Глава II. Место права в образовании Исидора Севильского и в его основных произведениях

Правовая культура Толедского королевства VII в. развивалась под пером наиболее образованной части населения – духовенства. Именно священнослужители взяли на себя роль хранителей античного культурного наследия. Одним из выдающихся правоведов королевства был Исидор Севильский (ок. 560–636), о котором пойдет речь в настоящей главе. Несомненно, он был одной из самых ярких личностей в истории не только Испании, но и всей Европы. Его сочинения, посвященные разнообразным вопросам, оказали значительное влияние на формирование средневековой культуры.

Прежде чем рассматривать место права в творчестве Исидора и особенности его представлений об этой области знания, следует изучить источники его юридических познаний, т.е. где и чему он учился, в какой степени и из каких источников был знаком с культурой классической древности в целом. Лишь после этого сосредоточиться на том, какие римские юридические источники были ему доступны. Но так как Исидор не был исключительно правоведом, необходимо проанализировать также и то, какие именно сферы римского права его интересовали и как интерпретировались в его основных произведениях.

Несмотря на значимость фигуры Исидора, исторических свидетельств о его жизни почти нет. Современники восхищались его талантом и красноречием, но подробных сведений о его биографии нам не оставили. Их рассказы об Исидоре сводятся, по большому счету, к перечню его трудов. Это относится и к Renotatio librorum divi Isidori, составленном его другом и учеником Браулионом Сарагосским (631–651),²²⁵ и к главе из «Книги о знаменитых мужах» Ильдефонса Толедского (657–669).²²⁶ Некоторые факты биографии Исидора отражены в его переписке с Браулионом и в главе его «Книги о знаменитых мужах», посвященной его брату Леандру. И все же, интерес к Исидору во все времена был столь велик, что уже начиная с XIII века монахи-эрудиты старались заполнить белые пятна его биографии, и личность севильского епископа стала обрастать легендами.

Наиболее подробное его житие принадлежит перу Луки Туйского, который родился в конце XII века в Испании, предположительно в Леоне. В 1236 г. он был рукоположен в дьяконы в соборе Святого Исидора, а три года спустя стал епископом Туйской епархии (Галисия). Лука оставил нам «Мировую хронику от основания мира до 1236 г.», «Житие святого Исидора» и «Историю переноса тела святого Исидора».²²⁷ Автор возводил род Исидора к королю готов Теодориху, и, хотя этот миф ни на чем не основан, он надолго закрепился в исторической литературе. Несмотря на то, что сочинение Луки Туйского изобилует легендами и топосами, оно остается одним из основных источников знаний о жизни писателя, в особенности о его юности. Кроме того, в нашем распоряжении имеется еще одно житие Исидора, написанное монахом Родриго Серратенским (Rodericus Cerratensis) приблизительно в 1260 г. Оно является частью большего произведения Vitas Sanctorum, посвященного жизни и творчеству выдающихся епископов Толедского королевства.²²⁸ Это житие значительно менее информативно, чем предыдущее (тем более, что оно целиком основано на произведении Луки Туйского).

Тем не менее, биография Исидора Севильского реконструирована достаточно хорошо.²²⁹ В настоящем разделе я сконцентрирую внимание на его образовании, в первую очередь, на знании античной юридической традиции. Сначала попытаемся определить, где и у кого учился Исидор, а потом – его учебную программу и круг его чтения.

Известно, что семья Исидора происходила из испанской провинции Картахены. У Исидора, родившегося ок. 560 г., был старший брат Леандр, будущий епископ Севильи,²³⁰ старшая сестра Флорентина, впоследствии аббатиса, и еще один брат Фульгенций. Их отца звали Северианом,²³¹ следовательно, семья была испано-римской, ведь вестготы арианского периода редко принимали римские имена.²³² После завоевания византийцами Картахены в 554 г., семья Исидора эмигрировала в Севилью (или была туда сослана).²³³ Нам трудно судить о богатстве Севериана и том положении, которое он занимал в обществе, так как мы не располагаем никакими надежными свидетельствами. Однако литературный стиль Леандра, его грамотность, аллюзии на античных авторов в его «Поучении сестры» свидетельствуют о том, что Северин имел возможность дать своему старшему сыну прекрасное образование.²³⁴

Лука Туйский сообщает, что после смерти родителей заботу о воспитании Исидора на себя взял Леандр, который не жалел для брата розог.²³⁵ Других конкретных свидетельств о школьных годах Исидора у нас нет. Тем не менее, известно о существовании монастырских и церковных школ (domus ecdesiae), где готовили священнослужителей. Основателем и наставником церковной школы в Севилье был Леандр.²³⁶

Что именно изучал Исидор? В том, что он прекрасно знал Библию, нет никаких сомнений: столь часто цитаты из нее встречаются в его произведениях. Но и постановления церковных соборов он изучал не менее усердно. Копии некоторых из них хранились в его библиотеке в Севилье, об этом нам известно из свидетельств современников. Так, ученик и друг Исидора, Браулион Сарагосский, просил того прислать ему протокол заседания того провинциального собора провинции Бетика, предположительно в Севилье в 624 г.²³⁷ или в 625 г.,²³⁸ на котором Исидор обличил некоего Синтария. Соборные каноны регламентировали жизнь священников, устанавливали церковную иерархию и основные правила ведения церковной службы. Епископу было особенно необходимо знать постановления соборов для того, чтобы квалифицированно исполнять свои судебные функции, ведь только ему принадлежало право разбирать тяжбы между клириками своего диоцеза и карать провинившихся.²³⁹ Никакой информации о других дисциплинах, изучаемых в domus ecclesiae, в каноне не содержится.

Тем не менее, на основе биографий священнослужителей Толедского королевства можно сделать определенные выводы об уровне их образованности. Так, епископ Толедо Евгений I учился в монастыре у Эдладия,²⁴⁰ но при этом хорошо знал астрономию и даже преуспел в этой науке.²⁴¹ Епископ Мериды Реноват, преемник Масоны Меридского, по сообщению его биографа, прекрасно знал не только Священное Писание, но и светские дисциплины.²⁴² Любимый ученик Исидора Браулион в предисловии к составленному им же «Житию святого Эмилиана» писал, что изучал светские науки, хотя и частично.²⁴³ Это подтверждают, например, и частые цитаты из произведений античных поэтов, приводимых в его письмах. Другой ученик Исидора, король Сисебут, в созданном им «Житии святого Дезидерия» описывает, что в положенном возрасте Дезидерий был отдан учиться в школу грамматика (ad studia litterarum).²⁴⁴ Затем он принялся за изучение Священного Писания и весьма преуспел.²⁴⁵

Неясно, в какой школе и у кого учился Дезидерий, зато очевидно, что знание грамматики весьма ценилось на протяжении всей истории Толедского королевства. Даже в конце VII века епископ Толедо Юлиан написал грамматический трактат Ars grammatical²⁴⁶ построенный по схеме «вопрос учителя – ответ ученика», как и, например, Ars Minor Элия Доната, римского учителя и наставника Иеронима Стридонского.²⁴⁷ Вероятно, Юлиан сознательно выстроил свое произведение по этой же схеме, считая себя преемником Доната: об этом свидетельствуют многочисленные упоминания имени римского грамматика.²⁴⁸ Круг авторов, используемых Юлианом, очень широк – это и произведения христианских авторов, но в большей степени – языческих поэтов (например, Горация, Катулла, Вергилия, Ювенала и даже Энния).²⁴⁹ Содержание и структура «Грамматики» Юлиана убеждают в том, что она использовалась в качестве учебника в тех самых церковных школах.

Возможно, эти школы были средневековыми аналогами римских начальных школ (ludas, позднее – scholá), где, по свидетельству Августина, учили читать, писать и считать,²⁵⁰ только с добавлением изучения Библии и соборных канонов.²⁵¹ Теоретически, Исидор Севильский мог учиться в епископальной школе, но ничто не противоречит и тому, что образование он получил дома, под непосредственным руководством Леандра. Он изучал Священное писание, сочинения Отцов Церкви, постановления вселенских и испанских соборов. Также Леандр, сам будучи прекрасным знатоком античной культуры, позаботился привить брату знания дисциплин античных тривиума и квадривиума. Стоит отдельно остановиться на том, каким образом и по каким пособиям Исидор усвоил основы римского права.

Право не числится среди семи свободных искусств в том виде, в каком их канон был сформирован Марцианом Капеллой. В связи с этим испанский исследователь Р. Хиберт полагает, что оно, по-видимому, не было оформлено как отдельная дисциплина, но изучалось вместе с риторикой.²⁵² Однако этому отчасти противоречит то обстоятельство, что в своих «Этимологиях» Исидор разделил риторику, изложив ее основы во второй книге, и право, которому посвящена пятая. Исходя из содержания той же пятой книги, стоит предположить, что при ее составлении епископ Севильи мог использовать непосредственно юридические источники.

Одним из таких источников, вероятно, выступал Бревиарий Алариха, составленный ок. 506 г. по приказу вестготского короля Алариха.²⁵³ Он представляет собой эпитому Кодекса Феодосия, а также включает в себя новеллы императоров Феодосия, Валентиниана, Марциана, Майориана и Севера, отрывки из «Сентенций» Павла, «Институций» Гая, фрагменты из кодексов Григория и Гермогениана; завершает книгу один титул из сочинений Папиниана. Бревиарий Алариха был очень известен в Толедском королевстве и, несомненно, был знаком Исидору, хотя тот о нем и не упоминает. Более того, Исидор, по-видимому, заимствовал оттуда некоторые фрагменты. Так, в главе о магии епископ Севильи практически дословно воспроизводит одну из норм Кодекса Феодосия (сохранившуюся в Бревиарий).²⁵⁴

Алариху и его юристам (прежде всего комиту Гойариху) удалось сделать то, к чему стремился, но чего не успел император Феодосий: создать двучастный кодекс, в котором присутствовали бы и leges, и iura. При этом почти каждая норма была снабжена интерпретацией. Они не отличались глубиной юридической мысли: в большинстве случаев интерпретаторы просто пересказывали длинную и сложную норму простыми выражениями. Наличие этих интерпретаций заставляет предполагать, что Бревиарий мог использоваться как учебное пособие для будущих судей, а значит, он, как учебник, имел большое распространение и мог быть известен Исидору. Эта гипотеза подтверждается и тем, что в состав Бревиария были включены «Институции» Гая и «Сентенции» Павла, дидактический характер которых очевиден. С другой стороны, Исидор, как епископ, исполнял обязанности судьи, а значит, должен был хорошо знать этот свод законов.

Итак, Исидор посредством Бревиария Алариха был знаком с большей частью законов из Кодекса Феодосия и с произведениями двух выдающихся римских юристов. Судя по его трактатам, больше всего он ценил авторитет Юлия Павла (рубеж II – III вв.), так, в своих «Этимологиях» он дважды ссылается на его мнение.²⁵⁵ Помимо «Сентенций» Исидор знал и Павловы Responsa. Епископ Севильи ссылается только на Павла, но это не означает, что об остальной юридической традиции он не имел понятия. В частности, принято считать, что ему были доступны «Институции» Гая.²⁵⁶ Епископ Севильи ни разу на них не ссылается, но в некоторых случаях почти дословно их цитирует, причем, как отрывки, включенные в эпитому Алариха, так и те, которых там не было. Таким образом, нельзя исключать, что «Институции» Гая имели хождение не только в составе Бревиария, но и в виде отдельной книги. Так, определение цивильного права, приведенное Исидором, очень похоже на то, что было дано Гаем, но не вошло в Бревиарий.²⁵⁷

Сложнее решить вопрос, имел ли Исидор понятие о «Своде цивильного права» Юстиниана и в какой степени. По данным Луки Туйского, он знал законы (leges) и сочинения юристов (iura) так, что «можно было подумать, что его наставником был сам Юстиниан».²⁵⁸ Впрочем, по мнению Луки, Исидор одинаково блестяще знал все науки. Это подтверждает и Родриго.²⁵⁹ Вероятно, огромное впечатление на поздних авторов произвели «Этимологии», которые действительно являются энциклопедией по всем отраслям современного Исидору знания. Не исключено, что под влиянием этой книги и сформировался подобный образ, так что к похвале Луки Туйского следует отнестись критически. Вопрос о том, был ли Исидор осведомлен о Corpus Iuris Civilis, остается до сих пор нерешенным; во всяком случае, до настоящего времени не сохранилось ни одной ранней испанской копии «Свода» Юстиниана. Сам испанский эрудит никогда не упоминал о нем. Это и побуждает исследователей склоняться к отрицательному ответу.²⁶⁰ И тем не менее сложно представить, чтобы в Картахене, входящей в византийский анклав, или даже в Севилье, тесно связанной с ней торговлей, не было известно о грандиозной кодификации Юстиниана (не говоря уже о том, что отдельные ее части могли иметь хождение). Одно из возможных объяснений состоит в том, что Исидор сознательно ни словом не обмолвился о «Своде» Юстиниана, считая Византийскую империю внешним врагом Толедского королевства.²⁶¹ Так или иначе, вопрос о степени знакомства Исидора с Corpus Iuris Civilis по-прежнему остается открытым.

И напротив, не вызывает сомнений, что епископ Севильи знал Бревиарий Алариха и вошедшие в него фрагменты римских юридических сочинений, в том числе «Сентенции» Павла и «Институции» Гая (впрочем, последние он мог читать и в виде отдельного произведения). Кроме них, сам он упоминает Responso Павла, а значит, они должны были быть ему известны. И наконец, Исидор мог быть знаком с «Сопоставлением законов Моисеевых и римских». Подводя итог, надо отметить, что испанский эрудит не ограничился элементарным образованием: до конца своей жизни он продолжал изучать произведения самых разных авторов, жанров и времени. Будучи любителем книг, он собрал в Севилье богатейшую библиотеку, ставшую одним из главных источников его знаний.

«Этимологии» в двадцати книгах являются первой в истории энциклопедией, в которой собраны сведения по грамматике, диалектике, математике, астрономии, праву, церковным службам и пр. Своим произведением Исидор окончательно делит список семи свободных искусств, установленный Марцианом Капеллой, на тривиум и квадривиум.²⁶² Исследователи не исключают, что «Этимологии» Исидора Севильского могли служить учебником, в котором излагаются эти самые «семь свободных искусств».²⁶³ Прямых свидетельств у нас нет, но ни структура трактата, ни содержание, ни стиль этому не противоречат.

Энциклопедия была написана с использованием многочисленных произведений античных авторов самых разных жанров, как научных трактатов, так и поэм и стихотворений. Это побуждает нас обратиться к изучению библиотеки епископа Севильи. Сохранилось небольшое стихотворение (Versus in biblioteca), найденное на стене севильской библиотеки. Так как стихотворение не подписано, а никто из современников Исидора ничего не сообщает о его поэтическом таланте, то довольно долго авторство Исидора ставилось под сомнение. Однако в первой половине XX века ученые пришли к выводу, что его, вероятно, написал сам епископ Севильи. Во всяком случае, этой точки зрения придерживались такие выдающиеся исследователи творчества Исидора, как Ж. Фонтен,²⁶⁴ X. Мадос²⁶⁵ и Х.М. Санчес Мартин.²⁶⁶ В этом стихотворении говорится, что в его библиотеке есть множество священных и мирских рукописей,²⁶⁷ в том числе большая коллекция законодательных текстов.²⁶⁸ Однако ни о каких конкретных произведениях речи не идет, поэтому представляется более целесообразным исследовать прямые цитаты в «Этимологиях».

Список знакомых Исидору античных авторов действительно производит сильное впечатление. В первую очередь, в нем встречаются знаменитые писатели и поэты классической эпохи: Вергилий, Овидий, Цицерон, Авл Геллий, Светоний, Квинтиллиан, Персий, Гораций, Ювенал и др.²⁶⁹ Цитаты из их произведений он весьма часто приводит в качестве иллюстрации того или иного положения. Так, первая книга, «О грамматике», целиком построена на примерах из произведений этих авторов, да и в других книгах Исидор ссылается на их авторитет. Одним из его самых любимых авторов был Вергилий: мнение римского поэта Исидор неоднократно приводит почти в каждой книге, за исключением книг, касающихся вопросов веры и Церкви. Это неслучайно: Вергилий не только входил в число так называемых «школьных авторов», но являлся, пожалуй, наиболее из них значимым. Многие грамматики от Гигина (I в н.э.) до Сервия (IV в. н.э.) писали к нему комментарии.²⁷⁰ Позднеантичный писатель Макробий считал Вергилия знатоком всех областей наук и в своих «Сатурналиях» часто на него ссылается.²⁷¹ Вероятно, поэтому Исидор демонстрирует такую замечательную начитанность в его произведениях; и здесь он следует примерам грамматиков.

Но, кроме того, Исидор приводит мнение и менее известных авторов (Луцилий,²⁷² Энний,²⁷³ Невий²⁷⁴), а также практически неизвестных (Атта, Марций, Цинна, Турпилий, Вальгий Руф и др.).²⁷⁵ Примечательно, что отрывки из произведений последних по большей части сохранились только благодаря «Этимологиям» Исидора. Можно предположить, что эти отрывки содержались в каких-либо грамматиках, которые до нас не дошли, но тогда следует признать, что Исидор располагал некой уникальной антологией произведений малоизвестных поэтов. Или же следует допустить, что они хранились у него целиком. Так или иначе, цитирование этих поэтов говорит о богатстве библиотеки Севильи.

Кроме литературных источников, в труде Исидора фигурирует ссылка на Responsa юриста Павла.²⁷⁶ Также епископ Севильи часто упоминает греческих авторов (Платона, Аристотеля, Демокрита, Сократа, Еврипида). Трудно себе представить, что в распоряжении Исидора находились оригинальные рукописи их произведений, так как, согласно мнению исследователей, греческий язык на Западе в это время был знаком лишь единицам.²⁷⁷ Но наибольшим авторитетом у Исидора пользовались христианские авторы, на которых он ссылается и цитирует (Иероним, Амвросий, Августин и др.), что вполне понятно и оправданно.²⁷⁸

Очень сложно представить себе библиотеку, в которой бы находилось такое огромное количество свитков и кодексов, содержащих практически все произведения латинской литературы, как языческой, так и христианской. Известно, что книги в Средние века были недешевым удовольствием: дорого стоил как материал письма (пергамен и разноцветные чернила для миниатюр), так и работа писца (большая книга в двести страниц переписывалась около года).²⁷⁹ Переписка младшего современника и ученика Исидора, епископа Сарагосы Браулиона, свидетельствует о том, что книги были, скорее предметом роскоши, чем частью повседневной жизни. Так, и сам Браулион, и его корреспонденты постоянно просят друг у друга книги, и очень часто их просьба остается напрасной, так как искомую рукопись нельзя найти, несмотря на все старания.²⁸⁰ На мой взгляд, это говорит о том, что книги существовали в нескольких, а то и в одном экземпляре.

Следовательно, мы должны предположить, что Исидор мог пользоваться всевозможными компендиумами и учебниками, в которых содержались отрывки из произведений вышеупомянутых авторов, несмотря на то, что автор ни разу не упоминает ни одного имени позднеантичного грамматика. Выдающийся исследователь творчества Исидора Ж. Фонтен считал, что они и были одним из главных источников составления «Этимологий».²⁸¹ Соглашаясь с этой позицией, нельзя не отметить, что Исидор мог использовать и оригинальные произведения античных и христианских писателей. Ведь в числе цитируемых им поэтов далеко не всегда оказываются общеизвестные, «школьные» авторы. Таким образом, каждый случай должен разбираться отдельно, что и будет сделано ниже.

В свете вышесказанного представляется необходимым установить степень начитанности епископа Севильи в сочинениях античных авторов, греческих и римских, причем не только юридических, но и литературных, так как сочинения римских поэтов и писателей наряду с юридическими трактатами были важнейшим источником формирования представлений Исидора о праве.

* * *

Исидор очень часто приводит мнение латинских авторов разных эпох от Плавта и Цицерона до Марциана Капеллы и Кассиодора. Некоторые отрывки из их произведений он, вероятно, прочел в каких-то компендиумах и учебниках, однако трудно полностью разделить позицию Ж. Фонтена, со скептицизмом утверждающего, что подавляющее большинство приведенных Исидором цитат происходит из грамматик и поздних комментариев,²⁸² тем более, что историк не привел аргументов, подтверждающих эту гипотезу. Кроме того, главный вопрос не в том, сколько точных или неточных цитат привел Исидор, а в том, как он их понимал и истолковывал.

Перейдем непосредственно к проблемам усвоения Исидором римского правового наследия. Юриспруденции посвящена первая половина пятой книги «Этимологий», носящей название «О законах и времени» (De legibus ас temporibus). Рассмотрим сначала историю законодательства в изложении Исидора и определим его источники, а затем все случаи прямых цитат и отсылок на произведения римских авторов в первой части пятой книги.

Исидор начал с перечня главных законодателей всех времен и народов. Интересно, что открывает этот список Моисей, первым записавший божественные законы.²⁸³ В число наиболее значимых законодателей попали мифические Фороней, сын Инаха и океаниды Мелии, властитель Пелопоннеса, и Меркурий Тримегист, а также Солон и Ликург. Последний издал законы по внушению бога Аполлона.²⁸⁴ Таким образом, закон носит сакральный статус.

Интересно изложение Исидором истории римского законодательства. Первым законодателем был Нума Помпилий. Затем по требованию народа была создана коллегия децемвиров с тем, чтобы они обнародовали обязательные для всех постановления, источником которых послужили переведенные с греческого языка законы Солона.²⁸⁵ И здесь Исидор не противоречит римской традиции.²⁸⁶ Далее епископ перечислил имена всех децемвиров, почти в том же порядке, в котором они и упомянуты в произведении Тита Ливия, с одним лишь искажением (которое легко можно списать на различия в рукописной традиции).²⁸⁷ После этого, по мнению Исидора, Помпей и Цезарь намеревались собрать существующие законы в кодекс, но в силу различных причин не успели этого сделать.

В случае с Цезарем источником информации, вероятно, послужил отрывок из знаменитого произведения Светония;²⁸⁸ о законодательной же деятельности Помпея античные источники умалчивают. Далее Исидор сообщает, что попытку кодифицировать право предпринимали Григорий и Гермогениан (Исидор не говорит ни об их социальном статусе, ни о роде занятий), но успехом она завершилась лишь при императоре Феодосии И, составившим знаменитый Кодекс Феодосия.²⁸⁹ Вероятно, тут его источником выступал Бревиарий Алариха или даже текст самого Кодекса.

Теперь перейдем непосредственно к тем немногочисленным римским авторам, к которым отсылает Исидор. Дважды он упоминает комиков: в первом случае, объясняя значение слова iniuria, а во втором – для пояснения грамматической формы, но никак не юридического понятия.²⁹⁰ Более всего из римских поэтов Исидор ценил Вергилия, и хотя в разделе о праве он цитирует его лишь один раз,²⁹¹ в прочих книгах строчки из «Энеиды», «Буколик» и «Георгик» встречаются гораздо чаще. По аналогии с сатирами Горация, Ювенала и Персия епископ Севильи объяснил, что следует понимать под законом-сатирой. По его мнению, это постановление, в котором речь идет сразу о многих вещах.²⁹² Такая форма была характерна для архаического римского права: народное собрание могло принять или отвернуть закон целиком, без всяких поправок. В законопроект вносились совершенно разнородные статьи, в расчете на то, что комиции проголосуют за нужные и желательные предложения и пропустят менее желательные. Законы-сатиры были отменены в 98 г. до н.э. в результате закона Цецилия Дидия,²⁹³ и в источниках классического и постклассического периодов не упоминаются. Возможно, Исидору стало о нем известно из комментариев позднеантичного грамматика Помпония Порфириона. Разбирая «Послания» Горация, тот коснулся вопроса этимологии слова «сатира». В качестве одной из версий его происхождения он привел закон-сатиру, «когда в ответ на один запрос голосуют сразу за многое».²⁹⁴ Если Исидор действительно использовал Порфириона, то понятно, почему он в своем объяснении поставил в один ряд древнейший римский литературный жанр, продолжателями которого были Гораций, Ювенал и Персий, и вид закона.

Из прозаиков Исидор приводит мнение Петрония,²⁹⁵ автора весьма популярного, но не входившего в школьный канон, и Цицерона.²⁹⁶ На последнем, ввиду его огромной значимости для римского права, стоит остановиться подробнее. Цицерон наряду с Вергилием был любимым автором епископа Севильи: одних только прямых цитат из его произведений в «Этимологиях» около 55 и около 11 в «Дифференциях».²⁹⁷ Какие именно труды римского оратора и в связи с чем упоминает Исидор? Для ответа на этот вопрос разберем все случаи упоминания имени Цицерона в «Этимологиях» и «Дифференциях».

Мнение римского оратора Исидор приводит во всех книгах своей энциклопедии за исключением, разумеется, тех, что касаются христианской Церкви и веры. Кроме права, точка зрения Цицерона оказывается значимой в вопросах философии, анатомии,²⁹⁸ зоологии,²⁹⁹ географии,³⁰⁰ одежды³⁰¹ и пр., но, главным образом, Исидор ссылается на нее во второй книге о риторике³⁰² и в меньшей степени в десятой (De vocabulis).³⁰³ Таким образом, Цицерон является для севильского эрудита главным авторитетом в вопросах красноречия, что вполне логично, так как Цицерон был судебным оратором.

«Этимологии» и «Дифференции» свидетельствуют, что Исидор был хорошо знаком с его речами. Так, он часто ссылается на речи против Катилины,³⁰⁴ в защиту Милона,³⁰⁵ серию речей против Берреса,³⁰⁶ на «Филиппики»³⁰⁷ против Марка Антония и т.д. Прямые цитаты, приводимые Исидором, свидетельствуют о том, что он хорошо знал эти произведения. Именно судебные речи Цицерона, насыщенные правовой и околоправовой лексикой, можно считать одним из главных источников формирования юридического словаря епископа Севильи.

Не менее важны и другие произведения римского оратора. Исидор упоминает его произведения по судебной риторике: «Топику»³⁰⁸ и трактат «О нахождении материала» (De inventione), который Исидор называет «Риторикой».³⁰⁹ Именно они послужили одним из образцов литературного стиля испанского эрудита. Читал он и философские произведения Цицерона, такие, как «Тускуланские беседы» и «О природе богов».³¹⁰ Однако для нас наиболее значимо то, что Исидор обнаруживает близкое знакомство с диалогом «О государстве», во всяком случае, при цитировании он указывает номер конкретной книги.³¹¹ С большой долей уверенности можно предположить, что это произведение хранилось в севильской библиотеке в виде отдельных кодексов, а не в составе какой-либо антологии. Диалог «О государстве», опубликованный около 51г. до н.э., поднимает проблему идеального правителя. Этот идеал был сформулирован в пятой и шестой книгах, дошедших до нас лишь во фрагментах; тем не менее не исключено, что Исидору они были известны полностью. Завершается трактат описанием сновидения одного из героев, Сципиона Эмилиана, в котором ему является призрак его деда, знаменитого полководца Сципиона Африканского, и рассказывает о том, что образцового правителя после смерти ждет вечное блаженство.³¹²

Тема идеального правителя нашла воплощение и в трудах Исидора, прежде всего в «Сентенциях», но отчасти и в «Этимологиях». И здесь Цицеронов трактат был одним из главных источников его представлений о власти. Епископ Севильи ни разу не упоминает о другом, не менее важном для нас произведении Цицерона – диалоге «О законах», но, как будет показано ниже, несомненно, хорошо его знал, так как свою концепцию идеального закона выстроил на его основе. В заключение еще раз подчеркну, что произведения Цицерона, главным образом, речи и философско-политические сочинения, оказали решающее влияние на формирование представлений Исидора о праве.

Следует принять во внимание и наследие других римских авторов, известных Исидору, – Варрона, Тита Ливия, Светония, Вергилия, Плавта и др. Литературный слог Исидора был сформирован в том числе и их произведениями, представлявшими собой образец классического латинского языка. В их сочинениях было немало слов из правовой и околоправовой лексики, так интересовавших Исидора. И если его начитанность в произведениях римских авторов не вызывает сомнений, то гораздо сложнее вопрос о степени знания Исидором греческой культуры.

При исследовании источников «Этимологий» вообще и пятой книги в частности закономерно поставить вопрос, откуда и в какой степени Исидор знал греческую философию. Не будем забывать, что Исидор был прежде всего священнослужителем, и что большинство его произведений посвящены толкованию Библии и богословию,³¹³ а процесс становления христианской теологии немыслим без влияния греческой философии, прежде всего, наследия Платона (и неоплатоников) и Аристотеля. Первые богословы восприняли терминологический аппарат греческой философии и ее языком сформулировали основные постулаты христианского вероучения.³¹⁴ Не случайно все они были выходцами из богатых аристократических семей, все получили блестящее философское образование и до принятия христианства их симпатии были на стороне платонизма.³¹⁵ Западные христианские писатели, такие, как почитаемые Исидором Августин и Лактанций, также были хорошо знакомы с греческой философией.³¹⁶

Уже одно утверждение, что христианские писатели использовали в своих сочинениях язык и категориальную систему греческой философии, должно поставить вопрос о том, знал ли Исидор греческий язык и, следовательно, насколько хорошо он разбирался в философско-религиозной аргументации апологетов. Но есть еще одна причина, делающая этот вопрос чрезвычайно актуальным для настоящей работы. Если восточные апологеты учились в основном у философов, то латиноязычные авторы, как считается, в большинстве своем имели риторическое образование и до принятия христианства занимали должности адвокатов и юрисконсультов. Например, такой была карьера Тертуллиана, Минуция Феликса и Киприана Карфагенского.³¹⁷ Более того, императорская конституция от 27 июня 358 г. предписывала избирать священников провинции (sacerdotes provinciae) только из числа защитников (advocati) и помощников судей (aput iudices operam dantes).³¹⁸ Можно предположить, что это распоряжение было продиктовано тем, что епископ представлялся защитником обездоленных слоев населения. Естественно, для выполнения этой социальной функции ему бы способствовало знание юриспруденции и умение вести тяжбу. На основании только одного императорского постановления, разумеется, нельзя утверждать, что все клирики или все епископы поголовно вышли из сословия адвокатов; однако, возможно, при наличии нескольких кандидатов предпочтение должно было быть оказано юристу. Так или иначе, адвокаты, избравшие путь священнослужителя, не вызывали у современников удивления. И, конечно, сама лексика римского права, которой они виртуозно владели, оказала серьезное влияние на формирование латинского богословского аппарата.³¹⁹

Таким образом, христианское богословие в своем развитии отталкивалось от двух основных дисциплин: греческой философии и (преимущественно на Западе) римского права, на которое философия также оказала немалое влияние.³²⁰ Традицию римской юриспруденции Исидор знал довольно хорошо; теперь же необходимо определить, в какой степени и откуда он знал греческую философию.

В научной литературе безраздельно господствует мнение, что эпоха раннего Средневековья на Западе была временем забвения культурных достижений прошлого. Одним из ярчайших показателей этого процесса выступает забвение греческого языка и полное незнание сочинений греческих писателей, поэтов и, что особенно важно, философов, чьи построения во многом легли в основу христианской доктрины. Эта точка зрения без оговорок распространяется учеными на культуру Толедского королевства (565/567 – 711/713 гг.).³²¹ Американский ученый Э. Брехейт, французский П. Сежурне и испанский X. Мадос утверждали, что епископ Севильи вовсе не знал греческого языка, а сведения о произведениях греческих авторов получил из вторых рук.³²² Их мнение разделяет и В.И. Уколова.³²³

Другие выдающиеся исследователи культуры Вестготского королевства: французы Ж. Фонтен и П. Рише и испанец М. Диас-и-Диас – считали, что Исидор знал лишь самые элементарные основы греческого.³²⁴ В любом случае, он не мог читать сложные философские тексты.

Тем не менее, Исидор приводит мнение отдельных философов. Откуда он мог их знать? Ссылался ли он на их идеи под влиянием античных римских авторов или христианских богословов? Кроме того, неясна роль, которую высказывания философов и ссылки на них играют в структуре «Этимологий». Все философы, о которых упоминает и на которых прямо ссылается Исидор, – Демокрит, Фалес, Анаксимандр, Пифагор, Сократ, Платон, Аристотель и некоторые другие – являются символами учености, но какой учености? Для того, чтобы ответить на этот вопрос, необходимо определить источники соответствующих положений «Этимологий».

Сначала – несколько слов о степени знания Исидором греческого языка. Оба города, в которых прошла жизнь Исидора, находились под сильным влиянием Византии: Картахена входила в состав византийского экзархата в Испании, а Севилья поддерживала с Империей прочные торговые связи. Имена Исидора, как и его старшего брата Леандра, несомненно, греческого происхождения (хотя их сестру Флорентину назвали латинским именем). Английский исследователь Р. Коллинз даже высказал предположение о византийских корнях семьи Исидора.³²⁵ Известно, что Леандр некоторое время проживал в Константинополе, где познакомился с будущим папой Григорием Великим и, как считается, вдохновил его к написанию «Моралий».³²⁶ Все это косвенно свидетельствует в пользу того, что греческий язык в семье знать могли. Вопрос только в степени этого знания.

Поздние биографы Исидора: Лука Туйский, создавший его житие ок. 1236 г., или Родриго Серратенский (1260 г.) – утверждали, что маленький Исидор якобы прилежно и успешно изучал греческий и даже еврейский языки.³²⁷

Однако их свидетельства, вероятно, продиктованы исключительно желанием возвеличить севильского епископа. Конечно, нельзя сомневаться в том, что он имел представление о грамматике греческого языка, по крайней мере, о каких-то элементарных его правилах. Он знал алфавит и нормы чтения, мог правильно склонять существительные,³²⁸ имел какой-то лексический запас, из которого выводил латинские этимологии.³²⁹ Тем не менее, Исидор никогда не приводил ни одного предложения или отрывка фразы из произведений греческих авторов, хотя охотно цитировал авторов римских. В целом, даже если будущий епископ Севильи в детстве и изучал греческий язык, его знаний было явно недостаточно для того, чтобы читать в оригинале и понимать трактаты Платона и тем более Аристотеля, многие сочинения которого дошли до нас в виде конспектов, сделанных его учениками.

Все это свидетельствует о том, что Исидор ознакомился с греческой философией посредством учебников, компендиумов и сочинений римских и христианских авторов. Из каких конкретно источников Исидор мог получить представления об их философских воззрениях? Для того чтобы ответить на этот вопрос, разберем все случаи прямых цитат из их произведений или ссылок на их мнения в главном труде Исидора – его «Этимологиях, или Началах».

Глава, посвященная истории античной философии, помещена Исидором в восьмую книгу, которая называется «О Церкви и сектах». Философия язычников стоит в одном ряду с ересями, предсказаниями сивилл, заклинаниями и колдовством, то есть формально, относится к явлениям, резко осуждаемым христианской доктриной.³³⁰ Однако Исидор не стремился изобличить «заблуждения» философов: наоборот, он сухо и беспристрастно изложил их мнения. О каждой из философских школ он рассказал в одной или двух фразах, в основном те положения, которые имеют параллели в христианском вероучении или резко противоречат ему. Так, он упомянул, что платоники считали Бога творцом всего сущего,³³¹ вечным и неизменным с течением времени.³³² Об Аристотеле Исидор знал, что тот прогуливался со своими учениками и рассказывал им, будто бы не вся душа бессмертна, а лишь ее малая часть.³³³ Сухость и педантичность изложения, несвойственная Исидору лапидарность, характер сообщаемых сведений (все эти факты, по сути, общеизвестны) указывают на то, что эта глава была написана им в опоре на какой-то учебник, до нас, вероятно, не дошедший.

Впрочем, христианские писатели часто излагали воззрения языческих философов, заимствуя что-то из их учения или полемизируя с ним. Главным образом, они ссылались на произведения Платона, отстаивавшего бессмертие души. Об этом знал и Исидор. Платон и его ученики считали творцом души Бога, а творцами тела – ангелов. Они полагали, что бессмертная душа человека после гибели тела переходит в тела других существ.³³⁴ Эти сведения он мог почерпнуть, например, из произведения «О граде Божием» Аврелия Августина. Тот подробно разобрал воззрения язычников, в том числе Платона и платоников, на посмертную участь души.³³⁵ Разумеется, это был не единственный и, вероятно, не главный его источник. Характер изложения материала, скорее, свидетельствует об использовании им ряда учебников и компендиумов. Однако сведения, сообщаемые Исидором, настолько фрагментарны, что более четко идентифицировать его источники не удается.

Кроме отдельной главы, посвященной истории античной философии, в «Этимологиях» нередко встречаются ссылки на авторитет трех мыслителей: Платона, Аристотеля и, в меньшей степени, Пифагора. Они интересуют Исидора как основоположники научных дисциплин: математики, филологии, диалектики, музыки и медицины.

Так, Исидору было известно, что Пифагор происходил с острова Самос,³³⁶ что впрочем, он вполне мог логически вывести из прозвища Samios, данного Пифагору. Кроме этого, севильский епископ считал, что слово «философ» было изобретено Пифагором, а до него мудрецы назывались софистами.³³⁷ Это утверждение Исидор вводит через глагол fertur – «как передают», что указывает на использование им какого-то «внешнего» источника. Возможно, им была «Хроника» Евсевия Иеронима,³³⁸ где дана этимология слова «философ», которую привел епископ Севильи, хотя источников могло быть и несколько (например, Апулей тоже называет Пифагора первым философом).³³⁹ Какие еще детали биографии Пифагора были известны в раннем Средневековье? Исидор сообщает о том, что он первым подал пример атлетам есть мясо вместо фиг.³⁴⁰ Оставим в стороне вопрос о достоверности этого сообщения; важно то, что Исидор в данном случае передает мнение Плиния Старшего, автора энциклопедического труда «Естественная история».³⁴¹ Отрывок из него приведен почти дословно, что указывает на то, что Исидор хорошо знал это произведение.³⁴²

Перейдем к научным достижениям Пифагора в оценке епископа Севильи. Например, тот был известен как изобретатель буквы Y (юпсилон) и ее символического толкования. Левую ветку следует понимать как полную удовольствий жизнь, кончающуюся гибелью души, а правую – как непростой жизненный путь, ведущий, однако, к блаженству.³⁴³ Здесь Исидор дословно цитирует римского сатирика Персия, прославившегося загадочностью и склонностью к необычным, неясным метафорам.³⁴⁴ Впрочем, нельзя исключать, что об аллегорическом толковании самосской буквы севильский эрудит прочитал в комментарии Сервия к «Энеиде».³⁴⁵

Исидор включает Пифагора в ряд величайших математиков, ведь он первым придумал числа, затем эту идею развил Никомах. В латинском мире его теория была подхвачена Апулеем и Боэцием,³⁴⁶ благодаря произведениям которого Исидор и знал о математических достижениях философа. В двухтомном трактате Боэция «Об арифметике» изложен принцип деления чисел на четные и нечетные в опоре на учение Пифагора.³⁴⁷ Вероятно, Исидор сделал из этого вывод, что изобретателем чисел был Пифагор, так как это самый древний математик, на авторитет которого ссылались. Он же будто бы изобрел и музыку, которая, к слову, также рассматривалась в связи с математическими дисциплинами, поскольку считалась учением о всемирной гармонии. Сообщая об этом, Исидор цитирует отрывок из «Наставлений о науках божественных и светских» выдающегося писателя, просветителя и идеолога VI века Флавия Кассиодора,³⁴⁸ вторая часть которого представляла собой сделанное в учебных целях компактное изложение римских тривиума и квадривиума. Совпадения, как мы видим, в обоих текстах дословные.³⁴⁹ Кроме алфавита и арифметики, Пифагор оставил свой след в медицине: он первым открыл болезни костного мозга. В данном случае источник обнаружить не удалось.

Больше никакой существенной информации о Пифагоре из «Этимологий» узнать нельзя, но кроме него, Исидора весьма интересовали Платон и Аристотель. Поэтому перейдем к анализу цитат из их трудов. Мы можем с уверенностью сказать, что его основным источником по философии Платона были «Наставления в науках божественных и светских» Кассиодора. Нет никаких сомнений, что Исидор прекрасно знал это произведение, более того, вероятно, он имел книгу в своей библиотеке в Севилье. Когда он приводит мнение Платона или Аристотеля, он точно и безошибочно цитирует соответствующий отрывок из «Наставлений». Фактически, «Этимологии» начинаются с отрывка из «Наставлений», в котором даются определения науке и искусству (De disciplina et arte). Кстати, и греческую этимологию слова ars (искусство) епископ Севильи позаимствовал, по всей видимости, у Кассиодора.³⁵⁰

Вероятнее всего, и математическую доктрину Платона Исидор изложил с опорой на того же Кассиодора. Так, Исидор писал о геометрических фигурах, цитируя «Наставления».³⁵¹ Вероятнее всего, он и в этом случае он использовал произведение Кассиодора: ведь начало фразы у них дословно совпадает. Или же остается предположить, что и Кассиодор, и Исидор при составлении своих энциклопедий пользовались одним и тем же общим источником, до нас не дошедшим.

Кроме того, епископ Севильи сообщил читателям, что именно Платон выделил арифметику и геометрию, а также музыку и астрономию, в отдельные науки.³⁵² Это же деление было известно и Кассиодору.³⁵³ Однако он ни в том, ни в другом случае не упоминал имени Платона. Почему же оно вдруг возникло в «Этимологиях»? Боэций, рассказывая о делении математики, ссылается на авторитет Пифагора, Платона и Аристотеля.³⁵⁴ Вероятно, из контаминации этих фрагментов и родился соответствующий параграф «Этимологий».

Идентифицировать источники по философии Аристотеля ничуть не легче. Исидор приводит мнения этого философа гораздо чаще, чем Пифагора и даже Платона. В основном, правда, он ссылается на те отрывки из его произведений, в которых говорится о стилистике и риторике* и обычно сравнивает мнение греческого философа с мнением Цицерона или Доната.³⁵⁵ В этих случаях его главным, хотя и не названным источником остается все тот же Кассиодор и его «Наставления». Из него он узнал о том, что такое категории,³⁵⁶ как их следует понимать,³⁵⁷ и о чем идет речь в книге «Об истолкованиях» (liber Perihermemias).³⁵⁸ Впрочем, более подробные сведения об этой книге он мог получить из сочинения Боэция «Комментарий на книгу Аристотеля “Об истолкованиях”». Интересно, что Исидор считал Perihermemias одним словом, аналогом латинского interpretation и даже склонял его, тогда как на самом деле, peri является предлогом.³⁵⁹ Говоря об Аристотеле как об основоположнике диалектики, Исидор также, по всей видимости, опирается на «Наставления» Кассиодора.³⁶⁰

Однако «Наставления» были не единственным источником. Некоторые факты Исидор Севильский почерпнул из сочинений языческих римских авторов, Варрона³⁶¹ и «Топики» Цицерона.³⁶² В данном случае он не копировал слепо отрывки из их произведений, а, усвоив суть предмета, излагал ее своими словами. В этом случае настаивать на том, что именно это произведение он использовал в «Этимологиях», бессмысленно. Он вполне мог соединять разные источники, в том числе и не дошедшие до нас. Еще сложнее определить их в том случае, если только Исидор ссылается на авторитет Аристотеля, тогда как его предшественники излагают то же мнение без ссылки.³⁶³ В этом отрывке речь идет об антонимах (antikeimena или opposita). Возможно, здесь он использовал неизвестный нам источник или приписал его Аристотелю по аналогии, так как тот, по-видимому, был для него главным авторитетом в филологии и риторике.

Итак, в «Этимологиях» Исидор обращался, главным образом, к наследию трех крупнейших греческих философов: Пифагора, Платона и Аристотеля. Пифагор предстает первым философом, изобретателем некоторых букв и создателем цифр, то есть основ любой науки. В платоновской философии Исидора больше всего интересует его математическая теория и взгляды на бессмертие души. Аристотель же – основоположник риторики и красноречия. Главным источником Исидора по истории греческой философии можно считать «Наставления» Кассиодора. Он заимствовал оттуда целые фрагменты, хотя ни разу на это произведение даже не ссылался. Исидор использовал и другое учебное пособие – «Об арифметике» Боэция. Дидактическая литература составляет первую, основную группу его источников. Ко второй группе относятся произведения римских авторов: Цицерона, Варрона, Персия, Плиния и Авла Геллия. На них Исидор ссылался гораздо охотнее, так как это придавало авторитет его произведению. Наконец, к третьей, весьма незначительной группе источников могут быть причислены произведения христианских авторов, в которых они заочно полемизируют с язычниками. Работая с произведениями античных авторов, Исидор часто пересказывал их своими словами. Так он добивался стилистической однородности, а также делал свидетельства древних понятными своим современникам. И в этом большая заслуга Исидора как просветителя.

Епископ Севильи знал греческий язык достаточно для того, чтобы объяснить смысл и происхождение основных постулатов христианской доктрины. Но его знаний было недостаточно для того, чтобы читать произведения как греческих философов, так и христианских апологетов. Значит, основные положения их теологии он знал из переводов и пересказов латиноязычных авторов. Таким образом, языком богословия для него был латинский, и он активно черпал из сокровищницы римско-правовой лексики. Воспринимая римское право в его широком понимании как «учение о добром и справедливом», он имел, по меньшей мере, теоретическую возможность использовать его таким же образом, как задолго до него это делали Тертуллиан и другие западные Отцы, думавшие и писавшие на латинском языке.

* * *

Фигура Исидора Севильского – одна из самых значительных в мировой истории. Интерес к нему связан в первую очередь с тем, что он является одним из «последних римлян» и в то же время одним из ярчайших творцов новой культуры и нового мировоззрения. Его представления о праве сложились под влиянием не только собственно юридических трактатов, но и произведений римских и христианских авторов. Он знал азы греческого языка, замечательно разбирался в произведениях римских авторов, причем не только классиков (Цицерона, Вергилия, Овидия и т.д.), но и полузабытых и редких писателей, отрывки из произведений которых сохранились только благодаря его «Этимологиям». Он также был знаком с греческой философией. Ее он усвоил в переработке римских писателей, но, главным образом, из различных учебников (например, «Наставлений» Кассиодора). Вообще, антологии и компендиумы были одними из основных его источников, хотя он никогда на них не ссылался.³⁶⁴

Римскую правовую традицию он также представлял себе довольно хорошо. И, конечно, в силу специфики своего образования и деятельности, Исидор великолепно знал Священное Писание, произведения христианских писателей и постановления соборов, как вселенских, так и испанских. Благодаря высокому уровню своего образования и необычайно широкому кругозору епископ Севильи стал одним из тех, кто стремился примирить античную и христианскую культурные традиции, соотнеся христианские ценности и понятия с уже существующими и привычными римскими. Этой цели было подчинено едва ли не все его творчество.

Выяснив ту степень и формы, в которой Исидор был (или мог быть) знаком с основами правовой науки, попытаемся рассмотреть какие именно аспекты права и в какой степени интересовали севильского епископа. Конечно, вопросы права получили наибольшее освещение именно в «Этимологиях», итоговом произведении Исидора, к которому чаще всего и обращаются исследователи. Однако епископ Севильи касался этих вопросов и в других своих сочинениях, каждое из которых в определенной мере можно считать предтечей его главного труда.

* * *

По мнению испанских исследователей Х.А. де Альдамы и X. Мадоса, «Дифференции» были созданы между 598 и 615 гг.³⁶⁵ Вероятно, это произведение действительно было написано Исидором довольно рано, так как оно стоит первым в списке трудов севильского епископа, составленном его почитателем и учеником Браулионом Сарагосским. Между тем Браулион, насколько нам известно, перечислил произведения учителя в хронологическом порядке, во всяком случае «Этимологии», несомненно, итоговый труд Исидора, стоят в списке последними. Однако, возможно, что вторая книга была создана несколькими годами спустя после первой.³⁶⁶

В предисловии к «Дифференциям» Исидор поясняет причины, побудившие его взяться за перо. По его словам, языческие поэты имели обыкновение ради метрики использовать в стихах сразу несколько синонимов, чем практически стерли всякое различие между ними. Исидор поставил перед собой задачу уточнить его. Среди своих предшественников он называет некоего Катона, на основании произведений которого, а также (в гораздо большей степени) сочинений многих других авторов Исидор и составил свои «Дифференции».³⁶⁷

Однако в отличие от своих античных прототипов произведение Исидора делится на две совершенно разные по содержанию части. Первая книга (De differentiis verborum) действительно является грамматическим справочником, тогда как вторая (De differentiis rerum) призвана объяснить основные категории христианского вероучения, например, чем отличаются понятия Deus и Dominus, trinitas и unitas и т.д. Обе части были сведены воедино самим Исидором³⁶⁸ и, следовательно, представляют собой единое произведение, написанное с единой же целью.³⁶⁹

Первая книга состоит из нескольких сот лемм: в разных рукописях их число составляет от 481 до 610. Существуют две группы рукописей, в одной из которых леммы расположены в алфавитном порядке, в другой – в ассоциативном. Исследователи выделяют несколько тематических групп: термины, обозначающие окружающий мир, время, добродетели и пороки; понятия, описывающие войну, строительство, человеческое тело и его состояния, устройство общества, сельское хозяйство, а также слова, обозначающие животных, птиц и растения.³⁷⁰ К. Кодоньер Мерино полагает, что в алфавитном порядке произведение Исидора переписали позднейшие грамматики и продолжатели, дополнившие его еще несколькими десятками лемм, тогда как Исидор выстраивал свое произведение по-другому.³⁷¹

Критерии отбора понятий в первой из частей самые разные: Исидор рассматривает омонимы или созвучные слова,³⁷² ищет смысловые различия в употреблении разных грамматических форм одного и того же слова,³⁷³ но, главным образом, устанавливает отличия в употреблении синонимов.³⁷⁴ Вторая книга состоит из сорок одного параграфа, где с большей или меньшей подробностью излагаются и разъясняются основные богословские и этические категории. Во второй книге трактата Исидор отходит от различения слов – синонимов ли, омонимов ли, делая упор на различение явлений, относящихся к божественной и человеческой природе. При этом вторая книга выглядит структурно более продуманным произведением, чем первая: Исидор идет от Бога к человеку и к его способностям жить в Боге. Свой разбор Исидор начинает с определения сущности Бога и ангелов, затем устанавливает различие между ангелами и людьми, а потом между людьми и животными, и через это переходит к разбору человеческой природы: его тела, души, характера, поведения и т.д.

Источником второй книги, несомненно, являлись тексты Вульгаты и комментарии к ним Иеронима, хотя Исидор на них и не ссылается. Кроме того, заметно влияние концепций Августина,³⁷⁵ в частности, его произведений «О Троице» (De Trinitate), «Проповеди» (Sermones) и «О граде Божием» (De civitate Dei), и в меньшей степени – Лактанция.³⁷⁶ Ж. Фонтен называет в числе источников также сочинение Мартина из Браги De differentiis quattuor. virtutum, ныне известное как Formula honestae vitae, которое послужило не только материалом для написания параграфа о добродетелях, но и образцом литературного стиля.³⁷⁷

Источники первой книги гораздо более разнообразны. Сам Исидор в предисловии упоминает трактат грамматика Катона De Rhetorica, в настоящее время почти полностью утраченный. Лишь один из его фрагментов сохранился благодаря «Дифференциям».³⁷⁸ Возможно, епископ Севильи имел в виду автора позднеантичных морализаторских сентенций Disticha Catonis,³⁷⁹ или же малоизвестного позднеантичного грамматика с тем же именем: у нас слишком мало данных, чтобы его идентифицировать. Надо предполагать, что Исидор упомянул Катона затем, чтобы придать своему произведению больший авторитет, вписав его в ряд античных пособий по риторике. Главными же его источниками были многочисленные грамматики, в которых устанавливалось различие слов: Differentiae Probi Valerii, Cornelii Frontonis de nominum verborumque differentiae, Differentiae sermonum Remmi Palaemonis etc.³⁸⁰ Их Исидор ни разу не упоминает, но зато приводит мнение авторитетных античных авторов – Варрона,³⁸¹ Цицерона и Саллюстия³⁸² и Вергилия³⁸³ (правда, гораздо чаще он заимствует их мнение без всяких ссылок на источник). В той же первой книге он ссылается на авторитет Отцов Церкви и на апостольское Послание к Коринфянам.³⁸⁴ Здесь языческие и христианские тексты равноправны, так как служат общей цели – пояснению значения того или иного слова.

Исидор искал различие в синонимах, относящихся к самым разным сферам жизни. Среди них было немало терминов, использовавшихся в правовой лексике (в основном это параграфы 426–434). Их можно условно разделить на несколько групп: общие понятия (iustus/aequus, iniquitas etc.); источники права (lex, iura, consuetudo); понятия, относящиеся к семейному праву (germanus/ germana, cognatus, propinquus), праву лиц (servus, inquilinus, libertas), уголовному праву и наказаниям за преступления (adulterium, stuprum, furtum, facinus, flagitium, poena, relegatio etc.), публичному праву (curialis, censor) и к судебному процессу (indicium, tester, iudex, litigator).

Рассмотрим метод анализа Исидора на примере отрывка из «Дифференций», посвященного различиям между понятиями «высылка» (relegatio) и «ссылка» (deportatio). В правовых и нарративных текстах их значения нередко смешивались. Так, комментаторы Кодекса Феодосия употребляли relegatio вместо deportatio.³⁸⁵ Ученик Исидора король Сисебут в «Житие Дезидерия» смешал термины exsilium и relegatio в одном предложении.³⁸⁶ Поэтому Исидор и выбрал эти понятия для анализа.

В «Дифференциях» он писал, что высылаемых не лишают имущества, а у ссыльных, как правило, оно конфискуется, если только не будет дано специального разрешения его оставить. Еще одно различие касается места изгнания. Ссыльного отправляют на остров с тяжелыми климатическими условиями, так что такое наказание сопоставимо со смертной казнью.³⁸⁷ В данном случае источником Исидора, по всей видимости, послужило неизвестное нам сочинение Ульпиана, вошедшее в Дигесты Юстиниана. Римский юрист считал, что при высылке сохраняется имущество и гражданство.³⁸⁸

Итак, метод работы Исидора заключался в следующем. Он выбирал пару слов, различие между которыми было неочевидным. Для того чтобы установить его, он использовал несколько источников. В нашем случае это были произведения Ульпиана, но в других фрагментах он опирался на литературные произведения римских писателей, на богословские трактаты, на различные комментарии и грамматики. Он их по-своему интерпретировал и пересказывал. Этот же метод автор будет использовать и при работе над «Этимологиями». Кроме того, отрывки из «Дифференций» войдут в десятую книгу энциклопедии, носящую название «О словах» (De vocabulis), и частично в пятую (те, что касаются права).

Показательно, что для Исидора все его источники равноправны. Таким образом, он пытается примирить античную и христианскую мысль, показывая, что между ними нет принципиальных культурных различий (по крайней мере в том, что касается грамматики). Этой же цели подчинена и двучастная структура «Дифференций», восходящих от лексического справочника к пособию по богословию.

Та же идея – продвижение от светских наук к постижению духовных – прослеживается и в «Синонимах».

Исидор написал книгу «Синонимов» уже будучи епископом Севильи, но не ранее 631 г. Эту датировку легко установить по его письму Браулиону, которое он отправил ему вместе с готовым произведением. Письмо адресовано архидьякону Браулиону, а поскольку известно, что епископом он стал в 631 г., то «Синонимы» не могли быть написаны позднее этой даты.³⁸⁹ По свидетельству того же Браулиона, «Синонимы» были созданы для утешения души и для того, чтобы поддерживать в человеке надежду на прощение его грехов.³⁹⁰

Интересна история создания этого произведения. В прологе, обращаясь к читателю, Исидор признался, что поводом для написания послужило случайно попавшее к нему в руки небольшое произведение (букв, «листочек»: schedula), также озаглавленное Synonyma.³⁹¹ Исследователи полагают, что Исидор имел в виду Synonyma Ciceronis.³⁹² «Синонимы Цицерона» были созданы в позднеантичную или раннесредневековую эпоху в качестве учебного пособия по грамматике. Римскому оратору они приписывались потому, что в рукописи основной текст предварялся письмом (также подложным) Цицерона к некоему Ветерию. «Синонимы Цицерона» сохранились во многих редакциях, самой полной из которых считается та, что начинается со слов accusit, lacescit. Она содержит приблизительно 250 синонимических рядов.³⁹³ Они расположены в алфавитном порядке, каждый ряд включает в себя от двух до семи понятий, различие между которыми не уточняется.³⁹⁴

К сожалению, основанием для отождествления schedula, найденной Исидором в своей библиотеке, и «Синонимов Цицерона» служит только общее название. Сам текст предисловия не дает на то больше никаких оснований. При этом остается неясным, что же в сухом грамматическом справочнике могло так потрясти епископа Севильи, что заставило его создать нечто подобное на благо обездоленных (miseris condere)?³⁹⁵ Этот вопрос остается нерешенным. В частности, французский исследователь Ж. Фонтен находил «Синонимы» весьма похожими на пособие по риторике.³⁹⁶ Отчасти это действительно так, ведь Исидор описывает состояние скорби души, используя ряд синонимичных конструкций; аналогичным образом он дает советы и от лица разума.³⁹⁷

Все это заставляет полагать, что Исидор использовал и другие, христианские источники. Исследователи считают, что в концептуальным плане таковым стали «Моралии на книгу Иова» папы Григория Великого.³⁹⁸ Григорий, родившийся в 540 г. в Риме, получил хорошее по тем временам образование, предусматривающее усвоение тривиума и квадривиума. Современники и потомки восхищались его эрудицией и литературным талантом.³⁹⁹ Так, Григорий Турский писал, что будущий понтифик превосходил всех в науках.⁴⁰⁰ Ильдефонс Толедский, автор второй половины VII в., считал Григория равным Антонию в святости, Киприану Карфагенскому – в красноречии и Августину – в мудрости.⁴⁰¹ Кроме того, епископ Толедо полагал, что счастливым может быть лишь тот, кто прочитал все произведения Григория.⁴⁰² Их число очень велико.⁴⁰³ Григорий писал как тонко разработанные теологические трактаты, понятные лишь образованной верхушке клира, так и более доступные для понимания произведения, предназначенные стать сборниками наставлений и примеров для проповеди среди малообразованных прихожан.⁴⁰⁴

Однако среди всех его сочинений едва ли не самыми популярными в Средние века были «Моралии на книгу Иова», которые были начаты в конце 570-х гг. и закончены в Риме в 591 г. Они были написаны по просьбе старшего брата Исидора, Леандра Севильского. Григорий и Леандр познакомились в Константинополе, когда первый исполнял обязанности папского посла (с 579 по 585 гг.), а второй, вероятно, спасался от гонений Леовигильда.⁴⁰⁵

В «Моралиях» Григорий толкует аллегории, содержащиеся в библейской Книге Иова, и строит на их основе рассуждения о добродетельной и благочестивой жизни.⁴⁰⁶ Книга предваряется предисловием, в котором излагаются ее основные постулаты. Здесь Григорий касается проблемы авторства Книги Иова, но затем приходит к выводу, что эта проблема надумана, так как автора все равно вдохновлял Святой дух.⁴⁰⁷ Затем он описывает добродетели Иова и постигшие его несчастья, которые Григорий считает происками Сатаны. Отдельный параграф посвящен главным добродетелям Иова – терпению (patientia) и мудрости (sapientia), благодаря которым он мужественно перенес испытания. Эти его качества позволили Григорию увидеть в Иове прообраз Христа, тогда как в его псевдодрузьях, советующих дурное, – приверженцев разного рода ересей. Предисловие заканчивается словами Григория о том, что страдание и скорбь – неотъемлемая часть человеческой жизни.

Сами же «Моралии» являются, по существу, развернутыми комментариями на Книгу Иова, поэтому следуют за ней в своей структуре. Григорий приводит заинтересовавший его стих и комментирует его, иногда весьма пространно. Так, он разбирает виды грехов: совершаемые в душе и явно.⁴⁰⁸ Вообще, автор подробно описывает каждый смертный грех и ведущие к нему причины. Принципы толкования библейского текста Григорий сам объяснил в своем предисловии. Сначала он рассказывает предысторию события, затем в опоре на христианскую веру раскрывает символическое значение той или иной аллегории, и наконец, выводит мораль.⁴⁰⁹ Источниками Григория могли служить библейские тексты (Книга пророка Исайи) и сочинения христианских писателей, не только латинских (прежде всего Иероним и Амвросий), но и греческих, переведенных или пересказанных по-латыни (Дионисий Ареопагит, Иоанн Златоуст).⁴¹⁰ А сам Григорий, в свою очередь, стал источником для Исидора, особенно для второй книги «Синонимов».

Не менее вероятно, что Исидора вдохновили «Монологи» (Soliloquia) Августина,⁴¹¹ написанные в форме внутреннего диалога автора с собственным разумом. Епископ Гиппона спрашивает у разума, каким образом можно познать волю Господа, как отличить истину от неправды и т.д. Возможно, произведение Августина подтолкнуло Исидора написать «Синонимы» в той же форме. Это произведение представляет собой диалог человека с собственным разумом.⁴¹² Не случайно в рукописях оно фигурирует не только под заголовком Synonyma, но также и Soliloquia,⁴¹³

Ильдефонс Толедский отмечает, что книга «Синонимов» имела еще одно название – «Книга стенаний»,⁴¹⁴ что как нельзя лучше отражает ее суть. Человек оплакивает свое греховное состояние и сетует на то, что не имеет возможности из него выбраться. Разум успокаивает его и призывает надеяться на милость Господа. Во второй книге разум обращается к душе (anima) и наставляет ее в благочестивом поведении. В самом же названии Synonyma, по мысли Исидора, заключен двойной смысл. Грамматически это означает общее значение для множества слов.⁴¹⁵ В этом смысле «Синонимы» можно рассматривать (что и предлагает Ж. Фонтен) как риторическое упражнение, продолжение «Синонимов Цицерона». Но я полагаю, что в тексте есть и более глубокий смысл. В первой части отчаявшийся человек получает утешение от разума, а во второй разум объясняет ему, как следует жить настоящему христианину.⁴¹⁶ Таким образом, Исидор объясняет путь души к вере и праведности, и в этом смысле обе книги синонимичны.

В этом произведении, как и в «Дифференциях», епископ Севильи стремится объяснить читателям основные постулаты христианской доктрины, используя грамматические категории и приемы.⁴¹⁷ Этим объясняются некоторые особенности его языка. Так, рассматривая понятие греха (peccatum), Исидор сближает его с классическими юридическими понятиями delictum⁴¹⁸ и crimen,⁴¹⁹ Иными словами, он использует язык права для описания богословских понятий и, таким образом, отчасти меняет традицию словоупотребления юридических терминов. Это сказывается на их коннотации.

Во второй части епископ обращается к проблеме правосудия. Он противопоставляет правосудию земному небесный суд,⁴²⁰ а затем объясняет своему читателю, как нужно вершить праведный суд на земле. Идеал судьи, представленный здесь, весьма схож с тем, что описан в «Сентенциях»: Исидор требует от судьи судить по правде, не принимать подарков, не причинять понапрасну зла подсудимому.⁴²¹ Тот судья, который описан Исидором, гораздо справедливее своих предшественников, а поскольку он судит, сообразуясь не только с законами, но и с правилами христианской веры, то приближается к идеалу Божьего суда. Таким образом, его «Синонимы», в которых был отражен образ идеального судьи, являются одним из важнейших источников по истории правосознания.

Стоит заметить, что земное право для Исидора не самоценно, оно интегрировано в общий миропорядок, созданный Господом. Именно в произведении епископа Севильи оно, пожалуй, впервые было сформулировано столь отчетливо. В итоге образы судебного заседания и судьи, понятия справедливости и преступления, описанные римскими юридическими терминами и категориями, получают новое, христианское наполнение. Другими словами, римская форма обретает совершенно иное содержание, правда, первое и последнее связаны столь тесно, что постоянно оказывают друг на друга влияние. В этом отношении «Синонимы» весьма напоминают «Этимологии»: в обоих произведениях большое внимание уделяется риторике и способам выражения.

Если же рассматривать произведение в целом, то окажется, что античный грамматический трактат Исидор превратил в образец для христианских проповедей. То же самое можно видеть и на примере другого его произведения – «Сентенций».

«Сентенции» Исидора, написанные, предположительно, в 612–615 гг.,⁴²² представляют собой оригинальный и весьма непростой источник по истории правосознания раннесредневекового человека. Трактат посвящен богословской проблематике и вопросам поведения христианина,, так что можно подумать, что жанр сентенций является христианским по происхождению.

На деле, однако, его истоки следует искать еще в Античности. Так, антология сентенций римского мимографа Публилия Сира была очень популярна в Средние века в качестве школьного пособия. Его сентенции представляют собой короткие афоризмы на тему добродетели и правильного поведения.⁴²³ Кроме того, в Античности существовал еще один сборник сентенций, принадлежащих Аппию Клавдию Цеку – консулу 307 и 296 гг. до н.э., выдающемуся оратору и грамматику. Известно, что он составил антологию моралистических высказываний, записанных сатурнийским стихом.⁴²⁴ Сохранилось только три из них, поэтому неясно, в какой момент они были утеряны и имели ли хождение во времена Исидора. Во всяком случае, можно утверждать, что жанр сентенций появился еще в древности и подразумевал обязательную дидактическую составляющую.

Под влиянием христианской литературы (прежде всего, сочинений римского папы Григория I) жанр «сентенций» начал меняться. Он превратился в дидактический компендиум, использовавшийся для проповедей и содержащий примеры благочестивого поведения. С ранними «сентенциями» их объединяет морализаторская составляющая: они написаны как руководство – будущему юристу ли, порядочному римскому гражданину, епископу или христианину вообще. Христианским образцом сентенций можно считать «Моралии на книгу Иова» римского папы Григория Великого (590–604). Они вдохновили Исидора не только на «Синонимы». И хотя Григорий декларирует свое презрение к нормам латинской грамматики и риторики, не желая стеснять божественное вдохновение правилами Доната,⁴²⁵ его литературный стиль оказал большое влияние на Исидора. Как явствует из Praenotatio librorum divi Isidori, составленного Браулионом Сарагосским, «Моралии» не оставили равнодушным епископа Севильи, который, как цветами, украсил свои «Сентенции» цитатами из них.⁴²⁶

Структура «Сентенций» Исидора такова. Первая книга посвящена сущности Бога, вопросам добра и зла, вторая – объяснению понятий веры, надежды, благодати и т.д., а также бичеванию основных пороков (обжорства, похоти, гордыни и т.д.). Здесь несомненно влияние «Моралий». Для нас же наибольший интерес представляет третья книга. Ее темами являются церковная дисциплина, Божий суд и наказание. Если в первой книге Исидор рассуждает о божественном правопорядке, то здесь он касается проблем непосредственной реализации этого правопорядка на земле.⁴²⁷ Сначала автор указывает основные источники греховных мыслей (сон, искушение дьявола) и греховные наклонности человеческой природы (зависть, лживость и т.д.), а затем излагает способы, которыми их можно побороть (в их числе молитва, чтение Библии и т.д.). Далее он перечисляет общие нормы благочестивой жизни для разных социальных групп: монахов, священнослужителей, правителя и судей. Произведение заканчивается размышлением о краткости жизни и о грядущем Страшном суде.

С точки зрения истории представлений о правосудии, одна из отличительных особенностей третьей книги «Сентенций» состоит в соединении категорий римского права и богословских постулатов. В произведениях Исидора заметно усиливается тенденция к сближению права и морали, существовавшая в римской традиции, и даже ощущается склонность к подмене одной категории другой. Другими словами, Исидор оценивает закон и правосудие с точки зрения того, насколько они отвечают нравственным нормам. Эта тенденция наиболее показательна на примере идеала судьи (iudex), сформулированного Исидором. Его прототипом, несомненно, стал образ Страшного суда и Господа как верховного судии (хотя нельзя полностью отрицать и влияние античной традиции, например, Цицерона). Отсюда – внимание к моральному облику лица, вершащего суд, и только опосредованно к тому, как влияют его нравственные качества на «профессиональные» обязанности. Например, серьезными недостатками судьи считаются гнев, алчность, трусость.⁴²⁸

Вероятно, такой подход сформировался под влиянием «Моралий». В отличие, скажем, от одноименного произведения Павла, «Сентенции» Исидора не содержат четких технических характеристик или конкретных советов – напротив, Исидор старался показать читателям несуществующий, идеальный образ поведения. От перечня конкретных обязанностей правителя, судьи или епископа он уходит к созданию максимально абстрактных фигур, обладающих выдающимися моральными качествами. Тем не менее, при их описании он использует правовые термины и понятия, которые благодаря этому получают новые коннотации. С помощью категорий права Исидор формулирует морально-нравственные нормы. Таким образом, земное право интерпретируется им как часть божественного миропорядка.

Нельзя сказать, что такой подход абсолютно чужд римскому правосознанию. В архаическом и даже в классическом обществе закон и право (lex et ius) считались проявлением воли богов, т.е. наделялись сакральным статусом.⁴²⁹ Таким образом, концепция Исидора так или иначе отталкивается от античной правовой традиции, хотя епископ и ставит во главу христианского Бога.

Соответственно, меняется коннотация правовых понятий, и в этом измененном виде они войдут в те книги «Этимологий», которые посвящены христианской Церкви и вере. Таким образом, одно и то же понятие будет иметь в «Этимологиях» как бы два уровня смысла: правовой и религиозно-нравственный.

Оба рассматриваемых трактата имеют прямое отношение не к римскому, а к формирующемуся каноническому праву. Их содержание касается регламентации статуса священнослужителей и монахов. Поскольку тематика этих произведений весьма схожа, представляется, что их можно рассматривать в одном разделе.

Исидор заботился не только о риторическом образовании священнослужителей. Будущий клирик должен был знать основные обязанности церковных лиц, понимать символический смысл таинств и христианских праздников, знать порядок литургии и т.д. Всему этому посвящен трактат Исидора «О церковных службах» (De officiis ecclesiasticis).

Создание этого произведения следует отнести к 598 – 619 гг.⁴³⁰ Исидор написал его по просьбе своего брата, епископа Фульгенция (умершего в 619 г.),⁴³¹ предположительно, для учебных целей. Судя по письму Исидора, Фульгенций хотел иметь под рукой краткий внятный справочник церковных служб.⁴³² Сам Исидор посылая книгу брату, признавался, что при ее составлении использовал труды древнейших авторов и сам снабдил комментарием непонятные места в их сочинениях.⁴³³

Трактат «О церковных службах» состоит из двух частей. В первой Исидор объясняет происхождение и значение литургии и основных праздников. Вторая носит название «О происхождении церковных должностей» и рассказывает о возникновении того или иного сана и об обязанностях клириков и служителей. Вторая часть также имеет предисловие, исходя из которого можно предположить, что Исидор решил написать историю возникновения церковных должностей сам, без всякой просьбы Фульгенция.⁴³⁴ Вероятно, произведение «О церковных службах» имело хождение как в целостном виде (как о том пишет Браулион), так и в виде двух отдельных книг. Например, Ильдефонс Толедский в числе сочинений Исидора упоминает лишь первую часть, посвященную происхождению служб.⁴³⁵ Возможно, объединением этих произведений в единое целое мы обязаны Браулиону.

Источниками трактата «О церковных службах» стали произведения христианских писателей: Лактанция,⁴³⁶ Киприана Карфагенского,⁴³⁷ Иеронима Стридонского,⁴³⁸ Августина,⁴³⁹ а также постановления церковных соборов.⁴⁴⁰ Однако главным авторитетом для Исидора был Иоанн Кассиан.⁴⁴¹ Как ни странно, в тексте почти нет ссылок на трактат Амвросия Медиоланского «Об обязанностях священнослужителей». Вообще миланского епископа Исидор упоминает лишь как создателя гимнов и антифонов.⁴⁴² По-видимому, в период работы над своим произведением, Исидор не сумел или не захотел использовать трактат Амвросия. Зато можно увидеть следы влияния других произведений миланского епископа, например, «Изложение Евангелия от Луки», «О девах», «Книга об Аврааме» и т.д.

В своем произведении «Об обязанностях священнослужителей» Амвросий Медиоланский охватывает весьма широкий круг вопросов, касающихся совсем не только церковной иерархии и дисциплины. Напротив, произведение Исидора Севильского в соответствии с авторским замыслом отличается краткостью и ясностью. Возможно, благодаря этому трактат «О церковных службах» использовался в церковных школах в качестве учебного пособия для будущих клириков.⁴⁴³

Исидор создал и руководство для монахов – «Монашеский устав» (Regula monachorum). Первым его читателем был, вероятно, Браулион Сарагосский, которому его подарил сам автор⁴⁴⁴. Так как письмо адресовано архидьякону Браулиону, то «Монашеский устав» был написан не позднее 631 г. (епископство Браулиона). Согласно Renotatio Браулиона, «Устав» был составлен до «Истории готов, вандалов и свевов», которая была начата около 618 г. Вероятнее всего, датой создания «Устава» следует считать промежуток 615–619 гг.⁴⁴⁵

Согласно Ильдефонсу Толедскому, первый монастырь на территории Пиренейского полуострова – Сирвитанский – был основан африканским монахом Донатом, спасавшимся от преследований вандалов.⁴⁴⁶ Иоанн Бикларский датировал это событие «третьим годом правления Леовигильда»,⁴⁴⁷ т.е. 571 г. Однако есть основания полагать, что монастыри на территории Пиренейского полуострова появились гораздо раньше. Так, на соборе в Лериде 546 г. было принято постановление, по которому монахов можно было посвящать в клирики только с благословления аббата монастыря.⁴⁴⁸

В течение VII века количество монастырей росло, и, следовательно, возрастала их роль в духовной жизни королевства. Центр культуры постепенно перемещался в монастырь, где учреждались школы и скриптории. С упадком городской жизни и возвышением монастырей монахи все чаще становились служителями Церкви, а аббаты получали сан епископа. Причем, судя по «Книге о знаменитых мужах» Ильдефонса, эта практика становилась в течение VII века все более и более распространенной: биографии епископов-аббатов изложены уже в конце произведения. Распорядок дня в монастыре и занятия монахов становились предметом обсуждения на церковных соборах. Самыми распространенными были уставы Бенедикта Нурсийского (480–547) и Иоанна Кассиана (360–435).⁴⁴⁹

Попытки регламентировать жизнь монахов на территории Пиренейского полуострова предпринимались и до Исидора. Так, ученик Доната, Евтропий, написал весьма полезное, по мнению севильского епископа, послание о строгости монастырской жизни.⁴⁵⁰ Иоанн Бикларский основал монастырь и сам составил для него устав, к сожалению, до нас не дошедший.⁴⁵¹ Старший брат Исидора, Леандр, написал «Книгу о воспитании дев и о презрении к миру», адресованную сестре Флорентине. Хотя это произведение нельзя считать уставом в строгом смысле этого слова (так как оно не содержит конкретных правил монашеского общежития, распорядка дня, бытовых предписаний), оно, тем не менее, оказало значительное влияние на дальнейшее развитие монашества.⁴⁵²

Обилие различных уставов вело к противоречию и путанице. Исидор поставил перед собой задачу выработать правило, отличающееся максимальной ясностью. В предисловии к своему трактату он писал, что стремился выбрать из многочисленных предписаний предшественников лишь самое необходимое и пересказать это простым, подчас грубым, но понятным слогом.⁴⁵³

При составлении своего устава Исидор использовал сочинения Бенедикта Нурсийского (в том, что касается распорядка дня и занятий), Иоанна Кассиана (монашеское одеяние, некоторые детали проведения литургии, хор и т.д.), Августина (главным образом, его трактат De opera monachorum), Пахомия Египетского. Устав последнего он знал по переводу, выполненному Иеронимом.⁴⁵⁴ Единственное новшество, введенное Исидором, заключается в том, что он предложил совершать подношение Богу, чтобы Он простил грехи умерших братьев.⁴⁵⁵ Вообще же его целью было не создание принципиально нового устава, а обобщение и устранение противоречий в уже имеющихся.

Свое произведение Исидор начал с описания здания монастыря. Затем он регламентировал порядок избрания аббата и приступил к описанию обязанностей монахов. Далее следуют бытовые распоряжения: когда и что можно потреблять в пищу, во что одеваться, где спать и т.д.; затем – как надлежит наказывать провинившихся. Отдельные главы посвящены взаимоотношениям послушников друг с другом и с мирянами. Завершается трактат описанием похорон монаха.

Трудно ответить на вопрос, насколько широкое распространение получил устав Исидора. Так, X. Перес де Урбель и П. Сежурне считали, что устав действовал, по крайней мере, до появления устава Фруктуоза во второй половине VII в.⁴⁵⁶ В качестве аргумента приводились строки Браулиона, который писал, что Исидор составил свой устав «для пользы родины».⁴⁵⁷ Испанский исследователь X. Орландис также рассматривал Regula Исидора как действующий монашеский устав.⁴⁵⁸ Однако сам епископ Севильи в предисловии к своему трактату ограничивает сферу его применения. Так, он считает свой устав пригодным для тех, кто не смог изучить или кто не способен следовать правилам, выработанным его предшественниками. Таким образом, «Монашеский устав» Исидора представляет собой минимум правил, которые должны соблюдать те, кто не хочет быть изгнанным из монастыря. Прочих автор призывает совершенствоваться, изучая уставы, созданные его предшественниками,⁴⁵⁹ т.е. устав Исидора не отменяет прежних. Так или иначе, X. Перес де Урбель полагал, что куда большее распространение имел устав Фруктуоза или общий устав (Regula communis), составленный им же, но с учетом устава Исидора.⁴⁶⁰ Особенно сильным его влияние было на севере Пиренейского полуострова, где Фруктуоз основал обители.

Оба рассмотренных произведения Исидора, вне зависимости от того, следует ли считать их обязательной инструкцией или справочником, разъясняющим основы церковной и монашеской жизни, оказали значительное влияние на соборное законодательство. Положения устава во многом легли в основу постановлений IV Толедского собора, касающихся статуса монахов и их взаимоотношениях с епископом епархии. Нормы трактата «О церковных службах» также были закреплены канонами этого собора.

Основная цель обоих этих произведений – не просто регламентировать распорядок дня клирика или монаха, но четко определить их статус. Следует напомнить, что в это время в западной Церкви еще не были окончательно разграничены обязанности епископа и пресвитера, не определена юрисдикция последнего, не существовало даже единой литургической традиции. Монастырский уклад тоже находился в стадии развития. На основе трактатов своих предшественников епископ Севильи формулировал новые правила, некоторые из которых были закреплены в соборном законодательстве и стали новыми правовыми нормами. Таким образом, Исидора можно считать одним из творцов формирующегося права Церкви.

Несмотря на то, что (как уже отмечалось выше) главными источниками этих двух трактатов, несомненно, стали Священное Писание и произведения Отцов Церкви, даже эти специфические тексты создавались под ощутимым влиянием римского права. И в первую очередь, это касается латинской терминологии обоих сочинений.

Обратимся к трактату «О церковных службах». Его вторая книга полностью посвящена истории происхождения церковных должностей. Подробнейшим образом Исидор рассматривает статус епископа, круг его обязанностей и необходимые моральные качества, в том числе и порядок выборов прелатов. Известно, что в Античности епископ избирался клиром и народом; в Толедском королевстве, по крайней мере, формально, эта традиция сохранялась (хотя имело место и назначение королем).⁴⁶¹ Так, отцы IV Толедского собора (на котором председательствовал сам Исидор) постановили, чтобы будущего епископа избирал клир и народ, и лишь после этого его можно было рукополагать в сан с согласия митрополита провинции.⁴⁶² Причем участие в выборах народа (plebs) говорит о значительной роли епископа в жизни не только священнослужителей, но и мирян.

По мнению Исидора, избранный епископ должен управлять вверенной ему паствой, исправлять недостатки людей и поддерживать больных и слабых.⁴⁶³ По сути, он провозглашает его главой всей общины. Это подтверждается и другим фрагментом, где епископ сравнивается с правителем (rector).⁴⁶⁴ В широком смысле слово rector обозначает правителя вообще; но в частности в конституциях Кодекса Феодосия rector (provinciae) имеет строгое значение наместника провинции.⁴⁶⁵ Таким образом, Исидор фактически ставит в один ряд полномочия епископа с властью светских должностных лиц.

Ниже, применительно к описанию епископского сана, Исидор использует лексику, характерную и для римского публичного права: понятия magisterium, disciplina и officium.⁴⁶⁶ Первые два имеют очень широкое словоупотребление, но последнее, officium, в Кодексе Феодосия применяется для обозначения обязанностей должностных лиц⁴⁶⁷ и, гораздо чаще, штата их помощников.⁴⁶⁸ Это понятие употребляется в Кодексе столь часто, что можно говорить о нем как о юридическом термине. Не случайно в девятой книге «Этимологий», посвященной вопросам публичного права, термин используется для обозначения обязанностей должностных лиц.⁴⁶⁹ Применяя его к обязанностям епископа, Исидор тем самым на лексическом уровне отчасти приближает статус главы епархии к положению позднеримских оффициалов.

Рассмотрим теперь, какие правовые модели Исидор использовал для описания статуса монаха. В первую очередь в терминологическом плане узы, связывающие аббата и его братию, напоминают взаимоотношения внутри римской familia, где аббат называется pater, а монахи – fratres.⁴⁷⁰ Правда, аббата избирали сами монахи, но, по завершении акта избрания, последние немедленно обязывались повиноваться «отцу». Его власть была очень велика, как и власть римского домовладыки. Показательно, что должность аббата не мог занимать ни юноша, ни старик: это дозволялось только человеку средних лет. При этом претендент должен был обладать таким высоким авторитетом среди братии, чтобы его уважали и подчинялись ему и старшие, и младшие.⁴⁷¹ Аббат должен был стать духовным наставником для братии. По уставу Исидора Севильского ему следовало разъяснять послушникам сочинения Отцов Церкви,⁴⁷² которые обращались к нему с вопросами, как дети к родителям. Кроме того, в его обязанности входило поддержание дисциплины среди братии (например, во время обеда никому не разрешалось разговаривать без его разрешения),⁴⁷³ Во избежание ссор, аббат лично следил за тем, чтобы всем досталось равное количество хлеба.⁴⁷⁴ Монахи не имели собственного имущества и не участвовали в управлении имуществом обители: хозяйственной жизнью ведал лишь аббат.⁴⁷⁵

Если жизнь внутри монастыря Исидор описывал, используя терминологию, истоки которой восходили к римской familia, то по отношению к миру монах в его интерпретации весьма напоминает солдата, что проявлялось уже в самом названии – milites Christi.⁴⁷⁶ Не случайно и то, что некоторые предметы монашеского одеяния напоминают обмундирование воина, в частности, и те, и другие носят сапоги (caligae).⁴⁷⁷ Что же касается тех, кто только собирается принять постриг, то их Исидор напрямую сравнивает с новобранцами. И те, и другие должны поклясться или письменно засвидетельствовать свою готовность всю жизнь служить Богу или римскому государству.⁴⁷⁸ Таким образом, статус монаха весьма сходен со статусом римского солдата, а взаимоотношения внутри монастыря некоторыми чертами напоминают римскую семью.

Итак, при формировании новых норм епископ Севильи использовал прежний понятийный аппарат, свойственный римскому праву. Именно на этом уровне и прослеживается глубокая связь античных правовых концепций и правовых норм, регламентирующих жизнь клира и монахов Толедского королевства.

В то же время многочисленные отрывки из трактата «О церковных службах» были дословно включены в соответствующие книги «Этимологий», посвященные церковной дисциплине и литургии. Напротив, монахам Исидор посвятил лишь небольшой параграф седьмой книги энциклопедии {De Deo, angelis et sanctis), где объяснил происхождение слов monachus и abba и рассказал об основных течениях в монашестве (coenobitae, eremitae). Таким образом, «Монашеский устав» никак не связан с «Этимологиями», поскольку в отличие от прочих произведений Исидора содержит в основном практические рекомендации.

Главным произведением Исидора по праву считаются его «Этимологии, или Начала», представляющие собой первую в истории энциклопедию по всем отраслям знания. Епископ Севильи начал работу над ними ок. 620 г.⁴⁷⁹ по просьбе своего ученика и друга Браулиона Сарагосского, а закончил незадолго до смерти в 636 г.⁴⁸⁰ Окончательная редакция принадлежит Браулиону.

«Этимологии, или Начала в XX книгах» вместе с «Дифференциями» были написаны с целью создания стройной системы дефиниций и концепций. В трудах римских юристов классической эпохи определения юридических терминов и понятий играли вспомогательную роль, так как их произведения носили весьма практический характер. Так, в «Сентенциях» Павла теории отводилось незначительное место, ведь главным было научить будущего судью на примере разбора конкретных казусов. Напротив, в эпоху Поздней Античности невероятно популярными становятся всевозможные компендиумы, где знание представало в систематизированной форме. В этот же ряд стоит поставить и появления грамматик, содержащих определения категорий языка.⁴⁸¹

Много внимания уделяют определениям и Отцы первых церковных соборов, так как их основной задачей в этот период было установление четких религиозных догм и разграничение ортодоксии и ереси. Тенденция к систематизации затрагивает и юриспруденцию, и, как следствие, появляются сначала кодексы Гермогениана и Григория, а потом и Кодекс Феодосия (438 г.).⁴⁸² В русле этой традиции находился и Исидор Севильский, стремившийся постичь мир, познав истинный смысл слов.⁴⁸³ Римские юристы при определении понятий отталкивались как от происхождения слова, так и от сущности рассматриваемого понятия, Исидор же строил свое определение исключительно на этимологии слова (или с одинаковым успехом на псевдоэтимологии).⁴⁸⁴

Как уже было сказано выше, основные понятия частного права содержатся в первой части пятой книги «Этимологий», которая называется «О законах и времени» (De legibus et temporibus). Логический переход от первой части ко второй неясен: Исидор заканчивает перечисление наказаний лишением огня и воды, то есть смертной казнью, и тут же начинает главу об этимологии слова «хроника». Несет ли объединение разделов о праве и о времени в одну книгу какой-то смысл или их механически объединили позднее?

Из «Книги о знаменитых мужах» Ильдефонса известно, что Исидор писал «Этимологии» очень долго, до конца своих дней. Но они стали доступны для чтения раньше, чем были изданы в окончательном варианте. Епископ Сарагосы Браулион писал своему учителю, что его энциклопедия находится на руках у многих, хотя в отрывках и не в лучшем состоянии, и просил прислать исправленный и полный вариант.⁴⁸⁵ Через некоторое время Исидор исполнил просьбу ученика и послал ему «Этимологии», попросив отредактировать их, так как сам уже не мог этого сделать.⁴⁸⁶ Эта информация подтверждается и самим Браулионом. Перечисляя труды своего учителя (Praenotatio librorum divi Isidori), он писал, что тот разделил «Этимологии» на титулы, деление же на 20 книг принадлежит Браулиону.⁴⁸⁷ Вероятно, изначально они бытовали отдельно, как две самостоятельные части. Затем Браулион объединил их, поскольку оба эти раздела небольшие и из-за недостатка объема не могли претендовать на статус книги (liber).

Однако следует принять во внимание, что прочие девятнадцать книг энциклопедии посвящены либо одной общей теме, либо двум связанным между собой. Исключение составляет разве что 19-ая книга «О кораблях, зданиях и одежде» (De navibus, aedificiis et vestibus), где также непонятен переход к разделу об одежде. В таком случае объединение темы права и темы времени тоже должно иметь какое-то обоснование. Возможно, перед нами отголосок древнейшей традиции понтификов, среди книг которых были как анналы (например, Anuales Maximi), так и правовые памятники (libri pontificum).⁴⁸⁸ «Исторические» сочинения понтификов представляли собой погодные записи, внутри же каждого года производилось разделение по дням, выделялись праздничные дни и дни народных собраний.⁴⁸⁹ Возможно, Исидор (или Браулион) имел представление о традиции понтификов из сочинений Цицерона, и поэтому решил объединить разделы о праве и времени в одну книгу. Однако это предположение так и остается гипотезой, так как сам текст «Этимологий» не подтверждает и не отвергает ее.

Рассмотрим теперь структуру разделов, посвященных праву, и основные источники, на которые опирался Исидор при их создании. Для этого сравним структуру и содержание пятой книги «Этимологий» со знакомыми Исидору «Институциями» Гая. Оба эти произведения в той или иной степени являются учебными пособиями. Мы можем с полной уверенностью утверждать это в отношении «Институций».⁴⁹⁰ Что же касается «Этимологий», то, даже если они и не использовались в школах в качестве учебного пособия, в любом случае, не подлежит сомнению их справочный характер. В них содержатся объяснения самых основных, элементарных понятий. Таким образом, наше сравнение будет корректным.

Труд Исидора по своей структуре имеет много общего с «Институциями» Гая. Так, римский юрист начинает свой учебник с разделения всего права на гражданское право (ius civile) и право народов (ius gentium).⁴⁹¹ Исидор также обращается к этой теме практически сразу, предварительно разобрав различия законов и обычаев. Его характеристики отдельных частей права сильно отличаются от характеристик Гая, кроме того, Исидор ввел еще одну категорию – естественное право (ius naturale), которой в «Институциях» не было. Подробнее о структуре и понятии права (ius) в «Этимологиях» будет сказано в другом раздел; здесь же хотелось бы отметить, что, несмотря на совершенно иное понимание сути рассматриваемого явления, Исидор тем не менее придерживается порядка изложения, предусмотренного Гаем.

Затем Гай переходит к классификации источников цивильного права – законов, плебисцитов, сенатусконсультов и т.д. Та же классификации содержится и в пятой книге «Этимологий», причем те же самые источники перечислены в том же самом порядке, что и у Гая. Приводимые характеристики совпадают не буквально, но по смыслу.⁴⁹² Единственное существенное отличие состоит в том, что Исидор не выделяет в качестве отдельного источника права преторский эдикт,⁴⁹³ тогда как Гай специально это оговаривает.⁴⁹⁴ Интересно, что «Институции» Гая, содержащиеся в Бревиарий, открываются рассуждением о свободных, рабах и вольноотпущенниках, опустив общие понятия о праве и его источниках. Это говорит о том, что «Институции» имели хождение в виде отдельного целостного произведения, а не только в составе эпитомы, и что Исидор в таком виде их и усвоил.

После этого теоретического вступления в «Институциях» Гая следуют три раздела: сначала излагается право лиц, затем вещное право, а после основные типы исков.⁴⁹⁵ Исидор же останавливается на понятии lex и выводит критерии идеального закона, которые оказываются не чисто техническими, как у Гая, а нравственными. Так, согласно Исидору, закон должен быть справедливым, честным и служить благополучию граждан.⁴⁹⁶ На этом примере видно, что епископа Севильи интересует в первую очередь философский аспект понятия закона.

На этом Исидор заканчивает теоретическую часть и приступает к описанию институтов римского права. Начало второй, «практической», части в тексте выражено очень четко: она открывается этимологией слова pragmaticus (истец).⁴⁹⁷ После этого следует параграф о свидетелях, а затем большой раздел, посвященный официальным юридическим документам (De instrumentis legalibus), под которые Исидор подводит завещание и фидеикомисс, а также мандаты, покупку и продажу, дарение. В целом, тема этого раздела сводится к формам контрактов.

Слово testamentum (завещание) Исидор производит из слов testatoris monumentum, приводя в подтверждение Послание к Евреям, что завещание действительно только после смерти завещателя.⁴⁹⁸ О завещании (testamentum) Исидор говорит очень подробно: он выделяет testamentum iuris civilis, подтвержденный подписями пяти свидетелей, и testamentum iuris praetorii, где подписи ставят семь свидетелей в присутствии претора.⁴⁹⁹ Источником Исидора в данном случае могла стать интерпретация к норме из Кодекса Феодосия 4.4.3.3, где процедура оставления завещания обстоятельно разбирается.⁵⁰⁰ Возможно, что другим источником были те же «Институции» Гая.⁵⁰¹ По сравнению с текстом Исидора они куда более подробны, однако, оба произведения ни в коей мере не противоречат друг другу.

Все прочие виды завещания (testamentum) Исидор изложил, как кажется, в опоре на произведения римских юристов Гая, Павла и Ульпиана. Если же его не удовлетворяло их определение, он давал свое, основанное на этимологии слова. Так, он привел определения недействительного завещания (inritum testamentum),⁵⁰² завещания, составленного в ущерб законным наследникам (inofficiosum testamentum),⁵⁰³ аннулированного завещания (ruptum testamentum)⁵⁰⁴ и утаенного завещания (suppressum testamentum).⁵⁰⁵ Единственный вид, которого нет у классических юристов, собственноручное завещание (holographum testamentum) Исидор, вероятно, придумал и объяснил сам. Также епископу Севильи были известны процедуры назначения наследника (nuncupatio)⁵⁰⁶ и креции (cretio).⁵⁰⁷ Основываясь на текстах Ульпиана,⁵⁰⁸ он с некоторыми погрешностями воспроизводит формулы этих процедур.

Далее Исидор перечисляет основные виды контрактов и соглашений (mandatum, pactum, emptio-venditio) и объясняет их, выстраивая их этимологию.⁵⁰⁹ После этого он пытается развести ставшие уже, по-видимому, синонимичными понятия pactum и placitum, утверждая, что первое – это соглашение

по доброй воле, а второе соблюдается против воли, по решению суда.⁵¹⁰ При этом он ссылается на чужое мнение {alii dicunt), которое, однако, идентифицировать не удалось. Пакт действительно представлял собой внесудебное соглашение, предусматривающее добровольность возлагаемых на себя обязательств.⁵¹¹ Возможно, его точка зрения основана на том, что термином placitum иногда обозначали решение судьи или магистрата.⁵¹² Тем не менее ясно, что Исидор и его современники сохранили память о том, что классический pactum представлял собой полюбовное соглашение сторон и не обеспечивался исковой защитой.

Далее автор останавливается на дарении (donatio), выделяя donatio usufructuaria и donatio directa. Первый вид дарения упоминается только в Lex Romana Burgundiorum,⁵¹³ второй также появляется относительно поздно: впервые он зафиксирован в конституции императора Константина 316 г., сохранившейся в Кодексе Феодосия и Кодексе Юстиниана.⁵¹⁴ А вот о donatio mortis causa, т.е. о дарении в случае опасности или в ожидании близкой смерти, весьма известном в классическую эпоху, Исидор не пишет ничего.

Если в этом разделе речь шла о видах контрактов, по которым осуществляется передача той или иной вещи, то в следующем (De rebus) разбираются предметы этих контрактов, т.е. имущество, переходящее по наследству, в результате дарения, сдачи в аренду и т.д. Первым делом он дает определение наследства (hereditas), явно позаимствованное из «Топики» Цицерона,⁵¹⁵ и далее выходит на проблему, что понимать под имуществом (res). По его мнению, res – то, чем можно распоряжаться по праву.⁵¹⁶ Говоря об этом, он не упускает случая порассуждать о правильном и справедливом режиме владения. Так, он связывает слово res со словом recte и выдвигает положение, по которому владение действительно только тогда, когда оно правильное и законное. Если же обладатель плохо обращается со своим имуществом или обуян жадностью, то он не может называться владельцем.⁵¹⁷ Данное определение не обусловлено простым желанием Исидора прочитать мораль: такое отношение к неразумному собственнику, как кажется, было заложено в римском праве изначально. Из него берут свое начало нормы, устанавливающие опеку над безумным и расточительным владельцем (т.н. сиrа furiosi et prodigi). Таким образом, морализаторство Исидора возникает не на пустом месте.

Далее он делит имущество на peculium, которым владеют лишь рабы или люди низкого социального положения, и bona, принадлежащее знатным. Очевидно, что в этом случае он исходит из коннотации слова bona.⁵¹⁸ После этого он переходит к реальным контрактам, т.е. к займу (mutuum), ссуде (commodatum), поклаже (depositum), залогу (pignus) задатку (аrrа) и т.д. В этом разделе даны юридические характеристики, пожалуй, всех случаев передачи вещи во временное пользование и возникающих вслед за этим обязательств. Терминов так много, что Исидор вынужден остановиться и разъяснить разницу между некоторыми из них, как например, между pignus (залог) и аrrа (задаток). Любопытно, что в этом случае его основным и, пожалуй, единственным источником становятся «Проповеди» (Sermones) Аврелия Августина.⁵¹⁹ Не меньший интерес представляет попытка разграничить понятия pignus (залог), fiducia (фидуциарная сделка) и hypotheca (ипотека).⁵²⁰ Согласно сведениям Исидора, залог дается кредитору в качестве гарантии того, что долг будет уплачен. После его погашения вещь, данная в залог, возвращается бывшему должнику.⁵²¹ Фидуциарная сделка по форме напоминает манципацию (так как и здесь используются медь и весы) или цессию, что и позволило Исидору поставить их в один ряд.⁵²² Сущность фидуции в том, что кредитор удерживает переданную ему вещь у себя в случае неисполнения и возвращает должнику в случае уплаты долга. Эта сделка в постклассическую эпоху исчезла, уступив место залогу. Упоминания этого института сохранились только в «Институциях» Гая, «Сентенциях» Павла и «Сопоставлении законов Моисеевых и римских».⁵²³

И напротив, ипотека (hypotheca) появляется лишь во II в. н.э., а реально ее упоминания встречаются почти исключительно в Дигестах, Институциях и в Кодексе Юстиниана. Сохранилось лишь одно ее упоминание в Бревиарии Алариха, однако на основании этого отрывка ее нельзя отличить от залога.⁵²⁴ Между тем, Исидор дает весьма внятное определение ипотеки.⁵²⁵ Следует добавить, что в античной литературе ипотека упомянута лишь однажды, но из этого отрывка про нее нельзя понять ничего конкретного.⁵²⁶

Можно было бы предположить, что Исидору был известен Кодекс Юстиниана, или же некоторые ранние конституции, впоследствии сохранившиеся только в нем. Например, они могли быть включены в недошедшие до нас части кодексов Григория или Гермогениана. Однако в рассматриваемых нами ранних конституциях ипотека почти неотличима от залога (pignus vel hypotheca),⁵²⁷ так что, даже если Исидор и знал эти конституции, он не смог бы понять из них, что она собой представляет. Следовательно, мы должны предположить, что Исидору были известны или сами Дигесты или (что более вероятно) те оригинальные сочинения, из которых они были составлены (Gai De formula hypothecaria, Marciani Ad formulam hypothecariam etc.). Не следует также отвергать предположение Р. Хиберта и Р. Ментшаки, по которому в распоряжении Исидора мог находиться недошедший до нас учебник права, составленный на основе Кодекса Феодосия во второй половине V в.⁵²⁸ Так или иначе, вследствие недостатка источников этот вопрос остается открытым.

После сообщения об ипотеке автор переходит к узуфрукту (ususfructus) и способам приобретения вещи (usucapio, mancipatio, cessio). В этом случае его источниками, по мнению X. де Чурруки, могли быть письма Августина и грамматические комментарии, например, комментарий Сервия к «Энеиде».⁵²⁹ В заключении Исидор возвращается к купле-продаже, рассмотренной в предыдущем разделе. Здесь он определят то, без чего она невозможна, – pretium (цена) и теrx (товар). Наконец, в заключительных параграфах речь идет о публичных преступлениях (De criminibus in lege conscriptis) и наказаниях (De poenis in legibus constitutis). Аналогичные разделы в «Институциях» Гая отсутствуют. На разборе же преступлений частного характера Исидор по каким-то причинам не останавливается.⁵³⁰ В целом, можно предположить, что материал в разобранных выше главах распределен чрезвычайно неравномерно: на каких-то институтах автор останавливается подробно, о каких-то вовсе не упоминает. Вероятно, это связано не только с его личными интересами, но и с его представлениями об актуальности рассматриваемой темы. Тем не менее, епископ стремился выстроить какую-то связную систему подачи материала, весьма отличную от принятой сегодня. Он исходит из предмета своего изложения, поэтому рассказывает отдельно о юридических документах, потом о вещах, далее о преступлениях и наказаниях. В результате одну и ту же тему он рассматривает с разных сторон в разных разделах (как, например, hereditas и testamentum, pretium и emptio-venditio), а рассуждения о контрактах и обязательствах у него рассредоточены по всей книге.

Итак, при составлении пятой книги источниками Исидора были сочинения классических римских юристов. Он пользовался «Институциями» Гая, которые, как кажется, имели хождение и как самостоятельное произведение, а не только как часть Бревиария Алариха. Также он был знаком с «Сентенциями» Павла, сохранившимися в той же вестготской компиляции и, очевидно, слышал о его Responsa (а может быть, читал и это произведение). Кроме того, на построения Исидора сильное влияние оказал Ульпиан. Неясно, в каком виде бытовали его трактаты, возможно, что в виде компендиума или учебника по праву.

Разница в интересах римских юристов и Исидора видна очень отчетливо. Правоведы древности, в частности Гай, стремятся дать исчерпывающую характеристику того или иного института. В их произведениях очень много детальных, подробнейших описаний разного рода казусов, оно изобилует конкретными данными, а язык насыщен юридической терминологией. При этом определения играли вспомогательную роль: с них начинают рассматривать понятия, но затем обращаются к конкретным казусам. Напротив, для Исидора установление значения слова и его происхождения является главной целью, продиктованной жанром его сочинения.

Есть еще одно отличие. При определении юридических, казалось бы, явлений Исидор ссылается не только на авторитет Павла, и даже не только на произведения Цицерона, чье значение для римского права трудно переоценить, но и на сочинения других античных авторов (Плавта, Невия,⁵³¹ Вергилия,⁵³² Петрония⁵³³), а также на библейские тексты (Псалмы и Послание к Евреям).⁵³⁴ Так, при разграничении понятий facinus и flagitium он опирается на трактат Августина «О христианской доктрине».⁵³⁵ В произведениях римских юристов мы также можем найти отсылки к авторитету Гомера,⁵³⁶ реже – Платона, Аристотеля, иногда Вергилия и других писателей, но они скорее призваны проиллюстрировать конкретный пример. Главными источниками выступают труды профессиональных юристов, с которыми соглашаются или полемизируют. Несколько иной подход у Исидора. Похоже, все разнородные источники пользуются у него равным уважением, независимо от их жанра.

Вопросы права разбираются не только в пятой, но и в девятой книге, «О языках, народах, царствах, службе, гражданах и родстве» (De Linguis, gentibus, regnis, militia, civibus, affinitatibus), посвященной публичному и семейному праву. Здесь рассказывается об устройстве человеческого общества и его главнейших институтах.⁵³⁷

После разделов, посвященных языкам и народам, Исидор приступает к структуре управления государством. Начинает он с этимологии слов «царь» (rех) и «царство» (regnum). Для Исидора rех подразумевает просто правителя как такового, и имеет скорее даже положительную коннотацию, чем нейтральную. Так, епископ писал, что правителем (rех) называется тот, кто поступает правильно, и напротив, ошибаясь, он теряет это имя.⁵³⁸ В подтверждение своих слов Исидор даже привел древнюю пословицу: «Ты будешь правителем, пока будешь поступать правильно, в противном случае не будешь».⁵³⁹ Очевидно, эта пословица стала известна ему из первой книги «Посланий» Горация⁵⁴⁰ или же из комментариев на нее Помпония Порфириона. Она представляет собой строчку из детской песенки, обещающей победителю в игре титул царя. Гораций риторически сравнивал ее с законом Росция, которым был установлен имущественный ценз для всадников. Таким образом, по мнению поэта и его комментатора, детская песенка честнее закона, так как дает власть самому достойному, а не самому богатому.⁵⁴¹ Исидор воспринял это как пословицу, в которую вкладывал тот же смысл: верховная власть должна быть доступна лишь тому, кто поступает правильно. Эта идея получила продолжение в трактате «О граде Божием» Августина, несомненно, известном Исидору.⁵⁴² На основании этих двух источников епископ Севильи развивает свою мысль дальше: король в первую очередь должен быть благочестивым и справедливым,⁵⁴³ в этом и заключается его способность поступать правильно.

Вообще, рассуждения о полномочиях и обязанностях правителя занимают одно из главнейших мест в творчестве Исидора: именно он первым в Толедском королевстве начинает целенаправленно создавать образ идеального правителя. Поэтому далее он очень подробно истолковывает происхождение и значение каждого термина, обозначающего правителя: imperator, caesar, princeps, tyrannus etc. В этом же разделе он писал и об основных магистратах: консулах, преторах, префектах претория и т.д. После этого Исидор переходит к тем, в чьих руках находится власть в войске и в лагере, то есть, к центурионам, трибунам и тысяцким, а затем и к устройству войска вообще.

Показательно, что в этом разделе автор ставит в один ряд магистратов, существовавших во времена Римской республики (tribuni plebes, censores etc.), и тех, кто появился уже в императорскую эпоху (praesides, indices, defensores civitatum etc.). Так, он называет сенаторов по-республикански patres conscripti и говорит, что они «вскармливали» (alebant) римскую республику. В то же время он принимает деление сенаторов на три ранга, которое имело место лишь в Поздней Империи.⁵⁴⁴ Вероятно, в задачу Исидора отнюдь не входило детальное описание магистратур в хронологическом порядке; напротив, таким образом он хотел «состарить» появившиеся недавно должности. Известно, что в Толедском королевстве продолжала действовать римская система местного управления: из Бревиария Алариха мы знаем о существовании там praesides, defensores civitatum, rectores provinciae, magistri militiae и прочих римских должностных лиц. Следовательно, помещая их в один ряд с республиканскими магистратами, Исидор Севильский представляет Толедское королевство в качестве наследника (если не преемника) Рима в целом.

Не менее интересен и следующий параграф девятой книги, посвященный гражданам (De civibus). В этот раздел попадают также сенаторы и должностные лица, известные Исидору, перечень которых весьма обширен. Вероятно, он сформировался под влиянием Кодекса Феодосия. Далее речь идет о неполноправных гражданах (перегринах, колонах, вольноотпущенниках) и о рабах.⁵⁴⁵ В следующем разделе излагаются степени родства. Этот раздел напрямую связан с наследственным правом, не случайно он начинается с определения понятия heres (наследник).⁵⁴⁶ Завершается книга параграфом о супругах.

Итак, праву в «Этимологиях» отводится по половине пятой и девятой книг. В пятой книге изложены общие положения правовой теории и основные термины, затем то, что касается завещаний, уголовных преступлений и предусмотренных за них наказаний. В девятой книге рассматриваются аспекты публичного права: система управления, вопросы гражданства, свободы и зависимости, функции различных магистратов, а также семейное право. Вот то, что вызывает интерес Исидора.

Среди его источников основное место занимают, разумеется, произведения юристов-классиков: Гая, Павла, Ульпиана, а также Бревиарий Алариха – римскую правовую традицию Исидор знал довольного хорошо.⁵⁴⁷ Но епископ Севильи относится к праву иначе, чем римские юристы. Для него оно – часть общей культуры слова. Отсюда – его внимание к этимологии понятий. Вследствие такого подхода для Исидора все авторы – юристы ли, поэты ли, или христианские богословы – могут быть одинаково авторитетными в вопросах, касающихся словоупотребления правовых терминов: эти термины принадлежат не строго юриспруденции, но должны рассматриваться в широком и разно-жанровом контексте. Именно поэтому разделы о праве так органично вписаны в структуру «Этимологий».

* * *

Произведения Исидора посвящены самым разнообразным вопросам от естествознания до толкования библейских текстов, но среди них нет ни одного, целиком посвященного вопросам права. И тем не менее епископа Севильи можно считать одним из выдающихся правоведов своего времени. В каждом из своих произведений (рассмотренных в настоящем разделе) он касается темы права и правосудия. В «Дифференциях» он искал различие между схожими по значению юридическими понятиями, в «Сентенциях» и «Синонимах» представил образ идеального судьи, а также переосмыслил ключевые понятия римского права в духе христианской морали, в «Монашеском уставе» и в трактате «О церковных службах» он дал определения статусов монахов и клириков. Наконец, в своем итоговом произведении, «Этимологиях», Исидор обобщил юридическое наследие античности в широком смысле.

Во всех этих сочинениях автор подходит к анализу правовых понятий не столько как юрист, сколько как филолог. Он пытался определить этимологию термина и контексты, в которых он встречается. При этом его источниками были произведения самых разных жанров. Такой подход говорит о том, что для Исидора право было в первую очередь частью риторики, античной культуры слова.⁵⁴⁸ Именно в этом качестве его изучение испанский эрудит и считал наиболее необходимым.