Беседа 29
Рим 15.14. Извещен же есмь, братия моя, и сам аз о вас, яко и сами вы полни есте благости, исполнени всякого разума, могуще и иные научити.
Апостол выше сказал: «понеже… есмь аз языком апостол, службу мою прославляю» (Рим 11.13), также: «да не како и тебе не пощадит» (Рим 11.21), и еще: «не бывайте мудри о себе» (Рим 12.16), и потом: «ты же почто осуждаеши брата твоего» (Рим 14.10), опять: «ты кто еси, судяй чуждему рабу» (Рим 14.4), а также употреблял много других подобных выражений. И после того, как он высказал в своем послании много жесткого, в заключение он врачует (нанесенные раны) и чем начал, тем и оканчивает. В начале сказал он: «благодарю Бога моего… о всех вас, яко вера ваша возвещается во всем мире» (Рим 1.8). Здесь же говорит: «извещен… есмь, …яко… вы полни есте благости, …могуще и иных научити», и в этом месте сказано даже больше, нежели в первом. Он не сказал – услышал я, но – «извещен есмь», т.е. я не имею нужды узнавать от другого, но я сам уверен в вас, я сам, который вас обличал и обвинял. «Яко полни есте благости»: это относится к недавно сделанному увещанию. (Апостол) как бы так говорит: я и не считал вас жестокими и братоненавистными, когда советовал принимать друг друга, не оставлять и не разорять дела Божии, я знаю, что вы полны благости. Благостью же, как думаю, именует он здесь полноту добродетели. И не сказал – имеете благость, но – «полни есте благости». С такою же выразительностью и продолжает: «исполнени всякаго разума». Что было бы пользы, если бы они при своей любви не знали, как должно обращаться с любимыми? Потому (апостол) присовокупил: «исполнени всякого разума, могуще и иныя научити», не только научиться, но и научить других.
Рим.15:15. Дерзее же писах вам, …от части.
Обрати внимание на смиренномудрие Павла и на его мудрость, как он, нанесши перед этим глубокую рану, когда уже достиг, чего хотел, пользуется опять многим врачеванием. Довольно уже было для их успокоения, кроме сказанного, одного того, что (апостол) сознается в излишней смелости. То же делает он и в Послании к евреям, говоря так: «надеемся же о вас, возлюблении, лучших и придержащихся спасения, аще и тако глаголем» (Евр 6.9). Подобно и к коринфянам пишет: «хвалю же вы, …яко вся моя помните, и якоже предах вам предания, тако держите» (1Кор 11.2). И в Послании к галатам говорит: «аз надеюся о вас, яко ничто же ино разумети будете» (Гал 5.10). И во всех посланиях Павла повсюду можно встретить ту же мысль, но здесь преимущественно, потому что римляне пользовались большим уважением и надменный их ум надлежало смирять не только строгими, но и кроткими мерами. Апостол и употребляет те и другие. Поэтому и здесь он говорит им: «дерзее писах вам», но не довольствуясь этим, присовокупил: «от части», то есть слегка. Но и на этом не останавливается, а что говорит?
Яко воспоминая вам.
И не сказал он – уча вас, или – напоминая вам, но – «воспоминая», то есть немного напоминая. Замечаешь ли, как конец соответствует началу? Как в начале послания (апостол) говорил: «вера ваша возвещается во всем мире» (Рим 1.8), так и в конце прибавил: «ваше бо послушание ко всем достиже» (Рим 16.19). И как в начале сказал: «желаю бо видети вас, да некое подам вам дарование духовное, ко утверждению вашему, сие же есть, соутешитися» (Рим 1.11–12), так и здесь выразился: «яко воспоминая». И здесь, и там он сходит с учительской кафедры и беседует с ними, как с братьями, как с друзьями и как с равными. А это главное достоинство учителя – делать речь свою разнообразной для пользы слушателей. Заметь же, как (апостол), сказав: «дерзее писах вам», притом: «от части», и еще: «яко воспоминая вам», не ограничился этим, но, выражаясь еще скромнее, присовокупил:
за благодать данную ми от Бога,
как и в начале он сказал: «должен есмь» (Рим 1.14), как бы говоря: не сам я восхитил себе честь, не сам первый взялся за дело, но Бог повелел мне это и притом по благодати, а не потому, что нашел меня достойным для этого. Итак, не огорчайтесь: не я восстаю, а Бог повелевает. И как там (апостол) сказал: «Ему же служу… во благовествовании Сына Его» (Рим.1:9), так и здесь, сказав: «за благодать данную ми от Бога», присовокупил:
Рим.15:16. во еже быти ми служителю Иисус Христову во языцех, священнодействующу благовествование Божие.
После достаточного доказательства сказанного, (апостол) обращает речь к важнейшему достоинству (своего апостольства) и называет его не просто служением, как в начале, но священным служением и священнодействием. Проповедовать и благовествовать – это мое священство, это жертва, мною приносимая. А священника никто не может упрекнуть в том, что он заботится о беспорочности приношений жертвы. Такими словами (апостол) вместе окрыляет помыслы верующих, показывая им, что они жертва, и оправдывает себя тем, что ему так повелено. Мой жертвенный нож, говорит он, есть Евангелие и слово проповеди, а цель моя не та, чтобы самому прославиться и сделаться знаменитым, но
да будет приношение, еже от язык благоприятно и освященно Духом Святым,
то есть да будут приятны Богу души научаемых мною. Бог, изведши меня на это дело, не столько хотел меня прославить, сколько имел попечение о вас.
Как же приношение может сделаться благоприятным? Во Святом Духе. Не одна вера нужна, но и духовная жизнь, чтобы мы могли удержать в себе Духа, данного однажды. Не дрова и огонь, не жертвенник и нож, но Дух для нас – все. Потому я всеми мерами стараюсь, чтобы этот огонь не угасал, так как мне поручено это. Почему же ты говоришь об этом тем, кто не имеет нужды? Потому-то, отвечает (апостол), я не учу, а напоминаю. Как (в Ветхом Завете) священник предстоял (пред Богом), возжигая огонь, так я предстою, возбуждая ваше усердие. И заметь, он не сказал: да будет приношение от вас, но: «приношение, еже от язык», а под словом – «от язык» разумеет вселенную, т.е. всю землю и море, и таким образом смиряет гордость римлян, чтобы они не считали недостойным иметь своим учителем того, чье влияние простирается до пределов вселенной. То же сказал он и в начале послания: «якоже и в прочих языцех. Эллином же и варваром, мудрым же и неразумным должен есмь» (Рим 1.13–14).
Рим.15:17. Имам убо похвалу о Христе Иисусе в тех, яже к Богу.
Так как (апостол) весьма смирил себя, то опять возвышает слово и делает это с тем, чтобы римляне не признали его презренным. Возвышая же себя и говоря: «имам похвалу», не изменяет своему обычаю. Хвалюсь, говорит он, не самим собою, не усердием своим, но благодатью Божией.
Рим.15:18–19. Не смею бо глаголати что, ихже не содея Христос мною, в послушание язы́ков, словом и делом, в силе знамений и чудес, силою Духа Божия.
Никто не может сказать, говорит (апостол), что слова мои – одно хвастовство. Я могу представить многие признаки такого моего священнодействия и доказательства моего рукоположения – не подир, не звонцы, не увясло и кидар, как у ветхозаветных, но то, что гораздо более внушает благоговейного страха – знамения и чудеса. Нельзя сказать, что я был поставлен Богом и не выполнил порученного, а лучше сказать, и не я это совершил, а Христос, почему я и хвалюсь в Нем, хвалюсь не маловажными, какими-нибудь делами, но духовными. Это самое и означают слова: «яже к Богу» (Рим.15:17). А что я совершил то, на что был послан, и что слова мои не хвастовство об этом свидетельствуют чудеса и послушание язычников. «Не смею бо глаголати что, ихже не содея Христос мною, в послушание язы́ков, словом и делом, в силе знамений и чудес, силою Духа Божия». Смотри, как (апостол) усиливается доказать, что все принадлежит Богу, а не ему. Если я говорю что-нибудь или делаю, или совершаю чудеса, все это производит Христос, все производит Дух Святый. Говоря это, он вместе показывает и достоинство Духа. Замечаешь ли, насколько все это – жертва, приношение и символы – чудеснее и страшнее ветхозаветного служения? Говоря: «словом и делом, в силе знамений и чудес», (апостол) под этим разумеет учение, любомудрие относительно Царства Божия, явление дел и жизни, воскрешение мертвых, изгнание бесов, прозрение слепых, хождение хромых и все другие чудесные действия, какие совершил в нас Дух Святый. Далее, в подтверждение этого, он указывает на множество учеников, так как, между прочим, и об этом было упоминание, и потому присовокупил:
якоже ми от Иерусалима и окрест даже до Иллирика исполнити благовествование Христово.
Итак, он перечисляет города и страны, народы и племена не только в Римской державе, но и у варваров. Не только соверши путь чрез Финикию, Сирию, Киликию, Каппадокию, но и представь все и за ними лежащие народы – сарацинов, персов, армян и прочих варваров. (Апостол) сказал – «и окрест» для того, чтобы ты шел не прямой только и большой дорогой, но и всякой, и мысленно проник и в Южную Азию. И как, сказав: «в силе знамений и чудес», он изобразил одним словом всю совокупность чудес, так и в одном слове: «окрест» он соединил опять бесчисленные города, народы, племена и страны. Вообще же, он далек был от всякой кичливости и говорил это для римлян с той целью, чтобы они не много о себе думали. В начале он сказал: «да некий плод имею и в вас, якоже и в прочих языцех» (Рим 1.13), а здесь ссылается на обязанность священства. Так как он раньше употребил несколько жестких выражений, то здесь яснее показывает власть свою. Потому там он просто сказал: «якоже и в прочих языцех», а здесь указывает и все места своего проповедания, и таким образом отовсюду подрывает их надменность. И не просто сказал – проповедовать Евангелие, но: «исполнити благовествование Христово».
Рим.15:20. Сице же потщахся благовестити, …идеже… не именовася Христос.
Вот еще новое преимущество (апостола), который не только благовествовал многим народам и обратил их, но и не приходил с проповедью к тем, которые были уже научены. Он так был далек от того, чтобы привлечь себе чужих учеников и делать это для собственной славы, что учил только тех, которые не слышали проповеди. Потому и не сказал он: где не уверовали во Христа, но – что значительнее – «не идеже именовася Христос». Для чего же он заботился об этом?
Да не на чужем основании созижду,
– говорит. А этими словами он доказывает, что чужд тщеславия, и вместе внушает римлянам, что пишет к ним не по любви к славе и не из желания получить от них честь, но потому, что исполняет свое служение, совершает священнодействие и заботится об их спасении. «Основание» же, положенное апостолами, он называет «чуждым» не по свойству лиц и не по характеру проповеди, но по отношению к награде каждого. Их проповедь сама по себе не была для него чуждою, но была чуждою только по отношению к награде, так как чужда была для него награда за труды, понесенные другими. После того (апостол) показывает, что таким образом исполнилось пророчество, говоря так:
Рим.15:21. якоже есть писано: имже не возвестися о Нем, узрят, и иже не слышаша, уразумеют.
Видишь ли, что Павел спешил туда, где требовалось больше труда и пота?
Рим.15:22. Темже и возбранен бых многажды приити к вам.
Смотри опять, как (у апостола) заключение послания сходно с началом. В начале он сказал: «яко множицею восхотех пpиити к вам, и возбранен бых доселе» (Рим 1.13), а здесь представляет причину, по которой был задержан не раз и не два, но многократно. Как там говорит: «множицею восхотех пpиити к вам», так и здесь: «возбранен был многажды пpиити к вам». Ведь то, что он многократно собирался к ним, всего более доказывает его сильное желание быть у них.
Рим.15:23–24. Ныне же ктому места не имый в странах сих.
Видишь ли, как он доказал, что писал к ним и приходил не для снискания у них себе славы?
Желание же имый приити к вам от многих лет. Яко аще пойду во Испанию, уповаю… мимо грядый видети вас, и вами проводитися тамо, аще вас прежде от части насыщуся.
Чтобы римлянам не показалось унизительным, если бы (апостол) сказал: иду к вам, потому что нет у меня другого дела, – он опять обращает к ним слово любви и говорит: «желание… имый пpиити к вам от многих лет». Я желал прийти к вам не потому, чтобы имел свободное время, но чтобы разрешиться тем желанием, которым давно мучусь. Но чтобы этим опять не возбудить в них гордости, смотри, как он смиряет их, говоря: «аще пойду во Испанию, уповаю… мимо грядый видети вас». Потому он и написал это, чтобы они не подумали много о себе, так как он желает вместе и любовь свою показать, и их не допустить до кичливости. Поэтому он часто говорит об одном и том же и попеременно раскрывает то и другое. А для того, чтобы римляне опять не сказали: он хочет только мимоходом быть у нас, – (апостол) присовокупил: «и вами проводитися», то есть вы сами будете свидетелями, что спешу не из презрения к вам, но увлекаемый нуждою. А так как и это еще печалит их, то он успокаивает их утешительным словом: «аще вас прежде от части насыщуся». Выражением – «мимоидый» он показывает, что не ищет от них славы, а словом – «насыщуся» выражает, что стремится к ним из любви и притом не простой любви, но сильной, почему и не сказал – насыщуся, но – «от части насыщуся». Никакое время не может насытить меня и дать мне пресыщение от пребывания с вами. Видишь ли, как он доказывает любовь свою тем, что, при всей необходимости поспешить, он не прежде оставит их, как насытится? И то уже служит признаком любви его, что он употребляет выражения, исполненные такой теплоты. Ведь он не сказал – увижусь с вами, но – «насыщуся», подражая выражениям родителей. В начале он говорил: «да некий плод имею» (Рим.1:13), а здесь выражается: «да насыщуся», то и другое обнаруживает сильное влечение сердца. В первом содержится величайшая им похвала, если от послушания они должны даровать (апостолу) плод, а во втором он уже прямо показывает искреннюю привязанность. Так же точно писал он и к коринфянам: «да вы мя проводите, аможе аще пойду» (1Кор 16.6), во всем выражая свою ни с чем несравнимую любовь к ученикам. Этим он всегда и начинал свои послания и оканчивал. Как чадолюбивый отец любит своего единственного родного сына, так он любил всех верных, почему и говорил: «кто изнемогает, и не изнемогаю? Кто соблазняется, и аз не разжизаюся» (2Кор 11.29)? Это прежде всего остального и нужно иметь учителю. Потому и Петру Христос сказал: если любишь Меня, «паси овцы Моя» (Ин 21.16). Кто любит Христа, тот любит и стадо Его. И Моисея Бог поставил вождем народа иудейского после того, как он показал свое усердие к своим единоплеменникам. Подобно и Давид взошел на царство, явивши прежде привязанность к своим соотечественникам. Еще в юности он так скорбел о людях, что готов был отдать свою душу, когда умертвил иноплеменника. Хотя и спрашивал: «что сотворите мужу, иже убиет иноплеменника онаго» (1Цар 17.26), но говорил это не потому, что домогался награды, но только хотел, чтобы ему оказали доверие и допустили до ратоборства с ним. И потому, когда после победы он пришел к царю, то и ничего не сказал об этом. И Самуил отличался сильною любовью, почему и говорил: «да никакоже ми согрешити Господу, оставити еже молитися о вас ко Господу» (1Цар 12.23). Так, или лучше сказать, гораздо более и Павел сгорал любовью ко всем подчиненным ему. Поэтому и учеников он так расположил к себе, что говорил: «яко, аще бы было мощно, очеса ваша извертевше дали бысте ми» (Гал 4.15). Потому и Бог более всего укоряет иудейских учителей за недостаток любви, говоря: «оле, пастыри Израилевы, еда пасут пастыри самих себе, не овец ли пасут пастыри?» Но они поступали иначе: «се млеко ядите, – говорит (Бог), – и во́лною одеваетеся и тучное закалаете, а овец Моих не пасете» (Иез 34.3). И Христос, представляя образец совершеннейшего пастыря, говорил: «пастырь добрый душу свою полагает за овцы» (Ин 10.11). Так поступал и Давид во многих случаях, а особенно тогда, когда страшный гнев угрожал истреблением целому народу. Видя общую гибель, он восклицал: «аз есмь согрешаяй, аз есмь пастырь зло сотворивый, a сии овцы что сотвориша» (2Цар 24.17)? Поэтому и при выборе наказаний он избрал не голод, не преследование от неприятелей, но смерть, посылаемую от Бога, в той надежде, что она пощадит других, а прежде всех поразит его самого. Когда же этого не случилось, он плачет и говорит: «да будет… на мне… рука Твоя», а если этого не достаточно, «и на дому отца моего. Ибо …аз есмь… пастырь… согрешивый». Он говорил как бы так: если бы и они согрешили, я подлежал бы наказанию за то, что не исправлял их; когда же грех был собственно мой, то по всей справедливости мне должно подвергнуться наказанию. И желая увеличить вину свою, Давид именует себя пастырем. Так он и остановил гнев, так и умолил Бога отменить определение. Таково исповедание праведника: «праведный себе самого оглагольник в первословии» (Притч 18.17); такова попечительность и сострадательность совершеннейшего пастыря. Гибель подданных так же терзала сердце Давида, как смерть родных детей, почему он и просил Бога обратить гнев на него самого. И он сделал бы это в самом начале поражения, если бы не надеялся, что оно, идя своим путем, достигнет и его. Когда же он заметил, что это не совершается, а бедствие истребляет только подданных, то он не стерпел этого и был уязвлен более, чем смертью первенца своего Амнона. Тогда он не просил себе смерти, а теперь желает пасть прежде других. Таким надобно быть начальнику, который должен скорбеть более о чужих, нежели о собственных несчастиях. Такую же скорбь чувствовал Давид, лишившись сына, из чего можно видеть, что он любил его не больше, чем подданных. Хотя Авессалом был необузданный юноша и замышлял отцеубийство, однако же Давид говорил: «кто даст смерть мне вместо тебе» (2Цар 18.33)? Что ты говоришь, блаженный и кротчайший из всех людей? Сын стремился умертвить тебя, окружил тебя бесчисленными бедствиями, а ты, как скоро его не стало и одержана победа, молишь себе смерти? Да, отвечает. Не для меня приобретена эта победа войском; во мне кипит брань сильнее прежней, и сердце мое разрывается теперь больше прежнего. Так Давид и подобные ему заботились о вверенных им.
А блаженный Авраам прилагал великое попечение даже и о тех, которые не были ему вверены, и даже такое попечение, что подвергал себя великим опасностям. Не в пользу одного только племянника своего совершил он то, что совершил, но и для содомлян, и не прежде перестал преследовать персов, как освободил всех содомлян. Хотя можно было ему возвратиться назад по освобождении одного Лота, однако же Авраам не захотел этого, потому что заботился равно о всех, как и доказал это впоследствии. Когда содомлянам угрожало не нашествие войска иноплеменников, но гнев Божий готов был истребить до основания города их, когда настояла нужда не в оружии, не в брани, не в ополчении воинов, но в молитве, тогда Авраам ходатайствовал за них с такою заботливостью, как будто бы ему самому предстояла погибель. Вследствие этого и раз, и два, и три, и многократно приступает он к Богу, даже ссылается на слабость человеческой природы, говоря: «аз же есмь земля и пепел» (Быт 18.27). И так как знал, что содомляне сами навлекли на себя гнев Божий, то умоляет спасти их ради других. И Бог говорил ему: «еда утаю Аз от Авраама, раба Моего, яже Аз творю» (Быт 18.17), чтобы мы уразумели из этого, сколько праведник человеколюбив. И Авраам не перестал бы умолять Бога, если бы Бог первый не отошел от него. Хотя, по-видимому, он молился о праведных, но на самом деле все это было для содомлян. Ведь души святых исполнены кротости и человеколюбия как к своим, так и к чужим; они жалеют даже бессловесных. Потому и Премудрый сказал: «праведник милует душы скотов своих» (Притч 12.10), а если скотов, то гораздо более людей. Но так как я вспомнил о животных, то представим себе, сколько тяжелых трудов переносят пастухи овец в Каппадокийской стране, заботясь о бессловесных. Часто занесенные снегом, по три дня сплошь остаются они в таком положении. Говорят также, что не меньше бедствий переносят пастухи и в Ливии, по целым месяцам скитаясь по этой суровой пустыне, наполненной самыми свирепыми зверями. А если столько забот бывает о бессловесных, то какое извинение будем иметь мы, когда нам вверены разумные души, а мы спим таким глубоким сном? Можно ли тут думать об отдыхе? Можно ли искать покоя? Напротив, для этих овец не должно ли идти повсюду и подвергать себя тысяче смертей? Или вы не знаете цены этого стада? Не для него ли твой Владыка совершил бесчисленные деяния и пролил даже Свою Кровь? А ты ищешь покоя? Что же может быть хуже таких пастырей? Разве ты не понимаешь, что и Христово стадо окружено волками, которые злее и свирепее ливийских? Неужели ты не представляешь себе, какую душу должно иметь тому, кто принимает на себя начальство в церкви? Народные правители, совещаясь о делах маловажных, дни и ночи проводят в бодрствовании, а мы, подвизающиеся для неба, спим и днем. Кто же после этого избавит нас от наказания за такую беспечность? Если бы даже надлежало резать тело, если бы предстояло испытать бесчисленные смерти, то не следовало ли бы спешить на все это, как на торжество? Пусть слышат это не одни пастыри, но и овцы, – чтобы сделать пастырей более усердными и побудить их к большой ревности, оказывая им всякое послушание и повиновение и ничего другого. Так заповедал и Павел, говоря: «повинуйтеся наставником вашым и покоряйтеся: тии бо бдят о душа́х ваших, яко слово воздати хотяще» (Евр 13.17). Под словом же – «бдят» он разумеет бесчисленные труды, заботы и опасности. Добрый пастырь, именно такой, какого и желает Христос, состязается в подвигах с многочисленными мучениками. Ведь мученик однажды за Христа умер, а пастырь, если он таков, каким должен быть, тысячекратно умирает за стадо, он даже каждый день может умирать. Поэтому и вы, зная труд его, содействуйте ему молитвами, усердием, готовностью, любовью, чтобы и мы для вас, и вы для нас сделались похвалою. Потому и Христос, вверяя стадо Свое первоверховному из апостолов, который более всех любил Его, предварительно спрашивал: «любиши ли Мя» (Ин 21.16)? – чтобы ты уразумел, что попечение о стаде Христовом является преимущественным признаком любви к Самому Христу, так как для этого нужна мужественная душа. Но это сказано мною о совершенных пастырях, не о мне самом и о подобных нам, но о пастыре, – если есть такой, – вроде Павла, или Петра, или Моисея. Итак, будем им подражать, как начальствующие, так и подчиненные, ведь и подчиненному можно отчасти быть пастырем своего дома, друзей, домашних, жены, детей; а если мы так будем управлять делами своими, то достигнем всех благ, получить которые да будет дано всем нам благодатью и человеколюбием и проч.