Слово 10. О Промысле

Почему Бог не уничтожил врага, обольстившего человека в начале? Если бы он одолевал силой, то вопрос имел бы какой-нибудь смысл; если же он чужд такой силы и действует только внушением, а не повиноваться ему в нашей власти, то зачем ты отнимаешь предлог к прославлению и уничтожаешь повод к получению венцов? Кроме того, если бы даже Бог оставил его, зная, что он всех победит, то и тогда не следовало бы смущаться, – так как, если он побеждает, это происходит от нас, которые добровольно покоряемся ему, а не насильно. А если было уже много победивших его и много еще будет впоследствии, то зачем ты лишаешь имеющих прославиться победою такой чести? Однако не все победят его. Но гораздо справедливее, чтобы доблестные имели случай показать свою доблесть, а беспечные были наказаны за свою собственную леность, чем ради последних причинит обиду первым. Ленивый, если и терпит обиду, то не от противника, а от собственной лености, о чем свидетельствует множество побеждающих. Между тем, тогда ревностные подвергались бы козням со стороны ленивых, если бы не имели цели, для которой могли бы пользоваться мужеством. Тогда могли бы жаловаться и на создание уст и глаз, потому что из-за последних многие желают того, чего не должно, и впадают в прелюбодеяние, а первыми иные произносят хулу и провозглашают погибельные догматы. Но неужели из-за этого людям следовало явиться на свет без языка и глаз? В таком случае мы отсечем и руки, и ноги, из которых одни исполнены крови, а другие текут на нечестие. А вслед за тем и уши, потому что и они принимают лживые слухи и передают душе растленные догматы; если же так, то и пищу, и питье, и небо, и землю, и море, и луну, и хор звезд. Для чего в самом деле будут они нужны, когда тот, ради которого они созданы, будет столь жалостным образом рассечен? Видишь, до каких смешных и нелепых выводов мы принуждены дойти? Дьявол – враг себе, не нам, потому что мы, если захотим, можем получить через него даже многие блага, вопреки его воле и намерению; и в этом обнаруживается тем большее чудо и чрезмерное человеколюбие Божие. Действительно, когда люди становятся лучшими, это уже само по себе уязвляет и огорчает дьявола; когда же он сам является для нас виновником этого, то не может уже и снести обиды.

Если бы Бог, говорят некоторые, не попустил, дьявол не мог бы приступить к человеку и обольстить его в начале. Что сказать нам на это? То, что, если бы этого не случилось, Адам не узнал бы, сколь великое имел он благо, и никогда не отстал бы от своего безумия. В самом деле, тот, кто до такой степени возомнил о себе, что думал даже стать Богом, на что не осмелился бы, если бы не был вразумлен? Но предположим, что дьявол не давал бы никаких советов. Остался ли бы Адам безгрешным, если бы этого не было? Нельзя этого сказать. Тот, кто так легко убежден был женой, если бы дьявола и не было, скоро сам по себе впал бы в грех. Тот, кто так легко поддался обольщению со стороны другого, уже прежде обольщения был беспечен и слабодушен, потому что последний не мог бы иметь и такого успеха, если бы обратился к трезвой и бодрой душе. Но почему же Бог дал Адаму такую заповедь, зная, что он согрешит? Потому что и дарование заповеди свидетельствует о большем попечении, чем недарование. Допустим, что Адам имел бы столь слабую волю, как то показал конец, и при этом не получил бы никакой заповеди, а жил в полное свое удовольствие: к худшему или лучшему привела бы эта слабость и беспечность при такой распущенности? Для всякого очевидно, что, живя без всякой заботы, он впал бы в крайнее нечестие. Если он, не имея твердой надежды на бессмертие, но зная, что эта надежда еще сомнительна, впал в такое высокомерие и безумие, что думал сделаться Богом, и притом не взирая на то, что ниоткуда не видел, что обещавший заслуживает веры, то до какого безумия не дошел бы он, если бы имел твердую уверенность в бессмертии? Какого греха не совершил бы? Когда бы послушался Бога? Если он после дарования заповеди так презрел Того, Кто даровал ему эту заповедь, то, если бы он совсем ничего не слышал от Него, не стал бы, может быть, сознавать и того, что он находится под Его властью. Если бы никто из порочных здесь не подвергался наказанию, а из добродетельных никто не получал награды, то многие из числа неверующих учению о воскресении стали бы избегать добродетели, как причины бедствий, и следовать пороку, как виновнику благ. Если бы, опять, все получали здесь по достоинству, то стали бы считать излишним и ложным учение о Суде. Поэтому, чтобы и учение о Суде не почиталось ложным, и множество заурядных людей не делалось хуже вследствие презрения к этому учению, Бог наказывает и здесь многих грешников, и награждает некоторых из добродетельных; и тем, что делает это не в отношении ко всем, удостоверяет учение о Суде, а тем, что наказывает некоторых раньше Суда, возбуждает спящих глубоким сном.

Действительно, вследствие того, что нечестивые терпят наказание, многие пробуждаются, боясь, чтобы не потерпеть того же; вследствие же того, что не все получают здесь по своим заслугам, вынуждаются заключать, что это соблюдается для другого времени. Для того и Каина, когда он согрешил, Бог не умертвил, чтобы все последующие люди вразумлялись через него и стали лучшими через постигшее его наказание. Не все ведь равно было слышать, что некто Каин, убивший брата, умер, или видеть самого убийцу, несущего наказание. Если в первом случае могли не верить рассказу об этом событии по причине чрезмерной ненависти, то теперь, когда убийца находится налицо и в течение долгого времени заставляет многих быть свидетелями наказания, он делает это событие очевидным и достоверным как для современников, так и для последующих поколений. Затем, если бы Бог тотчас же убил его, то не дал бы ему никакого срока для покаяния и исправления, – тогда как, проводя жизнь в страхе и трепете, он мог бы получить от такой жизни великую пользу, если бы не был крайне бесчувственным и скорее зверем, нежели человеком. Кроме того, через это наказание Бог делал для него меньшим будущее мучение, потому что скорби и наказания, наводимые на нас Богом в настоящей жизни, уничтожают немалую часть будущих мучений. Для того Бог обычно наказывает грешников, заслуживающих одинакового наказания, не всех вместе, чтобы остальные сделались лучшими ввиду бедствий, постигших других. Но часто Он наказывает и всех вместе, как было, например, при потопе, чтобы самим грешникам прегражден был путь к дальнейшему нечестию, а последующие люди получили бы большую, нежели те, пользу, когда закваска, так сказать, и основа пороков будет удалена вместе с теми, которые их совершали, а также не имели бы столь многих учителей нечестия. В самом деле, если и без примера люди могут легко находить пороки, то что бы они сделали, если бы было много подстрекателей их на дурные дела?

Итак, нужно убедиться только в том, что все устрояется для нас Богом на пользу, а каким образом – об этом не спрашивать, равно как не беспокоиться и не унывать, если мы не знаем этого. Знать это и невозможно, и не полезно; первое – потому, что мы смертны, второе – потому, что скоро впадаем в гордость. Бог хочет, чтобы и неверующие Ему спаслись через покаяние, как и Сам Он говорит о том: «Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию» (Мф.9:13). Даже и после того, как они, удостоившись такого попечения, не пожелают сделаться лучшими и признать истину, Он не оставляет их; но так как они добровольно сами себя лишили небесной жизни, доставляет им по крайней мере все необходимое для настоящей жизни, повелевая солнцу всходить над злыми и добрыми, посылая дождь на праведных и неправедных, и даруя все прочее, необходимое для поддержания настоящей жизни. Если же о врагах Он имеет такое попечение, то как презрит тех, которые веруют Ему и служат Ему по мере сил своих? Но почему дьявол не устранен совсем? Представим себе противника и двух борцов, которые должны сражаться с ним. Один из этих двух борцов страдает от пресыщения, небрежно относится к своему делу, бессилен и расслаблен; а другой прилежен, пользуется здоровьем, занимается в палестрах и школах для телесных упражнений и обнаруживает всякое старание приготовить себя к состязанию. Итак, если ты уничтожишь противника, то кому из них причинишь обиду? Беспечному ли и нерадивому, или прилежному и положившему столько трудов? Ясно, что прилежному. Этому последнему из-за беспечного учиняется обида, если будет устранен противник; тогда как беспечному из-за прилежного, если противник остается, никакой обиды не причиняется, потому что он терпит поражение от собственной беспечности.

Таким образом, человек слабовольный, нерадивый и беспечный, хотя бы и не было никакого дьявола, скоро падает и ввергает себя в бездны порока. Равным образом, если мы обратимся к нашим собственным членам, то найдем, что и они являются причинами гибели, – если мы не бываем внимательны, – не по собственной своей природе, а вследствие нашей беспечности. Вот смотри. Глаз дан для того, чтобы ты, взирая на творение, прославлял Творца и Владыку; но если ты непристойно пользуешься глазом, он становится для тебя виновником прелюбодеяния. Язык дан для того, чтобы ты песнословил и восхвалял Создателя; но если ты недостаточно наблюдаешь за собой, он становится для тебя причиной богохульства и сквернословия. Руки даны для того, чтобы ты простирал их на молитву; но если ты не ведешь себя трезвенно, ты простираешь их на любостяжание. Ноги даны для того, чтобы ты устремлялся на добрые дела; но если ты беспечен, то у тебя будут через них дурные деяния. Видишь ли, что слабому человеку все приносит вред, и даже сами спасительные лекарства приводят к смерти, не по своей природе, а вследствие немощи такого человека? Одного только взора Божия достаточно, чтобы погубить нечестивых; если присутствие святых делает немощной силу демонов, то гораздо более присутствие Божие. Когда мы увидим расстройство и замешательство в делах, не будем обвинять Бога и думать, что течение настоящей жизни не предусмотрено; истинное расстройство и замешательство не в течении дел, а в находящемся в таком состоянии помысле; и для него не будет никакой пользы от благоустройства в делах, хотя бы он пользовался величайшим благоустройством, пока он не уничтожит расстройства и замешательства, находящихся в нем самом. Подобно тому, как больной глаз и в ясный полдень будет видеть тьму и одно вместо другого, и для него не будет никакой пользы от солнечного луча, между тем как здоровый и крепкий глаз может и вечером верно руководить телом, так точно и око нашего ума, пока будет здраво, хотя бы увидело, по-видимому, и неустройство, будет видеть прекрасный порядок, а если будет повреждено, то, хотя бы ты возвел его на самое Небо, и там найдет великое неустройство и замешательство. Для того Бог не всех подвергает наказанию в здешней жизни, чтобы ты не отвергал воскресения и не терял надежды на Суде, как будто здесь все уже дают ответ; равно как не всем позволяет уйти отсюда и безнаказанно, чтобы ты не думал, что все лишено провидения. Если кто не верит в воскресение, пусть подумает, сколько создал Бог из ничего, – и получит доказательство и относительно воскресения. Взяв землю, Бог смесил ее и создал человека, – землю, которой раньше не было.

Итак, каким образом земля стала человеком? Каким образом и сама она, раньше не существовавшая, приведена в бытие? Какую опору имеет она? Что находится позади земли? И что, в свою очередь, вслед за этим? Как произведены из нее все бесконечные роды животных, семян, растений? Все это недоумение воскресения. В самом деле, не все равно – возжечь опять потухший светильник или явить огонь, который был нигде не видим; не все равно – восстановить упавший дом или выстроить совершенно новый дом. В первом случае, если ничего другого не было, по крайней мере было вещество; во втором же случае не было и самого вещества. Для того Бог и сотворил сначала то, что кажется нам труднейшим, чтобы через это примерно доказать более легкое. Равным образом при нашем рождении не маленькое ли семя, не имеющее вначале определенного вида и устройства, ввергается в воспринимающую его утробу? Откуда же такое устройство живого существа? А что сказать о хлебе? Не голое ли зерно бросается в землю? Не сгнивает ли оно после того, как бывает брошено? Откуда же колос, ости на нем, стебель и все прочее? Маленькое зернышко смоковницы, упавши на землю, не произращает ли часто корня, ветвей и плодов? Затем, все это ты принимаешь и не подвергаешь излишнему исследованию, а от одного только Бога, преобразующего наше тело, требуешь отчета? Может ли это заслуживать какого-нибудь извинения? Но для чего Бог оставил дьявола, когда он столь лукав, что нападает на нас неожиданно? Для того, чтобы мы, будучи побуждаемы страхом и ожидая нападения врага, обнаруживали великую бодрственность и постоянную трезвенность. И чему ты удивляешься, если Он ради этого оставил дьявола? Заботясь о нашем спасении и пробуждая нас от беспечности, а также доставляя повод к получению венцов, Он для того уготовал и самую геенну, чтобы страх мучений и тяжесть наказания направляли нас к Царству. Итак, если ты сделаешь что-нибудь доброе и не получишь за это воздаяния в здешней жизни, не смущайся: тебя с лихвою ожидает за это награда в будущем веке. Равным образом, если сделаешь что-нибудь злое и не потерпишь наказания, не будь самонадеян, потому что там постигнет тебя наказание, если не переменишься и не станешь лучшим. Ты возмущаешься, выходишь из себя и все наполняешь смущением, видя, как многие, живущие в нечестии, преуспевают и пользуются здесь благами, и сетуешь на долготерпение Божие. Что ты делаешь, скажи мне? Сколько подстерегают и нападают на дорогах? Сколько подрывают стены? Сколько отравляют ядами? Что же? Обвиняем ли мы за них судью? Ни в коем случае. Если он, когда они будут представлены на суде, отпустит их и того, кто пострадал, накажет, а того, кто причинил зло, оправдает и отпустит с почетом, то он действительно достоин обвинения и всяких порицаний; но когда они еще не преданы суду, зачем ты сам привлекаешь его к ответу и наперед осуждаешь? Подумай о своей собственной жизни, человек, войди в свою совесть, – и ты не только не похвалишь своего решения, но и изменишь свое мнение, прославишь долготерпение Человеколюбца и возблагодаришь за снисхождение, дивясь Его незлобию. Если бы каждый подвергался наказанию за грехи непосредственно вслед за совершением их, то род человеческий едва ли не был бы давно уже истреблен. Итак, братия, не будем унывать: ведь не так мы заботимся о своем спасении, как Создавший нас, и не столько у нас попечения о том, чтобы не потерпеть ничего бедственного, сколько у даровавшего нам душу Бога. Бог не попускает людям ни оставаться всегда в несчастьях, чтобы они не впадали в отчаяние, ни в покое, чтобы они не делались беспечными, но разнообразно устрояет их спасение, переменяя одно на другое. Если корабль без кормчего не может благополучно существовать, а легко утопает, то каким образом мир мог бы существовать столько времени, если бы никто не управлял им? И чтобы не говорить многого, представь, что мир есть корабль, внизу, как бы киль, лежит земля, небо – паруса, люди – пассажиры, лежащая внизу бездна – море; каким же образом в течение столь долгого времени не произошло крушения? Оставь корабль на один хотя бы день без кормчего и пловцов, и ты увидишь, как он тотчас же потонет. Между тем мир, имеющий уже пять тысяч с лишком лет, ничего подобного не потерпел. Да что я говорю о корабле? Иной устроит в винограднике небольшой шалаш и после собрания плодов покидает его, и часто последний не просуществует даже и двух дней, вскоре же разрушается и падает. Если, таким образом, шалаш не может стоять без присматривающего за ним, то как же столь великое создание, столь прекрасное и дивное, могло бы остаться незыблемым в течение такого долгого времени без чьего-нибудь попечения? Размысли о красоте небес, сколько ей времени и она не помрачилась; размысли о силе земли, как не изнемогла ее утроба, рождая столько уже времени; размысли об источниках, как они текут и не расстаются с местом своего рождения; размысли о море, сколько рек принимает оно и не преступает своего предела.

Справедливо можно о каждом из названных явлений сказать: «Как многочисленны дела Твои, Господи! Все соделал Ты премудро» (Пс.103:24). Не безумно ли с нашей стороны, наблюдая за строителем и видя, как он раскалывает и распиливает деревья, не требовать от него отчета и не обвинять его; равным образом и в отношении к врачу, который прижигает и режет тело, заключает больного в отдельном помещении и томит его голодом, не обнаруживать бесполезного любопытства, а оставаться спокойными и молчать; между тем о неизреченной Премудрости, неизреченном человеколюбии предаваться неуместному любопытству и мелочному исследованию? И оказать помощь, потратить деньги за бедняков, терпящих обиды, вы не легко решитесь, а всячески исследуете, почему такой-то беден, почему такой-то нищ, почему такой-то богат. Затем ты не опускаешь взоров долу и не осуждаешь самого себя, не налагаешь узды на язык и не укрощаешь ума, и, перестав праздно любопытствовать о таких предметах, не обращаешь этой пытливости на свою собственную жизнь? Взгляни на то, что тобою сделано, на море своих грехов; и если ты любопытен и пытлив, потребуй у себя самого отчета в словах, в делах, – в том, что ты худо сказал, что худо сделал. Между тем теперь себя самого ты оставляешь без испытания, а Богу учиняешь суд, и прилагаешь к своим грехам новые грехи. Может ли это не заслуживать наказания? Да избегнем же его все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.