Беседа 19

2Кор.9:1. Для меня впрочем излишне писать вам о вспоможении святым.

О щедрой милостыне.

1. Так много сказав об этой (службе), теперь говорит: «излишне писать вам» («лишше ми есть писати вам»). И не в том только открывается его мудрость, что, сказавши уже многое, говорит – «излишне писать вам», но и в том еще, что опять говорит о ней же. То, что пред этим только что было им сказано, он говорил о тех, которые приняли собранные деньги, чтобы они пользовались большим уважением; а что раньше еще этого говорил о македонянах, что «глубокая нищета их преизбыточествует в богатстве их радушия» («во глубине нищета их избыточествова в богатство простоты их»), и все прочее, было говорено о человеколюбии и милостыне. И все-таки, несмотря на то, что и прежде сказал уже много, он опять намерен рассуждать о том же предмете, и говорит: «излишне писать вам». А делает это для того, чтобы более привлечь их. Ведь человеку, о котором идет такая слава, что для него не нужны советы, стыдно показать себя ниже доброго о себе мнения и потерять его. Так поступает он большею частью и при обличениях, употребляя оборот речи, называемый умалчиванием (παράλειψις), потому что он имеет большую силу. Так, например, судья, когда видит великодушие обвинителя, уже не подозревает его, рассуждая: «Если этот человек не говорит многого такого, что мог бы сказать, то будет ли он вымышлять то, чего не было?» И тем (обвинитель) заставляет судью предполагать в деле нечто большее того, что им самим сказано, а себе приобретает имя честного человека. Так поступает (и апостол), когда он дает советы, или хвалит кого. Сказал: «излишне писать вам»; но смотри, как дает советы: «ибо я знаю усердие ваше и хвалюсь вами перед Македонянами» («вем бо усердие ваше, имже о вас хвалюся Македонянам») (2Кор.9:2). Много значит и то, что сам знает; но гораздо важнее, что сообщает о том другим. Это имеет особенную силу, потому что они не захотели бы остаться посрамленными пред таким числом людей.

Видишь ли мудрость его совета? Он убеждал их примером других, т. е., македонян: «Уведомляем вас, братия, о благодати Божией, данной церквам Македонским» («сказую вам благодать Божию... в Церквах Македонских») (2Кор.8:1); убеждал собственным их примером: «вам, которые не только начали делать сие, но и желали того еще с прошедшего года» («иже не точию еже творити, но и еже хотети прежде начасте от прешедшаго лета») (2Кор.8:10); убеждал примером самого Господа: «вы знаете благодать Господа нашего Иисуса Христа, что Он, будучи богат, обнищал ради вас» («весте благодать Господа нашего, яко вас ради обнища богат сый» (2Кор.8:9). Потом опять прибегает к сильнейшему способу убеждения – к примеру других, потому что люди склонны к соревнованию. Пример Господа и обещанные награды более бы должны были подействовать на них; но так как они были еще немощны, привлекает их примером подобных им, потому что ничто так сильно не действует, как соревнование. И смотри, в каком новом виде предлагает им то же самое увещание. Не сказал: «подражайте им»; но что? «Ревность ваша поощрила многих» («Яже от вас ревность раздражи множайших») (2Кор.9:2). Что говоришь? Недавно сам сказал (о македонянах): «добровольно со многим молением моля нас». Как же теперь говоришь: «ваша (коринфян) ревность» («яже от вас ревность»)? «Да, – отвечает (апостол), – мы не советовали им, не убеждали их, а только вас хвалили и вами хвалились, – и этого довольно было к их убеждению».

Видишь ли, как он возбуждает их взаимным друг друга примером: коринфян – примером македонян, а македонян – примером коринфян, и это соревнование еще более усиливает присоединенною к тому великою похвалою? А чтобы не дать им повода к гордости, с особенным искусством выражается: «и ревность ваша поощрила многих» («и яже от вас ревность раздражи множайших»). Представь же, каково тем, которые были для других побудительною причиною такой щедрости, самим отстать от них в благотворительности! Вот почему не сказал: «подражайте им» – потому что не возбудил бы этими словами такого соревнования; а как сказал? «Они вам подражали; вы, учители, не окажитесь хуже учеников». И смотри, как для большего возбуждения и воспламенения их показывает вид, что вступается за них, и защищает их дело, как будто идет о том спор и состязание. Как выше он говорил: «они весьма убедительно просили нас принять дар и участие их в служении святым... поэтому мы просили Тита, чтобы он, как начал, так и окончил у вас и это доброе дело» («яко доброхотни, со многим молением» приступили к нам, «во еже умолити нам Тита, да якоже прежде начат, такожде и скончает... благодать сию») (2Кор.8:4, 6), так и здесь говорит: «Братьев же послал я для того, чтобы похвала моя о вас не оказалась тщетною в сем случае» («послах братию, да не испразднится похваление наше») (2Кор.9:3).

Видишь ли, в каком он беспокойстве и страхе? Чтобы все, что он сказал, не показалось сказанным только для убеждения, а не потому, что и на деле так было, говорит: «послал братьев» – «я столько забочусь о вас, «чтобы похвала моя о вас не оказалась тщетною». По-видимому, наибольшее участие принимает он в коринфянах, хотя и обо всех равно печется. А смысл слов его такой: «Весьма много хвалюсь вами, всем говорю о вас с восхищением, хвалился и македонянам. Поэтому, если вы окажетесь ниже похвалы, стыд будет общий». Но выражается об этом осторожно, именно присовокупил: «в сем случае» («в части сей»), а не во всем. «Чтобы вы, как я говорил, были приготовлены» («Да, якоже глаголах, приготовани будете»). Говорил о них (македонянам) не то, что они будут готовы, но что у них все уже приготовлено, и нет ни в чем недостатка. «Потому, – говорит, – желаю, чтобы вы показали это на самом деле». Потом еще более обнаруживает свое беспокойство, говоря: «чтобы, когда придут со мною Македоняне и найдут вас неготовыми, не остались в стыде мы, – не говорю «вы», – похвалившись с такою уверенностью» («да не како, аще приидут со мною Македоняне... постыдимся мы, да не глаголем вы, в части сей похваления») (2Кор.9:4).

2. Больше будет стыда, когда будешь иметь многих зрителей, и притом слышавших о деле. И не сказал: «веду с собою македонян», или: «македоняне идут со мною», – чтобы не подумали, что делает это намеренно; а как сказал? «Чтобы, если⁶ придут со мною Македоняне» («Да не како, аще приидут со мною Македоняне»). Может случиться, что они придут. Таким образом (апостол) отдалил от себя и подозрение. А если бы сказал иначе, то, может быть, довел бы их и до ожесточения. Смотри, как действует на них не духовными только, но и человеческими (побуждениями). «Если вы, – говорит, – мало смотрите на меня, в твердой надежде, что прощу вас, то подумайте о македонянах – «чтобы, когда придут со мною Македоняне и найдут вас неготовыми» («да не како, аще приидут, и обрящут вас»). Не сказал: «не желающими», но – «неготовыми», т. е., не все еще исполнившими. «Если же и поздно подать уже стыдно, то подумайте, какой стыд вовсе не подать милостыни, или подать меньше надлежащего».

Далее, кратко и вместе с силою, указывает и последствия, имеющие произойти отсюда, говоря так: «чтобы... не остались в стыде мы, – не говорю «вы"" («постыдимся мы, да не глаголем, вы»). И словами: «похвалившись с такою уверенностью» («в сей части похваления») опять смягчает речь свою, – не для того, впрочем, чтобы сделать их беспечными, но чтобы показать, что прославившиеся другими (добродетелями) должны отличиться и этой. «Посему я почел за нужное упросить братьев, чтобы они наперед пошли к вам и предварительно озаботились, дабы возвещенное уже благословение ваше было готово, как благословение, а не как побор» («Потребно убо умыслих предпослати братию, да... предуготовят благословение ваше сие готово быти, тако якоже благословение, а не яко лихоимство») (2Кор.9:5). Опять говорит о том же в других словах. И чтобы не показалось, что говорит так без особенного намерения, объясняет, что не по другой причине идут братия, а единственно по той, чтобы (коринфянам) не остаться в стыде. Видишь ли, что слова: «Для меня... излишне писать вам» были началом к увещанию?

Видишь ли, сколько рассуждает он об этом служении? Кроме того, можно сказать и то, что, дабы не подумали, будто (апостол) противоречит сам себе, когда, сказав – «излишне», рассуждает о том же предмете, он сверх того, что говорил о скорости, щедрости и радушии при подаянии милостыни, и этим оборотом речи достигает той же цели. Он требует этих трех качеств, и поставил их главными в самом начале. Так, когда он говорит: «они среди великого испытания скорбями преизобилуют радостью; и глубокая нищета их преизбыточествует в богатстве их радушия» («во мнозем искушении скорби избыток радости их, и яже во глубине нищета избыточествова в богатство простоты их») (2Кор.8:2), выражает не другое что, как то, что (македоняне) сделали великие приношения, и сделали с радостью и поспешностью, что они не скорбели, не только подав много, но и находясь в искушениях, а это тяжелее, нежели подавать милостыню. Равным образом и выражение: «они отдали самих себя... нам» («себе вдаша нам») (2Кор.8:5) показывает и их радушие, и твердую их веру. Опять и здесь имеет ту же цель. Так как щедрость и радушие бывают между собою противоположны и иной, подав много, часто скорбит о том, а иной, чтобы не скорбеть, подает менее, то смотри, как (апостол) заботится и о том и о другом со свойственною мудростью. Не сказал: «лучше давать немного, но охотно, нежели по принуждению», так как он хотел, чтобы они подавали и много и с охотою. А как же (сказал)? «Дабы возвещенное уже благословение ваше было готово, как благословение, а не как побор» («Да предуготовят благословение ваше готово быти якоже благословение, не яко лихоимство»). Сперва начинает с приятнейшего и легчайшего – подавать непринужденно, так как «(подаяние), – говорит, – есть «благословение».

Видишь, как в самом увещании показывает тотчас и плод, приносимый (подаянием), т. е., что подающие исполняются благословения. Самым этим словом он уже привлекал их к радушию, потому что никто не дает благословения с огорчением. Впрочем, и этим он не ограничился, а присовокупил: «не как побор». «Не думайте, – говорит, – чтобы мы из корыстолюбия брали у вас милостыню, напротив, желаем быть для вас источниками благословения. Корыстолюбие свойственно тем, которые подают принужденно, так что, кто принужденно подает милостыню, тот подает скупо». От этой мысли далее опять переходит к прежней, т. е., к тому, чтобы подавали щедро. «Се же глаголю», т. е., «при этом скажу и то». Что же? «Кто сеет скупо, тот скупо и пожнет; а кто сеет щедро, тот щедро и пожнет» («Сеяй скудостию, скудостию и пожнет; а сеяй о благословении, о благословении и пожнет»)⁷ (2Кор.9:6). Не сказал – «скупо», но употребил благороднейшее наименование бережливого (φειδωλού); и самое действие назвал сеянием, чтобы ты тотчас вспомнил о воздаянии, представил себе жатву, и понял, что (подавая другим) более получаешь сам, нежели даешь. Потому не сказал – «дающий», но – «сеющий». Не сказал также – «если вы сеете», но употребляет общее выражение. Не сказал опять – «щедро», но, что гораздо важнее – «о благословении». И снова возвращается к прежнему приятному способу подаяния: "Каждый уделяй по расположению сердца» («кийждо якоже изволение имать сердцем») (2Кор.9:7), потому что получивший полную свободу делает больше принуждаемого. Потому и останавливается на этом; сказав именно – «по расположению сердца» («якоже изволение имать»), присовокупляет: «не с огорчением и не с принуждением» («не от скорби, ни от нужды»); и этим еще не ограничивается, но приводит свидетельство из Писания, говоря: «ибо доброхотно дающего любит Бог» («доброхотна бо дателя любит Бог»).

Видишь ли, сколько раз он повторяет это? «Говорю это не в виде повеления» («Не по повелению глаголю») (2Кор.8:8); «Я даю на это совет» («совет даю о сем») (2Кор.8:10); «как благословение, а не как побор» («якоже благословение, а не яко лихоимство») (2Кор.9:5); «не с огорчением и не с принуждением» («не от скорби, ни от нужды») (2Кор.9:7); «доброхотно дающего любит Бог» («доброхотна бо дателя любит Бог»). По моему мнению, доброхотным он называет здесь щедрого, хотя употребил это слово с тем, чтобы побудить (коринфян) к радушному подаянию. Так как пример македонян и все прочее достаточно было, чтобы побудить их к щедрому подаянию, то не говорит уже об этом много, а (ведет речь к тому), чтобы подавали не с принуждением. И подлинно, если милостыня есть добродетель, а всякое дело, сделанное по принуждению, теряет свою награду, то (апостол) справедливо поступает так. И он не только советует, но, что всегда делает, и молит за них (Бога), говоря: «Бог же силен обогатить вас всякою благодатью» («силен же Бог всяку благодать изобиловати в вас») (2Кор.9:8).

3. Этою молитвою удаляет от них помысел, противоборствующий щедрости, который и ныне для многих служит препятствием. Действительно, многие боятся подавать милостыню, говоря: как бы мне самому не сделаться бедным и не нуждаться в помощи других. Итак, чтобы рассеять этот страх, он присоединяет молитву, говоря: «обогатить вас всякою благодатью», – не исполнить только, но «обогатить». Что же значит: «обогатить благодатью» («благодать изобиловати»)? «Обогатить вас настолько, чтобы вы могли изобиловать при такой щедрости». «Чтобы вы, всегда и во всем имея всякое довольство, были богаты на всякое доброе дело» («Да о всем всегда всяко довольство имуще, избыточествуете во всяко дело благо»). Смотри, и в самой молитве его какая мудрость. Не богатства просит им (у Бога), и не излишества, но всякого довольства. И не это одно в нем удивительно, но то особенно, что, как не просит излишества, так равно не причиняет им и огорчения, и, снисходя к их слабости, не принуждает их подавать от недостатка; а просит довольства, и вместе показывает, что даров Божиих не должно употреблять во зло. «Чтобы вы... были богаты на всякое доброе дело» («Да избыточествуете во всяко дело благо»). «Для того, – говорит, – прошу вам довольства, чтобы вы и другим уделяли». И не сказал – «уделяйте», но – «чтобы вы... были богаты» («да избыточествуете»). В благах телесных просит для них довольства; а в благах духовных – не в одном милосердии, но и во всех прочих – просит им избытка. Таков смысл слов: «на всякое доброе дело» («во всяко дело благо»). Потом вводит советником пророка, приискав свидетельство, побуждающее их к щедрости, и говорит: «как написано: расточил, раздал нищим; правда его пребывает в век» («якоже есть писано: расточи, даде убогим; правда его пребывает во век») (2Кор.9:9; Пс.111:9). Вот что значит – «чтобы вы... были богаты» («да избыточествуете»). Слово «расточил» («расточи») не что другое означает, как щедрость в подаянии. Если поданного и нет уже более, но плоды подаяния остаются. То и удивительно, что сберегаемое гибнет, а расточаемое пребывает, и пребывает вечно. Правдою же называет здесь человеколюбие, потому что оно делает людей праведными, и, как огонь, истребляет грехи людские, когда обильно изливается.

Итак, не будем скупы; напротив, будем расточать щедрою рукою. Разве не видишь, сколько другие раздают комедиантам и распутным женщинам? Подай Христу хотя половину того, что они дают плясунам. Подай хотя столько алчущему, сколько они из тщеславия дают представляющим на зрелищах. Они множеством золота украшают тело распутных; а ты и в простую одежду не хочешь облечь плоть Христову, даже видя, что она обнажена. Есть ли для этого какое-нибудь извинение? Не стоит ли это, напротив, всякого наказания, когда иной столько дает той, которая губит его и бесславит, а ты и малейшей части не даешь тому, кто тебя спасает и прославляет? Истощая свое богатство на удовлетворение чреву, на пьянство и распутство, ты не хочешь и вспомнить о бедности. Если же нужно облегчить чью бедность, ты считаешь себя беднее всех. Когда кормишь нахлебников и льстецов, радуешься, как будто расточаешь на них из неистощимых источников; а когда увидишь бедного, тотчас нападает на тебя страх бедности. За это-то самое некогда мы осудим и сами себя и будем осуждены другими, как преуспевшими (в добродетели), так и грешниками. Скажут тебе: «Почему ты не был великодушным, где должно? Вот он, давая любодейце, не представлял таких извинений; а ты, подавая Владыке, заповедавшему «не пещись», приходишь в страх и трепет? И можешь ли быть достоин какого-нибудь извинения?» Если человек, получив благодеяние, не пренебрегает им, но воздает благодарностью, то тем более Христос. Если Он и не получив дает, то ужели не воздаст получивши?

«Почему же, – скажешь, – иные, расточивши много, не только сами не получили, но просят еще милостыни у других?» Ты указываешь на раздавших все свое имение, сам не подавши и обола. Обещай раздать все – и тогда спрашивай и о них. А доколе ты бережлив, и подаешь малость из своего имущества, к чему представляешь мне извинения и предлоги? Ведь не на самый верх нестяжания ведем мы тебя, просим только, чтобы ты отсек лишнее, и возлюбил только довольство, а довольство ограничивается самым нужным, без чего жить нельзя. Никто этого у тебя не отнимет, никто не запрещает тебе иметь дневную пищу, – пищу, говорю, а не роскошь, – одеяния, а не украшения. Вернее же сказать, если внимательно вникнем, в этом более всего и заключается роскошь. Смотри же, кого справедливее назвать роскошествующим: того ли, кто, питаясь овощами, здоров и не страдает никакой болезнью, или того, кто имеет самый богатый и роскошный стол, но страдает бесчисленными болезнями? Очевидно, что первого. Итак, не будем желать ничего излишнего, если хотим и роскошествовать и наслаждаться здоровьем, и этим ограничим довольство. И кто может быть доволен и здоров, питаясь одними бобами, пусть не ищет ничего больше. Если же кто слабее, и имеет нужду в употреблении огородных овощей, тому пусть и это не будет возбранено. Если кто еще слабее, и для него потребуется умеренное употребление мяса, мы не запрещаем ему и этого. Не для того ведь даем мы эти наставления, чтобы доводить людей до смерти, или расстраивать их здоровье, но чтобы отсечь излишество; а излишне все то, что сверх необходимости, так как если и без этого можем жить здорово и благопристойно, то без сомнения это прибавлено излишне.

4. Так будем рассуждать и об одеждах, и о столе, и о жилище, и о всем прочем; везде будем искать только нужного, а излишнее не нужно. Когда ты научишься ограничиваться довольством, тогда, если ты захочешь подражать евангельской вдовице (Лк.21:1–4), поведем тебя к высшему. Ты недостоин еще любомудрия этой жены, когда заботишься о довольстве. Она была выше и этой заботы, потому что все средства своего пропитания повергла (в сокровищницу). Итак, неужели будет останавливать тебя мысль о необходимом? Неужели не постыдишься быть ниже жены, и не только не поревнуешь ей, но и очень далеко отстанешь от нее? Она не говорила, как вы рассуждаете сами с собой: «Что будет, если, истратив все, принуждена буду просить милостыни у других?», но со всем усердием отдала, что имела. А что сказать еще о ветхозаветной (вдовице), жившей во дни пророка Илии? Ей угрожала не только бедность, но смерть, и угрожала не ей одной, но и детям. Она уже ожидала не помощи от других, но скорой смерти. Ты скажешь: «Она увидела пророка, и оттого сделалась щедрою». Но разве не видите и вы бесчисленного множества святых? И что говорю – святых? Вы видите просящим даже Владыку пророков, и не только не делаетесь человеколюбивыми, напротив, имея сокровищницы, переполненные благами, не подаете и от такого избытка. Что ты говоришь: к ней пришел пророк, и это побудило ее к такому великодушию? То и достойно особенного удивления, что она поверила, что (Илия) велик и чуден. Почему она не сказала, как естественно было бы сказать жене-язычнице и иноплеменнице: «Если бы этот человек был пророк, то не стал бы просить у меня помощи; если он друг Божий, то не оставил бы его (Бог). Пусть иудеи за грехи подверглись такому наказанию; а он почему подвергся и за что?» Но она ничего такого не подумала, а напротив, открыла ему дом свой, и еще прежде дома – сердце свое, предложила все, что имела, не вняла естественному чувству, забыла детей своих, всему предпочла странника. Подумай же теперь, какое наказание должно постигнуть нас, когда окажемся ниже и малодушнее жены-вдовицы, бедной, иноплеменницы, язычницы, матери детей, нимало не знавшей того, что мы теперь знаем. Если мы имеем только крепкое тело, то еще не значит, что мы мужественны. Только тот имеет эту доблесть, кто имеет внутреннюю крепость, хотя бы он лежал на одре. А без этой крепости, хотя бы кто телесной силой своей мог и гору сдвинуть, я никак не соглашусь назвать его мужественнее отроковицы или дряхлой старухи. Тот борется с духовными искушениями, а этот не смеет и взглянуть на них. И если желаешь увериться, что в этом именно состоит истинное мужество, можешь узнать это из приведенного примера. В самом деле, что может быть мужественнее этой женщины, которая с твердостью устояла против требований самой природы, против силы голода, против ужасов смерти, и все это преодолела? Послушай, как прославляет ее Христос: "Много, – говорит, – вдов было в Израиле во дни Илии,... и ни к одной из них не был послан пророк, а только к сей» (многи беша вдовицы во дни Илиины,... и ни ко единой послан бысть, токмо ко вдове в Сарепту Сидонскую») (Лк.4:25–26).

Скажу нечто великое и странное: эта (вдовица) оказала большее гостеприимство, нежели отец наш Авраам. Она побежала не к стаду, подобно тому (Аврааму), но с одной горстью муки превзошла всех прославившихся гостеприимством. Авраам превзошел тем, что сам вызвался на гостеприимство; а она тем, что для странника не пощадила и детей, и притом, когда ничего не ожидала себе в будущем. А мы, когда и царство готово, и геенна угрожает, и, что всего важнее, когда Бог столько для нас сделал, когда Он веселится и радуется (видя дела милосердия) – мы остаемся холодны. Не будем, молю вас, (так делать), но расточим, отдадим бедным, как должно отдать, Бог же многое и малое ценит не по мере подаваемого, а по достатку подающего. Поэтому может случиться, что, положивши сто золотых монет, ты положишь меньше того, кто положил только один маленький обол, потому что ты положил от избытка. Впрочем, делай хотя и так, и ты скоро сделаешься более щедрым. Расточай богатство, чтобы приобрести правду. Не с богатством приходит правда; хотя через него, но не с ним приобретается. Невозможно любостяжанию и правде обитать вместе; их жилища разделены. Итак, не усиливайся соединить несоединяемое, но изгони мучителя – сребролюбие, если хочешь получить царицу. Правда – царица, она изводит (людей) из рабства в свободу. Совершенно иначе действует сребролюбие. Итак, со всем тщанием будем бегать сребролюбия, а возлюбим правду, чтобы и здесь наслаждаться нам свободою, и там получить небесное царство, которого все мы да сподобимся достигнуть благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу и Святому Духу слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.