№ П-145⁴⁴⁹. «Выписка из стенограммы вечернего заседания Петроградского губернского революционного трибунала» по делу петроградского духовенства и верующих с обвинительной речью заместителя наркома юстиции П. А. Красикова

от 29 июня 1922 г.

ВЫПИСКА ИЗ СТЕНОГРАММЫ ВЕЧЕРНЕГО ЗАСЕДАНИЯ ПЕТРОГРАДСКОГО ГУБЕРНСКОГО РЕВОЛЮЦИОННОГО ТРИБУНАЛА ОТ 29-го ИЮНЯ 1922 года ПО ДЕЛУ ПЕТРОГРАДСКИХ ЦЕРКОВНИКОВ.–

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ – Заседание Трибунала объявляется открытым. Объявляются прения сторон. Слово принадлежит представителю общественного обвинения тов. КРАСИКОВУ.

КРАСИКОВ – Товарищи Судьи Революционного Трибунала, я считаю нужным начать с самого существа вопроса. Пролетарское обвинение должно быть прямым и открытым и основываться на революционном пролетарском самосознании и его законе. Обвинение центральными своими пунктами имеет 2 статьи: ст. 62 и ст. 119⁴⁵⁰. Мне не было бы надобности цитировать эти статьи, если бы к данному процессу не прислушивалась вся трудящаяся Россия и широкие народные массы, так как Трибуналу, конечно, они хорошо известны. Но все-таки я считаю нужным поэтому огласить их. Ст. 119 направлена против использования религиозных предрассудков масс с целью свержения рабоче-крестьянской власти или для возбуждения сопротивления ее законам и постановлениям. Kapa указана в ст. 69. Вторая статья 62 говорит об участии в организации, действующей в целях означенных в 57 ст. путем возбуждения населения к массовым волнениям и неплатежу налогов, невыполнению повинностей или всякими иными путями, явно в ущерб диктатуре рабочего класса и пролетарской революции, хотя бы вооруженное восстание или вооруженное вторжение и не являлось ближайшей задачей деятельности этой организации. Эта статья приводит нас к ст. 57 и 52, которая говорит о контр-революционных действиях. Контрреволюционным действием признается всякое действие, направленное на свержение завоеваний пролетарской революции, власти рабоче-крестьянских советов и существующего на основании конституции рабоче-крестьянского правительства, а также действия ο направлении помощи той части международной буржуазии, которая не признает власти пролетариата и стремится к ее свержению путем интервенции, шпионажа, блокады или инспирирования прессы и т. п. Обвинение считает, что деяния, совершенные главнейшим здесь подсудимым, подходят всецело под эту статью. Центр тяжести здесь в натиске международной буржуазии на Российскую Республику и в помощи и в содействии этому натиску для низвержения нашей Республики. Казалось бы, что здесь, в этой, по крайней мере, статье ни звука не говорится о религии. Я особенно подчеркиваю то, что здесь в этом процессе обвинение никоим образом не объявляет прямой борьбы с религией, не затрагивает здесь прямым путем религиозных верований, широко еще, к сожалению, имеющихся в массах, которые питает всякая церковная организация.

Дело идет о церковной организации, о церковной переферии и примыкающих к ним кругах, которые используют эту объективную религиозность русского мужика, русского рабочего, русского обывателя с целью классовой, с целью ниспровержения рабоче-крестьянского правительства и вообще строя, который сейчас стремится создать трудящийся класс населения. Тут не идет дело о борьбе с религиозными предрассудками, с которыми борются не репрессиями, не карами, не тюрьмами, а борется рабоче-крестьянская власть наукой, техникой, учением, просвещением и сама масса воспитывается не только, конечно, учением школьным, книжным, а и учением жизни, течением самой революции.

Здесь идет, следовательно, вопрос о борьбе с той организацией, которая эту объективную данную среду, эту объективную данную наклонность темного человека обращать свой взор на небеса использовала для своих целей. Вот это, товарищи, конечно, составляет сущность преступления в этой области. Нельзя карать, если человек верует тому или иному своему догмату или какому нибудь положению его религиозной системы, но если организация, которая пользовалась этой темнотой совершенно сознательно, определенно, на перекор прямым интересам этого самого темного человека, этих трудящихся масс, использовала эту самую их религию,– вот это составляет тягчайшее преступление. Таким образом здесь идет дело не о религиозной массе, а скорее о том, как эта религиозная масса, как эти остатки наследия темных веков самодержавия и всяческой эксплоатации, использовались для продления этой самой эксплоатации или для восстановления этого эксплоататорского строя. Вот это преступление предусмотрено прямо 119 статьей.

Если 6ы шла речь о том, что кто нибудь на основании какого нибудь предрассудка использовал частичным образом эту самую религиозность, он был бы подсуден только 119 ст. Но здесь дело осложняется тем, что это использование происходит в политической плоскости, направлено для политических целей, для свержения власти советов, и в этом центр обвинения.

Теперь посмотрим, насколько это совпадает со всей конкретной ситуацией у нас. Когда мы разрушили старое государство, когда разрушили старую классовую самодержавно-монархическую и капиталистическую систему и разрушили весь аппарат этой системы, т. е. чиновнический, бюрократический, военный, то мы, конечно, должны были разрушить и часть этого аппарата церковного иерархически связанного с монархией, со всяческой экс[п]лоатацией вековым сродством и вековым сотрудничеством. Разрешите мне этого здесь не доказывать, это ясно уже из действительности. Широчайшие массы и само духовенство это сознает, в результате чего мы имеем на лицо движение массы весьма широкое, весьма резкое, бурное, которое называется церковным расколом, церковным отпадением, взаимными столкновениями внутри самой церкви, очевидцами и свидетелями которого мы здесь все были. Само движение духовных сфер обусловлено именно эти[м] противоречием, противоречием между официальной нашей теперешней структурой, господством рабочего класса, господством трудовых интересов и остатками этой старой механики, старого аппарата церковного порабощения и сотрудничества с монархией, с капиталистами...⁴⁵¹

Подходя осторожно к религиозным верованиям народа, рабоче-крестьянское правительство ограничилось с Октября по Январь известными мероприятиями, которые называются отделением церкви от государства. Таким образом оно разрушило и лишило церковь характера правительственного аппарата, субсидируемое правительством, содержимого правительством и направляемого по указке и по заданиям правящего буржуазномонархического и феодального класса. Оно лишило и этой присущей ему, как механизму правительственного характера субсидии казенной, лишило всей этой иерархическо-чиновнической своей санкции, которую давала церкви как аппарату управления, как аппарату воспитания, как аппарату известного гипноза над массами в целях его порабощения, в целях его более или менее законного, более или менее планомерного эксплоатирования. Вот это декрет об отделении церкви от государства сделал. Вместе с тем, он лишил, экспроприировал, отнял от церкви, как отнял от помещиков и капиталистов собственность, лишил ее крупнейших земель, всевозможных доходных статей, колоссальнейших ее богатств. И здесь, конечно, прежде всего начинается столкновение между этим церковным старым аппаратом, который был юридически уничтожен, но фактически всетаки продолжал существовать на народном теле, питаясь именно тем старым религиозным сознанием, которое все-таки, в огромной массе народа оставалось.

Рабоче-крестьянское провительство нельзя обвинить в том, что оно не уничтожило этого аппарата физически. Ясное дело, что к таким мерам и к таким уничтожениям никогда сознательная власть рабочих и крестьян не может прибегать, так как физическое уничтожение не входило никоим образом в методы борьбы с такой организацией или с таким явлением, которое опирается на идеологию, на известные пережитки исторически создавшиеся. Поэтому мы констатируем оставление этого аппарата, существование его по инерции, по традиции на народном теле почти в старом, почти в неприкосновенном виде, как иерархическую организацию, облегающую эти толщи народа, начиная от верхов и кончая низами. В Октябрьскую революцию, как вам известно, товарищи, был создан патриархат, возобновлен монарх церковный, частица монархической власти и он продолжал существовать и продолжает существовать до сих пор. Этот монарх возглавлял весь этот аппарат, который раньше возглавлялся самодержавцем всероссийским Николаем ІІ-м, так как по закону старой Российской Империи, главой церкви являлся император Николай 2-й. Место его заменил патриарх. Ниже его, за ним идет безконечная лестница иерархической подчиненности. Высшее церковное управление с патриархом вместе насаждало организации начиная от высших и кончая нисшими. Таким образом, аппарат этот сохранился, аппарат, собственно говоря, бюрократическо-иерархический, сохранивший старый казенный тип. Все его классовые интересы, все его симпатии, все интересы материальные были, конечно, соединены со старым эксплоататорским строем. Ясное дело, что он был полон симпатии к старому режиму и полон ненависти к новому режиму, к новому строю, который творили трудящиеся массы. И вот, когда против этого нового строя, против этого нового режима, против нового классового господства трудящихся восстала и собственная русская буржуазия и вся заграничная буржуазия и когда наша советская республика оказалась в кольце зажатая кругом, под натиском наших врагов, то ясное дело, что все симпатии и все содействия, которое только могла оказывать эта старая церковная организация, она оказывала. История всей революции,– я на ней не буду здесь останавливаться подробно, так как все товарищи знают, что в истории контр-революции церкви и церковная организация сыграла огромную роль. Всюду и везде во всех восстаниях, во всех натисках, во всех интервенциях, всюду и везде духовенство, за немногиМ счастливым исключением, всегда стояло на стороне оккупантов, на стороне интервентов, на стороне Антанты, на стороне Колчаковцев, Деникинцев, Врангелевцев, Мамонтова, Юденича, и как мы сегодня еще убедились из документа, представленного защитой, целых 14 протоиереев и священников отправилось вместе с ЮДЕНИЧЕМ, покинув свою паству. Таких фактов огромное количество. Таким образом, связь русской церкви с контр-революцией в то время, когда контр-революция имела активный военный характер, несомненна, но она выступала там более или менее связанно, более или менее единым фронтом, хотя и выступая как таковая, но на фоне известного, объективного действия кулацкого, или белогвардейской, чехо-словацкой и всяких других интервенций. Вот на этом фоне вкраплена была церковная контр-революция и не являла собой самостоятельной силы. Вся ее организация, способы и методы влияния на массы не являлись специфическими, исключительными, так сказать методами дня. Когда рабоче-крестьянская власть и трудящиеся массы под ее руководством одолели с громаднейшим трудом, с громаднейшим напряжением сил, одолели своих врагов внешних и внутренних, когда рабочекрестьянская власть объединила Россию, соткала в единое целое свои области и разорванные части, когда она путем страшнейшего напряжения изнывала в этой самой борьбе, ясное дело, что внутренние враги и в том числе церковь способствовали всеми силами тому, чтобы усилия советской власти и трудящихся масс были тщетными, чтобы они были затруднены, чтобы они не достигали тех результатов, которые были поставлены. Если возьмем руководящие директивы главы русской церкви, этого монарха церкви духовного, этой частички Николая 2-го, если возьмем его отзывы и реакцию его на важнейшие моменты нашей русской жизни, тο вы увидите, что это было всегда ударом по советской власти, это всегда было бросаньем палок под колеса, это всегда есть занесенный нож в спину, начиная с возвания освещенного⁴⁵² собора, который выбрал этого патриарха; начиная с этого воззвания и кончая самым последним воззванием⁴⁵³ вы увидите одну черту: это ненависть к рабоче-крестьянскому правительству и к новому строю, создаваемому трудящимися массами. Это постоянное стремление компромметировать, дискредитировать, оттолкнуть беспартийные массы для того, чтобы они противодействовали той организационной работе, той страшноколоссальной трудности работе, которую производит русский народ в целом. Это воззвание прямо говорит после того, как всевозможнейшие преступления наваливаются на голову Советской Власти, и преступления эти, конечно, сейчас в том, что они под влиянием блокады, под влиянием колоссальной разрухи, которую произвели именно эти же самые интервенции, эти же самые восстания и эти же самые враги, она должна была прибегать к мере того военного коммунизма, который сейчас еще многи[е] наши враги стараются видеть за настоящий коммунизм. Коммуниз[м] военный, вы знаете, как он проявлялся у нас? Он проявлялся принудительными работами, принудительными поборами, прежде всего экспроприацией, отнятием собственности, отнятием грубым, иногда самы[м] безпощадным, потому что враг сидел на шее, потому что русская земля представляла из себя осажденную крепость, в которой люди должны были прибегать к самым крайним и самым решительным мерам, чтобы спасти отстоять эту крепость. И вот каждая мера этой осажденной крепости, этого гарнизона осажденного мировым капиталом, мировыми насильниками, каждый шаг, вынужденный под влиянием этого давления предпринятый, он всегда находил самый злой и коварный отклик с указанием на всевозможнейшие каноны, на всевозможнейшие преграды и анафемы, всегда находил отклик в этой самой церковной власти... В этом воззвании говорится[:«] ...призываются православные христиане, чтобы вняли голосу отца своего и вождя своего духовного, святейшего патриарха Тихона. В особо[м] послании он зовет вас последовать за собой, итти на подвиг страдания в защиту святыни[»]. Тут идут длиннейшие тексты... «Буди верен до смерти и дам ти конец живота» – ссылка на Апокалипсис, стих такой-то⁴⁵⁴. В самом воззвании смиренный Тихон, после всевозможных комплиментов на счет сатанинского дела, которое творят большевики и за которое они подлежат огню геенскому и всяким страшным проклятиям, он говорит: «властью, данною от Бога, запрещаю Вам приступать к Тайнам Христовым, анафемскую»⁴⁵⁵... И дальше склоняет всех чад итти на борьбу, а если нужно, то и пострадать за веру Христову⁴⁵⁶.

Это в самом начале, подписано 19-го Января 1918 года. Возьмем Март. Тягчайшая борьба вынудила правительство заключить Брестский мир. Нам наступили на горло и вырвали от нас этот мир и мир этот, тем не менее, был в данный момент признан рабоче-крестьянской властью целесообразным и единственном выходом из тяжкого положения, которое мы пережили и, как будущее показало, был верным, правильным и спасительным шагом. И с высоты этого монархического престола на это раздается. «Церковь не может благословить заключенный ныне от имени России позорный мир. Этот мир принужденный, подписанный от имени русского народа не приведет к благодатному сожительству[»] и т. д., идет всевозможнейшая критика, тексты и всякие такие комплименты⁴⁵⁷.

Тягчайшее положение страны, нужно было выйти из этого положения и тут вы получаете вот этот удар, дискредитацию, опозрение именно того правительства, которое спасало положение, которое вынужденной, мужественной борьбой достигло колоссальнейших потом результатов, именно благодаря тому, что его тактика была здесь (не слышно).

Когда наступали здесь всевозможнейшие банды деникинцев, врангелевцев, откуда тоже шли всевозможнейшие дискредитации. Когда разбиты были эти банды, когда известный успех получила рабоче-крестьянская власть, когда силы сорганизовывались и давали могучий отпор, тогда тон до такой степени менялся и некоторые уступки советскому правительству презрительно делались, но никоим образом не оправдывалась экспроприация земель, не оправдывалось взятие фабрик, заводов, домов, все это называлось грабежом, все это дискредитировалось самым ужасным образом. Делались уступки только в том отношении, что если борьба затихала на фронтах, то конечно, шансы низвержения были уменьшены и тогда водворялось как бы некоторое перемирие, церковная власть говорила: – ну что-же, эта власть существует, значит она имеет некоторое основание существовать; но меняя отношение к ней, как к факту, только и сохраняя тот самый высший закон и самое высшее повиновение церковных в деле именно власти церковной, т. е. опять таки, чтобы она до того времени дает нам разрешение в гражданском нашем обороте, до известной степени соблюдать тот или другой закон, потому за это несоблюдение карают и не нужно создавать этих инциндентов... Но в делах церковных, в директивах, даваемых патриархом, вы соблюдайте слово патриарха, вы должны подчиняться здесь церковному закону. Эта линия остается и до сих пор, товарищи, эта линия, что монарх церковный в известных вопросах, в известной плоскости является руководителем, над которым уже нет никакой силы и которому нужно предпочтительно перед гражданским законом подчиняться. Эта мысль до сих остается достоянием церковных кругов и высших кругов иерархии...

В том вопросе об изъятии ценностей, который опять таки выступил на сцену благодаря тяжелейшей борьбе, которую Рабоче-Крестьянское правительство ведет, в это[м] вопросе, конечно, занята принципиально старая линия. Несмотря на декрет об отделении церкви от государства⁴⁵⁸ несмотря на закон об экспроприации, несмотря на то, что церковь и все храмы всех религий объявлены народным достоянием, что все иконы, ценности, все есть народное достояние, все это есть национальная собственность, несмотря на это, здесь в этом вопросе опять-таки преобладают директивы духовной-церковной власти. Но, товарищи, здесь осложняется вопрос тем, что в этом вопросе, по существу финансовом, экономическом и следовательно политическом в создавшейся конъюнктуре, когда необходимо, как результат гражданской войны, тех натисков, которые КОЛЧАК и те господа под церковным знаменем производили, когда в результате этой разрухи, необходимо мобилизовать финансы для того, чтобы спасти столько то миллионы от голода, епидемии, засеять столько-то миллионов десятин⁴⁵⁹ земли⁴⁶⁰, двинуть столько-то вагонов хлеба, когда нужно мобилизовать наличие, непременно при том золотое, потому что надо купить на внешнем иностранном рынке, на бумажки там не купишь, когда все эти КОЛЧАКИ весь золотой фонд разграбили и увезли заграницу, когда наши финансы начинают только-только налаживаться, когда неурожай есть результат того, что те области, которые постигло это бедствие являются разрушенными, пострадавшими от той борьбы, которую вела контр-революция на этой территории, когда в этот момент Рабоче-Крестьянская власть напрягает все силы, желая во что бы то ни стало спасти этих самых голодающих и призывает народ к тому, чтобы провести мероприятие об изъятии церковных ценностей, втуне лежащих, не могущих обсеменить поля и накормить голодающих, в это время снова удар с церковного амфона⁴⁶¹ несется, дискредитирует мероприятие, возбуждает массы и делает такие затруднения в этой операции, которые вы все наблюдали, которые выражаются и в военном нажиме и в камнях в головы изъемлющим, и в избиении комиссаров, в избиении Комиссии и т. д. и т. д. И опять таки тут говорится: несмотря на то, что достояние это народное, тем не менее не смейте отдавать, сопротивляйтесь финансированию государства этим путем, почему канон православной церкви это запрещает, и так как я хозяин этих канонов, и я предписываю, то поэтому не финансируйте государства, ибо такое финансирование голодных, такое финансирование необсемененных полей противоречит таким-то канонам, такому-то тексту и т. д. Здесь, товарищи, я указал, что ситуация в этом контр-революционном действии по существу своему контр-революционна, эта ситуация изменилась несколько в том отношении, что здесь церковь выступила ни в одном таком тесном фронте активных действий с Антантой или с какими нибудь Деникиными и Колчаками, которые имели Иисусовы полки, состоящие из хоругвиносцев, священников и т. д., такого прямого натиска д.с.п.⁴⁶² Антанта устроить не может, но выступила здесь более или менее самостоятельно, т. е. с таким лозунгом, который как будто бы не имеет ничего политического, и конечно, защита будет опираться на это, будет говорить, что здесь нет ничего политического, что эти люди соблюдали правила своего канона, зажигали лампадки, кадили, а их упрекают в контр-революции? Конечно, грубо выражаясь, позиция защиты будет такова, но Ваше пролетарское сознание не согласится с такой классификацией этих деяний. Антанта держит нас в блокаде, она хочет поставить нас на колени, мировая буржуазия хочет нас задушить именно голодом. Припомните лозунг РЯБУШИНСКОГО, который сказал: «костлявая рука голода – вот что поставит на колени русский народ». Что сказал церковный собор под председательством Антония Митрополита Киевского и Галицкого? В самое последнее время, в Январе этого года он сказал: «После критики материализма, после ужасов, перед тем, что в массах усиливается жажда земного счастья и отказ от общения небесного,[ – ] он говорит от имени собора Генуезской конференции, всем народам говорит – если на конференции или после конференции выяснится, что большевистская власть в России признана полноправной, то в одном государстве за другим начнутся большевистские перевороты. Их неуспех, этих переворотов или медлительность достижения полного успеха, даже отсутствие надежды, что можно установить во 1-х о непризнании большевиков всеми правительствами и во 2-х о страшных действиях голода, холода и эпидемиях, разразившихся в России по причине большевистских неурядиц, народы Европы, мира пожалейте народ, дайте им в руки оружие, они в лице доброй своей половины – офицеров, генералов и солдат, готовы взяться и итти походом на Россию, чтобы выручить из рабства разбойников. Председатель Российского заграничного синода и высшего русского церковного управления за границей, Антоний, епископ Галицкий и Киевский[»]. Таким образом вся линия Антанты международной и русской буржуазией ясна. Она выявилась путем политической разрухи взрыва мостов, инсценирования всяких восстаний и т. д. произвести голод, всевозможные действия, отсутствие транспорта и т. д. Затем на этой основе получается народная нищета, действия недовольства, международная интервенция, Врангель, который точит зубы на нашу Республику и тогда дело будет в шляпе. Вот язык, каким говорит заграничная церковь, заграничное филиальное отделение православной русской церкви в лице высших иерархов, ушедших, но не потерявших почему-то своих приходов всех этих Антониев, Евлогиев и т. д., их позиция в высокой степени определенна. Они говорят полным языком, и полным словом. Ясное дело, что позиция православной церкви, которая в России, конечно таким полным языком говорить не может, она не может сказать: не давайте ценностей, потому что от страшных бедствий голода, холода, эпидемии погибнет болыиевистская власть, за это потянут в ГПУ, посадят на замок и потащат на суд, а вот сказать: канон такой то, такое то апостольское правило говорит: – никоим образом под страхом анафемы, отлучения⁴⁶³ от церкви мирян и т. д. и т. д., вы не должны касаться этих священных предметов⁴⁶⁴. Позиция получилась ясная, тут не возникает вопроса в данном деле, в нашем деле не возникает вопроса о том, м. б. это только 119 ст., которая говорит: – использованные предрассудки народные для того, чтобы помешать мероприятиям. Наказание сравнительно легкое, или в зависимости во всяком случае от известной конъюнктуры. В дальнейших объяснениях Трибуналу мои товарищи по обвинению покажут всю несостоятельность, какой-бы то ни было возможности предположить, что здесь канонисты искренны, канонисты последовательны и мужественны, что какие то иерархи отстаивали интересы этих канонов, интересы религии Христа – интересы сколько нибудь высокие. Здесь нельзя даже заподозрить какое нибудь идолопоклонство, этим сосудам, чашам, ложкам и плошкам – серебрянным и золотым, в котором можно упрекать дикарей, готентогов⁴⁶⁵, у которых есть табор, в данном случае этого нет. Дальше тут мои товарищи покажут, что такой возможности здесь нет. Таким образом здесь выясняется полнейшая согласованность, со всей мировой контр-революцией, полнейшая общая директива всей этой Антанты наступающей на нас, всей белогвардейской клики, которая сидит там заграницей, и в лице церковного собрания, общества приходов и союза этих приходов, съезда этих приходов, направляет дает известные директивы и говорит полным голосом то, что здесь говорят только под прикрытием различных правил, различных христианских канонов. Русский заграничный собор, этот знаменитый Карловицкий собор⁴⁶⁶, в котором сидели высшие иерархи, вместе с Деникиным, Врангелем, под председательством Митрополита Антония, кандидата на патриарший престол, перешедшего в кандидаты огромным большинством голосов и только по жребию не попавшего на патриарший престол, этот самый Антоний, который невозбранно продолжает, несмотря на свои сношения с Тихоном, как это видно из документа мною представленного, где высшее церковное управление продолжает сноситься с Тихоном, диктует ему известные изменения в иерархических вопросах, как например, назначение известного Евлогия заграничным епископом, вместо Митрополита Вениамина⁴⁶⁷. Этот самый собор опубликовал замечательное послание, [«]заграничный русский собор чадам православной русской церкви и в изгнание находящимся[»]· В этом воззвании прямо черным по белому он говорит, что русские люди могу[т] быть спасены только помазанником Божиим и непременно из дома Романовых. Так прямо и сказано: «Вернуть на Российский престол помазанника (читает) ...относительно государства России». Βοт какой⁴⁶⁸ канон чрезвычайно удобно можно подвести под эти директивы, почему этот канон написан или в Византии, или в какой нибудь монархической стране, которая после того, как церковь христианская вступила в брак с самодержавием Византии, конечно, диктовала правящим классам именно это. Следовательно, канон православной церкви безусловно приспособлен ко всему эксплоататорскому строю, и освящал всегда этот строй иногда, может быть, даже, смягчая известные противоречия, но только никоим образом не противореча самим устоям эксплоататорского строя.

Как известно, в Россию эта самая Византия христианская явилась в готовом виде, целиком, с монахами, с канонами, которые писались монархистски самодержа[в]ными эксплоататорами Византии. Ясное дело, если не существует интервенции, если не существует прямого восстания, то должна подготовительная работа итти, подготовительная работа намечена Карловицким собором целиком. Принцип ясен: нужно стремиться вот к чему: пока что подготовительная работа, организация приходов, организация известной мировой жизни, организация известной пропаганды, агитации, воспитание известного кадра проповедников, священников и т. д. Все это подробно излагается, инструктируется и говорится. Пункт третий постановления говорит о необходимости организации дружного собора, о необходимости работать для спасения России... (читает) ...под руководством пастырей церкви... В примечании указано о необходимости... (читает) государственной жизни. Таким был конечно Византийский император, во всяком случае, его наследник Русский царь-помазанник Божий и носитель верховной власти государства...

Вот, товарищи, судьи, эти директивы, эти основы. Сравнивая то, что происходит в нашей Советской России при той свободе религиозной, когда объявлена полная возможность религиозного общения, никто не может у нас пожаловаться в нашей Советской России, что религиозной свободы у нас нет, у нас религиозная свобода наиболее воплощена, чем в каком либо другом государстве и между тем все время слышатся упреки на религиозном фронте, что религия у нас преследуется, карается репрессиями, тюрьмами и т. д. Теперь ясно, что ничего подобного. Если карается, то использование народных предрассудков, темных, создавшихся исторически, потому что народ не учили, грамотный человек в деревне был один поп,– священник, который учил тому, что Византийский император, что русский император, купец, фабрикант, которые столетиями были, что это так и останется.

Советская власть сказал[а]: «сразу снять эту кору нельзя, нужно относиться терпимо, не оскорблять этих верований, не издеваться над тем, что народ неучен, но использовать это для своих корыстных целей, для политической интриги или низвержения советской власти, для расстройства советского аппарата и основ всей советской жизни не позволим[»]. Вот вам закон. И всякая общественная организация, которая будет на этой почве свои контр-революционные вожделения осуществлять, называется контр-революционной организацией. Церковная организация, товарищи, ясно, что есть организация, построенная сверху до низу иерархически. Мои товарищи по обвинению будут развертывать перед вами картину распоряжений, директив и их исполнение. Я не буду сейчас касаться этого, но ясно, что иерархия это все. Недаром в православной церкви вопрос о благодати, о приемственности является колоссально важным. Свободная церковь в России только нарождается, или сектанты ее создают, или продолжают старые начинания какие нибудь духоборы, баптисты и т. д., все они создают свои мелко буржуазные аппараты церковные, а пока что старая монархическая, полицейская церковь, она доживает свое время и внутри ее замечается колосальное противоречие. Колоссальные противоречия эти заключаются в столкно[...]⁴⁶⁹ это епископы, монахи, полумонахи они являются деспотами в Епископии. Существует журнал, где объявляется воина этому деспотизму, воина черному духовенству⁴⁷⁰. Белое духовенство делает, чтобы судьбы церкви вырабатывались при широких дискуссиях, а не в потайных углах за границей или в Российской белогвардейщине. Противоречия в которые попало белое духовенство ясны. Народ, трудящийся, крестьяне все более и более понимают процесс, в котором живом понимают задачи, которые поставлены советской властью, они становятся всецело на сторону этих задач, сочувствуют этой самой работе, творческой работе по созданию этого нового общества. Это – народ, паства, с которой эти священники соприкасаются ежедневно и кроме того от нее питаются, содержатся ею. И когда крестьянин, или рабочий, или городской обыватель говорит: «нужно засеять поля, золота нет, нужно мобилизовать, взять из музеев, из церквей, взять всюду, где можно, где оно лежит

^л

мертвым капиталом, потому это дело наживное, вылезем из разрухи можно будет 10 золотых украшений создать». Это простой рабочий человек ясно понимает. Вы видели свидетелей и кое кого из обвиняемых, которые говорили это. Но тут раздается иерархический голос владыки, который говорит: «грех, смерть, проклятие, анафема». Белое духовенство, которое более родственно этой массе трудящегося народа, которое живет с этой массой, как например сегодня мы видели священника, кажется Боярского, который не отличается никаким коммунизмом, никаким особенным революционным настроением (мне помнятся наши агитаторы и пропагандисты в прошлом сражались с Боярским по церковным вопросам), это человек, которого нельзя заподозрить в том, что он особенно далеко шагнул от старого мировоззрения, но он шагнул вперед под влиянием революции. Красницкий дальше его шагнул, 5 лет революции научили его кое чему, он соприкасается с крестьянством, он понял, что стать в противоречие с трудовым народом, который все более и более понимает истинную механику и все детали общественной жизни, у которого раскрываются глаза на советскую работу, стать в противоречие на основании методов Византийского канона, при этом непонятно истолкованного, стать в такое противоречие с народом абсолютно нельзя. Положение становится нетерпимым. Оно было и раньше, но с каждым моментом становилось горячее, эти священники были между двух огней. С одной стороны должны были жить с народом, с другой стороны над ними стояла епископская иерархия. Вот изволите ли видеть это положение белого духовенства, в результате которого положительный крах этого духовенства, которое стремится к тому, чтобы сгладить эти противоречия, приспособиться как-нибудь, отбросить старые каноны, как нибудь перед[ел]ать их, созвать собор и согласиться как нибудь, затем отвергнуть эту самую контр-революционную клику, как руководящее начало в церкви, ибо иерархическое начало в церкви, оно невозможно без прямого столкновения по каждому текущему вопросу с рабочими, с трудовым крестьянством, все более и более входящих в сознание своих интересов в строительстве жизни. Это противоречие развертывается все шире и шире. Мы видели свидетеля Красницкого, который говорит: «21 губерния уже имеет такие организации, которые поставили себе целью задачу ниспровергнуть власть епископов как контрреволюционную». Все это духовенство, которое идет против народа, идет против болыиевиков, идет к восстановлению старого строя, при котором церковь была создана в качестве полицейского аппарата. Поэтому во внутреннем движении церкви мы это противоречие ндблюдаем, видим столкновение этих новых священников, которые недавно были вкупе, влюбе с этими сторонниками, но они равно не понимали, не чувствовали этого противоречия. Вы видели, как наиболее честные, наиболее дальновидные, наиболее образованные священники говорят: «так жить далее невозможно». И когда столкновение, которое мы здесь видели, разразилось в конкретной форме, то обычный был употреблен против этого движения прием: запрещение, отлучение от церкви, дискредитация священника в глазах массы, в глазах прихожан, запрещение ему входить в общение с ними, т. е. изоляция его, т. е. поставление его в такое бесправное состояние, которого именно всегда это белое духовенство и боялось, которое всегда как какой то жупел висел и висит над каждым церковником. Что это такое, политическое течение или нет?

Конечно политическое. Политическая здесь борьба? Конечно политическая, потому, что это влияние хотя и говорит: <мы чужды политики» Введенский, Красницкий, Боярский, все они говорят: «мы чужды политики», но ведь это только способ церковного языка, что чужды политики. Ни один человек, живущий в обществе, не может быть чуждым ей: или пассивно, или активно, он всегда будет содействовать той или иной стороне, тому или иному лагерю и вот разительнейший пример. Происходит отбирание ценностей и Боярский, и Введенский, и Красницкий и все эти священники оказываются в центре определенной политической борьбы. Так неужели же тут вопрос идет о канонах? Разве спор идет о толковании какой нибудь истины христианам? Ничего подобного. Спор идет о политической ориентации церкви и в каждом акте, в каждом инцинденте, которые здесь мы наблюдаем чуть ли не три недели, политика проскальзывает во все щели и кричит чрезвычайно громко...⁴⁷¹ Иерархия непр[е]менно является политической организацией, поэтому ст. 62 объемлет всякую такую организацию, участники коей путем возбуждения населения к массовым волнениям и т. д. содействуют интересам эксплоатации, реакции, контр-революции, о которых я говорил. Таким образом, товарищи заканчиваю общую схему построения обвинения я остановлюсь еще только на одном инцинденте, касающимся той самой иерархии, о которой я говорил и о той субординации и той связи, которая проникает все учреждения церкви сверху до низу. Это постановление иерарха, которое было препровождено бывшему Митрополиту Вениамину о том, что отныне, т. е. от Марта 25 дня 21 года он не считается заграничным епископом, а заграничным является преосвященный Евлогий Волынский, [«]имя которого должно возноситься за богослужениями в названных храмах заграницей, взамен вашего преосвяще[н]ства, о чем вас уведомляю[»]⁴⁷². Это разительнейший пример именно иерархического подчинения. Если бы Митрополит Вениамин, как он заявляет, что он лойялен, советская власть для него хороша, что он вовсе не желает монархии, если бы он был искренен, если бы он был действительно иерархом мужественным, который готов стоять за свою идею, за интересы народа и т. д., чтобы он сказал, получивши эту бумагу? Узнавши, что его иерархия, в которую он назначен, которая считалась его, оказывается будет в руках Евлогия, т. е. того самого, который удалился вместе с белогвардейцами, который заседал на этом соборе, который провозгласил монархию, что он должен был сделать? Мы спрашивали здесь, обвинение интересовалось этим инциндентом, потому что вся заграничная епархия, чрезвычайно богатая, разбросанная в Париже, Ницце, Берлине с ее церквами, домами, капиталами и ценностями, представляющими народное достояние, народное достояние, которым управлял и владел как епископ Митрополит Вениамин. Что-же я спросил, какие тут меры, что вы тут предпринимали? Ничего не предпринимал. Скажут с заграницей сношений нет. Но позвольте, сношения сейчас есть с значительным количеством стран, давно сношения имеются. Какие меры принимала церковная власть к тому, чтобы так или иначе защитить свое достояние, чтобы церковные приходы по всей загранице не были опорными пунктами контр-революции, чтобы это имущество не переходило в руки белогвардейцев. Оказывается, никаких мер до самого последнего времени Тихон не принимал, он ограничился только тем, что управление отдал Евлогию, т. е. этому самому человеку, который участвовал в Карловецком соборе, а Вениамин знает эту физиономию и нисколько не протестовал и даже мало интересовался. Ну, а теперь тут сказано так: «впредь до возобновления правильных и безпрепятственных сношений означенных церквей с Петроградом». Только впредь до правильных и безпрепятственных сношений... Существуют ли у нас правильные сношения с Берлином? Существуют. С Стокгольмом? С Копенгагеном? Существуют... Какие меры были приняты Вениамином, чтобы с восстановлением правильных, беспрепятственных сношений вырвать от белогвардейцев эти епархии, колоссальнейшее значение имеющие колоссальнейшую ценность для белогвардейщины, которая ютится вокруг церквей, которая, отчасти, может быть, питается даже за счет ценностей этих церквей. Какие были меры? Никаких не принято. Кто мешал Вениамину, имея доступ в Смольный, имея перо и чернила, сказать Советской власти или написать в Совнарком: «граждане коммунисты, а вы знаете, что я, собственно говоря, имею право выгнать там всю эту белогвардейщину, потому что беспрепятственные и правильные сношения имею». И канонически превосходно и практически будет великолепно [«]потребовать Берлинскую церковь вы можете, я пошлю там своего человека. Позвольте войти в соглашение с вами по этому вопросу?» Что же Советская власть не пошла бы ни на какие меры, не оказала 6ы известное свое содействие совершенно правильному желанию русского иерарха свою паству, свою епископию вернуть под влияние иерарха, сочувствующего Советской власти, а не такого как Евлогий?

Ничего поэтому поводу не сделано. Таким образом из этой иллюстрации получается, что иерархическая вся эта организация, поскольку она руководствует вообще контр-революционными целями и поскольку она и религию и массы использует для контр-революционных целей, постольку она является организацией всецело подходящей под 62-ую статью.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: – Объявляется перерыв до 12 часов 30-го Июня. –

– ГАРФ, ф. А-353, оп. 6, д. 11, л. 112–127. Незаверенная машинописная выписка того времени.

– Опубликовано в сильно отредактированном и сокращенном виде: Революция и церковь. 1923. 1–3. С. 79–87; Судебные речи советских обвинителей. М., 1965. С. 70–83.