Пастырское служение по учению прп. Исидора Пелусиота

По своему происхождению и цели учреждения пастырство, по преподобному Исидору, есть исключительное служение в жизни и истории человечества. Оно установлено Самим Пастыреначальником Иисусом Христом. Еще в начале Своего служения на земле Он отделил из числа всех своих последователей апостолов, приблизил их к Себе, открыл им тайны Своего учения и облек их высокими правами учительства, священнодействия и духовной власти: «Апостолы соделались сожителями и сотрапезниками Владыки всех, – пишет св. отец, – сподобились Божественного собеседования, удостоены преестественных наставлений, усыновления и содружества, были как бы областными правителями окрест царя, как бы звездами, сопровождающими Солнце правды, и прияли не писания на слоновой кости, но власть, какой не имеют и цари земные, ибо сказано им было: “елика аще свяжете на земли, будут связана на небеси, и елика аще разрешите,... будут разрешена” (Мф.18:18)» ¹. В исполнение обязанностей пастырского служения апостолы введены были чрезвычайным посвящением – сошествием Св. Духа, в виде огненных языков, в день Пятидесятницы². Это высокое служение сохранилось в Церкви Христовой навсегда. Так как все пастыри вводятся в исполнение своих пастырских обязанностей Духом Святым в таинстве Священства³, то пастырское служение божественно не только по своему первоначальному происхождению или установлению, но и по своему продолжению, т. е. не только в начале христианства, но и во все последующие времена пастыри даруются Церкви Самим Богом для того, чтобы служить «спасению» людей, «Бог по человеколюбию благоволит употреблять на служение Ему иерея, – говорит св. отец, – ибо иерей есть “ангел Господа Вседержителя” (Мал.2:7), как по тайноводству Божественного священнодействия, так и потому, что служит спасению многих»⁴. «Священство и царская власть, – говорит еще он в другом письме, – хотя во многом различаются между собою (одно есть душа, а другое – тело), но одну имеют цель – спасение людей»⁵. Для достижения этой высокой цели (служить спасению людей) «священство поставлено как бы в средине между божественным естеством и человеческим, чтобы одному служить. а в другом производить перемену на лучшее»⁶, – «ибо при его (священства) содействии и возрождаемся и причащаемся Божественных Таин, без которых невозможно стать причастниками небесных наград, по неложным изречениям Самой Истины, изрекающей в одном месте: “аще кто не родится водою и духом не войдет в Царство Небесное” (Ин.3:5), и в другом: “кто не яст плоти Моей и не пиет крови Моей, тот не имеет части со мною” (Ин.6:53–56). Потому, если без сих таинств невозможно сподобиться Божественного жребия, таинства же совершаются не иным кем, как священством, то как же тот, кто пренебрегает священство, не оскорбляет божественного и не пренебрегает душу свою?.. Посему, да прославят и увенчают священство, как определяющее всякому, что кому следует»⁷.

Далее, по своему значению, пастырство, по мысли прп. Исидора, так высоко, что он не находит возможным поставить его в сравнение с чем-нибудь земным и относит его к учреждениям небесного порядка. «Священство небесно»⁸, – говорит он: «оно есть божественное достояние»⁹ … «приличное ангелам»¹⁰, «драгоценнее всякого имущества... ибо при его содействии и возрождаемся и причащаемся Божественных таин, без которых невозможно стать причастниками небесных наград»¹¹, – «превышает всякую человеческую почесть и всякий светский сан... так как одно правит делом божественным, а другое земным»¹², «...всякий род жизни и всякое достоинство»¹³.

Наконец и самые наименования, усвояемые носителю священства, пастырю, в письмах прп. Исидора Пелусиота, – относясь к различным сторонам его служения и жизни, – также ясно указывают на исключительное высокое достоинство, величие пастырского служения, и намечают особый, высший круг пастырских обязанностей. «Иерей – “ангел Господа Вседержителя есть” (Мал.2:7)"¹⁴ «руки которого Бог благоволил употребить на служение Ему»¹⁵; он «должен быть образцом стада» (1Пет.5:3)¹⁶, «светом Церкви»¹⁷, «оком видящим все»¹⁸ и т.п., читаем мы в письмах прп. Исидора Пелусиота.

* * *

Но благоговея пред высотою, величием пастырства, прп. Исидор в тоже время выставляет на вид пастырям и обратные стороны пастырского служения – необыкновенную трудность прохождения и ответственность пастырей за свое служение.

Пастырство, по изображению св. отца, не есть покой, а труд, служение. «Дело пастыря, – говорит он, – труд, а не покой, забота, а не забава... Посмотри на апостола; он опытен был в этом подвиге, много пролил пота, принял на себя тысячи ран и ударов, близко видел и казни и смерть, чтобы, сколько от него зависело, никто не погиб из вверенных ему, – но как страшится и опасается за вожделевающих начальства» (говорится главным образом о епископстве). Он как бы так говорит: «кто желает священства, тот пусть посмотрит на труды и вникнет, может ли найти в себе достаточные к тому силы? Пусть обратить внимание на опасности; ибо нередко вооружаются на него и невидимые и видимые враги. Пусть помышляет не об одной только почести; пусть имеет в виду смерть, а не забавы; предусматривает козни и заботы, а не льстит себя покоем; пусть знает, что, если возведен кто бывает на оный престол, то рукополагается законно подвизаться, а не наслаждаться безопасно»¹⁹. Пастырское cлужение есть постоянный труд и подвиг, «потому что с окончанием одного труда возникает новый труд»²⁰. И «божественные постановления сподобившимся священства повелевают преимущественно пред всеми быть в трудах и подвигах, чтобы подначальные, видя трудящимися тех, которые имеют право приказать, от стыда делались ревностнейшими к доблестной жизни»²¹. Трудность священства преподобный уясняет через сравнение его с ореховым жезлом, виденным пророком Иеремией: «в этом жезле, составляющем изображение священства, как и в священстве, – видимое и наружное... есть нечто вяжущее, суровое и имеющее вкус острый, а сокровенное и внутреннее постоянно, твердо и имеет силу укреплять»²². – Но трудность священнического служения не должна устрашать пастыря: в трудах и подвигах ему будет споспешествовать Божественная помощь, а самые его труды и подвиги будут вознаграждены. «Если, – пишет прп. Исидор, – неопустительно и со всею рачительностью будем делать все, что от нас зависит, то должно нам тогда призывать на помощь Божию силу. Она придет и всеми способами доставит победу. Если же не сделано нами ничего должного, то напрасно наше призывание, потому что не терпит она посмеяния и не приходит к тем, которые сами себя охотно ввергают в необъятное море»²³. При Божественной помощи пастырские труды не будут непосильными, так как «кто победу приписывает Богу и кому поможет Бог, – говорит св. отец, – для того ничто не непреодолимо, если и встретится препятствующее победе»²⁴.

Поскольку пастырство трудно, постольку же оно и ответственно. «Пастырство, – учит прп. Исидор, – при своей высоте представляет многие опасности и оно есть служение подлежащее ответственности»²⁵. «Стража тя дах и усмотри меч грядущий (Иез.33:3–7) и возвести», – пишет св. отец епископу Евсевию. «Смотри, чтобы не оказаться тебе в делах неискусным... ибо погрешающему в делах великих и осуждение необходимо будет такое же, какова была бы награда соблюдшему служение свое неукоризненным»²⁶, «ибо преимуществующему честью и саном, если согрешает, справедливо иметь большую часть и в наказаниях»²⁷. «Чем высшими и значительнейшими делами ты распоряжаться поставлен, тем более надлежит тебе быть неусыпным и прозорливым, чтобы поползнувшись как-либо в делах божественных не понести себе вящей вины»²⁸. «Пасть в грех состоящему в послушании – дело страшное; еще страшнее пасть посвященному... Сколько преимуществуют почестями, столько и грех, хотя будет один и тот же, делается более тяжким, измеряемый не по естеству, но по достоинству согрешившего. И что сравнивать вождя с подчиненными, когда законодатель сказал, что грехопадение первосвященника равносильно греху всего народа и узаконил принести такую же жертву, какую постановлено принести, если согрешит, целому народу? А если бы не была равна и равносильна язва, то не определил бы равномерного врачевания»²⁹.

Пастырь подлежит ответственности и за себя и за пасомых. «Как на корабле, когда сделает ошибку пловец, небольшой это делает вред плывущим с ним, а когда – кормчей, – это уготовляет общую гибель: так грехопадения подчиненных не столько вредят обществу, сколько им самим, а грехи имеющих священный сан распространяют вредоносность на всех»³⁰. Соответственно такой сугубой ответственности нерадивый пастырь понесет величайшее наказание. «Неодинаковое наказание понесем, – пишет св. отец, – если грешим до принятия священства и после; в последнем случае наказание будет гораздо тягчайшее. Ибо тем, которые, сподобившись такового сана, не сделались лучшими, справедливо подвергнуться строжайшему наказанию. Beличие сана естественным образом делается напутием к большему наказанию»³¹. Пастырь даст отчет пред лицом Судии о всех пасомых вообще и о каждом в отдельности. «Пастырство есть служение, подлежащее ответственности, а не безотчетное властвование... Поэтому, кто стал обладателем одной почести... тот здесь подвергнется тьмочисленным обвинениям и в ином случае будет низложен из сего сана, а там у страшного оного престола пред неподкупным Судией огласится воплями, когда алчущие возопиют: “мы не пользовались и необходимою пищею, а он, отложив иное на роскошь, иное на cбережение, остатки иждивал на удовлетворение собственного любочестия”; и нагие скажут: “для нас был он нестерпимее зимы”; и больные: “а для нас оказался он тягостнее болезни”; и сироты: “мы ни мало не пользовались покровительством его”; и вдовы: “нас не ссудил он и словом утешения”; и узники: “на нас не пролил он и слезы сострадания”, и бедствовавшие: “к вам не простер он услужливой руки”; короче сказать, возопиют все, для кого был рукоположен. Что же сделает неподкупный Судия? Не строго ли накажет того, кого и почесть не сделала лучшим? Конечно, явно это для всякого. А если кто не поверит, прочту ему и самый приговор: “растешет полма и часть его с неверными положит” (Мф.24:51). Посему, помышляя это, не будем шутить Божественным. Ибо где явимся мы, которые едва будем в состоянии дать отчет собственно за себя, когда приготовим столько обвинений от такого множества жалующихся»³²? Тогда как недостойным пастырям угрожает строгий суд Божий и геена, пастырям добродетельным, наоборот, уготованы великие блага от Благого Пастыря. «В Божественном Писании, – говорит св. отец по отношению к пастырю достойному, – ты имеешь цветущие плоды посеяваемого тобою; видишь победные знамения добрых твоих подвигов, за которые и здесь и там сторичные блага обещает тебе Благий Пастырь и Спаситель»³³.

* * *

Лица, приступающие к прохождению столь высокого, многотрудного и многоответственного пастырского служения, должны быть подготовлены к нему настолько, чтобы могли соответствовать этому высокому сану, – должны иметь соответственные нравственные и умственные качества для достойного прохождения своего служения.

Добродетельная жизнь и добрая внутренняя настроенность – вот что прежде всего требуется от кандидата священства, по учению прп. Исидора. «Божественный сан (священство), говорит св. отец, может принадлежать только доблестному житию и правым нравам. Ибо правило для сего сана – пригодность приемлющего оный, если не признавать его за игрушку»³⁴. Только тот, «кто славен делами добродетели, бывает подлинным украшением священства; а кто, не имея внутри себя признаков достоинства, но прикрываясь чуждым ему благолепием, величается только саном одним, тот, по суду истины, причисляется к людям поддельным»³⁵. «Тех, которые, при тьмочисленных подвигах преуспев в добродетели, едва достигли светолепного священства, пишет еще св. отец, не представляй в одних чертах с теми, которые вторглись в оное набегом, но провозглашай первых достойными, последних недостойными. Ибо неодинаково должно обходиться с достигшими того же, но не теми же способами; а напротив того восхвалять и ублажать приобретших священство в награду за добродетель, осмелившихся же вторгнуться в оное обвинять и признавать достойными сожаления»³⁶. – Таким образом, пастырство, по Исидору, должно быть «уделом добродетели»³⁷. И это, по разъяснению св. отца, составляет особенность только христианского новозаветного священства, между тем как в Ветхом Завете последнее принадлежало только роду и составляло «удел его»³⁸.

Говоря вообще о необходимости добродетельной жизни для кандидата священства, прп. Исидор, в частности, требует, чтобы избираемый в священство в нравственном отношении обладал всеми теми качествами, какие указывает св. ап. Павел в своих Посланиях к Тимофею (1Тим.3:1–13) и Титу (Тит.1:8). «Не всякому, кто бы то ни был, должно желать себе священства, а только тем, которые в жизни управляются Павловыми законами. Посему, – пишет св. отец, – если усматриваешь в себе оную строгость жития, с радостию приступай к восхождению на такую высоту. А если нет у тебя оной, пока не приобретешь, не касайся неприкосновенного; опасайся приближать вещество к истребляющему его огню»³⁹. Итак, «не все в состоянии принять на себя такое начальство (священство),... но весьма немногие, которым следует столько же отличаться от подначальных, сколько пастухам от овец... Каковы же те, которые ищут власти, превосходящей их силы? Непорочна ли их жизнь? Сколько в них трезвенности, чтобы душевное око было неусыпно? В такой ли мере просияли целомудрием, чтобы не только самим иметь здравый смысл, но уцеломудривать и тех, которые страстью и неистовством предаются нечистым связям и молчат о сем?.. Столько ли страннолюбивы, что и незнакомых им бедных приглашают к себе в дом и угощают?.. Отличаются ли столько кротостию, что никому никогда не сказали грубости? В такой ли мере несребролюбивы, что и справедливо ими приобретенное уделяют нуждающимся? Столько ли незлобивы, что переносят, когда напрасно их оскорбляют и обвиняют? Есть ли в них и другие преимущества, какие указал ап. Павел, изображая доблестного пастыря»⁴⁰?

Требуя таких высоких нравственных качеств от кандидатов священства, св. отец признает совершенно недостойными этого сана лиц порочных⁴¹, склонных к корыстолюбию⁴², пьянству⁴³, чревоугодию⁴⁴, роскоши⁴⁵, похотливости⁴⁶, распутству⁴⁷, – несострадательных к ближним⁴⁸, неоказывающих должного благоговения ко всему священному⁴⁹, не боящихся суда Божия⁵⁰ и домогающихся священства не по призванию, а ради скверного прибытка и других видов⁵¹. Затем он сильным словом обличает как тех лиц, которые удостоивались священства за деньги⁵², или по родству, свойству и др. неблаговидным причинам⁵³, так и тех, которые «раздавали священство без разбору, почитая божественное служение делом маловажным»⁵⁴. «Я полагаю, – пишет св. отец, – что нет никакого права отваживаться на похищение власти (священства) тем, которые не касались подвижнических трудов и не встречались с увенчанными, которые, не быв даже в числе настоящих учеников, усиливаются попасть в вожди, думая, что не по поведению вверяется место, а месту – поведение, потому что покупают право начальствования в оскорбление добродетелям, решаются говорить о том, чему не начинали учиться, осмеливаются приказывать то, чего не имели терпения выслушать. Кто же, действуя под начальством таких вождей, в состоянии будет сделать или уразуметь что-либо великое и благоразумное? Кто не устыдится, став слушателем людей, которые вчера и за день проводили время в корчмах и судебных местах? А какой враг не посмеется и не почтет дела лицедейством и лицемерием»⁵⁵? – С такою же силою св. отец обличает и тех епископов, которые осмеливались рукополагать лиц недостойных, угрожая им за это судом Божеим. «Справедливо негодуешь ты, преисполненный ненависти к лукавству, – пишет прп. Исидор епископу Гермогену, – что в противоречие своему нечестию назвавший себя Евсеевым (благочестивым) и священство признав делом ничего нестоющим и удобопопираемым, осмеливается раздавать оное тем, которые поступают также, как и сам он: достойных всякой чести осуждая на изгнание и вводя в досточтимый алтарь людей, которых несправедливо допускать к нему и в чине мирян, и поэтому своими распоряжениями наносит ему сугубое поругание, как в том, что удаляет достойних, так и в том, что определяет недостойных. Но знай, что не потерпит сего до конца над всем надзирающее Око, которое ныне по благости взирает на cие с долготерпением, впоследствии же подвергнет его за это тяжкому наказанию»⁵⁶. Наконец, к нравственной подготовке кандидата священства прп. Исидор присоединяет следующее: «приступивший к начальствованию (священству) прежде нежели понес на себе власть законов, не ко благу подначальных проходит cие домостроительство. А кто в чине подчиненного упражнялся и оказался благоискусным в начальнических добродетелях, тот приступает к прохождению служения, имея самое высокое доброе качество – опытность. Первый, предпринимая благоустроять других прежде, нежели благоустроил себя, против истины погрешает, а другой, благоустроив прежде себя и изведав дело на опыте, окажется способным благоустроять других. Первый, прежде нежели обучился владеть оружием, замышляет о том, чтобы поставили его военачальником, а другой, став благоискусным воином, будет и благоискуснейшим военачальником. Один, будучи неопытен в управлении движениями войск, думает быть предводителем, а другой, подвизавшись в таких упражнениях, поставляется воеводою»⁵⁷.

Кроме нравственной подготовки, кандидаты священства, по прп. Исидору, должны иметь и достаточное умственное образование. «Кто хочет учиться, тот стоит одобрения. Но кто при своем незнании берется учить, тот, будучи одержим крайним невежеством, неспособен будет и учиться», – говорит св. отец⁵⁸. Образование кандидатов священства необходимо, кроме просвещения пасомых, и для охранения догматов веры от еретического искажения. «Ибо какую силу возымеет доблестная жизнь, когда предстоит спор о догматах, и защитник неправого учения неудержимо устремляется против догматов правых»⁵⁹? Поэтому, прп. Исидор высоко ценит в кандидате священства и пастыре силу слова, как качество, необходимое в рассуждении с еретиками для обличения их лжеучений. «Слово потребно для обличения ересей, – говорит св. Исидор. – Хотя многим и без слова доставляет часто пользу жизнь; однако же, когда видят учителя побежденным в умозаключениях и беседах, поучаемые терпят нередко вред в существенном, увлекаясь некаженными догматами; потому что винят не неопытность учителя, но нетвердость догмата. Слово же, леясь с силою, низложит противников»⁶⁰.

Теперь приведем мысли св. отца о призвании и побуждениях к пастырскому служению. Истинно-пастырски настроенный кандидат священства, по Исидору, всегда будет руководствоваться, прежде всего, мудрым изречением: «познай самого себя»⁶¹. Поэтому, он не будет и нравственно не может пастырского сана или почести искать⁶²: мало того, будучи даже весьма благоискусным – вожделения этого не только не будет питать в своей душе, но даже будет удалять, отстранять его от себя⁶³, благоговейно сознавая, что пастырство не есть мирская должность⁶⁴, а высочайшее, многотрудное и многоответственное служение⁶⁵, к которому непреодолимо исключительно призывает воля Божия⁶⁶. Далее, – в противоположность тем, которые «упоены любоначалием»⁶⁷, сами «начальства домогаются», сами приобретают, насильственно восхищают священство⁶⁸ посредством купли, ласкательства и обмана⁶⁹, – истинные кандидаты священства избираются и возводятся Самим Богом, «Божественною благодатию», «Божиим распределением»⁷⁰ и «Божиим мановением»⁷¹, по силе своей любви к Богу и ближним.

Приступающий к пастырскому служению кандидат священства должен, по Исидору, совершенно удалить от себя мысли о каких либо своекорыстных целях⁷², безусловно несовместимых с его возвышенным пастырским настроением, а также и мысли об эгоистических наклонностях и удовольствиях, на удовлетворение которых он мог бы рассчитывать в пастырстве⁷³. Не себя самого должен питать пастырь, но своих овец. Также не властительствовать над своими пасомыми приходит он, а для того, чтобы послужить их спасению. Таким образом, отсюда следует то, что истинным побуждением к принятию пастырского сана, по мысли прп. Исидора, может быть только любовь кандидата священства к самому пастырскому служению.

«Умственное любомудрие» или учительство словом, по прп. Исидору, есть одно из важнейших и необходимейших средств в деле пастырства душ, так что без словесного учительства все другие средства пастырского делания недостаточны. К исполнению этой высокой и необходимой обязанности учительства словом пастырю, говорит Исидор, должно устранять все препятствия. «Пусть ничто, – пишет он епископу Леонтию, – не служит препятствием Евангелию Господню, ни рассеянность да не сопровождает духовного учения, ни смятение да прерывает полезной беседы. Ибо и Христос не внял приглашению матери и братьев, домогавшихся видеть Его (Мф.12:47–49), когда преподавал учение и прилагал попечение о спасении слушателей, показывая сим, что духовное должно быть предпочитаемо телесному. Так и ученики Его отказались от смотрения за трапезами, хотя надзор сей для бедных был необходим (Деян.6:2)»⁷⁴. – У прп. Исидора мы находим указания и относительно качеств пастырского учительного слова. Так, с внутренней стороны пастырское слово должно отличаться истинностью или истиной⁷⁵ и назидательностью⁷⁶. Назидательно оно бывает только тогда, когда пастырь проповедует «по трудолюбию» и с целью «уцеломудрить» слушающих пасомых, а не по желанию только «показать себя» или же «увеселить», «усладить слух их краснословием». «Слово, произнесенное на пользу слышащим, есть слово сильное, по праву называемое словом, и оно богоподобно, Слово же, имеющее последствием одно услаждение и рукоплескание, есть бряцание меди, оглашающей слух громкими звуками. Поэтому, или веди слово свое степенно, предпочитая пышности скромность, или знай, что ты – кимвал, пригодный для народных зрелищ»⁷⁷. Только тот проповедник, по Исидору, будет иметь успех, будет сладкозвучным органом, приятным Богу и людям, который своим поучением не слух услаждает, а питает душу словом живым, когда говорит со властью, обличая порок и восхваляя добродетель⁷⁸.

Но пастырское слово будет действенно тогда, когда и со стороны внешней формы – изложения мыслей, построения и т. д. оно будет соответствовать духовно-нравственному состоянию слушателей – пасомых. «Обрати взор на Божественную Премудрость, растворенную в низких словах и примерах, – говорит св. Исидор. – Если бы на свое только достоинство взирал Бог, а не на пользу тех, которые будут читать, то употребил бы слова и примеры небесные и Божественные. Напротив того, поскольку давал закон людям, которые немощны и имеют нужду в словах человеческих, то Божественные уроки растворил речениями простыми, чтобы и женщина и ребенок и самый неученый из всех людей приобретали некую пользу и от одного слышания. Ибо, озаботившись о спасении многих, и даже несведующих, слово, по человеколюбию Законоположника срастворенное такою ясностью, никого не лишает посильной пользы. Не вознерадело оно и о более мудрых, потому что в такой ясности, как некие сокровища, сокрыты учения столько таинственные, что самые мудрые и ученые люди приходят в недоумение от глубины мыслей»⁷⁹. Поэтому, «кто пишет увещание, тому, как касающемуся предмета высшего (ибо всего достославнее заблуждающуюся душу возвратить на путь истины), надлежит быть обильным в слове, когда полезно продолжить речь – сделать только указание, где это благовременно, – изложить в строгом порядке, где требуется дать руководство, сказать определенно о том, для чего приличнее всего речь ясная»⁸⁰. – Кроме «истинности» и «назидательности» – с внутренней стороны и «ясности» – с внешней, – пастырское слово, по Исидору, должно быть еще «кратко» и «благовременно». «Ибо что пользы, – рассуждает св. отец, – если речь истинна, но не кратка – утомляет слушателей, или кратка, но не ясна, или ясна, но произносится не кстати? Если же имеет все достоинства, то будет сильна, поразительна, одушевлена, покоряя слушателей истиною, преоборая краткостью, уловляя ясностью и увенчиваясь благовременностью»⁸¹.

При произнеснии проповеди пастырю важно соблюдать и внешние приемы проповедника, которые бы выражали «смысл его уроков» и «назидательность». «Душа поучающих право и трудолюбиво, – пишет св. Исидор, – прежде всего выказывает благоговение в очах (потому что в них много поощряющего к слову); потом бровями придает значение смыслу уроков»⁸²… «Однажды, – говорит св. отец, – встретил я святого мужа, которого око, когда он поучал, было страшно и полно мудрости. Много было в его слове острот, а нависшие над очами брови выражали смысл поучений; и весь он, так сказать, дышал назидательностью, смотрящим на него внушая сильную любовь к божественной мудрости»⁸³.

* * *

Признавая «умственное любомудрие» или учительство словом необходимым и важнейшим средством для нравственного воздействия пастыря на пасомых, прп. Исидор однако же учит, что одного пастырского учительного слова еще далеко недостаточно. Только тогда пастырь может возвысить своих пасомых до проповедуемых им высочайших начал жизни, когда жизнь его самого будет соответствовать им. Одному пастырскому слову, без соответствующей ему добродетельной жизни, св. отец не придает еще важного значения. «Любомудрствовать на словах, – говорит он, – легко, а на деле трудно. Почему одно не поражает слушателей, а другое трогает; одно возбуждает смех, а другое пробуждает беспечность; одно оканчивается укоризною, а другое похвалами; одно возмущает, а другое пристыжает слушателей. Посему должно не говорить только о том, что надлежит делать, но и исполнять это; иначе подвергнемся укоризне и будем подлежать ответственности»⁸⁴."Слово пастыря, когда оно не сопровождается делом (его), не идет далее слуха, одушевляемое же делом, как сильное и действенное, проникает во глубины и касается души... Поэтому, только говорящим не только слуху, но и сердцу, справедливо быть увенчанными саном священства», – говорит св. Исидор⁸⁵. «Как хорошей породы дерево, когда обременено плодами, покрыто листьями, веселит садовника, услаждает зрителей и покоит проходящих, так и поставленный на учительском месте, когда украшен добродетелью и озаряет словом, – и Бога веселит и людям приносить пользу… Недостойным веры почтут учителя, который не делает того, что должно. Посему, надлежит озарять и словом и жизнью. Сказано: “иже сотворит и научит, сей велий наречется в Царстве Небесном” (Мф.5:19)"⁸⁶. – Таким образом, с другой стороны, – отсюда видно, что и одной добродетельной жизни, без учительства словом, по Исидору, недостаточно для пастыря, так как проповедь служит существенным и необходимым дополнением добродетельной жизни. «Делать и учить, – пишет прп. Исидор, – превосходнее, а делать и не учить – недостаточно, потому что храмлет на одну сторону. Для этого у человека и есть дар слова. Если бы делать значило учить, то не было бы сказано: “иже сотворит и научит, сей велий наречется в Царствии Небесном” (Мф.5:19). Ибо какую силу возымеет доблестная жизнь, когда предстоит спор о догматах и защитник неправого неудержимо устремляется против догматов правых? А не делая учить – это имеет, по-видимому, листья, но лишено плода и не остается без осмеяния, посрамления и осуждения»⁸⁷. Итак, по учению св. Исидора, учительство пастыря словом или «умственное его любомудрие» должно согласоваться, сопровождаться его добродетельною жизнью, «деятельным любомудрием». «Если посвященные в сан священства, – пишет св. Исидор в доказательство и разъяснение этой мысли, – найдут и прочтут нам изречение Писания, по которому надлежит им не трудиться и упражняться в добродетелях, а только учить словом, то пусть остаются при том образе мыслей, какой имеют. Но если слово Божие везде восхваляет любителей добродетели, отлучает же предприемлющих обучать только словом, то почему, оставив повелеваемое божественными уставами, величаются одним священством, как самоуправною властию? Ибо божественные постановления сподобившимся священства повелевают преимущественно пред всеми быть в трудах и подвигах, чтобы подначальные, видя трудящимися тех, которые имеют право приказывать, от стыда делались ревностнейшими к доблестной жизни. Обыкновенно же возбуждает не столько слово, сколько нрав учащих. А эти, как будто поручено им говорить только, воздерживаются от того, чтобы делать. Их-то выставляя на позорь, Божественный апостол сказал: “проповедуя не красти, крадеши” (Рим.2:22)"⁸⁸. «Охотно приступать к Божественной проповеди, как я думаю, – говорит Исидор в разъяснение той же мысли, – две причины убеждали людей: удовлетворительность слова и жизнь проповедников, ручающаяся за слово, потому что и то и другое – одно другому придавали и силу и крепость. Не иное проповедовали, а иное делали; ведя же жизнь, согласную с словом, покоряли тем людей. Посему и Христос, зная, что слово, не сопрягаемое с деятельностью, немощно и недействительно; одушевляемое же деятельностью, живо, сильно и действенно, всякой добродетели и любомудрию обучив апостолов делами и наставив словом и украсив Божественными дарованиями, потом уже послал их на уловление человеков. Ибо во всей точности знал, что нравственность проповедников не меньше чудес может привлекать людей. Так, рассеявшись по вселенной, подобно крылатым земледелателям, посевая слово благочестия, благоустроив нрав свой по наставлению Учителя, и ведя жизнь не только неукоризненную, но даже чудную, препобедили всю подсолнечную. И ни мудрость, ни могущество, ни богатство, ни царская власть, ни самоуправство, ни варварская свирепость, ни полчище демонов, ни сам диавол, ни голод, ни стремнины, ни узилища, ни иное что, признаваемое страшным и действительно страшное, не превозмогло их, напротив, все уступали и давали им место и быть побежденными почитали для себя славнее всякой победы и победных памятников»⁸⁹. «Иисусу Христу, – говорит еще Исидор, – угодно было, чтобы проповедь пронеслась повсюду, усиливаемая не только словом, но и нравственностью проповедующих. Чудеса могут дать место лукавому подозрению, а правая жизнь заграждает уста самому диаволу. Посему, намеревающиеся не прилагать никакого попечения о правой жизни да не думают, что проповедь преодолевала только чудесами, потому что всему, что совершали и говорили проповедающие, содействовала и их жизнь, не представлявшая никакого повода к укоризне. Если бы и ныне наставники в жизни своей соревновали апостольскому житию, то может быть совершались бы чудеса, а если бы и не совершались, то жизни их было бы достаточно к просвещению видящих»⁹⁰. «Не сила только проповеди, – пишет, наконец, св. Исидор в доказательство и разъяснение той же мысли, – привлекала людей, но и жизнь проповедников, согласная с проповедью. Ибо кто поверит людям, которые иное говорят, а иное делают? Если ныне многие, и утвердившись в вере, от жизни наставников не только поколебались, но и с корнем исторгнуты, кто поверил бы в начале, видя жизнь несогласную с тем, что говорится, и притом, когда велят оставить отеческих богов и отеческие нравы, возненавидеть богатство, забавы, наслаждения, возлюбить же нестяжательность, пост, непорочность, и быть готовым к ежедневным смертям»⁹¹? Таким образом, пастырь, по учению прп. Исидора, должен быть вместе и добродетельным и учительным, – «озарять и жизнию и словом»⁹². «Бог, – говорит он, – возжигает светильник – иерея и поставляет на свещнице – на светоносной его кафедре, чтобы как молниями озарял Церковь и догматами и деяниями, свободными от всякой тьмы; а народы, видя лучи животворного света, к ним направляли шествие и прославляли Отца светов»⁹³.

Разлад же между пастырским словом и делом, между «умственным любомудрием» и «деятельным» сопровождается, по учению св. Исидора, печальными последствиями для самого пастыря. Так, прежде всего, слово недостойного по своим делам пастыря, по св. отцу, есть не что иное, как приговор, произносимый им над самим собою; слово такого пастыря, конечно, не достигает своей цели, – не научает слушателей, пасомых, добру. «Приятно учишь ты в церкви, – пишет св. Исидор к Пелусийскому епископу Евсевию, – но лучше было бы, если бы учил и благодетельно. А теперь уподобляешься человеку, который бросает вверх камни и старается, чтобы камень падал вниз, и тем призывает его на себя самого. Если наше обличение грехов усматривается в нас, отрицающим слова делами; то не только слушателям не воспрепятствуем поступать худо, но и себя подвергнем смеху, иному уча, а иное делая»⁹⁴. Далее, пастырское слово, не осуществляемое в жизни самого пастыря, по словам Исидора, «мертво, и бесполезно», «суетно и пусто»; мало того, – оно «утруждает слух» и «возбуждает даже смех в людях степенных»⁹⁵. Пастырь, будучи даже самым хорошим и красноречивым проповедником, но ведущий свою жизнь в разрез с своими проповедями, не будет оказывать благотворного воздействия на лиц, обращающих внимание на его недостойную жизнь. «Чем с большим, по-видимому, удобством, – пишет св. Исидор, – пользуются пастыри словом, тем более не верят им обращающие внимание на их жизнь. Посему, должно им показать в себе великое превращение и великую перемену, подвизаясь и пребывая в безмолвии, не стараясь о своем обогащении, если хотят, чтобы кто-нибудь обратил на них мысль»⁹⁶. Наконец, недостойный пастырь, жизнь которого идет в разрез с проповедуемым им учением, по мысли св. отца, даже не имеет права и не должен проповедовать. «Кто берется учить других, – пишет Исидор (пресвитеру Зосиме, – человеку невысокой нравственности), – тому надлежит сперва сделать, потом говорить. А кто не делает, тот не вправе и говорить. Первый сопричтен будет к первоверховным, а второй не только понесет наказание там, но и здесь возбудит смех; потому что соделается для слушателей предметом посмеяния. Посему, надлежит, или говорить делая, или не делая хранить молчание»⁹⁷. «И если возлюбившим порок, – говорит он, – не позволительно вести речь о божественных оправданиях, (“грешнику рече Бог: вскую ты поведаеши оправдания моя” – Пс.49:16?), то позволительно ли беседовать о догматах оскорбляющим делами своими сии оправдания»⁹⁸?

Таким образом, учительство жизнью и словом, по учению прп. Исидора, должны быть нераздельными обязанностями пастыря. «Бесполезны, как слово, которого нельзя привести в исполнение, – говорит св. Исидор, – так и дело, которого нельзя высказать. Ибо словом и делом очертывается правая и светлая жизнь учителей. “Иже сотворит и научит, сей велий наречется во Царствии Небесном” (Мф.5:19)"⁹⁹. При отсутствии же согласия между словом и делом пастыря св. отец отдает предпочтение добродетельной жизни, учительству пастыря делом или личным примером. «Если надлежит сделать сравнение между тем и другим, (словом и делом), – говорит Исидор, – то лучше делать не говоря, нежели говорить не делая»¹⁰⁰. Действительно, дело, пример, по своей наглядности, сильнее, и гораздо действительнее хотя бы самого убежденного доброго слова: он понятнее для всякого ума, вместе с уроком соединяет и побуждение, и, наконец, он гораздо постояннее, – так пастырь не всегда может учить словом, – учительство же делом возможно и обязательно во всякое время. Самое безмолвие добродетельного пастыря гораздо громче и даже гораздо красноречивее хотя бы прекрасных словесных рассуждений и проповедей, – убеждает, трогает до глубины души, «не слух услаждая, но просвещая души»¹⁰¹. Все эти мысли о значении нравственного примера для пастыря прп. Исидор выражает в следующих словах. «Божественные постановления сподобившимся священства повелевают преимущественно пред всеми быть в трудах и подвигах, чтобы подначальные, видя трудящимися тех, которые имеют право приказывать, от стыда делались ревностнейшими к доблестной жизни»¹⁰². Обыкновенно возбуждает не столько слово, сколько нрав учащих, «ибо одно пользует и молча, а другое и взывая возбуждает неудовольствие»¹⁰³. Поэтому, пастыри «сияющие делами, хотя и в молчании подвизаются, назидают души взирающих»¹⁰⁴. – С другой стороны, не воплощая в своей жизни закона Христова, пастырь не может надеяться на успех хотя бы самых прекрасных проповедей. «Живущего срамно и в высшей степени сильного в слове, – говорит Исидор, – лучше тот, кто не способен говорить, но славен по жизни»¹⁰⁵. «Самым делом надлежит убеждать слушателей, что есть царствие небесное, и услышавших обращать к вожделению оного. Убеждаются же слушатели, когда видят, что учитель делает дела достойные царствия небесного. А если делающий дела достойные осуждения станет любомудрствовать о царствии, то как убедить ему слушателей? Ибо поступает он подобно человеку, который убеждает возлюбить вещь убежденных им прежде, что этой вещи не существует»¹⁰⁶.

«Всякое слово, когда не исполнено на деле, не только кажется напрасным и пустым, но обращается в укоризну, если особливо произнесено проповедником. Чем с большею готовностью стараются воспользоваться им, тем более все не доверяют ему, даже почитают его поводом к смеху. Посему должно наипаче сперва делать, а потом говорить, если же не угодно делать, то и не говорить»¹⁰⁷. – Могучая действенность примера обнаруживается и отрицательным образом, путем влияния дурных примеров, сила которых, пожалуй, даже гораздо более силы примеров добрых. Поэтому, если достойная, назидательная жизнь пастыря производит добро, побуждает паству к добродетельной жизни и не меньше чудес привлекает к нему людей¹⁰⁸, то, наоборот, соблазнительная жизнь его гораздо более и скорее производит зло. Отсюда понятно, почему св. Исидор высказывает ту мысль, что те пастыри, «которые не делают, но не берутся и учить, вероятно, понесут меньшее наказание, а которые величаются поучительным словом и не делают того, что говорят, нещадно и непростительно будут наказаны»¹⁰⁹. Вообще, пастырь, допускающий разлад между словом и делом или жизнью, колеблет и омрачает все свое дело нравственного воспитания паствы. Пастырь, по его словам, есть тоже, что глаз в теле Церкви, – его порочность послужит извинением и оправданием порочности пасомых и поощрением к соревнованию ему. «Пастырь есть глаз в теле Церкви. Посему, если он светел, т. е. сияет лучами добродетелей, то будет светло и все тело, которым он правит и о котором прилагает надлежащее попечение. А если, он темен, т. е. делает достойное тьмы, то помрачится все почти тело, потому что, хотя иные из со стоящих в чине членов и здравы, и выполняют, что им следует, и нимало не терпят вреда от испорченности пастыря, однако же не имеют столько же, как и он, силы, когда повреждение поядает главнейшие части тела и порок поощряет и прочих соревновать наставнику, остающихся же здравыми осуждает и всеми способами старается и их ввергнуть в ту же болезнь. Посему то и сказано: “аще убо свет, иже в тебе, тьма есть, то тьма кольми” (Мф.6:23)? Так и церкви, у которой наставник предан самоуправным похотям, может иной сказать: если тот, кто должен приносить пользу и просвещать, не терпит просвещения, да и вознамерившихся быть полезными гонит вон, то чего не сделают его подначальные»¹¹⁰? Поэтому, св. отец произносит весьма строгое осуждение на недостойных пастырей: они, по его словам, жестокосерднее и хуже язычников, так как и те знают чувство любви к людям¹¹¹.

Итак, из всего сказанного об умственном и деятельном любомудрии пастыря, по учению прп. Исидора, видно, что св. отец придает большее значение любомудрию деятельному, хотя оба эти любомудрия должны быть собственно нераздельными обязанностями пастыря.

Но еще выше умственного и деятельного любомудрия стоит, по учению Исидора, любомудрие созерцательное, которое составляет уже венец нравственного достоинства пастыря¹¹². Тогда как умственное любомудрие или учительство словом составляет только украшение, а деятельное любомудрие – основание здания добродетельной жизни, созерцательное любомудрие или благочестие, по словам св. отца, есть верхний венец, глава здания¹¹³. Благочестие же или созерцательное любомудрие, по учению св. отца, есть ничто иное, как «святое соизволение», внутреннее расположение души к добру¹¹⁴. Как внутреннее требование добра, благочестие, по Исидору, всегда сопровождается добродетельной жизнью. «Если благочестие есть самое первоначальное и главнейшее, то оно имеет потребность и в правом образе жизни»¹¹⁵. Добродетель же служит в свою очередь «основанием» по отношению к благочестию – в том смысле, что она подтверждает присутствие последнего в человеке, делает существование благочестия вполне достоверным. «Добродетель ручается за благочестие, по ней благочестие делается достоверным. Ибо живущему не хорошо никто не поверит; потому что порочность оскорбляет и правые догматы и не дозволяет принять их. Посему должно держаться и добродетели и благочестия, так как одна служит основанием, а другое – венцом и украшением»¹¹⁶. Итак, по учению Исидора, «слово есть нечто божественное, но божественнее добродетель и всего божественнее – благочестие. Посему, кто украшен всеми ими, тот непревосходим, славен и достоин высочайшего блаженства»¹¹⁷.

По учению св. отца: «два вида благочестия... Первый, самый святой и божественный, – в душе, потому что прекраснейшая и самая угодная Богу жертва – иметь чистое сердце, представлять в уме Божие присутствие, твердо и постоянно хранить оное во святилище души. Другой вид – в чистоте тела. В ком нет сих двух видов, тот, если принесет в дар самые редкие драгоценности суши и моря, если приведет в заклание всех животных, какие древне узаконено было приносить в жертву, не угодит Богу»¹¹⁸. Таким образом, по Исидору, различаются два вида благочестия: внутреннее и внешнее. Внутреннее благочестие, по нему: «состоит в правильном понятии о Божестве и искреннем исповедании, а доказывается страхом Божиим и любовью к Богу»¹¹⁹, ради которой человек, и особенно пастырь, готов нести какие угодно страдания¹²⁰, – также и самоотверженною любовью к ближним, полною преданностью их благу, во имя и в подражание бесконечной любви Иисуса Христа к людям¹²¹. «Благопоспешно, – говорит Исидор, – бывает делание добра, когда превозмогает благочестие... Это и в начальствах есть нечто премирное, превосходное, наилучшее... Посему все те, кому пал жребий проходить начальство законно, как златый венец, унизанный драгоценными каменьями, возложив на себя благочестие,... да вменят себе в честь начальствование в Боге»¹²²… Внешнее благочестие, по Исидору, заключается «в чистоте тела», т. е. в том, что составляет вообще видимое благоприличие, как-то: – в лице, одежде, жилище и т. д. «Бегайте порока, – пишет св. отец пресвитерам Зосиме и Мартиниану, – он силен на то, чтобы любителей своих приводить в неистовство и делать неразумными; бегите же во след добродетели; она сильна на то, чтобы держащихся ее умудрить и соблюсти в приличном состоянии. Она часто и в глазах, которые смотрят как-то кротко и тихо, показывает, что внутри есть ум, исполненный смиренномудрия»¹²³. «У пресвитера Афродисия обитала в очах стыдливость, на языке мудрость, в чреве довольство малым, а в том что по чреве, воздержность; кратко сказать, он был общею клетию и обителью всех почти добродетелей»¹²⁴. «Мы взойдем на высоту смиренномудрия, – пишет св. Исидор пресвитеру Пимению, – если истребим в себе гибельное надмение гордыни и во ад низводящее воспаление высокомерия, будем во всем соблюдать скромность и не оставим без внимания того, что душа обыкновенно идет в ряд с своими делами и обыкла принимать отпечаток и образ того, что сама предначинает. Посему, да будет у нас и наружность степенная и взор кроткий и брови неподнятые вверх и поступь не борзая и одежда самая необходимая и седалище смиренное и пища простая и постель не превышающая потребности и утварь недорогая и дом приличный христианам, а также и слово и голос и обращение с ближними да показывают паче скромность, а не кичливость. Ибо так, соблюдая во всем скромность, взойдем на небесную высоту»¹²⁵.

Следствием благочестия пастыря, по Исидору, является в нем надежда на Бога, преданность Его воле. Окрыляемый надеждою на непреоборимую Десницу всем Правящего, он легко переносит настоящие труды свои и подвиги, а также и не смущается при встрече с жизненными бедствиями¹²⁶. Полагаясь на надежду на Бога, – этот священный якорь¹²⁷, пастырь не отступит пред врагами своего спасения, как бы они не казались многочисленными, но с дерзновением вступит в борьбу с ними и одолеет, победит их¹²⁸.

* * *

Говоря о необходимости для пастыря добродетельной жизни и благочестия, св. отец учит, с другой стороны, и о предосудительности и пагубности для пастыря греховных страстей. Страсти он разделяет на духовные и плотские. Страсти первого рода в свою очередь подразделяются им еще на «добрые» и худые и срамные. «Добрые страсти, как-то: милосердие, человеколюбие, сострадание и прочие сродные с ними страсти пастырю должно с любовью принимать¹²⁹. Для плотских же, «срамных страстей, пастырь, по учению св. отца, должен совершенно закрыть доступ к душе¹³⁰, так как они препятствуют ему достигать своего назначения по отношению к своей пастве: невозможно обуздать страсти других, исправить жизнь паствы, непреодолевши прежде всего своих собственных¹³¹, невозможно дать другим того, чего не имеешь сам¹³². Поэтому, пастырь должен особенно заботиться об oxpaнении себя от греховных страстей. Принявшим священство, говорит св. отец, как храмам, надлежит блюсти себя недоступными всякой самоуправной и срамной страсти; явившиеся же неистовые и бешеные плотские страсти должно укрощать, делать послушными и смиренными, а если не повинуются, то и наказывать сколько можно¹³³. Кроме того «страсти нужно преодолевать первоначально, чтобы не оказаться неисцельно больными при конце»¹³⁴. – Из «срамных» страстей, особенно предосудительных и пагубных для пастыря, св. Исидор отмечает многостяжательность, роскошь и чревоугодие. Из них особенно пагубна по Исидору страсть многостяжательности. «Всякая почти другая страсть, – говорит он, – имеет свою степень зрелости, знает и упадок сил, известно ей и пресыщение, сама собою приходит к концу; но страшная любовь к многостяжательности будучи неврожденною нам, но привнесенною откуда-то совне, не знает упадка сил, не признает возможности пресыщения, и веселие ей неизвестно, и конца она не терпит, но всегда сохраняя, лучше же сказать усиливая свою зрелость, старается стать юнее и самоуправнее себя самой. Ибо не с другими только страстями, но и с собою ведет состязание и усиливается сама себя препобедить. Скорее иной достигает недостижимого, нежели она ощутит сытость»¹³⁵. Любостяжательный пастырь, как «ведущий брань с законоположником нестяжательности», подвергнется страшной ответственности пред Ним¹³⁶. Поэтому, говорит св. отец, «не постыдимся даже и нищеты, так как укоризненно не в нищете быть, но не переносить нищету с мужеством»¹³⁷. Сребролюбие, как вид многостяжательности, – особенно предосудительно для пастыря, – проповедника бескорыстия, щедрости и милосердия.

«Малоумными считаю тех, – говорит он, – которые в словах видят противоречие, а в делах не усматривают. Строго наблюдая основательность умозаключений, не отказываются делать противное тому, что говорят. Нестяжательность признавая самым великим благом, какова она и есть действительно, извлекают выгоды из чужих бедствий; превознося милосердие, не стыдятся присваивать себе достояние имеющих нужду в милосердии; проповедуя общительность и щедрость в подаянии, без стыда копят деньги»¹³⁸. Единственный способ освободиться от плена этой «зверообразной, неприятной, дышащей пламенем, ненавистной, слепой, глухой, человеконенавистной, скверной, богоненавистной, непримиримой, неукротимой (потому что и на лесть и на услуги не сдается, но тогда паче свирепеет, когда всего больше ей услуживают) страсти состоит, – по Исидору, в том, чтобы, – призвав Божию помощь, перестать желать прибытков, а что собрано – вдруг или понемногу раздавать нуждающимся»¹³⁹.

Не менее предосудительна и пагубна для пастыря, по Исидору, и страсть к роскоши. Роскошь, прежде всего, унизительна уже для личности пастыря, – «как воина добропобедного Царя, носящего божественное имя Его, как высокое достоинство; предаваясь роскоши (а также и любостяжательности) он сам заслуживает быть побежденным»¹⁴⁰. Роскошь пагубна для пастыря: «она – матерь и питательница всяческого невоздержания... приводит ум в крушение... возбуждает пожелания противоестественные и сладострастные... погружает его в глубину страстей»¹⁴¹ и вредит вообще – как здоровью тела, так и души¹⁴². Средствами для борьбы с этою страстью служат: умеренность, воздержание и пост¹⁴³.

Предосудительно и пагубно для пастыря и чревоугодие (которое бывает следствием роскошной жизни). Пастырю, как проповеднику воздержания и умеренности, «должно пользоваться умеренным содержанием, – которое и душе приносит пользу и тело делает здоровым»¹⁴⁴, а не роскошным, которое «вредит и душе и телу, не давая места в одной – благоразумию, а в другой здоровью»¹⁴⁵. Горько скорбит св. отец о пастырях, невоздержных в пище и питии. «Говорят иные, – пишет он пресвитеру Зосиме, – будто до того простер ты свое чревоугодие, что остатки приготовленных тебе снедей составляют достаточный запас для другого стола и даже для пиршественного угощения»¹⁴⁶. «Скорблю душою, слыша что говорят так о тебе... Посему, перестань губить не свою только душу, по и многие другие, за которые умер Христос. Размысли к чему клонится это зло, когда тех, кого искупил Христос, отдал за них не золото, но честную кровь Свою, ты губишь своею жизнью... сообщая недуг свой и тем, которые не заразились еще подобными страстями»¹⁴⁷. Пагубно для пастыря и неумеренное употребление вина. «Не оскорбляй божественной литургии (пишет пресвитеру Зосиме), не бесчести благословенных плодов, не простирай до пресыщения пития, не нарушай соразмерности несоблюдением меры. Пия вино, не пропивай ума, но помни что Дух Божий соделывает начаток его Кровию Христовою; пользуйся им как больной, который имеет нужду в его пособии, а не как неприятель, который обращает вино в оружие против всех, а паче против себя самого, падая от него в прах»¹⁴⁸, и поставляя себя вне Царствия Божия¹⁴⁹. «Не чрево ли и пьянство, – говорит еще св. отец, – довели Офни и Финееса до того, что утратив священство, кивот и власть над коленами, и честь и славу, преданы были врагам и вражескому мечу»¹⁵⁰?

Итак, по учению прп. Исидора, все вообще «срамные», худые, плотские страсти пагубны и предосудительны для пастыря: они препятствуют ему достигать своего высокого назначения по отношению к пастве и кроме того, – «бесчестят Божие рукоположение... и самое священство»¹⁵¹, «обращая его в орудие порока»¹⁵², и наконец, – служат поводом к злословию и на Церковь¹⁵³.

* * *

«Жизнь пастыря испытуется тысячами глаз и языков»¹⁵⁴. Поэтому, и внешнее поведение его должно носить в себе черты нравственного достоинства и возвышенности, должно быть «целомудренным и строгим»¹⁵⁵. У пастыря, говорит св. Исидор: «да будет и наружность степенная и взор кроткий и брови неподнятые вверх и поступь неборзая и одежда самая необходимая и седалище смиренное и постель не превышающая потребности и утварь недорогая и дом приличный христианам, а также и голос и обращение с ближними да показывают паче скромность, а не кичливость»¹⁵⁶. «Любителю добродетели должно отсекать все излишнее; ибо не в пище только, но и в одежде и в месте жительства и в домашней утвари и в ином надобно уважать необходимую потребность и не нарушать довольства малым... Ибо надлежит быть скромным и в слове и в наружности и в голосе и во взоре и в походке»¹⁵⁷.

В частности, в вопросе о внешнем поведении пастыря св. отец обращает внимание на беседу или речь его и домашние занятия.

Беседа или речь пастыря должна отличаться скромностью и серьезностью. Пастырь не должен допускать в разговоре «слов срамных и выражений для других оскорбительных, делающих его виновником соблазна»¹⁵⁸. Предосудительны ему также злоречие¹⁵⁹, пересуды и смехотворные шутки. «Если иерей наименован и должен быть образцом стада (1Пет.5:3) и светом Церкви (Мф.5:14), – рассуждает св. отец, – то нравам его необходимо отпечатлеваться в подчиненных, как печати на воску. Посему, если хочешь быть светом, то не терпи шутливости и смехотворства, чтобы не научить многих бесчинию. Иерей “ангел Господа Вседержителя есть” (Мал.2:7), ангел же не знает смеха, служа Богу со страхом»¹⁶⁰.

Домашние занятия пастыря также должны соответствовать его высокому званию. Из них св. отец отмечает чтение «писаний, имеющих ввиду благочестие»¹⁶¹, особенно же слова Божии – этого духовного зеркала, заключающего в себе и историю мужей добродетельных и поставленные Богом спасительные законы¹⁶², Непрестанно имей в руках Божественные Писания¹⁶³, говорит св. отец, так как чтение Священного Писания делает (истинным) иереем¹⁶⁴ и служит «напутствием спасению, как питающее достойными уважения примерами и добротолюбия и мужества внимающих ему со тщанием»¹⁶⁵.

Но пастырю не возбраняются также и занятия имеющие характер и значение душевного отдыха. В числе их св. Исидор указывает на музыку, которая, по словам его; «врачует душевные страдания, смягчает душевную скорбь, укрощает раздражение и облегчает печаль» (2, 176)?, – и на «общение» или беседу с ближними-знакомыми. Но пастырь должен быть осторожным в выборе себе близких знакомых, – ограничивать их только лицами благочестивыми, доброго христианского направления. «Я сам не без греха, – говорит прп. Исидор о себе, – не ищу и друзей безгрешных, да и не нашел бы; но вношу в список друзей моих только того, кто имеет многие и значительные совершенства, а недостатки – немногие, малозначащие»¹⁶⁶. Пастырю нужно ограничивать близкие знакомства с людьми «похотливыми... и беседовать с самыми целомудренными... с самыми миролюбивыми... Ибо надлежит знать, что человек удобнее приемлет в себя порок, нежели добродетель. А если бы приобщиться добродетели было не трудно, то как скоро в состоянии кто наделить ею другого, надлежало бы сему иметь общение с самыми порочными. Но так как это трудно, – лучше оставаться в безопасности и бегать людей лукавых. Ибо, если они не получают пользы, то ради чего самому терпеть вред»¹⁶⁷? Таким образом, по св. Исидору, хотя знакомства с худшими приводят иногда к отысканию лучшего¹⁶⁸, но гораздо лучше избегать таких знакомств, потому что «ядя и пия с беззаконными, легко заразиться их злочестием и лукавством»¹⁶⁹.

Наконец, в вопросе о внешней жизни и поведении пастыря св. отец обращает внимание на отношение пастыря к женщинам. «Сколько можно, – пишет он к епископу Палладию, – избегай свиданий с женщинами. Ибо священствующим надлежит быть святее и чище поселившихся в горах. Первые имеют попечение и о себе и о народе, а последние только о себе, притом первые поставлены на высоте такой чести, что все разведывают и разбирают их жизнь, а последние живут в пещере, врачуя свои раны... Если же вынужден будешь свидеться с женщинами, то склони очи долу и их учи, как надобно смотреть. Ибо не учить только должно, как надобно смотреть, но и самому смотреть, как надлежит. И ты, сказав немногое, что может сократить и просветить, лети скорее прочь, чтобы продолжительное свидание не расслабило и не расстроило твоих сил и не овладело тобой»¹⁷⁰.

* * *

Прп. Исидор касается и отношений пастыря к его собратьям-сослуживцам. Отношения пастыря к ним должны быть проникнуты духом братского союза и любви. «Удостоившимися первого призвания в ученики Иисуса Христа, – говорит он, – были два брата. Так всепремудрый Спаситель самым началом уже показал, что всех учеников Своих угодно Ему привести в братский союз, посему ничто да не будет для нас предпочтительнее любви, которая все связует и сохраняет в полезном единомыслии»¹⁷¹. В целях сохранения братолюбия пастырь должен избегать всего, что может расстроить его братское отношение к своим сослуживцам, как-то препирательств, ссор и разногласий, весьма пагубных и для Церкви¹⁷². – Кроме того, пастырю должно молиться за своих собратьев-сослуживцев¹⁷³.

* * *

Кроме учительства словом, жизнью и благочестием, важнейшим средством пастырского делания является, по прп. Исидору, нравственное руководительство согрешающих пасомых, врачевание нравственных недугов паствы¹⁷⁴. Оно служить необходимым восполнением к учительству пастыря словом и жизнью. Пастырю недостаточно ограничиться одной проповедью и примером осуществления ее в жизни вообще, когда он усматривает в членах своей паствы те или другие нравственные недуги. Для более успешного врачевания их необходимо нравственное руководительство согрешающих пасомых, т. е. личное обращение пастыря с греховно-больными, подобно тому, как это бывает у врача обыкновенного при лечении телесных болезней. На тех или других лиц, требующих нравственно-духовного врачевания, благотворнее действуют не столько общие (направленные ко всем пасомым) пастырские средства, сколько – частные (направленные к тем или другим членам паствы).

Как для лечения телесных недугов необходимо, прежде всего, тщательное распознавание сущности и причины появления той или другой болезни, так и в деле врачевания духовного – для успешного врачевания душ от тех или других нравственных недугов пастырю необходимо, прежде всего, внимательное наблюдение за духовно-нравственным cocтоянием своих пасомых. «Иерей Божий, – говорит св. отец, – поскольку приближается к Богу, подобно многоочитым животным, должен видеть все... Ему надлежит зорко усматривать беспечность в членах Церкви, насилия людей несправедливых, безуспешность в делах вдов, подозрительное поведение служащих алтарю, недобрые расположения прислуживающих, худые поступки юных, злонамеренность старых, одним словом: быть оком, которое, все видит и не упускает из вида ничего такого, за что, если понерадит о сем пастырь, подвергнется наказанию... ибо падения подчиненных ему, оставляемые без внимания и врачевания, становятся как бы его делом и подвергают его суду Божию»¹⁷⁵. Только благодаря такому всестороннему ознакомлению с духовно-нравственным состоянием своих пасомых, пастырь может определить сущность недугов, поражающих тех или других лиц, подчиненных его водительству, и избрать соответствующие для излечения их пастырско-врачебные средства. Кроме того это же ознакомление и наблюдение покажет пастырю и то, что для излечения нравственных недугов необходимо сообразоваться еще (вместе с сущностью, родом недугов) и с индивидуальной, личной психической организацией больного, его душевным складом и настроением, так как неодинаковая психическая организация больных и бывает причиной того, что не только разные болезни, но даже одни и те же, но – у разных лиц, излечивают не одними и теми же пособиями, лекарствами, и не одним и тем же способом лечения. «Не все люди, – пишет св. отец, – одержимы одними и теми же болезнями и не все уступают одному и тому же лечению, но как недугов много, они разнообразны и бывают всякого рода, так много должно быть и различных пособий... По причине многих и разнородных болезней, человеку, во-первых, трудно сознать в себе болезнь, а потом, и дознав это, доведаться, какое пригодно врачевство. Не всем пригодны одни и те же пособия, не все излечиваются одним и тем же; что принесло пользу одному, то повредило другому, и пригодное другому, повредило опять иному... Итак, поскольку столько недугов и пособий и не все уступают одному и тому же, а напротив того, иным возбуждаются к худшим поступкам, – кто, не просветив души Божиим Духом, в состоянии будет все узнать и на все иметь достаточные силы»¹⁷⁶? «Одни, – говорит св. Исидор, – исцелены были сильным выговором, а иные ожесточены и доведены до того, что стали еще хуже, другие же посмеялись и над смелым словом и вменили его ни во что. Посему невозможно в столь многих недугах употреблять одно врачевство»¹⁷⁷, но «нужно предлагать и приемы соответствующие болезням и силам страждующих»¹⁷⁸.

Важнейшие средства пастырско-нравственного врачевания пасомых, указываемые прп. Исидором, следующие: пример собственной жизни пастыря, «чистота его жизни, исправляющая непослушных»¹⁷⁹, руководствование словом вообще¹⁸⁰, совет¹⁸¹, похвала, порицание, увещание, выговор (всенародный и тайный), сострадательность, видимый (а не действительный) гнев, видимое презрение, видимое незамечание грехов, обличение с дерзновением, отлучение, запрещение, наказание, снисходительность и проч.¹⁸². Все эти пастырско-врачебные средства должны быть употребляемы соответственно с психической организацией согрешающих пасомых, уступающих тому или другому средству. Поэтому-то пастырское врачевание и проявляется в различных формах и здесь необходимо большое разнообразие. «Не всем пригодны одни и те же пособия, – говорит св. отец, – не все излечиваются одним и тем же: что принесло пользу одному, то повредило другому, и пригодное другому повредило опять иному... Руководимые словом не уцеломудриваются примером, но один тем, другой этим приводятся в лучшее состояние. Имеющие нужду в побуждении не терпят узды, а ленивые и неудобоподвижные к добру возбуждаются словесным ударом, – но более надлежащего горячих и неудержимых, подобно молодым коням, уносящимся за пределы поприща, полезно сдерживать и останавливать. Одни уцеломудриваются похвалами, другие порицаниями, если те и другие будут благовременны; но противоположные выйдут последствия, если они будут не во время. Одни уступают увещанию, другие выговору. Одни, обличаемые в cобраниях, а другие вразумляемые втайне, изглаживают свои недостатки: ибо одни, уцеломудриваемые всенародным выговором, пренебрегают обыкновенно беседу вдвоем; а другие – всенародными обличениями доводимые до того, что отлагают и стыд, таинственностью и сострадательностью выговора приобучаются к благопокорливости. Над одними надлежит во всем наблюдать, – и именно над теми, которых мнимая скрытность, так как о ней стараются, надмевает мыслью, что они мудры; а в других надобно не обращать на иное внимание, чтобы от частого раздражения не дошли до нечувствительности и напоследок не сделались во всем неудержимыми, отвергнув самое сильное врачевство при убеждении – стыд. На иное надлежит даже и гневаться, не гневаясь в действительности, иное презирать, не презирая внутренно; от иного отказываться, не отказываясь самым делом; иных врачевать снисходительностью, других – отлучением; над одними одерживать верх, а другим, смотря что кому полезно, по-видимому, уступать над собою победу»¹⁸³. – Таких же беззаконных и упорных грешников, которые, сами болея нравственно, могут заражать духовными недугами и других, пастырю, по Исидору, должно «обличать с дерзновением» т. е. со всею строгостью и важностью, но в тоже время тоном, чуждым раздражения¹⁸⁴, «Думаю, пишет св. отец, что советнику надлежит не бить, не бранить, или не доходить до рук, но обличать только с дерзновением, ничего не уважая и не боясь. Если же сомневаешься, то прочту тебе Божие слово. Ибо что изрек Бог Иезекиилю? “И ты, аще возвестиши беззаконнику и не обратится от беззакония своего беззаконник, в беззаконии своем умрет, а ты душу свою избавиши” (Иез.3:19). А молча и не оказывая дерзновения, участвуешь с ним в наказании. Ибо выше сего сказал: если “не возвестиши... крове его от руки твоея взыщу” (Иез.3:18). Сделав зависящее от тебя, избавишься от осуждения. Ему, непринявшему твоего увещания, будет тяжкое наказание. А ты, исполнив повеленное, не будешь подлежать ответственности. Не иное что требуется от учителя, как ведя жизнь неукоризненную, наставлять, ни мало не взирая на то, что согрешающие достойны уважения. Исполнять же или не исполнять это, зависит от произволения поучаемых, везде и во всем сохраняемой свободы. Если скажешь: почему же Павел отлучил блудника? то требуешь больше, нежели сколько я намерен доказать. Павел не бил и не оскорблял, но отделил от стада, чтобы заразительная болезнь не сообщилась прочим овцам»¹⁸⁵. Далее, пастырское «дерзновенное обличение» должно, по Исидору, проистекать из любви пастыря к своим пасомым и потому оно должно быть проникнуто духом сострадательности и кротости и вестись в этом духе, так как только подобный образ обличения способен тронуть и умилить жестокое, черствое сердце и сделать его внимательным к добрым наставлениям. «Сострадательностью и кротостью старайся, – пишет прп. Исидор к епископу Феодосию, – обличать бедствие впадших в искушение, кротким словом приводя их в благодушие и исторгая корень уныния¹⁸⁶». «Люди худые, будучи многочисленны, делающих им выговоры за худые дела и paзногласия с ними нередко приводят в такое отупение, что те не останавливают их в падениях с прежним дерзновением. Посему, надлежит дерзновение соединять с кротостью и обличения растворять любовью и тогда уже делать вразумление. Если же и в этом случае не воспользуются вразумляемые, но упорно отвергнут тех, которые достойны самых великих венцов... то уцеломудривающие злых да переносят cиe мужественно и да печалятся не о себе... но о развращении вразумляемых ими, которые так неисцельно болят, что даже злословят врачей»¹⁸⁷. – Цель обличений пастыря та, чтобы, обнаруживши беззакония согрешающих, путем кротких наставлений воззвать их к покаянию и спасению. Поэтому, пастырь не должен, по Исидору, оставлять без внимания и тех грешников, на которых не действуют его обличения, а, напротив, не теряя надежды на их обращение и исправление, должен с особенной заботливостью прилагать к ним способы врачевания до тех пор, пока они не исправятся. Если же и в этом случае исправления не последует, – пастырь не только не будет подлежать ответственности за их погибель, – подобно тому, как не подлежат обвинению те, которые, видя утопающего, не могли спасти только потому, что последний сам не желал этого, – но даже получить небесную награду¹⁸⁸. «Жалуюсь тебе на твое презорство, – пишет св. отец епископу Лампетию, – потому что свидевшись, как я узнал, с Зосимою, не употребил ты мягчительных врачеств против его страданий, но, поверив Иппократу, не коснулся его и рукою, как безнадежно больного... Мы знаем, что иные из глубины порока вошли на самый верх добродетели. Тела связуются естественной необходимостью, души же почтены свободой произволения. Почему, в какой мере произволение удобоподвижнее естества, в такой же сподручнее восстановить душу. А потому, ни мало не отчаиваясь, попытайся исправить Зосиму. Не малая слава будет тебе пред Богом, хотя успеешь ты в этом, хотя нет, потому что исполнишь все, что зависит от тебя. Посему, с таким расположением приступи к делу, как будто несомненно надеешься заслужить одобрение, когда убедишь его восстать; и забота сия да не оставляет тебя ни ночь, ни день. И он, может быть, спасется как либо, и соблазняющиеся исправятся, и смеющиеся над ним заградят себе уста, и ты улучишь бессмертную славу¹⁸⁹.

Что же касается карательных, строгих средств пастырского врачевания, то в отношении применения их пастырю, по прп. Исидору, необходимо соблюдать крайнюю осторожность, – строго сообразуя их с силами греховно-больных и прибегая к ним только в случае «великих грехов» и когда, кроме того, – другие средства пастырского врачевания остаются уже недействительными. «Немедленно подвергать наказанию, – говорит св. отец, – не для всех одинаково бывает полезно. Одни жалуются на это, как на дело бесчеловечное, другие удерживаются от худого по страху, а не по любви; иные, препираясь с правосудием, покушаются делать неправду; а иные, избегая страдания, не делают того, что желали бы сделать, – будучи лучше неуцеломудриваемых страхом, но хуже тех, которые делают добро по любви к нему, и хуже в такой мере, в какой сами лучше небоящихся. Ибо одни избегают наказания, а другие спасения, одни домогаются не потерпеть наказания, а другие – понести оное... Думаю, касательно малых грехов, если согрешающие втайне исправляются, надлежит показывать вид, что их не знаешь; – если же обращаются на худшее, после обличения и умеренного наказания давать прощение; но когда грехи велики, употреблять его бережливее, уцеломудривать согрешающих и отлучением и запрещением, пока не покаются, и тогда уже принимать»¹⁹⁰. Вообще слишком строгие средства пастырского врачевания не одобряются прп. Исидором, так как они «мало служат к исправлению». «Поскольку иные спрашивают, – говорит он в письме к епископу Гермогену, – по какой причине учеников от предосудительных поступков не удерживают страхом? То спросим и мы: каким же страхом подействовать наставнику? Сделать выговор? Но cие, будучи повторено многократно, не возымело силы. Убеждать жезлом? Но cие не позволено. Отлучить? И это было испытано. Изгнать из города? Но у него нет столько власти. Обещать Небесное Царство? Но беспечным кажется это баснею. Угрожать судом? Но слушатели смеются на это. Извергнуть из церкви? Это не трудно, но не служить к исправлению¹⁹¹. «Не насилием и самоуправством, но убеждением и добродушием уготовляется cпасение людей»¹⁹². «Поэтому, хотя грехопадение подлинно велико, – пишет св. отец, – однако же не превышает меру прощения, надлежит наказать поспешность, – но уделить и прощение. Болезнь, может быть, пойдет как ни есть и к уврачеванию, потому что и искусные врачи, когда покрыт кто многими ранами, употребляют врачевание, не какого требует точность искусства, но какое переносят силы больного, чтобы уврачевав раны не уморить самого больного»¹⁹³. Но, с другой стороны, и «прощение» и вообще меры снисходительности требуют от пастыря благоразумной осторожности в применении. «Ибо одни, получив прощение, в чем согрешают, возбуждаются тем к добродетели, а другие – к пороку; для одних благость оказывается снисходительным пособием, а для других – гибельной отравой; одних укрепляет, других расслабляет; одних пристыжает, а у других похищает последний стыд»¹⁹⁴. Вообще, по yчению прп. Исидора, дело пастырского врачевания согрешающих пасомых весьма трудное. Сам св. отец, – перечислив важнейшие средства врачевания, – на вопрос епископа Алфия, «что делать в столь великом замешательстве», отвечает: «не могу сказать точно; знает это Испытующий сердца»¹⁹⁵, – выражая этим ту мысль, что по вопросу о пастырско-нравственном врачевании нельзя дать точных и определенных указаний, которые имели бы значение неизменных правил, применительных во всех случаях пастырско-врачебной практики. Тем не менее, по св. отцу, пастырь, просвещенный Духом Божиим¹⁹⁶, – знание врачевания душ соединив с благоразумием¹⁹⁷, «сколько зависит от него изгоняет всякое поышление о грехе в своих подчиненных... и руководит их к тому, чтобы и впредь не грешили»¹⁹⁸.

* * *

Кроме естественных средств, в деле нравственного воздействия на пасомых пастырь располагает еще средствами благодатными. Из них – прп. Исидор останавливает внимание на совершении священнослужений.

По учению св. отца, все священнослужения пастырь должен совершать с полным благоговением. Благоговейное отправление богослужения пастырем отражается и на молитвенном настроении его пасомых: оно наполняет души их святым благоговением и устремляет все мысли их к Отцу Небесному. «Народ, – говорит св. Исидор, – видя лучи животворного светения (пастыря в храме), к ним направляет шествие и прославляет Отца светов»¹⁹⁹. Пастырь должен быть чуждым фарисейского лицемерия, под опасением страшной ответственности пред Богом. «Когда Аарон и происшедшие от него входили в божественный храм священнодействовать, – пишет св. Исидор, – тогда, сложив с себя все шерстяные одежды, облачались в ризы льняные, имевшие таинственное знаменование и означавшие забвение внешних мятежей. Ибо приступающему к Богу для священнослужения не должно приносить с собою что-либо чуждое и какой-либо вещественный груз. Посему, если мы вносим в храм беспорядки, пустослословие, неуместные беседы, то подвергнем себя такому же осуждению, какому подпали книжники и фарисеи. Как они думали, что, изучая закон, исполняют его, так и мы воображаем, будто бы тем самым, что касаемся жертвенников Божиих, приближаемся к Богу. Но, Господь, истребляя в нас cие caмомнение, говорит: “аще не избудет правда ваша, паче книжник и фарисей, не можете войти в Царствие Небесное” (Мф.5:20), выражая этим ту мысль, что если вы, для служения Богу признающие достаточною одну наружность, того, чем хвалитесь, не обратите в самое дело, то царствие Божие не будет для вас отверсто, потому что царствие cиe истинно и отверзется истинно ищущим его»²⁰⁰. Хотя Бог и «от нечистой руки принимает фимиам, однако пастырь, запятнавший себя всякими сквернами и грехопадениями и касающийся алтаря Божия, в нечистоте простирающий руки к святому, сам подвергнется осуждению, жертвенник же не осквернится его недостойными деяниями и на самое богослужение не кладется печать бесславия и посмешища»²⁰¹. Таким образом, в последнем месте св. отец выражает и ту мысль, что та или иная жизнь пастыря не препятствует действию благодати, получаемой от него верующими, что спасительность таинств не зависит от нравственных качеств пастыря, который, тем не менее, подлежит тяжкому наказанию за то, что дерзает прикасаться к алтарю нечистыми руками. «Мирянин, говорит он в разъяснение той же мысли, не терпит вреда от живущего нехорошо иерея»²⁰². «Тайноводствуемый в рассуждении спасительных залогов не терпит вреда, если священник и нехорошей жизни, но сам он несомненно (надлежит быть твердо уверенным в этом) воспользуется оными Божественными и превосходящими всякое слово благодеяниями, а священник даст страшный отчет в собственной своей жизни, и в такой же мере увеличится его наказание, в какой воздавалась ему честь... Посему, никто из приемлющих на себя Божественное тайнодействие да не заботится о том, что терпит вред в рассуждении залогов спасения... Если бы и все иереи были худы, то просвещаемые (св. Исидор пишет к Ермию, полагавшему, что крещаемые недостойным пресвитером Зосимою терпят вред в самом главном и необходимом) не терпят вреда... Если ты почитаешь это за человеческие только рассуждения, то попытаюсь уверить тебя Божественным Словом. Что было мерзостнее Валаама? Однако же язык его употреблен Богом для благословений. Что сквернее Каиафы? Однако же он пророчествовал, и благодать касалась языка, но не касалась сердца. Если же хочешь узнать нечто более необычайное, то, при помощи врана, птицы нечистой, питал Бог небошественного Илию. Посему, не сомневайся, если и посредством неких грешных иереев подаются божественные и преестественные дарования»²⁰³. «Один человек, – пишет св. отец, – достойный уважения, славный по жизни, украшенный высоким чином, встретившись со мною, рассказал, что приступал он к досточтимому алтарю в намерении причаститься Божественных Таин, но увидев предстоящим ему священника, юного еще по своей похотливости и превзошедшего всех известных беспорядочной жизнью, отступил назад, почтя непристойным священные тайны принять от нечистой руки. Не буду говорить, как поражен я быль душевно, услышав это, но скажу, как сильно укорил я его. “Никакого вреда, – сказал я, – не терпит приемлющий, хотя бы преподающий казался и недостойным: пречистые тайны не приемлют скверны, если иерей и всех людей превзойдет порочностью. А если не веришь, то представь себе ворона, это нечистое детоненавистное животное; и он то питал небошественного небожителя Илию”»²⁰⁴. Таким образом, по прп. Исидору, – сообщаемые пастырем через тайнодействия духовные блага сохраняют свою благодатную силу, остаются действенно спасительными, независимо от жизни самого пастыря, – не потому что сообщающий их пастырь есть такое или иное лицо, но потому, что лицо это сообщает блага по силе носимого им на себе священнического сана. В этом случае пастырь есть ни что иное, как орудие благодати Божией, действующей на пасомых через носимый им на себе священный сан. Как таковой он может производить такие или иные действия не сам от себя, но по воле того, кто владеет и действует им. Иное дело, по Исидору, сам пастырь, проходящий священство, и иное – священство, проходимое им, «как в мирских начальственных должностях иное есть самая должность, а иное проходящий ее не как должно, так что если кто проходит ее так, то вина в таком случае падает на его лицо, а проходимая им должность остается в своем чине и достоинстве»²⁰⁵. Потому-то св. Исидор говорит: «будем чествовать священство, а недостойно проходящих оное оплакивать и грехопадение последних не приписывать священству, требующему защиты себе... как терпящему поругание от людей мерзких, которым непозволительно и касаться его»²⁰⁶.

* * *

Излагая мысли о пастырстве, прп. Исидор касается, наконец, еще вопроса об отношении пасомых к пастырю.

Пасомые, по Исидору, должны с детской простотой и покорностью принимать наставления пастырей и повиноваться им: «Волы без намордников усерднее делают свое дело на жатве, – говорит св. отец, – а когда намордники препятствуют вкусить плоды трудов, ленятся и отворачиваются от дела. И учители, неоскорбляемые непослушанием, с радостью продолжают труды, а когда не видят плода трудов, теряют охоту учить без пользы»²⁰⁷. Посему: «как дети, обучающиеся первым начаткам письменности, внимательно смотрят, как наставник водит писалом, охотно и с послушанием принимая сделанные им начертания, так и изучающие божественное должны следовать за учителем с детской простотой и неколеблющимся согласием»²⁰⁸. Далее, – должно воздерживаться от злоречия относительно пастырей²⁰⁹, и вину недостойных пастырей не переносить на самое священство²¹⁰. Недостойные пастыри дадут тяжкий ответ пред Богом в собственной своей жизни. Пасомые же «должны соразмерять собственную свою жизнь не с священствующими худо, но с заповедями. Судия скажет: из священствующих многие оказались благоискусными и вам надлежало, на них внимательно взирая умом, исправлять собственную свою жизнь; поскольку же найдены вы любителями порока, потому что не на доблестных взирали неуклонно, но на подвергавшихся падениям; то они понесут достойное наказание за сделанное ими, и вы, поскольку презрели добродетель и возлюбили порок, – и ни желание царствия, ни страх геенны не заставили вас сделаться хранителями Моих законов, понесете крайнее наказание»²¹¹.

Наконец, пасомым должно почитать своих пастырей, как духовно возрождающих их и делающих их причастниками небесных наград. «Священство есть божественное достояние, – пишет св. отец: оно драгоценнее всякого имущества... ибо, при его содействии и возрождаемся и причащаемся Божественных таин, без которых невозможно стать причастниками небесных наград, по неложным изречениям Самой Истины, изрекающей в одном месте: “аще кто не родится водою и духом, не войдет в Царство Небесное” (Ин.3:5); и в другом: “кто не яст плоти Моей и не пиет крови Моей, тот не имеет части со Мною” (Ин.6:53–56). Поэтому, если без сих таинств невозможно сподобиться божественного жребия, таинства же совершаются не иным кем, как священством, то как же тот, кто пренебрегает священство, не оскорбляет божественного и не пренебрегает душу свою? Посему, – говорит прп. Исидор, – будем чествовать священство и прославлять его» (2, 52).

И. Заварин