Беседа 36

Деян.16:25–26. Около полуночи Павел и Сила, молясь, воспевали Бога; узники же слушали их. Вдруг сделалось великое землетрясение, так что поколебалось основание темницы; тотчас отворились все двери, и у всех узы ослабели.

Нужно молиться ночью. – Об истинном призывании Бога.

1. Что может сравниться с душами (Павла и Силы)? Они претерпели удары, получили множество ран, вынесли оскорбле­ния, находились в крайней опасности, были в кандалах, со­держались во внутренней темнице; но и при этом не дозволили себе спать, а бодрствовали в течение всей ночи. Смотрите, ка­кое благо – скорбь. А мы и на мягких постелях, и без всякой опасности, спим во всю ночь. Может быть и потому бодрство­вали, что находились в таких обстоятельствах. Ни сила сна не одолела их, ни страдания не изнурили, ни страх не привел в уныние; но все это еще более возбуждало их и испол­няло великой радости. «Около полуночи, – говорит (писатель), – воспевали Бога; узники же слушали их». Узникам казалось это стран­ным и необычайным. «Вдруг сделалось великое землетрясение, так что поколебалось основание темницы; тотчас отворились все двери, и у всех узы ослабели». Землетрясение было такое, что и (сторож) прос­нулся; двери отворились так, что нельзя было не удивиться слу­чившемуся; но узники не видели этого; иначе они все разбежа­лись бы. «Темничный же страж, пробудившись и увидев, что двери темницы отворены, извлек меч и хотел умертвить себя, думая, что узники убежали. Но Павел возгласил громким голосом, говоря: не делай себе никакого зла, ибо все мы здесь» (Деян.16:27–28). Он особенно дивился человеко­любию Павла, изумлялся и его мужеству, как он, имея воз­можность убежать, не убежал, и его удержал от самоубийства. «Он потребовал огня, вбежал в темницу и в трепете припал к Павлу и Силе, и, выведя их вон, сказал: государи мои! что мне делать, чтобы спастись?» (Деян.16:29–30).

Видишь ли, как чудо поразило его? «Они же сказали: веруй в Господа Иисуса Христа, и спасешься ты и весь дом твой. И проповедали слово Господне ему и всем, бывшим в доме его» (Деян.16:31–32). Вступив немедленно в беседу с ним, они показали свое к нему человеколюбие. «И, взяв их в тот час ночи, он омыл раны их и немедленно крестился сам и все домашние его. И, приведя их в дом свой, предложил трапезу и возрадовался со всем домом своим, что уверовал в Бога» (Деян.16:33–34). Омыл их, воздавая этим благодарность и оказывая им честь. «Когда же настал день, воеводы послали городских служителей сказать: отпусти тех людей» (Деян.16:35). Начальники, может быть, узнали о случившемся и не смели сами (придти) отпустить их. «Темничный страж объявил о сем Павлу: воеводы прислали отпустить вас; итак выйдите теперь и идите с миром. Но Павел сказал к ним: нас, Римских граждан, без суда всенародно били и бросили в темницу, а теперь тайно выпускают? нет, пусть придут и сами выведут нас. Городские служители пересказали эти слова воеводам, и те испугались, услышав, что это Римские граждане. И, придя, извинились перед ними и, выведя, просили удалиться из города. Они же, выйдя из темницы, пришли к Лидии и, увидев братьев, поучали их, и отправились» (Деян.16:36–40). И после того как начальники объявили, Па­вел не выходит, может быть ради Лидии и других братий, или желая устрашить начальников, чтобы кто не подумал, будто они отпущены по своей просьбе, и чтобы внушить сме­лость другим (христианам). Троякая, возлюбленные, была вина их, именно: они посадили в темницу римских граждан, без суда, и всенародно.

Видишь, как апостолы делали многое и по-человечески. Сравним с этою ночью наши ночи, которые проводятся в пиршествах, пьянстве и бесчинии, в которые бы­вает сон ничем не отличающийся от смерти, или бодрство­вание хуже сна. Одни спят бесчувственно, другие бодрствуют к сожалению и несчастию, составляя козни, заботясь о деньгах, придумывая, как бы отомстить обидевшим их, питая вражду, припоминая оскорбительные слова, сказанные днем, и таким образом воспламеняют огонь гнева и совершают непрости­тельные дела. Посмотри, как спал Петр; с ним это было по смотрению (Божию), потому что надлежало придти ангелу и никому не должно было видеть случившегося (Деян.12:6). Хо­рошо и то, что сторож не допущен был до самоубийства. По­чему было это, а не другое какое-либо знамение? Потому что оно осо­бенно могло вразумить и убедить его, а если бы этого не было, то он подвергся бы опасности, так как не столько чудеса вразумляют нас, сколько то, что относится к нашему спасению. А чтобы не по­казалось, что землетрясение произошло само собою, во свидетель­ство чуда и случилось последующее. Оно совершается ночью, потому что (апостолы) ничего не делали из тщеславия, но все для спасения. Темничный страж не был злой; он заключил их во внутреннюю темницу, потому что получил такое прика­зание, а не сам от себя. Почему же Павел не вдруг воззвал к нему? Потому что он был исполнен страха и смятения и не внял бы. Потому, когда Павел увидел, что он намере­вается умертвить себя, то предупреждает и громко говорит ему: «все мы здесь». После этого он «потребовал огня, вбежал в темницу и в трепете припал к Павлу и Силе». Сторож пал к ногам узника! Изводит их вон и говорит: «государи мои! что мне делать, чтобы спастись?» Что же они сказали? Заметь: он не потому возлюбил их, что сам избавился от опасности, но потому, что поражен был силою (Божиею).

2. Видишь ли, что было там и что здесь? Там отроковица избавлена от духа – и ввергли (апостолов) в темницу за то, что они избавили ее от беса; здесь только показали они отвер­стыми двери – и (у сторожа) отверзлись двери сердца, разреши­лись сугубые узы и воссиял свет; ведь свет воссиял и в его сердце. «Вбежал« и «припал», и не спрашивает: что случи­лось, как это случилось? – но тотчас же говорит: «что мне делать, чтобы спастись?» Что же Павел? «Веруй, – говорит, – в Господа Иисуса Христа, и спасешься ты и весь дом твой». Много действует на людей и то, что спасется и дом их. «И проповедали слово Господне ему и всем, бывшим в доме его». Он омыл их, и сам омылся; омыл их от ран, а сам омылся от грехов; на­питал их, и сам напитался. «И возрадовался», говорит (писатель), хотя не получил ничего, кроме собеседования и благой надежды. Доказательством его веры служит то, что он оставил все (худое). Что хуже темничного сторожа? Что жесточе, что суро­вее его? Но он принял их с великою честью. «Возрадовался», не потому, что избавился от опасности, но «уверовал в Бога». «Веруй, – говорил Павел, – в Господа"; потому и прибавил (писатель): «уверовал в Бога», чтобы не показалось, что спасается человек осуж­денный и грешный. «Без суда всенародно били и бросили в темницу», – чтобы это дело не было только дей­ствием благодати, но и их самих.

Смотри, как разнообразно действует благодать, как вышел (Петр) и как (Павел), хотя они оба были апостолы. «Испугались», говорит (писатель). Боятся потому, что они «Римские граждане», а не потому, что несправед­ливо заключили их. «Просили удалиться из города». Просили этого, как милости. Они же, пришедши к Лидии и утешив ее, тогда и «отправились». Не следовало гостеприимную жену остав­лять в скорби и недоумении. «Отправились», не потому, что повино­вались начальникам, но, поспешая на проповедь, так как этот город уже довольно получил пользы от чуда. Долее оставаться здесь не следовало; чудо является большим, когда уходят совершившие его; тогда и оно само взывает громче. Вера темничного сторожа была здесь вместо проповеди. Что может сравниться с этим? Связывается (Павел) и связанный разрешает, разрешает сугубые узы, разрешает связавшего чрез то самое, что был связан. Поистине это – дело благо­дати. «Итак, – говорит, – выйдите теперь и идите с миром», т.е. безо­пасно, не боясь ничего. С другой стороны они желают, чтобы и он оставался в безопасности, чтобы и после того не подвер­гался обвинению. Не говорят: «били и бросили в темницу», со­вершивших чудеса, так как на это не обратили бы внимания, но, что особенно могло подействовать на душу их, говорят: «нас, Римских граждан, без суда всенародно».

Будем и мы всегда помнить об этом узнике, а не (только) о чуде. Что в том, скажут эллины, что он, будучи узником, вразумил темничного сторожа? Кого, скажут, и можно было убедить, как не человека гру­бого, жалкого, не отличавшегося умом, преисполненного поро­ков, удобоубеждаемого? К этому прибавляют: вообще, кто ве­ровал, кроме кожевника, порфиропродавщицы, евнуха, темнич­ного сторожа, рабов и женщин? Но что они скажут, если мы укажем на сановников, на сотника, проконсула и других с того времени доныне, даже на властителей и царей? Впрочем, скажу нечто другое, большее этого; посмотрим на тех же про­стых людей. Что же, скажут, здесь удивительного? Это и уди­вительно; если бы кто убедился в предметах обыкновенных, то это было бы нисколько не удивительно; но когда о воскресе­нии, о царствии небесном, о жизни любомудрой говорят лю­дям простым и убеждают их, это гораздо удивительнее, нежели убедить мудрецов. Если нет никакой опасности и кто-либо убеждает, то указывают на неразумие (верующих); но когда говорят, например, рабу: если ты поверишь мне, то бу­дешь в опасности, все будут твоими врагами, тебе должно бу­дет умереть и претерпеть множество бед, и при всем том уловляют душу его, то это уже не от безумия.

Если бы учение (христианское) служило для удовольствия, то справедливо можно было бы сказать это; если же раб научается тому, чего не за­хотели бы принять философы, то это – высшее чудо. Предста­вим, если угодно, того кожевника и посмотрим, о чем беседовал с ним Петр, или, если хочешь, того самого темнич­ного сторожа. О чем говорил ему Павел? Говорил о том, что Христос воскрес, что есть воскресение мертвых, что есть царствие (небесное), и скоро убедил этого, удобоубеждаемого человека. Что же? Не говорил ли ему также о жизни, о том, что нужно быть целомудренным, удерживаться от любостяжа­ния, не быть жестоким и уделять другим из своего имуще­ства? Убедиться и в этом, поистине, свойственно не безумной, но великой душе. Положим, что они принимали учение более по не­разумию; но усвоить себе жизнь столь любомудрую – может ли это быть от неразумия? Таким образом, чем неразумнее убеж­даемый и однако убеждается в том, в чем философы не могли убедить философов, тем большее здесь чудо, особенно, когда убеждаются и женщины и рабы, и делами показывают то, в чем Платоны и все другие (философы) не могли убедить никого. Что я говорю: никого? Даже и себя самих. Платон вну­шал, что не нужно презирать богатства, внушал тем, что со­брал столько имущества, такое множество денег, золотых перст­ней и чаш. Что не нужно презирать славы мирской, внушал сам Сократ, хотя и много философствовал об этом, – внушал тем, что все делал из тщеславия. Если бы вы были знакомы с его учением, то я более распространился бы об этом и по­казал бы, как много в них лицемерия, и как у самого Со­крата, – если верить тому, что говорит ученик его, – все уче­ние проникнуто тщеславием.

3. Но оставим их и обратим речь к самим себе. К вышесказанному можно прибавить и то, что они убеждались в этом среди опасностей. Итак, не будем бесстыдны, но поду­маем о той ночи, о кандалах, о песнопении, и постараемся сами поступать также; тогда и мы отверзем себе не темницу, а небо. Если будем молиться, то можем отверзть самое небо. Илия же заключал и отверзал небо молитвою. И на небе есть темница. «Что вы свяжете на земле, – говорит (Христос), – то будет связано на небе» (Мф.18:18). Будем молиться во время ночи и разрешим эти узы. А что молитва разрешает грехи, в этом может убедить нас вдовица (Лк.18:3), может убедить друг, который в полночь стоял у дверей и толкал (Лк.11:5), может убедить Корнилий, которому (ангел) сказал: «молитвы твои и милостыни твои пришли на память пред Богом» (Деян.10:4), может убедить Павел, который говорит: «истинная вдовица и одинокая надеется на Бога и пребывает в молениях и молитвах день и ночь» (1Тим.5:5). Если он говорит это о вдовице, жене слабой, то тем более (можно сказать) о мужах. Я уже и говорил вам об этом, и теперь скажу: будем вставать во время ночи; если не прочитаешь многих молитв, то прочитай одну со вниманием, и этого довольно; ничего более не требую; если не среди ночи, то хотя около утра. Покажи, что ночь не для одного тела, но и для души; не попускай проходить ей в бездействии, но воздай это воздаяние Господу, или лучше, оно опять к тебе же возвратится.

Скажи мне: когда мы впада­ем в затруднительное положение, то кого тогда не просим? И если скоро получаем просимое, то чувствуем облегчение. Где ты найдешь, чтобы тот, кого ты просишь, готов был благода­рить тебя за то, что ты просишь? Где ты найдешь, чтобы не нужно было ходить и искать, кого бы попросить, но иметь его всегда в готовности? Или не нуждаться в других, чтобы про­сить чрез них? Что может быть больше этого? Он тогда осо­бенно и исполняет (наши просьбы), когда мы не прибегаем к другим, подобно тому, как искренний друг тогда особенно упрекает нас в недоверчивости к его дружбе, когда про­сим его чрез других. Так поступаем и мы с просящими нас; тогда особенно бываем к ним благосклонны, когда они сами обращаются к нам, а не чрез других. Но что, скажешь, если я оскорбил Его? Перестань оскорблять, со слезами при­ступи к Нему, и Он скоро помилует тебя за прежние дела. Скажи только, что оскорбил Его, скажи от души и из глу­бины сердца, и во всем получишь прощение. Не столько ты же­лаешь, чтобы прощены были тебе грехи, сколько Он желает простить грехи твои. А что ты мало желаешь этого, пойми из того, что ты не хочешь ни бодрствовать, ни уделять из иму­щества своего; а Он, чтобы оставить нам грехи наши, не по­щадил единородного, истинного и сопрестольного Сына Своего. Видишь ли, что Он гораздо более тебя желает простить грехи твои?

Не будем же нерадивы и не станем откладывать это дело. Он человеколюбив и благ; подадим Ему только по­вод; и даже этого (Он требует) только для того, чтобы мы не оставались непотребными; а иначе Он помиловал бы нас и без этого. Подобно тому, как мы для блага рабов своих изобретаем и употребляем тысячи средств, так и Он пе­чется о нашем спасении. «Предстанем пред лицем Его во исповедании», что Он благ и милосерд (Пс.94:2). Если ты не будешь при­зывать Его во истине, и не станешь взывать от сердца: прости мне, а одними только устами, то что Он сделает? Что же зна­чит: призывать во истине? С добрым расположением, с усердием, от чистого сердца. Подобно тому, как о мире гово­рят, что оно истинное, когда к нему ничего не примешано, так точно и здесь. Истинно призывающий Его и истинно про­сящий Его просит непрестанно и не отходит дотоле, пока не получит; а кто делает это лицемерно и желает только испол­нить закон, тот не призывает Его во истине. Всякий, кто бы то ни был, не говори только: я грешник, но и старайся избавить себя от этой славы; не говори только, но и сокрушайся. Если ты сокрушаешься, то прилагаешь старание; если не стараешься, то и не сокрушаешься; если же не сокрушаешься, то издеваешься. Кто, сознавая, что он болен, не делает всего к тому, чтобы избавиться от болезни? Молитва – великое оружие. «Если вы, – го­ворит (Христос), – умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец Небесный» (Лк.11:13). Почему же ты не хочешь прибегнуть к Нему? Он любит тебя; может сделать больше всех; и желает и может: что же тебе препятствует? Ничто.

Итак, будем приступать к Нему с верою, приступать при­нося угодные Ему дары: непамятозлобие, снисходительность, кро­тость. Хотя бы ты был грешник, с дерзновением проси у Него прощения грехов, если можешь представить с своей сто­роны это доброе дело; и хотя бы ты был праведник, но если не имеешь непамятозлобия, то не получишь никакой пользы. Че­ловек, простивший своему ближнему, не может не получить совершенного прощения (от Бога), потому что Бог несравненно человеколюбивее нас; это известно каждому. Что же ты гово­ришь? Если можешь сказать (пред Богом): я был обижен, но обуздал гнев, преодолел бурный порыв его по заповеди Твоей, то не простит ли и Он тебе? Без сомнения, простит. Очистим же душу свою от памятозлобия; этого довольно бу­дет, чтобы и нам быть услышанными; будем молиться со вниманием и великим усердием, чтобы нам, удостоившись великого человеколюбия Его, сподобиться обетованных благ, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.