Песни, записанные для Ричарда Джеймса в 1619–1620 гг.
(Песня о весновой службе)
Бережечик зыблется,
да песочек сыплется,
а ледочек ломится,
добры кони тонут,
молодцы томятся.
Ино, Боже, Боже!
сотворил ты, Боже,
да и небо-землю,–
сотвори же, Боже,
весновую службу!
Не давай ты, Боже,
зимовые службы;
зимовая служба –
молодцам кручинно
да сердцу надсадно.
Ино дай же, Боже,
весновую службу
весновая служба –
молотцамъ веселье,
а сердцу утеха.
А емлите, братцы,
яровы веселца,
а садимся, братцы,
в ветляны стружечки,
да гренемьте, братцы,
в яровы веселца,
ино вниз по Волги!
Сотворил нам, Боже, весновую службу!
(Песня о восприятии в Москве известия о смерти воеводы князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского)
Ино что у нас в Москве учинилося
с полуночи у нас в колокол звонили.
А расплачутся гости москвичи «А тепере наши головы загибли,
что не стало у нас воеводы,
Васильевича князя Михаила!»
А съезжалися князи-бояре супротиво к ним,
Мстисловской князь, Воротынской,
и межу собою оне слово говорили;
а говорили слово, усмехнулися «Высоко сокол поднялся
и о сыру матеру землю ушибся!»
А расплачутся светские немцы «Что не стало у нас воеводы,
Васильевича князя Михаила!»
Побежали немцы в Новгород,
и в Новгороде заперлися,
и многой мир-народ погубили,
и в латинскую землю превратили.
(Первый плач царевны Ксении Борисовны Годуновой)
Сплачется мала птичка,
белая перепелка «Ох-те мне молоды горевати!
Хотят сырой дуб зазжигати,
мое гнездышко разорити,
мои малый дети побити,
меня пелепелку поимати».
Сплачется на Москве царевна
«Ox -те мне молоды горевати,
что едет к Москве изменник,
ино Гриша Отрепьев растрига,
что хочет меня полонити,
а полонив меня, хочет постритчи,
чернеческой чин наложити!
Ино мне постритчися не хочет,
чернеческого чину не сдержати,
отворити будет темна келья,
на добрых молодцов посмотрити.
Ино, ох, милыи наши переходы!
А кому будет по вас да ходити,
после царского нашего житья
и после Бориса Годунова?
Ахъ, милыи наши теремы!
А кому будет в вас да сидети
после царского нашего жития
и после Бориса Годунова?»
(Песня о въезде в Москву возвращавшегося из литовского плена патриарха Филарета Никитича)
Срадовалося царство Московское
и вся земля Святоруская
умолил государь православной царь,
князь велики Михайло Федорович.
А что скажут, въехал батюшко
государь Филарет Микитич,
из неверной земли из Литовской.
С собою он вывез много князей-бояр,
еще он вывез государева боярина,
князя Михаила Борисовича Шеина.
Съезжалися многии князи-бояря,
князи-бояря и многие власти
ко сильнему царству Московскому
хотят встречать Филарета Микитича.
Из славного града каменной Москве
не красное солнце катилося,
пошел государъ православной царь
встречати своего батюшка,
государя Филарета Микитича.
С государем пошел его дядюшка,
Иван Микитич боярин.
«Дай, Господи, здоров был государь мой батюшко,
а батюшко государь Филарет Никитич!»
А как будут оне в каменной Москве,
не пошли оне в хоромы в царские,
а пошли оне к Пречистой соборной,
а пети честных молебенов.
Благословлял своего чада милого «И дай, Господи, здоров был православной царь,
князь великий Михайло Федорович,
а ему сдержати царство Московское
и вся земля Святоруская!»
(Второй плач Ксении Борисовны Годуновой)
А сплачется на Москве царевна,
Борисова дочь Годунова «Ино, Боже, Спас милосердой!
3а что наше царство загибло
за батюшково ли согрешенье,
за матушкино ли немоленье?
А светы вы, наши высоки хоромы!
Кому вами будет владети
после нашего царского житья?
А светы, браныи убрусы!
Береза ли вами крутити?
А светы, золоты ширинки!
Лесы ли вами дарити?
А светы, яхонты-сережки!
На сучье ли вас задевати
после царского нашего житья,
после батюшкова преставленья,
а света Бориса Годунова?
А что едет к Москве Растрига,
да хочет теремы ломати,
меня хочет, царевну, поимати,
а на Устюжну на Железную отослати,
меня хочет, царевну, постритчи,
а в решетчатой сад засадити.
Ино, ох-те, мне горевати как мне в темну келью ступити,
у игуменьи благословиться?»
(Песня о нашествии крымских татар на Русь в 1572 г.)
А не сильная туча затучилася,
а не сильнии громы грянули
куде едет собака крымской царь?
А ко сильнему царству Московскому «А нынечи мы поедем к каменной Москве,
а назад мы поидем, Рязанъ возьмем».
А как будут оне у Оки-реки,
а тут оне станут белы шатры расставливать.
«А думайте вы думу с цела ума кому у насъ сидеть в каменной Москве,
а кому у насъ в Володимере,
а кому у нас сидетъ в Суздале,
а кому у насъ держать Рязань Старая,
а кому у нас в Звенигороде,
а кому у нас сидеть в Новгороде?»
Выходитъ Диви-Мурза сын Уланович «А еси государь наш, крымской царь!
А тебе, государь, у нас сидеть в каменной Москве,
а сыну твоему в Володимере,
а племнику твоему в Суздале,
а сродичу в 3венигороде,
а боярину конюшему держать Рязань Старая,
а меня, государъ, пожалуй Новым городом
у меня лежат там свет-добры-дни батюшко,
Диви-Мурза сын Уланович».
Прокличет с небес Господень глас «Ино еси, собака, крымской царь!
То ли тебе царство не сведомо?
А еще есть на Москве Семьдесят апостолов
опришенно Трех святителей,
еще есть на Москве православной царь!»
Побежал еси, собака, крымской царь,
не путем еси, не дорогою,
не по знамени, не по черному!