердия красна цветяху и желающе уневеститися Христу Богу, готовы показовахуся на таковый странствия подвиг. Он же, видев таковое жены и чад своих согласующееся мысли его усердие, объявляет служителем своего дому, яко «хощю, – рече, – ити в соловецких чюдотворцов обитель для исполнения моего бывшаго к ним обета и для приношения имений на поминовение души сына нашего». Умыслив богатство свое расточити, нача оное давати яко²⁶⁹⁴ заимообразно, кто что требоваше, а прочая, и заповедав им по обычаю вся строити, оставив им на то потребная.

Начиная же оставляти дом и имения, и скоты, и рабы, и рабыни, что не творяше сия боголюбивая Авраама праотца душа! Коих жалостей, снедающих его утробу, не предлагаше пред Содетелем! Коих сердечных желаний не представляше пред странствовавшим иногда²⁶⁹⁵ на земли Господем! Коликих слез не изливаше пред страдавшим за наше спасение Владыкою! «Виждь, – глаголя, – Владыко, усердие мое за имя твое святое и за исповедание и за свидетельство истиннаго твоего смотрения. Сего бо ради оставляю дом и имения и иду в путь, в оньже мя ты, Боже мой, наставиши, да возмогу убежати от лица хулящих имя твое, да возмогу скрытися от кленущих возлюбленныя твоея невесты Церкве спасителныя законы».

И таковыми и болше сих всеусердными молитвами помолився и взем от притяжаний²⁶⁹⁶ своих нескудное имение, и жену, и дщерь, и сноху, и пойде с ними в Олонецкия пределы. И пришед в село великое, именуемое Шунга, в немже нача обитати, ожидая вешняго времени и всем ту сущим сказуя, яко хощет ити в Соловецкую обитель. Бяху же в селе том мнози жители напоени от соловецких отец Игнатия[2199] и Германа[2200] спасителною о древнем благочестии проповедию. Их же той призывая к себе, идеже живяше, часто для приношения молитв за пострадавшаго его сына и учреждаше²⁶⁹⁷ их доволными вечерями, нищим же даяше милостыню доволну. И тако творя, пребысть в селе том, Дóндеже февраль и март месяцы течения своего дни назади себе оставиша.

Таже прииде в село, нарицаемое Повенец, и ту пребысть апрель месяц, ожидая весны, лета проповедницы, и оттуду преиде в весь, именуемую Телекину.[2201] И ту пребывая во днех месяца майя, виде землю от зимныя тягости солнечным теплым сиянием избывшю²⁶⁹⁸ и купив малу ладийцу и взя с собою потребная, елико имеяше, и с сущими с ним женою, дщерию и снохою всед в ту ладийцу, пустися по текущей от тоя веси реце вниз в езеро, нарицаемое Выгозеро, еже бяше в длину 60 верст, островов же на нем глаголют быти 72 острова, иже бяху не всею мирскою чадию²⁶⁹⁹ знаеми. Приплыв Исакий с прочими на езеро то и, плавав по нему в северную страну, приста на острову, именуемому ныне Исаковской. И показася остров той ко обитанию его с прочими доволен, на нь же вшед и ладийцу, в нейже приеха, от брега ринув²⁷⁰⁰, отпусти на езеро; или от брега сама отплы, о том Бог весть. Точию убо мнози видеша плавающу по езеру тщу²⁷⁰¹, неции же и преяша²⁷⁰². Сам же с прочими нача жительствовати, питающеся былием, растущим на том острове, и гнилых древес отрубами, иже по кончине их обретены Быша.

По минутии²⁷⁰³ же некоего времени около 7000 двусотаго лета (1692) во днех марта месяца от жителей того Выгозерскаго села деревни Койкиниц поведа некто инок старец Сергий,[2202] еще ему живущу в мире до иночества. В том же селе лучися²⁷⁰⁴ сему Сергию с таварыщем ловитву еленем творити, и в северную страну идуще по езеру тому на лыжах, за еленями гонящеся. И по ловитве возвратишася, по оному езеру к дому идуще.

Но Божиим промыслом наставляеми, лучися мимо той остров путь их, на немже повествуемый нами Исакий с прочими жил бяше. И узреша на нем храмину стоящу, еяже прежде никогдаже видеша. К ней же пришедше, толкнуша в двери ея, кличуще, аще кто есть в ней живый, да явится им. И не бяше им никакова гласа, ни ответа. Они же вломившеся в двери тоя храмины и узреша два гроба, в нихже два мертвеца лежаху. Отверзше же двери во внутреннюю храмину, обретоша у <о>конца девицу седящу мертву, пригнувшися, ибо бяше пред нею и Псалтырь разгнута, правей руце на ней лежащи, в левой же руце лестовку имущю. Под образом же бяше кадилница со углием. На лавице же тоя храмины лежаше мертвец оболчен по обычаю, без гроба. В сенях же тоя храмины обретоша их припасов: в крабийцы берестяной муки ржаной фунтов с десять да ягод брусницы сосудец и сухих грибов несколко, в лучиновом²⁷⁰⁵ кузовке муки толченой березовой, в малом кузове гнильтины древяной мелкой немного. Прочево ничего не обретоша.

По сем ловцы тии ископаша яму и, изнесше гробы их с телесы и сущих без гробов два тела, положиша их близ друг друга и, землею засыпавше, погребоша их честне. А оставшия от них образы святыя, Псалтырь и прочия книги, обравше²⁷⁰⁶, отидоша кождо в домы своя.

Бывшим же тем погребателей иногда в вышереченном великом селе Шуйском, идеже по вся лета на праздники Богоявления Господня и Благовещения Пресвятыя Богородицы[2203] для купли и продажи множество народа снемлется²⁷⁰⁷, идеже и тии звероловцы, вышепомянутый Сергий с таварыщы, для продажи кожь звериных прийдоша. И случися им с теми шунскими жительми, у них приснопомнимый нами Исакий с прочими двомесячное время преживе, и тако им беседующим, и оная их беседа и междусобныя разговоры шунским жителем показаша Исакиево с прочими на Выгозерском пустом острове в келии жительство и погребение. Шунстии же жители, у которых он приснопоминаемый Исакий в проезде обитал, тии поведаша выгозерским обитателем тех погребенных имена и село, идеже родишася, и чесо ради оттуду изыдоша, дом и имение оставиша, богатство и славу презревше и в таковый пустый остров вселишася. При тех же их, звероловцех, путешествии и о купле ладийцы от веси, именуемой Телекина, уведеся²⁷⁰⁸, о отпущении же ея от острова с плавания ея тщия познася. А о поставлении же на том острове келии и о устроении дву гробов, идеже Исакий с прочими обретеся, кто и когда сия содела и когда и в кое лето отец Исаакий с прочими ко Господу отидоша, о том от нас, невежствующих, утаишася и доселе в непостижение убегоша.

Разумевше же о сих усопших в пустыни острова того, яко любве ради Божия, сии, таково скорбное житие поживше, скончашася, и того ради возревновавше, оставиша своя домы и пришедше в Выговскую пустыню и поселишася близ Выга реки на месте, именуемое Корга. И един от них облечен бысть от живущаго в той же Выговской пустыни на устьи Лексы реки аввы Корнилиа[2204] во мнишеский образ, и наречено бысть имя ему Сергий. И той аще и не умеяше грамоте, обаче возжела собрати братию и общее житие составити. В та же времена, стесняемии лютым, от новолюбителей людие бегающе, от новин крыяхуся по пустыням. И к сему Сергию собрася обоего пола числом до 70-ти душ. Авва же Корнилий возбраняше тому Сергию о начинании его. Той же чрез²⁷⁰⁹ волю его аще и собра толикое число, но не по мнозе времени нашедшу на ту пустыню от лютости мраза хлебному недороду, егоже ради постиже то собрание неподъемный глад. И того ради вси разыдошася. Обаче место то и доныне зовомо есть Сергиево.

И тако много о тех преставльшихся сими повестьми трудившеся, улучихом прийти и на сию прославившую усерднаго терпения их и святости повесть, яко убо слышаша о рабех Божиих, в таковом глада и прочих пустынных скорбей на пустом острове скончавшихся за благочестие терпения и о обретении их и погребении. И Выгорецкаго общежительства нецыи братия и к таковым подвижником верою влекоми, шедше, приидоша на остров той, идеже тии погребены бяху, и ту над ними поставивше часовню и, лежащих пением панахид почетше, возвратишася паки в свою обитель.

По минутии же погребения тех усопших лет пятидесяти и более, паки нецыи угодников Божиих любителие возжелаша поклонитися месту тому, идеже лежат тии святоподвижнии страдальцы. Пришедше же, обретоша телес их двойцу во гробех лежащу, другую же двойцу близ гробов и друг близ друга на земли лежаще. Вси же тии телеса целы и невредны, аки бы вчера погребены, единым благоуханием припадающих к ним ноздри наполняющыя.

Тех усопших молитвами и молением да даст Господь Бог тако о их подвизех и усердии, еже к благочестию, повествующим, яко тая преписующим и чтущим и с верою послушающим настоящую сего суетнаго века жизнь в душеполезных подвизех скончати и будущей безконечной радости причастником быти. Аминь.

«И доколе сещи будеши, о, мечю Божий, и доколе не упокоишися; вниди в ножни своя, почий и помолчи».[2205] Иеремиа, глава 47.

Жалость сердца моего нудит мя вещати – нашедшая же скорбь отъемлет от Мене слово. Стенание утробы моея повелевает мне глаголати – наступившая же печаль вяжет язык мой молчанием. И не вем, что сотворю: молчанием ли претеку беду мою или сухими и измождалыми²⁷¹⁰ гласы постенаю о печали моей. ²⁷⁰⁹Несть бо ми леть²⁷¹¹ никотораго слова ныне провещати, зане обоюдный мечь режет мою крепость. С единыя убо страны наострен той горестию печали, с другая же – нестяжанием наказания. Но обаче видя нужду, ²⁷¹⁰пределы чина преходящу²⁷¹², и беду, витийския беседы отревающю²⁷¹³, дерзаю и аз малая и зело краткая и ²⁷¹²худейшему комарову писканию²⁷¹⁴ подобная некая провещати. Точию молю ваши терпеливыя слухи со щедрым пожданием²⁷¹⁵ послушати.

Понеже убо волею всемогущаго Бога всепочтеннейшая госпожа киновиарха, многомилостивая мати наша С<оломония> Д<ионисие>вна от сего века в будущую безконечную жизнь преставися, еяже блаженное успение всю пустыню и оба общежителства на погребение созва и собратися устрой, темже убо подобает нам, подобает, о, любомудреннии слышателие, поне вмале о добродетелей ея воспомянути. Та бо бяше мати сирых, веселие вдовиц, прибежище странных, печалным сладкое утешение, бедным скорое предстателство, повинным²⁷¹⁶ безскорбное отпущение, еяже ныне нечаянно²⁷¹⁷ лишихомся. Но о, толикаго праведнаго прогневания твоего на нас, Боже наш! Доколе не имут затворится смертныя двери, доколе окрадаяй²⁷¹⁸ нас тать не преткнет о камень ноги своея?[2206] Доколе посекаяй нас мечь не ощутит дна в ножнах своих? Доколе пожирающая нас смерть не побледнеет, стыдом татьства помазуема? Можно бы ей усрамитися²⁷¹⁹ уже и седин кротостию обогащеннаго мужа.[2207] Можно бы ей послушати и сладких увещаний премудраго христианскаго учителя и всея Церкве вожда.[2208] Можно бы ей утонути в источниках слезоточиваго еклисиарха.[2209] Можно бы на страну уклонитися от носящаго на себе шлем аггельскаго образа.[2210] Можно бы убоятися ревниваго девственных лиц оберегателя.[2211] Их же пред малыми до сего днями и летами другаго по друзем обравши²⁷²⁰, неизвлекаемое обиды и жалости копие в нашем сердце остави. Но не удовлеся ея алчное чрево сими и сицевыми и толь великими мужи. Но, яко гладнейшая всех животных утроба, наскочивши люте, унесла есть и последнейшее наше и всех сирот сладчайшее утешение.

Темже приидите ныне, христианстии собори, сетуйте со мною и со объема общежителствома, яко общая мати нашя нас остави. Милосердна глубокая пучина вечным сном уснула есть. Странных и нагих теплое одеяние во гробе затворитися грядет. И кто ныне протчее в мужество ея облечется, кто щедротами ея одеется, кто правления ея ярмоносное иго понесет? Сия бо бяше, по Соломону, приникающи ко всем веселием, яко утро, добра, яко луна, избранна, яко солнце.[2212] Сия убо от младых ногтей вслед Христа Спасителя пойде, сия пустынныя дебри чистотою убели, сия христоуневещенному стаду образ бысть. Тяжкия ли труды подимаше кто, на службы ли монастырский прежде всех исхождаше кто, ропоты ли и вражды укрощаше кто? – Никто, разве сия почтеннейшая киновиарха. О, сладчайшыя твоея похвалы, добрая в женах дево и добродетелнейшая в монахинях старице! Твоя сладчайшая память во всех сердцах неизтерзаемый жалости остен²⁷²¹ остави, ибо лишением твоим лишихомся всего утешения нашего.

Прииди же прочее ныне, бедное сиротское ополчение, и пролей от очию своею целый слезотечения окиан, ибо вся живота вашего надежда во гробе затворяется и сладость утешения вашего в земли погребается. Влецытеся, старостию и недугами изломаннии старицы, и рыдайте днесь, яко жезл старости вашея преломися смертною тяжестию. Семо и овамо²⁷²² потыкающиися слепни, идите и плачите, яко пресветлое утешения вашего око усну сном непробуждаемым. Болничнии сироты, помолитеся извлещи вас из болезненнаго вашего лавиринфа и, каждая на своем одре лежащи, стоните немолчно, яко недугов ваших врачебница затворися гробными дверми. Ранами и язею²⁷²³ и разслаблением одержимии постницы, поне во оконца жилищ своих вникните и сетуйте неуемно, яко целебница вашя землею покрывается. Юннии, яко матерь, оплакуйте; средовечнии, яко ужику²⁷²⁴, лобызайте; старицы, яко единоверстную²⁷²⁵ вам, почитайте. Ибо ктому не имате прибегнути к кому. О, крайнейшыя²⁷²⁶ вашея обиды, беднии сиротнии дети!

Кто прочее печаль вашю в радость преложит²⁷²⁷? Кто случающыяся преступления вашя загладит? Кто от жестокаго наказания вас измет²⁷²⁸? Кто от малодушия в великодушие приведет? Кто умолити Бога и настоятелей за вас предстанет? Кто вам в скорбех ваших поможет? О, несносныя вашея печали, христоуневещеннии дщери!

Не без сетования пребывайте и вы, любезнейшая братия. Аще бо и не в вашей ограде сия киновиарха пребывааше, но и вы не непричастни есте сладчайших сотов тоя любве. Ибо аще и не вам, но присным вашим присная тоя любовь присно истекаше. Многажды же и вы сами насыщастеся великих ея добродеяний и заступления.[2213]

Не отпущайте же ея, молю вас, без жалости²⁷²⁹ и вы, премудрии предводителие христианстии. Понеже и вашю паству сия крепчайшая жила многажды в единомыслие стягаше и, яко твердейшая вервь²⁷³⁰, в единосоветие сшиваше.

Не сухим оком оплакуйте и вы, окрестнии скитожители, сию предобрую матерь, ибо негордым оком и она на вас и на ближних ваших взирала бяше и не преломленными гордостию словесы, но кротостию помазанными глаголы, присно вас увеселяющи, пользовала.

Вси же, елицы к погребению собравшийся, и елицы в домех пребывающий, и елицы в пустыни сей жителствующии, порыдаем слезолиятелно, посетуем горкоплачевно, постонаем всеунывателно, яко все живота нашего веселие и надежда во гробе скрыся и сладость очес наших землею посыпася. И тако убо жалеюще о отшествии матере нашея от нас, не будем безнадежни, не будем и в молитве безплодни, но сердцем смиренным и духом сокрушенным в воздеянии рук наших помолим щедраго Владыку нашего и Бога, да подаст преставлыпейся от нас любезнейшей матери нашей место покоя и радости, место утешения и сладости, место вечнаго живота и благости.

Потщимся же всеусердно и добродетелей матере нашея подражатели быти, яже она совершивши, остави по себе всем сладчайшую спасителную и во вся веки незабытную память. Осиротения же нашего печаль да возвержем на Господа Бога[2214] и здравием оставшихся ея сердоболей поне вмале соутешимся. Да негли многомилостивый Господь Бог насадит кротость и милосердие в оставшемся ея племени, еже буди нам получити о Христе Господе нашем, емуже слава во веки. Аминь.

1735-го году февраля 18-го дня.

Сказание о преставлении премудраго Выговския мужеския и Лексинския девическия обителей и прочих жилищь выговских настоятеля Симеона Д<ионисиеви>ча и о изреченных его при исходе души предстоящим братиям и сестрамдушеспасителных глаголех, яже зде усердным слышателем вкратце предлагается

Понеже убо егда приближися премудраго же отца Симеона естественныя болезни недуг,[2215] к концу исхода душю его влекущий, тогда собрашася нарочитии²⁷³¹ предводителства его сообещницы и ревнителие, Иоанн Ф<илиппович>,[2216] Мануил П<етрович>[2217] и Конан С<еменович>,[2218] и прочии усерднии братия, такожде и от целомудренных постниц добродетелная чета, плачюще и рыдающе о хотящем быти отеческом от них разлучении. Предстояще же пред ним, умилныя своя взоры на дражайшаго своего отца возвождаху, не оставити их, сирых, в толико бедственном грозныя о древлеотеческом благочестии бывшия тогда от Синода и от Сената следственныя коммисии[2219] моляхуся.

Той же яко последнее изнеможение в себе ощущаше, тако и мыслию своею восхищашеся²⁷³² к наступающему души его исходу, помышляше же и хотящее быти о делех его испытание. Подбегаху же к нему тогда в память и бывающий обряды, человеческому спасению помощницы. Между же теми и во наступление от здешних вещественных на будущую невещественную жизнь мыслию похищашеся. И сими всеми окружаем сый, кое-когда впадающее в мысль его желание приимаше, имже возбудаем сый, вещаше предстоящим братиям, яже ему мысль даяше. О тех же его реченных глаголех во уведомлении усердным слышателем зде написуется.

Понеже убо сей премудрый отец, аще и последнее изнеможение в себе ощущаше, обаче имея в мысли своея неутыхаемую ревность о проповеданном от него всюду благочестии, многократно вещаше, тако глаголя: «Веровали. Поверили». Назнаменуя сим, яко «святии Божии угодницы право веровали, их же учению, – рече, – и мы поверили». Желая же ангелскаго образа восприятием напутствовану быти спешно, братии вопияше: «Нутко, нутко. Пора постричь. Пора постричь». То рекий²⁷³³, по своей голове рукою указывал. Братия же спросили: «Кого постричь?» Той же, яко б огорчився на их нечювствие острейше, отвеща: «Кого? – меня». Мануил сказал: «Старцов нет, отче».[2220] Он же рече: «Кого-нибудь кабы на то». Показуя, кто ни бы, точию искусен был, аще и не от знаменитых. Завещевая же некоему во очию его зримому, глагола: «Петь помни, докончай <и>зделай». Сие рече не 1-жды. Вопросиша же его, глаголюще: «И что такое, отче?» Он же рече: «Он ведает». Глагола ему Мануил: «Что, сударь?» Отец же рече громно²⁷³⁴: «Гроб». И потом, яко б начата очи его лишатися зрения, глагола: «Темно стало», – и осязая рукою стену келии, говорил: «Гроб. Дайте коты.[2221] Пора пойти». Конан спросил: «Куда пойдет, отче?» Он же отвеща: «Домой». И потом, яко б спешась в показанный ему путь пойти, понуждая слышателей на исполнение просимых им требований, прилежно вопияше: «Нутко, нутко. Готово ль? Готово ль?» И потом, яко б слыша мысленным ухом некоего венчана суща и того ради показуюшагося ему во очию вопрошайте: «Скажи, брат, кого венчали?» Сие молвил не 1-жды. Предъявляя же намерение шествия своего в мысленный будущея века град, глаголаше: «Во град пойду». Помышляя же стоящия на пути шествия его лютыя мзтоимцы, прошаше щедраго Владыку, да милосердием его безнапастно минет оныя злыя духи, вопияше: «Пощади, Господи». Сие многажды говорил.

Поминая же во святых книгах написанныя Божия заповеди, глаголаше: «Надобно по книгам жить». Сие же вещаше не 1-жды. Ведый же посылаемыя от Бога к приятию душ человеческих святыя ангелы, повеле предстоящим ему братиям пети тем святым ангелом молебен, да тихим взором и легкими руками душю его восприимут. Тщашеся же на долгий той путь ити, понуждаше готовити исходу потребная, глаголя: «Нуткось». И паки, обращайся ко Господу Богу, трепетно глаголаше: «Пощади». Тихою же молвою предстоящих братии спужаем, яко б оскорбився, глаголаше: «Люби, Господи». И претя²⁷³⁵ им, беседоваше: «Того не разумеете», – сиречь не разумеете ли пришедшаго на мя мысленных духов ополчения, не внимаете ли наступившего на мя грознаго всех дел моих испытания, не помышляете ли неотменнаго души моея от тела разлучения и неведомаго ми где во оном веце вселения и, скорбя на них, глаголаше: «Люби, Господи».

Сроднице же его Ф<евронии>П<рокопиев>не,[2222] хотевшей подушку, сущую под главою его, поладить²⁷³⁶, отмахнув ее рукою, сказал: «Поди, поди». И другой сроднице же Анне А-чне то же сказал. Сия убо аще тех к возглавию его прикосновение и утружденною памятию ощутив, обаче обычное ему целомудрие блюдый²⁷³⁷, ни близоскровным сродницам даяше к себе прикасатися.

Внимаше же, яко б некоторых повелевающих ему рукою креститися, знаменовашеся крестным знамением многократно, иногда и пять раз сряду, а сам говорил: «Веть я крещусь». И паки аки бы спутником его некоторым глаголаше: «Ступайте», 2-жды. И потом сам собою, яко б кому зовущему его отзывался, глаголаше: «А се готов». Братия рекли ему: «Сотвори, отче, молитву». Он же, яко б испытуем некоторыми посланными следовательми, глаголаше: «Не того спрашивают, дел спрашивают, во всем истязуют». Глагола ему Мануил: «Потрудися, отче». Он же, мыслию смотряя на зело прилежных мысленных испытателей, рече: «Время труда требует, и истяжут²⁷³⁸ молитвы». Сие не 1-жды молвил. Таже начало[2223] проговорив, лестовку в руках перебирал и, прекрестився рукою четырежды, возгласил, глаголя: «Вот как крещусь». И показал на крестное знамение – десную руку сложену двема персты.

Потом, яко б воспоминая спасителное свое с келейными жителство и бывшия его ко оным наставления и дабы оныя в презрении не были, к келейнику его Петру[2224] глаголаше: «Смотри, смотри».

Мануил спросил: «Помнишь ли, Д<ионисиеви>чь, что завтро Сергия чюдотворца?»[2225] Он же рече: «Помню». И потом говорил: «Пора ступать», 2-жды. Конан паки спросил: «Когда пойдешь?» Он же рече: «Завтро». Иван и Мануил спросили: «Куда, отче, положить себя благоволишь приказать?» Он же рече: «Как хочете». Помышляя же конечное души своея от тела разлучение, глаголаше: «Не то дело. Вы, – рече, – мыслите о погребении тела моего, аз же пекуся, когда и како душа моя взята будет от Мене и камо²⁷³⁹ вселится». И потом, видя себе конечно изнемогающа, со всяким смирением прощаяся у всех, глаголаше: «Простите в слове, и в деле, и в помышлении в сем веце и в будущем». Сие не 1-жды глаголаше.

Последния же часы вси молился Богу непрестанно и рукою до самого души исхода крестился, к наступившему же 25-му числу сентября в 9-й час[2226] тоя нощи в последней четверти преставися в вечную жизнь, уснув тихим и кротким успением.

Чтущу же сие о отеческом преставлении сказание, о, возлюбленнии, воздвигнитеся отеческою памятию от сокрушающия души ваши о отеческом разлучении, воспряните же и от печали томящаго вас всякаго малодушия и к полезному и сияющему в добродетелех великодушию потецыте. Поревнуйте же бывшим отеческим добродетелей и целомудрию. Потщитеся стяжати усердие к ведению Священнаго Писания, ибо сими отец обогатився, непостыдна себе яви исповедника отеческому православию тако при высочайшей власти великаго монарха, яко при именитом седалищи архиерейскаго достоинства,[2227] подобне и при многоковарном учрежденныя от Синода и Сената коммисии следствии. Таковыми же добродетельми и усердием и вы, возблиставше, помяните бывшую к вам отеческую любовь и о спасении ваших душ показанное прилежание, и неленостным подвигом и поминовением отеческую память почтите. Христу же Богу нашему добрыми делы угодити усердно потщитеся, яко да будете причастницы вечныя его славы и наслаждения святых его угодников во веки. Аминь.

Слово на прочитаемую во святем Евангелии притчю о юнейшем сыне, како он приим от отца достойную часть имения и расточи е²⁷⁴⁰, живый блудно, и како прият бысть паки щедро и радостно милостивным его отцем и создателем

Якоже убо древо, егда питаемо бывает тишайшими воздуха благодатьми, тогда одевается цветом, яко виссом;[2228] красуется листвием, яко порфирою;[2229] обогащается плодами, яко пребезценным камением. Егда же наступят на не есенные мраки, егда умножатся окрест его зимныя студени, егда обимут его курящийся мразом тумани, тогда отъемлются плоды его, соотъемлется с теми и красота его, отпадает листвие его, соотпадает с ними и доброта²⁷⁴¹ его, и вместо услаждающаго очи видения наступает на не зрящих сожаление, и единою токмо памятию бывших на нем плодов услаждающеся, зрящии жалостно о нем тужат. И дотоле оное первыя своея похвалы и лепоты не наследствует, Дóндеже, новыя весны теплейшим пролетием от зимныя студени свободившися, паки процветет и в первую листвия доброту и богатство плодов одежется.

Сице и человек, Дóндеже благородия своего свойства вся цела блюдет, Дóндеже правдою, яко златом, блистает, целомудрием и чистотою, яко миром, благовонствует, мужеством и терпением, яко шлемом и бронями, утверждается, мудростию и добродетельми, яко гривною, красуется, дотоле благородия его вси стыдятся, правды и мужества его вси услаждаются, мудрости и добродетелем его вси удивляются, целомудрие и чистоту его, яко цветы, вси всюду и везде и любят, и почитают, и, хваляще, прославляют. Егда же некоторая добродетельных плодов и лютая хищница есень, или паче рещи злоба, возвеет бурливыя блудныя похоти, возволнует сладострастныя пиянственныя пучины, воздвигнет славолюбныя гордостныя волны, просыплет презоривыя²⁷⁴² безстрашия снеги, тогда иже бяше пред всеми благороден – бывает всеми ненавидим, иже всем страшен – бывает всеми пребрегаем²⁷⁴³, иже всеми почитаем – бывает от всех поруговаем. И дотоле во злых сих страждет, Дóндеже от стезь стропотных²⁷⁴⁴ на пространный пут добродетелей ноги своея не поставит, якоже и сей юнейший сын, о немже нам слово предлежит.

Тоя бо повести ныне мы коснутися хотяще и яже оттуду по силе нашей заимствовати разумения ищуще, предлагаем вашей любви тако о того благородии и о неуставной²⁷⁴⁵ юности, яко о всеусердном его ко отцу возвращении и о милостивом отца его сретении. И первее, Дóндеже к слову не приступим, прошу молитвам вашим на послужение того спомогателным быти. Подобне и вашим слуховом ищу сею моею беседою не отяготитися, яже носит на языце моем душеспасительную притчю, самим воплощшимся Божиим Словом реченную, юже богогласный Лука, разсевая во вся концы вселенныя, сладостно вещает, глаголя: «Человек некий име два сына, и рече юнейший ею²⁷⁴⁶ ко отцу: „Отче, даждь ми достойную часть имения», – и раздели има имение».[2230]

Сей убо юнейший сын от самых пелен бяше в жалости²⁷⁴⁷ родителей, присно²⁷⁴⁸ от недр тех не отлучашеся, выну²⁷⁴⁹ всеми благими услаждающься непрестанно, всеми радостными увеселящеся, по общей всех притче: бяше рука его в меде, а другая в сотех.[2231] Порфирою бо порфиру изменяше и одеянием одеяние украшаше и ризою ризу усветлеваше. Пищами же различьными и питаем по вся дни выну услаждашеся, не познаваше бо нога его пути, тернием насланнаго; не осязаше рука его труда, прыщеватыя мозоли дающаго; не утруждашеся ум его в попечении домоправления. Но едино точию ему прилежание бяше – о ликовании, едино ему смышление²⁷⁵⁰ предлежаше – о торжествовании, едино ему попечение предстояше – о прохлаждении²⁷⁵¹. Изобилен убо бяше дом родителя его всеми благими, яко и самому ему случися некогда вещати: «Аще бо, – рече, – взалчю, не реку тебе: моя бо есть вселенная и исполнение ея».[2232] Таковыми же благими по вся дни тому тако веселящуся, таковыми обрадованными по вся времена услаждающуся, таковыми торжественными по вся часы украшающуся, цветяше протчее пред всеми благородия его светлая лепота, возрастайте почтения его красная доброта, возвышашеся славы его высокая светлость.

Между же оными благодатными туками²⁷⁵², между таковыми прохладными зефирами²⁷⁵³, между сицевыми сладкими упокоениями вселися лютый враг сластолюбия, водворися лукавый супостат самоволствия, угнездися кровоядный змий душепагубнаго празднословия и лютаго своего яда смертоносное похотное жало в того юнейшаго уды утопи, имже той подстрекаем, возлюби вечери²⁷⁵⁴, вином налиянныя; возжеле пиры, плясанием унеготованныя; возыме гуляния, праздностию утучненныя, и сия убо вреждающия²⁷⁵⁵ благородия его.

Аще юный и зело любляше, но дом родителя его сих не вмещаше: полн бо бяше целомудрия и весь отвсюду украшен чистотою, весь одеян правдою, весь улепотствован благочинным стыдением. Елицы убо в дому родителя живяху, вси имяху кротко ступание, кротко седение, кроток взор, кротко слово, язык, медом привета помазан; устне, бисером честнословия унизане; ласкосердия²⁷⁵⁶ утроба у всех постом, яко лвица цепию, связана; лакомый²⁷⁵⁷ взор стыдением, яко врата щитом, затворен; скачющая²⁷⁵⁸ нога коленопреклонением измята, митушающии²⁷⁵⁹ руце воздеянием утружден, жестокий нрав смирением угнетен. И вкратце рещи, вся в дому родителя его бяху такова, яковым приличествует в высокопочтенных домех бывати.

Юнейший же сей утучнився²⁷⁶⁰ самоволием, не восхоте в родителстей чести пребывати. Темже приступив к родителю, прошаше у него достойныя части имения. Отец же его, яко чадолюбив сый, не восхоте сыновния свободы удержати рабскими узами, ни чести его сравняти с рабскою неволею и раздели имение напол²⁷⁶¹. Едину убо часть остави старейшему²⁷⁶² сыну, другую же сему юнейшему вдаде, да не поропщет на родителя, часть его удержавшаго.

«И не по мнозех днех собрав все мний сын и отиде на страну далече».[2233] Остави бедный сей юноша родителскую жалость, презре родителя своего высокое благородие, ни во что же вмени светлое рода его почтение. Вместо убо благолепия дома отча возлюби блудническия скверныя хижи, вместо красных отеческих чертогов почте²⁷⁶³ пристрашныя разбойническия вертепы, вместо пространных родителских раздолий изволи тесныя корчемныя скаредныя²⁷⁶⁴ домы, вместо родителских благоуханных вертоградов восхоте усладитися безчестными пиянственными смердении. По вся бо дни и часы купуяше себе ругателное бесчестие высокою поношения ценою и в кале любодеяния, аки свиния, валяшеся выну. Корчемницы бо того всегда окружаху, блудницы того всегда целоваху, татие при нем всегда приседяху, яко реки вина и источники меду и потоки пива от имении его всем непресыхателно истекаху. Скаредныя брани и сквернословия от бедных его уст непрестанно падаху; свары, тяжи и биения выну со всеми умножахуся. И тако во вся лета пребывая «и ту расточая имения своя, живый блудно».[2234]

«Изжившу же ему все, и бысть глад крепок на стране оной, и той начат лишатися».[2235] Идеже бо вина источницы истекают, ту стяжания имений оскудевают; идеже пиры и вечери умножаются, ту изобилия и пенязи²⁷⁶⁵ расточаются; идеже сквернословия и кощуны²⁷⁶⁶ пребывают, оттуду благообразие и благочиние отбегает: не может бо честь з бесчестием водворятися, ни святыня со скверною смешатися, ни нищета з богатством совокуплятися. И тако начат бедный сей всех похотений²⁷⁶⁷ своих лишатися.

«И шед, прилепися к единому от житель тоя страны, и посла его на села своя пасти свиния, и желаше насытити чрево свое от рожец, ихже ядяху свиния, и никтоже даяше ему».[2236] О, проклятаго сластолюбия прелести! Иже прежде бяше пред всеми прославляем, той бысть всеми поношаем; иже одевашеся в порфиру и виссон,[2237] той искаше рубища гнила, имже нагота своя прикрыти; иже сотами и медом мыяшеся,[2238] той желаше ис-под свинаго копыта текущею водою жажду свою утолити; иже во светлых чертозех водворяшеся, той смотряше в вепревых[2239] лежбищах главу свою подклонити; иже на мягких одрех и под теплыми одеялами спаше, той на яснине²⁷⁶⁸ посреде двора со псы всю нощь провождаше.

И таковыми нуждами стесняем бедный той, «шед прилепися к единому от житель страны тоя».[2240] Житель же той бяше свирепаго взора, немилостиваго сердца, непреклоннаго нрава, лихоимства ризою одеян, грабления и досады сапогами обувен, нечистоты и свирепствы безобразием помрачен. О, моея досады, и самое сердце режущмя! Сын быв толикаго благородия – в коликое поношение впаде; наследник бывый толикаго стяжания – в коликую нищету достиже; вельможа бывый толикия чести – в коликое безчестие прииде; иже прежде множеством рабов служимый – яко раб, немилостивому владыце предстояще; иже безчисленными другими остеняемый²⁷⁶⁹ – яко пленник, безчестным служителем приобщашеся. Не убо ктому искаше седения сладкаго, не прошаше почести избранныя, не истязаше славы сиятельныя, но единыя токмо пищи просяще, еюже чрево свое напитати. О, лютаго сладострастия, каждаго человека в толикое безчестие приводящаго! Той же лютый гражданин не пощаде беднаго сего драгия юности, не постыдеся благообразнаго лица его лепоты, не вопроси его о первом благородии, но яко изверга некоего безчестнаго, яко гадину гнусную, яко жабу скверную вменив того быти. Темже и службу ему безчестнейшую предаде: посла бо его «на села своя пасти свиния».[2241]

О, безчестныя беды, от невоздержания всем бывающий! Сей, иже прежде «в чести сый и чести не разумевый, приложися, – по Давыду, – скотом несмысленным и уподобися им».[2242] Иже свинское житие поживый – со свиниями водворяшеся, иже скаредное пребывание имевый – со скаредными скоты во стаях валяшеся, иже гнусное блудодеяние возлюбивый – с ненасыщающимися блуда вепрями угнеждашеся. И желаше безчастный²⁷⁷⁰ он «насытити чрево свое от рожец, ихже ядяху свиния, и никтоже даяше ему».[2243]

О, безлепия²⁷⁷¹ сего беднаго юноши! Дóндеже убо отеческими благими богатеяше, отвсюду ему всяко благо спеяше. Тогда убо, аще прихождаше в трактиры, вси его усретаху, вси владыкою нарицаху, вси велможу быти прославляху. Во блудническия ли домы когда вступаше, тогда каждая блудница обнаженныя перси под него подстилаше. Каждая любодейца весело касающимся оком много услаждаше. Каждая плясавица прегибанием своих составов бедную его душю сламляше. Каждая отроковица на рамех его всегда висяше. Каждая жена устне его любезно целоваше и языка его беседою весело услаждашеся. От прилежнаго же их пред ним послужения не водворяхуся вши и гниды в его ризах, не умножашеся зуд и грясь на его теле, не оставляхуся власи главы его измяты, но выну яко птица на воде покояся и яко исхнилат от гнезда в гнездо прескакая[2244] беяше. Егда же данныя ему от отца ковчеги со златом и сребром испраздни²⁷⁷², егда же вся пенязи в корчемныя домы издаде²⁷⁷³, егда камение и бисеры драгия в руце любодейц изсыпа, егда поставы²⁷⁷⁴ персицкия, раздрав, на украшение блудницам раздаде, егда юности своея мужественное время в пиянстве и блуде пробави, егда юностный драгий цвет к сединам безчестныя старости приведе, тогда вся не ктому его любяху, но яко урода поношаху, не ктому во уста его целоваху, но яко от жабы вси убегаху, не ктому его почтенным нарицаху, но яко от скареду ся удаляху. В трактиры ли той когда прихождаше, но абие от свирепейших толканий вон избегаше; в корчемницы ли вступаше, но от тех всех биен бывааше. К блудницам ли приближашеся, но от всех срамно поношашеся, убогий прошак²⁷⁷⁵ от всех именовашеся, безпрок²⁷⁷⁶, безпромыслян²⁷⁷⁷ и безчестен от всех быти обругашеся. И яко непостоянен, нетерпелив и малодушен от всех охуждашеся²⁷⁷⁸; яко нелеп, невозрастен²⁷⁷⁹ и гнусен от всех оглаголовашеся; яко стар, скареден и недоволен²⁷⁸⁰ к действию блуда от всех быти проповедашеся.

Ох, моего лютаго студа и несказаннаго стыда! Отгоняху бо беднаго сего, яко свинию,

Не ктому о<т>сиятелнаго злата,

но от тименнаго пиянственнаго блата;

не от тука и сала,

но от смердящаго блуднаго кала;

не от богатаго имения,

но от гнуснаго похотнаго тимения²⁷⁸¹.

И тако пребываніе бедный той в несказанной тесноте²⁷⁸², шаташеся горкий той в неисповедимой печали, влачашеся безчастный той в непостижимом унынии.

Оттуду бо прободайте²⁷⁸³ сердце его память перваго благородия, отсюду угнеташе его уныние похотнаго неполучения. И со страны прихождаше ему во ум перваго богатства доволство, з другия же – стесняше его настоящий нищеты скудость. И ово убо жалостию первыя славы сламляшеся, ово же настоящим поношением и безчастием сокрушашеся. И тако живый, доспев²⁷⁸⁴ последнее отчаяние, яко и многажды глаголати ему общую народа притчю: случашеся ни приити во благо, ни изыти от злаго.[2245] И в таковой скорби сый, возведе абие печалную мысль к памяти разсуждения и, в себе же пришед, рече: «Колико наемников отца моего изобилуют хлебы, аз же гладом таю».[2246]

О, светлости разсуждения, и от самыя бездны утопающую душу возводящаго! «Не точию бо, – рече, – дети и служащий близ отца моего отроды, но и пришедшии издалеча страннии наемницы, во вся дни насыщающеся всех отца моего благих, упиваются присно от изобилия дому отца моего, и потоком пищи выну напаяет их. Аз же, сын сый и наследник, „гладом гиблю». И доколе во злых сих пребывати буду, доколе врагом моим торжествовати о себе подам? О мне бо глумляхуся выну седящии во вратех,[2247] и о мне поют непрестанно пиющеи вино. Мене во испытаниих сущии разбойницы оглаголуют яко их тайбника²⁷⁸⁵. Мене оклеветуют корчемницы яко сообщника. Мене доводят блудницы яко сквернителя. О моем пиянстве весь народ позорует²⁷⁸⁶, о моих студных делех вси людие свидетелствуют. Мене вси яко изверга имеют. от Мене злато, яко от татя, блюдут. Отроковицы, яко от сквернителя, хранят. Тайну, яко от клеветника, умолчевают. Идеже бо аще един стою, тамо никтоже ко мне приближается. В собрание ли когда камо вниду, но оттуду вси разыдутся. Потребных ли ради камо пойду, но мнят, яко корчемствовать иду. Скудости ли своей пособити камо гряду, но помышляют, яко блудити бегу. В молитвенныя ли храмы когда для утешения печалий моих вниду, но разсуждают, яко зрети жены и соглядати девы прихожу. Сия же вся от невоздержания моего возрастоша ми. Ныне же что сотворю? Аще бо в сих и до конца пребуду, обаче смерти всяко не избуду. К покаянию ли обратитися пожелаю, но вси мене гнушаются, яко жабы».

О, доброты упования, во смирении лежащця! «Но возбудився, – рече, – от вечнаго греховнаго сна, но воздвигнувся от смертнаго души моея ложа, но возшед из глубины сквернаго тимения и „востав, иду ко Отцу моему»,[2248] не толико повинныя мучащему, елико милующему; не толико казнящему, елико свобождающему; не толико суд износящему, елико щедроты дарующему. И на земли лежа, призову седящаго на высоких, и в тимении сый, возрыдаю к живущему во свете неприступнем и реку ему: „Отче, согреших на небо и пред тобою и несмь достоин нарещися сын твой, но сотвори мя яко единаго от наемник твоих».[2249] Вся убо тварь, якоже вижу, в твоих повелениих непреложна пребывает: небо служит пред тобою присным движением лика звезднаго и обращением двух светил великих, земля работает тебе ращением всякаго древа и травы и зелия и ношением на себе всякаго живота, егоже мене ради создал еси. Море и вся бездны, повинующеся власти твоей, производит между гор источники и реки и выну в недрех своих носит вся плавающия в нем и по нему. Аз же, почтенный от Тебе самовластием, преступник бых твоим заповедей, и, сый рая житель, сотворих себе аду узника, и, твой сын быв, страстем себе раба учиних.[2250] Скверная бо сквернаго блуда мати, проклятая Афродита[2251] владычествует блудно во всех удех моих. Темный темнаго и богоненавистнаго гнева и ярости родитель, Аррис[2252] змиедыхателно державствует в сердцы моем. Немилостивый немилостиваго грабления и лихоимства отец, Ермих[2253] всежеленно покоится в мысли моей. Помраченный помраченнаго пиянства и лакомства²⁷⁸⁷ насадитель, Дионис[2254] желателно почивает во утробе моей. И всех богоненавистных страстей богоненавистный предводитель, презорство²⁷⁸⁸, вся чювства моя непрестанно возметает, яко ветр прахи, имиже томим, данное мне человеколюбием твоим божественнаго твоего образа прекрасное подобие безчестными оными страстми потрох²⁷⁸⁹ и погубих. И того ради не смею нарещися сын твой, не смею перваго едема просити, от негоже волею моею изыдох. И не смею сыновни чести поискати, юже сам скверными моими делы истерях. Не смею бо наследия моего пожелати, егоже сам за нерадение мое лишихся. Мне бо сущу в любосластном отшельствии, похитиша верою рай разбойницы, наследоваша слезами блудницы дщерьне имя, получиша смирением мытари безтрудное оправдание.[2255] Темже не могу вместитися посреде покаявшихся, не покаянен сый. Не могу приобщитися спасшимся, и еще во гресех пребываяй.

Сими и сим подобными гласы восплачюся пред моим Создателем, сими рыданьми возрыдаю пред моим Владыкою, сими вопльми возстеню пред моим Родителем. Остро бо ест к слышанию того ухо, щедро ест к милованию того сердце, человеколюбива есть ко обращению того утроба. Аще бо точию нареку его отца, не может ослушатися моего гласа. Аще увидит в сицевей моей бедности, не может презрети моего плача. Покажю ему бедное мое лице, тименною сажею помазанное. Простру мою к нему десницу, убийства кровию каплющую. Поднесу мои устне, волхованием чарования насыщеннии. Представлю ему мои нозе, каменным претыканием уязвленныя.[2256] Обнажю ему вся моя уды, безчестием и ранами утомленныя. Дам ему обеты спасительныя, положю пред ним правости сердца моего, к покаянию намеренныя. Отверзу ему мое слово мыслию постоятельнаго исполнения».

И сия тако размышляя, «востав, иде ко отцу своему. Еще же ему далече сущу, узре его отец его и мил ему бысть. И, тек, нападе на выю его и облобыза его».[2257] Оле, силы гласа, в покаянии лежащаго, яко и от самаго небеснаго престола к щедрому снитию грознаго Судию призвавшаго! Таковыми убо беднаго сына бедными гласы преложися грозное Судиино сердце к милости. Таковыми смиренна сего слезными вопиении преклонися страшная Владычня утроба к жалости. Таковыми горкаго сего и горкими плачами преложися нестерпимая Господня ярость к благости.

Едва бо точию бедный сей сын в память перваго благородия прииде; едва от губительнаго смертнаго сна пробудися, едва, в тимении еще сый, мало двигатися начат и влечашеся широким полем разстояния, идяше же злощастный сей весь изранен, весь помрачен, весь скареден, отвсюду калом помазан, отвсюду калом обложен, отвсюду смрадом воняющь. Имый тело свое варом²⁷⁹⁰ солнечным испечено, нозе каменным претыканием²⁷⁹¹ избиты, руце тернием избодени²⁷⁹², очи грязью и прахом засыпане, утроба алканием²⁷⁹³ поджата, жилы нуждею скорчене, устне зловонием смердящая, – и тако ему влекущуся, узре его отец и мил ему бысть.

Оле, родительския безмерныя жалости! Виде беднаго своего сына, издалеча влекущася и полну кошницу²⁷⁹⁴ безчастия носяща. Скаредною же верстою²⁷⁹⁵ оболчена, истоптанными котыгами²⁷⁹⁶ обувена, гладом сламляема, стыдом помрачаема, нищетою подавляема – и не возможе угасити палящия его родительския жалости, не возможе удержати своея маститыя старости,[2258] презре убо предстоящий ему непрестанно небесныя вельможи, остави ликующия в дому его ангельский сановники, мимо иде служащия ему выну ангельския оруженосцы. Пойде к бедному преславный, потече к нищему богатый, подвижеся к безчестному пречестнейший. «И, тек, нападе на выю его и облобыза его».[2259]

О, твоея, Отче наш Небесный, премногия жалости, и самое небо во удивление приводящий! Зри же ми зде опасно, како пролияся благоуханное небесное миро на воняющия блудом чювства, како сниде небесныя породы медоточный тук на згоревшия прелюбодейным огнем составы, како двигнуся премудрый врачь к болящему скаредными прыщами трупу, како приближися всея твари Творец к страждущему всеми злыми юноши, како приступи щедрый отец к бедному сыну своему.

Внимайте же, молю вы, и о сем прилежно, яко не погнушася бедною бедностию беднаго сына, не постыдеся срамною срамотою посрамившагося чада, не посрамися нищею нищетою нищетно одеяннаго уда, не поноси от высокий славы в глубочайшее безславие впадшаго, не укори от многаго богатства в последнюю нищету дошедшему, не потяза от толикия чести в таковое безчестие доспевшему, не поиска расточеннаго по блудницам злата, не вопроси истерянныя данныя ему части имения, но жалостно ²⁷⁹⁷нападе на выю его²⁷⁹⁷ и любезно облобыза его. Оле, щедрот щедраго родителя, и самыя херувимы трепетно со удивлением боятися подвижущихь!

Что же бедный той, видя такову родительскую жалость, узре такову отеческую благость, ощути такову приятелскую о обращении его радость, весь вне себе бысть, весь смущен, весь помрачен, весь трепетен, весь зазорен²⁷⁹⁸ и весь утопаше в слезах, весь погружашеся в плачи, весь погрязаше в рыдании. Любяще бо яко отца и бояшеся яко Господа. Присвояшеся²⁷⁹⁹ яко к родителю и трепеташе яко Владыки. Поклоняшеся яко щедрому и дрожаще яко правдосудиваго. Радовашеся яко о милосердом и стыдяшеся яко благородна.

И таковою стрелою совести утробу свою прерываше, таковым копием помысла сердце свое прободаше, таковою пилою размышления нутренняя своя претираше²⁸⁰⁰ и сицевым совести своея тернием прокалая своя мысли, едва некако отверз уста своя и сквозе текущия от очию его слезныя источники провещав и рече: «Отче, согреших на небо и пред тобою и уже несмь достоин нарещися сын твой».[2260] Оле, силы гласа, и самый грознаго Судии смертный ответ на сладкую живота и чести свободу прелагающаго²⁸⁰¹! «Виждь бо, – рече, – нищету мою, дражайший мой отче, – и умилися. Виждь болезни моя, жалостный мой родителю, – и к милости обратися. Виждь студ мой, щедрый создателю, – и к щедротам склонися. Аз убо, окаянный, почерних твоего образа прекрасную доброту, истерях твоего благородия преславную почесть, расточих богатства твоего неоценяемое имение. На вся же сия беззакония моя аще назриши²⁸⁰², то кто может постояти²⁸⁰³? Аще во испытание мя о сих повлечеши, то кий ответ могу твоей благости изрещи? Но якоже по неизреченной твоей благости помиловал еси блудницу, помилуй и мене, оправдал еси мытаря – оправдай и мене, ввел еси разбойника – введи и мене поне в последнюю хлевину дому твоего. Не ктому бо достоин есмь сыном тебе нарещися, не ктому смею наследником твоим назватися, не ктому дерзаю жителем твоим райским именоватися, „но сотвори мя яко единаго от наемник твоих"[2261]».

Сия глаголы сокрушиша родителеву утробу, сия моления смириша владычне сердце. Темже абие «рече отец к рабомь: Изнесите одежду первую, и облецыте его, и дадите перстень на руку его, и сапоги на нозе, и, приведше телец упитанный, заколите, и, ядше, возвеселимся, яко сын мой сей мертв бе и оживе, изгибл бе и обретеся».[2262] «Срадуйте ми ся, – рече, – днесь, ангели, яко вашея радости время прииде. Торжествуйте, пророцы, яко ваших о покаянии проречений исполнение приближися. Ликуйте, апостоли, яко вашея о спасении проповеди плод явися. Торжествуйте, мученицы, яко вашего о вере исповедания усердие показася. Веселитеся, святителие, яко вашего о обращении учения прибыток уяснися. Играйте, девы, яко вашея похвалы сын мой искати прииде. Радуйтеся, покаявшийся грешницы, яко лик ваш обращением сына моего умножатися начинает. Грядите, иереи, облеченнии правдою, и преподобнии, двигнувшеся, радуйтеся. Спешно потецыте вслед, диякони. ²⁸⁰⁴Ластовицына чьвебетания изсыплите²⁸⁰⁴, скороглаголивии четцы. Славиева пения и сириновы песни[2263] возгласите, сладкогласнивии певцы. Двигнитеся от мест своих, патриарси. Положите жезлы на престолех ваших, епископи. Грядите с ними, и игумени. Идите во врата, дщери Сионовы.[2264]

Взыдите на гору Господню, внидите в дом Господа Бога вашего, отверзите ковчеги, не персицкия, но небесныя поставы²⁸⁰⁵ имущия; отворите стамны²⁸⁰⁶, не аравицкое злато, но Духа Святаго благодать носящия, и изнесите сыну моему святаго крещения одежду первую и облецыте его: не могу убо наготы его видети, не терплю срама его зрети. Аще бо падеся²⁸⁰⁷, но мой сын. Аще и помрачися, но мой образ. Аще и превратися²⁸⁰⁸, но мое подобие. Аще и обнажися, но мой уд. Аще и обнища, но мой наследник. Исше²⁸⁰⁹ ли омывшая его древле купель крещения, но изо очию его течет ныне поток слезный. Помрачися ли бывшая в души его чистоты доброта, но сокрушения сердечнаго вапы трутся[2265] ныне в его совести. Пременилося ли сыновни чести величество, но не пременися моея милости к кающимся владычество: щедр бо есмь, премудр и всесилен, могу из небытия в бытие вся приводити, могу из блудницы сотворити чистее девицы, могу оправдати мытаря паче фарисея. Обычно ми есть силныя с престол низлагати, изволително ми есть кроткия за смирение в славу величества пременяти.

Дадите сынови моему дары Духа Святаго – перстень, украсите его любезную мне десницу, увенчайте рождения моего дражайшую руку, усветлите утробы моея вожделенную мышцу, да видев лютый диявол тать сицевую Духа Святаго печать, не дерзнет паки окрасти²⁸¹⁰ моего богатства; да видев кровоядный разбойник таковое Небеснаго Царя знамение, не осмелится ктому ограбити неоценяемыя драгости; да узрев безстудный пес таковое покаяние и блистание, не наскочит брехотати на кающагося отчаянием.

Дадите ему и сапоги мужества, обуйте наступающыя на змию и на скорпию нозе,[2266] да не лакомится ктому едемский уж пяты его запяти²⁸¹¹, да не испускает прельстивый Адама кервер[2267] любосластнаго своего яда, да не подъемлет гордаго своего хобота червленный ползущий зверь на пришедшаго к моей державе сына и камень претыкания и соблазна, на пути века сего лежащий, да не тщится сына моего разбити ногу.

Идите же в пространный двор пажити моея, внидите в непостигаемую светлость Божия храма, вступите во олтарь неизреченнаго таинства „и, приведите Телец упитанный, заколите и, ядше, возвеселимся».[2268] Приведите Тельца, прежде век от Отца без матере рожденнаго и напоследок от Девы матере без отца воплощеннаго. Приведите Тельца, глаголом своим от небытия в бытие вся приведшаго. Приведите Тельца, за спасение всего мира с небесе без шума сшедшаго. Приведите Тельца, за очищение человеческих грехов по вся дни жромаго, разделяемаго и неумаляемаго, раздаваемаго и неубываемаго, и, приведите, заколите: любит бо за спасение кающихся заклан быти. Аще бо и закапается, но не умерщвляется; аще и раздробляется, но не сокрушается. Той Телец и на кресте сый, землю потрясе, и солнце помрачи, и луну в кровь преложи, и камение разсече, и завесу раздра.[2269] Той Телец и во гробе лежа, ада испроверже и мертвыя воскреси. В того Тельца влепивши смерть зубы, попрася. Того Тельца срет²⁸¹², ад доле²⁸¹³огорчися. Той Телец из мертвых воскресе, начаток умершим бысть. И пребывает безсмертен во веки и веки и на веки. И еще. Той бо Телец обыче в виде хлеба и вина чрез пресуществление не образно, но самым телом своим и вся верующыя в него питати и спасати.[2270] Того Тельца заколите, „и, ядше, веселимся» веселием вечным, радостию, конца не имущею; ликованием, скорби не познавающим; светлостию невечернею, красотою немерцающею, блистанием непомрачаемым, сиянием непотемневаемым, „яко сын мой сей мертв бе и оживе, изгибл бе и обретеся».

Того бо душу закла копие любодеяния, того утробу просади стрела сладострастия, того сердце умертви ножь преступления. Очи его помрачистеся лютым нечювствием, уши его заткошася гордости презорством, руце его ослабеша грабления хищением. Нозе его стезями беззакония утомишася, кости его плясания тяготою преломишася. Жилы его прегибания надсадою прервашася. Составы его скакания вертением извихнушася. И весь лютым нечаянием люте умре. Ныне же светом покаяния озарен, зарею смирения просвещен, блистанием обращения удобрен, явися жив и светел, здрав и весел, красен²⁸¹⁴ и радостен. И иже изгибл²⁸¹⁵ бе похотию сладострастия, обетеся воздержания крепостию. Истеряся скверною любодеяния – найдеся чистотою покаяния». «И начата, – рече, – веселитися».[2271]

«Бе же сын его старей на селе, и яко грядый, приближися к дому, слыша пения и лики, и призвав единаго от отрок, вопрошаше. „Что убо суть сия?“»[2272] – сын убо, рече, старей бе тогда на селе отеческих повелений, делая заповеданныя ему добродетели. И яко грядый желанием к небесному отечеству, приближися ума чистотою ко отеческому Божию дому, слыша в нем воспеваемая пения и лики, удивляшеся, чюяше глас радости и веселия в селех праведных, учюждашеся²⁸¹⁶. И призвав единаго от отрок, мысленному его разсуждению служащих, вопрошаше: «Что убо суть сия, яко слышу мытоимца, евангельскою трубою небесною радость о покаянии грешных возвещающа, слышу разбойника, в рай ликующа, слышу покаявшихся, в Царствии торжествующих. Давыд убо оглашает ми уши: „Омыеши мя, и паче снега убелюся».[2273] Иеремия[2274] не дает слуху моему покоя, но, радостно вещая, глаголет: „Очистишася назаряне ея паче снега и просветишася паче млека, краснейши кости слоновыя старыя и яснейши паче камыка сапфира уседение их“».[2275] «„И что убо суть сия?“[2276] Он же рече ему, яко „брат твой прииде, и закла отец твой телец упитанный, яко здрава его прият"».[2277]

«Разгневав же ся, не хотяше внити. Отец же его изшед, моляше его».[2278] О, непостижимых судеб твоих, непостижимый Боже! И грешнаго милуеши, и праведнаго любиши, и падшаго возставляеши²⁸¹⁷, и стоящаго прославлявши, и преступника ущедряеши, и угодившаго увещеваеши. «Что, – глаголя, – чадо, в день веселия моего печалию снедаешися? Что во время радости моея сетованием облагаешися? Что в час ликования моего унынием облачишися? Виждь дом мой, днесь и извне багром и синятою²⁸¹⁸ покровен, и врата и окна его, отвсюду златом и кристалем блистающеся, и внутрь его слыши деющееся веселие, вниди и ты на исполняемыя у мене радостию браки, причастися и ты от многих лет ожидаемому мною моему веселию».

«Он же, отвеща, рече ко отцу: „Се толико лет работаю тебе и николиже заповеди твоя преступих, и мне николиже дал еси козляте, да з други моими возвеселился бых. Егда же сын твой сей, изядый твое имение с любодейцами, прииде, и закла ему телец питомый"».[2279] О, уныния, неполучением радостным сердце прободающаго! «Твое, – рече, – видящее вся око поставляю свидетеля, яко отнележе породи мя мати моя, а твоя возлюбленная невеста – Церьковь святым крещением, отнележе изволил еси по неизреченней твоей благодати нарещи мене сыном, отнележе вверен бысть мне державною твоею властию виноград живоносных твоих заповедей, оттоле и доныне работаю тебе по вся дни, служу тебе по вся нощи, подвизаюся пред тобою по вся дни и часы, утробу мою связую алканием, устне мои затыкаю жаждою, сердце мое ограждаю твоим страхом, колене бо мои изнемогоста от поста, и плоть моя изменися елея ради, и хлеб мой забых снести от гласа воздыхания моего. Присно же облагаюся вретищем и смиряю постом душю мою, за словеса же устен твоих храню пути зело жестоки,[2280] за правду твою всеми ненавидим бываю, за имя твое от всех поношаюся, за законы твоя вси мя ненавидят. Ты же ни козляте ми когда дал еси, „да со други моими возвеселился бых“.

Веси бо, о, премудре, яко тою же плотию обложен, якоже и брат мой, тем же немощем предлежу, теми же страстьми збодаюся. Алчет ли его утроба – алчет и моя, жаждут ли его устне – жаждут и моя, слушают ли утеса его гласы веселия – слушают и мои, очи ли похищает его краснаго лица доброта – крадет и мои, мыслию ли сердце его к похоти возбуждается – не спит и мое, на грабление ли лихоимства руце его прострошася – не исхоша²⁸¹⁹ бы и мои, на плясание ли нозе его подъяшася – не ослабеша бы и мои. Но аз, ведый твою отеческую славу, не потемних ея моими немощьми; зная грозный твоего владычества страх, не дерзнух заповедей твоих преступити. Ты же ни козлята ми дал еси, „да з други моими возвеселился бых“.

Еда лучше есмь Давыда, но и той, взалкався, хлебы предложения снеде? Еда крепльши есмь Петра, каменя веры, но и той, ходя сквозе сеяния²⁸²⁰, стираше класы?[2281] Еда воздержнейши есмь Тимофея, но тому Учитель языком ради частых его недугов мало вина пити повеле?[2282] Аз же всегда лютый пламень возжеления блуднаго постом угашах, сети соблазнов, простертыя на мя отвсюду, воздержанием прерывах, лютаго исполина, гордость, смирением убивах, смертоносную скорпию, зависть, срадовательнаго благодарения ногою попирах, гневом и яростию дышущаго змия любовию убивах, немилостиваго крагуя[2283] тенетом²⁸²¹ щедрот и подаянием милостыни удавлях²⁸²², лукаваго лиса ядию правды²⁸²³ уморях, объядливаго уену²⁸²⁴ алканием закалах, лихоиметелнаго волка раздаянием имений моих устрелях. Ты же, о, крепкодушьный Владыко, видя мой толикий труд и пребывающую во мне заповедей твоих целость, не допустил мя еси ни к малой слабости и чрез пророка Иезекииля присно ко мне вещати благоволил еси: „Яко правда праведнаго не избавит его, в онь же день прелстится».[2284]

Егда же сын твой сей, изядый твое имение с любодейцами, прииде, закла ему телец питомый²⁸²⁵. Но не сей ли твоего высокаго благородия царьский образ искази? Не сей ли твоея чистителныя бани безценную крещения ризу оскверни? Не сей ли тайн твоих неоценяемый ковчег, разбойнически ограбив, изтощи и вместо твоего ангелом возжеленнаго лица скверныя Афродиты блудную рожу предпочте и, твоих заповедей виноград оставив, лютому гражданину дияволу поработа? Презрев святыя Церкви, притече к домом любодеяния. Мимо шед царския чертоги, в разбойническия вертепы вниде. Ни во что вменив молитвенныя храмы, ко аполоновым чародейцам бабам[2285] притече. Удалився державныя ти власти, под лютое лютаго гражданина иго плещи своя подложи. И все твое имение изъяде со блудницами. Все твое богатство расточи корчемником. Вся твоя стяжания издаде плясателем. И егда весь обнища, егда нуждею глада слячеся²⁸²⁶, егда обнощевати²⁸²⁷ где не обрете, тогда к тебе обратися и ласковую свою молбу во твои слухи пролия. Ты же, яко сый утробою щедр и сердцем милостив, закла ему телец упитанный.

И над кем протчее узрю твоего владычества от престола славы твоея исходящую грозу? Кому от согрешивших обращу твоея власти правдосудие? Аще бо сего помилуеши, дерзость приимут грешницы. Аще сего не казниши, в смелость облекутся беззаконницы. Аще сего по лукавым его делом не осудити, презорством²⁸²⁸ обложат себе законопреступницы. Отимется протчее и моих добрых дел чаемое возмездие, убегнет и моих исправлений уповаемое воздаяние, умалится и моя упования вера, ослабеет и моя яже к тебе сыновняя любовь, истнится²⁸²⁹ и моя яже на тя пребывающая в мысли моей надежда».

«Он же рече ему: „Чадо, ты всегда со мною еси, и вся моя твоя суть"».[2286] О, крайняго твоего к человеком схождения²⁸³⁰, архангельских воинств грозный Владыко! Вонмите убо зде, молю вы прилежно, о, слышателие боголюбивии, како воплотившееся Божие единородное Слово к праведному за грешнаго вещати начинает. «Терпиши ли, – рече, – ты, сыне мой, скорби, яже ти суть радости ходатай; подъемлеши ли, чадо мое, беды, веселию упование; носиши ли, наследниче мой, напасти, Царствию обещники, ты бо аще и в терпении, но присно со мною; еще и в смущении, но предо мною; аще и во искушении, но подо мною. Ярит ли ся на тя диявол, но видит тя сына Царева; дышет ли на тя змий, но весть тя ко мне быти восхищена; безстудствует ли на тя адский пес, но знает тя наследника Владычня. Вся бо моя твоя суть: беззлобие ли на враги, но от Мене уставися; чистота ли сердца, но моего лица зерцало; смирение ли пред всеми, но мною при распятии показася; воздержание ли от всех злых, но моея благодати сила; милостыня ли к нищим, но моих сокровищь богатство; правда ли от всех, но моего суда непохлебство²⁸³¹; благостыня²⁸³² ли ко всем, но моего существа свойство.

И якоже аз веселюся о детех моих, сице и ты радуешися о твари моей. Солнце бо, исходя, аки жених, от утренняго востока и грядый познати вечерняя запады, согревает тя матернею утробою. Луна, яко лампада, просвещающая нощию, дает тебе обновлением своим познати времена и лета. Море, езера и реки под бремена кораблей твоих прегибательно подстилают хребты своя. Земля, скрывши семена твоя во утробе своей, растит тебе хлеб тучен. Скоти вси земстии к послужению твоему готовы. Доилицы вси сосцы своя в персты твои влагают. Каждая птица живот свой поставляет пред твоею стрелою. Каждая рыба выну пловет в твои мрежи. Ибо прежде создания твоего потребная ти уготовах. И прежде исхода твоего стези ногам твоим исчистих. И прежде алчбы и жажды твоея пищу и питие тебе поставих. И яко ты всегда чрез деяние добродетелей твоих со мною еси, тако и вся чрез щедроты, изливаемыя на тя, твоя суть. Веселити же ся и радоватися подобаше, яко брат твой сей „мертв бе и оживе, изгибл 6е и обретеся"».[2287]

О, крайняго твоего к нашей немощи схождения, щедрый Боже! «Ты убо, – рече, – о, чадо, якоже сын мне бысть по благодати, тако буди и ты брату своему милостив по рождению. Веси бо, яко утроба солнцеоблеченная невесты моея Церкве, а вашея матере, святаго крещения банею породивши, в сыновство мне обою ваю²⁸³³ приведе. Веси же и о мне, яко аз не приидох призвати праведных, но брата твоего грешнаго на покаяние. Не тебе ради оставих небо и постигох землю, не тебе ради, Бог сый, человек бых, но да брата твоего спасу. Не тебе ради снидох с престола и взыдох на крест, но да струпы брата твоего помажу каплющею от ребр моих кровию. Не тебе ради смирихся даже до смерти, но да убившаго брата твоего душю змия крестным копием проколю.

Хвалиши ли ся ты исполнением заповедей моих, но почто благостыни моея к кающемуся не простиравши? Красуеши ли ся чистоты соблюдением, но не помниши ли пят дев буих, чертог небесный затворивших немилосердием[2288]? Возносиши ли ся фарисейскою правдою, но не видиши ли мытаря, смирением своим твои добродетели крадуща? Прославляеши ли ся твоим целомудрием, но не зриши ли блудницы, единоутробною ти сестрою нарицаемыя? Якоже тебе глаголю: чадо, ты всегда со мною еси, – сице и разбойнику, верующему в мя, вещаю: „Днесь со мною будеши в раи“.[2289] Почто болиши завистию, яже перваго архистратига с небесе сверже?[2290] Почто уязвляешися ненавистию, яже перваго убийцу Каина содела?[2291] Не мое ли слово евангелисты гремят, глаголюще: «Будите щедри, яко и Отец ваш Небесный щедр есть».[2292] Почто не подобишися, егоже подобие в сотворении приял еси? Почто не сообразуешися образу, имже в создании почтен еси? Погуби ли брат твой образа доброту сквернами, губиши и ты завистию. Помрачи ли единоутробный твой красоту лица страстми, помрачаеши и ты негодованием. Почерни ли единовозрастный твой лепоту славы греха безчестием, черниши и ты сопротивословием.

Не веси ли, яко в моей власти есть грешнаго смиряющася спасти и прославити, праведнаго же возносящася погубити и обезславити: непознаваеми бо сут всего мира кающихся греси в моих множайших щедротах, яко горсть песка во окияне? Или не слышиши о раствореной и гордою завистию праведнаго правде пророка, от лица моего вещающа тако, яко всяка правда человеча яко руб повержен есть предо мною[2293]? Не чювствуеши ли ныне, како о покаянии брата твоего небеса ликуют, како ангели воспевают, како пророцы радуются, како апостоли ликовствуют, како мученицы торжествуют, како вси святии веселятся? Ты же един, оставив таковыя веселия гласы, к фарисеову кичению ухо твое клониши; презрев таковыя лики, к завистливому дияволу око возводиши.

Но оставив, молю тя, сладкое мое чадо и повинующияся воли моей всегда чадо, темныя завистливаго малодушия толпы, ихже от юности бегати навыкл еси, приобщися светлыя любве ангельским собором, ихже от младеньства возжелел еси, и вниди в желаемую тебе выну Царствия породу, вступи <в> входимую тебе едемскую сладость, прими щадимую тебе от века доброту, наследуй любимый тебе жребий вечнаго безсмертия, обогатися неоценяемым богатства имением, прославися славою, конца не имущею; водворися во дворех небеснаго круга, упийся от обилия дому моего, потоком бо безсмертныя пищи напитаю тя во веки. И тако пребывая, радуйся со мною и со ангелы присно, яко брат твой „мертв бе и оживе, изгибл бе и обретеся"».

Сицевое благоутробия Божия к человеком несказанное снитие видяще, сицевые щедроты Создателя нашего ко грешный слышаще, сицевую милость Владыки нашего к кающимся помышляюще, отвержем от себе тяжкое иго греха, грешнии оставим рожцы, свиную пищу, свинопасом бесовом в насыщение; отидем от лютаго гражданина диявола, позабудем страну его, блудом смерьдящую. Отринем страсти его, сквернами кипящия; презрим похоти его, калом воняющии, пойдем в отечество наше небесное, егоже Павел материю нарицаеть.[2294] Поспешим ся водворитися под крыле кокоши²⁸³⁴ чадолюбивая, вкусим от сосцу невесты Христовы каплющее обою законов[2295] млеко спасителное, припадем к ногама щедраго нашего Отца и Создателя, повержем бремена грехов наших пред очима кроткима, погрузим беззакония наша в щедроты его и, кающеся со слезами и плачюще с рыданием, воззовем ему: «Отче, согрешихом на небо и пред тобою и несмы достойны нарещися сынове твои, но сотвори нас яко единаго от наемник твоих».[2296]

И принесем тако, грешнии, покаяние, яко преподобнии смирение; тако блуднии целомудрие, яко чистии милосердие; тако страстнии безстрастие, яко бе<с>страстнии ко всем любление – и вси вся добрая, вся богоугодная, вся ползодателная, да, видев нас, щедрый Отец изыдет во сретение наше. И еще глаголющим нам, да воззовет: «Се аз», да повелит рабом своим, нашим же отцем и учителем, изнести нам словесы учений их – ткомую в поставе покаяния нашего первую одежду спасения, и на руку нашу дати перстень упователнаго обручения, и нозе наши обути в сапоги мужества и терпения, и телца упитаннаго на смысленнем боговидении сердца нашего жертовнице заклати, егоже некончаемыя сладости и безсмертнаго живота да сподобит ны причаститися сердцем сокрушеным и смиренным, и да не уничижит нас яко недостойных, но яко достойных да насытит нас небеснаго веселия и радости, ихже получити желающе, благодарим щедроты Создателя нашего непрестанною молитвою на изливающияся, имиже присно от всех лютых ограждаеми, дадим славу и величие Отцу, благоизволившему послати Сына своего в наше спасение; Сыну, восхотевшему за ны смиритися даже до рабия образа и заклану нас ради бывшу; Духу Святому, содействовавшу неизреченнаго смотрения сего таинства, – тому единому в Троицы всесилному Богу поклоняющеся, служим; егоже, благочестно хваляще, прославляем и величаем ныне и во вся веки. Аминь.