Святитель Иоанн Златоуст и его Литургия

Александр Васильевич Петровский, магистр богословия доцент Спб. Духовной Академии, священник Успенской Спасо-Сенновской церкви в г. С.-Петербурге.

Из трудов Иоанна Златоуста по устройству богослужения (введение всенощных бдений в Константинополе: Сократ, Церковная История 6,8; составление некоторых молитв чина елеосвящения) наибольшей известностью пользуется составленная им литургия [перевод ее на русский язык с предисловием см. в «Собрания древних литургий восточных и западных», вып. 2-й (Спб. 1875), стр. 109–119; 120–132]. Древнейшее свидетельство о ней принадлежит преемнику Иоанна Златоуста по константинопольской кафедре патриарху Проклу. Отметив в своем трактате «О предании божественной литургии» утомление современников Василия Великого продолжительностью литургии и факт ее сокращения последним, он непосредственно за этим замечает: «спустя немного времени, опять златословесный отец наш Иоанн, как пастырь, ревностно заботящийся о спасении овец и обращающий внимание на леность человеческой природы, захотел исторгнуть с корнем всякий сатанинский предлог; посему и исключил многое из литургии и учредил, чтобы она совершалась сокращеннее» (Migne gr. LXV, 850; Собрание древних литургий II, стр. 237). Из позднейших писателей о литургии с именем И. Златоуста упоминают патр. Иерусалимский Софроний (VII в.): «ныне более прочих в уважении священнодействие Василия Великого и Иоанна Златоуста с литургиею преждеосвященных» (Писания отцов и учителей церкви, относящияся к истолкованию православного богослужения I, стр. 266), – канонист Феодор Вальсамон (XII в.), ответивший Александрийскому патр. Марку, что все церкви должны совершать священнодействие по преданию Василия Вел. и Иоанна Златоуста (Migne gr. CXIX, 1033), – Симеон Солунский: «богоглаголивые Василий и Златоуст, подробно изложившие чин тайноводства, предали совершать его так, как совершает наша церковь» (Писания отцов и учит. III, стр. 9), – Николай Кавасила (ibid. II, стр. 120) и др. Факт литургической деятельности И. Златоуста подтверждается также множеством списков литургии его имени, начиная с древнейшего Барберинова VIII – IX в. и почти современных ему – списка Московского Румянцевского музея Севастьяновского собрания № 374 X-XI в., сходной с ним рукописи X в. Синайской библиотеки № 958 и списка из собрания преосв. Порфирия (Успенского) IX-X в. (проф. Н. Ф. Красносельцев, Сведения о некоторых литургических рукописях Ватиканской библиотеки стр. 236– 280; 283–295. Проф. А. А. Дмитриевский, Описание литургических рукописей II, стр. 20). Насколько несомненна литургическая деятельность И. Златоуста, настолько несомненно и то, что составленная им литургия представляла не столько оригинальный, самостоятельный труд, сколько сокращение более ранней и известной ему литургии Василия Великого. Справедливость подобного взгляда, разделяемая как отечественными, так и западными литургистами (Н. Ф. Красносельцев, Сведения, стр. 222. Проф. А. Ж. Катанский, Очерки истории литургии нашей православной церкви в «Христ. Чтен.» 1868 г. № 10, стр. 538. Архиеп. Филарет, Исторический обзор песнопений, стр. 126. Автор предисловия к тексту литургии И. Златоуста в 2-м выпуске «Собрания древних литургий», стр. 114 и д. Augusti, Denkwiirdigkeiten IV, S. 335. Bintenm, Die vorzuglichsten Denkwiirdigkeiten IV, S. 230 Bunsen, Hyppolitus und seine Zeit II, S, 403. Probst, Liturgie des vierten Jahrhunderts und deren Reform, S. 413), подтверждается ближайшим сходством обеих литургий при сравнительной краткости Златоустовой (подробнее см. об этом в цитованных сочинениях и томе Bunsen'a стр. 538–66 и А. Л. Катанского стр. 541, пр. 1), а равно и встречающимся в ее тексте по древним спискам, напр., Россанскому XI в., ссылками на литургию Василия Вел. (Н. Ф. Красносельцев, Сведения, стр. 202).

Отмечая факт зависимости литургии Иоанна Златоуста от Василиевой, древние списки дают в то же время понять, в каком виде следует понимать произведенное им сокращение, – на что оно простиралось, – а чрез это намечают в общих чертах и состав лично ему принадлежавшей литургии. Именно, в списках Барбериновом, Севастьяновском и Россанском литургия И. Златоуста состоит почти из одних молитв без обрядовых действий, т. е.– по сознанию церкви – им составлены только молитвословия. Это загадочное на первый взгляд явление находит свое объяснение и подтверждение в том, что и Василию Вел. принадлежал лишь чин молитв (20 беседа Григория Назианзина). Другими словами, его литургическая деятельность проявилась только в области регламентаций молитв и не простиралась на весь обряд, – последний совершался по принятому обычаю. Кроме молитв, вышедшая из руки И. Златоуста литургия ничего другого не могла содержать, так как ее оригинал – литургия Василия Вел. – ограничивался тем же составом. Оба составили молитвы, а все остальное предоставили свободе и принятому обычаю. Сообразно с подобным пониманием литургической деятельности И. Златоуста, вопрос о составленной им литургии сводится к вопросу о том, какие из известных по существующим спискам молитвы, могут быть названы его произведением.

Вполне достаточный материал для ответа на указанный вопрос содержат четыре древнейшие списка литургии И. Златоуста – Барберинов, Севастьяновский, тожественная с ним рукоп. Синайской библ. № 958 и Россанский список. Относя к первоначальной редакции только общие им молитвы, как того требует известное в литургике положение «всё общее ведёт начало из одного источника», мы должны будем исключить из ее состава четыре начальные молитвы Барберинова списка: молитву предложения, входа, Трисвятаго и молитву у седалища при жертвеннике. Как отсутствующие в списках Россанском и Севастьяновском (Н. Ф. Красносельцев, Сведения, стр. 200; 237–41), они представляют позднейшую вставку. За такое происхождение рассматриваемых молитв и говорит, действительно, их характер. Первая из них, – «молитва предложения»,– стоит в начале литургии и тем самым свидетельствует, что служба предваряется совершением проскомидии, приношением даров для таинства евхаристии. Между тем в четвертом, и во все последующие века, вплоть до восьмого данный акт имел место после удаления оглашенных из храма, совершался в средине литургии, но не в ее начале (см. статью А. В. Петровского, Древний акт приношения вещества для таинства евхаристии и последование проскомидии в «Христ. Чт.» 1904 г. № 3, стр. 406 сл.). При Златоусте не могло быть пред литургией приношения даров, не могло быть в начале ее и приспособленной к нему молитвы. С другой стороны, если молитва приношения Барберинова списка есть не что иное, как повторенная с небольшими сокращениями молитва Александрийской литургии св. Марка (Собрание древних литургий III, стр. 30), то странно думать, что внесение ее в литургию И. Златоуста – дело его самого. Таким же точно заимствованием, только из литургии апостола Иакова, оказывается и молитва входа (Собр. др. лит. II, стр. 151). В литургии ап. Иакова она появилась после исключения из ее состава молитв за оглашенных (см. выше статью о литургии ап. Иакова: стлб. 91 сл.), т. е. после Златоуста, знающего институт оглашения и молитвы за оглашенных на литургии (2-я беседа на 2 Кор.): следовательно, внесение данной молитвы в литургию его имени принадлежит позднейшему времени. Что касается, наконец, молитвы Трисвятаго, то Златоусту она не может принадлежать уже по тому одному, что пение «Святый Боже», следовательно, и молитва введены в литургию позднее (песнопение «Святый Боже» внесено в литургию в 438 или 439 г.: Георгий Кедрин, Церковная История по русск. пер. I т., стр. 599– 600). К числу не принадлежащих к первоначальной редакции молитв должна быть отнесена также отсутствующая в Севастьяновском списке молитва списков Барберинова и Россанского: «Внемли, Господи Иисусе Христе Боже наш, из святаго Твоего жилища». Положим, она заимствована из литургии Василия Великого, но, по всей вероятности, не из первоначальной редакции, и принадлежать ему едва ли может. Дело в том, что она обращена к Богу Сыну, тогда как другие молитвы Васильевой литургии обращены к Богу Отцу. Из числа молитв, составленных, самим Иоанном Златоустом, должны быть исключены, наконец, отсутствующие в Барбериновом списке заамвонные молитвы и молитвы в диаконике списков Россанского и Севастьяновского (Н. Ф. Красносельцев, Сведения, стр. 202 . 278–80). Позднейшее внесение их в литургию И. Златоуста доказывается тем, – что одна из них – «От силы в силу простираясь, – заимствована из литургии ап. Иакова (Собр. др. лит. II, стр. 196; см. выше замечание о молитвах от жертвенника до сосудохранилища в статье о литургии ап. Иакова) и отсутствует в однородной с Севастьяновским списком рукописи Синайской библиотеке № 958, а вторая – «Исполнение закона», прибавлена, очевидно, после первой, т. е. еще позднее. Если бы все перечисленные молитвы были составлены самим Златоустом, т. е. относились к первоначальной редакции его литургии, то едва ли бы встречались в древних списках, так редко, едва ли бы выпали когда-нибудь из принадлежащей ему литургии. Опущение их – дело совершенно невозможное в виду того громадного уважения и авторитета, которыми пользовалось в древности имя Златоуста.

В результате исключения вышеотмеченных молитв общими для всех трех списков, оказываются лишь следующие: молитва об оглашенных, две молитвы верных по распростертии илитона, молитва приношения по поставлении св. даров на трапезе, молитвы св. возношения (евхаристические) с предшествующими им возгласами, тайная молитва священника во время ектении «Вся святыя помянувше», молитва по «Отче наш», пред возгласом «Святая святым» и после причащения. Они-то и могут быть признаны за ядро первоначальной редакции литургии Иоанна Златоуста, как молитвы, им самим составленные.

В пользу такого вывода, кроме вышеуказанного положения – «всё общее ведёт начало из одного источника», говорит Севастьяновский список. Изложенная в нем литургия И. Златоуста делится на три части: от молитвы об оглашенных до молитвы проскомидии, от этой последней до заамвонной и потом до конца; при этом первые две части надписываются именем Златоуста, а последняя такого надписания не имеет (Н. Ф. Красносельцев, Сведения, стр. 241. 247. 278). По смыслу надписания, св. Златоусту принадлежит, несомненно, ряд молитв, начиная с молитвы об оглашенных до заамвонной; все остальное – добавление позднейшего времени. Не доверять объективности показания Севастьяновского списка нет основания. Сказавшийся в них древний церковный взгляд на объем составленной самим Златоустом литургии оправдывается тем, что во всё последующее время, вышеперечисленные молитвы признавались за молитвы именно Златоуста, никогда не исключались из списков литургии его имени.

Общие спискам Барберинову, Севастьяновскому, Россанскому и рукописи X в. Синайской библиотеке № 958 молитвы литургии И. Златоуста составляют в ней то, что принадлежит несомненно ему. Добавлениями к указанным молитвам служили в его время те литургические действия и молитвословия, которые входили в состав литургии IV в. и о которых можно судить по его беседам. К ним принадлежит пение псалмов (Беседа на 41 пс.: Творения И. Златоуста в русс, перев. V, 1, Спб. 1899, стр. 162, отд. 166. Беседа 11 на Евангелие Матфея, ibid. VII, 1, Спб. 1901, стр. 120, отд. 200), начинающее литургию, чтение Св. Писания Ветхого и Нового Завета (Беседа 29 на кн. Деяний: IX, стр. 229), поучение, молитвы за оглашенных (Беседа 2-я на 2 Кор.), приношение даров для таинства евхаристии и молитвы о предложенных дарах (Беседа о постящихся в Пасху). Большая часть этого содержания, как имеющая только временное значение (напр., молитвы об оглашенных, чтение отрывков из Ветхого Завета, поучение), была впоследствии устранена из литургии Иоанна Златоуста, но вместо нее она получила новые добавления. С начальными их следами мы встречаемся уже в Барбериновом списке VIII-IX в. и списке преосв. Порфирия (Успенского) IX-X в. Но так как воспроизводимая ими редакция литургии Иоанна Златоуста появилась не в Константинополе, а, по всей вероятности, в Александрии о чем свидетельствуют заимствования из литургий ап. Иакова и Ев. Марка, то она не получила распространения и не оказала влияния на дальнейшее развитие литургии. Последнее совершалось под воздействием литургии Василия Вел.: из неё заимствуются и вносятся в Златоустову различные добавления, постепенно приближающие ее к современному виду. Так, в чине литургии И. Златоуста по рукописи XII в. Синайской библ. № 973 и списку XIII в. Ватиканской библ. № 1170 встречаются такие известные по Барберинову и Севастьяновскому спискам, молитвы литургии Василия Вел., как «предложения в сосудохранилище, когда хлеб полагается на дискос» – «Боже, Боже наш, пославший в пищу всему миру небесный хлеб», первого, второго и третьего антифона – «Господи Боже наш, Которого держава беспримерна», «Господи Боже наш, спаси народ Твой», «Ты, Который даровал нам сии общия и согласные молитвы», входа – «Владыка Господи, Боже наш, поставивший на небесах чины и воинства Ангелов», Трисвятаго – «Боже святый и во святых почивающий» и Херувимской песни – «Никто из связанных плотскими похотями и наслаждениями недостоин приступать» (А. А. Дмитриевский, Описание литургических рукописей IÏ стр. 83–84. Н. Ф. Красносельцев, Сведения, стр. 146–147. Собрание древних литургий II, стр. 58– 59. 62). В такой же точно зависимости от литургии Василия Великого находится Златоустова в составе малаго входа и следующих за ним литургических действий (ср. чин литургии Василия Вел. по рукоп. XII-XIII в. № 1020 Синайской библ. у А. А. Дмитриевского, Описание II, стр. 140–141 и чин лит. И. Златоуста того же столетия по рукоп. из библ. леди Бурде-Кут у Н. Ф. Красносельцева, Сведения, стр. 204–205).

К числу наиболее важных пополнений первоначального состава литургии И. Златоуста относятся, далее, молитвы и действия входа, проскомидии, великого входа и акта причащения. Первые вместе с молитвами облачения заняли место в самом начале службы и в большинстве случаев ограничивались молитвой «Господи Боже наш, ниспосли руку Твою» (Криптоферратский спис. ХIII в., стр. 85; Устав патриарха Филофея: Н. Ф. Красносельцев, Материалы для истории чинопоследования лит. И. Златоуста I, стр. 36; рукоп. Синайской библ. XV в. № 986: А. А. Дмитриевский, Описание II, стр. 602; рукописи XV в. – библиотек Иерусалимской патриаршей и Ватиканской: Н. Ф. Красноселцев ibid., стр. 82. 95). В некоторых списках, – напр., втором Криптоферратском, – к ней присоединяется «Вниду в дом Твой», а в Илитарии Есфигменской библиотеки 1306 г.– «Возлюбих благолепие дома Твоего» (А. А. Дмитриевский ibid., стр. 262). Современный состав входных молитв воспроизводится в одном Εύχολόγιον Венецианского издания XVI в. (Goar, ibid., стр. 70. Ср. чин лит. Василия Вел. по рукоп. XVI в. Святогробской Константинопольской библиотеке № 425: А. А. Дмитриевский, Описание, стр. 818). Что касается проскомидии, то в списках Александрийской редакции она встречается уже в IX-X в. (список преосв. Порфирия: Н. Ф. Красносельцев, Сведения, стр. 283), но по спискам Константинопольской становится известной не ранее XI ст. (рукоп. Синайской библ. № 96: А. А. Дмитриевский, Описание II, стр. 75). Ограничиваясь в этом веке одной, заимствованной из литургии Василия Вел., молитвой – «Боже, Боже наш, небесный хлеб», она в XII столетии несколько расширяется: к молитве предложения присоединяется молитва фимиама (рук. Синайской библ. № 973: А. А. Дмитриевский, ibid., стр. 83), и простое положение хлеба на дискос сменяется изъятием агнца (Brightman, Liturgies Eastern and Western I, стр. 542–543). В XIII-XIV в. состав проскомидии осложняется изъятием частиц из просфор и поминовениями, и она принимает почти современный вид (см. об этом подробнее в статье А. В. Петровского в «Христ. Чтенин» 1904 г. № 3, стр. 418 сл.). В противоположность проскомидии, современный состав великого входа образовался не так скоро и рано. При установлении его подробностей первоначально не держались, кажется, какого-либо определенного взгляда. Отсюда, с одной стороны, их разнообразие в списках самой литургии Иоанна Златоуста, а с другой – ее отличия от литургии Василия Великого (см. статью Вход в «Энц.» III, 1069– 1071). Древнейшее изложение современного обряда великого входа встречается в рук. Святогробской Константинопольской библ. XVI в. № 425 (А. А. Дмитриевскиий Описание II, стр. 822–823). Те же самые следы постепенного образования заметны и в истории развития акта раздробления св. тела пред приобщением. Если в XI- XII вв. все относящиеся сюда действия сводятся к изъятию из св. тела частицы и погружения ее в чашу при произношении слов: «Исполнение Духа Св.» (рукоп. Синайской библ. № 96: А. А. Дмитриевский ibid., стр. 75), то в XIII ст. становится обычным раздробление св. тела на четыре части, чтение при этом действии тех же, что и ныне, молитв, крестообразное распределение частиц на дискосе, погружение одной из них в потир, в который тотчас же вливается теплота, раздробление верхней частицы на две половины для приобщения священника и диакона. Подобный порядок встречается в чине литургии И. Златоуста по рукоп. Патмосской библиотеки № 709 и 719 (А. А. Дмитриевский, Описание II, стр. 158. 174), устанавливается параллельно таковому же порядку в литургии Василия Вел. (рукоп. XIII в. Синайской библиотеки № 1020: А. А. Дмитриевский ibid., стр. 144–145) и закрепляется на будущие времена в уставе патр. Филофея (Н. Ф. Красносельцев, Материалы, стр. 70–72).

По памятникам русской церкви литургия Иоанна Златоуста становится известной с XII ст. Дошедшие от этого и позднейшего времени списки представляют ее в том же самом процессе формирования, в каком она находилась в данный период в Греции. Здесь к этому времени литургия И. Златоуста определилась в своих главных частях (молитвы Севастьяновского списка и дополнения из литургии Василия Великого), но не успела сложиться в подробностях входа, проскомидии и т. д. То же самое наблюдается и в русской церкви. И, прежде всего, так называемые входные молитвы были неизвестны в ней до XIV в., от этого же столетия сохранились два памятника с их изложением. По одному священник при входе в храм читает: «Радуйся, двере Божия» и «Непроходимая двере, тайно знаменана Богородице»; у царских врат – «Пречистому Твоему образу» и при входе в алтарь – Пс. 14 и 22, Трисвятое, Отче наш, «Помилуй нас, Господи», слава и ныне, «Милосердия источник» и тропари дневного святого и храма. Непосредственно за этим следовало омовение рук с пением псалмов и чтение пяти молитв, известных по памятникам ХII в. (рукоп. Служебник XIV в. № 522, 1–9). По другому памятнику – Служебнику Румянцевского музея № 398 – священник читал на входе «Пречистому Твоему образу», «Непроходимая двере», Псал. 14. 22. 50, Трисвятое, Отче наш, «Помилуй нас, Господи», «Господи, ниспосли руку Твою». Одновременно с этим в некоторых служебниках XIV в. входное ограничивается одной молитвой «Господи, ниспосли руку Твою» (Служеб. Синод, библ. № 601. 952; Румянцевского музея № 400). В XV в. разнообразие входных молитв возрастает еще более. Из четырех известных за это время редакций, самая распространенная имела следующий вид. На пути в церковь священник читал: «Глас радости», «Промята стопы моя», Псалмы: «Господи, кто обитает в жилищи Твоем», «Господь пасет мя», при входе в храм – «Боже, милостив буди мне грешному», «Достойно есть», слава и ныне, «Господи помилуй», «Господи благослови», «За молитвы Твоея Матере». Затем, возложив на себя епитрахиль, священник пред царскими дверями читал: «Радуйся, двере Божия», «Под Твою милость», «Господи, отыми от мене беззакония моя», «Непроходимая двере»; после этого он кланяется пред царскими дверями, равно к правой и левой стороне, произнося следующее: при поклоне к правой стороне – «Входяй в дом Твой», «Бога из Тебя воплощьшагося»; при поклоне к левой – «Господи, устне мои отверзи на мольбу», «Пречистому Твоему образу», «О Тебе радуется»; если «неделя», то воскресный тропарь и Благовещению, потом тропарь храма, Златоуста и дневного святого. После следующего за этим лобызания икон Спасителя, Богородицы, а равно и других и чтения соответствующих тропарей священник входит к жертвеннику, произнося молитву «Господи, ниспосли руку Твою»; а войдя и став пред престолом, произносит следующие молитвы: «Владыко Господи Вседержителю, не хотяй смерти грешника», «Господи Боже наш, един благ и человеколюбец», «Господи Боже наш, Сыне и Слове Бога живаго», «Господь премилостивый да ущедрит тя» и, наконец, молитву над вином «Господи Боже наш, благий и человеколюбче, призри на вино сие» (Служебн. Софиевской библ. № 567, 2–26: Н. Ф. Одинцов, Порядок общественного и частного богослужения в древней России до XVI в., стр. 197–198). В XVI в. число редакций входного достигает семи; самая краткая ограничивается одной молитвой – «Господи, ниспосли руку Твою», а самая обширная имеет более двадцати (А. А. Дмитриевский, Богослужение в русской церкви в XVI в., стр. 56–67). Что касается входных молитв литургии Иоанна Златоуста по старопечатному служебнику, то они совпадают с вышеперечисленными молитвами XIV столетия. Разница лишь в том, что вместо «Боже, милостив буди мне грешному» и всего дальнейшего, кончая молитвой «За молитвы Пречистыя Твоея Матери», полагается чтение «Царю небесный» и «Приидите, поклонимся». Равным образом входное оканчивается молитвой – «Господи, ниспосли руку Твою» (иером. Филарет, Чин литургии Иоанна Златоуста в «Братском Слове» 1876 г., 2, стр. 45). Взятые во всем своем объеме, входные молитвы русской редакции не имеют себе прототипа в греческих служебниках. Некоторые из них можно находить в памятниках греческой церкви то между молитвами чина покаяния, то между молитвами пред причащением, то, наконец, между молитвами на разные случаи. Что касается читаемых на входе тропарей при лобызании икон, то они, несомненно, греческого происхождения. За это ручается надписание их именем патр. Константинопольского Германа, 14 часть, стр. 253. А. А. Дмитриевский op. cit., стр. 65. 74). Не меньшим разнообразием отличался, далее, состав проскомидии как в отношении количества просфор, так и поминовении. Число первых на пространстве начальных пяти веков не было вполне определено. Так, рукописные служебники XII в. Московской библиотеке № 342 и 343 говорят о приготовлении одной просфоры, а об остальных выражаются неопределенно: «проскумисав просфоры» (Горский и Невоструев, Описание рукописей III, 1. 2. 6); Новгородский еп. Нифонт советует Кирику в случае нужды служить на одной просфоре, а на заупокойной литургии употреблять три (Памятники русской словесности XII в., стр. 194, 173–174). В XIII в. число просфор доходит по некоторым памятннкам до пяти (Служ. Софиев. библ. № 524); оно же остается и в XIV ст. (рукоп. Соф. библ. № 522, 523), хотя в то же время употребляется четыре и три (рукоп. Моск. Синод, библ. № 345: Горский и Невоструев ibid. 3, 21; рукоп. Соф. библ. .№ 1053). В XV в. преобладающее число просфор было шесть (рук. Софиев. библ. № 562), но употреблялось семь (ibid. №№ 528. 529. 531), пять (ibid. № 535, 540) и три (ibid. № 530): подобное же явление наблюдается и в XVI в. (рук. Моск. Дух. Акад. № 85; рук. Соловецкой библ. № 1085: рук. Моск. Синод, библ. № 310. 617). При различии в количестве просфор неизбежно возникало различие в распределении поминовений. При совершении проскомидии на трех просфорах – в XV в. на последней поминались святые, живые и умершие; при четырех просфорах – из второй вынималась частица в честь дневного святого, из третьей за живых, из четвертой за усопших и т. п. Что касается акта причащения и предшествующих ему действий (о великом входе см. статью Вход в «Энц.» III), то раздробление св. хлеба на четыре части встречается уже в памятниках XII в. (рукоп. Москов. библ. № 342 и 343: Горский и Невоструев ibid., 3, 1. 3 и 7). Совершая его, священник говорил: «В преломлении хлеба познаста ученики Господа своего», а влагая хлеб в чашу, произносил: «Смешение святаго тела и честныя крови». С XIII в. становится известным вливание в потир теплоты с произношением слов: «Снидет яко дождь на руно и яко капля на землю каплющая». В ХV в. раздробление св. тела согласно «Уставу» патриарха Филофея совершалось также как и в настоящее время; небольшие отличия заключались в том, что при вливании теплоты в чашу диакон говорил только «аминь», а при ее благословении священник произносил: «Благословен Бог, благословляяй всяческая» (рукоп. Соф. библ. № 530). В XVI в. при раздроблении св. тела читались те же, что и ныне, слова, но в некоторых памятниках они заменялись другими: «Раздробляется честное и святое и пречистое тело Господа и Спаса нашего И. Христа, полагается за мирский живот и спасение» и «Во имя единороднаго Сына Божия, Господа Бога Спаса нашего И. Христа, познаста Тебе Господа. Дай нам, Господи, грешником познати Тя» (рукоп. Моск. Синод, библ. № 680. 310. 909). Влагая верхнюю часть агнца в потир, священник произносил: «Смешение св. тела и честныя крови», а вливая в потир воду – «Теплота есть Святаго Твоего Духа». Подобным же разнообразием отличаются и молитвы при причащении. О всех перечисленных и других особенностях русского чина литургии Иоанна Златоуста см. подробнее в цитованных сочинениях Одинцова, Л. А. Дмитриевского, его же Богослужение в русской церкви за первые пять веков и в «Православном Собеседнике» 1882 г. III, 149 и 372, а также у иером. Филарета [но см. еще касательно Златоуста с литургической стороны у Dr. Ferd. Probst, Die antiochenische Messe nacli den Schriftcn des hi. Chrysostomus dargestellt в «Zeitschriff ftir katholische Theologies 1883, S. 250–303 и ср. у Prof. Dr. Albert Ehrhard, Die altchristliclie Literatur und ilire Erforscliung seit 1880, S. 203.]