Беседа 25
Рим 14.1–2. Изнемогающаго же в вере приемлите, не в сомнение помышлений. Ов бо верует ясти вся, а изнемогаяй зелия [да] яст.
Знаю, что слова эти многим трудны для понимания. Потому прежде всего необходимо изложить содержание всего этого места и сказать, что (апостол) желал исправить, когда писал об этом. Итак, что же он хотел исправить? Были многие из уверовавших иудеев, которые, имея совесть, связанную законом, и по принятии веры, наблюдали строгую разборчивость в пище, еще не осмеливаясь совершенно отступить от закона. Затем, воздерживаясь только от свиного мяса, они, чтобы не подпасть нареканию, стали потом воздерживаться и от всего мясного и ели одни только овощи с таким расчетом, чтобы происходящее казалось соблюдением поста, а не закона. С другой стороны, были и более совершенные в вере, которые, сами нисколько не соблюдая подобной разборчивости в пище, отягощали и огорчали соблюдавших ее своими укоризнами и обличениями, ввергая их в уныние. Потому блаженный Павел опасался, чтобы они, имея намерение исправить неважный недостаток, не испортили всего, желая отклонить немощных в вере от разборчивости в пище, не довели их до отпадения от веры и, стараясь прежде времени все возвести к совершенству, не нанесли бы вреда настоящему их благу, а непрестанными своими укоризнами не поколебали бы их в исповедании Христовом, так что после этого нельзя было бы исправить ни того, ни другого. Смотри же, как благоразумно действует апостол и как с свойственною ему мудростью, он заботится о пользе той и другой стороны. Он не решается сказать укоряющим: «вы делаете худо», чтобы не утвердить других в разборчивости, а равно и не говорит: «хорошо вы делаете», чтобы они не стали нападать еще сильнее, но употребляет соразмерное запрещение: по-видимому, он укоряет сильнейшую сторону, однако же его укоризна вся падает и на противную сторону. Это самый легкий способ исправления, когда, обращая слово к одному, наносишь удар и другому. Тогда тому, кому делается запрещение, не дается повода сердиться, и в него неприметным образом вливается врачевство исправления. Заметь же, как благоразумно и благовременно (апостол) делает это. Сказав: «плоти угодия не творите в похоти» (Рим.13:14), переходит вдруг к настоящей речи, чтобы нельзя было подумать, что он говорит в пользу тех, которые запрещали разборчивость и советовали есть все. Слабую сторону всегда надо больше беречь, почему и (апостол) обращается прямо к сильнейшей стороне и говорит так: «изнемогающаго же в вере». Видишь ли, что нанесен уже один удар наблюдающему разборчивость? Назвав его изнемогающим, (апостол) показывает, что он болен. Потом наносит другой удар, сказав: «приемлите». Этим он опять показывает, что он нуждается в большой заботливости, что также служит признаком крайней болезни. «Не в сомнение помышлений». Вот он нанес третий удар. Этими словами он показывает, что грех его настолько велик, что возбуждает сомнение даже в тех, которые, хотя сами не участвуют в этом грехе, однако же соединены узами дружбы с совершающими его и заботятся о его уврачевании. Примечаешь ли, как, по-видимому, он говорит одним, а затем незаметно и слегка упрекает и других? После того, сравнивая тех и других, одних хвалит, а других обличает. Именно, говоря: «ов убо верует ясти вся», он восхваляет веру, а присовокупив: «изнемогаяй зелия… яст», порицает немощь в вере. Потом, после того, как нанес весьма сильный удар, снова ободряет немощного, говоря так:
Рим.14:3. ядый не ядущаго да не укоряет.
Не сказал: позволяй так делать, или: порицай, или: не побуждай к исправлению; но: не укоряй, не презирай, показывая, что они (не ядущие) совершали дело, достойное большого смеха. Но о том, кто верует ясти вся, (апостол) выразился иначе. Как же именно?
И не ядый ядущаго да не осуждает.
Как более совершенные унижали не ядущих, считая их маловерными, неистинными христианами, носящими внутри себя скрытый недуг и придерживающимися еще иудейства, так последние осуждали первых, считая их нарушителями закона или даже предающимися объедению, так как многие из них были, вероятно, обращенные из язычества. Потому (апостол) присовокупил:
Бог бо его прият.
Но он не сказал этого о не ядущем, хотя унижать по-видимому следовало бы ядущего, как маловерного. (Апостол) же сказал наоборот, показывая этим, что ядущий не только не заслуживает уничижения, но и сам может уничижать других. Но сам (апостол) не осуждает ли ядущего, спросишь ты? Нисколько, потому и присовокупил: «Бог бо его прият». Итак, зачем ты говоришь о законе ему, как преступнику? Бог принял его, то есть, явил в нем неизреченную благодать свою и освободил его от всякой вины. Потом (апостол) снова обращает речь к твердому в вере:
Рим.14:4. ты кто еси судяй чужде́му рабу?
Отсюда видно, что и твердые в вере не только уничижали, но и осуждали слабых.
Своему Господеви стоит, или́ падает.
Вот опять новый удар. Упрек обращен, по-видимому, на сильного, но касается слабого. Когда (апостол) говорит:
станет же,
то показывает, что он еще колеблется, требует большого внимания и такого попечения, что для его уврачевания нужно призвать на помощь Бога.
Си́лен бо есть Бог поставити его,
– продолжает он. Так говорится о людях весьма безнадежных. Но чтобы ты в нем не отчаивался, (апостол), несмотря на слабость, называет его Божиим рабом, говоря: «ты кто еси судяй чуждему рабу?» Между тем и здесь опять незаметно наносит удар слабому. Я приказываю тебе не судить его не потому, что действия его не заслуживают осуждения, но потому, что он чужой раб, то есть не твой, а Божий. Потом снова ободряя его, не говорит: падает, – но как? «Стоит, или́ падает». Если случится с ним то или другое, все это зависит от Господа. Если он падет, ущерб для Бога, а равно, если стоит, приобретение для Бога же. Впрочем, такое равнодушие было бы совершенно недостойно попечительности, приличной христианам, если бы мы опять не стали обращать внимание на цель Павла, который хочет, чтобы слабым в вере не делали укоризн прежде времени. Но, как я всегда говорил, необходимо принимать во внимание расположение, с каким что-либо говорится, сущность предмета, о котором говорится, и то, что старается исправить ведущий речь. (Апостол), сказавши это, пристыдил укоряющего не без основания. Если Бог, рассуждает (Павел), подвергаясь ущербу, пока не делает ничего, то не безвременно ли действуешь ты и не выходишь ли из границ, муча и беспокоя слабого в вере брата?
Рим.14:5. Ов убо разсуждает день чрез день, ов же судит на всяк день.
Здесь, как думаю, (апостол) слегка намекает и на пост. Естественно, что некоторые из постившихся постоянно осуждали не постившихся, или, может быть, и между разборчивыми в пище были такие, которые в известные дни наблюдали эту разборчивость, а в другие нет, почему (апостол) и сказал:
кийждо своею мыслию да извествуется.
Этим он избавил разборчивых от страха, назвав их действие безразличным, а у тех, которые слишком много нападали на них, он отнял повод к укоризнам, вразумив их, что не следует с таким большим усердием постоянно беспокоить людей за их разборчивость; и не нужна такая ревность не по свойству самого дела, но по соображению времени, потому что укоряемые ими были еще новыми в вере. В Послании к колоссянам он запрещает это весьма строго, говоря: «блюдитеся, да никтоже вас будет прельщая философиею и тщетною лестию, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христе» (Кол 2.8). И еще: «да никто же убо вас осуждает о ядении, или о питии и …никтоже вас да прельщает» (Кол 2.16, 18). И в Послании к галатам он со всею строгостью требует от них высшего рассуждения и совершенства в этом отношении. Но здесь он не прибегает к такой настойчивости, так как вера еще недавно была насаждена у римлян. А потому мы и не должны на всех распространять слов (апостола): «кийждо своею мыслию да извествуется». Так, когда идет речь об учении, послушай, как он говорит: «аще кто вам благовестит паче, еже пpияcтe, – хотя бы то был ангел, – анафема да будет» (Гал 1.8–9). И в другом месте: «боюся же, да не како, яко же змий Еву прельсти, … так истлеют и разумы ваша» (2Кор 11.3). И в Послании к филиппийцам пишет: «блюдитеся от псов, блюдитеся от злых делателей, блюдитеся от сечения» (Флп 3.2). Но в римлянах еще рано было исправлять это и потому он сказал: «кийждо своею мыслию да извествуется». Так как речь шла и о посте, то, низлагая гордость одних и изгоняя страх других, он присовокупил следующее:
Рим.14:6. мудрствуяй день, Господеви мудрствует: и не мудрствуяй день, Господеви не мудрствует. ядый, Господеви яст, благодарит бо Бога: и не ядый, Гocпoдeви нe яст, и благодарит Бога.
Опять он касается здесь того же самого. Смысл же его слов следующий: сущность не во временных делах (есть или не есть), спрашивается только, для Бога ли делает тот и другой, благодарением ли оканчивают оба? Ведь и тот, и другой благодарят Бога. А если благодарят оба, то различие не велико. Заметь же, как и здесь (апостол) скрытным образом наносит удар придерживающимся иудейства. Если главное состоит в том, чтобы благодарить, то ясно, что благодарит тот, кто ест, а не тот, кто не ест. Как благодарить тому, кто придерживается еще закона? То же самое подтвердил (Павел) в Послании к галатам: «иже законом оправдастеся, от благодати отпадосте» (Гал 5.4). Впрочем, он здесь не раскрывает этой мысли, а только намекает на нее, потому что еще было не время, но пока терпит и тех, которые придерживались закона, а яснее раскрывает это в последующих словах, говоря:
Рим.14:7–8. никтоже бо нас себе живет, и никтоже себе умирает. Аще бо живем, Господеви живем, аще… умираем, Господеви умираем.
Действительно, тот, кто живет для закона, может ли жить для Христа? Впрочем, в этих словах (апостол) не одно только это рассматривает, но и удерживает твердых в вере от поспешности в исправлении слабых и убеждает их быть терпеливыми, доказывая, что Бог не может презреть немощных, но в надлежащее время исправит их.
Что же это значит: «никтоже… нас себе живет?» Мы не свободны, мы имеем над собою Владыку, Который хочет, чтобы мы были живы, и не желает нашей смерти, и для Которого наша жизнь или смерть важнее, чем для нас самих. Этим (апостол) показывает, что Бог заботится о нас больше, нежели мы сами, что Он жизнь нашу почитает для Себя приобретением, а смерть потерею. Если мы умираем, то умираем не только для себя, но и для Господа. Под смертью же разумеет здесь (апостол) смерть духовную, состоящую в отпадении от веры. Что Бог печется о нас, в этом достаточно нас убеждает и то, что мы для Него живем и для Него умираем. Однако (апостол) не довольствуется этим, но присовокупляет еще новое подтверждение, говоря:
аще убо живем, аще умираем, Господни есмы.
Здесь он от смерти духовной переходит к смерти естественной, чтобы речь его не показалась жестокой, и представляет новый самый важный признак Божия о нас промышления. Какой же именно?
Рим.14:9. На сие бо , – говорит, – Христос и у́мре и воскресе и оживе, да и мертвыми и живыми обладает.
Таким образом и это должно удостоверить тебя в том, что Господь всегда печется о нашем спасении и исправлении. Если бы Он столько не промышлял о нас, то какая была бы нужда в Домостроительстве? Тот, Кто употребил для усвоения нас Себе столько попечения, что принял на себя зрак раба и умер, пренебрежет ли тобою после совершения этого? Не возможно это, не возможно. Он не захочет, чтобы погибло столь великое дело. «На сие бо, – говорит (апостол), – и у́мре». Это подобно тому, как если бы кто-нибудь сказал: такой-то человек не согласится бросить своего раба, потому что бережет собственное стяжание. Но не так мы любим деньги, как Бог наше спасение. Он дал за нас не деньги, а Свою Кровь, и потому не может оставить тех, за которых дал столь великую цену. Заметь также, как (апостол) показывает и неизреченное могущество Божие. «На сие бо, – говорит он, – и у́мре… и оживе, да и мертвыми… обладает». И выше сказал: «аще бо живем, аще умираем, Господни есмы» (Рим.14:8). Видишь ли, как сильно Его владычество? Видишь ли, как непреоборима Его крепость и как всеобъемлющ Его Промысл? Не говори мне о живых, рассуждает (апостол): Бог промышляет и об умерших. А если промышляет об умерших, то ясно, что также и о живых. Он ничего не оставил вне Своего владычества, но на людей приобрел еще большие права, чтобы промышлять о нас больше, чем о всем прочем. Человек платит деньги за раба и потому тщательно бережет его, а Бог заплатил смертью и, конечно, не может считать маловажным спасение того, кого он купил столь великой ценой и приобрел во владение с таким усердием и усилием. А все это (апостол) говорит с целью пристыдить иудействующего христианина и убедить его, чтобы он помнил о величии благодеяния, потому что он был мертв и ожил, потому что он не получил никакой пользы от закона и было бы с его стороны крайнею неблагодарностью, если бы он, оставив Того, Кто явил ему столько милостей, прибег бы снова к закону. Итак, достаточно упрекнув его, (апостол) снова ободряет его, говоря:
Рим.14:10. ты же почто осуждаеши брата твоего? или ты что уничижаеши брата твоего?
Здесь, по-видимому, (апостол) уравнивает обоих, но однако полагает между ними большое различие. Он прекращает их споры прежде всего наименованием брата, а потом напоминанием о страшном дне Суда, так как, сказавши: «что уничижаеши брата твоего», присовокупил:
вси бо предстанем судищу Христову.
И говоря это, он, по-видимому, опять делает упрек более совершенному, но на самом деле старается потрясти дух иудействующего христианина, не только посрамляя его напоминанием об оказанном ему благодеянии, но и устрашая будущим наказанием: «вси бо, – говорит, – предстанем судищу Христову».
Рим.14:11–12. Писано бо есть: живу Аз, глаголет Господь, яко Мне поклонится всяко колено, и всяк язык исповестся Богови. Темже убо кийждо нас… слово… о себе даст Богу.
Видишь ли, как (Павел) опять потрясает дух одного, нанося удар, по-видимому, другому? Слова его значат то же, как если бы он сказал: о чем ты заботишься? Ведь не ты будешь наказан за него? Он не высказал этого прямо, но это именно разумел, только выразил гораздо легче, сказав: «вси бо предстанем судищу Христову. Темже убо кийждо нас о себе слово даст Богу». (Апостол) привел также слова пророка, который свидетельствует о всеобщем повиновении Богу, о повиновении безусловном всех, живших в Ветхом Завете, и вообще всех без исключения. Не просто сказано – всякий поклонится, но – «исповестся», то есть даст отчет в том, что сделал.
Итак, представляя себе общего Владыку, сидящего на Престоле, будь внимателен к себе, не раздирай и не разделяй Церкви, отторгаясь от благодати и возвращаясь к закону, так как и закон принадлежит Ему. И что говорю – закон? Ему принадлежат все жившие и в законе, и до закона. И не закон потребует у тебя отчета, а Христос, как у тебя, так и у всего человеческого рода. Видишь ли, как (апостол) освободил немощного в вере от страха закона? Потом, чтобы не показалось, что он говорит об этом с намерением устрашить немощных, но что он перешел к этому по связи речи, (апостол) продолжает рассуждать о том же предмете, говоря:
Рим.14:13. не к тому убо друг друга осуждаем, но сие паче судите, еже не полагати претыкания брату, или соблазна.
Это к одному относится не больше, чем и к другому, а потому может быть приложено к обоим, и к совершенному, который соблазняется разборчивостью в пище, и к несовершенному, для которого служат преткновением слишком резкие укоризны. Смотри же, какому мы подвергнемся наказанию, если просто соблазняем ближних? Если здесь, где вся ошибка состояла в неблаговременности упреков, (апостол) воспрещает их, чтобы не соблазнялся и не претыкался брат, то чего будем достойны мы, когда соблазняем брата, совсем не имея намерения исправить его? Если не сохранить – есть преступление, как это видно на примере закопавшего в землю талант, то чего не навлечем мы на себя, соблазняя другого? Ты скажешь: что же мне делать, если он соблазняется сам по себе, будучи слаб? Потому-то самому тебе и следовало бы переносить все. Если бы он был крепок, то и не имел бы нужды в такой попечительности, а теперь, так как он очень слаб, в силу этого и нуждается в большой заботе.
Итак, представим ему это и станем поддерживать его во всех случаях. Ведь мы дадим ответ не за свои только грехи, но и за все то, в чем мы служили соблазном для других. А если трудно отвечать и за свои грехи, то как мы спасемся, когда на нас будет возложена и эта ответственность? Не будем же считать для себя извинением того, что найдем сообщников в наших грехах, так как от этого увеличится только наше наказание. Так и змий наказан строже жены, а жена больше мужа; Иезавель понесла более тяжкое наказание, чем Ахаав, отнявший виноградник, потому что она была главной виновницей этой несправедливости и ввела в соблазн царя. И ты, если сделаешься виновником гибели других, подвергнешься более тяжкому наказанию, чем доведенные тобой до падения. Не так пагубно самому согрешить, как ввести в грех других, почему (апостол) и говорит: «не точию сия творят, но и соизволяют творящым» (Рим 1.32). Таким образом, когда мы видим, что другие грешат, не только не станем побуждать их к греху, но постараемся извлечь из бездны порока, чтобы за гибель других нам самим не подвергнуться наказанию; будем непрестанно помнить о Страшном суде, об огненной реке, о неразрешимых узах, о непроницаемом мраке, о скрежете зубов и ядовитом черве. Но Бог человеколюбив, говоришь ты. Значит, по-твоему, все это одни слова? Богач, презревший Лазаря, не мучится (Лк 16.). Юродивые девы не изгоняются из брачного чертога? Отказавшиеся накормить Христа не пойдут в огонь, уготованный диаволу и ангелам его? Одетый в грязные одежды не будет связан по рукам и ногам и не будет осужден на гибель? Требовавший сто динариев не будет предан истязателям? И неправда то, что сказано о прелюбодеях: «червь их не умирает, и огнь их не угасает» (Мк 9.48)? Неужели все это одни только угрозы? Да, говоришь ты. Но на каком основании, скажи мне, ты осмеливаешься утверждать это и произносить от себя такой приговор? Я могу доказать тебе противное на основании и слов, и дел Христа. Если ты не веришь относительно будущего наказания, то, по крайней мере, поверь тому, что уже совершилось, так как то, что уже было, что исполнилось на самом деле, не пустые угрозы и слова. Кто при Ное навел потоп на всю вселенную, произвел столь ужасное истребление водою и гибель всего нашего рода? Кто потом низвел молнию и огонь на землю содомскую? Кто погрузил в море целый Египет? Кто истребил шестьсот тысяч человек в пустыне? Кто попалил огнем сонм Авиронов? Кто повелел земле разверсть уста свои и поглотить Корея, Дафана и бывших с ними? Кто при Давиде в одно мгновение поразил семьдесят тысяч? Упоминать ли еще о наказаниях в отдельности? О Каине, преданном на непрестанное мучение? О сыне Хармиине, который был побит камнями со всем его родом? О собиравшем дрова в субботу и подвергшемся такому же наказанию? О сорока двух отроках, которые при Елисее были съедены зверями и которым не послужил извинением юный их возраст?
А если ты хочешь видеть подобные примеры и во времена благодати, то представь себе, какие наказания претерпели иудеи, как жены их ели собственных своих детей, одни жарили их, а другие приготовляли иначе; как они при нестерпимом голоде, среди различных и тяжких войн, подвергались таким чрезвычайным бедствиям, с какими не могут сравниться никакие ужасные злоключения прежних времен. А что все это навел на них Христос, послушай, как Сам Он предсказывает это и в причтах, и в ясных и вразумительных словах, – в притчах, когда говорит: «враги Моя оны, иже не восхотеша Мене, да Царь бых был над ними, приведите семо и изсецыте предо Мною» (Лк 19.27), а также в притчах о винограднике, и о браке: а в ясных и открытых словах, когда угрожает, что «падут во острии меча, и пленены будут во вся язы́ки: и… будет… на земли туга́ язы́ком от нечаяния, шума морскаго и возмущения, издыхающым человеком от страха» (Лк 21.24–26). «И будет… скорбь велия, яковаже не была от начала мира доселе, ниже имать быти» (Мф 24.21). Известно также всем, какому наказанию подверглись Анания и Сапфира за утаение нескольких монет. Не замечаешь ли и ныне ежедневных несчастных случаев? Разве это не бывает? Неужели ты не видишь, что и ныне погибают от голода, страдают проказой и другими телесными болезнями, живут в постоянной нищете и терпят тысячи невыносимых бедствий?
Итак, какое может быть основание одних наказывать, а других нет? Если Бог вполне справедлив, что и несомненно, то, конечно, и ты подвергнешься наказанию за грехи свои. Если же ты думаешь, что Бог тебя не накажет, потому что Он человеколюбив, то следовало бы и тех не наказывать. Но, как сказали мы выше, Бог и здесь многих наказывает, чтобы вы, как скоро не верите словам угроз, поверили действительным наказаниям. И так как старое не так нас устрашает, то Он вразумляет беспечных современными событиями, которые совершаются при каждом поколении. Почему же, спросишь, Бог не наказывает всех здесь? Чтобы иным дать предопределенное от Него время для покаяния. А для чего Он не наказывает всех там? Чтобы не оказалось много неверующих в Божий Промысл. Теперь и я спрошу тебя: сколько разбойников было поймано и сколько было таких, которые умерли без наказания? Где же Божие человеколюбие и правосудие? Если бы никто совершенно не наказывался, то ты мог бы прибегнуть к этому (возражению), но когда одни наказаны, а другие нет, и притом без наказания остались те, которые больше и согрешили, то какой может быть смысл в том, что за одни и те же преступления бывают неодинаковые наказания, и не может ли показаться, что наказанные обижены? Итак, почему же не все наказываются здесь? Послушай, что отвечает тебе на это Сам Христос. Когда упала башня и несколько человек погибли, то тем, которые приходили от этого в недоумение, Христос сказал: «мните́ ли, яко… сии грешнейши паче всех… бяху? …Ни, глаголю вам: но аще не покаятеся, вси такожде погибнете» (Лк 13.2–5). Этим Он учит нас не надеяться, что как скоро другие подверглись наказанию, мы, хотя и согрешим много, останемся без наказания. Если не покаемся, то непременно будем наказаны. За что же, спросишь, нам терпеть вечное наказание, когда мы грешили здесь недолгое время? А как же здесь человек, в одно мгновение совершивши одно только убийство, осуждается на всю жизнь работать в рудниках? Но Бог, скажешь, так не поступает. Как же Он расслабленному попустил тридцать восемь лет терпеть столь тяжкое наказание? Что Он действительно наказал его за грехи, послушай, что говорит Христос: «се здрав еси, ктому не согрешай, да не горше ти что будет» (Ин 5.14). Однако же расслабленный, говоришь ты, получил освобождение от наказания? Но там этого не будет. Что там, действительно, не будет освобождения от наказания, послушай, как об этом говорит Сам Христос: «червь их не умирает, и огнь не угасает» (Мк 9.44). И еще: «пойдут одни в жизнь вечную, а другие в муку вечную» (Мф 25.46).
Итак, если будет жизнь вечная, то и наказание вечное. Или ты не знаешь, сколько было угроз иудеям? Исполнились ли эти угрозы, или остались только на словах? Сказано: «не останет камень на камени» (Лк 21.6) – и, действительно, остался ли камень на камне? Христос сказал: «будет… скорбь велия, яковаже не была» (Мф.24:21), и неужели не сбылось и это? Прочитай историю Иосифа, и ты не в состоянии будешь даже прийти в себя, услышав о бедствиях, какие претерпели иудеи в действительности. Я говорю это не с тем, чтобы огорчить вас, но чтобы привесть вас в безопасность, чтобы, утешая вас напрасными надеждами, не подвергнуть более тяжким наказаниям. И скажи мне: почему же ты не заслуживаешь наказания за грехи твои? Не сказал ли Бог тебе заранее все? Не запретил ли Он тебе? Не устрашил ли? Не употребил ли тысячи средств для твоего спасения? Не даровал ли тебе баню пакибытия и не простил ли все прежние грехи твои? И после этой бани, после отпущения грехов, не оказал ли Он тебе, когда ты опять стал грешить, другую помощь в покаянии? Не сделал ли Он тебе легким путь отпущения грехов и после этого?
Итак, выслушай, что заповедал Бог. Если будешь прощать грехи ближнему, то и Я, говорит Он, прощу тебе. Какое же в этом неудобство? «Судите си́ру, – сказано, – оправдите вдовицу, и приидите, и истяжемся, глаголет Господь; и аще будут греси ваши яко багряное, яко снег убелю» (Ис 1.17–18). Какая же в этом трудность? «Глаголи ты беззакония твоя, да оправдишися» (Ис 43.26). Какая в этом тягость? «Грехи твоя милостынями искупи» (Дан 4.24). Какой в этом труд? Мытарь сказал: «милостив буди мне грешному», и «сниде… оправдан» (Лк 18.13–14). Трудно ли подражать мытарю? Но, несмотря на все это, ты не хочешь убедиться, что есть наказание и мучение. Но, может быть, ты скажешь, что диавол не подвергается наказанию? Сказано: «идите… во огнь, …уготованный диаволу и аггелом его» (Мф 25.41). А ведь если бы не было геенны, то и диавол не наказывался бы; если же он наказывается, то ясно, что и мы, совершая дела его, будем наказаны, так как и мы преслушали заповедь Божию, хотя не ту же, какую он. Как же ты не боишься дерзко говорить о Боге? Ведь когда ты говоришь, что Бог человеколюбив и не наказывает, то по твоему выходит, что Он уже не человеколюбив, если накажет. Замечаешь ли, на какие мысли наводит вас диавол? Что же? Неужели монахи, поселившиеся в горах и показавшие множество подвигов, останутся не увенчанными? Ведь если злые не наказываются и нет никакого воздаяния, то иной может сказать, что и добрые не награждаются. Я с этим не согласен, скажешь ты, так как с благостью Божией более сообразно существование только одного царства, а не геенны. Значит, блудник, прелюбодей, совершивший тысячи преступлений будет наслаждаться теми же благами, какими и отличившийся целомудрием и святостью? Значит, Павел станет наряду с Нероном, или даже диавол наряду с Павлом? Если нет геенны, а воскресение будет общее, то и злые удостоятся тех же благ, каких и праведники? Какой же безумец может утверждать это? Или, лучше сказать, кто из демонов осмелится говорить это? Ведь бесы признают геенну, потому «и… возописта глаголюща: …пришел еси семо прежде времени мучити нас» (Мф 8.29).
Как же ты не боишься, не ужасаешься отрицать то, что признают даже бесы? Как ты не замечаешь, какой учитель внушает тебе это злое наставление? Кто обольстил человека в начале и предложением больших надежд исторг у него блага, бывшие уже в руках, тот и ныне наущает тебя так говорить и думать; диавол для того и убеждает некоторых думать, что нет геенны, чтобы ввергнуть в нее; напротив, Бог для того угрожает геенною и уготовал ее, чтобы ты, зная об этом, так жил, чтобы не впасть в нее. Если диавол и теперь, когда есть геенна, уверяет тебя, что ее нет, то, если бы действительно ее не было, какая была бы нужда свидетельствовать о ней бесам, которые всего более стараются о том, чтобы мы и не подозревали существования геенны, чтобы, не страшась ее, стали беспечнее и впали с ними в геенский огонь? Почему же, спросишь, они свидетельствовали тогда о геенне? Потому, что не переносят принуждающей их к тому необходимости.
Итак, размышляя о всем этом, пусть перестанут говорящие это обманывать себя и других, так как за эти слова они понесут наказание, потому что смеются над страшными вещами, приводят к беспечности многих желающих истинно заботиться о своем спасении и даже нимало не подражают язычникам-ниневитянам. Те, будучи во всем несведущими, когда услышали, что город их будет истреблен, не только не обнаружили неверия, но и восстенали, облеклись во вретище, смирились и не прежде перестали все это делать, пока не утолили гнева Божия. А ты, зная столько случаев суда Божия, словами своими уничтожаешь то, что сказал Бог? Потому участь твоя будет противоположна участи ниневитян. Те, устрашившись слов, не подверглись наказанию на самом деле, а ты, презирая угрозы на словах, понесешь наказание на самом деле. Теперь слова эти кажутся тебе баснею, но не покажутся такими тогда, когда убедишься в них на деле. Неужели ты не видишь, что сделал Христос и здесь, на земле? Не одинакового жребия Он удостоил двух разбойников, но одного ввел в Царство, а другого послал в геенну. Но что мне говорить о разбойнике и человекоубийце? Христос не пощадил и апостола, когда он сделался предателем, но, предвидя, что он стремится в петлю, удавится и рассядется (ведь сказано: «проседеся посреде, и излияся вся утроба его» (Деян 1.18), – предвидя, говорю, все это, однако попустил ему претерпеть это, чтобы посредством настоящего удостоверить тебя во всем будущем. Итак, не обманывайте сами себя, доверяя диаволу, – ведь это его внушения. Если судьи, господа, учители и даже люди необразованные награждают добрых и наказывают злых, то возможно ли, чтобы Бог поступил иначе и доброго сравнял с порочным? Когда же совершится освобождение от пороков? Если и ныне люди порочные, ожидая наказания и находясь среди столь великого страха, – страха судей и законов, – не отстают от худых дел, то когда же они перестанут совершать злые дела, если, по переселении в вечность, избавятся от всякого страха и не только не впадут в геенну, но еще получат царство? Это ли будет человеколюбие, скажи мне, чтобы усиливать порок, награждать зло, удостаивать одной чести целомудренного и распутного, верного и нечестивого, Павла и диавола? Но долго ли нам вести такие пустые речи? Умоляю же вас, освободитесь от этого безумия, будьте благоразумными, внушите душе страх и трепет, чтобы она освободилась от будущей геенны и, проживши настоящую жизнь в целомудрии, сподобилась будущих благ благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу и Святому Духу слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.