Слово 85. Содержащее в себе исполненные пользы советы, какие с любовью изглаголал слушающим его со смирением

Добрая мысль⁶⁴⁸ не западает в сердце, если она не от Божественной благодати; лукавый помысл не приближается к душе, разве только для искушения и испытания. Человек, достигший того, чтоб познать меру своей немощи, достиг совершенства смирения. Дарования Божии к человеку привлекает сердце, возбуждаемое к непрестанному благодарению. Искушение наводит на душу ропотная мысль, постоянно возбуждаемая в сердце. Господь терпит всякие немощи человеческие, не терпит же человека, всегда ропщущего, и не оставляет без вразумления. Душа, далекая от всякого озарения ведением, предается таковым (ропотным) мыслям. Уста, всегда благодарящие, приемлют благословение от Бога; и если сердце пребывает в благодарении, нисходит в него благодать. Благодати предшествует смирение; а наказанию предшествует самомнение. Гордящемуся⁶⁴⁹ попускается впадать в хулу, и превозносящемуся добротою дел попускается впадать в блуд, а превозносящемуся своею мудростью попускается впадать в темные сети неведения.

Человек, далекий от всякого памятования о Боге, носит в сердце своем тревожимую лукавою памятью мысль против ближнего. Кто, при памятовании о Боге, чтит всякого человека, тот, по мановению Божию, втайне, обретает себе помощь у всякого человека. Кто защищает обиженного, тот поборником себе обретает Бога. Кто руку свою простирает на помощь ближнему своему, тот в помощь себе приемлет Божию мышцу.

Кто обвиняет брата своего в пороке его, тот обвинителя себе обретает в Боге. Кто исправляет брата своего в клети своей, тот исцеляет собственный свой порок; а кто обвиняет кого-либо пред собранием, тот увеличивает болезненность собственных своих язв. Кто втайне врачует брата своего, тот явною делает силу любви своей; а кто срамит его перед глазами друзей его, тот показывает в себе силу зависти. Друг, обличающий тайно, – мудрый врач, а врачующий пред глазами многих – в действительности есть ругатель. Признак сострадательности – прощение всякого долга, а признак злого нрава – препирательство с согрешившим⁶⁵⁰. Кто делает вразумление с целью сделать здравым, тот вразумляет с любовью; а кто домогается мщения, в том нет любви. Бог вразумляет с любовью, а не отмщает (да не будет сего!); напротив того, имеет в виду, чтобы исцелел образ Его, и не хранит гнева до времени⁶⁵¹. Этот вид любви есть следствие правоты и не уклоняется в страсть мщени⁶⁵². Праведный мудрец подобен Богу: ибо наказывает человека, вовсе не отмщая ему за грех его, но чтобы или исправился человек, или устрашились другие. То, что не подобно этому, не есть вразумление. Кто делает добро ради воздаяния, тот скоро изменяется; а кто по силе ведения своего удивляется при созерцании ведения, какое в Боге, тот если и умерщвляется плотью, то не превозносится мыслью своею и никогда не уклоняется от добродетели. Кто просвещает ум свой достойным Божиим воздаянием (нам)⁶⁵³, тот и душою, и телом снисшел во глубину смиренномудрия. Ибо прежде, нежели приблизится кто к ведению, восходит и нисходит в житии своем; когда же приблизится к ведению, всецело возносится в высоту; но, сколько бы ни возвышался, не достигает совершенства восхождение ведения его, пока не наступит оный век славы и не примет человек полного его⁶⁵⁴ богатства. Ибо сколько ни усовершается человек пред Богом, все-таки он идет сзади Его; но и в истинном веке Бог показует ему лицо Свое, а не то, что Он есть: ибо праведные, сколько ни входят в созерцание Его, видят образ Его, как в зеркале; там же зрят явление действительности.

Огонь, возгоревшийся в сухих дровах, с трудом угашается; и если в сердце отрекшегося от мира явится и западет Божия теплота⁶⁵⁵, то воспламенение ее не угашается, и она стремительнее огня. Когда сила вина войдет в члены, ум забывает точное знание всего; и памятование о Боге, когда овладеет пажитью в душе, истребляет в сердце памятование о всем видимом. Ум, обретший мудрость Духа, есть то же самое, что человек, который находит готовый корабль в море: когда взойдет на него, он уносит его из моря мира сего и доставляет его к острову будущего века. Ощущение будущего века в мире сем есть то же, что малый остров в море: приблизившийся к нему не утруждается уже волнами видений века сего.

Купец, когда его удел⁶⁵⁶ кончен, спешит вернуться в дом свой; и монах, пока еще остается время делания его, скорбит о разлучении с телом сим; а когда ощутит в душе своей, что искупил он время⁶⁵⁷ и приял залог свой, вожделевает будущего века. Пока купец в море, в членах у него страх, чтобы не восстали на него волны и не потонула надежда делания его; пока и монах в мире, страх владеет житием его, чтобы не пробудилась на него буря и не погибло дело его, над которым трудится от юности и до старости своей. Купец взирает на землю, а монах – на смертный час.

Мореходец, когда идет среди моря, смотрит на звезды и по звездам направляет корабль свой, пока не достигнет пристани; а монах взирает на молитву, потому что она исправляет его и направляет шествие его к пристани, к которой житие его направляется ежечасной молитвой. Мореходец высматривает остров, у которого бы привязать ему корабль свой; запасается там нужным на путь и направляется потом к другому острову. Таково и шествие монаха, пока он в жизни сей: монах переходит от острова к острову, т. е. от ведения к ведению, и, при этой перемене островов, т. е. ведений, преуспевает, пока не выйдет из моря и шествие его не достигнет оного истинного града, в котором обитатели его не занимаются более куплею, но каждый спокойно наслаждается богатством своим. Блажен тот, у которого купля⁶⁵⁸ его не пришла в расстройство в этом суетном мире, среди великого моря сего. Блажен тот, у кого корабль не разбился, и в радости достигает он пристани.

Водолаз без одежды погружается в море, пока не найдет жемчужину; и мудрый монах, совлекшись всего, проходит жизнь, пока не обретет в себе жемчужину – Иисуса Христа; а когда обретет Его, не приобретает уже при Нем ничего из существующего. Жемчуг хранится в сокровищницах; и услаждение инока соблюдается в безмолвии. Деве вредно быть в народных собраниях и при многолюдстве, а уму инока – в беседах со многими. Птица, где бы ни была, стремится в гнездо свое – выводить там детей; и рассудительный монах поспешает в место свое – сотворить в нем плод жизни. Змея, когда сокрушено у нее все тело, бережет свою голову; и мудрый монах во всякое время охраняет веру свою, которая есть начало жизни его. Облака закрывают солнце; а многоглаголание потемняет душу, которая начала просвещаться молитвенным созерцанием.

Птица, называемая еродий⁶⁵⁹, по словам мудрых, веселится и радуется в то время, когда удалится из мест обитаемых, и достигнет пустыни, и поселится в ней; так и душа иночествующего приемлет в себя небесную радость в то время, когда удалится от людей, придет и вселится в страну безмолвия и там станет ожидать времени исхода своего. Рассказывают о птице, называемой сирин⁶⁶⁰, что всякий, слыша сладкозвучие ее голоса, так пленяется, что, идя за нею по пустыне, от сладости пения забывает самую жизнь свою, падает и умирает. На это похоже то, что бывает и с душою: когда впадет в нее небесная сладость от сладкозвучия словес Божиих, западающих через чувство в ум, душа всецело устремляется вослед этой сладости, так что забывает свою телесную жизнь, и тело лишается пожеланий своих, а душа возносится из этой жизни к Богу.

Дерево, если сперва не сбросит с себя прежних своих листьев, не произращает новых ветвей; и монах, пока не изринет из своего сердца памятования о своем прошлом, не приносит новых плодов и ветвей о Христе Иисусе.

Ветер утучняет плоды на деревах и на ниве⁶⁶¹, а попечение о Боге – плоды в душе. В раковине, в которой зарождается жемчужина, как говорят, молниею производится некоторое подобие искры, и из воздуха приемлет она в себя вещество, а дотоле остается обыкновенною плотью; пока и сердце инока не приимет в себя разумением небесного вещества, дело⁶⁶² его есть нечто обыкновенное и в раковинах своих⁶⁶³ не заключает плода утешения.

Пес, который лижет пилу, пьет собственную свою кровь и, по причине сладости крови своей, не сознает вреда себе; и инок, который склонен бывает упиваться тщеславием, пьет жизнь свою и от сладости, ощущаемой на час, не ощущает вреда себе. Мирская слава есть утес в море, покрытый водами, и неизвестен он пловцу, пока корабль не станет на нем дном своим и не наполнится водою; то же делает с человеком и тщеславие, пока не потопит и не погубит его. У отцов говорится о нем, что (посредством его) в тщеславную душу снова возвращаются страсти, уже ею побежденные и исшедшие из нее. Малое облако закрывает круг солнечный, и солнце после облака особенно греет; и малое уныние потемняет душу, но после него бывает великая радость.

К словесам таинств, заключенным в Божественном Писании, не приступай без молитвы и испрошения помощи у Бога, но говори: «Дай мне, Господи, приять ощущение заключающейся в них силы». Молитву почитай ключом к истинному разумению сказанного в Божественных Писаниях. Когда желаешь приблизиться сердцем своим к Богу, покажи Ему прежде любовь свою телесными трудами: в них полагается начало жития. Ибо много приближается сердце к Богу скудостью потребного, приобучением себя к одному роду пищи: и, таким образом, приближение сие следует за делами телесными. Ибо и Господь положил их в основание совершенства. Праздность же почитай началом омрачения души, омрачением же на омрачение⁶⁶⁴ – сходбища для бесед. Поводом к первому бывает второе.

Если и полезные речи, когда нет им меры, производят омрачение, то кольми паче речи суетные? Душа повреждается от множества продолжительных бесед, хотя бы они имели в виду страх Божий. Итак, омрачение души происходит от беспорядочности в житии.

Мера и известное правило в житии просвещают ум и отгоняют смущение. Смущение же ума от беспорядочности производит в душе омрачение, а омрачением производится смятение. Мир бывает следствием доброго порядка, а от мира рождается в душе свет; от мира же воссиявает в уме чистый воздух. По мере же того, как сердце, по устранении от мира, приближается к мудрости Духа, приемлет оно в такой же мере радость от Бога и в душе своей чувствует различие мудрости Духа и мудрости мирской; потому что в мудрости Духа овладевает душою молчание, а в мудрости мирской – источник парения мыслей. И по обретении первой мудрости исполняешься великого смиренномудрия, кротости и мира, царствующего над всеми твоими помыслами. С сего времени и члены твои успокоятся, и прекратятся в них смятение и буйные порывы. С обретением же второй мудрости приобретешь гордость в мудровании своем, и извращенные помыслы несказанные, и смятение ума, бесстыдство чувств и кичение. Не думай, что человек, привязанный к телесному, возымеет в молитве дерзновение пред Богом.

Душа скупая лишается премудрости, милосердная же умудрена будет от Духа.

Как елей служит для светения светильника, так милостыня питает в душе ведение. Ключ к Божественным дарованиям дается сердцу любовью к ближнему, и, по мере отрешения сердца от уз телесных, в такой же мере отверзается пред ним дверь ведения. Прехождение души из мира в мир⁶⁶⁵ есть приятие разумения. Как прекрасна и похвальна любовь к ближнему, если только попечение ее не отвлекает нас от любви к Богу!

Как сладка беседа с духовными нашими братьями, если только можем сохранить при ней и собеседование с Богом! Итак, хорошо заботиться и о сем, пока соблюдается в этом соразмерность, т. е. пока под этим предлогом⁶⁶⁶ не утрачивается сокровенное делание, и житие, и непрестанное собеседование с Богом. Последнему бывает помехой соблюдение первого; ум недостаточен для того, чтобы вести два собеседования.

Свидание с людьми мирскими в душе, отрекшейся от них для Божия дела, производит смущение. Вредна бывает непрестанная беседа и с духовными братиями; а на людей мирских вредно⁶⁶⁷ смотреть и издали. Телесной деятельности не препятствует⁶⁶⁸ встреча с чем-либо чувств. Но кто желает, как плод от умирения мысли, пожать радость в делании сокровенного, в том, и без ведения, одни звуки голоса приводят в смятение покой сердца его. Внутреннее омертвение невозможно без приведения чувств в недеятельность. Телесная жизнь требует пробуждения чувств, а жизнь душевная – пробуждения сердца.

Как душа по природе лучше тела, так и дело душевное лучше телесного. И как первоначально создание тела предшествовало вдуновению в него жизни, так и дела телесные предшествуют делу душевному. Малое житие, постоянно продолжающееся⁶⁶⁹, – великая сила: и мягкая капля, постоянно падающая, пробивает жесткий камень.

Когда приблизится время воскреснуть в тебе духовному человеку, тогда возбуждается в тебе омертвение для всего, возгревается в душе твоей радость не подобная тварной⁶⁷⁰, и помыслы твои заключаются внутри тебя тою сладостью, какая в сердце твоем.

А когда готов воскреснуть в тебе мир, тогда умножается в тебе парение ума, низкое и непостоянное мудрование. Миром же называю страсти, которые порождает это парение; когда же они родятся и достигнут зрелости – делаются грехами и умерщвляют человека. Как дети не рождаются без матери, так страсти не рождаются без парения ума, а совершение греха не бывает без содействия страстей.

Если терпение возрастает в душах наших, это признак, что прияли мы втайне благодать утешения. Сила терпения крепче радостных мыслей, западающих в сердце. Жизнь в Боге есть низвержение⁶⁷¹ чувств. Когда будет жить сердце, низвергаются⁶⁷² чувства. Воскресение чувств есть омертвение сердца; и, когда они воскреснут, это – признак омертвения сердца для Бога. От добродетелей, совершаемых между людьми, совесть не получает правоты.

Добродетель, какую творит кто через других, не может очистить душу, потому что вменяется пред Богом только в награду за дела. Добродетель же, которую человек творит сам в себе, вменяется в совершенную добродетель, и достигает того и другого, т. е. и в воздаяние вменяется, и очищение производит. Посему устранись от первого и последуй второму: без попечения же о втором оставить и первое есть явное отпадение от Бога. Но второе заменяет собою первое, если и не будет сего первого.

Покой и праздность – гибель душе, и больше демонов могут повредить ей. Когда тело немощно и будешь принуждать его к делам, превышающим силы его, тогда в душу твою влагаешь омрачение за омрачением и вносишь в нее большое смущение. А если тело крепко и предаешь его покою и праздности, то в душе, обитающей в этом теле, возникает всякое зло; и если бы кто и сильно вожделевал добра, вскоре отъемлет оно⁶⁷³ у него самую мысль о добре, какую имел он. Когда душа упоена радостью надежды своей и веселием Божиим, тогда тело не чувствует скорбей, хотя и немощно; ибо несет сугубую тяготу – и не изнемогает, но снаслаждается и содействует наслаждению души, хотя и немощно. Так бывает, когда душа входит в оную радость Духа.

Если сохранишь язык свой, то от Бога дастся тебе, брат, благодать сердечного умиления, чтобы при помощи ее увидеть тебе душу свою и ею⁶⁷⁴ войти в радость Духа. Если же преодолеет тебя язык твой, то поверь мне в том, что скажу тебе: ты никак не возможешь избавиться от омрачения. Если нечисто у тебя сердце, пусть чисты будут хотя уста, как сказал блаженный Иоанн.

Когда пожелаешь наставить кого на добро, упокой его сперва телесно и почти его словом любви. Ибо ничто не преклоняет так человека на стыд и не заставляет бросить порок свой и перемениться на лучшее, как телесные блага и честь, какую видит от тебя. В какой мере вступил кто в подвиг ради Бога, в такой – сердце его приемлет дерзновение в молитве его. И в какой мере человек развлечен многим, в таковой же лишается Божией помощи. Не скорби о телесных повреждениях, потому что совершенно возьмет их у тебя смерть. Не бойся смерти, потому что Бог уготовал, чтобы соделаться тебе выше ее. Ему слава и держава во веки веков! Аминь.