Беседа о расслабленном, спущенном через кровлю; о том, что он не тот же самый, о котором говорится у Иоанна; и о равенстве Сына с Отцом

В приступе к этой беседе проповедник говорит, что он несколько времени тому назад уже произносил беседу о расслабленном, страдавшем тридцать восемь лет, – это, без сомнения, указывает на двенадцатую беседу против амонеев (см. т. I), в которой доказывается через чудесное исцеление того расслабленного, что Сын во всемогуществе равен Отцу. – Эту беседу, как думают, Златоуст произнес в 398 году, будучи уже архиепископом Константинопольским; к этому же времени нужно относить и беседу о расслабленном, спущенном через кровлю. – Свойства духовных богатств в том, что они никогда не истощаются. – История этого расслабленного научает нас переносить испытания жизни. Бог есть всегда Отец и Врач, действует ли Он с суровостью, или с снисхождением. – Необходимость помощи Божественной благодати. – Проповедник переходит ко второму расслабленному. – Евангелисты не противоречат между собой. – Различие между этими двумя расслабленными. – Величие веры расслабленного. – Христос проявляет Свое Божество. – Отпущение грехов. – Увещание к терпению в скорбях.

1. Беседуя недавно о расслабленном, лежавшем на одре при купели, мы нашли богатое и великое сокровище, не землю раскопав, а вникнув в его душу; нашли сокровище, заключающееся не в серебре, в золоте и драгоценных камнях, но в твердости, любомудрии, терпении и великой надежде на Бога, которая драгоценнее всякого золота и всякого богатства (разумеется 12-я беседа против аномеев, в которой говорится о расслабленном, лежавшем при овчей купели (Ин.5:2–9)). Вещественное богатство подвергается и нападениям разбойников, и наговорам клеветников, и хищению воров, и злоумышлениям рабов, а когда избегает всего этого, обладателям его часто причиняет величайший вред, раздражая глаза завистников, и через то производя бесчисленные бури. Духовное же богатство далеко от всех этих неприятностей и выше всякого такого бедствия, не боится ни разбойников, ни воров, ни завистников, ни самой смерти. Оно и смертью не разлучается с обладателем, но тогда особенно и делается для имеющих его надежнейшим приобретением, сопровождает их и переходит с ними в жизнь будущую, бывает дивным заступником тех, с которыми переходит туда, и делает милостивым к ним Судью. Это богатство и мы нашли в великом изобилии, сокрытым в душе расслабленного. Свидетели тому вы сами, с великим усердием черпавшие его, но не исчерпавшие. Таково свойство духовного богатства: оно подобно потокам вод, или лучше – превосходит и их обилие, умножаясь тем более, чем более почерпающих его. Входя в душу каждого, оно не разделяется и не уменьшается, но принимается каждым всецело, и остается постоянно неиждиваемым и никогда неоскудевающим. Так случилось и тогда. Столь многие приступали к этому сокровищу, и все почерпали оттуда по своим силам; но что я говорю о вас, когда оно с того времени и до настоящего дня, сделав бесчисленное множество людей богатыми, само остается во всей своей целости. Не будем же утомляться при этом духовном изобилии, но, сколько возможно будем почерпать и ныне, и посмотрим на человеколюбие Владыки, посмотрим и на терпение раба. Тридцать восемь лет находясь в неизлечимой болезни и постоянно испытывая страдания, он не роптал, не произносил богохульных слов, не укорял Создателя, но мужественно и с великой кротостью переносил свое несчастье. Откуда же, скажет кто-нибудь, это видно? О прежней жизни его в Писании ничего ясно не сказано ведь нам, а только открыто, что «тут был человек, находившийся в болезни тридцать восемь лет» (Ин.5:5), а что он не роптал, не негодовал, не озлоблялся, этого оно не прибавило. Нет, оно открыло и это, если вникнуть внимательно, а не поверхностно и не как-нибудь. В самом деле, когда ты слышишь, с какой кротостью беседовал он с подошедшим к нему Христом, Который был неизвестен ему и почитался за простого человека, то можешь представить и прежнее его любомудрие. Когда Христос сказал: «Хочешь ли быть здоров?» (Ин.5:6), то он не сказал ничего такого, чего можно было ожидать, например: ты видишь, что я лежу столько времени расслабленным, и спрашиваешь, хочу ли я быть здоровым? Не издеваться ли пришел ты над моими страданиями, не порицать ли, не насмехаться ли и шутить над несчастьем? Ничего такого он не сказал и не подумал, но с кротостью отвечал: «Так, Господи» (Ин.5:7). Если же по истечении тридцати восьми лет он был так смирен, так кроток, когда у него сокрушена была вся крепость и сила мыслей, то представь, каков он должен был быть в начале страданий. Вы все знаете, что больные бывают не одинаково раздражительны в начале болезни, и по прошествии долгого времени, но больные особенно бывают неспокойны, когда болезнь задерживается на долгое время: тогда они бывают несносны для всех. А этот, по прошествии стольких лет так любомудрствуя, так незлобиво отвечая, показывает, что он и в прежнее время переносил свое несчастье с великой благодарностью. Итак, размышляя об этом, будем и мы подражать терпению подобного нам раба; его расслабление может укрепить наши души, потому что нет человека столь слабого и нерадивого, который бы, представив величие этого несчастья, не стал переносить мужественно все приключающиеся бедствия, хотя бы они были самые тяжкие. Таким образом, не только исцеление его, но и болезнь послужила нам к величайшей пользе: исцеление его побудило души слушателей к славословию Владыки, а болезнь его и расслабление расположило вас к терпению и побудило к такой же ревности, или лучше – и через него открылось человеколюбие Божие. Подлинно, самое поражение такой болезнью и продолжение недуга на столько времени есть дело величайшего попечения Божия. Как художник золотых вещей, бросая в горнило золото, оставляет его плавиться в огне дотоле, пока не увидит, что оно сделалось чистейшим, так точно и Бог попускает душам людей искушаться бедствиями дотоле, пока не сделаются они чистыми и светлыми, пока от этого искушения не приобретут великой пользы. Так и это есть величайший вид благодеяния.

2. Итак, не будем смущаться и падать духом, когда постигают нас искушения. Если художник золотых вещей знает, сколько времени нужно держать золото в печи и когда вынимать его оттуда, и не допускает оставаться ему в огне до того, чтобы оно испортилось и перегорело, – тем более знает это Бог, и когда Он видит, что мы сделались более чистыми, то избавляет от искушений, чтобы от избытка бедствий мы не преткнулись и не пали. Не будем же роптать и малодушествовать, если случится что-нибудь неожиданное, но предоставим Знающему это с точностью, очищать нашу душу, доколе Он хочет, потому что Он делает это с пользой и ко благу искушаемых.

Поэтому один премудрый предлагает такое увещание: «Сын мой! если ты приступаешь служить Господу Богу, то приготовь душу твою к искушению: управь сердце твое и будь тверд, и не смущайся во время посещения» (Сир.2:1–2). Ему, говорит, предоставь все, потому что Он точно знает, когда нужно извлечь нас из печи бедствий. Поэтому всегда должно вверяться Ему, за все благодарить и все переносить благодушно, благодетельствует ли Он или наказывает, так как и последнее вид благодеяния. Ведь и врач не тогда только, когда омывает, питает и выводит больного в сады, но и тогда, когда прожигает и отсекает, одинаково бывает врачом; и отец не тогда только, когда ласкает сына, но и тогда, когда выгоняет его из дому, когда укоряет и наказывает, одинаково бывает отцом, и не менее, чем тогда, когда хвалит. Поэтому, зная, что Бог любвеобильнее всех врачей, не исследуй, не требуй от Него отчета во врачевании, но хотя бы Он захотел дать нам облегчение, хотя бы наказывал, будем принимать то и другое одинаково, потому что тем и другим Он ведет нас к здоровью, приближает к Себе и, зная, в чем каждый из нас имеет нужду, и что полезно каждому, и как и каким образом можно нам спастись, Он таким путем и ведет нас. Последуем же, куда бы Он ни повелел идти, и не будем допытываться причины, повелевает ли Он нам идти путем легким и удобным, или трудным и тяжелым, как и этому расслабленному. Таким образом, один вид благодеяния состоял в том, что Бог столько времени очищал его душу, ввергнув ее в пламя искушений, как бы в некоторое горнило; а другой не меньше этого состоял в том, что Сам Он был присущ ему в этих искушениях и доставлял ему великое утешение. Он поддерживал его, подкреплял, простирал руку помощи и не допускал до падения. Впрочем, когда ты слышишь, что здесь Он Сам присутствовал, не отнимай заслуг у расслабленного, – как у него, так и у всякого другого человека, искушаемого и терпеливо переносящего искушения. Подлинно, хотя бы мы были тысячекратно любомудрыми, хотя бы были крепче и сильнее всех, но если не будет Его содействия, мы не в состоянии будем переносить даже малого искушения. Но что я говорю о нас слабых и ничтожных? Хотя бы кто был Павлом, или Петром, или Иаковом, или Иоанном, без помощи свыше он легко побеждается, претыкается и падает. Об этом я прочитаю вам слова Самого Христа. Он сказал Петру: «Се, сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу, но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя» (Лк.22:31–32). Что значит: «сеять»? Водить, обводить, колебать, двигать, потрясать, терзать, как бывает с веществами, просеваемыми через решето; но Я, говорит, не допустил, зная, что вы не можете перенести искушения, потому что выражение: «чтобы не оскудела вера твоя» – показывает, что если бы Христос допустил, то вера его оскудела бы. Если же Петр, пламенно любивший Христа, многократно отдававший душу свою за Него, всегда выступавший первым из лика апостолов, ублажаемый Учителем и названный Петром за то, что имел непоколебимую и неизменную веру, был бы низложен и отпал бы от исповедания, если бы Христос попустил дьяволу искусить его, как тот хотел, то кто другой может устоять без Его помощи? Поэтому и Павел говорит: «И верен Бог, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести» (1Кор.10:13).

Не только, говорит, Он не посылает искушения сверх силы, но и при искушении по силе присутствует, поддерживая нас и укрепляя, если мы сами наперед привнесем должное с нашей стороны, – готовность, надежду на Него, благодарность, твердость, терпение, потому что не только в опасностях, превышающих наши силы, но и в самых опасностях, постигающих нас по силам, мы имеем нужду в помощи свыше, если хотим стоять мужественно. И в другом месте апостол говорит: «Ибо по мере, как умножаются в нас страдания Христовы, умножается Христом и утешение наше. Утешающий нас во всякой скорби нашей, чтобы и мы могли утешать находящихся во всякой скорби тем утешением, которым Бог утешает нас самих» (2Кор.1:5, 4). Так и утешал его Тот же, Кто попустил подвергнуться искушению. Посмотри еще, какое попечение оказывает Христос и после исцеления расслабленного. Отошедши, Он не оставил его, но, встретив в храме, сказал: «Вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже» (Ин.5:14). Если бы Он попустил наказание по ненависти, то не избавил бы от него, не предохранил бы и на будущее время; но слова: «не случилось с тобою чего хуже» – означают предостережение от будущих бедствий. Он прекратил болезнь, но не прекратил заботливости; истребил недуг, но не истребил страха, – чтобы сделанное благодеяние осталось не разрушенным. Попечительному врачу свойственно не только прекращать настоящие болезни, но предохранять и от будущих; то же сделал и Христос, укрепив душу расслабленного напоминанием о прошедшем. Так как часто, по миновании того, что огорчало нас, проходит и памятование об этом, то Он, желая, чтобы оно осталось навсегда, говорит: «Не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже».

3. И не только из этого можно видеть попечение и кротость Его, но и из самой кажущейся укоризны. Он не провозгласил перед всеми грехов расслабленного, но о том, что этот потерпел свои страдания за грехи, сказал, а какие были грехи, не объявил; не сказал: ты согрешил так и так, ты преступил то и то, но, указав на это одним простым словом: «не греши больше» и сказав лишь столько, сколько нужно было для напоминания, сделал его более осторожным на будущее время, и для нас обнаружил все его терпение, мужество и любомудрие, поставив его в необходимость плачевно высказать все свое несчастье и открыть свое старание: «Когда..., – говорит, – я прихожу, другой уже сходит прежде меня» (Ин.5:7), – грехов же его не провозгласил. Как мы желаем прикрыть свои дела, так и Бог желает этого еще более, нежели мы; поэтому исцеление Он совершил перед всеми, а увещание или совет преподал наедине. Господь никогда не провозглашает грехов наших, разве когда видит, что мы не чувствуем их. Так и слова: «Алчуща вы видели Меня, и не напитали, жаждал, и... не напоили» (Мф.25:42, 44), – говорит Он в настоящее время для того, чтобы нам не слышать этих слов в будущем. Он угрожает, провозглашает здесь для того, чтобы не провозгласить там; точно так и город ниневитян Он угрожал разрушить для того, чтобы не разрушить его. Если бы Он хотел открывать грехи наши, то не предсказывал бы, что откроет их; а теперь предсказывает для того, чтобы, вразумившись страхом открытия их, если не страхом наказания, мы очистились от всего. Это бывает и при крещении. Он приводит человека к водной купели, не открывая никому грехов его, но дар выставляет на вид перед всеми и делает явным, а грехов никто другой не знает, кроме Него Самого и получающего прощение. То же было и с расслабленным; Он сделал обличение без свидетелей; или лучше – сказанные слова были не только обличением, но и оправданием: как бы оправдываясь в таком злополучии его и желая внушить ему и показать, что не напрасно и не без причины Бог попустил ему страдать столько времени, Он напомнил расслабленному о грехах и сказал причину болезни. Найдя его, говорится, «в храме и сказал ему: вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже» (Ин.5:14).

Итак, получив столько пользы от прежнего расслабленного, теперь мы приступим к другому, о котором повествуется и у Матфея (Мф.9:2–7). И в рудокопнях, если в каком месте найдет кто-нибудь золото, там еще больше раскапывает; так я знаю, что многие, из простых читателей, думают, будто расслабленный, упоминаемый у четырех евангелистов, один и тот же; однако же это не так. Поэтому нужно возбудиться и слушать внимательно. Вопрос касается немаловажных предметов: эта беседа, предложив надлежащее разрешение, будет полезна и против язычников, и против иудеев, и против многих из еретиков. В самом деле, все они укоряют евангелистов в противоречии и разногласии; но это не так, да не будет; хотя и различны лица, но одна благодать Духа, движущая душу каждого; а где благодать Духа, любовь, радость, мир, там нет борьбы и противоположности, несогласия и какого-нибудь разноречия. Каким же образом мы раскроем, что этот расслабленный не тот, а другой, отличный от того? По многим признакам, – и по месту, и по времени, и по обстоятельствам, и по дню, и по способу исцеления, и по прибытию Врача, и по одиночеству исцеленного. Что же из этого, скажет кто-нибудь, разве и в других случаях обстоятельства не различно рассказываются некоторыми из евангелистов? Но иное дело говорить различно, иное – противоположно; то не производит никакого разногласия и противоречия; а это, ныне предстоящее нам, представляло бы великое противоречие, если не допустить, что расслабленный, находившийся при купели, был другой, отличный от описанного у трех евангелистов. А дабы вы знали, что значит – говорить различно, и что значит – говорить противоречиво, я представлю примеры: один из евангелистов сказал, что Христос нес крест, а другой – что Симон Киринейский; но здесь нет никакого разногласия и противоречия. Как же, скажут, нет противоречия в словах: нести и не нести? Потому, что было то и другое. Когда вышли из претории, то нес Христос; а когда пошли далее, то Симон взял от Него крест и нес. Также о разбойниках: один говорит, что оба хулили Его, а другой говорит, что один заграждал уста поносившему; но и здесь опять нет противоречия. Почему? Потому, что и здесь было то и другое: сначала оба они поступали нечестиво, а после, когда совершились знамения – земля поколебалась, камни распались и солнце сокрылось – тогда один из них переменился, сделался благоразумнейшим, познал Распятого и исповедал Царство Его. Дабы ты не думал, что это произошло с ним по какой-нибудь необходимости и по насилию от кого-нибудь, внутренно принуждавшего его, и не предавался сомнениям, Писание представляет тебе, как один и на кресте не оставил своего прежнего нечестия, чтобы ты знал, что другой сделался лучшим, изменившись добровольно и сам собою, при помощи благодати Божией.

4. Много и других можно находить в Евангелиях событий, которые, по-видимому, представляют противоречия; на самом же деле в них нет противоречия, а совершилось сказанное как одним, так и другим, хотя не в одно и то же время, только один сказал о том, что было прежде, а другой – что было после. Здесь же нет ничего подобного; но множество упомянутых признаков показывает хоть сколько-нибудь внимательным, что иной был этот расслабленный, а иной – тот. И это может быть немалым доказательством того, что евангелисты согласны между собой и не противоречат друг другу. Если бы расслабленный был один и тот же, то было бы великое разногласие; если он другой, то всякое противоречие уничтожается.

Выскажем же теперь сами причины, по которым мы утверждаем, что этот расслабленный – не тот. Какие же именно? Тот исцеляется в Иерусалиме, а этот в Капернауме; тот при водной купели, а этот в некотором доме; вот доказательства от обстоятельств места. Тот исцеляется в праздник; вот доказательство от времени. Тот был в расслаблении тридцать восемь лет, и об этом ничего подобного не говорит евангелист; вот также доказательство от времени. Тот исцелен в субботу; вот доказательство и от дня, потому что если бы и этот был исцелен в субботу, то не умолчал бы об этом евангелист Матфей, и не остались бы спокойными присутствовавшие иудеи: если они, несмотря на то, что он был исцелен не в субботу, негодовали по другой причине, то, если бы имели повод в самом времени исцеления, тем более не пощадили бы обвинений против Христа. Еще: этого приносят ко Христу, а к тому приходит Сам Христос. У того не было ни одного человека, который бы помог ему: «Господи, – говорит он, – человека не имею» (Ин.5:7); а этот имел много ближних, которые даже спустили его через кровлю (Мк.2:4). У того Христос прежде души исцелил тело, потому что наперед избавил его от расслабления, и потом сказал: «Вот, ты выздоровел; не греши больше»; а здесь не так, но исцелил наперед душу его, сказав ему: «Дерзай, чадо! прощаются тебе грехи твои» (Мф.9:2), и потом избавил от расслабления. Итак, из всего этого ясно открывается нам, что этот расслабленный – не тот. Теперь нужно, обратившись к началу повествования, посмотреть, как Христос исцелил того, и как этого, и почему различно: почему того в субботу, а этого не в субботу, к тому Сам пришел, а этого допустил принести к Себе, и почему у того исцелил прежде тело, а у этого прежде душу. Не напрасно и не без причины Он делает это, как Премудрый и Промыслительный. Обратим же внимание и посмотрим на Самого Врачующего. Если тогда, когда врачи рассекают или прижигают, или другим каким-нибудь способом разрезают и отделяют пораженный и больной член, многие окружают и больного, и совершающего это врача, то нам здесь нужно сделать то же тем более, чем выше Врач и чем тяжелее болезнь, исцеляемая не человеческим искусством, а Божественной благодатью. Там нужно бывает смотреть и на рассекаемую кожу, и на текущую кровь, и на очищаемую гнилость, и выносить много неприятного при таком зрелище, много прискорбного и болезненного не только от вида ран, но и от страдания тех, над которыми совершается прижигание и отсечение, – потому что нет человека столь каменного, который бы, присутствуя при таких страждущих и слыша их стоны, не тронулся, не смутился и не почувствовал великой скорби в душе, – но при всем том, побуждаясь желанием посмотреть, мы переносим все это. Здесь же не предстоит видеть ничего подобного, ни подносимого огня, ни вонзаемого железа, ни текущей крови, ни страдающего и издающего вопли больного; а причиной тому – Премудрость Врача, которая не имеет нужды ни в чем подобном внешнем, но достаточно сильна сама по себе. Для Него достаточно только повелеть – и исчезают все бедствия. И не то удивительно, что Он совершает исцеления с такой легкостью, но то, что и без боли, не причиняя никакого страдания исцеляемым. Поэтому, так как здесь и большее чудо, и важнейшее исцеление, и чуждое всякой скорби удовольствие для зрителей, то посмотрим внимательно на врачующего Христа. «Тогда Он, войдя в лодку, переправился обратно и прибыл в Свой город. И вот, принесли к Нему расслабленного, положенного на постели. И, видя Иисус веру их, сказал расслабленному: дерзай, чадо! прощаются тебе грехи твои» (Мф.9:1–2).

Эти люди ниже сотника по вере (Лк.7:2), но выше расслабленного, находившегося при купели. Тот ни Врача не влек к себе, ни больного не приводил ко Врачу; но приступил к Нему, как к Богу, и сказал: только «скажи слово, и выздоровеет слуга мой» (Лк.7:7). Эти не влекли Врача к себе в дом, и в этом отношении они равны сотнику; но больного принесли к Врачу, – и в этом отношении ниже его, потому что не сказали: только «скажи слово». А в сравнении с расслабленным, лежавшим при купели, они гораздо выше. Тот сказал: «Не имею человека, который опустил бы меня в купальню» (Ин.5:7); а эти знали, что для Христа не нужно ничего, ни воды, ни купели, ни другого чего-нибудь подобного. Однако Христос исцелил от болезней не только слугу сотника, но и того и этого, и не сказал: так как ты принес меньшую веру, то равномерное получишь и врачевание; но того, кто оказал большую веру, отпустил с похвалами и венцами, сказав: «И в Израиле не нашел Я такой веры» (Лк.7:9), и того, кто принес меньшую веру, хотя нисколько не похвалил, однако не лишил исцеления, равно как и того, который не оказал никакой веры. Как врачи, исцеляя одну и ту же болезнь, от одних получают сто золотых монет, а от других половину, от иных еще меньше, а от некоторых и совершенно ничего не получают, так точно и Христос от сотника принял великую и неизреченную веру, от этого меньшую, а от того даже никакой, и, однако, исцелил всех. Почему же Он удостоил благодеяния и не принесшего ничего? Потому, что он не по нерадению, и не бесчувственности души не оказал веры, а потому, что не знал Христа и никогда не слыхал ни о каком – ни о малом, ни о великом Его чуде. Поэтому он и получил прощение, что выражает и евангелист, когда говорит: «Не знал, кто Он» (Ин.5:13), и только по одному наружному виду узнал Христа, когда встретил Его во второй раз.

5. Некоторые говорят, что этот расслабленный получил исцеление только потому, что принесшие его имели веру; но это не так. «Видев, – говорится, – веру их», не принесших только, но и принесенного (Мк.2:5). Что же, скажут, разве по вере одного не исцеляется другой? Я не думаю, – разве только тогда, когда или по незрелости возраста, или по чрезмерной слабости он сам не в состоянии веровать. А как же, скажут, в сказании о хананеянке веровала мать, а исцелилась дочь? И с другой стороны, если не веровал сотник, то как слуга его встал и исцелился? Это потому, что сами больные не могли веровать. Послушай, что говорит хананеянка: «дочь моя жестоко беснуется», и иногда «падает в огонь», иногда «в воду» (Мф.15:22, 17:15)¹: омраченная же в уме, беснующаяся, немогущая никогда прийти в себя и нездоровая – как могла бы уверовать?

И в сказании о сотнике то же, что о хананеянке; слуга его лежал дома, не зная сам Христа, Кто Он был: как же мог он веровать в Того, Кого не знал и о Ком никогда не получал никаких сведений? Но здесь нельзя сказать этого; расслабленный веровал. Откуда это видно? Из самого способа, каким он был принесен. Ты не просто слушай, что его спустили через кровлю; но представь, каково было больному перенести такие страдания. Вы знаете, что больные бывают так малодушны и своенравны, что часто и на постели отвергают врачебные пособия и решаются скорее переносить страдания от болезней, чем терпеть неприятность от этих пособий. А этот согласился и выйти из дому, и быть вынесенным на площадь, и показаться такому множеству присутствовавших. Больные иногда решаются скорее умереть, нежели открыть свое несчастье. А этот больной не так поступил, но, видя зрелище переполненным, вход заключенным, пристань загражденной, согласился быть спущенным через кровлю. Так изобретательно сильное желание; так благоуспешна любовь. Подлинно, «ищущий находит, и стучащему отворят» (Лк.11:10). Он не сказал ближним своим: что это значит? Зачем вы беспокоитесь? Зачем спешите? Подождем, пока дом опустеет и зрелище кончится; когда собравшиеся уйдут, тогда мы будем иметь возможность подойти к Нему наедине и сообщить Ему об этом. Для чего перед взорами всех выставлять на вид мои несчастья, и безобразно спускаться сверху? Ничего такого он не сказал ни самому себе, ни несшим его, но считал вожделенным для себя сделать столь многих свидетелями своего исцеления. И не только из этого можно видеть его веру, но и из самих слов Христовых. Когда он был спущен и поднесен, то Христос говорит ему: «Чадо! прощаются тебе грехи твои».

Услышав это, он не выразил неудовольствия, не возроптал, не сказал Врачу: что это? – я пришел исцелиться от одной болезни, а Он исцеляет от другой? – это предлог, обольщение, прикрытие слабости, – Ты отпускаешь грехи, которые невидимы? Ничего такого он не сказал и не подумал, но ожидал, предоставив Врачу принять путь к врачеванию, какой Ему угодно. Поэтому и Христос не пришел к нему, а ожидал, чтобы он пришел, дабы показать веру его всем. Разве не мог Он сделать доступ удобным? Но ничего такого не сделал, для того, чтобы всем показать его усердие и пламенную веру. Как к тому, который страдал тридцать восемь лет, Он пришел Сам потому, что при нем никого не было, так этого, имевшего многих ближних, Он ожидал к Себе, дабы и этого веру сделать явной через его принесение, и того одиночество показать нам через Свое пришествие к нему, и дабы, как усердие первого, так и терпение последнего открыть всем, особенно же тогда присутствовавшим. Завистливые и человеконенавистные иудеи обыкновенно ненавидели благодеяния, получаемые ближними, и подвергали подозрению чудеса Христовы, то говоря, что Он исцеляет в субботу, то указывая на жизнь получавших благодеяния: «Если бы Он был пророк, то знал бы, кто и какая женщина прикасается к Нему» (Лк.7:39), – не понимая, что врачу особенно свойственно обращаться с больными и всегда находиться среди недужных, а не убегать и не удаляться от них. Это и Сам Он, обращаясь к ним, говорил: «Не здоровые имеют нужду во враче, но больные» (Мф.9:12). Итак, чтобы они опять не обвиняли Его в том же, Он наперед показывает, как пришедшие достойны врачевания за веру, которую они оказали. Поэтому Он обнаружил и одиночество того расслабленного, и пламенную веру и усердие этого; поэтому того Он исцелил в субботу, а этого не в субботу, дабы ты, видя, что иудеи и в другие дни обвиняют и порицают Христа, знал, что и тогда они обвиняли Его не за несоблюдение закона, но по своей нестерпимой зависти. Почему же Он не приступил наперед к исцелению расслабления, а сказал: «Чадо! прощаются тебе грехи твои»? И это сделано весьма мудро. Так и врачи обыкновенно прежде не болезни лечат, а истребляют их источники; например: часто, когда глаза страдают от дурных мокрот и гнойной влаги, врач, оставляя пользование больной вежды, лечит голову, где находится корень и источник болезни. Так сделал и Христос, истребляя наперед источник зол. А источник и корень и мать всех зол – грех. Он расслабляет наши тела; он производит болезни. Поэтому и здесь Христос говорит: «Чадо! прощаются тебе грехи твои», – и там сказал: «вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже», выражая теми и другими словами, что эти болезни произошли от грехов. И вначале, в первые времена по сотворении, болезнь вошла в тело Каина от греха. Он после братоубийства, после такого преступления, получил тогда расслабление в теле, потому что «трясение» значит не что иное, как расслабление (Быт.4:14). Когда сила, скрепляющая это животное (тело), делается слабой и уже не может поддерживать все члены, то оставляет их без своей помощи, после чего они, опустившись, трясутся и колеблются.

6. Это выразил и Павел. Укоряя коринфян в некотором грехе, он сказал: «Оттого многие из вас немощны и больны» (1Кор.11:30). Поэтому и Христос наперед уничтожает причину зол, и словами: «чадо! прощаются тебе грехи твои» оживляет ум расслабленного, ободряет упадшую его душу; слова стали делом и, вошедши в совесть, коснулись самой души и прекратили всякое уныние. Подлинно, ничто не доставляет столько удовольствия и не дает столько дерзновения, как возможность ни в чем не обвинять самого себя. «Чадо! прощаются тебе грехи твои».

Где отпущение грехов, там и усыновление. Так и мы не прежде можем назвать Бога Отцом, как омыв грехи в купели святых вод. Когда мы выходим оттуда, сбросив это худое бремя, тогда и говорим: «Отче наш, сущий на небесах!» (Мф.6:9). Почему же с болевшим тридцать восемь лет Он поступил не так, но прежде исцелил его тело? Потому, что в нем продолжительностью времени были истреблены грехи: великость искушения может облегчать бремя грехов, как и о Лазаре Господь говорит, что он получил в жизни своей злое и «здесь утешается» (Лк.16:25). И в другом месте говорит: «Утешайте, утешайте народ Мой… говорите к сердцу Иерусалима… ибо он от руки Господней принял вдвое за все грехи свои» (Ис.40:1–2). И еще пророк говорит: «Господи! Ты даруешь нам мир; ибо и все дела наши Ты устрояешь для нас» (Ис.26:12), выражая, что наказания и мучения доставляют прощение грехов; и из многих других мест можно доказать это.

Таким образом, мне кажется, Господь не говорил тому расслабленному об отпущении грехов, а только предостерег его на будущее время потому, что продолжительностью болезни грехи его уже были изглажены; или, если не так, то потому, что он еще не знал ничего великого о Христе; поэтому Он наперед и приступил к меньшему, к явному и очевидному, к исцелению тела; а с этим расслабленным поступил не так, но, видя, что он веровал более и имел душу более возвышенную, стал говорить с ним прежде о тягчайшей болезни; и, кроме всего этого, для того, чтобы показать Свое равенство с Отцом. Как там Он исцелил в субботу, желая отклонить слушателей от иудейского ее соблюдения, и в самих обвинениях найти повод доказать Свое равенство с Родителем, так точно и здесь, предвидя, что имели сказать иудеи, Он произнес эти слова, чтобы в них найти основание и повод доказать Свое равенство с Родителем. В самом деле, не одно и то же – без всякого порицания и обвинения, Самому от Себя, начать речь об этом, или, когда другие высказывают обвинения, предложить то же самое в ходе речи и в виде оправдания. Первый способ доказательства отвращал слушателей; а последний был менее тяжел для них и более удобоприемлем; и потому везде мы видим, что Он так поступал и не столько словами, сколько делами доказывал Свое равенство с Отцом. Это выражает и евангелист, когда говорит, что «стали Иудеи гнать Иисуса и искали убить Его за то, что Он делал такие дела в субботу, ...но и Отцем Своим называл Бога, делая Себя равным Богу» (Ин.5:16, 18), что гораздо важнее, потому что делами Своими Он доказывал это самое. Что же завистливые и злые иудеи, мучившиеся от чужих благ и во всем искавшие поводов к порицанию? «Он, – говорят они, – богохульствует»? «Кто может прощать грехи, кроме одного Бога» (Мф.9:3, Мк.2:7)? Как там они гнали Его за то, что Он нарушил субботу, а Он по поводу самих обвинений в виде оправдания показал Свое равенство с Родителем, сказав: «Отец Мой доныне делает, и Я делаю» (Ин.5:17), так точно и здесь из самих обвинений Он доказывает Свое единство с Отцом. В самом деле, что сказано? «Кто может прощать грехи, кроме одного Бога».

Итак, когда они сами положили такое определение, сами внесли правило, сами предписали закон, то Он опровергает их собственными их словами. Вы, говорит, исповедали, что одному только Богу свойственно отпускать грехи, – следовательно, равенство (Мое с Богом Отцом) несомненно. И не они только говорят об этом, но и пророк говорит так: «Кто Бог, как Ты»? Потом, объясняя, что свойственно Богу, присовокупляет: «прощающий беззаконие и не вменяющий преступления» (Мих.7:18). Поэтому, если кто-нибудь другой окажется делающим то же самое, то и Он – Бог и Бог (такой же), как и Тот. Но посмотрим, как Христос доказывает им это, как кротко и снисходительно и со всей попечительностью.

«При сем некоторые из книжников сказали сами в себе: Он богохульствует» (Мф.9:3); не высказали этого слова, не произнесли языком, но сокровенно подумали в душе. Что же Христос? Он обнаружил сокровенные помышления их, желая показать им силу Своего Божества прежде доказательства посредством исцеления тела расслабленного. А что одному только Богу, Его Божеству, свойственно открывать сокровенные мысли души, об этом в Писании говорится: «Ты один знаешь сердце всех сынов человеческих» (3Цар.8:39). Видишь ли, что слово «один» опять говорится не в отличие от Сына? В самом деле, если один Отец знает сердца, то как же Сын знает сокровенные мысли души? «И не имел нужды, чтобы кто засвидетельствовал о человеке, – сказал евангелист, – ибо Сам знал, что в человеке» (Ин.2:25); и Павел, выражая, что знать сокровенное свойственно Богу, сказал: «испытующий же сердца» (Рим.8:27), приписав этим словам такую же силу, какая заключается в имени: Бог. Как в том случае, если я скажу: «посылающий дожди», я укажу самим делом не на другого кого-нибудь, а на Бога, потому что это свойственно только Ему; и если скажу: «возводящий солнце», то, хотя и не прибавлю имени: Бог, самим делом укажу на Него, – так точно и Павел, сказав: «испытующий же сердца», выразил, что Ему только свойственно испытывать сердца. Если бы такое выражение имело не одну и ту же силу с именем Бог, для указания на Того, о Ком нам говорится, то он не употребил бы одного только этого выражения. И если бы это было делом общим у Него с тварью, то мы не узнали бы, о Ком говорится, так как общность дела производила бы недоумение в душе слушателей. Итак, когда усвояется это свойство Отцу, то усвояется и Сыну, равенство с Которым несомненно открывается и отсюда. Поэтому Он и говорит: «Иисус же, видя помышления их, сказал: для чего вы мыслите худое в сердцах ваших? ибо что легче сказать: прощаются тебе грехи, или сказать: встань и ходи» (Мф.9:4–5)?

7. Вот и второе доказательство представляет Он касательно отпущения грехов. Отпустить грехи гораздо важнее, нежели исцелить тело, и столько важнее, сколько душа важнее тела. Как расслабление есть болезнь тела, так грех – болезнь души; но это, хотя и большее, было не видно; а то, хотя и меньшее, было видно. Поэтому, намереваясь употребить меньшее для доказательства большего и желая показать, что Он поступил так по их немощи и снисходя к их слабости, Он говорит: «Что легче сказать: прощаются тебе грехи, или сказать: встань и ходи?». Почему же Он для них приступает к меньшему? Потому, что явное служит яснейшим доказательством неявного. Поэтому Он и не восстановлял расслабленного дотоле, пока не сказал им: «Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи, – тогда говорит расслабленному: встань, возьми постель твою, и иди в дом твой» (Мф.9:6). Он как бы так сказал: отпущение грехов есть большее знамение, но для вас Я присовокупляю и меньшее, так как последнее вы считаете доказательством первого. Как тогда, когда Он похвалил сотника, сказавшего: «Господи! я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой, но скажи только слово, и выздоровеет слуга мой; ибо я и подвластный человек, но, имея у себя в подчинении воинов, говорю одному: пойди, и идет; и другому: приди, и приходит; и слуге моему: сделай то, и делает» (Мф.8:8–9), Он укрепил душу его похвалами; и как, обличая иудеев, обвинявших Его за субботу, в том, что Он нарушает закон, доказал, что Он может изменять законы, – так точно и здесь, когда Ему сказали, что «делает Себя равным Богу», Он, обещая то, что принадлежит только Отцу, укоряя их и обличая, и делами доказывая, что Он не богохульствует, представил нам неоспоримое доказательство, что Он может делать то же, что и Родитель. Заметь же, как Он желает доказать, что принадлежащее только Отцу принадлежит и Ему; Он не просто восставил расслабленного, но сказав: «Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи». Так он желал и старался доказать особенно то, что Он имеет одинаковую власть с Отцом.

8. Итак, будем тщательно удерживать в памяти все это, равно как и сказанное вчера и прежде того дня, и молить Бога, чтобы оно осталось неизменным в нашей душе, и со своей стороны будем прилагать старание и приходить сюда постоянно. Таким образом, и прежде сказанное мы сохраним, и другое вновь приобретем; а если что-нибудь изгладится временем, то легко можем возвратить непрерывным учением. И не догматы только пребудут целыми и неповрежденными, но и в поведении будет соблюдаться великая осмотрительность, и проведем мы настоящую жизнь в радости и душевном спокойствии. Подлинно, какая бы скорбь ни возмущала душу, когда мы придем сюда, она легко может прекратиться, потому что и теперь Христос присутствует, и приступающий к Нему с верою удобно может получить исцеление. Борется ли кто с постоянной бедностью, имеет ли недостаток в необходимом пропитании и часто ложится спать голодным? Пришедши сюда и выслушав Павла, который говорит, что он проводил жизнь в голоде, в жажде и наготе, и не один, не два и не три дня, но постоянно переносил это, – а это именно выражают слова его: «Даже доныне терпим голод и жажду, и наготу» (1Кор.4:11), – он получит достаточное утешение, научившись из сказанного, что не по ненависти и забвению о нем Бог попустил ему жить в бедности, – потому что если бы это было следствием ненависти, то Он не поступил бы испытывать это Павлу, который был любезен Ему больше всех людей, – а по попечению и промышлению, и с целью – вести к большему любомудрию. Подвергается ли кто-нибудь другой болезни и бесчисленным страданиям телесным? Достаточным утешением для него могут быть тела этих расслабленных, и вместе с ними блаженный и доблестный ученик Павлов, который постоянно находился в болезнях и никогда не имел отдохновения от продолжительной немощи, как и Павел говорил: «Употребляй немного вина, ради желудка твоего и частых твоих недугов» (1Тим.5:23), а не просто недугов. Иной оклеветан, так что распространилась о нём худая молва в народе, и это наполняет скорбью душу его и терзает ее непрестанно? Такой, пришедши и услышав: «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах» (Мф.5:11–12), – отложит всякую скорбь и получит всякую радость, потому что Господь сказал: «Возрадуйтесь в тот день и возвеселитесь, ...когда ...пронесут имя ваше, как бесчестное» (Лк.6:22–23). Таким образом, Он утешает тех, о которых говорится худо; а тех, которые говорят худое, Он устрашает другими словами: «За всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда», как о добром, так и о худом (Мф.12:36). Иной потерял дочь или сына, или кого-нибудь из близких? И тот, пришедши сюда и услышав Павла, который скорбел в настоящей жизни и желал видеть будущую, и тяготился пребыванием, выйдет отсюда с достаточным врачевством от слов его: [об усопших же] (κεκοιμημνων) «не хочу же оставить вас, братия, в неведении об умерших², дабы вы не скорбели, как прочие, не имеющие надежды» (1Фес. 4:13). Не сказал: «об умерших» (απουνησκόντων), но: «об усопших», выражая, что смерть есть сон. Как тогда, когда мы видим спящего, мы не тревожимся и не смущаемся, ожидая, что он непременно встанет, – так и тогда, когда увидим умершего, не будем смущаться и падать духом, – потому что и это сон, хотя продолжительнейший, однако сон же. Так названием усыпления он утешил плачущих и отразил возражения неверующих. Если, говорит, ты нетерпеливо оплакиваешь усопшего, то делаешься подобным неверующему, который не имеет надежды воскресения. Тот справедливо плачет, так как не может нисколько любомудрствовать о будущем; а ты, получивший столько доказательств касательно жизни будущей, зачем впадаешь в ту же слабость, как и он? Поэтому и говорит: [об усопших же] «не хочу же оставить вас, братия, в неведении об умерших, дабы вы не скорбели, как прочие, не имеющие надежды».

Не из Нового только, но и из Ветхого Завета можно заимствовать достаточное утешение. Так, когда ты слышишь об Иове, который после потери имущества, после погибели стад, потерял не одного, двух, или трех, а целый сонм детей в самом цветущем возрасте, при таких душевных добродетелях, то хотя бы ты был слабее всех, можешь легко ободриться и сделаться терпеливым. Ты, человек, по крайней мере, находился при больном сыне, видел его лежащим на одре, слышал последние слова его, присутствовал при последнем вздохе, закрыл ему глаза и заключил уста; он же не присутствовал при своих детях, когда они испускали дух, не видел их при смерти, но одним гробом послужил для всех них дом, и на одну и ту же трапезу излился их мозг вместе с кровью, – и бревна, и черепицы, и пыль, и раздавленные тела, все смешалось вместе. Однако, и после столь многих и столь великих зол он не плакал и не роптал, но что говорил? «Господь дал, Господь и взял; [как угодно было Господу, так и сделалось;] да будет имя Господне благословенно!» (Иов.1:21). Эти слова будем говорить и мы при всех обстоятельствах, случающихся с нами; случится ли потеря имущества, болезнь телесная, обида, клевета или какое-нибудь другое из человеческих бедствий, будем говорить: «Господь дал, Господь и взял; [как угодно было Господу, так и сделалось;] да будет имя Господне благословенно!». Если мы будем так любомудрствовать, то никогда не потерпим никакого зла, хотя бы испытывали бесчисленное их множество, но произойдет больше пользы, нежели вреда, больше благ, нежели зол; этими словами ты сделаешь милостивым к тебе Бога, и отразишь насилие врага. Как только язык произносит эти слова, тотчас отбегает дьявол; а когда он отбегает, тогда удаляется и облако печали, вместе с удалением его рассеиваются и прискорбные наши помыслы; и кроме всего этого ты приобретешь все блага и здешние, и небесные. Верный пример этого в Иове, в апостолах, которые, презрев для Бога здешние бедствия, получили вечные блага. Будем же покорными, и станем радоваться всему случающемуся и благодарить Человеколюбивого Бога, чтобы нам и настоящую жизнь провести благополучно, и сподобиться будущих благ, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава, честь и держава всюду, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.