Беседа 13

Евр.7:11–14. Итак, если бы совершенство достигалось посредством левитского священства, – ибо с ним сопряжен закон народа, – то какая бы еще нужда была восставать иному священнику по чину Мелхиседека, а не по чину Аарона именоваться? Потому что с переменою священства необходимо быть перемене и закона. Ибо Тот, о Котором говорится сие, принадлежал к иному колену, из которого никто не приступал к жертвеннику. Ибо известно, что Господь наш воссиял из колена Иудина, о котором Моисей ничего не сказал относительно священства.

1. «Итак, если бы, – говорит, – совершенство достигалось посредством левитского священства». Сказав о Мелхиседеке, показав, сколько он был выше Авраама, и объяснив великое между ними различие, теперь он начинает показывать различие самих заветов, как один из них несовершен, а другой совершен. Впрочем, и теперь еще не приступает к самому делу, а сначала рассуждает о священстве и завете, потому что для неверных было более убедительным предлагать доказательства от предметов уже принятых и прежде известных. Он доказал, что Мелхиседек был гораздо выше Левия и Авраама, явившись в отношении к ним священником. Это же он доказывает теперь с дру­гой стороны. С какой именно? Со стороны священства нынешнего и иудейского. И посмотри на великую мудрость его: чем, по-видимому, Христос отделялся от священства, так как не был «по чину Аарона», то самое и приводит в доказательство Его священства, а прочих исключает. Он делает это, пред­ставляя себя самого как бы сомневающимся, почему (Христос) называется священником не по чину Ааронову, и потом разрешает недоумение. И я, говорит, недоумеваю, почему Он был не по чину Ааронову. Это он выражает словами: «если бы совершенство достигалось посредством левитского священства». А слова: «какая бы еще нужда была» усиливают мысль. Если бы Христос по плоти был священником по чину Мелхиседекову прежде, а потом уже явился закон и (священство) по чину Ааронову, то спра­ведливо иной мог бы сказать, что последнее совершеннее и, будучи введено после, упраздняет первое; но если Христос (является) после и принимает другой образ священства, то очевидно, что по причине несовершенства всего прежнего. Положим, говорит, что всё прежнее исполнилось и нет ничего несовершенного в (прежнем) священстве: для чего же нужно было ещё «восставать иному священнику по чину Мелхиседека, а не по чину Аарона именоваться»? Для чего (Бог), оставив Аарона, вводит другое священ­ство – Мелхиседеково? «Если бы совершенство достигалось посредством левитского священства», т.е., если бы посредством левитского священства достигаемо было совершенство в делах, в учении, в жизни. Заметь, как постепенно он идет вперед. Сказав, что Христос «по чину Мелхиседека», он доказал, что священство по чину Мелхиседекову выше, потому что сам (Мелхиседек) выше; затем он доказывает то же в отношении времени, т.е., что (Христос) после Аарона, следовательно и выше.

А что означают следующие слова: «ибо с ним сопряжен закон народа»? Что значит: «с ним»? Им руководятся, через него совершают всё, и нельзя сказать, что оно было дано для других. «С ним сопряжен закон народа», т.е. им пользуются и пользовались, и нельзя сказать, что оно, само будучи совершенно, не руководило народа. «Сопряжен закон народа», т.е. им руководились. Какая же нужда в другом священстве, если бы это было совершенно? «Потому что с переменою священства необходимо быть перемене и закона»: если нужно быть другому священнику, или лучше, другому священ­ству, то нужно быть и другому закону. Это (сказано) против тех, которые говорят: какая была нужда в новом завете? Он мог бы привести свидетельства из пророчества: «Вы сыны пророков и завета, который завещевал Бог отцам вашим» (Деян. 3:25); но рассуждает пока о священстве. И смотри, как хотел внушить это. Сказав: «по чину Мелхиседека», он отверг чин Ааронов, так как не сказал бы: «по чину Мелхиседека», если бы тот был лучше. А когда введено другое священство, то должен быть и другой завет, потому что невозможно священнику быть без завета, законов и постановлений, или принявшему другое свя­щенство руководствоваться прежним заветом. Здесь предста­влялось возражение: как можно быть священником, не будучи левитом? Но (апостол), предуготовив ответ на это в вышесказанном, теперь уже не предлагает разрешения, а говорит об этом мимоходом: я сказал, говорит он, что священство переменено, следовательно должен быть переменён и завет; переменён не только по образу действий и постановлениям, но и по колену, так как следовало (переменить его) и по колену, Каким образом? «Переменою, – говорит, – священства», т.е., оно перешло из колена в колено, из священнического в цар­ское, для того, чтобы и царское и священническое составили одно. И заметь таинство: сначала было колено царское, а потом священническое, подобно как и во Христе, который был царем всегда, а священником стал тогда, когда принял плоть, когда принес жертву. Видишь ли перемену? То, что было предметом возражения, он представляет необходимым последствием событий: »Ибо Тот, – говорит, – о Котором говорится сие, принадлежал к иному колену, из которого никто не приступал к жертвеннику. Ибо известно, что Господь наш воссиял из колена Иудина, о котором Моисей ничего не сказал относительно священства». Смысл слов его следующий: и я знаю и говорю, что это колено не имело священства, и никто из него не был священником, – это именно означают слова: «из которого никто не приступал к жертвеннику», – но во всём произошла перемена. Так, нужно было перемениться закону и ветхому завету, по­тому что и самое колено переменено. Видишь ли, как он показывает еще иное различие (заветов) от различия колен? И не только этим он доказывает их различие, но и со сто­роны лица (первосвященника), и завета, и образа действий, и самого прообраза. «Который таков не по закону заповеди плотской, но по силе жизни непрестающей» (Евр.7:16).

2. «Который таков, – говорит, – не по закону заповеди плотской», потому что тот закон имел много плотского. И хорошо назвал его заповедью плотскою: все, что он определял, было плотское. Так, предписания: обрежь плоть, помажь плоть, омой плоть, очисти плоть, остриги плоть, свяжи плоть, питай плоть, отдыхай плотью, – все это, скажи мне, разве не плотские (заповеди)? Если хочешь знать, каковы и те блага, которые он обещал, послушай: долголетие, говорит, для плоти, молоко и мёд для плоти, покой для плоти, наслаждение для плоти. По такому-то закону Аарон получил священство; но Мелхиседек – не так. «И это еще яснее видно из того, что по подобию Мелхиседека восстает Священник иной» (Евр.7:15). Что «яснее видно»? Неодинаковость того и другого священства, различие, преимущество того, кто был «не по закону заповеди плотской». Кто? Мелхисе­дек? Нет, – Христос. «Который таков не по закону заповеди плотской, но по силе жизни непрестающей. Ибо засвидетельствовано: Ты священник вовек по чину Мелхиседека» (Евр.7:16–17), т.е. не временный, не ограниченный пределом, «но по силе жизни непрестающей». Этим (апостол) выражает, что (Христос) стал священником собственною силою и Отчею, силою бесконечной жизни. Хотя такое выражение не соответствует выражению: «не по закону заповеди плотской», потому что следовало бы сказать: а по (заповеди) духовной; но он под именем плотской разумеет временную, подобно как и в другом месте говорит: «которые с яствами и питиями, и различными омовениями и обрядами, относящимися до плоти, установлены были только до времени исправления» (Евр. 9:10). «По силе жизни», т.е. потому, что Он живёт собственною силою. Апостол сказал, что «необходимо быть перемене и закона», и показал – каким образом; а затем при­водит причину: ум человеческий более всего удовлетворяется тогда, когда знает причину, и чрез то возвышается в вере, потому что мы тогда более веруем, когда знаем и причину и основание, по которому что-нибудь бывает.

«Отменение же прежде бывшей заповеди, – говорит, – бывает по причине ее немощи и бесполезности» (Евр.7:18). Здесь восстают на нас еретики, которые говорят: вот и Павел назвал заповедь недоброю. Но послушай внимательно; он не сказал: потому что она не добра, или не хороша, но – «по причине ее немощи и бесполезности». И в другом месте он доказывает её немощь, когда говорит: «ослабленный плотию, был бессилен» (Рим. 8:3). Следовательно, не заповедь немощна, но мы. «Ибо закон ничего не довел до совершенства» (Евр.7:19). Что значит: «ничего не довел до совершенства»? Никого, говорит, он не довёл до совершенства, так как его не слушались. Даже если бы его и слушались, и тогда он не сделал бы никого совершенным и добродетельным. Впрочем (апостол) не говорит этого здесь, но (говорит), что он не имел силы, – и справедливо, потому что письмена его повелевали: делай то-то, и не делай того-то, предлагали только (повеления), но не сообщали силы. Не такова наша надежда. Что значит: «отменение»? Отмена, отвержение. А чего именно, это он объясняет, продолжая: «прежде бывшей заповеди»: так он называет закон, потому что он уже отменён за свою немощь; он прежде был, но прошёл и устарел по своей немощи. «Отменение» есть отмена того, что имело силу. Отсюда и видно, что он имел силу, но оставлен, потому что был совсем безуспешен. Итак, закон был совершенно бесполезен? Нет, он был полезен, и весьма полезен, но он не мог делать людей совершенными.

Поэтому (апостол) и говорит: «закон ничего не довел до совершенства»: все в нём было прообразом, все – тенью, и обрезание, и жертвы, и суббота, всё не могло проникать в душу, а потому прошло и отменено. «Но вводится лучшая надежда, посредством которой мы приближаемся к Богу. И как сие было не без клятвы» (Евр.7:19, 20). Видишь ли, как необходима была здесь клятва? Потому (апостол) и рассуждал много о том, что Бог клялся, и клялся для большего удостоверения. «Вводится лучшая надежда». Что это значит? И закон, говорит, имел упование, но не такое; прежде благоугодившие (Богу) надеялись наследовать землю и не терпеть никакого бедствия, мы же, если угодим Богу, надеемся наследовать не землю, а небо; или даже, что гораздо важнее, надеемся стать близ Бога, приблизиться к самому престолу Отчему, служить Ему вместе с ангелами. И смотри, как он мало-по­малу раскрывает эти (истины); прежде, он сказал: «и входит во внутреннейшее за завесу» (Евр. 6:19); а здесь: «вводится лучшая надежда, посредством которой мы приближаемся к Богу. И как сие было не без клятвы». Что значит: "И как сие было не без клятвы»? Т.е. не без клятвенного уверения. Вот еще иное различие. Это обещано, говорит, не просто. «Ибо те были священниками без клятвы, а Сей с клятвою, потому что о Нем сказано: клялся Господь, и не раскается: Ты священник вовек по чину Мелхиседека, – то лучшего завета поручителем соделался Иисус. Притом тех священников было много, потому что смерть не допускала пребывать одному; а Сей, как пребывающий вечно, имеет и священство непреходящее» (Евр. 7:21–24). (Апостол) указывает два преимущества (новозаветного священства): то, что оно не имеет конца, подобно подзаконному, и то, что оно уста­новлено с клятвою. Все это он доказывает лицом Христа, принявшего (это священство): «по силе, – говорит, – жизни непрестающей», также клятвою, потому что Бог »клялся", и самым делом, потому что тот закон, говорит, отменён, так как был немощен, а этот стоит, так как имеет силу. То же он делает и со стороны священника. Каким образом? Дока­зывая, что Он один; а Он не был бы один, если бы не был бессмертен; как прежних священников было много, потому что они были смертны, так Он один, потому что Он – бес­смертен. «То лучшего завета поручителем соделался Иисус»: Бог клялся Ему, что Он всегда будет священником; а Бог не сделал бы этого, если бы Он не был жив. «Посему и может всегда спасать приходящих чрез Него к Богу, будучи всегда жив, чтобы ходатайствовать за них» (Евр. 7:25).

3. Видишь ли, что (апостол) говорит это (о Христе) по плоти? Показав, что Он священник, благовременно потом говорит, что Он ходатайствует. И в другом месте, когда Павел говорит: «сам Дух ходатайствует за нас» (Рим. 8:26; 1Тим. 2:5), то разумеет, что Он ходатайствует как первосвященник. В самом деле, Тот, кто «воскрешает мертвых, кого хочет, и живет так, как Отец», как может ходатайствовать, когда нужно спасать? Как может ходатайствовать Тот, во власти которого находится весь суд (Иоан. 3:19)? Как мо­жет ходатайствовать Тот, который посылает ангелов, чтобы одних ввергнуть в пещь, а других спасти (Мф. 8:8)? «Посему, – говорит, – может всегда спасать» (Евр. 7:25). Он спасает потому, что не умирает, потому, что Он «всегда жив» и не имеет преем­ника; а если не имеет преемника, то и может ходатайствовать за всех. Здешние первосвященники, как бы они ни были славны, были только на то время, пока были, например, Самуил и все подобные, а после того уже нет, потому что умерли; а Он не таков, но спасает »всегда«. Что значит: »всегда«? (Апостол) внушает некоторое великое таинство: не только здесь, говорит, но и там Он спасает «приходящих чрез Него к Богу». Как спасает? «Всегда жив, чтобы ходатайствовать за них». Видишь ли, сколько уничиженного он сказал (о Христе) по человеческой Его природе? Он не однажды, говорит, ходатайствовал и получил, но всегда, когда нужно ходатайствовать о них; это и означает выражение: »всегда«. »Всегда", т.е. не в настоящее только время, но и там в будущей жизни. Следовательно, Ему нужно непрестанно молиться? Но справедливо ли это? Даже и люди праведные часто одним прошением по­лучали всё: как же Он будет молиться непрестанно? И для чего Он сидит вместе с Отцом? Видишь ли, что здесь го­ворится о Нем уничиженное по Его снисхождению? Смысл слов следующий: не бойтесь ничего, не говорите: да, Он хотя и любит нас и имеет дерзновение перед Отцом, но не может жить всегда; Он всегда жив. «Таков и должен быть у нас Первосвященник: святой, непричастный злу, непорочный, отделенный от грешников и превознесенный выше небес» (Евр. 7:26). Видишь ли, что всё это сказано о человечестве (Христовом)? Когда же я говорю: о человечестве, то разумею человечество, соединенное с божеством, не разделяя их, но внушая понимать это по надлежащему.

Итак, видишь ли отличие первосвященника (от ветхозаветных)? Все вышесказанное (апостол) соединил в словах: «Который, подобно нам, искушен во всем, кроме греха» (Евр. 4:15). «Таков, – говорит, – и должен быть у нас Первосвященник: преподобный, незлобивый⁸». Что значит: «незлобивый»? Не причастный злу, не коварный. А что Он действительно таков, послушай пророка, который говорит: «не было лжи в устах Его» (Ис. 53:9). Может ли кто-нибудь ска­зать это о Боге? Кто не постыдится сказать, что Бог не коварен, не льстив? А о Христе по плоти это сказать можно. «Преподобный⁹«, «нескверный¹⁰» и этого нельзя сказать о Боге, по­тому что Он по существу своему непорочен. «Отделенный от грешников». И это ли только одно доказывает Его превосходство? Не доказывает ли и самая жертва? Да, жертва. Каким образом? «Который не имеет, – говорит, – нужды ежедневно, как те первосвященники, приносить жертвы сперва за свои грехи, потом за грехи народа, ибо Он совершил это однажды, принеся в жертву Себя Самого» (Евр. 7:27). Что – это? Здесь (апостол) начинает говорить о превосходстве духовной жертвы. Он сказал о различии между священниками (ветхозаветным и новозаветным), сказал о различии между заветами (ветхим и новым), – хотя не вполне, однакоже сказал; здесь наконец начинает говорить и о самой жертве. Когда ты слышишь, что Христос есть священник, то не думай, что Он священнодействует постоянно; Он совершил священнодействие однажды, и затем воссел (одесную Отца). Чтобы ты не думал, будто Он стоит горе и священнодействует, (апостол) показывает, что это было делом домостроительства. Как Он был рабом, так же и священником и священнослужителем; как, будучи рабом, Он не остался рабом, так, бу­дучи и священнослужителем, Он не остался священнослужителем, – потому что священнослужителю свойственно не сидеть, а стоять. Здесь (апостол) выражает величие жертвы, которая одна, будучи принесена однажды, имела столько силы, сколько не имели все другие вместе.

Впрочем он еще не об этом говорит, а пока только о следующем: «совершил это однажды». Что – «это»? «Нужно было, – говорит, – чтобы и Сей также имел, что принести» (Евр. 8:3), не за Себя, – как Он, будучи безгрешен, мог приносить жертву за Себя? – а за людей. Что говоришь? Неужели Он не имеет нужды приносить за Себя и настолько силён? Да, говорит. Чтобы ты не подумал, будто в словах: «совершил это однажды» говорится и об Нём, послушай, что говорит (апостол) далее: «ибо закон поставляет первосвященниками человеков, имеющих немощи» (Евр. 7:28). Поэтому они всегда приносят жертвы и за себя самих; а Он, как сильный и не имеющий греха, для чего будет приносить за Себя? Следовательно, Он принёс жертву не за Себя, но за людей, и при том однажды. «А слово клятвенное, после закона, поставило Сына, на веки совершенного». Что значит – «совершенного»? Смотри: Павел не поставляет буквально противоположных выражений; после слов: «имеющих немощи», он не сказал: Сына сильного, но: «совершенного», что также, можно сказать, означает сильного. Видишь ли, что слово: «Сына» сказано в противоположность «рабу»? Под немощью же он разумеет или грех, или смерть. Что значит: «на веки»? Не теперь только безгрешного, говорит, но всегда. Если же Он совершен, если Он никогда не грешит, если Он верно живет, то для чего Ему и приносить жертвы за нас многократно? Впрочем этого (апостол) пока ещё не доказывает, а доказывает только то, что не принёс жертвы за Себя. Итак, если мы имеем такого первосвященника, то будем подражать Ему и идти по стопам Его. Нет другой жертвы; одна очистила нас; а затем огонь и геенна. Для того (апостол) так часто и повторяет: один священник одна жертва, – чтобы кто-нибудь, думая, что их много, не стал грешить без опасения.

4. Потому мы, сподобившиеся этой печати, вкусившие этой жертвы, участвующие в бессмертной трапезе, будем сохранять свое благородство и честь, так как отпадение не безопасно. И те, которые еще не удостоились этого, пусть не будут самонадеянны, так как кто грешит с тем, чтобы принять свя­тое крещение при последнем издыхании, тот часто не получает его. Поверьте мне: не для возбуждения в вас страха я скажу то, что намереваюсь сказать. Я знаю многих, с которыми это случилось, которые много грешили в ожидании просвещения (крещением); но в день кончины отошли, не приняв его. Бог дал крещение для того, чтобы разрушать грехи, а не для того, чтобы умножать грехи. Если же кто будет пользоваться им для того, чтобы свободнее предаваться большим грехам, то такой виновен в беспечности. Такой, если бы не было крещения, жил бы воздержнее, не ожидая отпущения (грехов). Видишь ли, как на нас исполняются слова: «И не делать ли нам зло, чтобы вышло добро» (Рим. 3:8)? Потому, увещеваю вас, которые ещё не приняли таинства: бодрствуйте; пусть не приступает никто из вас к добродетели, как наёмник, как неблагодарный, как к чему-либо тяжкому и невыносимому; напротив будем присту­пать к ней с усердием и радостью. Если бы не была обещана награда, то неужели не следовало бы быть добродетельным? Но будем добродетельными по крайней мере из-за награды. Не стыдно ли, не крайне ли бессовестно говорить: если не дашь мне награды, то я и не буду целомудренным? Могу сказать на это вот что: хотя бы ты и сохранял целомудрие, ты никогда не будешь целомудренным, если делаешь это из-за награды; ты ведь нисколько не ценишь добродетели, если не любишь её за неё саму. Впрочем, Бог, по великой нашей немощи, благо­волит побуждать нас к ней по крайней мере наградою; но мы и при этом не делаемся добродетельными. Положим, если хотите, что какой-нибудь человек, совершивший множество грехов, отходит, сподобившись крещения, хотя это, я думаю, бывает не часто: как, скажи мне, он отойдёт туда? Он не будет осужден за дела свои, но не будет иметь и дерзновения, – и справедливо. В самом деле, если он, проживши сто лет, не сделает ни одного доброго дела, но только то, что не грешил, или даже и не это, но только то, что спасся одною благодатью, а других увидит увенчанными, прославленными и превознесенными, то, скажи мне, может ли он не унывать, хотя и не впадёт в геенну? Объясню это примером.

Представим двух воинов; пусть один из них ворует, обижает, захватывает чужое; а другой пусть не делает ничего такого, но ведёт себя хорошо, оказывает много доблестей, на войне одерживает победы, обагряя руку свою кровью; после, с течением времени, пусть он из того звания, в каком был вместе с вором, будет возведён на царский престол и облечётся в порфиру, а вор пусть останется там же, где и был, но только по милости царской будет свободен от наказания за свои проступки, поставлен на последнем месте и подчинён власти царя: не будет ли этот последний, скажи мне, чувство­вать скорби, видя, что тот, который был равен ему, достиг самой высоты почестей, прославился и управляет вселенной, а он остаётся в низком состоянии, и самое избавление от на­казания получил не с честью, но по одной милости и человеколюбию царя? Царь простил его и освободил от осуждения, но он сам со стыдом будет вести жизнь. И другие не будут удивляться ему, потому что, при таких милостях, мы уди­вляемся не получившим дары, но подающим их, и чем выше эти дары, тем стыднее получающим их, если они были ви­новны в великих грехах. Какими глазами будет он смотреть на тех, которые находятся в царских чертогах, показывают множество своих ран и подвигов, тогда как он сам не имеет показать ничего, но и самое избавление получил единственно по человеколюбию Божию? Как если бы какой-ни­будь человекоубийца, вор, или прелюбодей, ведомый на казнь, был освобождён от неё по чьей-нибудь просьбе и получил приказание явиться в преддверие царских чертогов, то он не в состоянии был бы смотреть ни на кого, хотя и освобождён от наказания, – так точно и он.

5. Впрочем, когда говорится о царствии, не подумайте, что все удостоятся одного и того же. Если здесь в царских чертогах бывают и епархи, и приближенные царя, и еще низшие сановники, и занимающие место так называемых десятских (δεκανών), хотя великое различие между епархом и десятским, то тем более будет так в горних царских обителях. Говорю это не от себя; но Павел полагает там еще большее различие. Какое различие, говорит он, солнца от луны и звёзд и малейшей из звёзд, такое же будет и в царствии небесном; и для всякого очевидно, что различие между солнцем и малейшею звёздою гораздо большее, нежели между так называемым десятским и епархом. Солнце вдруг освещает всю вселенную и делает её светлою, закрывает луну и звёзды; а звезда часто бывает невидима, даже и во мрак; есть много звёзд, которых мы не видим. Итак, когда мы увидим других, сделавшихся солнцами, а сами займём место малейших звёзд, которые даже невидимы, то какое нам будет утешение? Нет, увещеваю вас, не будем так беспечны, не будем так ленивы, не станем небрежно принимать подаваемое от Бога спасение, но будем делать из него куплю и умножать его. Хотя бы иной был только оглашенным, но он знает Христа, знает веру, слушает слово Божие, не далек от боговедения, понимает волю Владыки своего; почему же он медлит, для чего выжидает и откладывает?

Нет ничего лучше добродетельной жизни, и здесь и там, и у просвещенных и у оглашенных. И что, скажи мне, нам предписано трудного? Имей жену, говорит заповедь, и будь воздержан. Неужели, скажи мне, это трудно? И как (может быть это трудным), когда многие и без жены бывают воз­держными, не только христиане, но и язычники? Что язычник совершает из тщеславия, того неужели ты не совершишь из страха Божия? «Из имения твоего, – говорит (Писание), – подавай милостыню» (Тов. 4:7). Неужели это трудно? Но и здесь осудят нас язычники, расточавшие всё своё имение из одного тщеславия. Не сквернословь. Неужели это трудно? Но если бы и не было повелено, не следовало, ли бы нам самим сделать это, чтобы не показаться бесчестными? Напротив, сквернословие трудно, как видно из того, что человек стыдится в душе и краснеет, когда случится ему сказать что-нибудь подобное, и даже не решится сказать, если не будет в пьяном виде. Почему, сидя на торжище, ты не делаешь этого, хотя бы и делал у себя дома? Не ради ли присутствующих? Почему не вдруг сделаешь это и при жене своей? Не потому ли, чтобы не оскорбить её? Так, чтобы не оскорбить жены своей, ты не делаешь этого; оскорбляя же Бога, не стыдишься? А Он вездесущ и слышит всё. «И не упивайтесь вином», – сказано (Еф. 5:18), – и хорошо (сказано), потому что само по себе пьянство разве не наказание? Не сказал: изнуряй тело, но что? «Не упивайтесь», т.е. не давай ему воли так, чтобы оно свергло с себя власть души. Как, неужели не нужно заботиться о теле? Нет, не это говорю я, но – не угождай его похотям. Так и Павел повелевает, когда говорит: «и попечения о плоти не превращайте в похоти» (Рим. 13:14). Не похищай чужого, сказано, не будь любостяжателен, не клянись. Каких трудов требует и это, каких подвигов? Не злословь, сказано, не клевещи. Трудно ли это? А противное действительно трудно, потому что, когда ты скажешь о ком что-нибудь худое, то тотчас подвергаешься опасности и сомнению: не слышал ли тот, о котором ты сказал, хотя бы он был человек важный, хотя бы неважный; если он человек важный, то ты тотчас на самом деле испытаешь опасность; а если неважный, то он отплатит тебе тем же, и даже гораздо большим; он наскажет о тебе еще более худого. Нет, – ничего трудного, ничего тяжкого нам не заповедано, если только мы захотим; а если не захотим, то и самое легкое покажется нам трудным. Что легче еды? Но многие, по крайней изнеженности, тяготятся и этим. Я слышу, как многие говорят, что и еда составляете труд. Нет никакого труда во всём вышесказанном, если только захочешь; в желании заключается всё, после высшей благодати. Будем же желать доброго, чтобы нам сподобиться и вечных благ, благодатью и человеколюбием (Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь).